CC BY
78
Л. И. Петражицкий крайне отрицательно отзывался о попытках двойственного определения сути правовых явлений, согласно которым существует объективное и субъективное право. Объективное право изучает реально существующие нормы, установленные коллективным субъектом (прежде всего, государством), в то время как субъективное право сосредоточивается на изучении тех специфических правоотношений, которые устанавливаются между конкретными людьми [1, с. 59].
Такая позиция очень противоречива, по мнению отечественного правоведа, и чревата введением дополнительных понятий (например, «общая воля», «воля государства»), призванных объяснить различие данных видов права уже на уровне фундаментальных оснований их возникновения. Ошибка исследователей заключается в использовании «наивно-проекционного метода», который, с одной стороны, указывает на производность права от психологических особенностей субъекта, а с другой -рассматривает в качестве субъекта права те социальные институты, которые гарантируют исполнение правовых норм [1, с. 60]. Иначе говоря, неправильность определения объекта права исходит из смешения коллективной и индивидуальной психологии, при котором каждый коллективный субъект по умолчанию приобретает черты индивидуальной личности.
Л. И. Петражицкий указывает, что психологическая концепция права дает ответ на этот вопрос следующим образом: «Из отрицания реального существования того, что юристы считают реально существующим в области права, и нахождения реальных правовых феноменов как особого класса сложных эмоционально-интеллектуальных психических процессов, в совсем другой сфере (в сфере психики индивида, совершающего упомянутые проекции) исходит наше понятие права и вообще излагаемое учение о праве» [1, с. 62]. Проекция в данном случае заключается не в переносе норм «объективного» права в сознание конкретного индивида, а наоборот - в том, что объект правовых отношений не существует реально, а создается в результате действия императивно-атрибутивных эмоций субъекта. Сам Петражицкий поясняет суть своих взглядов относительно проецирования психологических переживаний на внешнюю действительность: «Реальными феноменами являются именно переживания, сочетания императивно-атрибутивных эмоций с указанными выше интеллектуальными элементами, а не кажущиеся субъекту находящимися: где-то в высших сферах -нормы, у одних представляемых субъектов - обязанности, у других представляемых субъектов -права. Сколько бы мы ни старались отыскать что-либо реальное, физическое или психическое, соответствующее этим проекциям, в частности, например, как бы ни старались найти у тех, которым мы приписываем права, что-либо соответственное реальное, наши поиски неизбежно оказались бы безуспешными» [1, с. 57].
В этом смысле можно сравнить переход, который осуществляет Л. И. Петражицкий в политико-правовой теории, с коперниканским переворотом, предпринятым знаменитым немецким мыслителем И. Кантом. Суть переворота И. Канта заключалась в том, что не вещи оказывают воздействие на сознание наблюдателя, а, наоборот, сознание наблюдателя в силу присущих ему априорных способностей формирует образы вещей, доступные восприятию. Идея Л. И. Петражицкого очень схожа и заключается в том, что правовые отношения не существуют в объективной реальности, а появляются лишь в тот момент, когда представления о них возникают в сознании субъектов. То есть правовой характер отношениям придается лишь участвующими в них индивидами, действующими на основе схожих эмоциональных побуждений, распространение же понятия права на деятельность коллективных институтов, в качестве основного из которых предстает государство, является лишь проекцией индивидуальных взаимодействий. Сравнение взглядов И. Канта и Л. И. Петражицкого интересно еще и тем, что именно в начале XX в. происходит актуализация идей немецкого мыслителя, в том числе и правовых, в рамках Баденской школы неокантианства (Г. Риккерт, Э. Кассирер). Взгляды представителей этой школы оказываются близки Л. И. Петражицкому, что позволяет говорить о значительной роли неокантианского наследия в становлении отечественной психологической школы права. Правда, следует отметить, что психологическая концепция права, основы которой заложил Л. И. Петражицкий, впитала в себя сразу несколько влиятельных методологических течений, распространенных на рубеже Х1Х-ХХ вв., создав уникальный синтез политико-правовых идей различных мыслителей.
