Тимошина Л. А. Материалы о приезде иерусалимского патриарха Феофана в Русское государство в 1619—1620 годах в документах Посольского приказа XVII в. Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Л. А. Тимошина

МАТЕРИАЛЫ О ПРИЕЗДЕ ИЕРУСАЛИМСКОГО ПАТРИАРХА ФЕОФАНА В РУССКОЕ ГОСУДАРСТВО В 1619-1620 ГОДАХ В ДОКУМЕНТАХ ПОСОЛЬСКОГО ПРИКАЗА XVII в.

В истории русско-греческих отношений конца XVI — XVII в., включающей в себя приезды с официальными поручениями или в личных интересах принадлежавших к различным социальным слоям светских людей и представителей духовенства, особое место занимали визиты восточных патриархов — константинопольского Иеремии II Траноса в 1588-1589 годах, иерусалимского Феофана III Каракалла в 16191620 годах, иерусалимского же Паисия II Ламбардиса в 1649 г., анти-охийского Макария III аз-За'има в 1654-1656 годах и этого же патриарха в компании с александрийским Паисием в 1666-1668 годах. Появление в столице обладавших первосвятительской властью и непререкаемым авторитетом в решении различного рода религиозных вопросов восточных владык, даже если цели их поездок состояли в большинстве случаев в получении милостыни, за исключением специального приглашенных Макария Антиохийского и Паисия Александрийского для участия в соборе 1666/67 г. по «делу» московского патриарха Никона, довольно часто использовалось русскими властями для придания особой пышности важным церковным церемониям и подчеркивания, хотя этого часто и не требовалось, легитимности таких мероприятий, прежде всего, поставления тех или иных духовных лиц на московскую патриаршую или местные митрополичьи кафедры.

Одним из таких примеров является приезд в Москву вскоре после окончания Смуты иерусалимского патриарха Феофана III Каракалла, имя которого в историографии постоянно связывается с участием этого иерарха в рукоположении митрополита Ростовского Филарета

© Л. А. Тимошина, 2021

в патриарха Московского.1 При этом, в работах различных исследователей на протяжении более чем полутора столетий подчеркивается отсутствие приказного дела о его поездке в Россию, вызывая со стороны историков постоянные сетования на недостаток необходимого фактического материала.

Первым, кто обратил внимание на это печальное обстоятельство, был, по всей вероятности, А. Н. Муравьев, который, характеризуя русско-греческие связи первых десятилетий XVII в., написал: «...восстановились постоянные сношения наши с Востоком через пришествие патриарха Иерусалимского Феофана, который уже однажды посещал Россию в сане архимандрита. К сожалению, любопытный статейный список о его пришествии не существует в Архиве (МГАМИД. — Л. Т.), и через то утрачены подробные сведения о его у нас пребывании, которые были бы весьма драгоценны.».2 Важно отметить, что такое заявление известного церковного историка не было голословным: начав свою карьеру в августе 1828 г. в Министерстве иностранных дел,3 А. Н. Муравьев действительно внимательно читал, не довольствуясь справочными материалами, сами находящиеся в МГАМИД дела, о чем свидетельствует его краткое замечание о предыдущем визите Феофана в Москву. На этих словах, связанных с первым приездом Феофана в русскую столицу, стоит остановиться подробнее, так как они каса-

1 Подробную библиографию см.: Солодкин Я. Г., Буланин Д. М. Филарет // СККДР. Вып. 3. Ч. 4. СПб., 2004. С. 166-168. Из более поздних работ см., например: Козляков В. Михаил Федорович. М., 2004. С. 122-126; Панченко К. А. Ближневосточное православие под османским владычеством. Первые три столетия. 1516-1831. М., 2012. С. 355; Ченцова В. Г. 1) Портреты иерусалимского патриарха Феофана на грамотах // ДРВМ. 2015. № 3 (61). С. 136-137; 2) Разрешительная грамота иерусалимского патриарха Феофана «по духу своей дщери» Мелании // Труди Киïвськоï духовноï академп. Ктв, 2020. № 32. С. 59-73; Белякова Е. В. Повесть о начале патриаршества в России — неиспользованный источник по истории патриарха Филарета // От Смуты к империи. Новые открытия в области археологии и истории России XVI-XVIII вв. Материалы научной конференции (Москва, 20-22 ноября 2013 г.). М.; Вологда, 2016. С. 444-453; Корогодина М. В. Схождение благодатного огня по рассказам иерусалимского патриарха Феофана (1620 г.) // ДРВМ. 2020. № 1 (79). С. 160-167; Tchentsova V. Tel qu'en lui-même? Modèle et chonologie des rep-résantations du patriarche Théophane de Jérusalem // Revue des études slaves. 2019. XC/3. P. 349-362.

2 Муравьев А. Н. Сношения России с Востоком по делам церковным. Ч. 1. СПб., 1858. С. 339-340.

