CC BY
47
лело национальные географические пределы. Именно ей выпала честь наиболее достойно представить хакасскую «женскую» поэзию многонациональному русскоязычному читателю не только России, но и других стран.
Библиографический список
1. Ахпашева, Н. М. Я думаю о тебе: стихи / Н. М. Ахпашева. - Красноярск: Красноярское кн. изд-во, 1990. - 139 с.
2. Ахпашева, Н. М. Солярный круг: сборник стихов / Н. М. Ахпашева. - Абакан:Хакасское кн. изд-во,1993. - 120 с.
3. Грибков, А. Г. Интимная лирика Натальи Ахпашевой / А. Г. Грибков // Актуальные проблемы подготовки специалистов в вузе: материалы III республиканских Катановских чтений. - Абакан: Изд.-во ХГУ им. Н. Ф. Катанова, 1996. - С. 118-119.
4. Ахпашева, Н. М. Тысячелетье на исходе: стихи / Н. М. Ахпашева. - Абакан, 1996. - 112 с.
5. Ахпашева, Н. М. Кварта: сборник стихов / Н. М. Ахпашева. - Новосибирск: Поэтическое приложение к журналу «Сибирские огни», 2000. - 144 с.
6. Логинова, М. Соединяя судьбы поколений / М. Логинова // Ахпашева Н. М. Кварта: сборник стихов.- Новосибирск: Поэтическая библиотека журнала «Сибирские огни», 2000. - С. 3-9.
7. Кошелева, А. Л. Хакасская поэзия 1920-1990-х годов: типология и закономерности развития / А. Л. Кошелева. - Абакан: Изд-во ХГУ им. Н.Ф. Катанова, 2001. - С. 244-283.
8. Лихачёв, Д. С. «Слово о полку Игореве» как художественное целое / Д. С. Лихачёв // «Слову о полку Игореве»: альманах библиофила -800 лет. - М: Книга, 1986.
9. Ахпашева, Н. М. Зеркала в зеркалах. Стихи / Н. М. Ахпашева.- Абакан: Дом литераторов Хакасии, 2015.- 120 с. © Прищепа В. П., Грибков А. Г., 2017
УДК 372.881.161.1:154.4
ТОПОСЫ В КОНТЕКСТЕ ПРЕПОДАВАНИЯ И ПРАКТИЧЕСКОГО ПРИМЕНЕНИЯ
Г. Г. Хазагеров
Южный федеральный университет
В статье актуализируется один из сложных вопросов риторической традиции, связанный с созданием одновременно и логически прозрачной, и практически значимой системы топосов. Важность постановки данной задачи обусловлена имеющимися в риторической науке и практике многочисленными системами топосов, созданными их авторами в разное время. Автор данной статьи предлагает релевантную, на его взгляд, систематизацию топов и внятную методику использования предложенной системы топов в разных родах красноречия.
Ключевые слова: топосы как риторический инструмент, теория топосов, системы топосов, проблемы классификации топосов, роды красноречия, методика использования топосов.
Постановка задачи
Теория топосов осложнена запутанным историческим наследием и несоответствием современного научного аппарата той логике, в которой складывалось это наследие. Между тем практическая потребность в топосах как риторических инструментах велика. И хотя существующие на рынке тренинги, проходящие под вывеской риторики, топосам не уделяют совершенно никакого внимания; другие коммуникативные тренинги, как, например, mind map, brainstorming и так называемые «шесть шляп» [1], явно имеют отношение к топосам, хотя само слово «топос» и не называется и, по-видимому, авторам тренингов неизвестно. Не проявляет активного интереса к топосам и вузовская риторика. В ряде учебников этот раздел вообще отсутствует или носит «отпи-сочный» характер. Можно предположить, что это объясняется тем обстоятельством, что теоретическая база топосов выглядит, с точки зрения современной лингвистики, малопривлекательной, тривиальной: собственно лингвисту здесь негде применить свои знания, и он вынужден браться за незнакомое ему дело, «работать Аристотелем». Последнее тоже чувствуется в некоторых учебных пособиях. Кроме того, большинство вузовских преподавателей мало сталкивалось с реальной риторической практикой и не вполне представляет себе удельный вес инвенции, скажем, в спичрайтинге или при подготовке к переговорам. Отсюда - сближение вузовской риторики со стилистикой и культурой речи, которые проблемами инвенции никогда не занимались.
