CC BY
96
ТРАДИЦИИ ЧЕХОВА В САТИРЕ 16-й ПОЛОСЫ «ЛИТЕРАТУРНОЙ ГАЗЕТЫ»
В статье проводится сопоставление сатирических текстов 16-й полосы «Литературной газеты» (1967, 1977, 1987 и 1997 гг.) с рассказами раннего А.П. Чехова (1880-1887 гг.). Аспекты сопоставления: объекты сатиры, особенности сюжетостроения и создания образа, приемы комического. Отмечаются удачи и просчеты сатириков газеты в усвоении чеховского наследия.
В 1967 году в «Литературной газете» («ЛГ») образовалась сатирическая 16-я полоса, которая функционирует до сих пор. Название сатирической полосы - «Клуб «12 стульев» - убедительно свидетельствует о продолжении традиций зачинателей советской сатиры Евгения Петрова и Ильи Ильфа (их авторским штампом названа рубрика - «Стенгазета «Рога и копыта», Остап Бендер периодически становится героем публикаций). Но это не означает, что выдающиеся сатирики, работавшие над созданием полосы (Марк Розовский, Григорий Горин, Борис Брайн, Александр Иванов, Леон Измайлов и другие), ориентировались только на достижения Ильфа и Петрова. Регулярное обращение 16-й полосы к истории сатиры (в рубрике «Лавка букиниста» публикуются малоизвестные и неопубликованные ранее произведения М. Зощенко, А. Аверченко, Тэффи и др.) доказывает то, что ее авторам хорошо знакомо сатирическое наследие прошлого и оно активно используется.
Оценивая творческое прошлое газеты, современный ее редактор Юрий Поляков пишет: «Вся страна шутила, острила, иронизировала по-литгазетовски...» А далее редактор уверенно замечает, что «об этом культурно-эстетическом феномене, сыгравшем не последнюю роль в новейшей истории Отечества, еще напишут научные исследования» [1]. Насколько нам известно, научных исследований сатиры этой газеты не проводилось, если не считать отдельных упоминаний сатирических приемов «ЛГ» в обзорных статьях Ф. Ефимова [2] и И. Нелина [3] и собственные попытки сатириков систематизировать свое творчество [4]. В этой связи нами было предпринято системное обследование текстов 16-й полосы [5], в том числе и с точки зрения литературных традиций [6].
Настоящая статья посвящена анализу «следов» влияния А.П. Чехова на сатирические материалы разных жанров последней полосы «ЛГ». Полагаем, что ее авторы активно используют приемы классика русского юмора - Чехова, что признается самими создателями «Лите-
ратурной газеты». Об этом свидетельствует любопытный факт. В «ЛГ» от 14-20 июля (№28) сего года сделан анонс, где под портретом Чехова и его факсимильной росписью стоит сообщение: «15 июля 2004 исполняется 100 лет со дня смерти Антона Павловича Чехова. Этому посвящены материалы, опубликованные на 6й, 11-й и 16-й страницах этого номера «ЛГ»». Как видим, редакция газеты посчитала необходимым непременно связать юбилей именно с сатирической полосой своего издания. Мы также считаем, что репортерское и юмористическое начала Антоши Чехонте должны сблизить его с авторами 16-й полосы «ЛГ».
Цель нашего исследования - показать точки соприкосновения классика и авторов «ЛГ» в следующих аспектах:
- объекты сатиры;
- особенности сюжетостроения и создания
образа;
- приемы достижения комического.