3 Об А. Н. Муравьеве см., например: Богданова Т. А. Муравьев Андрей Николаевич // ПЭ. Т. 47. М., 2017. С. 662-672 (библиографию других, посвященных А. Н. Муравьеву исследований см.: Там же. С. 670-672); Малышев В. С. А. Н. Муравьев (1806-1874): церковный публицист и апологет // Материалы IX Международной студенческой научно-богословской конференции 10 мая 2017 г. СПб., 2017. С. 236-242.

ются не только одного и того же духовного лица, но и по странному стечению обстоятельств допущенная архивистами при описании этого, более раннего дела ошибка в несколько меньшей степени, чем утрата столбца 1619-1620 годов, но все же повлияла в дальнейшем на работы исследователей.

Речь идет о приезде в Москву не позднее 15 декабря 1603 г. тогда еще архимандрита Святого Гроба Феофана в сопровождении нескольких лиц, отправленных в Россию находившимся на иерусалимской кафедре патриархом Софронием с просьбой о милостыне.4 В составленном же сотрудниками Н. Н. Бантыш-Каменском заголовке в описи фонда-коллекции «Сношения России с Грецией» имя прибывшего в русскую столицу духовного лица было указано неверно: «№ 3. Августа 9. Приезд а) из Ерусалима архимандрита Феодосия от патриарха тамошнего...»,5 почему понять, что дело действительно посвящено приезду архимандрита Феофана, можно было только обратившись непосредственно к самому архивному столбцу.6 Вместе с тем, на обложке дела из грубой желтоватой бумаги, в которую столбец был вложен во время проведения работ по каталогизации документов создаваемого фонда-коллекции, написанный архивистами конца XVIII в. все с той же ошибкой заголовок позднее был исправлен: над строкой имя архимандрита коричневыми чернилами, толстым пером, почерком первой половины XIX в. было написано правильно — «Феофана». 7

Причина допущенной архивистами МАКИД ошибки объясняется, по-видимому, присутствием в конце столбца двух, связанных уже с отъездом Феофана из Москвы документов — грамотой от 5 марта 1604 г. от имени царя Бориса Федоровича смоленскому архиепископу Феодосию о скором приезде в город людей «еросалимского патриарха Софрония» и полученной в Москве 31 марта отписки этого же иерея об их прибытии в Смоленск 21 марта 1604 г.8 Вполне вероятно, что

4 РГАДА. Ф. 52. Сношения России с Грецией. Оп. 1. 1603 г. № 3. Л. 1-4, 16-18 и др.

5 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. Л. 15.

6 Подчеркнем еще одну особенность составленного архивистами второй половины XVIII в. века заголовка. Указанная в нем дата «приезда» — 9 августа — относится к появлению архимандрита Феофана и сопровождавших его лиц в пределах Русского государства, в пограничном Чернигове, приехавших, как писали городовые воеводы И. Татев и П. Шеховской, «из Литовские земли из Любича» (РГАДА. Ф. 52. Оп. 1.

1603 г. № 3. Л. 1), но не в столице.

7 Там же. Л. I.

8 Там же. Л. 79, 89-92. Об этом же сообщалось в полученной в Москве в тот же день, 31 марта 1604 г., отписке смоленских воевод кн. Василия Черкасского и дьяка Василия Янова (Там же. Л. 84-85).

Заметим попутно, что в Москве зимой 1603 г. и на обратном пути — весной

1604 г. — иерусалимскую делегацию сопровождал, по всей вероятности, греческий

невнимательный просмотр документов «дела о приезде» или случайно перепутанные, по совпадению трех первых букв, имена двух духовных лиц привели к неверному указанию имени иерусалимского архимандрита в заголовке, который сначала был написан на обложке столбца, а потом в том же самом виде перенесен в общую опись.9 Точно определить «автора» исправления имени иерусалимского архимандрита с «Феодосия» на «Феофана» не удается. Однако чрезвычайно заманчиво было бы думать, что обратившим внимание на допущенную неточность и поправившим ее человеком являлся А. Н. Муравьев, совершенно правильно указавший имя архимандрита Святого Гроба. Можно также полагать, хотя это представляется менее вероятным, что исправление сделали архивисты МГАМИД в момент подготовки третьей части «Собрания государственных грамот и договоров» с помещенными там грамотами восточных патриархов, в том числе, Феофана Иерусалимского от 5 июля 1619 г.,10 когда они стали более внимательно просматривать дела в поисках связанных с греческими патриархами документов.

