CC BY
43
родителей и детей, необходимость выстраивания диалога друг с другом и ребенком.
В «Денискиных рассказах» гиперболичны не только монолог и диалог героев, но и сама ситуация. Гиперболические детали вкраплены в изложение в рассказе «Ровно 25 кило». Денис и Мишка участвовали в особенном конкурсе, в котором участникам нужно весить ровно 25 кило, чтобы получить премию. Денису не хватило пятисот граммов, поэтому он придумал хитрый способ - допить бутылку ситро, который как раз вмещает в себя поллитра жидкости. Но через силу пить сложно, после трех четвертей второго стакана герой был «уже полный. До краев», потом ему казалось, что он «лопнет», наконец он даже «... говорить не мог Потому что вода перепилась уже выше горла и булькала во рту И понемножку выливалась из носа» [5, с. 263]. Гиперболизация здесь основана на сравнении тела Дениса с сосудом, наполненным водой. Необычное описание Дениса отчетливо и скульптурно передает его состояние и создаёт комическую атмосферу. Когда Денис выиграл премию, он не мог говорить. Слова клоуна случайно попали в самую точку: «Ну и мальчик! Выиграл «Мурзилку», а сам молчит, как будто воды в рот набрал!» [5, с. 264]. Эта метафора становится реализованной.
Гипербола ситуации и речи сочетается и переплетается в рассказе «Пожар во флигеле, или Подвиг во льдах...». Денис и Мишка, опаздывая на занятия, очень быстро бежали: «И мы полетели, как молнии» [5, с. 177]. Они решили
Библиографический список
придумать уважительную и благородную причину опоздания на урок. Гиперболична не только речь о скорости бега, а также сама ситуация вранья. Каждый из героев воссоздает ситуацию благородного поступка, но каждый придумывает и воспроизводит свой вариант. Денису ближе оказалась версия спасения маленькой девочки из огня, а Мишке - вызволение мальчика из-подо льда. При воссоздании ситуации герои использовали речевую градацию: Денис - глаголы «пищит», «плачет», «задыхается», подобные глаголы употреблял и Мишка: «кричит», «барахтается», «пищит» и т.д., но применил он их к другой ситуации. Эти слова усиливают напряженность ситуации, а совпадение их контекстуальной функции и противоположность обстановки вызывают смех. Пожар и лед, девочка и мальчишка, женщина и дедушка, все это создает зеркальную ситуацию и в то же время усиливает гиперболичность и комичность вранья.
В «Денискиных рассказах» гипербола играет существенную роль в создании определенных мизансцен в маркировании характеров героев, выявлении их речевых особенностей. В изображении мира главного героя гипербола естественна и необходима для выражения его эмоционального состояния (смех, плач, сопереживание другим и т.д.), выявления его взаимоотношений с взрослыми, с детским коллективом. С помощью гиперболы автор создает комический эффект в мизансценах, раскрывающих своеобразие мира ребенка и субкультуры детства в целом.
1. Недува Э.Ш. Творчество Носова и его роль в развитии жанров юмористической прозы для детей. Диссертация ... кандидата филологических наук. Москва, 1981.
2. Дземидок Б. О комическом. Москва: Прогресс, 1974.
3. Пропп В. Проблемы комизма и смеха. Москва: Искусство. 1976.
4. Литературная энциклопедия терминов и понятий. Главный редактор и составитель А.Н. Николюкин. Москва: НПК "Интелвак", 2001.
5. Драгунский В.Ю. Денискинырассказы. Москва: Эксмо, 2015.
6. Сивоконь С.И. Веселые ваши друзья. Москва: Детская литература, 1980.
References
1. Neduva 'E.Sh. TvorchestvoNosova iegorol' vrazvitiizhanrovyumoristicheskojprozy dlya detej. Dissertaciya ... kandidata filologicheskih nauk. Moskva, 1981.