Материалами для исследования послужили
рассказы, фельетоны, юморески раннего Чехова (1880-1887 гг.), написанные для различных газет и журналов («Московский листок», «Петербургский листок», «Будильник», «Стрекоза», «Зритель», «Осколки» и др.). Данные тексты сопоставлялись с рассказами и фельетонами «ЛГ», выбранными методом сплошной выборки за четыре опорных года: 1967 (год образования сатирической полосы), 1977, 1987 и 1997 годы. За это время нами было выявлено 469 текстов разных авторов, 112 - в первый исследуемый год, 168 - во второй, 118 - в третий и 71- в четвертый. Г оворя о жанровой принадлежности сравниваемых материалов, следует отметить, что под рубрикой «Фельетон» на 16-й полосе «ЛГ» за эти четыре года было опубликовано всего 17 произведений, под рубриками «Рассказ» и «Из цикла «Рассказики» - 65 текстов. В большинстве публикаций авторы не определяли жанр, размещая их под традиционными рубриками «Пересмешник», «Интеллигенты клуба» и др. либо без указания рубрики. Однако в большинстве про-
заических текстов «ЛГ» присутствуют публицистический, сатирический и художественный аспекты, что свидетельствует об их фельетонной основе1. Антоша Чехонте для прессы писал преимущественно рассказы, фельетоны и сценки2. Однако конкретные фельетонные факты (публицистический аспект) в произведениях, дошедших до нас, либо сознательно убраны3, либо за истечением времени превратились в исторические реалии. Поэтому вести анализ в различных жанрах нам видится неоправданным.
Приступая к анализу объектов сатиры в «ЛГ», необходимо напомнить, что Чехов, как известно, пытался обнажить «безобразную сущность человеческих отношений» [12], пошлость жизни, хамелеонство. Эти глобальные проблемы общества классик упаковывал в жизненную ситуацию, раскрывал с помощью частных, понятных всем пороков (жадность, зависть, мздоимство, всеобщее невежество), показывая тем самым весь «трагизм мелочей»4. Этот принцип высмеивания мелочей оказался актуальным для авторов «Клуба «12 стульев». Продемонстрируем это, сделав обзор сатиры по годам.
Авторы 16-й полосы «Л Г» в 1967 году не ставят перед собой задачи высмеивать пошлость жизни (не те были времена), а стараются бичевать, как говорили в то время, «отдельные, еще оставшиеся мещанские элементы». Они чаще всего высмеивают писателей-графо-манов и редакторов-невежд, деятелей искусства, в силу корысти или невежества забывших, что такое искусство (актер, описывающий в письме не творческие достижения, а цены на рынке [14]; директор балета, запретивший танцорам прыгать из-за «бесполезности» этого занятия [15]); маленького человека, вдруг осознавшего свою «важность» (токарь возомнил себя великим и знаменитым из-за случайного интервью с иностранными журналистами [16]). Темы маленького человека и графоман-ства в «ЛГ» 1967 года обнаруживают наибольшую связь с чеховской традицией. Графоман-ство и невежество - одни из любимых тем и у Чехова5, а случай, подобный истории с тока-
рем, описан классиком в рассказе «Радость» (2, 12), когда молодой Митя Кундаров был счастлив от того, что о нем написали в газете. Обоим героям не важно, сколь малозначительно и даже смешно они выглядели в прессе (токарь Сидоров рассуждает о редких породах собак, а фамилия Мити оказалась в хронике дорожных происшествий после того, как он попал под колеса повозки)6.
В 1977 году перо сатириков «ЛГ» стало более острым. Темы разнообразнее и конкретнее. Тексты лаконичнее. Складывается ощущение, что сатирики только что перечитали Чехова и поняли его мысль. Это может быть объяснено отчасти и тем, что с 1974 года в продажу стали поступать первые тома полного собрания сочинений Чехова, тираж которого был доступным - 300 000 экземпляров. И все чаще мы видим чеховский подход - показывать мелочь жизни во всех ее проявлениях. Жадность и чрезмерная «хозяйственность» обнаруживаются в, казалось бы, безобидных наставлениях жены о том, как носить новую дубленку, чтобы она не испортилась [17]. Все чаще и чаще, так же попутно, как и в произведениях Чехова, проскальзывает тема волокитства. В рассказе «Папаша» горничная вспархивает с колен хозяина (1, 27), а в «ЛГ» появляются «интригующие двусмысленные взгляды Прутикова на практикантку» [18]. В новых рубриках «Интеллигенты клуба» и «Номенклатура клуба» высмеиваются пороки, которых не должно быть у образованных людей. Так, в «ЛГ» от 23 февраля в рассказе «Находка» (по смыслу идентичном чеховскому «Бумажнику») Леонид Фульштинский показывает комичную до горечи сценку, когда два специалиста одного предприятия порвали только что найденную 50-рублевую купюру, так и не сумев поделить ее.
