CC BY
102
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2012. №1(27)
УДК 820/89.882
ТОПОС КАЗАНИ В ТВОРЧЕСТВЕ АЯЗА ГИЛЯЗОВА
© М.М.Хабутдинова
В статье выявляется своеобразие топоса Казани в творчестве татарского писателя Аяза Гилязова.
Ключевые слова: татарская литература, хронотоп, образ, фольклорная традиция, реминисценции.
Аяз Гилязов (1928-2002) внес огромный вклад в разработку образа Казани в татарской литературе. Круг работ на эту тему в татарском литературоведении крайне ограничен и касается в основном творчества других писателей. Данный аспект в творчестве Г.Тукая был исследован
Э.Р.Галевой и А.Р.Миннибаевой, в творчестве М.Галяу - М.М.Хабутдиновой и Р.Латыповой, А.Еники - А.Р.Мотыйгуллиной и А.Низамовой, Р.Хариса - А.Ф.Галимуллиной и В.С.Муратовой [1: 40-68].
В художественном сознании А.Гилязова топонимическая символика Казани претерпевает определенную эволюцию. Так, вначале, если судить по воспоминаниям, писатель воспринимал город как утраченную столицу Казанского ханства: «Учиться в Казань я приехал в год окончания войны, осенью. У моего друга из деревни Каракас Хабибрахмана Мухамадиева на ногах были лапти. На мне кирзовые сапоги, вывернутый наизнанку солдатский бушлат... Раздетые, голодные. Неопытные. Несмотря на это, Казань притянула к себе, приехали, стали жителями Казани... Выходцы из разных мест, хлебнувшие лиха, пройдя разными тропками, мы встретились в этой точке, собрались в шумной-знаменитой столице, которая волнует сердце татар. Мы мечтали заново захватить город, который упустили наши прадеды из своих рук в 1552 г.» [2] (курсив, подстр. пер. наш - М.Х. )1.
Подтверждением подобного восприятия, характерного для воспоминаний А. Гилязова, становится неоднократно упоминание о том, как его односельчане-кряшены играли на тальянке мотив «Взятие Казани» [2; 3]2. Писатель не раз
1 Подобное восприятие топоса Казани, безусловно, осложняется присутствием психологического аспекта: мотив «покоренного города» приобретает в этом случае двойной смысл.
2 Литературоведы Г.Рахим и Г.Газиз, основываясь на
анализе языка и стиля, называли этот баит «довольно древним». Как отмечает фольклорист Ф.Урманче, баит «Казан бэите» («Баит Казани») впервые был опубликован в календаре Каюма Насыри за 1881 г. Затем он издавался на основе арабского шрифта в академической транскрипции на татарском языке и в переводе
черпал вдохновение в древнем тексте, посвященном «важным событиям в жизни Среднего Поволжья, начиная с периода падения города Булгара и кончая завоеванием Казани и ханства Русским государством. Он <текст -М.Х.> отражает напряженные глубоко трагические периоды истории двух наиболее важных булгаро-татарских государственных образований» [4: 37] (ср.: история татар-кряшен в романе А.Гилязова «Кылдан нэзек, кылычтан Yткен» («Тоньше струны, острее меча») (1988) [5]). Возможно, баит дорог был писателю еще и потому, что в нем увековечены имена правителя Булгар - хана Абдуллы, основателей Казани -сыновей хана Абдуллы Алимбека и Алтынбека, астраханского царевича Едигера (Ядыгар-Мухаммад), Шах-Али.
Помимо этого в воспоминаниях и дневниковых записях А.Гилязова выстраивается представление о городе как о крупном культурно-образовательном центре татарской нации3. Данная семантика активизируется в вос-
на русский язык Н.Ф. Катановым. «Баит достаточно объемист - в нем 29 строф. Это - один из ранних более или менее вероятно датированных образцов эпических произведений фольклора казанских татар. Он подробно воспроизводит исторические события в жизни народа в ХШ-ХУ1 вв....» [4: 36].
