CC BY
74
шнтианские презумпции феноменологического конструктивизма
!1®1
11! ||||
(
¡11 ШИН
Н. М. СМИРНОВА
1. философский смысл конструктивизма
и его истоки
Интенсивные дискуссии по проблеме конструктивизма, не прерывавшиеся на протяжении всего XX века, и сегодня находятся в центре внимания философской методологии. Исследовательский интерес к проблемам когнитивного конструктивизма питается наработками новых философских аргументов в защиту научного реализма (в рамках эволюционной эпистемологии, синергетики и неклассической теории сознания), с одной стороны, и радикализацией самой конструктивистской установки, с другой.
Теоретико-познавательной основой умеренного («классического») конструктивизма является свойственное классическому рационализму представление об активистски-деятельностной роли
Ш
Исследование выполнено в рамках проекта РГНФ 05-03-03-138а и РФФИ 06-06-80425.
X
ш ш
1 !ак 1203
33
субъекта познания, артикуляция креативных функций разума на основе интеллектуальной интуиции, врожденных идей, математических формализмов, позднее - социально-конструирующей роли языка и знаково-символических средств. Умеренный конструктивизм классически-рационалистических концепций артикулирует идею конструктивной роли разума в оппозиции к созерцательному материализму Нового времени со свойственной ему абсолютизацией роли сенсорного аппарата познания, трактуемого в духе классической теории отражения как «клавиш, по которым ударяет природа» (Д. Дидро). Конструктивизм имплицитно заряжен отрицанием эмпирического фундаментализма.
Однако было бы заметным упрощением полагать, что философские истоки конструктивизма восходят исключительно к классическому рационализму Нового времени. Конструктивистские интенции современности усиливают и придают самостоятельное значение тем характеристикам познания, зародышевые формы которых можно обнаружить и в сенсуалистских концепциях - в той мере, в какой последние стремились преодолеть теоретические трудности эмпирического фундаментализма. Так, истоки представлений о том, что сенсорный аппарат человека не только «имеет» объект чувственного познания, но в известной мере и формирует его, можно усмотреть еще в концепции первичных и вторичных качеств - как превращенной форме онтологически интерпретированного представления о конструктивной деятельности человеческих органов чувств. Смысл этой концепции, как известно, в том, что объекту «самому по себе» присущи не все чувственно воспринимаемые качества, но лишь наиболее фундаментальные, «первичные», без которых объект не мыслим как таковой (протяженность, пространственная конфигурация). «Вторичные» же качества (цвет, запах) возникают как результат преобразования опытных данных сенсорным аппаратом человека. В свою очередь, картезианский рационализм с его апофеозом универсальной математики едва ли следует считать конструктивизмом в собственном смысле слова: ведь, согласно Декарту, математические объекты и их отношения изобрел господь Бог, дабы изложить на их языке великую книгу природы.
Осознание теоретических трудностей эмпирического фундаментализма и относительной самостоятельности научно-теоретического мышления со свойственным ему «отлетом» от непосредственной чув-
* ственной очевидности - важнейшая когнитивная предпосылка класси-
Ф ческого конструктивизма. Культурной предпосылкой классического
Ч конструктивизма является кризис великих метафизических систем
* Нового времени (субстанциалистских концепций мироздания) со свой-ственным им представлением о рациональности, лежащей в основе
мира. Задача Разума состояла в том, чтобы ее обнаружить. Поэтому классический Ratio, подобно двуликому Янусу, наделен свойствами субстанции и самосознания.
В ситуации кризиса великих метафизических систем и «обмирщения философии» конца XIX - начала XX вв. классический Ratio теснят с философского Олимпа его земные прообразы: история, дух европейской культуры, народ и, наконец, язык. В концепции В. Гумбольдта язык наделен демиургической ролью главного социального конструктора («не человек овладевает языком, но язык овладевает людьми»), универсального посредника между человеком и Богом, человеком и миром, человеком и человеком. Поворот от Гегеля к Канту знаменует собой отказ от традиционных метафизических установок на построение универсалистских онтологий, претендующих на выражение глубинной сущности мироздания, в пользу более изощренной формы метафизики - поиска первоначала не в традиционном для европейской культуры смысле оснований бытия, а в базисном слое человеческого знания. «Когнитивная метафизика» не строит иерархии сущностей, однако ей присущ редукционизм теоретико-познавательный: представление о наиболее общих законах познания, из которых выводимы специфические познавательные методы отдельных наук. В обстановке общего антиметафизического настроя конца XIX в. заметно усилилось осознание связи исследовательского метода со структурой и культурно-историческими характеристиками объекта познания. Подобные изменения культурного климата эпохи нашли свое отражение в «королевских» вопросах Канта: «Как возможна чистая математика?», «Как возможно чистое естествознание?» и т.д. Разведение эмпирического и трансцендентального сознания в теории познания Канта стало выражением глубокого компромисса между абсолютизацией классического Разума, лишенного нимба божественной сущности, и тяготевшего к идеалу «чистого», «родового» сознания, лишенного индивидуальности и личного опыта, с одной стороны, и опорой на опытное знание, в частности, на описательную психологию, с другой.