В своих произведениях Чехов часто высмеивал людей «из большинства» - малограмотных мещан и обывателей. А «ЛГ» высмеивает советское «большинство» - интеллигентов. 16-я полоса 77-го года показывает, что мещанские элементы остались не только в виде исключения;
1 О жанре фельетона см. работы Е.И. Журбиной [7]; Л.Е. Кройчика [8]; Я.Р. Семкина [9] и др.
2 О жанрах раннего Чехова см. работу С. Н. Малдановой [10].
3 По данным М.П. Громова [11], готовя рассказ «В вагоне» к публикации в сборнике, Чехов сам устранил все фельетонные
элементы: дьякон заменен крестьянином, убрана начальная фраза «.Самая лучшая Поляковская железная дорога» и другие реалии.
4 Этим термином Горький охарактеризовал особенность Чехова: «Никто не понимал так ясно и тонко, как Антон Чехов,
трагизм мелочей жизни» [13].
5 См. к примеру, «Мой юбилей» (1, 34).
6 Кстати, чеховский сюжет с попаданием под лошадь и последующей публикацией этого случая в газете, правда, уже с совер-
шенно другими целями и задачами, использован впоследствии в романе И. Ильфа и Е. Петрова «12 стульев».
газета раскрывает проблему глубже и смелее: чеховские обыватели просто превратились в советских интеллигентов.
Излюбленная тема 1987-го года - лжепре-образования предприятий в рамках перестройки (руководитель кондитерской фабрики вместо того, чтобы улучшить качество продукции, постоянно меняет название организации; другой начальник заставляет подчиненных на бумаге увеличивать количество производимых крышек). Понятно, что указанная тема несопоставима с чеховскими мотивами. Подобная ситуация происходит и в 1997 году. 16-я полоса стала ареной для выражения социального недовольства. Количество основных прозаических материалов 16-й полосы за год сокращается до 71, но за счет увеличения их объема они по-прежнему занимают около половины полосы. Юмористические фельетон и рассказ уступили место пессимистическим политическим памфлетам Олега Мороза и Павла Хмары. Основные темы - постоянное повышение стоимости жилищно-коммунальных услуг, несовершенство законодательства, нравственный и культурный упадок страны. Однако и эти годы не остаются без влияния Чехова, поскольку как свидетельство кризиса вновь выходит на первый план тема графоманства, а она, как отмечалось выше, часто являлась объектом насмешек классика. Другое влияние Чехова, внешне менее заметное, но тем не менее все же ощутимое, проявляется в практике конкретно-бытовых фельетонов, подобных фельетону Ирины Савельевой «Трудно быть гидом» («ЛГ», 1997, № 21), в котором рассказывается о том, что москвичам, пытающимся сэкономить на гиде, не разрешается рассказывать своим гостям-инос-транцам об экспонатах в музее. В данном случае «следы» влияния Чехова - в концентрации внимания на конкретной ситуации. В годы расцвета публицистики и внимания к политическим проблемам классик мог быть опорой для тех авторов, которых интересовал человек в конкретно-бытовой истории.