2. Dzemidok B. O komicheskom. Moskva: Progress, 1974.
3. Propp V. Problemy komizma i smeha. Moskva: Iskusstvo. 1976.
4. Literaturnaya 'enciklopediya terminov iponyatij. Glavnyj redaktor i sostavitel' A.N. Nikolyukin. Moskva: NPK "Intelvak", 2001.
5. Dragunskij V.Yu. Deniskiny rasskazy. Moskva: 'Eksmo, 2015.
6. Sivokon' S.I. Veselye vashidruz'ya. Moskva: Detskaya literatura, 1980.
Статья поступила в редакцию 14.11.19
УДК 398 DOI: 10.24411/1991-5497-2019-10215
Abeldinova E.N., Moscow State University of Technology and Management n.a. K.G. Razumovsky (Moscow, Russia), E-mail: [email protected]
THE TRADITIONS ON THE BORDER OF SPRING AND SUMMER IN BRYANSK INTERFLUVE OF THE IPUT AND THE SNOV RIVERS. The work explores musical traditions of the Bryansk interfluve of the Iput and the Snov. It notes the important role of the ritual complex of the spring-summer borderland, which includes a significant calendar period from Easter to the holiday of Ivan Kupal. The presence of three components is noted as the specifics of this complex: the calendar and ritual complex of a farewell of Strela, Sula, Dub etc., mythological representations and songs related to the gryanaya week and the Kupala complex. In the local ritual, similar and distinctive features are noted with the neighboring Ukrainian and Belarusian traditions.
Key words: Russian-Belarusian-Ukrainian region, spring-summer borderland, mythological characters, ritual actions, choreography, musical code.
Е.Н. Абельдинова, Московский государственный университет технологий и управления имени К.Г. Разумовского, г. Москва,
E-mail: [email protected]
ТРАДИЦИИ ВЕСЕННЕ-ЛЕТНЕГО ПОГРАНИЧЬЯ В БРЯНСКОМ МЕЖДУРЕЧЬЕ ИПУТИ И СНОВА
В работе исследуется музыкальная традиция брянского междуречья Ипути и Снова, отмечается важная роль обрядового комплекса весенне-летнего пограничья, включающего в себя значительный календарный период, длящийся от Пасхи до Ивана Купала. В качестве специфики данного комплекса отмечается наличие трех компонентов: календарно-обрядового комплекса проводов Стрелы, Сулы, Дуба и т.п., мифологических представлений и песен, связанных с Гряной неделей и купальским комплексом. В местной обрядности отмечаются сходные и отличительные черты с соседними традициями -украинской и белорусской.
Ключевые слова: русско-белорусско-украинский регион, весенне-летнее пограничье, мифологические персонажи, обрядовые действия, хореография, музыкальный код.
Весенний календарный период в традициях восточных славян является, вероятно, самым насыщенным в отношении обрядов и связанных с ними мифологических представлений. Согласно исследованиям последних десятилетий, весенний сезон у восточных славян делится на два периода: ранневесенний и поздневесенний. Границей между ними, как правило, является Пасха. Среди ритуальных практик поздневесеннего периода наибольшую развитость и значимость имеют песни и обряды пограничья весны и лета, оформляющие переход от одного календарного сезона к другому. Именно они и являются предметом нашего рассмотрения.
Исследуемая территория представляет собой один из регионов русско-украинско-белорусского пограничья, а именно - брянское междуречье Ипути и Снова (оба притока в конечном итоге входят в бассейн Днепра). В современном
административном делении данный локус соответствует юго-западным Злын-ковскому и Климовскому районам Брянской области, граничащими с Украиной и Белоруссией. Он выделен на основании полевых исследований брянского музыкального фольклора, показавших, что в бассейне этих рек существует традиция, отличная от соседних территорий.
Календарная традиция данного региона органично вписывается в календарную систему восточных славян, но при этом имеет свои локальные особенности. Так, ранневесенний период представлен здесь исключительно веснянками, исполняемыми девушками (средокрестные песни, игровые хороводы и игры подростков отсутствуют). На Пасхальной неделе здесь пели только тропарь «Христос Воскресе» (волочебные песни не фиксируются), в то время как поздневесенний период, напротив, чрезвычайно насыщен обрядами и музыкальным материалом.
