CC BY
57
Главное противостояние романа: пленные -фашисты. На протяжении всего романа писатель беспощадно выявляет бесчеловечность последних. Но в то же время автор, будучи предельно объективным, создает и положительные образы немцев (Франц, Герхард, Артур), показывая, что немецкий народ сам стал жертвой фашизма.
В романе смерть неразрывно связана с пленом, и каждый пленный живет на грани жизни и смерти. Рассуждения о жизни составляют два мотива романа: жизнь как надежда на будущее, вера в освобождение; человек жив лишь любовью к родине, к возлюбленной.
Некоторые герои от осознания того, что смерть неминуема, поднимаются до высот того, что есть возможность избавиться от ужасов плена. Появляются философские мотивы, связанные со смертью: отношение к смерти наполняется в плане содержания, смерть становится средством избавления из плена; смерть трактуется как проявление отваги, храбрости, бессмертие побеждает страх перед смертью; смерть - данное Аллахом испытание, завершение жизненного пути.
Таким образом, исследуемые роман и повесть по композиции, идейно-философской направленности, освещению философии жизни и смерти имеют много общего.
В повести-воспоминании «Между жизнью и смертью» философия жизни и смерти раскрывается посредством сюжета, композиции, хронотопа, системой образов. Хронотоп носит исторический и психологический (перцептуальный) характер. Историческое время отражает ход событий, а психологическое время используется для раскрытия внутреннего мира героев. Субъективный хронотоп автора раскрывает особенности эмоционального отношения к жизни и смерти, товарищам по плену, а также фашистам. В произведении присутствует два типа места: внутреннее, духовное пространство «я», а также реальные контуры места в жизни, что приводит к столкновению жизни со смертью.
Философия жизни и смерти - центральная в повести. Они возникает в неразрывной связи с понятиями «жизнь», «смерть» и «бессмертие». Жизнь у автора имеет две стороны и раскрывает противостояние жизни и смерти. В отношении жизни обозначаются несколько философских мотивов: жизнь как надежда на будущее, как освобождение из плена (когда жизнь - это борьба); стремление к свободе, родине обеспечивает жизнь. И в романе «Разрушенный бастион» философское начало достигается при помощи композиционной структуры, хронотопа, описания жизни героев, их внутреннего мира. Философия проявляется во всех плоскостях организации места и времени. Хронотоп романа также носит исторический и психологический характер. Он неразрывно связан с образом дороги.
Философия в романе передается через оппозиционные варианты. Оппозиция хронотопа родина/чужбина характеризует противостояние свободы и плена. Повторяется в романе и оппозиция надежда/отчаяние.
Философия составляет один из уровней романа, раскрывая философию жизни и смерти. Два мотива отражают жизнь: жизнь - надежда на будущее, вера в освобождение; человеку помогают выжить любовь к родине и возлюбленной. В романе возникают несколько философских мотивов: во-первых, смерть неизбежна; во-вторых, смерть - это отвага, храбрость.
УДК 821.221.18
Б. Р. Хозиев
ТРАДИЦИИ ПЕРЕВОДА РУБАИ В ТВОРЧЕСТВЕ МУЗАФЕРА ДЗАСОХОВА
В статье рассматриваются традиции перевода рубай в творчестве Музафера Дзасохова. Автор раскрывает глубокое проникновение переводчика в духовный мир Омара Хайама через переложение его рубаи на осетинский язык. Этот анализ дает возможность понять, что переводная поэзия есть искусство «преодоления» границ, в котором поэтическая традиция и классическое наследие играют решающую роль.
The article is investigating the traditions of Rubaiyat translations by Muzafer Dzasokhov. The author reveals the translator's deep insight into the inner world of Omar Khayyam through rendering Rubaiyat in Ossetian. This analysis provides the understanding that translating poetry is an art of overcoming borders, where poetic tradition and classic heritage are of primary importance.
Ключевые слова: традиции, рубаи, перевод, ритмика, рифма, трактовка, искусство переводчика, пафос, индивидуальность, философская точность языка.