Автор настоящей статьи видит свою задачу в том, чтобы дать внятную методику использования топосов, опирающуюся на релевантную систематизацию. Предлагаемая систематизация, возможно, будет любопытна и с чисто теоретической точки зрения.
От какого наследства мы отказываемся?
Было бы наивным искать в античных классификациях, будь то фигуры, тропы или, скажем, архитектурные ордера, чего-то большего, чем каталоги, ориентированные на практику и задающие культурные образцы. Социальную роль таких каталогов трудно переоценить, и наши «строгие» классификации в этом отношении не сопоставимы с ними, но искать в них безупречной логики, даже когда они исходят от «отца логики» - Аристотеля, бесполезно. Однако в отношении тропов логически безупречные классификации по крайней мере возможны, и мы действительно имеем такую классификацию, построенную с опорой на современную семиотику. В отношении фигур существующие классификации спорны, но всё же возможны [2]. И здесь мы тоже опираемся на теорию знака. В отношении же топосов вопрос остаётся открытым.
Относительно древних классификаций топосов можно согласиться с мнением Michael Leff, авторитетного американского учёного, специально занимавшегося этим предметом в течение ряда лет: "But for the most part, the classical authors displayed little interest in theoretical issues; sometimes they modified or rearranged categories in the system, and occasionally they quarreled about small issues of classification, but manly they treated the topics like so many tools on a shelf - as long the rhetor knew how to get hold of a topic and use it, there was not much need to fuss about abstract consideration" [3, p. 205]. Ср. также замечание об Аристотеле в одной электронной энциклопедии:
"It is striking that the work that is almost exclusively dedicated to the collection of topoi, the book topics, does not even make an attempt to define the concept of topos" [4].
Отечественный исследователь С. В. Начёрная, также специально занимающаяся изучением топосов, старается выделить в этой категории некий инвариант. Она высказывается в том смысле, что при любом понимании топоса в нём всегда заложена возможность для решения коммуникативной задачи [5], и с этим трудно не согласиться. Возникает, однако, естественный вопрос: какую именно задачу можно решать с помощью топоса при том или ином его понимании; в каких вариантах предстаёт перед нами инвариант. Это напоминает вековую проблему в теории фигур, когда авторы признавали, что фигура выражает чувство, но никто не брался связывать определённые чувства с определённой фигурой. Задача была решена лишь с применением теории икониз-ма. В случае же топосов речь идёт даже не о множестве топосов, которые как-то связываются с решением коммуникативных задач, а о разных пониманиях топоса, с которыми, по-видимому, связаны решения различных задач.
Л. В. Ассуирова, ещё один современный автор, в автореферате кандидатской диссертации, посвящённой то-посам, справедливо замечает: «В исследованиях по риторике не разработан вопрос о зависимости использования топосов в том или ином жанре. Представляется, что в каждом жанре существует свой набор топосов, выбор которых диктуется коммуникативной целью жанра и уточняется коммуникативным намерением» [6]. Это абсолютно верно, и прибавить к этому можно лишь то, что топосы прежде всего следует классифицировать по родам риторических речей, или по типам красноречия, как принято передавать трихотомию Аристотеля (судебное, совещательное и торжественное красноречие). Например, на предложенное в работе самой Л. В. Ассуиро-вой понимание топоса трудно опираться, если надо решать задачи торжественного красноречия, но для судебного красноречия оно подходит вполне.
Ср. мысль, высказанную исследователем в том же автореферате: «Гипотеза исследования представляет собой следующее положение: признание топоса как структурно-смысловой модели, обеспечивающей порождение связной речи, и активное введение этой категории в методику обучения созданию высказывания повысит эффективность формирования коммуникативных умений обучающихся, в том числе умения создавать тексты в определённом жанре (с учётом параметров жанра), поможет овладеть основами построения речи сообразно определённому коммуникативному замыслу».