Особенностью местной календарной системы, прежде всего, является то, что обряды, соотносимые с весенне-летним пограничьем, отмечаются здесь очень рано, часто уже с Пасхальной недели и длятся, в разных узколокальных традициях, либо до Ушестя 'Вознесения', либо до Троицы, а в отдельных населенных пунктах - даже до Ивана Купалы. Таким образом, к троицко-купальскому периоду отчасти примыкает пасхальный.
Ключевыми датами местного весеннего календаря являются: Благовещение, Пасха, Яркусное 'Фомино' воскресенье, Радуница, Ушестя, Троица, Гряная неделя, (в том числе Сухой четверг), Иван Купала, условно можно присоединить и Петров день. Главная особенность периода заключается во множественности, повторяемости разных по форме, но сходных по функции обрядов.
Это время имеет особое значение в жизни местного населения. Его мифологическая семантика реконструируется как пребывание предков и представителей иного мира среди живых, поэтому с ним связаны различные запреты и предписания, а также действия, направленные на приветствие и последующее изгнание потусторонних сил.
Первый обрядовый комплекс данного периода представлен хороводными практиками. В этом ареале он может начинаться с Пасхи или Благовещения и имеет множество именований: вождение Стрелы, или Сулы, или Старца, Утицы, Дуба, Лучи. Песни, сопровождающие действия, имеют соответствующие ин-ципиты: «Летела стрела», «От дуба, дуба», «Сула, Сула, речка» и т.д. Эти названия трактуются исполнителями двояко: как обозначение толпы людей, ведущих хоровод, а также как «вождение» определенного персонажа, что подчеркивается в текстах песен.
Во многих узколокальных традициях такими персонажами являлись ряженые. Как правило, это были одна или две женщины - Старец и Старчиха, переодетые в лохмотья и старую одежду, иногда они вымазывали лицо сажей, «чтобы не могли узнать». В селе Лобановка (Климовский р-он), например, их называли Дед и Баба, а в Петровой Гуте (Климовский р-он) - Старик и Старуха. Часто ряженые считались главными персонажами в вождении Стрелы, Сулы и т.п.: возглавляли процессию, стояли в центре хоровода и плясали, собирали угощения в холщовые сумки.
«Стрелу, Утицу или Дуба водили в основном девушки и женщины. В круговой же хоровод вместе с ними могли становиться мужчины и парни - «кто посмелей». В центре карагородов, которые водили на Пасху в поселке Дохновы (Климовский р-он), плясали мужчины», - указывает С.А. Латышева [1, с. 128].
Обращает на себе внимание использование предикатов водить, проводить и проч. Известные исследователи Л.Н. Виноградова и А.А. Плотникова о семантике подобных явлений пишут следующее: «Вождение - ритуальное действие, главный элемент обрядов-шествий, центральная фигура которых ряженый. Включается в календарные обряды преимущественно двух типов - обходного и проводного: в первом группа участников водит ряженого по домам, исполняя благопожелания и получая вознаграждение; во втором ряженого изгоняют за пределы села. Для обоих типов характерна терминология, основанная на глаголах "водить" и "ходить"» [2, с. 390].
Местной спецификой хороводов-шествий является сочетание обходного и проводного ритуалов. С одной стороны, они содержат обходы дворов участниками действа, которых встречали возле каждого дома, вынося на улицу стол с угощениями. Данная практика напоминает отчасти, волочебный обряд, не зафиксированный в данной традиции, отчасти, обряд щедрования, проводимый на Святки. Но, с другой стороны, главная семантика данного комплекса - проводная, что отмечается и другими исследователями. Например, С.А. Латышева о западно-брянских хороводах пишет следующее: «Ритуальные вождения, маркировавшие в западно-брянском календаре весенне-летнее порубежье, можно рассматривать как специфическую форму проводных ритуалов. «Проводная» семантика хороводных шествий, отмечавших весенне-летнее пограничье, зафиксирована и в исполнительской терминологии: их определяли и как проводить карагод / Луку / Старца и, наконец, проводить Весну» [1, с. 130].