Keywords: traditions, rubaiyat, translation, rhythmic, rhyme, interpretation, art of a translator, pathos, individuality, philosophic accuracy of a language.
«Сколько бы изданий книг Омара Хайяма не было, какими тиражами они не выходили - его стихи всегда в дефиците» [1]. Осетинский читатель постоянно тянулся к его поразительной мудрости, изложенной в изящных четверостишиях. «У него можно найти стихи и на трудную минуту в жизни, в минуты предельной искренности наедине с самим собой и в минуты веселого застолья с друзьями. Он уводит нас в космические дали и дает насущные житейские советы» [2]. Свои стихи Омар Хайям писал на языке фарси в жанре рубаи. Именно благодаря ему эта фор-
© Хозиев Б. Р., 2010
Б. Р. Хозиев. Традиции перевода рубай в творчестве Музафера Дзасохова
ма стала известна всему миру. Рубай - афористичное четверостишие, в котором рифмуются первая, вторая и четвертая строки. Иногда могут рифмоваться все четыре строки. «Омар Хайям писал исключительно рубаи» [3]. Его четверостишия «точны, лаконичны, выверены до единого слова» [4]. Поэтому любой поэт, задумавший перевести великого поэта, сталкивается с неимоверными трудностями. Адекватно передать внешнюю форму, метрический размер и содержательную часть невозможно ни на одном языке мира. Но это не останавливает переводчиков, которые трудятся в поте лица вот уже на протяжении целого тысячелетия. Видимо, исходя из этого постулата, среди многих наших критиков и поэтов живет твердая убежденность в том, что переводить Омара Хайяма на осетинский язык нет никакой необходимости. Возможно, это устойчивое мнение опирается на традиционное представление читательской среды о его «простоте», которое способствует переносу нашего внимания на содержательную сторону хайямов-ских рубаи, вобравших в себя «все заветы земных мудрецов». Однако несмотря на все предостережения авторитетных ученых, исследователей и практиков перевода, Музафер Дзасохов решил стать первопроходцем ради такого благородного, но рискового дела. Признанный мастер национального художественного слова взялся за такое дерзкое начинание, по крайней мере, три десятилетия назад. И вот в 1991 г. осетинский читатель был ошеломлен первой встречей с Омаром Хайямом [5]. В сборник переводов вошло ровно 100 рубаи [6], который несмотря на свой 20-тысячный тираж за считанные недели стал библиографической редкостью.
Успеху книги переводов способствовало еще одно обстоятельство: четверостишия являются наиболее устойчивой формой стиха и в творчестве самого Музафера Дзасохова. Поэт-переводчик использует в своей собственной поэтической практике несколько основных видов построения стиха (АБАБ, АБВБ, АБВА, ААББ, ААБА, АББА) с вариациями мужских и женских рифм. В силу особенностей осетинского стихосложения преобладают мужские, но переводчик постоянно стремится вносить разнообразие в стихотворения с общей схемой рифмовки за счет женских и дактилических окончаний. У Омара Хайяма же все рубаи имеют четко обозначенную рифму ААБА. Эта закономерность, естественно, лишала переводчика права на всякого рода маневры и обязывала по четко очерченной схеме показать все свое поэтическое мастерство. И надо признать прямо, что Музафер Дзасохов удачно справился с поставленной задачей. Это и позволяет рассматривать переводы рубаи Омара Хайяма как веху в его творческой биографии.
Когда первый бастион скептиков был повержен, этот успех вдохновил переводчика на перевод еще одной сотни четверостиший Омара Хайяма. И республиканское издательско-поли-графическое предприятие имени В. Гассиева сделало ему царский подарок - маленький шедевр полиграфии [7]. Сборник переводов великого рубаиста в хорошем смысле произвел двоякое впечатление: во-первых, мы познакомились не только с иллюстрациями Т. Алипченковой, но и с мозаикой на книжную тему. Конечно, можно по-разному относиться к стилю оформительницы, не воспринимать ее трактовку тем и сюжетов, но бесспорно одно: у художницы есть свой стиль, а у книги - свое лицо; во-вторых, главное достоинство книги, которое делает ее фактом оформительского искусства в области национального книгоиздания, - это, собственно говоря, умелый разброс художественного материала по всему сборнику.