Переходя к рассмотрению сюжетостроения, подчеркнем, что близость сюжетных линий и образов в исследуемых нами материалах свидетельствует о переложении чеховских наработок в новое время, в новые жанровые условия. Сопоставим рассказ «Жених» Чехова и рассказ «История любви» Александра Портнера. Часто используемый образ железной дороги в обоих рассказах представлен как символ романтичных
отношений, а уезжающий поезд - символ изменчивости чувств. Вот две предкульминационные сцены: «Около одного из вагонов второго класса стояли молодой человек и молодая девушка. Оба прощались и плакали. «Не плачь, Петя. В субботу я непременно приеду.» («Жених» (2, 75)). «Сергей Павлович и Нина Петровна стояли у вагонного окна, молчали и со счастливыми улыбками щурили глаза от встречного ветра. Было решено, что они разводятся, и Нина Петровна переедет к Сергею Павловичу в Москву...» [19]. В обоих случаях «влюбленные» мужчины неспециально разбивают романтические отношения о корыстный быт. У Чехова жених совершенно искренне требует от своей любимой расписку о полученных от него 25 рублях. У Пор-тнера - мужчина отказывается начать производство изобретения своей любимой, боясь «полететь вверх тормашками» с хорошего места. В обоих произведениях любовь улетучивается со скоростью поезда. Разница в сюжетных линиях рассказов есть, и она симптоматична. У Чехова «белокурая девица» удаляется, как бы убегает от жениха («человека с сизым носом») вместе с поездом. А у Портнера оба «влюбленных» («милая» и «спокойный») едут определенное время в одном вагоне. Героиня также не лишена корыстных мыслей: размолвка начинается с ее шуточного, по словам автора, вопроса: «Ну, а когда собираешься запускать в производство мой насос? - просто так, даже в шутку спросила она». Как известно, у Чехова было правило - высмеивать всех героев, показывать их как бы в «одной цене». Именно этот принцип, как видим, знает Портнер и поэтому создает своих героев в типично чеховской традиции. Хотя сам классик в описываемом рассказе от своей манеры отошел.
Авторы «Литературной газеты» учились у Чехова и принципам раскрытия личности героя через постановку сюжета. В качестве подтверждения нашего тезиса рассмотрим подробнее два указанных ранее рассказа - «Папаша» Чехова и «Г.Ю. Цезарь» Анатолия Наумова. В обоих произведениях, как вы помните, присутствует сквозная тема волокитства (у Чехова состоятельный глава семейства балуется с гувернанткой, а у Наумова - чиновник-бездельник поглядывает на практикантку). Основные сюжетные линии выглядят так: в первом случае - это разбирательство папаши с учителями своего сына, во втором - убеждение вышестоящего начальника в том, что у Прутикова много работы. В финале обоих рассказов, когда папаша и Прутиков до-
биваются желаемого результата, мы видим повторение первоначальной ситуации: «.У папеньки на коленях опять сидела мамаша (а после нее сидела горничная).» и «.Взгляд Пру-тикова опять всецело фокусируется на практикантке.». Эта цикличность и намеренное возвращение ситуаций в обоих случаях дают оценку ситуации и характерам героев - никакие потрясения не в состоянии изменить образ жизни и мысли папаш и прутиковых.
«Он не говорит нового.» - в свое время отмечал Горький, но описывает жизнь «до ужаса просто и ясно, неопровержимо и верно» [20]. Емкость слова при его известной краткости -основное достижение Чехова.
По наблюдениям чеховеда Зиновия Папер-ного (кстати, публиковавшего свои наблюдения над сатирой и на страницах «ЛГ »)7, Чехов, учась у Льва Толстого, создал новый принцип художественного изображения - предмета, героя, диалога, пейзажа. «Он основан на том, - пишет Папер-ный, - что деталь выступает не просто одной из подробностей образа; частное вбирает в себя и становится как бы носителем целого.» А дальше добавляет: «.Деталь стала для Чехова тем поэтическим рычагом, при помощи которого он перевернул мир художественного изображения.» [20]. Однако далеко не все сатирики взяли на вооружение чеховские приемы. Совершенно верно заметила М. Семанова в начале 60-х годов, что языковые наработки Чехова используются крайне мало. «.Подлинно новаторское отношение к чеховским традициям не найдено еще до сих пор.»[22], - пишет она. Редко автор, вводя в текст «человечка в пыжиковой шляпе», акцентирует внимание на удачном образе и превращает его далее в «пыжикового человечка». Но среди сатиры «ЛГ» попадаются и явные переработки Чехова. Покажем это на анализе фельетона Николая Г астелло «ЧП в московском зоопарке»[23]. Текст не повторяет чеховских сюжетов, но словно сшит по его выкройке, из той же ткани и теми же нитками. Частый автор 1997 года, Гастелло так же любит говорящие детали: прокурор погладил свою голову «плотной рукой, украшенной въевшимся в плоть руки обручальным кольцом...». С первого же предложения этого фельетона ясна основная сюжетная мысль: «В московском зоопарке съели муфлона. Надо было как-то его списать.» Чехов тоже не любит долгих вступ-