Таким образом, вождения карагодов, Стрелы, Сулы и т.п. выполняют две функции, а именно магическую функцию календарных проводов и хороводную - маркирование всего весеннего сезона. Поэтому исполняемые в этот период песни можно назвать календарными хороводами.
Единого времени завершения карагодного цикла в данной местности нет. Чаще всего последние хороводы проводятся на Ушестя, реже - на Троицу, но иногда их могут водить даже на Купалу.
Хороводная традиция на территории русско-украинско-белорусского по-граничья чрезвычайно развита и зафиксирована многими исследователями, такими как: А.И. Рубец, Л.А. Бачинская, К.Г Свитова, Т.П. Лукянова, В.И. Елатов, Н.М. Савельева, В.Е. Гусев, Ю.И. Марченко и др. [3, с. 129 - 147]. Обращает на себя внимание большое число напевов карагодных песен. В интересующем нас регионе к настоящему времени зафиксировано до 50 образцов. Местная традиция хороводных проводов весны вписывается в более крупную систему брянского и гомельского Полесья и распространяется далее на восток и север.
Троица отмечена на исследуемой территории слабо, по всей видимости, это связано с тем, что данная зона примыкает к традиции восточного Полесья, для которого троицкий комплекс не актуален. Из всех характерных для восточных славян компонентов в данной традиции присутствует май - украшение домов зеленью и, редко, вождение карагодов. Кумление как центральный эпизод тро-
ицкого цикла на русской территории здесь отсутствует, а существует лишь в виде ритуальной трапезы и проводится на Петров день.
Следующий комплекс, проводная семантика которого очевидна, связан с Гряной неделей, наступающей после Троицы. Гряная неделя осознается здесь как особый опасный период, с чем связан ряд запретов и предписаний. Так, например, в эти дни нельзя ходить на реку, стирать, заниматься строительными работами, колоть дрова, вязать, вышивать, пришивать пуговицы, ставить на одежде заплатки, супругам нельзя жить половой жизнью. Все овощи необходимо посадить и прополоть до Гряной недели.
А еще - это период вождения и проводов русалки. Русалки как представители иного мира находят отражение в системе мифологических представлений у всех восточных славян, по местным поверьям - это умершие дети или незамужние девушки, и утопленницы. Живут русалки в жите, на деревьях: Русалки длинные на вербах калышатся, деды гаварыли (пос. Красные Ляды, Климовский р-он), а также вблизи водоемов, в реке, на озере. При они этом иногда плачут: «Пойдишь явер рвать, дак яна [русалка] в речки сядить, воласы распустя и галося, як па пакойнику, это было, як была не священная, не крещёная земля, яны были, теперь нет» (с. Боровка, Климовский р-он). Носители традиции отмечают, что русалки пугают детей; могут украсть цыбулю: «[Молодежь] цыбулю пакрадять, а на русалку свернять» (с. Н. Юрковичи, Климовский р-он). Считается, что выглядит этот персонаж как красивая молодая девушка с распущенными (растрёпанными - с. Курозново, Климовский р-он) волосами, одетая в длинную белую одежду. Из-за своей красоты они вызывают интерес у парней: «На озере Русалки как девуки, как люди, красивые, хлопцы хадили сматреть» (с. Черно-оково, Климовский р-он). В отдельных узколокальных традициях Русалок отождествляли с ведьмами. «На Ушестя водили ведьму - русалку» (д. Шурубовка, Злынковский р-он).