3 Эта традиция была заложена еще поэтом-патриотом Г.Чокрыем, который под впечатлением от посещения города создал стихотворное произведение «Мэдх-и Казан» («Хвала Казани», 1889): «Там всюду - чистота жилья, чисты и жёны, и мужья, / Там - песни чистая струя, там знаний кладезь драгоценный... / Немало там врачей, певцов, писателей и мудрецов, / Хвалы текут со всех концов - тебе, приют благословенный!». В его поэме Казань - город торговли, город ученых, город науки, оказывающий огромное влияние на окрестности, город ремесленников, чья продукция пользуется спросом в мире, город благотворителей, взявших на себя заботу о мечетях, мусульманский город, город предпринимателей [6: 513-525].
Представление о Казани как центре духовной жизни и национальной культуры татар в дальнейшем развивает Г. Тукай. Город в наследии великого поэта многолик. «Лучезарная Казань» - это «былой престол» казанских ханов («Город Казань»); «вольный
поминаниях А. Гилязова после 1944 года, когда в Казанском университете было открыто отделение татарского языка и литературы, которое собрало вокруг себя национально ориентирован-
4
ную интеллигенцию .
Наконец, формирование семантически значимой топонимики Казани в рамках биографического дискурса дополняется появлением топоса Черное озеро5. Образ Черного озера появился в рабочих материалах к роману, написанному в соавторстве с А.Литвиным «Другого пути нет» (1987): «Черное озеро - известное место, здесь был раньше ресторан с проститутками, в соседнем с ним здании располагался штаб Казанского военного округа. Часто здесь видели Юденича, ставшего затем генералом Белой гвардии. Я имею в виду в штабе, а не ресторане. После революции, особенно в 1930-е гг., когда на Черном озере стало работать НКВД, это опасное место стало наводить ужас на горожан, держало их в страхе, превратившись в дьявольское место» [11].
Образ тюрьмы на Черном озере встречается и в автобиографическом романе-исповеди «Йэгез бер дога!» («Давайте, помолимся!»), где
реалистически достоверно представлены основные вехи жизни писателя [3]. Так, в творчестве А.Гилязова формируется образ города-тюрьмы, пространства несвободы.
мир» науки, «искусства, просвещения» («Пара лошадей»)3; уездный город («Казань и Заказанье»); город социальных контрастов («Казань и Закабанье», «На фабрике», «Сенной базар, или новый Кисекбаш»), призрачный город («Сенной базар, или новый Кисек-баш»).
4 С особой признательностью писатель вспоминает университетских преподавателей: зав. кафедрой Раби-гу Афзаловну Хакимову, проф. Латифа Жаляй, преподавателей М.Гайнуллина, Х.Госмана, Г.Кашшафа, Ш.Рамазанова, Б.Яфарова, Д.Сафина, М.А.Тарасова, которые «сумели объединить разношерстную молодежь в коллектив, нашли занятия по интересам и для старших, и для младших». На отделении функционировал литературный кружок, организовывались диспуты, работала агитбригада, выпускалась газета «Эдэби CYЗ» («Литературное слово») [8: 62].
5 20 марта 1950 г. А.Гилязов был арестован. Как оказалось, компромат на А.Гилязова собирался уже с 1949 г. Студент татарского отделения был арестован по доносу своей знакомой Зуммеры Тумашевой. А.Гилязова обвинили в антисоветской агитации, в пристальном интересе к запрещенной литературе [9: 153-154]. До конца года он просидел в казанской тюрьме на Черном озере, был осужден Особым совещанием МГБ СССР 28 октября 1950 по ст. 58-10, 58-
11. Приговор: 7 лет ИТЛ [10].
В художественном творчестве А.Гилязова топос Казани появляется в повести «БерэY» («Один») (1959) [12], где акцентируется столичная семантика Казани. Вслед за Ф.М.Досто-евским он стремится показать образ столичного города, живущего по своим законам и имеющего разрушительное влияние на людей. Татарскому писателю важно воссоздать атмосферу власти, излучающую энергию на город / страну (республику). Город начинается у А. Гилязова с парохода, плывущего в Казань. Тема социального неравенства задана через антитезу кормы, где «гулял холодный ветер», где «яблоку негде было упасть», - верхней палубы, где имелись «каюты второго класса» и ресторан. В дальнейшем эта антитеза выльется в антитезу Исхак - Тазюков.