лений: «В карманах одного первой гильдии купца, недавно возвратившегося с ярмарки, найдена куча бумажек» («Ярмарочное «итого»», 3, 44). Г а-стелло использует те же комические приемы: «Зоопарк не мясокомбинат, и если уж кого съели, то и списать того надо обязательно.» - нелепая мещанская логика рассказчика копирует логику чеховских обывателей. Не хватает только классического «ежели» вместо современного «если». Те же короткие, словно вырванные из подробного портрета, емкие описания: «.прокурор человек опытный, плотного телосложения.». Гастелло знает, что недосказанность, соединение двух несинонимичных понятий «опытный» и «плотного телосложения» создаст более объемный образ чиновника. В сюжете два видавших виды обманщика - прокурор и оперуполномоченный противопоставлены практически чеховской помощнице прокурора («.девочка сидит, только-только три курса института закончила, в ситцевом платьице, тоненькая, честная, наивная.»). Напомним, что Антоша Чехонте в своих рассказах очень часто использует образ миленькой девушки («Загадочная натура», «Дачница», «В ландо» и др.) Так же, как и у классика, образ этот у Гастелло становится обманчивым. Поняв, что она может вывести оперативника на чистую воду, девушка «.. .приподнялась, слегка нависла над обреченным на нравственную гибель оперуполномоченным и глухим загробным голосом произнесла.». В этом рассказе Г астелло использует частые чеховские мотивы - разбирательство с прокурором, попытка выяснения правды на допросе, образ врущего из-за выгоды дворника. Основная же проблема - нравственной деградации - так же, как у классика, остается в тени, нарочито забытой. Именно эта чеховская недосказанность заставляет задумываться не столько о воре-милици-онере, сытом прокуроре и почувствовавшей свою власть студентке, сколько о нравственном упадке всего населения, позволяющего съедать животных из зоопарка.
Обратимся к анализу приемов комического в наших текстах. Исследователь В.Н. Гвоздей считает, что емкость чеховского слова обеспечивается частым использованием необычных оригинальных сравнений [24] («.всякое открытие терзает меня, как гвоздик в спине.» («Письмо к ученому соседу», 1, 11); «.пятнистый, как тиф, стол.» («Справка», 2, 225); «.Небо было тем-
7 См. его статью «Микромания грандиоза» в рубрике «Школа смеха», посвященную сокращению объемов сатирических жанров («ЛГ». 1977. №21).
но, как типографическая тушь.». Подобные яркие сравнения, которые являются и одним из основных комических приемов Чехова, мы искали в текстах 16-й полосы «ЛГ». Но, к нашему удивлению, наши их мало. Однако есть отдельные авторы, которые глубоко осознали чеховские сравнения и активно используют этот благодатный в юмористике прием. Юрий Алексеев в фельетоне «Обожатели симметрий» («ЛГ». 1967. №25) внедряет такие же нелепые и комические сравнения, как и Чехов в пародии на Гюго «Тысяча одна страсть, или Страшная ночь». Сравните классическое :«Было темно, как в шляпе, надетой на голову. Темная ночь - это день в арахисовой скорлупе» и современное «В небе апельсиновой коркой плавала луна. Висели крупные арлекинные звезды». Кажется, что это предложения из одного текста.
Гораздо более часто сатирики «Литера-турки» использовали традиционный сатирический прием гиперболизации и гротеска, идущий от Салтыкова-Щедрина и Гоголя. Ранний Чехов, также подражавший Щедрину, не чуждался этого приема. Более того, множество его сравнений и ситуаций гиперболично по своей сути: он видит сходство между женщиной и голландской сельдью, голос кричащего на платформе «Жиндаррр!!! Жиндаррр!!!» он сравнивает с «таким голосом, которым во времена оно, до потопа, кричали голодные мастодонты, ихтиозавры и плезиозавры.» В рассказе «Справка» описывается практически нереальная ситуация, когда чиновнику, строчащему бумажки, на губу то и дело норовит сесть муха и в итоге тот ловит ее губой. Описание настолько подробно, что читатель с удовольствием верит в это явное сатирическое преувеличение. Современные сатирики любят еще больше сгущать краски. Аркадий Арканов пишет, что служащий, которого директор убеждает в неверности таблицы умножения, обнаруживает на своем лбу «.шершавые, загибающиеся спереди спиралькой рога.» («Рано утром после хорошего настроения.», «ЛГ». 1967. №10).