Топос, понимаемый таким образом, идеален для научного дискурса и других форм судебного красноречия, при широкой трактовке последнего. С другой стороны, топосы М. В. Ломоносова, с его «порождением» одних топосов («идей») из других, идеально подходит для создания торжественных речей и в этих целях могут быть использованы даже сегодня. Здесь ключевой категорией является не «структурно-смысловая модель» и даже не связность речи, которая, например, совершенно отсутствует в одах (ср.: «одический беспорядок»), а «изобилие» (аутентичный термин) [7].
Любопытно, что профессор Константин Петрович Зеленецкий, автор книг по риторике, теории словесности, общей филологии девятнадцатого века, находившийся под влиянием реалистического проекта, скептического отношения к классической риторике и становления научного дискурса, критикует саму категорию «топос», так как, по его мнению, топосы позволяют не вникать в сущность предмета [8, с. 158-160]. Автор тем самым отказывает им в роли смысловых моделей. Но ясно, что с точки зрения «изобилия» и вообще распространённой в XVIII веке риторики декорума, критикуемое им свойство выглядит скорее как достоинство, чем как недостаток. В какую сущность предмета вникали авторы хвалебных од или поэты и пропагандисты «сталинского классицизма»? Задачей для этих авторов (от самого Михаила Ломоносова до Михаила Исаковского) было создать впечатление богатства предметного и словесного мира. Можно сказать, что топосы здесь бессодержательны. Более того, они помогают развёртывать бессодержательные, тавтологические речи, то есть топосы семантически ненагружены, они просто «раздувают», амплифицируют текст. Но они нагружены прагматически, решают задачу торжественного красноречия. При этом они были бы непригодны в полемических жанрах риторики. То, что пригодно в оде, непригодно в суде. Именно поэтому мы легко идентифицируем показательные процессы с речами А. Я. Вышинского, где логика только мешала, а речь строилась по всем канонам эпидейктического красноречия. В ней непредвзятый читатель легко найдёт все признаки «изобилия».
Из сказанного напрашивается вывод: систематизируя топосы, надо иметь в виду роды риторических речей и даже, как справедливо отметила Л. В. Ассуирова, отдельные риторические жанры.
Что касается обзора взглядов на топос, то в отечественной лингвистике такой обзор дан в работе В. П. Москвина «Аргументативная риторика» [9]. К ней мы и отсылаем читателя. Но это исторический обзор.
С нашей точки зрения, пытаться охватить все системы топосов, которые возникали в разное время, - задача чисто описательная и при этом громоздкая. Практического значения такая классификация иметь не будет. Если же самим браться за работу в парадигме средневековой схоластики, как это делают некоторые современные авторы, безуспешно пытающиеся построить «настоящую» теорию топосов, то это, судя по всему, не сдвинет проблему с мёртвой точки.
Выход видится в том, чтобы предложить логически прозрачную систему - своеобразный браузер для топо-сов. А к этой системе приложить методику её использования в разных родах красноречия.
Что можно предложить?
Не будем философствовать по поводу определения топоса, понимая под ним всего лишь аспект, в котором может быть развёрнута речь [10, p. 377]. Разделим эти аспекты на три группы, связанные соответственно с син-
тактическим, прагматическим и семантическим развёртыванием речи, сохранив тем самым и здесь семиотический подход, лежащий в основе современных классификаций риторических средств.
Синтактическое развёртывание речи представляет собой алгоритм, порождаемый логическими отношениями. Например, топос «род и вид» предлагает, назвав род, далее называть и отдельные его виды. Допустим, что предмет нашей речи - образование: мы готовим статью о состоянии образования в России. В таком случае мы можем развёртывать эту речь в соответствии с видами образования, выбранными нами по самым разным основаниям в соответствии с оттенками риторического задания: начальное образование, среднее, высшее, техническое, гуманитарное, университетское, корпоративное и т. п. Словесная фигура регрессия (эпанодос) представляет собой удобную синтаксическую реализацию данного топоса. Например: «Риторике обучают тренеры и вузовские профессора. Тренеры заинтересованы в клиентуре, вузовские профессора - в трансляции культуры». Такая регрессия может сопровождаться зевгмой, как в приведённом примере.