Философски наиболее глубокий синтез восходящих к Ф. Бэкону образов научной работы (пчелы, сбирающей нектар эмпирических данных, и паука, плетущего паутину понятий) мы находим в теории познания Канта. Именно в кантовском варианте когнитивного конструктивизма идея презентации объекта познания в формах ментальной деятельности обрела наиболее полное и философски изощренное 3-обоснование. Осознание им односторонности - как созерцательной модели познания («натурализма Просвещения»), так и классически-рационалистического недоверия к чувственному опыту - выразилось в смещении фокуса исследовательского внимания с объекта «самого
по себе» («вещи-в-себе») на способы его «данности» трансцендентальному сознанию. В подобной установке объект познания предстает не как чувственный образ отраженной реальности «до и независимо от субъекта познания», а как продукт его конструктивной активности, формирующей схемы объекта из ресурсов телесности, рассудка и совокупного культурного опыта.
В «антропологически нагруженной» теории познания Канта1 познавательный образ объекта предстает как проекция познавательных способностей человека. Пафос кантовской «Критики чистого разума» состоит в демонстрации того, что сознание не имеет когнитивного доступа к объекту иначе, как в доопытных формах чувственности и рассудка: «вещь в себе» аффицирует чувственность, а рассудок формулирует суждения на основе предваряющих опыт категорий рассудка. Познание объекта средствами науки (математики, естествознания), таким образом, есть его конструирование, когнитивный синтез разрозненных чувственных данных посредством доопытных форм чувственности и рассудка. Априорные формы чистого чувственного созерцания позволяют мыслить объект в пространстве и времени. Таков ответ Канта на вопрос, как возможна чистая математика, т.е. геометрическая образность и последовательность натурального ряда («трансцендентальная эстетика»). Априорные же формы рассудочной деятельности позволяют формулировать научные суждения и законы («трансцендентальная аналитика») на основе доопытных категорий рассудка. Заметим, что умеренная версия конструктивизма вполне совместима с научным реализмом, т.к. не затрагивает вопрос об онтологическом статусе объектов. Признавая онтологическую реальность вещи-в-себе, Кант утверждал невозможность трансцендирова-ния до ее уровня иначе как в опосредующих формах человеческих когнитивных способностей.
Однако философская непроявленность истоков априоризма Канта допускала понимание априорного как метафизически трактуемого трансцендентального аргумента, не верифицируемого средствами науки, с одной стороны, и естественных («природных») свойств человеческого разума, с другой. Быть может, поэтому неокантианец Г. Риккерт видел свою задачу в том, чтобы окончательно избавиться от натурализма Просвещения, преодолеть который так и не удалось кантовскому идеализму. Умеренный конструктивизм классического типа достигает своего апогея в неокантианстве Марбургской и Баден-ской школ, в центре внимания которых оказываются процедуры кон-
Ф 1 Оговоримся, что не все исследователи согласны с трактовкой когни-
ф тивного проекта Канта как «антропологического», полагая, что Кант ве-
¡Й дет речь о «сознании вообще», в духе картезианства отождествляя его с
> ( трансцендентным сознанием.
струирования не только научных понятий и теорий, но и научных фактов, понятых как продукты конструирующей деятельности разума, но без аффицирующего чувственность трансцендентного первоисточника («вещи-в-себе»),
В дальнейшей эволюции умеренного конструктивизма «трансцендентальный аргумент» Канта трансформируется в утверждение о невозможности внелингвистического доступа к реальности, к представлению о том, что в самой структуре языка заложены конститутивные онтологические допущения. И важнейшая задача философии видится в том, чтобы систематически прояснять зависимость между представлениями о природе объектов и способами рассуждения о них.
Радикальный конструктивизм, в направлении которого эволюционирует конструктивистская установка в рамках неклассической науки, состоит в том, что объекту познания отказывают в онтологической реальности, полагая его чисто ментальной конструкцией, созданной из ресурсов языка, культуры, норм и конвенций научного сообщества. В отличие от совместимого с научным реализмом умеренного конструктивизма, радикальному присущ методологический солипсизм - представление о том, что все, что мы видим, слышим, осязаем, суть ментальные конструкции на основе ресурсов языка и социально заданных образцов восприятия (когнитивных паттернов). В таком понимании исследуемая реальность предстает не как онтологически предшествующая познанию, а как проекция культурно детерминированных схем познавательной деятельности. Исследовательский метод становится «творцом» реальности в соответствии с процедурными нормами своей науки. Радикальный конструктивизм - это когнитивное забвение бытия, синдром «ускользания» реальности.