Мотив тесноты, как и в «Преступлении и наказании» станет в повести лейтмотивом. Исхаку тесно жить по законам Салиха Гильми, Мунира Тазюкова; тесно в «костюме с пуговицами» и в «приличных ботинках», душно «при галстуке», ему не хватает простора на корме корабля, в комнате общежития института, затем в кабинете Министерства сельского хозяйства. Герой в го-роде-«человеческом муравейнике» чувствует себя бесконечно одиноким.
Комната на сорок человек в общежитии сельхозинститута усугубляет картину тесноты, удушливой скученности людей, ютящихся на «аршине пространства» города. Стиснув волю в кулак, Исхак учится под хохот и язвительные насмешки однокурсников. «Казалось ему, что он не в силах выдержать такую жизнь, что надо уезжать домой, в деревню. Удерживали его от этого письма матери. Нужно было оправдать ее надежды» [12: 68].
Деталь письмо матери получает у татарского писателя дополнительный оттенок: письмо-
символ материнской любви (ср. Ф.М.Достоевский «Преступление и наказание») превращается в знак национальной культуры: «Чтобы научиться разбирать письма Махибадар, Исхак выучил арабский шрифт. Учил тайком, потому что хорошо помнил, как в пятом классе его высмеяла их классный руководитель, разноглазая Мардия-апа... Мардия-апа высмеяла его при ребятах, мол, он, как мулла, учит «божественные» буквы, потащила мальчика к директору, там его тоже обругали за то, что учит буквы Корана.». Ма-хибадар «научила его всему, что знала сама, чему учат детей отцы и деды» [12: 14]. Так на уровне подтекста задана оппозиция национальной - советской культуры.
В университете Исхак познакомился с венгерскими студентами, которые «свободно передвигались по миру», знали «несколько европей-
ских языков», прекрасно разбирались в музыке, держались «уверенно, по-хозяйски», «не стесняясь», говорили на родном языке, свободно «они говорили и по-русски» [13: 102-103]. Исхак, наблюдая за мадьярами, подумал, что дети Куктау вряд ли когда-нибудь достигнут такого уровня знаний. «Война, фашисты» не помешали венграм достигнуть высокого уровня культуры. «Топор» режима уготовил татарам участь «деревенщины», «серой сермяжки», обрекая существовать в «каморке» - в рамках советского знания. С грустью Исхак подумал о том, что его дети будут учиться в ветхой школе с низкими потолками, жить в деревне без электричества, в домах без удобств, не посещая театров-музеев, мечтая в лучшем случае о тальянке, а не о пианино. Однако он тут же одергивает себя: ведь чукчи, ненцы знают о существовании Крыма, однако не покидают родных мест, продолжают жить за Полярным кругом. Исхак вспомнил о завете матери: «Нельзя заноситься перед родной землей, презирать ее, изменять ей словом или душой. Нельзя грешить на нее». Надо учиться, чтобы дети Исхака и дети его детей «жили прекрасно» - вот к какому выводу вместе с героем подводит А.Ги-лязов и своих современников, которые отправились на добычу нефти, на комсомольские стройки, не выдержав тягот сельской жизни: голода, налогов, займов [13: 103].
Таким образом, Казань предстает в повести как столичный город, не имеющий татарских черт.
В романе «Балта кем кулында?» («В чьих руках топор?») (1988-1989) Казань предстает как промышленный город - город военных заводов. Гневную отповедь городу автор вкладывает в уста Каюма абыя - живущего в окрестностях озера Яльчик лесника, которого Великая Отечественная превратила в инвалида: «Столица Казань ничего не знает, кроме оружия! Куда ни взглянешь, засекреченные заводы. Зачем нам оружие? Разве России не хватает земель? Надо бережно относиться к тому, что имеем. Разве у нас нет нефти? Угля?» Таким образом, в начале романа Казань предстает средоточием злой энергии. Это город эпохи «холодной войны»: инженер Назип Нурга-леев работает в секретной лаборатории, занятой разработкой смертоносного оружия, «несущего гибель сынам Адама» [14: 266].