Но, критикуя используемое другими правоведами деление права на «объективное» и «субъективное», отечественный мыслитель не отказывается вообще от проведения различий между
видами права. С его точки зрения, право можно поделить на императивно-атрибутивные нормы, а также на «все долги одних, активно закрепленные за другими (правовые обязанности -правоотношения - права)» [1, с. 65]. Под первую категорию подпадают все эмоционально обусловленные правовые установления, возникающие в сознании индивидов, а под вторую категорию - все проявления этих установлений в объективной реальности (проекции). Такая классификация хороша, по мнению Л. И. Петражицкого, тем, что включает в себя всю совокупность правовых явлений, при этом она не заставляет исследователей проводить многочисленные различия между более дробными классами, выделяя дополнительные критерии. Например, существующие классификации права вынуждены обращать внимание на то обстоятельство, чем именно обосновываются правовые нормы - индивидуальными стремлениями людей, народными обычаями или государственными санкциями. Построенная Л. И. Петражицким классификация представляется предельно простой, но при этом всеобъемлющей картиной всех феноменов, которые входят в сферу компетенции правовой науки.
Еще одним свойством данной классификации является значительное расширение сферы права, в которую начинают попадать такие формы взаимодействия между людьми, которые не регулируются законодательными нормами, но при этом служат реализацией тех же императивно-атрибутивных эмоций.
Основной из таких сфер Л. И. Петражицкий считает все многообразие ситуаций, в которых происходит установление договорных отношений между участниками взаимодействия, например, карточные игры. С его точки зрения, между участниками игры устанавливаются нормы поведения, которые проистекают из тех же самых императивно-атрибутивных эмоций, что доказывается эмоциональной реакцией на нарушение установленных правил. «Результатом будет весьма сильная вспышка императивно-атрибутивных эмоций, сильное правовое негодование с соответственными типическими внешними проявлениями» [1, с. 62]. Нарушители установленных правил подвергаются определенным санкциям со стороны сообщества: исключению из числа участников игры, моральному неодобрению и т. д.
Нетрудно при этом заметить, что Л. И. Петражицкий, по сути, не проводит принципиальных различий между отдельными видами общественных санкций. Для него в одном ряду оказываются как санкции моральные (простое выражение неприязни за умышленное нарушение правил), так и те санкции, которые устанавливаются государством (отнесение совершенного проступка к мошенничеству и подпадание его под соответствующее законодательство). Принципиально важным, с его точки зрения, является то обстоятельство, что каждый участник данного взаимодействия испытывает устойчивое стремление к соблюдению правил со стороны всех остальных участников и, соответственно, проявляет негативные эмоции в том случае, если его ожидания не сбываются.
Кроме спортивных правил, реализацией правовых эмоций выступают обычаи и традиции, которые заключаются в обеспечении привилегий для определенных категорий лиц, например, уважительного отношения к старшим, проявляющегося в предоставлении им наиболее почетных мест. В их описании Л. И. Петражицкий наиболее отчетливо проявляет стремление к историческому и социальному релятивизму в изучении права, поскольку он отмечает, что общность эмоций, порождающих установление таких норм и негодование в случае их нарушения, сопровождается значительным многообразием самих устанавливаемых правил. Психология права превращается в социальную психологию, поскольку перед исследователями ставится вопрос о тех условиях, при которых одинаковая эмоциональная реакция может выражаться в самых различных проявлениях. Указанное направление исследований, логически вытекавшее из методологических предпосылок психологической концепции, сформулированной Л. И. Петражицким, получило дальнейшее развитие в социально-психологической концепции права его ученика Г. Д. Гурвича. В частности, этот русско-французский исследователь разработал классификацию социальных уровней, определяющих формирование личности и ее психологических реакций на происходящие события. Один из этих уровней и представлял собой «организованные, централизованные и иерархизированные образцы коллективного поведения, составляющие своеобразную систему "заветов предков" нынешним поколениям, т. е. наследие прошлых культур» [2, с. 131].