Внутринаучные истоки радикального конструктивизма заключены в трансформации научного мышления XX века, в «коперниканском повороте» галилеевско-ньютоновского естествознания к неклассическим идеалам и нормам научного мышления. К важнейшим когнитивным предпосылкам радикального конструктивизма следует отнести размывание наглядности естественнонаучных теорий по образцу механической модели. В утрате чувственной наглядности предмета познания - истоки печально знаменитого тезиса эмпириокритиков «материя исчезла, остались одни уравнения». Известно, что Э. Мах не верил в существование атомов, полагая их чисто научной конструкцией. Конструктивизм как направление в обосновании математики (в оппозиции к интуитивизму и формализму) стал реакцией на подоб- ^ ные изменения в характере научного мышления XX века. Ненагляд- ® ность теорий неклассического естествознания Э. Гуссерль осмыслил т в понятии «новая трансценденция». Она не только чувственно не вое-принимаема, но и не может быть представлена наглядно. Новая
т
!НЫ
ii
II
ii
¿!лЗ X
Pill
si
il ¡1
трансценденция может быть задана лишь математическими формализмами - по-другому она в познании определена быть не может. В отрыве понятий современного ему естествознания от жизненного мира человека - конечной области значений обыденного мышления и культурной символики - основоположник феноменологии усматривал главную причину кризиса европейских наук XX в.
Серьезный вклад в радикализацию умеренного конструктивизма внес логический позитивизм и наследующая ему лингвистическая философия анализа естественного языка. В работах Б. Рассела, Р. Кар-напа, а также ряда представителей аналитической философии, внешний мир предстает как логическая конструкция на основе чувственных данных. Соответственно, все знание мыслится исключительно человеческой конструкцией, лишь «по краям» (У. Куайн) соотносящейся с чувственным опытом, а «создание» звезд отличается от создания кирпичей лишь инструментально (Н. Гудмен).
В социальном познании общенаучную методологическую констатацию опосредованности когнитивного образа объекта схемами метода и ценностно-смысловыми характеристиками субъекта конструктивизм дополняет (усиливает) утверждением о конститутивном характере предмета познания, опирающегося на культурные ресурсы не только научного, но и вненаучного знания, здравого смысла. В русле радикального конструктивизма, например, работают представители «поздней» социальной феноменологии. В работе под симптоматичным названием «Социальное конструирование реальности» П. Бергер и Т. Лукман2 критикуют классическую (позитивистски ориентированную) социологию за то, что она принимала за реальность продукты собственного объективирующего метода. При таком подходе остается в «слепом пятне» тот факт, что реальность, на исследование которой она направляет свои усилия, является нечем иным, как результатом отбора и сортировки фактов, определяемого исследовательской задачей ученого.
Современный конструктивизм питается ресурсами семиотики и постструктурализма, практик изучения разговорного языка и анализа повседневных речевых взаимодействий. Он мобилизует культурные пласты обыденной рефлексии языковых и коммуникативных практик, воплощенных в повседневных интерпретациях, существенно углубляет традиционные представления о социокультурных детерминантах познания. Различные варианты когнитивного конструктивизма в социальных науках мы рассмотрим далее. Сейчас же сосредоточим вни-
Ф ---
Jjj" 2 Berger P.,Luckmann T. The Social Construction of Reality. A Treatise on
£ Sociology of Knowledge. N.Y.,1966. Рус. пер.: Бергер П., Лукман Т. Со-
<'{( циальное конструирование реальности. М., 1995.
мание на тех чертах трансцендентальной феноменологии, которые заложили глубокий философский фундамент радикализации умеренного конструктивизма.
2. Феноменологический конструктивизм -
локус встречи умеренного
и радикального конструктивизма
Философский смысл феноменологического конструктивизма -вернуть в мир смысл, изгнанный созерцательным натурализмом Просвещения. Следуя кантианским традициям, Э. Гуссерль полагал, что подлинная теория познания имеет смысл лишь как исследование конструктивной деятельности сознания. Работа по систематическому прояснению познавательных способностей человека, убежден Гуссерль, является высшей мыслимой формой рациональности. Любые осмысленные вопросы, связанные со знанием, по его мнению, суть проблемы «трансцендентальной феноменологии». И ответ на них следует искать в особом опыте самопостижения - в трансцендентально-феноменологической (эйдетической) редукции, именуемой греческим словом «эпохэ» (ерохп)- Именно этой феноменологической установке и суждено было сыграть решающую роль в процессе радикализации умеренного конструктивизма.