Чехов отказывался от целостных и развернутых портретов героев. Он не давал им характеристику. За автора это делали детали и слова героев. Саморазоблачение героя в его речи -один из основных комических приемов классика. Раскрытие истинного образа происходит разными путями: невежество становится явным
(по классификации Дземидока) через алогизмы («.вся болит или только половина?» - спрашивает фельдшер про больную голову старушки («Сельские эскулапы», 1, 196) и «..А вы не знаете, что сейчас над нами в воздухе?.. Настольная лампа!» (Лобков Б. «Неправильный ручей», «ЛГ». 1967. №14)); смешение вульгаризмов с подчеркнуто вежливой лексикой, которое как нельзя лучше обнажает хамелеонство героев. «Это такой славный, честный. Хотя с другой стороны. свинья порядочная, дуррак, интриган, сплетник, пройдоха.» - говорит герой чеховского рассказа «Бумажник» (3, 445) про того, с кем придется делиться найденными деньгами. «Старым дураком» называет герой идентичного рассказа «Литературной газеты» «Находка» (1977. №3) человека, которого еще до находки 50-ти рублей называл «умным человеком».
Наиболее полно выражается саморазоблачение в произведениях, где якобы совсем отсутствует автор - в стилизациях под письмо. Ярчайшим примером применения этого метода является рассказ «Письмо к ученому соседу» Чехова, когда «.Войска Донского отставной урядник из дворян» Василий Семи-Булатов нагромождением нелепостей и смешением умных фраз пытается напрасно доказать свою ученость: «Я открыл, что наша великая огненная лучистая хламида солнце в день Св. Пасхи рано утром занимательно и живописно играет разноцветными цветами и производит своим чудным мерцанием игривое впечатление». В подобном опыте «Литературной газеты» - в стилизации под жалобу «Прошу сделать выводы (Письмо в министерство культуры от гражданина Кравцова В.П.)» Григорий Горин словами героя разоблачает его невежество, неуважение к труду актеров и зрителям. Гражданин Кравцов жалуется на конферансье филармонии за то, что он не разрешил во время представления в четвертый раз сделать со сцены объявление о пропаже кошелька: «Но Фулин П.С. не только не посочувствовал нам и на этот раз, а, побледнев, стал истошно орать, размахивать руками и буквально вытолкнул меня из-за кулис.» - жалуется обиженный «любитель искусства», который, впрочем, «к остальным артистам претензий не имеет» [26].
Подводя итоги сопоставления произведений 16-й полосы «Литературной газеты» с ранними рассказами Чехова, мы отмечаем следующее закономерности.
1. С точки зрения тем и объектов сатиры «ЛГ» использует чеховский принцип внимания к мелочам, конкретно-бытовым ситуациям.
2. Сопоставительный анализ обнаружил использование сюжетов и мотивов Антоши Чехонте. А несомненные «следы» классика юмора обнаруживаются в раскрытии тем гра-фоманства и маленького человека.
3. Журналисты «ЛГ» восприняли чеховский прием обрисовки героев «в одной цене».
4. Сатирические тексты последней полосы «ЛГ» сближает с Чеховым ряд приемов комического, особенно прием саморазоблачения и гротеск.
5. Разные масштабы дарования Чехонте и авторов «Клуба «12 стульев» не позволили авторам 16-й полосы в полном объеме воспринять всю его поэтику (в малой степени унаследован чеховский лаконизм, виртуозность сравнений, емкость деталей).
Список использованной литературы:
1. Поляков Ю. Растущее дерево // Литературная газета. 2002. №1. С. 1.