В тесном соприкосновении с предшествующей категорией правовых норм находятся нормы поведения в обществе (этикет). Как отмечает сам Л. И. Петражицкий, «наряду с нормами,
устанавливающими разные преимущественные права в пользу одних насчет других, в общественной психике имеются бесчисленные императивно-атрибутивные правила, устанавливающие разные взаимные и равные правомочия и правопритязания в области вежливости и этикета. Некоторые из них обязательны для всех и всегда, другие лишь в определенных случаях жизни или для определенных категорий лиц» [1, с. 64]. Отличие этикета от обычаев и традиций объясняется тем, что этикет имеет функциональное значение в рамках существующей социальной структуры (может быть объяснен на основе системы потребностей современного человека), в то время как обычаи часто сохраняются уже не в силу их прагматического назначения, а из чувства уважения к предшествующим поколениям.
Правовед особое внимание обращает на историческую изменчивость даже не столько самих норм этикета и поведения, сколько общественных санкций за их нарушение. В примитивном обществе нарушение правил общежития может привести к общественному порицанию, выраженному в вербальной или даже физической форме. В современном обществе санкции значительно смягчаются, выражая в большей степени стремление к признанию самим нарушителем существования нарушенных им норм. Как отмечает Л. И. Петражицкий, «наиболее распространенное в культурном обществе из относящихся сюда психических явлений состоит в императивно-атрибутивном сознании, по которому потерпевшему от нарушителя причитается признание виновности, выражение по этому поводу сожаления и просьба о прощении» [1, с. 64].
Особым случаем урегулирования споров относительно правил общественного поведения является дуэльный кодекс, поскольку он совмещает в себе черты как писаного, так и неписаного права. С одной стороны, присутствует некоторая вариативность при определении тех ситуаций, когда дуэль становится оптимальным способом восстановления нарушенного правового договора, а с другой -сама процедура дуэли подпадает под действие определенных и четко регламентированных правил, которые являются таким же выражением правового чувства. Иначе говоря, императивно-атрибутивные эмоции реализуются как при вызове на дуэль в случае недопустимости поведения оппонента, так и в стремлении к проведению дуэли по устоявшимся в обществе правилам.
Не менее важной сферой проявления правовых норм, проистекающих из эмоциональных потребностей индивида, является сфера личной жизни, которая, как справедливо отмечает Л. И. Петражицкий, совершенно не подпадает под действие государственного законодательства, но из этого не следует, что там нет места правовым установлениям. «С момента объяснения в любви с одной стороны и принятия с другой происходит коренная революция взаимных правоотношений, падают разные правовые перегородки; объяснившийся приобретает такие права, которых он до этого момента не имел» [1, с. 65]. Такой негласный договор заставляет индивида приписывать своему партнеру определенные обязательства, которых он до этого не имел, и, соответственно, эмоционально реагировать на нарушение данных обязательств. Поэтому он и может считаться формой правовых отношений.
Отметим, что разновидностями правовых отношений, по мнению Л. И. Петражицкого, следует считать и те взаимные обязательства, которые накладывают на индивидов семейные узы, а также дружеские отношения. Если семейные узы и сопутствующие им обязательства возникают в силу физиологических отношений родства (хотя даже они требуют социального закрепления), то возникновение дружеских обязательств является результатом определенного ритуального закрепления нового характера взаимоотношений. Отечественный ученый отдельно отмечает эволюцию дружеских обязательств в процессе перехода от примитивного к цивилизованному обществу. В примитивном обществе налагаемые обязательства имели вполне реальное воплощение. По этому поводу Л. И. Петражицкий отмечает: «Договор дружбы или братства налагал на контрагентов весьма серьезные, связанные с риском жизни, правовые обязанности, в частности обязанность, не жалея своей жизни, солидарно выступать против врагов, обязанность кровавой мести, в случае убийства друга» [1, с. 66]. В обществе цивилизованном происходит сведение дружеской взаимозависимости к символическим обязательствам, соответственно, меняется как система ритуалов, обеспечивающих возникновение такого рода правоотношений, так и набор общественных санкций за их нарушение.