Город у А.Гилязова - внешняя среда обитания главного героя. Внешний вид Казани под стать разрушительной энергии, исходящей от военных заводов: «Он приехал в прелестную столицу Татарстана, утопающую в тумане, копоте, дыме, золе, пыли и шуме».
Через антитезу центра (Москва) - периферии (Казань) А.Гилязов указывает на место города в вертикали власти страны. Пространство столицы СССР в романе отличается упорядоченностью и устроенностью. Москва начинается с библиотеки - оплота знаний. Нургалеев приехал в столицу на шестимесячные курсы переподготовки военных инженеров. Он испытывает огромный дискомфорт и стыд перед семьей за то, что поселился на время учебы в просторной московской сталинке, тогда как его семья ютится на «птичьих правах» в комнате-каморке в доме старушки Жамили и старика Тимерхана, расположенном в Ново-Татарской слободе.
Работая над образом города, А. Гилязов создает по преимуществу социальный пейзаж, отдавая дань топографической точности. Образ Казани в романе имеет проекцию как вниз (ипостась ада), даже если иметь в виду только материальный мир страдающих от нищеты и бытовой неустроенности тружеников, так и вверх (холм) (ипостась рая). Ипостась ада - трущобы в безобразных промышленных районах города, где селятся простые граждане: бараки-дома-
коммуналки, комнаты-каморки, похожие на гробы.
Ново-Татарская слобода напоминает автору преисподнюю. Окрестности находятся во власти не только адской железной дороги, но и Мехового комбината: «Ветер дул со стороны Мехком-бината. Небо над Казанью было покрыто февральскими облаками, подобно черному вееру. День был очень теплым, улицы наполовину во тьме, осторожные шоферы ездят с включенными фарами. Когда они сошли с седьмого трамвая, в нос им ударил смрад кожи, тяжелый запах, исходящий от комбината, за зиму пропитавший улицы, ветки деревьев, столбы, дома. С неба падали снежные хлопья мокрого снега вместе с ошметками сажи» [14: 296-297]. Оказавшись вновь в доме-хибаре с окнами, вросшими в землю, жена главного героя Наиля невольно вспомнила о Москве - городе огромных дворцов и Кремлевских звезд.
Автор не ограничивается описанием одной рабочей окраины. Его взор прикован и к промышленной зоне в районе поселка Левченко. Семья инженера, перемещаясь по городским районам, словно переживает новые круги «ада». Шум вокруг их жилища после переезда только усилился: к грохоту железной дороги прибавился свист труб ТЭЦ, скрежет КРАЗов и тракторов. Неприятные запахи превратились в ядовитые, удушающие. Когда ветер дул со стороны желатиного завода, дети начинали кашлять и задыхаться. Сквозь завесу пыли и дыма
пробиться не в силах было даже солнце. Теперь жизнь в Ново-Татарской слободе стала казаться Наиле сносной.
Невидимая жизнь Казани - вот что более всего занимает А.Гилязова, волнует его воображение и заставляет искать оригинальные художественные способы воплощения города как живого существа на страницах романа. Благодаря образу Желтого дома (желтый цвет - дань творчеству Ф.М.Достоевского), Казань превращается в город-призрак, город-двойник. Оставшись без средств к существованию, семья Нургалеева вынуждена переселиться в Желтый дом, который на бумагах официально значился как строение, уничтоженное по ветхости: «Желтый дом в списках не значился ни у одного городского комитета, ни в милиции. Его давным-давно снесли, фундамент сравняли с землей, а на его месте разбили сад...Колесо жизни всей своей тяжестью навалилось на людей, раздавив, сровняло с землей, свело на нет. Паспорта прописаны в разных домах в разных районах... » [14: 374].