Но до настоящего триумфа переводчика оставалось целое пятилетие упорного и плодотворного труда. Отрадно отметить, что Музафер Дзасохов блестяще справился с поставленной перед собой задачей: довел начатое дело до конца, то есть перевел все 817 рубаи на родной язык [8]. Так первыми двумя перевалами в поэзии Омара Хайяма нашему читателю открылись третий, четвертый, пятый, шестой, седьмой, восьмой и девятый... И на языке Анахарсиса - «одного из семи мудрецов» - во весь голос зазвучал стих «одного из семи поэтов» мира. Омар Хайям - стихотворец строгой поэтической формы, звука и образа. Поэтому его волшебно-гипнотический слог имеет решающее значение при переводе. Известно, что Музафер Дзасохов при переводе пользовался не только русским текстом, но и услугами специалистов по персидскому языку, которые помогли сделать ему подстрочники с языка оригинала. Это, соответственно, значительно усилило значимость выполненных переводов.
Божественная книга Омара Хайяма давно стала бесценным достоянием всего цивилизованного мира. Теперь к нему присоединилась и Осетия. Однако в основе своей (несмотря на ее ярко выраженный инонациональный пафос) этот вечный образец художественного творчества принадлежит персидскому народу точно так же, как Шекспир -английскому, Пушкин - русскому, Коста - осетинскому. Но если все же попытаемся понять, что есть персидский народ вчера, сегодня и завтра, поинтересуемся тем, о чем он думает, почему страдает, кому сочувствует, то именно в поэзии Омара Хайяма, где собраны думы и чаяния его современников, голос персидского народа звучит наиболее полно, звучно и вдохновенно. Таким постарался представить его осетинскому литературному сообществу Музафер Дзасохов.
Четверостишия (рубаи) Омара Хайяма в переводе Музафера Дзасохова убедительны, дышат по-осетински, как будто изначально родились в сердце нашего народа (оба языка представляют иранскую группу индоевропейской семьи языков). Десятки лет посвятил народный поэт Осетии переводам рубаи Хайяма [9]. И это была не простая работа: есть в книге такие четверостишия, которые имеют по несколько вариантов. Например, рубаи «Яраскаянья полон на старости лет» поначалу имело четыре варианта перевода:
Я раскаянья полон на старости лет. Нет прощения мне, оправдания нет. Я, безумец, не слушался Божьих велений -Думал все, чтобы только нарушить запрет.
1. Базжронд джн жз, жрцыди мж царды кжрон, Емж райдыдтон ме 'дылы митыл фжсмон. Ез Хуыцауы жвастжй жрра митж кодтон, Хжлдтон баржй йж фж дзжхст - куыд уыди мж
бон.
2. Ез зжронджй фжсмон кжнын райдыдтон тынг. Нжй мын ржстгжнжн, ахуысса, уастжн, мж
зынг.
Ез нж хъуыстон Хуыцаумж - жрра уыдтжн, зондхъуаг,
Тох-иу кодтон йж ныхмж, куыннж кж нон хъыг?!
3. Ез зжронджй фжсмон кжнын райдыдтон ныр. Ничиуал мж ысраст кжндзжн, нжй мын хатыр. Ез нж хъуыстон Хуыцаумж, жрра митж кодтон -Хжлдтон-иу ын йж фждзжхст, мжгуыр джн,
мжгуыр.
4. Ез зжронджй куы фжджн фжсмонгонд жгжр, Нжй мын ржстгжнжн, нжй мын хатыргжнжн джр. Ез жрра уыдтжн: ницжмж дардтон Хуыцауы, Хжлдтон алкжд йж фждзжхст, кжм уыди мж
сжр?! [10]
Но они не удовлетворили переводчика, и он взялся за пятый вариант, который и вошел в книгу:
Ез фжкодтон зжронджй жржджиу фжсмон. Нжу мын ысраст кжнын никжцы лжджы бон. Ез сжрхъжн уыдтжн: хастон Хуыцаужн тжрхон, Хжлдтон алкжд йж фждзжхст, зылын жй ху-ыдтон [11].