Русалки воспринимаются местными жителями как вредоносные духи, представляющие опасность, и потому людям необходимо избавиться от них, убрать. Водили или хоронили (хавали) русалку, как правило, в последующее после Троицы воскресенье (на Петровские заговены). При этом русалкой наряжали девочку, девушку (часто - сироту) или несколько девочек или девушек (две - три), либо женщину, в зависимости от местных традиций. Она была одета в льняную рубашку или в специально сшитое длинное платье, порой ее полностью обвешивали ветками зелени, волосы обязательно были распущены, иногда они закрывали лицо, их могли украсить лентами, на голову русалке надевали венок. В некоторых селах девочка-русалка несла в руках букет из цветов и крапивы или просто пук крапивы, которым хлестала (стрекала) сопровождающих.
С русалкой шли по селу, ее могли возить на тачке или нести на носилках и потом выводили за пределы села, например, на кладбище, но чаще всего - в жито. В засеянное поле участники процессии бросали венки, старались повалить русалку на всходы - выкачать ее, т.е. повалять по житу.
Зафиксированы описания, использования в роли русалки простой хозяйственной ступы с толкачом (с пестом), обернутой в кожух, которую женщины обносили вокруг ржи. О связи ступы и песта с русалками пишет А.Л. Топорков: «По поверьям белорусов-полешуков Пинского уезда, русалки живут на дне рек и в мае месяце, до восхода солнца, по утрам в хорошую погоду выходят из рек нагие, с толкачами, пляшут во ржи и поют» [4, с. 190].
Особое значение на Гряной неделе имеет так называемый Сухой четверг. Жители сел в этот день на улицу выносят просушивать зимнюю верхнюю одежду, чтобы защитить ее от плесени и паразитов. Можно предположить, что это предписание исходит из обряда вывешивания одежды для русалок, бытовавшего в Полесье.
С этим комплексом связано пение специальных календарных песен - гря-ных. Всего зафиксировано шесть текстов гряных песен, исполняющихся на два напева, известных и в Белоруссии. Один из них преобладает и имеет широкую территорию распространения. Это знаменитый напев со стихом 6 + 6, известный, в частности, по песне «На гряной неделе» из публикации К.П Свитовой «Народные песни Брянской области» [5, с. 48]. А на Украине только он и обслуживает данный обряд. Интересна географическая картина распространения напева: на севере ареала, в Смоленской области, на него поют духовские или майские песни, а на Брянщине, в Белоруссии и Украине, они существуют как гряные.
Таким образом, второй проводной комплекс, зафиксированный в традиции, связан с Гряной неделей, обрядом проводов русалки и пеним гряных песен.
Замыкает весенний сезон празднование Ивана Купала. Время его проведения здесь, как и везде, темное, пограничное, вечер и ночь. В обряде ярко выражена связь с природными стихиями - огнем и водой. В фольклорных текстах присутствуют мотив, связанный с солнцем и мотив перехода к лету, жатве.
Л.Н. Виноградова к ритуальным действиям и верованиям купальской обрядности у славян относит:
- сбор растений, украшение зеленью домов, дворов, людей и домашнего скота;
- хождение к воде, купание, обливание водой, сплавление по реке венков и трав;
- разжигание костров, игры и хороводы возле них, символическое уничтожение в костре нечистой силы, перепрыгивание через огонь;
- выслеживание и отпугивание ведьмы;
- ночные бесчинства молодёжи [6, с. 194 - 195].
Практически все из вышеперечисленных компонентов нашли отражение в исследуемой традиции. Здесь распространена обрядность, связанная с растениями: сбор лекарственных трав, плетение веников, поиск цветущего папоротника, ритуальное бросание крапивы в капусту и др. Именно к Иванову дню здесь приурочено бросание венков в реку и гадание на них. «Ходили в лес, на речку, кто -куда, венки кидали в речку, смотрели - замуж пойдешь или умрешь, лазили за венками» (с. Чернооково, Климовский р-он).
Праздник не обходится без перепрыгивания через костер, иногда на Купалу поджигают привязанные к вербе деревянные колеса (катки). Часто действа происходят вблизи водоемов.
Немаловажно, что Купала - последний этап борьбы с потусторонними силами перед жатвой, без которого немыслим дальнейший сельскохозяйственный труд. Так, например, девушки с целью оберега от нечистой силы украшали жгучими растениями дома: «Рвали цветы, на окна крапиву вешали снаружи, чтобы ведьма не влезла, вечером. А в хату лугавые, на окна ставили» (с. Курозново, Климовский р-он). В этом обычае прослеживается связь с троицкой обрядностью.
