CC BY-NC-ND
174
М.А. Новиков
ТИПИЗАЦИЯ - ИНСТРУМЕНТ ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЙ СОЦИОЛОГИИ А. ШЮЦА
Цель статьи - экспликация концептуальных оснований типологического метода, его принципов и процедуры как ключевого инструмента познания социального в феноменологической социологии.
Ключевые слова: типизация, феноменологическая социология, А. Шюц, теория социального действия, отношения лицом к лицу.
Типизация как методологический инструмент социального познания восходит к концепции «идеальных типов» Макса Вебера. В статье мы не будем затрагивать веберовскую проблематику ввиду того, что она достаточно разработана в трудах как зарубежных, так и отечественных авторов, а обратимся к проблемному полю феноменологической социологии. Для того чтобы определить методологическую необходимость в типизации как инструменте познания, нам необходимо прежде всего артикулировать различение, которое Шюц проводит между позицией партнера, действующего по социальному взаимодействию, и позицией социолога как наблюдателя.
Социолог занимает позицию незаинтересованного безучастного наблюдателя социального действия. Он безучастен в том смысле, что не действует в изучаемой ситуации, не является участником социальных отношений, но лишь наблюдает их, они имеют для него познавательный, а не практический интерес. Его система релевантностей является отличной от системы действующего и его партнера по взаимодействию. Социолог выступает в качестве ученого и, следовательно, пытается как можно точнее исследовать
© Новиков М.А., 2013
социальный мир, в то время как действующий переживает мир своей повседневной жизни как поле актуальных и потенциальных действий и лишь во вторую очередь как объект своего мышления. «Чтобы стать социальным ученым, наблюдатель должен заставить свой разум покинуть социальный мир, отбросить какой бы то ни было практический интерес к нему и ограничиться в своих мотивах для-того-чтобы честным описанием и объяснением того социального мира, который он наблюдает»1.
Что это значит - «заставить свой разум покинуть социальный мир»? Здесь Шюц утверждает, что социальному ученому как наблюдателю необходимо выйти за пределы своей собственной биографически детерминированной ситуации и «погрузиться» в организованную систему значений, которую Шюц обозначает как «корпус науки». Тем самым достигается упразднение прежней господствующей системы релевантностей: социолог более не рассматривает свое положение в социальном мире и связанную с ним систему релевантностей как определяющие для его запаса наличного знания. Теперь его запас наличного знания составляет освоенная им часть «корпуса науки». Именно корпус науки задает исследователю набор всевозможных конструктов (абстракций, формализа-ций, идеализаций и т. д.), релевантных для решения той или иной научной проблемы. Запас научного знания имеет иную структуру, чем структура запаса наличного знания, действующего в социальном мире. Другими словами, ученый совершает своего рода «скачок», переход из мира повседневной жизни в мир научного теоретизирования, в мир научной теории. Подобный прорыв в сферу теоретического мышления невозможен без соответствующего эпо-хэ научной установки. В этом эпохэ ученый заключает в скобки:
- свою собственную субъективность как психофизическую телесность;
- свое тело как нулевую точку системы координат Я в мире повседневной жизни;
- всю систему структурирования реальности мира повседневной жизни, производную от нулевой точки системы координат Я и сферы кинестетических манипулятивных движений (мир в пределах нашей досягаемости, мир в пределах восстановимой досягаемости и мир в пределах достижимой досягаемости);
- фундаментальную тревогу.
Теперь охарактеризуем ситуацию с позиции партнера, действующего по социальному взаимодействию. Последний вступает с
действующим в отношения «лицом к лицу». Здесь основатель феноменологической социологии уточняет, что использует данный термин в ином значении, нежели то, которое придал ему Кули. Шюц понимает под этим типом социальных отношений те отношения, в которых действующий и его партнер разделяют общее пространство и время. Под это определение, как пишет Шюц, в равной степени подпадают и доверительная беседа с другом в кафе за чашечкой кофе, и ни к чему не обязывающий разговор случайных попутчиков в купе поезда. Пребывание с Другим в общем пространстве означает, что как мне, так и Другому в равной степени доступен определенный сектор внешнего мира. Помимо этого наблюдению каждого из нас доступны тело, жесты и мимика Другого. Исключительность отношений лицом-к-лицу может быть кратко охарактеризована следующим образом. Во-первых, Шюц полагает, что все прочие социальные отношения являются производными от отношения ли-цом-к-лицу. Во-вторых, только в данном социальном отношении я воспринимаю Другого как целостность, как нерасчлененное единство и разделяю с ним общее «живое настоящее». В иных формах социальных отношений Другой переживается только частично, как исполнитель той или иной социальной роли.