Одним словом, в области синтактических топосов мы имеем локальные порождающие модели. В данном примере моделью служит возможность от рода перейти к виду. Таким синтактическим моделям могут соответствовать и синтаксические, и словесные фигуры. В данном случае это регрессия с зевгмой. При обучении связь топосов этого вида со словесными фигурами представляет полезный элемент. В принципе такое обучение может быть реализовано и в форме тренинга.
Ниже эта и другие группы будут рассмотрены несколько подробней. Сейчас же перейдём к следующей группе.
Собственно семантические топосы - это классические общие места. Таким топосом может быть сентенция или крылатые слова - всё то, что способно внести в речь новую тему. Проще всего работу с таким общим местом можно представить себе так. Вы собираетесь рассуждать о судах. Вы обращаетесь к пословицам и с помощью поисковика или, как это было раньше, вручную отыскиваете те из них, в которых есть слово «суд» или производные от него, а затем рассматриваете продуктивность пословиц в контексте риторической или аналитической цели. Последнее важно, так как инвенция, по мнению некоторых авторов, возникает ещё до того, как стоит задача убедить и помогает самому разобраться в предмете [11]. Причём именно семантические топосы креативны в том смысле, что некоторые из них (скажем, пословицы) могут дать вашим мыслям новый для вас и полезный поворот. Именно так было с автором настоящей статьи, когда он для «Института национальной модели экономики» готовил справку об отношении к суду в традиционной русской культуре, проводя сравнительный анализ русских и немецких пословиц. Пословицы, помимо вполне предсказуемого недоверия к институту суда, выявили некоторые полезные нюансы темы.
Другой пример: вам предстоит говорить о каком-то открытии, скажем, чествуя его автора. Это торжественная, отнюдь не аналитическая речь. Но что сказать? Где взять «изобилие»? В рамках топосов этой группы можно перебрать в памяти имена великих людей, совершивших открытия: Архимеда, Колумба, Эйнштейна и других. Каждое такое имя будет вносить свой нюанс в тему открытия. Дальше вы можете поочередно сопоставлять героя вашей речи то с одним, то с другим историческим персонажем, каждый раз показывая новую грань его заслуг. Именно таким образом были построены хвалебные речи Феофана Прокоповича, который поочередно сравнивал Петра с библейскими персонажами, находя соответствующие параллели.
Топосы развития речи на базе её прагматики составляют третью группу. Прагматическое развитие речи представляет собой не столько алгоритм, сколько детали коммуникативного (жанрового) пазла. Здесь важна именно коммуникативно-прагматическая сторона, связанная с целью речи. Сюда попадут названия речевых актов: благодарности, обещания и прочее. Здесь мы не имеем синтаксически выраженного алгоритма, как в первой группе, не имеем и семантически маркированного разворота сюжета, как во второй группе. Перед нами только набор коммуникативных намерений: мы задаёмся вопросом, предполагаем ли мы в данной речи обещать, извиняться или, скажем, что-то описывать.
С первой группой прагматические топосы роднит дидактическая продуктивность: можно учить, как реализуются те или иные задачи - как, скажем, описываются локусы или времена (ср.: хорография и хронография риторики). Если я, скажем, решил обратиться к описанию погоды, то я должен натренироваться делать такие описания (риторическая анемография).
Рассмотрим теперь топосы всех групп, не стремясь к полноте (никто не мешает дополнить список инструментов), но имея в виду две цели: практические нужды и нужды гуманитарного образования. Последнее важно потому, что через мир топосов мы получаем необходимые гуманитарию интердисциплинарные связи, включаем учащегося в культурный контекст. Опыт показывает, что даже взрослые люди, обратившиеся к инвенции, расширяют свой кругозор и остаются за это благодарны, хотя к инвенции они обратились по чисто практическому поводу. Именно инвенция восстанавливает то, чем было гуманитарное образование во времена свободных наук, - причина, по которой топосы выглядят гораздо естественнее в составе тривиума, чем в составе курсов риторики, дрейфующей в сторону стилистики.