Ритуальные бесчинства молодёжи, схожие с местными святочными, подчеркивают особость периода. В ночь под Ивана Купалу молодежь могла срывать лавочки, заборы, ворота, перемещать их от соседа к соседу, переносить другие предметы. Также было распространено выкапывание гряд, когда добытые необычным путем (а именно - украденные с чужих огородов) овощи «сажали» вдоль дороги или поперек ее на перекрестках. Иногда такое действо было связано с гаданием: «Выкапывали гряды. Хлопцы брали плуг и перекапывали на растаньках 'перекрестке'. Ходим, наряд пишем с вечера: стольки кукурузы у том доме вырвать нада... па-мидоры, гарбузы, капусты, усяго па нямножку набираем и паливать вады нясом туда. Растаньки засадим. Яно цвите усё, а каровы гонятся утрам
Библиографический список
- иди, наблюдай: чиё тая [корова] уже первае хватя, тая замуж пойдя» (с. Истопки, Климовский р-он).
Как специфически местный обряд следует отметить установление молодежью куклы перед определенными дворами. Этот знак должен был стимулировать к вступлению в брак «засидевшихся в девках» или старых холостяков. Кукла также могла означать, что этой семье давно пара заводить детей. Делали куклу из соломы, наряжали в платье - для парня, для девушки - в штаны, вешали ее на калитке или сажали перед домом на устроенную грядку: «Если халастяк живёт доуга-доуга, ему делали кукалку, делали грядачку, сажали кукалку, что пара жаниться тебе. И даже пажилым ставили, у каго нет дятей» (с. Брахлов, Климовский р-он).
Песни, оформляющие купальский обряд, получили достаточно широкое распространение на Украине и в Белоруссии, а также в западных регионах России. И.В. Клименко выделяет девять типов купальских песен, характерных для восточных славян [7]. Зафиксированные на нашей территории образцы соответствуют типам А и Б, описанным украинскими исследователями. Согласно представлениям российских этномузыкоголов о структурно-типологических направлениях, данные купальские песни принадлежат к одному ритмическому типу с двумя композиционными версиями. Пограничное положение купальского цикла проявляется в частности в том, что после него поют уже только жнивные и другие летние песни.
Комплекс весенне-летнего пограничья в брянском междуречье Ипути и Снова представляет собой довольно сложную систему, включающую в себя специфическую традиционную терминологию, представления о мифологических персонажах, обрядовые действия, развитую хореографию, особый музыкальный код. Его особенность проявляется в мультипликативности обрядовых календарных практик, рассредоточенности во времени всякого рода проводов и подвижности сроков их проведения.
1. Латышева С.А. Западно-брянские хороводные песни в контексте весеннего сезона (в свете новых экспедиционных материалов). Вопросы этномузыкознания. 2013; № 2 (3): 127 - 139.
2. Виноградова Л.Н. Иван Купала. Славянская мифология: Энциклопедический словарь. Москва: Международные отношения, 2002.
3. Гусев В.Е., Марченко Ю.И. «Стрела» в русско-белорусско-украинском пограничье. Русский фольклор. Этнографические истоки фольклорных явлений. Ленинград: Наука, 1987; Т. XXIV.
4. Топорков А.Л. Ступа и пест. Славянские древности: Этнолингвистический словарь: С (Сказка) - Я (Ящерица). Москва: Международные отношения, 2012; Т. 5.
5. Свитова К.Г. Народные песни Брянской области. Москва: Музыка, 1966.
6. Виноградова Л.Н., Плотникова А.А. Вождение. Славянские древности: Этнолингвистический словарь. Москва: Международные отношения, 2012.
7. Клименко 1.В. Насшви купальсько-пефвсько!' приуроченосп в украшав: макроареалопя. Полюький реестр купальсько-пе^вських мелоформ. Проблеми етномузико-логй. 2010; Вип. 5: 138 - 155.