Следуя кантианскому трансцендентализму, феноменологическая редукция призвана очистить внутренний опыт естественной установки сознания от психологических наслоений и выявить его общезначимое содержание в «чистом» сознании трансцендентального субъекта. «Феноменологическая редукция отсылает нас к живому потоку опыта этого мира, - поясняет А. Шюц. - В процессе эпохэ мир не исчезает из поля опыта рефлексирующего субъекта. Напротив, в ней схватывается чистая жизнь сознания, посредством которой мир существует для меня»3. Но трансцендентально-феноменологическая редукция элиминирует и любые предпосылки, относящиеся к вопросам о природе и онтологическом статусе объектов восприятия. Гуссерль настаивает на «воздержании от веры» в существование внешнего мира. При этом реальность внешнего мира не подтверждается и не отрицается - она лишь «выводится из игры», не принимается во внимание, «заключается в скобки». ^
Пафос трансцендентально-феноменологической редукции состоит % в конструировании мира посредством элиминации «скрытой метафи- ®
ш 11 ш
Mffl
111 !
3 Vy?
Schutz A. Phenomenology and the Social Sciences. // Luckman Th. (ed.) Phenomenology and Sociology. L., 1978. P. 124.
<0 X
<3
|Ш1 1||
• ч
) ;!!
зики объективистского толка», содержащей суждения типа «это реально», «это было на самом деле», «этого не может быть». При этом свойственные естественной установке сознания различия между возможным и действительным, реальным и нереальным в трансценден-тально-редуцированной сфере становятся феноменологически равноценными. Ибо в трансцендентально-редуцированной сфере, убежден Гуссерль, «никакая вещь не указывает на существование»4. Предметность трансцендентально-редуцированной сферы идеальна. Ее экзистенция вполне исчерпывается формулой «существовать -значит быть возможным». Операция трансцендентально-феноменологической редукции, таким образом, ведет в «царство чистой возможности» - сферу трансцендентально чистых предметностей как центров мировых отношений и предельных оснований рационального мышления. Это учение о Логосе бытия - априорных основаниях всех возможных предметностей.
В результате абстрагирования ото всех предикатов существования единицами анализа трансцендентально-редуцированной сферы становятся не объекты внешнего мира, а смыслы. Гуссерль стремится «стать лицом к лицу» с предельно чистыми структурами сознания, обнаружить «эйдосы», т.е. априорные формы человеческого опыта, природу которых так и не удалось прояснить Канту. «Вынесение за скобки» как предикатов существования, так и характеристик индивидуального сознания, означает, что критико-рефлексивный пафос трансцендентальной феноменологии гораздо сильнее картезианского «сомнения», идейную близость установкам которого Гуссерль неоднократно подчеркивал. Абстрагирование от предикатов существования открывает новый познавательный горизонт - важнейший шаг на пути обретения искомой Гуссерлем чистой беспредпосылочности знания как гаранта его феноменологической достоверности. Солидаризируясь с конструктивистской установкой Канта, Гуссерль полагает объективистской иллюзией представления о том, что анализ наличного состава знания позволяет выделить в нем содержание, присущее объекту «самому по себе», с одной стороны, и характеристики конструктивности деятельности субъекта, с другой. Он убежден в том, что трансцендирование до уровня объекта «самого по себе» невозможно. Самое большее, на что может рассчитывать теоретик познания, -это вычленение нередуцируемого остатка интенционального предмета (ноэмы), с одной стороны, и акта его конституирования (ноэзы), | с другой.
ф Трансцендентально-редуцированное поле опыта содержит, поми-
Ч мо опыта в ретенции (только что истекшей фазы восприятия) и про-х
4 Низвег! Е. Нивви-Напа. 1950. Вс1. 3. Б. 104.
тенции (предвосхищения), также и воображаемый опыт фантазии, сна, воображения, феноменологически равноценный первому. «Опыт в возможности» наделен теми же модусам, что и действительный, поскольку трансцендентально-феноменологическая редукция позволяет достичь безразличия к любым смыслам суждений о существовании. Обращение к возможному опыту, убежден Гуссерль, позволяет преодолеть наивный объективизм Новоевропейской философии, смысл философствования для которого - в реконструкции «внешней» рациональной конструкции мироздания.
Осуществив редукцию к трансцендентально-феноменологической сфере, Гуссерль смещает фокус исследования с поиска нередуци-руемых первооснов знания на процесс, в известной мере противоположный, - на конструктивную деятельность сознания. Развитая в «Картезианских размышлениях»5 конститутивная методология акцентирует внимание на принципах феноменологического конституи-рования, или всеобщий процесс генезиса смыслов. Движение феноменологической мысли в направлении исследования смыслопола-гающей способности человеческого мышления существенно развивает и дополняет гуссерлев анализ противоположно направленных |
I
когнитивных процессов - редукции к трансцендентально-феноменологической сфере. Ибо конститутивные предметы как продукты конструктивной деятельности сознания обретают высшую достоверность благодаря происхождению из сферы абсолютной феноменологической достоверности.
Анализ процессов феноменологического конституирования представляет собой описание форм конститутивной деятельности трансцендентального субъекта. Он включает в себя механизмы конституирования любых идеальных предметностей, включая собственное Ego и его феноменологические аналоги - Alter ego и общий для них интерсубъективный мир. В свете конститутивной методологии предметность феноменологии не только идеальна, но и категориальна, т.е. укоренена в конструктивной деятельности сознания.
