CC BY
24
ТИП СОЦИАЛЬНОСТИ И ЭВОЛЮЦИЯ КУЛЬТУРЫ
Е.Б. Мельникова
В социологии и теории культуры издавна обсуждается вопрос о соотношении культурно-особенного, определяемого самой культурой, и области взаимопроникновений, интегральной. Определенное решение этой проблемы предлагает деятельностный подход к культуре. Исходным здесь является простое признание разных сфер деятельности человека: материальной, социальной, политической, духовной и объявление культуры совокупностью форм деятельности в этих сферах. Нетрудно заметить, что в этом случае пропадает целостность, самозначи-мость культуры. Кроме того такой подход не раскрывает (это и не входит в его задачу) механизма самоорганизации культуры, ее динамических пружин, ядерной интеграции.
Проблема динамизма культуры, ее эволюционного развития разрешалась или с точки зрения статического органицизма (О. Шпенглер указывал на периоды рождения, зрелости, старости, смерти культуры), функционалистски и системно или вообще отрицалась. Подразумевалось круговое движение, либо раз и навсегда заданные культурные свойства, качества. Выделение типа социальности, видоизменяющегося во времени, а также меняющегося культурного кода позволяет увидеть и описать динамизм культуры во времени и пространстве, прибегнув к таким категориям, как «тип социальности», «культурный код», «технология жизни», «этосы культуры».
При введении в оборот этих понятий предпринимается попытка выяснить: каким образом культура становится культурой, т.е. особенной самостью. Через тип социальности определяется способ совместности, совместного бытия, социальной взаимосвязи (например, при матриархате, патриархате, античном строе и т.д.). Культурный код (способ саморганизации культуры) определяет программу культурного поведения и ментальности (код ритуальной программы, код священного слова и т.д.).
Культурный код выражается через предметный мир, обозначения, знаки-символы и идею. Это ритуальный способ переживания и идентификации. В древнейших культурах это находит общее выражение в тварности (тотемизме) и ми-фологизме. Это первый (ритуальный) код культуры.
С возникновением мировых религий новый (второй) , культурный код имеет иную форму своего выражения — письменную, заключенную в священных книгах: «Книге мертвых», «Ветхом завете», «Авесте» (зороастрийцев), «Ведах», «Коране». Происходит осмысление прошлого с новых позиций единства народа в единстве бога. Магия ритуала заменяется магией слов. Рождается тайна божественного и вечного. Безусловно, культура не ограничивается только «текстовым» способом самоопределения. Создается новое социальное пространство, формируются новые взаимодействия с природой, новая предметная деятельность (изготовление металла, стекла, бетона, новая знаковая деятельность — письменность, математические вычисления, составление календарей, звездных карт, живопись, архитектура, скульптура, литература).
Третий культурный код начинается в Европе с изобретением книгопечатания, в России — с Петровских времен. Священная книга, тексты отцов церкви, жития святых и прочая сакральная литература из рукописных, магических текстов стали быстро распространяться по всей Европе в переводах с латыни на родные языки. Преобразование культурного кода выразилось в изменении содержания социаль-
ности, переживания действительности. Приоритетным становится опытное, экспериментальное, научно-осмысленное знание. Наука, разум, знание становятся движущими силами развития общества. Возникает промышленно-технический прогресс. Складывается новая социальность, движимая лозунгами свободы — равенства — братства. Возникает новая информационная среда — светская пресса, светская литература и т.д.
Четвертый культурный код в своем возникновении и дальнейшем функционировании связан с такими процессами еще книжного периода культуры, как мас-сификация всех сторон жизни, приоритетность технической и цивилизационной характеристик общества, падете всевозможных кодексов (нравственных, этических, художественных и т.п.), т.е. закатными (О. Шпенглер) явлениями культуры XIX — нач. XX в. Происходит развертывание новых возможностей человека в XX в., переживание всех этапов информационной революции, нового культурного освоения действительности. Ее главная характеристика — подвижность, диалогичность, гибкость относительно образцов, правил. Все более торжествует синтез, который проникает во все стороны жизни: бытовую, религиозную, сексуальную, нравственную. Культурный код находит способ функционирования благодаря возможностям «компьютерной страницы», «мягкого текста», осуществляет диалоговый, полилоговый режим «чтения». Это код, разделяемый личными интересами, потребностями и творчеством человека.