В этом доме-призраке хозяйничает Матвей Ионыч (отчество отсылает к рассказу А.П.Чехова «Ионыч»), правая рука советского чиновника Басыра Бариевича - «хозяина железной дороги». Во время знакомства с Н.Нургалеевым Ионыч назидательно произносит: «С сегодняшнего дня я - твой бог, твой мулла. Комендант тоже я, бухгалтер тоже. Кроме того еще и дружинник. Деньги мне! Кроме квартирной платы, еще две бутылки водки сверху... » [14: 370].
Желтый дом напоминает человеческий муравейник, из «нор» которого выползают маргинальные герои: доцент-гомосексуалист, певец-наркоман, оставшийся без голоса, незамужние дамы, мужики отшельники-импотенты, воры, цыгане.... Характеризуя атмосферу в этом жилище, Гилязов пишет: «Здесь никто не будет учитывать твоего настроения, входить в положение, что думают, то и говорят, здесь царят духовный коммунизм и экономическая нищета». А.Гилязов формулирует жизненное кредо обитателей казанского «дна жизни»: «О будущем задумывается лишь ишак» [14: 372].
Автор сравнивает жителей дома с «кораблем дураков», отсылая читателя к одноименному средневековому произведению. Желтый дом -изнанка, двойник лакированной советской действительности, обрекающей людей на нищенское существование. А.Гилязов на имплицитном уровне «уравнивает» Глупландию («Корабль дураков») и коммунизм. Желтый дом властвует над душами жителей: они расстаются с мечтами, смиряются с жизнью.
Антитеза центр - периферия становится структурообразующей в романе. Если вначале автор противопоставляет столицу СССР - столице автономной республики, подчеркивая бесправное положение последней, то в дальнейшем большее звучание получает антитеза центр - окраина города. Ипостась райского великолепия -материальное изобилие, позволяющее жить лишь «право имеющим» - номенклатуре - в красоте, комфорте. Улицы Вишневского, Лесгафта, Ульянова образуют пространство «земли обетованной»: «самый авторитетный, респектабельный район» [14: 373]. Здесь в пятикомнатных квартирах живет республиканская «номенклатура». Символом достатка и комфорта становится наличие личного автомобиля «Волга» и персонального гаража во дворе дома.
Казань в романе предстает не татарским городом. На заводе, где работал Нургалеев, на руководящие посты татары не назначаются, так как директор уверен, что среди них нет специалистов, серьезно занимающихся наукой. Автор показывает трагические последствия ущемления прав коренного населения: в столице Татарстана татары под властью обстоятельств теряют свою «татарскость». Так, в гостях у родственника Фатхуллы Наиля вдруг обнаружила, что гости вроде «говорят по-татарски, но не на татарском». Сфера бытования родного языка сужается до масштабов «кухни» - языка бытового общения.
В этом же ракурсе нарисован город и в романе «Кылдан нэзек, кылычтан уткэн» («Тоньше струны, острее меча») (1989 - 2002). Казань -царство номенклатуры, напоминающее паутину: запутаешься - не выберешься. Чтобы показать масштабы нравственной катастрофы, автор воссоздает в романе жизнь трех поколений советских граждан-татар. «Эпоха изменила людей. Исчезли традиции, характерные для прошлой жизни, а новые не появились; испортились отношения между родителями и детьми», - констатирует Сахип-хазрет, отец главного героя [15: 106]. Ему вторит односельчанин Егор: «Ныне с полной уверенностью можно сказать, что отец сына не признает, а сын отца-матери не знает» [15: 106].
Казань в романе утрачивает черты древнего города: «Казань не интересное место для зарубежных туристов, старые церкви-мечети лежат в руинах, знаменитый монастырь острова Свияжск передан людям с больной психикой. В то время, когда зарубежные туристы держат путь в Самарканд, Ленинград, Бухару, в Казани, потихоньку разрушая старые дома, старые улочки, строят новую жизнь, просторную жизнь, укрепляя формы жизни по-новому» [15: 116].