Основная задача конститутивной феноменологии уже не столько критическая, во многом аналогичная установке позитивизма в его борьбе с метафизикой, сколько позитивная. Смысл феноменологического конституирования - в отнесении к бытию. Одна из сторон феноменологического конституирования принадлежит структурам сознания (cogito), другая - структурам предметности (cogitatum). Полюса смы- ' jf слов cogitatum составляют предикаты «быть» или «не быть». В струк- ЗЕ турах же cogito им соответствуют понятия «истина» и «ложь». При ^
т
<3
5 См: Husserl Е. Cartesiamsche Meditationen und Pariser Vortrage. Haag.,
1950.
этом конструктивистская установка Гуссерля гораздо радикальнее кантианской: он полагает трансцендентального субъекта источником смыслов любых, в том числе и трансцендентных, предметов.
Механизмы феноменологического конституирования представляют собой универсальные принципы или идеальные схемы предметности, благодаря которым сознание образует и удерживает устойчивые и протяженные во времени смысловые единства - идеальные предметы. Трансцендентальная субъективность является не набором разрозненных переживаний, но единством синтеза, в котором конституируются все новые и новые типы интенциональных объектов. Сознание не только «имеет» их, но и образует в процессе синтеза отдельных сторон в целостное единство. Таким образом, трансцендентальный субъект «излагает себя» (Selbstauslegung) в рациональных схемах трансцендентальной предметности.
На первом этапе феноменологического конституирования сознание осуществляет смысловой синтез, т.е. образует синтетические смысловые единства - идеальные предметности. Предпосылкой смыслового синтеза является осознание временной протяженности внутреннего восприятия. Подобная протяженность означает, что предмет конституируется сознанием в синтезе различных перспектив, в которых он воспринимается и помнится. Это позволяет к ранее образованным синтетическим единствам присоединять все новые свойства. В результате подобного синтеза ранее конституированный интенцио-нальный предмет («первое творение») постоянно обогащается все новыми свойствами. Синтетическая деятельность сознания как фундаментальная форма конститутивной активности трансцендентального Ego, таким образом, постоянно расширяет область его горизонта. Горизонт же трансцендентального сознания, по определению, шире горизонта опыта эмпирического субъекта, поскольку охватывает все многообразие потенциальных предметностей, возможных миров последующего освоения. Постоянное обращение к горизонту возможного, вероятного, «не запрещенного», подчеркивает Гуссерль, позволяет избежать грубых упрощений наивного объективизма, свойственного европейской философии Нового времени. Демонстрируя процесс идеального конструирования объектов как смысловых образований, феноменолог преобразует проблемы традиционной онтологии в вопросы о необходимых условиях и формах понимания бытия, iv"" Неразложимую целостность внутреннего переживания, по мнению
Гуссерля, сознание обнаруживает в рефлексии. Каждая фаза опыта Ф «проживается», тает в последующей без резких границ. И лишь впо-^ следствии, в процессе конструирования предметов опыта, мышление х выделяет и фиксирует отдельные части потока сознания. И хотя мы <{( непосредственно живем в нашем опыте, сама жизнь сознания, утвер-
ждает Гуссерль, обычно ускользает от нашего взора, подобно тому как в процессе зрительного восприятия мы видим вещь, но не замечаем процесса ее видения. Изучая же состав опыта, его структуру и механизмы его образования, мы движемся путем, противоположным его генезису, начиная с конкретного содержания предметного мира через исследование акта восприятия к общим механизмам конституирования предметов опыта и, наконец, к изначальным данным сознания. В результате такого исследования опыт сознания предстает как неразрывное единство предметности (ноэмы) с содержанием акта восприятия предмета (ноэзой). Процесс освоения предмета сознанием, таким образом, выступает, по Гуссерлю, как ноэти-ко-ноэматическое единство, конституируемое совокупностью интен-циональных актов. В подобном единстве «тает» свойственное классической рациональности традиционное раздвоение на «субъект» и «объект».
В познавательном процессе непрерывный поток опыта расчленяется на отдельные устойчивые образования - феномены. В изначальном потоке это лишь «предметы в возможности». «Действительные» трансцендентальные предметы появляются в результате специфического синтеза, осуществляемого сознанием в ходе восприятия. Трансцендентальная теория восприятия имеет целью реконструкцию его целостного «механизма», при этом избавившись от свойственного классической теории познания противопоставления субъекта и объекта. В рамках феноменологии традиционные субъект и объект предстают как моменты органической целостности, в качестве коррелятов «сознающее-сознаваемое», постоянно трансформирующие друг друга в каждом акте сознания, в процессе обретения нового опыта. И одной из задач феноменологии провозглашается исследование механизмов подобной трансформации на различных уровнях человеческого сознания, начиная обыденным и кончая научным.