Понятие «технологии жизни» объясняет механизм организации приемов культуры по адаптации к изменяющейся реальности, нахождении ответов на вызовы природы, социума. В понятии «культурного этоса» отражено ценностно-нравственное регулирующее содержание культуры. В концентрированном виде содержание всех этих понятий выражено в формуле П. Сорокина: культу ра — это смыслы — ценности — нормы.
Таким образом, предлагается следующий механизм развертывания культурного процесса во времени и пространстве: коренное явление — тип социальности, которое проявляется в зависимости от времени (матриархальная форма, патриархальная, архаическая, античная, феодальная, либерально-демократическая). На тип социальности накладывается культурный код (ритуализма, слова священного, научно-книжного, экрана). Это создает эволюционный динамизм культуры, когда во времени и пространстве в разнообразных формах реализуются принципы взаимности, единства и изменчивости.
В теории культуры, в трудах Н. Данилевского, О. Шпенглера, А. Тойнби, П. Сорокина рассматривается понятие культурно-исторического типа. Это понятие, однако, выступает как мистико-статическое, локально-неподвижное, непроницаемое явление. В предлагаемой же модели предполагается динамизм эволюционного развития во времени и пространстве.
Орудийно-трудовая деятельность, часто представляемая основной деятельностью в жизни человечества, может предстать как основа цивилизации и технического прогресса цивилизации, если разделять культуру (как эволюцию типа социальности и культурного кода) и цивилизацию (как орудийно-трудовой прогресс). Если подходить с точки зрения широкого понимания культуры, то предполагается растворение техники в «технологиях жизни».
Часто динамику культуры связывают с достижением того или иного уровня развития, однако в этом случае ускользает внутренний механизм динамики культуры. В концепциях функционалистов динамика связана с заменой устаревающих элементов общества на новые, т.е. с функциональной динамикой.
Существенный вклад в понимание динамики культуры внес П. Сорокин. Он считал, что культура представляет собой совокупность опыта человечества и всс-
го признанного обществом.' Общество создает различные культурные системы: религиозные, научные, этические, правовые, эстетические и т.д. Затем из этих систем образуются сверхсистемы, которые объединены основополагающим принципом — главной ценностью. По мнению П. Сорокина, ценность лежит в основе культуры. Однако можно отметить, что реальная конкретизация динамики культуры связана с понятием «технология жизни», определяющим модель, схему существования, бытия. Во всех сферах представлены хвои технологии жизни: биологические, экономические, социальные, политические, духовные. Переплетаясь, они образуют определенные системы, образы жизни, культуры. В центре этих систем и находится тип социальности. Исторически или морфологически можно выделить следующие культуры с соответствующим типом социальности: архаическая, античная, феодальная и либерально-демократическая.
Архаический тип социальности представляется первым шагом в цивилизацию из первобытного существования и имеет еще синкретические черты существования: и в материальной (нерасчлененный город-деревня, общая собственность) и в духовной (художественной, ритуально-культовой) сферах. Особое значение имела миграционно-завоевательская деятельность. Мигрирующие завоеватели становились ускорителями социальных преобразований и носителями новых производительных сил.
Этот тип социальности создал условия небывалого культурного прорыва, взлета творческой активности людей, победы принципа иерархии классового разделения, дальнейшего разделения труда, агона, однако на базе калокагатии (гармонии, соразмерности). *
Феодальный тип социальности основан на понятиях: диньяж, феодальный омаж, бенефиции, братства, ордена (монашеские, рыцарские), городские цеховые организации.