Такая требовательность к себе не могла не сказаться коренным образом на качестве переводов. Вот что писал о проделанной работе профессор Людвиг Чибиров: «...вершиной переводческого искусства М. Дзасохова, принесшей ему еще большую популярность в народе, является книга переводов рубаи классика восточной литературы Ома-
ра Хайяма» [12]. Безусловно, с точки зрения высоких требований и задач, предъявляемых к переводческой деятельности, эта книга - шаг вперед не только для самого Музафера Дзасохова, но и всей осетинской переводческой литературы Переводчик настолько проникся поэзией Хайяма, что мне показалось: рубаи, переложенные им на осетинский язык, - это не только выражение любви к великому поэту. Они стали для Музафера как бы выражением и собственных мыслей. С этим согласна и профессиональный специалист в этой области Марина Чибирова: «Глубокое проникновение в мир Омара Хайяма через переводы его рубаи на осетинский язык благотворно повлияло и на творчество поэта, который своими известными четверостишиями зарекомендовал себя как замечательный руба-ист...» [13]
Как и Хайям, Дзасохов не живописует панораму мира, а вглядывается в его смысл пристально, вдумчиво, разборчиво. «И Омар Хайям. звучит на осетинском так, что приходишь в удивление: как точно переводчик находит детали и слова, чтобы их передать, и точность эта не приблизительная. Она передает не только мысль, но и музыку слова, в них есть гармония и радость, ясность и глубина. Он чутко уловил в них и музыку жизни, и некую тайну, присущую творчеству Хайяма. Именно поэтому такой Хайям Дзасохова берет за живое» [14].
Бесспорно, вызывает уважение мастерство переводчика еще и потому, что это требует больших усилий: трудно уловить интонацию, передать иронию, заключенную в этих четверостишиях, философскую точность мысли и при этом удержаться на грани. Конечно, нельзя утверждать, что Хайям ничего не потерял при переводе, но Музафер Дзасохов сохранил его пафос, индивидуальность и незабываемый голос. Нельзя не согласиться с одним из первых рецензентов книги Б. Ханаевой в том, что к такому уровню «должен стремиться каждый переводчик» [15]. С этим утверждением напрямую соприкасается мнение известного переводчика Анатолия Дзан-тиева: «Чтобы еще раз убедиться в высоком профессионализме писателя, достаточно прочитать недавно вышедшие "Рубаи" Омара Хайяма в... превосходных переводах Музафера Дзасохова -плод труда долгих лет поэта» [16].
Переводная поэзия есть искусство «преодоления» границ, и никто не знает лучше, чем переводящий поэт. Ритмика, рифма, поэтическая традиция и классическое наследие играют в этом деле решающую роль. Сказанное подразумевает лиризм языка переводов. Поэтическая персона Музафера Дзасохова немыслима вне осетинской переводческой традиции. Дело в том, что либо перевод состоится, либо - нет! Прилагательными-определениями обычно прикрывают слабость
Е. С. Чистоткина. Реализация теургической концепции в творчестве Вяч. Иванова.
содеянного. Из всех вариантов наш переводчик предпочитает выбирать самое лучшее. И тогда читатели получают истинное удовольствие от осетинского Хайяма. Искусство переводчика еще в значительной степени зависит от умения находить отправную точку для приобщения к родному языку. В этом плане Музафер Дзасохов -последователь зангиевско-гулуевской линии в осетинской переводческой традиции. Его переводы размышляют, медитируют, располагают. Этим объясняется популярность переводов поэта не только у исследователей, но и у широкого круга осетинских читателей (20 тысяч проданных книг 1-го выпуска переводов из Омара Хайяма - яркое тому подтверждение). Подобное восприятие и трактовка поэтического жанра величайшего рубаиста позволяют ему уверенно чувствовать себя в иерархии переводческого истеблишмента.
Примечания
1. Иванов Г. В., Калюжная Л. С. Омар Хайям // 100 великих писателей. М.: Вече, 2000. С. 58.