References
1. Latysheva S.A. Zapadno-bryanskie horovodnye pesni v kontekste vesennego sezona (v svete novyh 'ekspedicionnyh materialov). Voprosy 'etnomuzykoznaniya. 2013; № 2 (3): 127 - 139.
2. Vinogradova L.N. Ivan Kupala. Slavyanskaya mifologiya: 'Enci'klopedicheskijslovar'. Moskva: Mezhdunarodnye otnosheniya, 2002.
3. Gusev V.E., Marchenko Yu.I. «Ctrela» v russko-belorussko-ukrainskom pogranich'e. Russkij fol'klor. 'Etnograficheskie istoki fol'klornyh yavlenij. Leningrad: Nauka, 1987; T. XXIV.
4. Toporkov A.L. Stupa i pest. Slavyanskie drevnosti: 'Etnolingvisticheskijslovar': S (Skazka) - Ya (Yascherica). Moskva: Mezhdunarodnye otnosheniya, 2012; T. 5.
5. Svitova K.G. Narodnye pesni Bryanskoj oblasti. Moskva: Muzyka, 1966.
6. Vinogradova L.N., Plotnikova A.A. Vozhdenie. Slavyanskie drevnosti: 'Etnolingvisticheskijslovar'. Moskva: Mezhdunarodnye otnosheniya, 2012.
7. Klimenko I.V. Naspivi kupal's'ko-petrivs'koï priurochenosti v ukraïnciv: makroarealogiya. Polis'kij reestr kupal's'ko-petrivs'kih meloform. Problemi etnomuzikologii. 2010; Vip. 5: 138 - 155.
Статья поступила в редакцию 14.11.19
УДК 81'42 DOI: 10.24411/1991-5497-2019-10216
Bogachanova T.D., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Novosibirsk State Medical University (Novosibirsk, Russia), E-mail: [email protected]
STUDY OF TYPES OF A LINGUISTIC PERSONALITY IN THE ASPECT OF VARIABLE MANIFESTATION OF META-LINGUISTIC CONSCIOUSNESS ON THE BASIS OF ANALYSIS OF SECONDARY TEXTS IN TEXTUAL PERCEPTION. The article is devoted to the study of the variable type of manifestation of the metalinguistic consciousness of the linguistic personality on the example of the analysis of products of its textual activity. Thrust is placed on the construction of a new typology of linguistic personality based on the studied degrees of manifestation of meta-linguistic consciousness and ways of working with secondary texts obtained during the linguistic experiment. Thus, the analysis of text material allows to reveal not only unique, but also variable type of manifestation of meta- linguistic consciousness at the level of textual perception. The study reveals that the variable type of manifestation of meta-linguistic consciousness of linguistic personalities is differentiated in a strict set of included meta-indicators and limited influence of linguistic and extralinguistic factors of text formation.
Key words: linguistic persona, degrees of emergence of metalinguistic consciousness, variable type of manifestation of metalinguistic consciousness.
Т.Д. Богачаноеа, канд. филол. наук, доц., Новосибирский государственный медицинский университет, г. Новосибирск, E-mail: [email protected]
ИССЛЕДОВАНИЕ ТИПОВ ЯЗЫКОВОЙ ЛИЧНОСТИ В АСПЕКТЕ ВАРИАТИВНОЙ ПРОЯВЛЕННОСТИ МЕТАЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ НА ОСНОВАНИИ АНАЛИЗА ВТОРИЧНЫХ ТЕКСТОВ ПРИ ТЕКСТОВОСПРИЯТИИ
Данная статья посвящена изучению вариативного типа проявленности метаязыкового сознания языковой личности на примере анализа продуктов ее текстовой деятельности. Делается акцент на построении новой типологии языковой личности, базирующейся на изученных степенях проявленности метаязыкового сознания и способах работы с вторичными текстами, полученными в процессе лингвистического эксперимента. Так, анализ текстового материала