Пафос конститутивной методологии Гуссерля - в критике наивного объективизма и натурализма Просвещения. Но основоположник феноменологии рассматривал конститутивную методологию как рациональную деятельность по конструированию идеальных предметно-стей, т.е. смыслов, и не одобрял предпринятую М. Хайдеггером трансформацию рационалистической методологии в вариант субъективистской онтологии. Но процедурное правило трансцендентально-феноменологической редукции - достичь безразличия к любым суж-дениям о существовании и выйти в царство «чистой возможности» - © привело к тому, что экспансия феноменологических установок на новые предметные области зачастую сопровождалась радикализацией * феноменологического конструктивизма, утверждением социально-
онтологической первичности смысловой сферы. Рассмотрим этот процесс на примере феноменологической социологии.
3. Кантианско-феноменологические
ПРЕЗУМПЦИИ КОНСТРУКТИВИЗМА в социологии
Наиболее развитую форму умеренного социологического конструктивизма мы находим в теории социального действия М. Вебера. Патриарх немецкой социологии полагал, что основные методологические процедуры построения теоретических идеализаций являются общими как для естественных, так и для социальных наук. Но если первые используют теоретические понятия, то вторые - идеальные типы. Основанные на кантианских презумпциях методологические установки М. Вебера полагают идеальные типы не отражением наличной практики, но продуктами конструктивной деятельности научного разума. В теоретическом отношении они продуктивны и эвристич-ны, поскольку позволяют не только реконструировать существенные черты исследуемой ситуации, но и описать целый класс ей подобных, - тех, в которых субъект социального действия мотивирован сходным образом.
Кантианские презумпции социологического конструктивизма М. Вебера обусловили амбивалентность когнитивной природы его идеального типа, воплощающего как «должное», так и «сущее». С одной стороны, идеальный тип мыслится им как обобщение эмпирических данных, «сгущение» релевантных черт агентов социального действия. Таков описанный им в «Протестантской этике» носитель «духа капитализма» - молодой человек протестантского вероисповедания, день-деньской разъезжающий по городам и весям, поставляя сырье на переработку, а продукт - на продажу. Подобная историческая реконструкция лежит в основе исторического идеального типа. Социологический глаз «разглядел» его свойства в самой реальности как типичные в индивидуальном. Исторический идеальный тип определяет предметное поле эмпирического исследования: если события развиваются иначе, чем предписывает идеально-типизирующая конструкция, то следует отыскать причины расхождения реального положения дел с теоретической моделью. В отличие от марксизма, основанного на гегельянских презумпциях тождества бытия и мышления, ^ кантианские презумпции социологического конструктивизма М. Ве-Ф бера побуждают трактовать расхождение теоретической модели ^ с реальностью не как теоретическую погрешность, но как заданное 5й. теоретическими рамками предметное поле эмпирического исследо-<$1 вания.
¿8®
т
ill и! '
Логический идеальный тип имеет иную когнитивную природу. Это чисто теоретический конструкт, продукт «рационально организованной фантазии» - марионетка, созданная in vitro теоретической техники. Все его свойства заданы его создателем, социальным ученым, заложившим в него те мотивации, которые необходимы ему для исследования определенного типа социального действия. Логический идеальный тип нельзя отождествлять с гипотезой, предостерегает Вебер, но он указывает направление, в котором следует выстраивать гипотетические предположения. Если исторический идеальный тип представляет собой усиление, заострение и доорганизацию черт объекта наблюдения, то логический идеальный тип - чисто теоретический конструкт, содержание которого задано контекстом теоретической модели. Он соотносим с реальностью не непосредственно, но лишь как составная часть модельной конструкции. Основанную на кантианских презумпциях амбивалентность в трактовке идеального типа («должное» и «сущее») Вебер стремится преодолеть введением сильного идеализирующего допущения. Он полагает, что, несмотря на различия когнитивной природы исторического и логического идеальных типов, в ситуации целерационального действия они дают сходное описание объекта, достаточное для всех практических целей.
Социологический конструктивизм А. Шюца как теоретический синтез гуссерлевского и веберовского подходов более радикален. Основоположник социальной феноменологии полагает веберовское понятие целерационального действия неоправданно сильной идеализацией. И хотя телеологическая структура конститутивна для любого действия, целерациональное действие, убежден он, может быть не столько проектом, обращенным в будущее, сколько ретроспективным «очищением» уже исполненного действия от проб и ошибок («актом прерывистого синтеза»). Конститутивное для целерационального действия оптимальное сочетание целей и средств, т.е. конструирование оптимальной стратегии действия, возможно лишь post factum на основе уже обретенного опыта его практического исполнения6. Идеальный тип как теоретический конструкт укоренен в опыте его предшествующих практических ратификаций, но имманентно отсылает и к горизонту возможного опыта. Подобное обогащение теоретических представлений о когнитивной природе идеального типа восходит к гуссерлев-ской трактовке восприятия как потока, в котором в любой момент «удержано» то, что уже было (ретенции), с тем, что произой- х-
__г
6 Поэтому, в частности, А. Шюц предпочитает употреблять термин ¡-j «обдуманное», т.е. мысленно проработанное действие, полагая понятия ЯЗ «целерациональное действие», равно как и «рациональный выбор», ловушкой языка.