2. Там же.
3. Хайям О. Рубаи. На осетинском и русском языках. М.: Изд-во «Менеджер», 2001. С. 13.
4. Там же.
5. Хайям О. Цыппарршнхъонта // Ирон жвзагмж Дзасохты Музаферы талмац. Дз^уджыхъ^у: Ир, 1991. 214 с.
6. Там же.
7. Хайям О. Рубаи / пер. на осет. Музафера Дзасохова. Владикавказ: РИПП, 1996. 240 с.
8. Хайям О. Рубаи. На осетинском и русском языках.
9. Дзуццаты Залиня. Хуыцау^й арф^гонд: Евдыст ^ рцыд Хетагкаты Къостайы номыл премимж // Ргвстдзинад. 2002. № 193. 4 окт.
10. Там же.
11. Хайям О. «Ез ф^кодтон з^ронд^й жр^джиау ф^смон» // Рубаи. На осетинском и русском языках. С. 224.
12. Чибиров Л. Воспевший Осетию. К 70-летию Музафера Дзасохова // Литературная газета. 2007. № 5. 7-13 февр. С. 5.
13. Чибирова М. Л. Художественный перевод и проблема национального колорита (на материале русских переводов осетинской поэзии второй половины ХХ века). Владикавказ: СОИГСИ, 2006. С. 102.
14. Ханаева Б. Омар Хайям заговорил и по-осетински: на соискание премии имени К. Л. Хетагурова // Северная Осетия. 2002. № 168. 10 сент.
15. Там же.
16. Дзантиев А. Свет добра и надежды: 60 лет Музаферу Дзасохову - известному поэту, прозаику и переводчику // Северная Осетия. 1997. № 78. 20 янв.
УДК 821.161.1
Е. С. Чистоткина
РЕАЛИЗАЦИЯ ТЕУРГИЧЕСКОЙ КОНЦЕПЦИИ В ТВОРЧЕСТВЕ ВЯЧ. ИВАНОВА (НА ПРИМЕРЕ ТРАГЕДИЙ «ПРОМЕТЕЙ» И «ТАНТАЛ»)
Статья «Реализация теургической концепции в творчестве Вяч. Иванова (на примере трагедий «Прометей» и «Тантал»)» посвящена анализу теургической концепции Иванова в свете его историософских изысканий и ее воплощению в творческом наследии мыслителя.
The article is devoted to analysing Ivanov's theurgic conception in the light of his historiosophic ideas and their implementation in the thinker's heritage.
Ключевые слова: теургия, мифотворческий, ди-онисизм.
Keywords: theurgy, mythopoetic, dionysism.
Мифологема Диониса стала лейтмотивом творчества Вяч. Иванова. Отдавая должное Ницше, который возвратил миру Диониса, «он обогатил опыт дионисийского мироощущения новой символикой и возвратил человеку веру в себя» [1]. Иванов расширяет ницшеанское понимание Диониса через мотив богоборчества, которое мыслится источником творческой энергии. Он рассматривает вопросы становления религии Диониса, ее сущность и особенности.
Иванов утверждает, что дионисийство есть древнейшая религия, в основе которой - пради-онисийский культ, представляющий собой почитание безымянного Героя. Дионис является богом «двуматерным» или «двурожденным». Отсюда и в самом образе Диониса различают двойственность: он и бог-жрец, и бог-жертва, преследователь и преследуемый, бог и змий. Из самого мифа о Дионисе и его смерти, автор выводит мысль о полярности жизни и смерти как двух противоположных состояний бытия. Миф о растерзанном Дионисе «становится у него философемой распада целостности мира» [2].
Важным моментом для мифотворческой концепции Иванова является то, что когда титаны растерзали тело Дионисово, то само их существо стало уже не только титаническим, но также и дионисийским. Вспоминая миф о создании человека из титанической первоматерии, мыслитель выводит идею о том, что тело человеческое так же восприемлет в себе частицу Диониса от титанической сущности своей. Это положение, несомненно, важно для понимания божественной при-
© Чистоткина Е. С., 2010