Итак, социальный ученый как наблюдатель не вступает в отношения лицом-к-лицу с действующим, он не вовлечен в сложный «зеркальный» процесс отражения, характерный для взаимодействия действующего и его партнера, в котором мотивы для-того-что-бы действующего становятся понятными его партнеру как мотивы потому-что его собственного действия. Следовательно, социолог не может разделить живое настоящее с Другим и, таким образом, не может «схватить» мотивы для-того-чтобы действующего лица. В связи с этим встает следующий вопрос: «Как вообще возможно, что мыслитель-одиночка, стоящий в своей теоретической установке незаинтересованности вне всяких социальных отношений, находит подход к миру повседневной жизни, в котором люди с естественной установкой работают среди своих собратьев, да и к самой естественной установке, которую теоретик обязан отбросить?»2
Шюц на этот вопрос дает следующий ответ: для социальной науки остается лишь путь конструирования типов осуществления действия посредством понимания типических мотивов действующего. Руководствуясь своей идеей конструктов второго порядка, социолог должен разработать своего рода искусственный инструментарий, как пишет об этом сам Шюц. Роль этого искусственного инструментария следующая: он заменяет интерсубъективный жиз-
ненный мир некой моделью, моделью мира повседневной жизни. Иными словами, социолог конструирует образцы типичного осуществления действия и, основываясь на них, строит соответствующие персональные идеальные типы. Сама возможность подобного конструирования фундирована типизацией как одной из ключевых структур жизненного мира: «В организации социального мира человеком, наивно в нем живущим, мы уже обнаруживаем ядро той системы типов и типичных отношений, которую мы позже во всей ее разветвленности увидим как сущностный элемент научного ме-тода»3.
Таким образом, источник типизирующих процедур социологического знания Шюц фиксирует в типизации как структуре жизненного мира. В социальных отношениях и взаимодействиях, разворачивающихся в мире повседневной жизни, Другой как партнер действующего неизбежно подвергается типизации (формированию конструктов типичного поведения, конструктов типичных мотивов и т. д.). Здесь Шюц приводит пример с почтовым служащим: «Опуская письмо в почтовый ящик, я ожидаю, что неизвестный мне человек, называемый почтовым служащим, будет действовать типичным, хотя и не вполне понятным мне образом, в результате чего мое письмо достигнет адресата за разумное время»4.
В биографически детерминированных ситуациях в мире повседневной жизни мы постоянно осуществляем типизации. Сама типизация выступает как универсальная структура субъективной ориентации в социальном мире повседневной жизни. Каждый шаг, предпринимаемый действующим на пути интенционального истолкования мира повседневной жизни, основан на запасе прошлого опыта, как непосредственно его личного, так и опыта, сообщенного ему родителями, учителями, друзьями и т. д. Весь этот запас опыта оформляется в своего рода единство в форме запаса наличного знания, который и позволяет истолковывать и действовать в мире повседневной жизни. Сама возможность того, что с помощью запаса наличного знания действующий производит определение ситуаций и успешно действует в них, фундирована тем, что предметы и события в жизненном мире с самого начала выступают в своей типичности. Социальный мир повседневной жизни любого человека организован в категориях интимности и анонимности, знакомого и чужого, а значит, типизирован. Эта типизация нарастает тем больше, чем больше личность другого человека растворяется в нераскрытой анонимности его функции. Очевидно, что увеличение анонимности социального отношения влечет за собой уменьшение
полноты содержания социального типа, т. е. чем более анонимным становится типизируемый конструкт, тем меньше уникальных черт личности и паттернов ее поведения входят в типизацию как релевантные наличным целям, которые и направляют процесс типизации. Тем самым возникающий конструкт становится все более и более анонимным. Шюц полагает, что возрастание степени анонимности приводит к замене персонального (субъективного) типа (объективным) типом осуществления действия. «Полное обезличивание предполагает, что индивиды взаимозаменяемы и идеальный тип осуществления действия относится к поведению кого бы то ни было, чьи действия соответствуют типизированным в кон-структе»5.