МФ
X
<3
дет в ближайшем будущем (протенции). Феноменологически трактуемый идеальный тип, таким образом, представляет собой глубокий теоретический синтез исторического и логического. Однако не описательный («исторический»), но именно конструктивистский («логический») момент играет ведущую роль в структуре этого синтеза. На основе наблюдений ученый конструирует образцы (когнитивные паттерны) исполнения действий или поведения. В соответствии с ними он создает идеальную модель действующего - «персональный идеальный тип», - наделяя его сознание тем содержанием, которое необходимо для его исследовательской работы. Персональный идеальный тип вступает во взаимодействие с другими идеальными типами -марионетками социального театра, движимыми ученым. При этом их цели, мотивы и планы распределены так, как того требует научная проблема. Обстоятельства, в которых действуют персональные идеальные типы, могут варьироваться, но приписываемый им набор мотивов и релевантностей остается неизменным. Это позволяет конструировать альтернативные модели действия в различных условиях с целью их последующего сравнения друг с другом.
Теоретические конструкты социальных наук мыслятся как вторичные в отношении конструктов здравого смысла. Обыденное сознание спонтанно расчленяет и структурирует социальный мир посредством языка и обыденных типизаций. Основополагающая роль в формировании обыденных типизаций отводится естественному языку - плавильному тиглю здравого смысла. Типизацией коммуникативного
ii
партнера управляет прагматическая установка: отнесут его к туристам или к покупателям, зависит от того, хотят ему показать город или продать товар. Если он не ведет себя в соответствии с предписаниями, типизированными в конструкте, его идеально-типический статус может быть «отозван». В таком случае следует подыскать другой идеальный тип, который сделает его поведение более предсказуемым, или разбить используемый идеальный тип на подтипы. С разреженных высот теоретических абстракций конструкты обыденного мышления кажутся наивными, неполными, а то и просто вводящими в заблуждение; но не следует забывать, что повседневная жизнь развивается на основе именно таких представлений, определяющих и мотивирующих человеческое поведение.
Отличительная черта социально-феноменологического конструктивизма состоит в том, что в методологическом самосознании соци-альных наук он утверждает себя конструктивизмом второго поряд-Ф ка. Методологически это означает, что, для того чтобы теоретически выразить реальность повседневной жизни, научные конструкты соци-х ального ученого должны быть основаны на конструктах обыденного '<( сознания, укорененных в повседневности. Иными словами, «...конст-
рукты социальных наук являются, так сказать, конструктами второго порядка, т.е. конструктами конструктов (выделено мною, -Н. С.), созданных действующими людьми на социальной сцене, чье поведение социальный ученый должен объяснить в соответствии с процедурными правилами своей науки»7. Для того чтобы теория считалась обоснованной, она должна соответствовать требованию постулата адекватности. Это значит, что социальный аналитик должен предъявить профессиональному сообществу генетическую связь конструктов первого и второго порядков. Таким образом, подобно Гуссерлю, полагавшему преодоление кризиса европейских наук возможным путем выявления связи математических формализмов со структурами жизненных миров (¡.вЬепви/еН), социальная феноменология постулирует возможность адекватного выражения смысловой структуры социального мира (как основы интерсубъективного понимания) посредством систематического выявления связи социально-теоре-тических конструктов с конструктами обыденного мышления.
Я
I
4. Конструктивизм в психологии
как альтернатива
традиционным моделям «я»
Современные Я-концепции исходят из допущения, что возможность концептуализации Я опирается на коммуникативные и смысло-конституирующие ресурсы обыденного языка как главного медиатора социальных взаимодействий. Все они сходятся в том, что концептуализация Я является коммуникативно-опосредованной языковыми ресурсами повседневной жизни и опирается на мощный слой вненауч-ных когнитивных практик с присущей им «мягкой» рациональностью обыденного языка и вариативностью культурной символики.
«Общим знаменателем» традиционных моделей Я является представление о нем как об объекте, характеристики которого могут быть раскрыты и описаны научными методами. Главной же особенностью социально-конструктивистских концепций Я является смещение акцента с изучения сущностной природы Я на методы ее конструирования. В такой когнитивной перспективе главный вопрос состоит не в том, какова истинная природа Я, а в том, как мы говорим о нем, ка- „^ кие дискурсы используем для построения Я-теории. Изучение спосо- ^ас" бов осмысления и проговаривания Я и являются ключом к его объ-
С£
да х
7 Шюц А. Формирование понятия и теории в социальных науках / Пер. с англ. Н.М. Смирновой // Его же. Избранное. Мир, светящийся смыслом. М., 2004. С. 61.
if
¡1
IL.