В группу синтактико-логических топосов можно включить следующие:
- «род и вид»;
- «часть и целое»;
- «определение»;
- «пропорция»;
- «цель и средство»;
- «причина и следствие»;
- «альтернативы».
Все эти топосы так или иначе связаны с логическими операциями: конъюнкцией, дизъюнкцией, эквивален-цией, импликацией. И первоначально мы предполагали дать строгую систему, привязав их к этим операциям. В принципе эта возможность остаётся открытой. Но на практике этого не требуется и только порождает сложности, возникающие из-за того, что к одной операции могут быть привязаны разные топосы, достаточно очевидные интуитивно и без обозначения операции. Кроме того, возникают ненужные нюансы, связанные, например, с логическим отрицанием или с выражением одних операций через другие и даже с отнесением топоса к той или иной операции.
Скажем, те традиционные «фигуры мысли», которые связаны с перебором альтернатив (у нас это топос «альтернативы»), могут трактоваться и как дизъюнкции, и как конъюнкции, в зависимости от того, что мы подчеркиваем: многообразие или симультанность. Например: «Преступление могло быть совершено несколькими способами» (многообразие) или «Преступник должен обладать и тем, и другим, и третьим качеством одновременно» (симультанность). Само же членение предмета, отмысливание одного признака от другого - очень важный топос. Заметим, что при строгом разграничении несколько способов совершения преступления должно быть отнесено к топосу «род и вид». Но в процессе обдумывания темы расчленение (риторическая анатомия) может быть рассмотрено как самостоятельный способ развёртывания темы, особенно важный, когда членение на виды неочевидно и казусы «слипаются». На уровне фигур это находит выражение в диафоре или парадиа-столе, которые далеки от обычного родовидового подхода, проиллюстрированного выше регрессией. Ср.: Вера Засулич, по защищавшему её Александрову, не имела намерения убить, а имела намерение произвести выстрел. Ясно, что до этой мысли трудно добраться через топос «род и вид», но легко через альтернативу, через «диафо-рический» ход мысли: есть выстрелы и выстрелы. Топосы должны в первую очередь наводить на мысль, а не укладываться в строгую систему. Следовательно, в сознании (или учебнике) они должны лежать в таком порядке, чтобы ими было удобно пользоваться.
Семантико-прецедентные топосы (общие места) легко систематизировать по их источникам:
- пословицы;
- крылатые слова, афоризмы;
- персоналии;
- названия событий;
- топонимы.
В отличие от первой, эта группа тяготеет не к фигурам, а к тропам. Недаром в древнейших классификациях паремия рассматривалась как троп. Здесь широко используется антономазия (обращение к Колумбу в связи с темой открытия). Устойчивые метафоры и сравнения и сами по себе могут быть отнесены к этой группе. Именно здесь открыт путь новизне, неожиданным находкам, чему соответствует метафорическое мышление. В предыдущей группе это мышление используется только в топосе «пропорция», где мы вольны выбирать, что взять в качестве второго члена пропорции. Здесь же путь к дополнительным построениям открыт.
Прагматико-коммуникативные топосы могут быть первоначально классифицированы по типам текста: описание, повествование, рассуждение, диалог.
Описания:
- «кто»;
- «что»;
- «когда»;
- «где»:
- «в какой мере».
Эта группа почти соответствует пяти W, которые рекомендуют журналистам при составлении лидов: what, where, when, who, why. Однако здесь нет топоса «почему», так как его лучше рассматривать в логическом ряду, точнее в ряду логико-синтактическом в связи с топосом «причина и следствие». Здесь также присутствует то-пос «в какой мере», безусловно, важный, явно не логический, а, так сказать, скалярный, но не попавший в традиционную пятёрку. Скажем, в оценке влияния человека на природу - а это часто бывает предметом спора промышленников с экологами - важен топос меры. Через этот топос вводится статистика и открывается возможность работать с так называемой нечёткой логикой.