Проблема заключается в том, что содержание персонального идеального типа ограничено элементами и структурами, соотносящимися с образцами типичного осуществления действия, которые наблюдает социальный ученый. Социолог приписывает персональному идеальному типу набор типичных мотивов для-того-чтобы, соответствующих целям сконструированных образцов типичного осуществления действия, и набор типичных мотивов потому-что, «наконец, в идеальный тип вносятся такие сегменты жизненных планов и такие запасы опыта, которые представляются необходимыми для воображаемых горизонтов и фоновых знаний действу-ющего...»6
Подобные персональные идеальные типы, безусловно, являются лишь моделями людей, действующих в той или иной биографически детерминированной ситуации. У них нет собственной истории, кроме той, которой их мог наделить социальный ученый. Строго говоря, они наделены лишь тем запасом наличного знания, который позволяет сделать их действия понятными в смысле постулата субъективной интерпретации, как если бы данные действия осуществлялись реальными действующими лицами в социальном мире. Персональный идеальный тип помещен не в реальную биографически детерминированную ситуацию, разворачивающуюся в социальном мире, а в ситуацию, сконструированную исследователем, которая содержит все элементы, релевантные для осуществления, исполнения данного типического действия. Кроме того, персональный идеальный тип не подчинен онтологическим условиям человеческого существования, он не способен выйти за рамки, поставленные его создателем. Следовательно, у него нет и альтернатив, кроме тех, которые предоставил ему социальный ученый; в этом смысле персональный идеальный тип являет собой
всего лишь модель, лишенную спонтанности и собственного волеизъявления. «Он всего лишь производное его типичной функции, поскольку приданное ему вымышленное сознание содержит лишь элементы, необходимые для того, чтобы придать этим функциям субъективное значение...»7
Шюц пишет, что отношения между социальным ученым и персональным идеальным типом, созданным им, есть репрезентация на другом уровне «старой» проблемы взаимоотношений между Богом и творением. Несмотря на то что персональный идеальный тип действует в соответствии с целями, которые задал ученый, предполагается, что сами действия, предпринимаемые им, самостоятельны. Персональный идеальный тип содержит лишь те элементы, которые социальный ученый посчитал относящимися к данному действию, те средства, которые делают возможным осуществление данного действия для достижения его цели. Таким образом, мы имеем своего рода «предустановленную гармонию», которая оказывается возможной потому, что и персональный идеальный тип, и сама ситуация суть конструкты, произведенные ученым.
Итак, ученый производит своего рода реконструкцию жизненного мира или некоего социального феномена. Эта реконструкция в полной мере согласуется с постулатом субъективной интерпретации. С самого начала наш персональный идеальный тип «представляется как наделенный тем же самым специфическим знанием ситуации - в том числе средств и условий, - которым обладало бы в реальном социальном мире реальное действующее лицо; с самого начала субъективные мотивы реального действующего, выполняющего типичное действие, имплантируются в качестве постоянных элементов в воображаемое сознание идеально-типического действующего; и с самого начала идеальному типу действующего лица предначертано играть ту роль, которую должен был бы принять для выполнения типичного действия действующий в социальном мире»8.
Социология как наука об истолковании и объяснении человеческого действия должна начинать с описания базовых структур донаучного знания и действия в жизненном мире, который является само собой разумеющимся. В этом смысле исходным пунктом феноменологической социологии оказывается анализ процесса приобретения человеком социального опыта. Здесь типизация и играет свою центральную роль. Дальнейшая разработка проблематики типизации как инструмента познания является одним из
ключевых условий преодоления затруднений социологической методологии. Это позволит идеально-типическому познанию перестать быть противоречивым комплексом дифференцированных представлений и стать реально функционирующим инструментом в познании действительности.
Примечания
1 Шюц А. Социальный мир и теория социального действия // Шюц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом / Пер. с нем. и англ. М.: РОССПЭН, 2004. С. 111.
2 Шюц А. О множественных реальностях // Там же. С. 447.
3 Шюц А. Проблема рациональности в социальном мире // Там же. С. 77.
4 Шюц А. Обыденная и научная интерпретация человеческого действия // Там же. С. 20.
5 Там же.
6 Шюц А. Социальный мир и теория социального действия // Там же. С. 112.
7 Шюц А. Обыденная и научная интерпретация человеческого действия. Там же. С. 41-42.
8 Шюц А. Социальный мир и теория социального действия. Там же. С. 113.