Iii!
|!г<Г"' I
Ж
Ш
и1!
Iffiffi
яснению, поскольку индивидуальный смысл Я мыслится слепком таких методов, продуцируемых путем разговора и теоретизирования. Нетрудно усмотреть общность радикально-конструктивистской позиции в социальной психологии с описанной ранее радикально-конструктивистской версией в социологии, согласно которой реальность (будь она социальной или же реальностью человеческого Я) мыслится не чем иным, как онтологизацией способов познавательной деятельности ученого.
Социально-психологический конструктивизм полагает существование не одного Я, но стольких, сколько обнаруживается в различных типах социальных практик. Социально-психологические модели Я культурно-исторически детерминированы ансамблем социальных практик, как наличных, так и предшествовавших. Например, характерное для западного персоноцентричного социума допущение о том, что автономное я является локусом седиментиации социальных значений, не вполне оправдано в отношении традиционных, а тем более дописьменных, обществ. Следовательно, если в традиционных концепциях личности неявно предполагалось, что открытия психологов относятся к универсальным характеристикам личности самой по себе, то радикализированная версия социально-психологического конструктивизма сводит свой предмет к конвенциональным способам описания личности в конкретном обществе. При этом используемые термины считаются не выражением сущностных характеристик личности, а частью здравого смысла данной культуры. Радикальный социально-психологический конструктивизм, таким образом, продуцирует модели личности как социально оправданные способы интерпретации. Быть Я, убежден Р. Харре, не значит быть определенного типа существом, а значит обладать определенной теорией. Поэтому сторонники соци-ально-психологического конструктивизма (Gergen, Harre, Sampson, Shotter; отечественный вариант конструктивистской психологии - психосемантический подход В. Ф. Петренко)8 полагают, что исследователь должен принять во внимание множественность Я-конструкций, ибо действие человека само по себе не задает однозначно способа его интерпретации. Задача социального психолога - не только изучить многообразие интерпретаций в описании людей, но и исследовать социальные и межличностные функции различных интерпретаций и тем самым способствовать росту взаимопонимания в социаль-ном мире.
^ Подведем итоги. Какие же проблемы «высвечивает» изучение ро-
Ф ли феноменологического конструктивизма в теории познания? На наш Et т
8 Улановский М. А. Конструктивистская парадигма в гуманитарных науках // Эпистемология и философия науки. 2006. Т. X. № 4. С. 140-141.
аяш«
щ
■т
II
взгляд, главная из них - это каковы границы, если они существуют, социального (интерсубъективного) конструирования реальности? В терминах «поздней» конститутивной феноменологии Гуссерля это проблема границ жизненного мира человека. В своих поздних работах («Кризис европейских наук...») Гуссерль, как известно, полагал, что познавательный контакт человека с миром является опытом жизненного мира и по поводу жизненного мира. Жизненный мир - не только «обжитой» мир природных и рукотворных культурных объектов, но и результат седиментации интерсубъективных значений в процессе социального конструирования реальности. Это горизонт человеческого опыта восприятия реальности, всеобщая форма манифестации мира в горизонтах конечного опыта культурного сообщества.
Развивая позднефеноменологические интенции в современной социальной эпистемологии, можно выдвинуть новые аргументы в защиту научно-философского реализма. Феноменологическая открытость миру означает трансцендентность мира любому познавательному горизонту. Понятие же феноменологического горизонта имплицитно подразумевает возможность его бесконечного «раздвижения»: интерсубъективный опыт не способен охватить мир в целом. Мир как целое онтологически богаче любой полноты внутренних горизонтов, перспектив, ожиданий и ноэматических репрезентаций. Бытие «мощнее» любой субъектной перспективы его вйдения и не вмещается в систему его антиципаций. Оно прорывается сквозь опривыченные системы типизаций и релевантностей в переливающееся новыми красками иное. А это означает, что опыт жизненного мира - социального конструирования реальности - не исчерпывает онтологического опыта человека, выступающего бытийной предпосылкой конструирования. «Дикое», неподопечное бытие полнее любых форм его когнитивного и культурно-антропологического освоения. Из него черпают свое содержание когнитивные науки. Рассмотренным выше конструктивистским версиям в социологии и психологии, при всей изощренности и эвристичности их исследовательских методик, недостает осмысления онтологического компонента человеческого опыта, бытия за пределами жизненных миров. А это означает, что в процессе экспансии феноменологических подходов в новые предметные области феноменологическая философия отнюдь не утрачивает своей роли, раздав на манер короля Лира свое методологическое достояние когнитивным наукам. Напротив, ее «философско-методологическая х дальнозоркость», способность разомкнуть предметно ориентирован- ЗЕ
Ф =1
ные когнитивные горизонты и обратиться к онтологическому опыту человека в мире, позволяет считать ее центральным элементом «о структуры междисциплинарного феноменологического синтеза.
4 Зак. 1203
49