2. Ефимов Ф. Инфляция жанра // Литературное обозрение. 1986. №12. С. 15-17.
3. Нелин И. Грустное о смешном: Литература и эстрада//Вопросы литературы. 1993. Вып. 3. С. 32.
4. Клуб 12 стульев // Сборник под ред. В.В. Веселовского. М., 1979 и 1982; Богословский Н.В. Заметки на полях шляпы и кое-что еще. М., 1997.
5. Кудрявцева О.С. 1) «Бумеранг» «Литературной газеты» (к вопросу о новых сатирических жанрах) // Региональная науч.-проф. конф. молодых ученых и специалистов. Оренбург, 2001. Ч. 4. С. 47-49; 2) Сатира и юмор 16-й полосы «Литературной газеты» в аспекте жанровой динамики // Региональная науч.-проф. конф. молодых ученых и специалистов. Оренбург, 2002. Ч. 4. С. 105-106; 3) Сатирические жанры 16-й полосы «Литературной газеты»: постановка проблемы // Вестник ОГУ. Оренбург, 2002. Вып. 6. С. 41-43; 4) Пародический афоризм в «Литературной газете» // Региональная науч.-проф. конф. молодых ученых и специалистов. Оренбург, 2004. Ч. 3. С. 6-9.
6. Кудрявцева О.С. 1) «Письма в редакцию» в журнале «Трутень» Новикова и «Бумеранг» на 16-й полосе «Литературной газеты» // Региональная науч.-практич. конф. молодых ученых и специалистов Оренбургской области. Оренбург, 2003. С. 89-90; 2) К проблеме генезиса жанровых форм 16-й полосы «Литературной газеты» // Варианты интерпретации / Материалы VII межвузовской науч.-практич. конф. Вып. 8. Бийск, 2003. С. 131-135.
7. Журбина Е.И. Искусство фельетона. М., 1965.
8. Кройчик Л.Е. Современный газетный фельетон. Воронеж, 1975.
9. Семкин Я.Р. Сатирическая публицистика. Ростов, 1976.
10. Молданова С.Н. Жанровое разнообразие раннего А.П. Чехова // А.П. Чехов и национальная культура: Традиции и новаторство / Сб. науч. ст. под ред. Г.Н. Ионина и Е.С. Роговера. Спб., 2000. С. 22-30.
11. Громов М.П. Примечания // А.П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем в 30-ти т. Т. 1 С. 568. М.: Наука, 1974 -1982. Далее тексты цитируются по этому изданию (Т. 1-6) с указанием номеров тома и страницы в круглых скобках.
12. Бялый Г.А. Чехов и русский реализм. Л.: Сов. писатель, 1981.
13. Горький М.А. А.П. Чехов. Собр. соч. в 30-ти т. М., 1950. Т. 5. С. 428.
14. Драгунский В. Письмо из Новогорска // «ЛГ» 1967. №12. С.16. Далее номер страницы не указывается.
15. Мехадбашич Э. Миле Кадр в Балете // «ЛГ». 1967. №26.
16. Розовский М. Круглая цифра // «ЛГ». 1967. №15.
17. Викторов Б. Подарок // «ЛГ». 1977. №29.
18. Наумов А. Г.Ю. Цезарь // «ЛГ». 1977. №6.
19. Портнер А. История любви // «ЛГ». 1977. №7.
20. Горький М. Литературные заметки (1900). Собр. соч. в 30-ти т. М., 1953, Т. 23. С. 316. Цит. по: Г. Бялый [12]. С. 11.
21. Паперный З.С. Стрелка искусства: О Чехове. М., 1986. С. 85.
22. Семанова М.Л. Чехов и советская литература 1917-1935 годов. Л., 1966. С. 307.
23. Гастелло Н. ЧП в московском зоопарке // «ЛГ». 1997. №20.
24. Гвоздей В.Н. Секреты чеховского художественного текста: Монография. Астрахань, 1999.
25. Дземидок Б. О комическом. М., 1976.
26. Горин Г. Прошу сделать выводы // «ЛГ». 1977. №17.