Повествования:
- «в какой последовательности».
Рассуждения:
- «уподобление»;
- «противопоставление»;
- «оценка достоверности»;
- «оценка необходимости»;
- «оценка полезности».
Можно было, проведя соответствующие рассуждения, отнести первые два топоса к логической группе, но это только затруднило бы «браузинг», сделало бы само описание непрактичным.
Диалогические реплики:
- «вопрос»;
- «ответ»;
- «опровержение»;
- «солидаризация»;
- «комплимент»;
- «извинение»;
- «благодарность».
Первую группу топосов можно назвать комбинаторной, вторую и третью - селективной. Это укрепит понимание характера групп и, возможно, снимет спорные вопросы о принадлежности топосов к группам. Одно дело, когда нам нужно увязать мысли (комбинаторика), другое, когда мы выбираем: в одном случае тему, которой может и не быть, в другом - интенцию, которую мы можем и отвергнуть («А надо ли благодарить?»).
Система мертва без методики. Представим себе теперь, что нам надо сочинять юбилейные речи, работать в области эпидейктического красноречия. Нам приходилось консультировать спичрайтеров и озабоченных этой проблемой руководителей, наблюдая затем результат. Начинать в этом случае целесообразно с обзора прагматики: хотим ли мы поблагодарить юбиляра, хотим ли ему что-либо обещать и т. п. Уже потом можно обратиться к общим местам, зону поиска которых подскажет контекст речи.
А теперь вообразим себе второй случай: вам надо готовить выступление по серьёзному делу в арбитражном суде. С таким опытом автор статьи также знаком на практике. Начинать следует, конечно, с логических топо-сов, особенно при анализе доводов противной стороны. Известно, что в судебном красноречии особенно полезна работа с дефинициями (топос «определение») и дистинкциями (топос «альтернативы»). Потом уже можно перейти к топосам прагматической группы и, наконец, к семантическим, выбор которых всецело зависит от предыдущих этапов, в то время как в торжественном красноречии выбор общих мест достаточно автономен. Неоценимый материал в анализе топики судебного красноречия дают речи русских судебных ораторов пореформенного периода.
Иная стратегия у совещательного красноречия, например, у защиты проекта, презентации какого-то предложения. Любопытна в этом отношении подготовка текстов академического дискурса, с чем сталкивались на практике все читатели данной статьи. Академический дискурс совмещает в себе особенности судебного и отчасти эпидейктического красноречия. Последнее - это момент «сдачи экзамена на профпригодность» с демонстрацией «изобилия». Примеры «изобилия» в академическом дискурсе - хорошо знакомое всем избыточное цитирование и богатство представленного материала, зачастую выходящее за пределы требований репрезентативности. Иными словами, элементы риторики декорума в академическом дискурсе наличествуют. Но к декоруму, несмотря на тревожные тенденции, всё, однако, не сводится. Академические жанры предполагают полемическую риторику, ориентированы на возможные возражения.
Начинать здесь следует с прагматических топосов. Собственно говоря, структура автореферата уже представляет особой ответы на анкетные вопросы, связанные с прагматикой текста: нужно будет обосновать актуальность, следует обосновать научную новизну и т. п. Когда репертуар прагматики будет выбран, приходит очередь логико-синтактических топосов.
Методики обращения к топосам можно уточнить, говоря не только о родах риторических речей, как это мы сделали только что, но и об отдельных жанрах внутри каждого рода.
Выводы.
По-видимому, нет смысла в стремлении построить универсальную теорию топосов, которая отвечала бы всем взглядам на этот предмет, высказанным за более чем две тысячи лет. В своей инвариантной части такая классификация выглядела бы тривиальной, как выглядит тривиальным общее определение топоса как аспекта развёртывания речи, что и есть инвариант всех его пониманий. С другой стороны, такая классификация потребовала бы громоздких и избыточных описаний в объяснительной части, потребовала бы бездну оговорок, уступок и мало что дала бы в результате.