Семейные взаимоотношения, зачастую относимые правоведами к сфере нравственности, а не права, также с точки зрения психологической теории права должны рассматриваться как разновидность правоотношений. Характер этих правоотношений устанавливается как
социокультурными стереотипами (например, семейные отношения в деревенской среде отличаются от подобных отношений в среде городской), так и индивидуальными особенностями каждой семьи. Психологическая концепция права в этом случае открывает, по мнению Л. И. Петражицкого, новую сферу изучения различных правовых установлений, которыми регулируется поведение различных членов семьи в зависимости от характера существующих правоотношений.
Но расширение сферы права подразумевает не только включение в объект исследования различных сторон жизни дееспособных индивидов, но и определение самих границ дееспособности, которая в данном случае представляет собой способность испытывать императивно-атрибутивные эмоции и действовать в соответствии с ними. Из сферы изучения правовой науки обычно исключаются дети, что, с точки зрения отечественного ученого, является неправомерным, поскольку на примере детских игр можно наблюдать наличие у детей определенных эмоционально окрашенных представлений о взаимных обязательствах. По его собственным словам, «включение психических явлений этого рода в сферу научного внимания и изучения, наблюдательное и экспериментальное исследование детского права, его характера, содержания, развития... могло бы обогатить науку о праве интересными и важными фактическими данными и теоретическими положениями относительно появления и развития в человеческой психике права вообще и отдельных его видов и элементов» [1, с. 68]. Особый интерес представляют те виды детских взаимоотношений, которые представляют собой зачаточные формы отношений, подпадающих уже под действие правовых норм (например, круговая порука, отношения власти и подвластности и т. д.).
Использование эмоционально-аффективного критерия для определения объекта правовой науки и описания сферы правовых феноменов приводит представителей отечественной психологической школы права к расширительному толкованию правовых норм, в качестве которых начинают выступать, по сути, все социальные нормы, нарушение которых вызывает эмоциональное отторжение участников взаимодействия и приводит к определенным санкциям.
Сам Л. И. Петражицкий считал расширение сферы права несомненным достоинством своей концепции, хотя реакция его современников и значительной части исследователей была достаточно критичной. Например, В. И. Сергеевич посчитал, что в концепции Л. И. Петражицкого приводятся доводы, согласно которым любое явление общественной жизни, а еще точнее - любое взаимодействие (вплоть до договора с дьяволом) можно считать проявлением врожденного «правового чувства» [3, с.
15].
И в более поздний период эта характеристика правового учения Л. И. Петражицкого также вызывала критические замечания. Н. М. Азаркин указывает: «Определение права как явления психики, эмоции не получило широкого признания. То, что Петражицкий понимал как собственно право, большинство современных юристов называют скорее правосознанием, индивидуальным или коллективным» [4, с. 702]. Из этого следует, что точка зрения, с которой в свое время активно спорил отечественный правовед Л. И. Петражицкий, видевший достоинство своей теории в том, что она позволяет выявить единственный источник как права, так и правосознания, продолжает существовать до сих пор. Для него право и правосознание являлись обозначениями различных стадий одного и того же процесса - процесса реализации универсальных аффектов, заложенных в человеческой природе, на основе которых и формируется особый тип взаимоотношений, называемый правовым.