Либерально-демократический тип социальности зиждется на пружине личного успеха, индивидуализме, гражданском самоопределении.
В России часто роль типа социальности играет та или иная проблема духовности. В тоже время тип социальности в России долгое время был крестьянски-патриархальным. Собственно городом был только Петербург, в Москве же и малых городах преобладал усадебный тип расселения. Большинство городов были малыми городами и остаются до сих пор городами-деревнями. В советское время в 50-х годах возникает специфическая форма хозяйствования — воскресное фермерство (6 соток загородного владения и трудозанятости).
История культуры, связанная со сменой типов социальности, с эволюцией кодов, реализуется и через эволюцию этосов личности (этос — совокупность схем поведения, этические нормы и др.). Эта эволюция переживает следующие качественные этапы: античный (или гомеровский); этос средневекового рыцаря; этос феодального аристократа и джентльмена; этос буржуазный и мещанский; патриархально-крестьянский.
Особого разговора заслуживает эта проблема применительно к России. Здесь возможна корректировка, учитывающая национальный менталитет, прежде всего по критерию отношения к мировой (т.е. западной) цивилизации. Чаще всего это определяют понятием допетровского и послепетровского этоса.
Идеальный вариант античного этоса — это человек, нашедший золотую середину между приниженностью и спесью.
Рыцарскую культуру можно определить как культуру соперничества, где индивид не чувствует себя в безопасности, пока не убедится в своем несомненном превосходстве. В то же время рыцарский этос связан с товарищеским отношением к врагу, отказом от использования преимуществ своей позиции и уравниванием
шансов противников с его ненужным риском ради демонстрации собственных достоинств. Он просуществовал несколько столетий, возродился в романтизме и по-прежнему трогает за живое. К обязанностям рыцаря относилась и любовь к даме сердца. Любовь — это форма борьбы. Поле действия этих отношений — куртуазный роман средневековья.
Аристократический этос зиждется на предыдущих этосах. В литературе существует такое обозначение представителей привилегированных, благородных групп античности, рыцарства, феодальной аристократии, как «благородный муж». Одной из стержневых черт этого этоса является забота о чести, стремление к славе. Особый этос связан со сферой труда: аристократ может быть занят делами управления, войной, спортом, участвовать в «культуре пиршества» и др. развлечениях, выполнять религиозные функции, пребывать в праздности или демонстрировать праздность. Аристократ щепетилен к понятию «долг чести». Он должен быть богатым, но не бережливым и экономным.
Особое место в истории культуры занимает этос джентльмена. Около 1414 г. в английской культуре в судебных реестрах это понятие стали связывать с младшими сыновьями дворян, лишенными наследства в силу обычая единонаследия (наследует старший сын). Особо обсуждался вопрос о том, кого необходимо исключать из разряда джентльменов. Например: различна мера соответствия профессиональных занятий и достоинства джентльмена. Адвокатов и врачей можно отнести к джентльменам, но не хирургов, акушерок и дантистов поскольку они работали руками. Исключали из числа джентльменов и художников, актеров, скрипачей, фокусников и т.д. При дальнейшей демократизации жизни главными признаками «высокородности» выступают знатное происхождение, генеалогическое древо, право ношения герба, затем подчеркиваются личные достоинства, наконец, это становится просто вежливой формой обращения или упоминания о человеке. Сохраняется представление о джентльмене как человеке с характером. Джентльмену присущи спокойствие и уверенность в себе, независимость, он владеет собой, правдив, он не может быть наказан унизительным образом, в суде освобождался от принесения присяги.
В отличие от этоса «благородного мужа» этос буржуа связывается с теми образцами, которые делают его, по словам Б. Франклина, «достойным кредита». Это, в первую очередь, понимание роли богатства. Человеку, находящемуся в нужде, трудно быть добродетельным. Богатство обеспечивает личную независимость и личную свободу, причем демократическим путем, не зависящим от происхождения: богатым может быть каждый.