Есть, однако, смысл построить наиболее универсальный каталог топосов и приложить к нему методики работы с ним для случаев тех или иных речевых жанров. Настоящая статья и представляет собой предложение такого каталога на базе простого и понятного всем различения синтактики, семантики и прагматики. Более подробная презентация методики выходит за рамки статьи и требует иных жанров: либо отдельной книги, либо, по крайней мере, развёрнутой главы в учебнике риторики.
Предложенная классификация не является единственно возможной, но она достаточно удобна в применении. Оптимальной была бы её критика в рамках межвузовской школы. Нельзя забывать, что главная сила античных классификаций не в логике, а в их предъявлении и последующей корректировке в связи с задачами практики. Без широкого обсуждения любой классификации риторических средств, без её корректировки она остаётся «школьной выдумкой». Дело не в том, чтобы отчитаться перед Булевой алгеброй, а в том, чтобы помочь говорящему, то есть отчитаться перед дискурсивным сообществом, а это невозможно без круглых столов и неформальных конференций с участием заинтересованных лиц.
Библиографический список
1. Mind Mapping Training. - URL: https://imindmap.com/training/mind-mapping/; Мозговой штурм и этапы проведения. - URL:
//http://lico.ru/o_kompanii/stati/razvitie_personala/mozgovoj_shturm_etapy_provedeniya/; Метод Эдуардо де Боно «Шесть шляп». - URL:
http://psy-sait.ru/treningi/kreativnye-metodiki/100-metod-jeduarda-de-bono-lshest-shljapr.html (дата обращения: 15.02.2017).
2. Хазагеров, Г. Г. Телеологический смысл и социальная роль классификации риторических фигур / Г. Г. Хазагеров // Вестник РУДН.
Серия: Лингвистика. - 2016. - № 3. - С. 89-102.
3. Leff, Michael. Up From Theory: Or I Fought the Topoi and the Topoi Won / Michael Leff // Rhetoric Society Quarterly 36:2 (2006): 203-211.
4. Aristotle's Rhetoric First published The May 2, 2002; substantive revision Mon Feb 1, 2010 Stanford Encyclopedia of Philosophy. - URL: https://plato.stanford.edu/entries/aristotle-rhetoric/ (дата обращения: 15.02.2017).
5. Начёрная, С. В. Топосы - «общие места»: теоретическое осмысление проблемы / С. В. Начёрная // Вестник ЧПГУ. Филология и искусствоведение. - 2010. - № 1. - С. 349-351.
6. Ассуирова, Л. В. Топосы как речевые категории и структурно-смысловые модели высказывания: автореф. дисс. ... канд. филол. наук / Л. В. Ассуирова. - М., 2004. - URL: http://www.dslib.net/teoria-vospitania/toposy-kak-ritoricheskie-kategorii-i-strukturno-smyslovye-modeli-porozhdenija.html (дата обращения: 15.02.2017).
7. Ломоносов, М. В. Краткое руководство к красноречию / М. В. Ломоносов // Полное собрание сочинений. Том седьмой. Труды по филологии (1739-1758 гг.) - М.-Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1952. - С. 89-378.
8. Зеленецкий, К. П. Исследования о риторике в её наукообразном содержании и в отношениях, какие она имеет к общей теории слова и логике / К. П. Зеленецкий. - Одесса: Гор. тип., 1846. - 137 с.
9. Москвин, В. П. Аргументативная риторика: теоретический курс для филологов / В. П. Москвин. - Ростов-на-Дону: Феникс, 2008. -637 с.
10. Хазагеров, Г. Г. Топос vs. Концепт: к изучению топосферы культуры / Г. Г. Хазагеров // Известия ЮФУ. Филологические науки. - 2008. - № 3. - С. 6-26.
11. Harrington, E. W. A Modern Approach to Invention / E. W. Harrington // Quarterly Journal of speech. 48 (1962): 373-378.