Несмотря на подобные критические замечания, следует признать, что расширение сферы права логически вытекало из обоснования Л. И. Петражицким специфики императивно-атрибутивных эмоций, определяющих такой тип взаимодействия между людьми, при котором эмоциональное содержание человеческого сознания определяет специфическое отношение человека к другим индивидам. Можно согласиться с И. А. Иванниковым, который констатирует, что «в современной психологии личности считают, что все, с чем люди сталкиваются в повседневной жизни, вызывает у них разные чувства и эмоции. Самыми интенсивными, бурными и кратковременными эмоциями являются аффекты (сильный гнев, ярость). К нормальным чувствам относят: долг, гуманность, доброжелательность, любовь, сочувствие и др., а к аморальным - эгоизм, жестокость и т. д. Если учение об аффектах применить к теории Петражицкого, то получится, что аффекты как эмоции порождают право, то есть во многом бессознательное поведение человека» [5, с. 59]. Аффективная природа права, таким образом, позволяет объяснить готовность или неготовность индивида
принимать установленные правовые нормы, а также помогает отчетливее описать механизм возникновения «правового чувства» и его последующей реализации [6, с. 95; 7].
Итак, в толковании объекта права психолого-правовая концепция Л. И. Петражицкого определяется несколькими уникальными характеристиками, способствовавшими становлению отечественной психологической школы права и ее дальнейшему развитию:
1. Внутреннее единство права. На рубеже XIX-XX вв. в правовой науке была общепринята точка зрения, согласно которой необходимо различать такие стороны правовых феноменов, как право и правосознание. Под правом понималась система норм, регулирующих поведение людей в определенных ситуациях и санкционируемых социальными институтами (прежде всего, государством). Под правосознанием понималась способность человека к восприятию и усвоению норм права, внутренняя готовность соблюдать установленные законы. Для Л. И. Петражицкого подобное разделение являлось результатом изначально неверно поставленного вопроса, при котором происходит удвоение источников права. Единство права в его психологической концепции обеспечивается за счет признания источником права атрибутивно-императивных эмоций, суть которых заключается в установлении определенных требований к другим индивидам, вступающим во взаимодействие. Таким образом, право совпадает с правосознанием, становясь проекцией эмоций на сферу человеческих взаимоотношений.
2. Проективность права. Под проекцией в данном случае понимается способность индивида переносить специфику своего эмоционального восприятия предмета на сам этот предмет, что, применительно к сфере права, означает укорененность правовых отношений в эмоциональных ощущениях, присущих каждому индивиду. Возникновение объекта права означает проецирование определенного вида эмоций, который Л. И. Петражицкий называет «императивно-атрибутивным», на взаимодействие с другими субъектами. Такое понимание проективности позволяет уйти от проблемы переноса характеристик индивидуального субъекта на государство.
3. Расширение объекта права. Естественной причиной такого расширения является признание Л. И. Петражицким того, что характер права производен от определенного типа эмоций, и это заставляет его приписывать правовой характер всем ситуациям человеческого взаимодействия, при которых «обязанности одних являются притязаниями других, a не свободными обязанностями» [1, с. 62]. При таком толковании право отождествляется со всеми договорными отношениями, при которых каждая из сторон ожидает от противоположной стороны соблюдения определенных обязательств.
Психологическая теория Л. И. Петражицкого сумела решить часть фундаментальных проблем, стоящих перед политико-правовой наукой в начале XX в., в частности, аргументировав внутреннее единство всех правовых феноменов, относящихся как к сфере человеческих взаимоотношений, так и к сфере человеческого сознания. Вместе с тем, она поставила важный вопрос о границах права, поскольку расширительное толкование объекта права не позволяло выявить специфику правовых норм в контексте социальной нормативности.
Литература
1. Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 2000.
2. Гергилов Р. Е. Теория и методология социологии Г. Д. Гурвича // Социологические исследования. 2008. № 4.
3. Сергеевич В. И. Новое учение о праве и нравственности. СПб., 1910.
4. Азаркин Н. М. Психологическая школа права // История политических учений / под ред. О. В. Мартышина. М., 2002.
5. Иванников И. А. Л. И. Петражицкий о роли психологии в теоретическом познании права // Наука и образование: хозяйство и экономика; предпринимательство; право и управление. 2011. № 3.
6. Працко Г. С. Социальный порядок и гражданское общество: региональный аспект // Проблемы вынужденной миграции в Южном регионе России: материалы международного круглого стола. Ростов н/Д, 2002.
7. Рассказов Л. П. Теория государства и права. М., 2013.