Город в романе вновь структурируется через антитезу центр - периферия. Ново-Татарская слобода, Адмиралтейская слобода, Сорочий базар, Кировский, Московский, Ленинские районы - это окраина города, ее промышленная часть, где люди живут в сырых полуподвальных помещаниях, бараках без удобств, задыхаясь от копоти и дыма заводов. Знакомые главного героя Асафа Сахиповича давно переехали жить в центр города, рядом с Чеховским рынком, или в Советский район, то есть в места, где живет номенклатура города, где нет промышленных предприятий. На улице Ульянова были построены специальные дома для высшего эшелона власти. Чтобы они не бросались в глаза, на первой линии были построены высотные дома по улице Вишневского.
Средоточием татарской жизни выступает в романах Заказанье - место расселения булгар -предков казанских татар (так, автор в романе «Балта кем кулында?» указывает, что гордый нрав Наиля унаследовала от булгарских девушек.).
Топос татарского города возникает лишь в публицистике писателя. Впервые образ татарской столицы появляется в выступлении А.Гилязова, руководителя драмсекции, на заседании театральных деятелей в Качаловском театре, на котором присутствовал секретарь Татарского обкома КПСС М.Ф.Валеев. Под впечатлением от поездки по маршруту Тюмень - Тобольск - Салехард (октябрь 1966 г.) молодой писатель ставит вопрос об ответственности Казани как столицы татарского мира за всех татар, которые по зову партии оказались за пределами республики на комсомольских стройках века. Все это негативно было расценено представителем госаппарата и определило характер взаимоотношений художника слова с властью на долгие десятилетия [16].
В статье «В ожидании духовного возрождения» (1992) А.Гилязов, размышляя о будущем татар, пишет о том, что в облике городов Татарстана должны проявиться черты татарского города. Он мечтает о том, как на одной из башен Казанского Кремля засияет полумесяц, на Площади Свободы появится памятник защитникам Казани, будет приведено в порядок Татарское кладбище в Ново-Татарской слободе, где похоронены Г.Тукай и С.Сайдашев. В статье «Казань. Моя Казань!» (1992) А.Гилязов называет три города, которые являются колыбелью татарской нации: Булгар, Биляр, Казань. Он подчеркивает преемственность, существующую между древними столицами: «Казань для булгаро-татар стала очагом надежды, источником жизненной си-
лы». Город унаследовал от Булгар его торговое и политическое значение [2].
Писатель был восхищен масштабом личности хана Олуг Муххаммеда, сведения о котором он почерпнул из работы М.Худякова «Очерки из истории Казанского ханства». А.Гилязов в письмах и дневниках не раз сожалеет о том, что была утрачена ханская усыпальница в Казанском Кремле, которая могла бы для татар стать местом паломничества.
Сакральным центром казанской столицы становится для А.Гилязова и Башня Сююмбике. В статье «Мы строим татарский город под названием Казань» (2000) писатель выражает искреннюю радость от того, что город постепенно приобретает черты столицы татарского мира: реставрируются мечети Старо-Татарской слободы, в Казанском Кремле на месте руин строится новая мечеть Кул Шариф [17].
Таким образом, Казань - это город, где провел А.Гилязов значительную часть своей жизни. Маршрут перемещений его героев по городу хорошо известен писателю. Всю свою жизнь он мечтал о том, чтобы в облике города проявились черты столицы татарского мира, центра духовной жизни и национальной культуры. Вот почему в публицистике, письмах, дневниках архитектурная сторона становится доминирующим элементом при характеристике города. А.Гилязов стремится ощутить душу города через исторический ландшафт.