© Хазагеров Г. Г., 2017
УДК 81'246.2:36
МИНОРИТАРНЫЕ ЯЗЫКИ И МИГРАЦИЯ: НА ПРИМЕРЕ МИГРАНТОВ ИЗ НАЦИОНАЛЬНЫХ РЕГИОНОВ РОССИИ В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ
Э. В. Хилханова
Восточно-Сибирский государственный институт культуры
В статье излагаются результаты проекта, направленного на изучение процессов определения и (ре)конструкции этнической идентичности и её связи с языком и культурой национальных меньшинств, эмигрировавших в Западную Европу из России в перестроечные и постперестроечные годы. Исследование показало, что статус мигранта принципиально не меняет паттерны соотношения между Я1 (этническим языком) и Я2 (русским языком), сложившиеся у данной группы до эмиграции. Выяснено, что миноритарные языки мигрантов вносят вклад в формирование символической этничности, в результате чего последняя поддерживается с помощью невербальных культурных маркеров.
Ключевые слова: миноритарные языки, Российская Федерация, миграция, Западная Европа, этничность.
В данной статье изложены некоторые результаты пилотного проекта, разработанного на стыке этносоцио-лингвистики и культурной антропологии. Цель проекта заключалась в изучении процессов, связанных с проблемами определения и (ре)конструкции этнической идентичности и её связи с языком и культурой по отношению к иммигрантам нерусского происхождения из бывшего СССР и постсоветской России, которые иммигрировали в страны Западной Европы во время и после перестройки, то есть в рамках так называемой четвёртой и пятой «волн» русской эмиграции. До эмиграции они были объединены сходством языковой ситуации, но имели разную этническую принадлежность. Под сходством языковой ситуации мы понимаем следующее: каждая этническая группа имеет свой этнический язык (Я1), владеет русским языком (Я2) и говорит / начала говорить на языке принимающей страны (Я3) по прибытии в соответствующую страну.
Сама постановка проблемы идентичности в таком ракурсе обусловлена сложностью (само)идентификации людей, выросших и сформировавшихся в бывшем Советском Союзе с его идеологией пролетарского интернационализма, владевших или овладевших русским языком как языком межнационального общения и оказавшихся впоследствии за границей. За советский период сформировалась многонациональная общность людей, объединённых общей историей, культурой и (русским) языком, но сохраняющих при этом свою этнокультурную идентичность. Проблематичный характер связи языка и этнической идентичности отражается в самом термине «русский», используемом как в повседневной речи, так и в научной литературе в отношении всех иммигрантов из государств бывшего СССР, хотя они представляют собой гетерогенную и многоязычную группу людей и связь между языком и этнической идентичностью у них отнюдь не однозначна.
Эмиграция из бывшего Советского Союза в страны дальнего зарубежья от начала перестройки и по настоящее время носит беспрецедентный по своим масштабам характер. Мы не будем вдаваться в сложности миграционного учёта (это не входит в наши задачи), однако заметим, что учёные, занимающиеся данной проблемой, сходятся в том, что статистика здесь несовершенна, она отличается от страны к стране, не совсем понятно, кого считать мигрантами при наличии постоянной, временной, циркулярной, транзитной миграции и т. д. Если говорить о миграции из Российской Федерации, то, согласно переписи населения 2002 года, общее количество эмигрантов, выехавших из России с 1989 года, составляет около 5 млн., из них 76 % мигрировали в страны бывшего СССР. Соответственно миграция в страны Евросоюза составила 24 %, то есть одна четверть всего миграционного потока. Из них 59 % россиян выехали в Германию, 24 % - в Израиль и 11 % - в США. В 2011 году статистика, данная российскими консульствами, оценивала количество российских граждан, постоянно проживающих за границей, в 1 706 103 человека, временно проживающих - в 162 301, что в совокупности составляет 1 868 404 мигрантов [1].
Для нашего исследования было важнее другое: отсутствие статистики относительно этнической принадлежности иммигрантов из России, поскольку в ней учитывается только гражданство и все российские граждане за границей автоматически становятся «русскими». Путаницу вносит и то, что, во-первых, в большинстве евро-