Для буржуазного этоса характерны признание высокой ценности труда, деловитость, порядок, бережливость, решительность, выполнительность, предприимчивость. Процветание, деловой успех — основа самоуважения и признания буржуа. Одной из стержневых черт буржуазного образца является опора на собственные силы. Это человек, сделавший самого себя, рассчитывающий на самого себя и готовый взять на себя риск ответственности.
Этос мещанства в представлении общества всегда складывался в русле критики. Мещанство обвиняли в приземленности, в понимании счастья как состояния насыщения (после долгого голодания), стабилизации застоя, в неспособности «затянутых в корсет душ» жить настоящей минутой. Мещане постоянно о чем-то тревожатся, их постоянная скованность не позволяет им смело идти навстречу жизни. Для них характерны: моральное негодование, или «бескорыстная» склонность к санкциям, проявляющаяся в неусыпном контроле друг за другом, морализирование и поучение друг друга; накопительство под знаком «бережливости», фетишизация денег; мещанская невосприимчивость к красоте, эстетическая глу-
хота. Мещанская семья блюдет свое доброе имя, пуще всего опасаясь скандала. Это «непромокаемая семья», живущая по правилам, традициям, враждебная свободе, эротической раскованности; это ограниченность и филистерство, т.е. обыва-' тельство.
Исторически первым, вероятно, стал складываться этос человека земледельческого труда, или патриархально-крестьянский образец личности. Этот образец содержится еще в труде древнегреческого поэта Гесиода «Труды и дни». Определенное сходство этого этоса с типом крестьянина можно отыскать в книге В. Белова «Лад». Этот этос зиждется не на знатном происхождении или богатстве, а исключительно на труде, собственных усилиях, связях с природой. Упорядоченность, слаженность, традиционность. Достаток не через предпринимательство, а через труд, бережливость. Характерны ориентация на хозяйственную самодостаточность. Высоко ценятся мастеровитость, умение хорошо выполнять разные виды работ. При совершении торговых операций часто используется культурный комуфляж. Сделка маскируется под другие виды деятельности (застолье, беседы), совершается как бы случайно или через посредника.
Таким образом, рассмотренные понятия, определяющие динамику культуры, позволяют видеть ее конкретные формы эволюции и дополняют более абстрактные подходы к этой проблеме в теории культуры.
СИСТЕМА СОЦИАЛЬНОЙ РАБОТЫ: СТРУКТУРА, ПРИНЦИПЫ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ
З.Х. Саралиева
Социальная работа все больше укореняется в общественном сознании и социальной практике современной России. По тому, как стремительно осуществляется институализация социальной работы, можно судить, насколько она востребована, необходима и личности и обществу. Еще 10 лет назад лишь отдельные ученые, исследовавшие, главным образом, зарубежный опыт социальной поддержки определенных слоев населения, имели представление о таких категориях, как социальная работа, интервенция (вмешательство), клиент, волонтеры, социальные агентства и др. Два главных обстоятельства мешали становлению социальной работы в России, хотя ей не были чужды ни милосердие, ни благотворительность, ни учреждения призрения и попечительства. Первое — доктринальное: общество и человек, таков был порядок слов, отражающий сущность социального бытия нескольких поколений страны. Общество, а точнее государство, определяло, кто и в какой помощи нуждается, кого и как поддерживать. Второе — производное от первого. Государству нужны были лояльные субъекты производства, объекты политики, но не акторы, способные на реализацию своей социальной субъектно-сти.
В применении к социальной работе она рассматривается не просто как активность, внешняя занятость, а «в смысле внутренней активности, продуктивности использования своих человеческих потенций»1 для достижения и сохранения социально разумной независимости и свободы.
Существуют два достаточно распространенных заблуждения: первое — при экономической и социальной стабильности общества нет нужды в социальной
1 Фромм Э. Иметь иди быть. Минск, 1997. С. 290.