Топос города в прозе писателя - дань мировой литературной традиции. Символично, что образ Казани, появившись на «заре» творческой биографии А. Гилязова, получает развитие лишь в конце творческого пути, в годы перестройки и гласности. А. Гилязов выстраивает его в рамках пушкинской темы противостояния рядового горожанина и бездушной, казенной столицы. Герой, задавленный жизнью, не замечает города, постоянно ощущает чувство тесноты. Повторяющиеся детали в характеристике города (дым, чад, смрад, адский шум) как бы нагнетают атмосферу жизненного ада. А.Гилязов сумел разглядеть в Казани черты города-призрака. Важную роль в создании образа играют антитеза и контраст. Казань А.Гилязова - это город советской номенклатуры, которая определяет жизнь республики в целом. Два круга символизируют замкнутость этой системы. В романах сильно проявился дар А.Гилязова - сатирика, прошедшего школу «Чаяна» («Скорпион»), дало о себе знать и публицистическое начало его творчества.
1. Образ Казани в мировой литературе: сборник статей. - Казань: КГПУ, 2004. - С.40 - 68.
2. Гыйлэщев А. Казан, Казаным!... (1992) //
Ватаным Татарстан. - 2006. - 25 август. - Б.4 - 5.
3. Гыйлэщев А. Йэгез, бер дога! Роман-хатирэ. -Казан: Тат. китап. нэшр., 1997. - 448 б.
4. Урманче Ф. Лиро-эпос татар Среднего Поволжья: Основные проблемы изучения баитов. - Казань: Татар. книж. изд-во, 2002. - 256 с.
5. Гыйлэщев А. Кылдан нэзек, кылычтан Yткен. Роман. // Казан утлары. - 2004 ел. - N.1. - Б.90 -130. - N. 2. - Б.84 - 124.
6. Кемпер М. Мадх-и Казан: мусульманские граждане и ученые в «Волжской Булгарии» 19 в. // Кем-пер М. Суфии и ученые в Татарстане и Башкортостане [1789-1889]. Исламский дискурс под русским господством. - Казань: Российский исламский университет, 2008. - С. 513 - 525.
7. Тукай Г. Избранное. - Казань: Магариф, 2006. -239 с.
8. Гыйлэщев А. Купне кетэбез! // Казан утлары. -1975. - № 9. - Б.62 - 65.
9. Литвин А. Куптэнгэ дуска хат (Аяз Гыйлэжевнец якты истэлегенэ багышлана)// Казан утлары. -2007. - N. 4. - Б.151 - 156.
10. Книга памяти // иЯЬ: http://www.memo.ru/
тетогу/ка7ап/ка7а24.Ыт (дата обращения
21.10.2008.).
11. Архив А. Гилязова: рукопись «После бури».
12. Гилязов А. При свете зарниц // Гилязов А. При свете зарниц. - М.: Сов. Россия, 1990. - С.7 - 98.
13. Гыйлэщев А. БерэY // Гыйлэжев А.Сайланма эсэрлэр. ДYPт томда. - Казан: Татар. китап. нэшр., 1994. - Т. 2. - Б.5 - 154.
14. Гыйлэщев А. Балта кем кулында? // Гыйлэжев А.Сайланма эсэрлэр. ДYPт томда. - Казан: Татар. китап. нэшр., 1994. - Т. 3. - Б. 265 - 567.
15. Гыйлэщев А. Кылдан нэзек, кылычтан Yткен. Роман // Казан утлары. - 2004. - № 2. - Б.84 - 124.
16. Архив А. Гилязова: дневник писателя. 31 декабря 1983 г. (неопубликованный источник).
17. Гыйлэщев А. Казан дигэн татар шэhэрен салып ятабыз // Заман-Татарстан. - 2000. - № 34. - 25 август. - Б.1.
TOPOS OF KAZAN IN AYAZ GILAZOV’S WORKS
M.M.Khabutdinova
In this article we analyze the peculiarities of the image of Kazan in the works of the Tatar writer Ayaz Gilyazov through the prism of tradition and novelty.
Key words: Tatar literature, chronotopos, image, folklore traditions, reminiscences.
Хабутдинова Милеуша Мухаметзяновна - кандидат филологических наук, доцент кафедры теории литературы и компаративистики Института филологии и искусств Казанского федерального университета.
E-mail: mileuscha@mail.ru
Поступила в редакцию 2І.І2.20ІІ