Другой историк русской церкви, митрополит Макарий, в своем труде кратко указал на приезд архимандрита Феофана в 1603 г. и на отправленную с ним грамоту царя Бориса Федоровича иерусалимскому патриарху Софронию, сославшись, однако, не на архивный столбец, а на книгу А. Н. Муравьева,11 возможно, именно потому, что в описи

толмач Софон Огарков, которому по памяти от 6 марта 1604 г. было доверено весьма деликатное поручение: ехать в Боровский уезд «в Васильеву вотчину Щелкалова в деревню в Свинорье для того, в нынешнем во 111-м году в декабре месяце перед Николиным днем ехали к Москве греческие митрополиты и епискупы и архимариты и старцы и в той деревне станом стояли, и позабыл на стану у крестьянина в ызбе хрестьянской митрополит Семион крест серебрян с мощми». С. Огаркову было велено найти крестьянина, у которого стоял митрополит Каллист, и взять им оставленный крест, а в том случае, если крестьянин этот крест продал или променял, то привезти виновного «за приставы» в Посольский приказ. Сумел ли С. Огарков выполнить эту задачу, неизвестно, но предписанное демонстрирует доверие к нему со стороны как руководителей Посольского приказа, так и приехавших греков (РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1603 г. № 3. Л. 81; о толмаче С. Огаркове см.: Лисейцев Д. В. Греческие переводчики и толмачи в Посольском приказе конца XVI — начала XVII в. // Россия и Христианский Восток. Вып. 4-5. М., 2015. С. 212-214). Об участии С. Огаркова в сопровождении архимандрита Феофана и его поездке во владения В. Щелкалова историк не сообщает.

9 Б. Л. Фонкич определяет время окончания работы над этой описью как 1790 г. (Фонкич Б. Л. Введение // Бантыш-Каменский Н. Н. Реестры греческим делам Московского архива Коллегии иностранных дел. Российский государственный архив древних актов. Фонд 52. Опись 1. М., 2001. С. 10).

10 СГГД. Ч. 3. М., 1822. № 46. С. 202-208.

11 Макарий (Булгаков), митр. История русской церкви. Кн. 6. М., 1996. С. 144145 и примеч. 184.

фонда-коллекции «Сношения России с Грецией» указание на дело о приезде этого лица формально отсутствовало. Напротив, Н. Ф. Кап-терев, который, как и А. Н. Муравьев, сам просматривал столбцы из фонда-коллекции «Сношения России с Грецией» и ознакомился если не со всеми, то с большинством «греческих» материалов, подробно и с правильной передачей имени пересказал дело о приезде архимандрита Феофана в 1603-1604 годах, отметив среди прочего и шифр документа — «Греческие дела 7111 г. № 3».12

В начале XXI столетия опись дел фонда 52 появилась в виде отдельной книги. К сожалению, имя приехавшего в Россию иерусалимского архимандрита было воспроизведено в полном соответствии с оригиналом учетного документа конца XVIII в., следовательно, с повторением допущенной там ошибки — «Феодосий», а подготовивший рукопись к печати Б. Л. Фонкич оставил эту неточность без комментариев.13 Ситуация, вероятно, объясняется тем обстоятельством, что в момент работы с архивной описью исследователь русско-греческих связей еще не видел самого столбца 1603-1604 годов с перечислением побывавших в Москве лиц и исправленным именем архимандрита на обложке, ознакомившись с источником, как свидетельствует запись в листе использования, чуть позднее, в 2002 г.14 и черпая до этого момента сведения о приезде Феофана от имени иерусалимского патриарха Софрония к царю Борису Федоровичу, как свидетельствуют имеющиеся в его работе ссылки, только из литературы.15

Нетрудно понять, что воспроизведенный типографским способом трудночитаемый рукописный текст фолианта конца XVIII в., существенно облегчая поиск документов по русско-греческим связям XVI-XVII вв., таил в себе, по крайней мере, в одном, указанном выше,

12Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2. М., 2008. С. 14-18.

13 Бантыш-Каменский Н. Н. Реестры греческим делам Московского архива Коллегии иностранных дел. Российский государственный архив древних актов. Фонд 52. Опись 1. М., 2001. С. 41.

14 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1603 г. № 3. Лист использования.

15 Фонкич Б. Л. Греческие рукописи и документы в России в XIV — начале XVIII в. М., 2003. С. 411 и примеч. 1 (=Фонкич Б. Л. Иерусалимский патриарх Феофан и Россия (Обзор греческих грамот Российского государственного архива древних актов) // Иерусалим в русской культуре. М., 1994. С. 212 и примеч. 1).

Любопытно, что несколько ранее, в кратком описании греческого оригинала адресованной царю Борису грамоты иерусалимского патриарха Софрония от 6 сентября 1602 г. (Фонкич Б. Л. Греческо-русские связи середины XVI — начала XVIII вв. Греческие документы московских хранилищ. Каталог выставки. С. 11. № 6) исследователем не был отмечен сделанный в Посольском приказе русский перевод этого документа, содержащийся как раз в деле о приезде архимандрита Феофана (РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1603 г. № 3. Л. 26-29), что еще раз, по нашему мнению, говорит о незнакомстве историка в тот момент непосредственно со столбцом.

случае и серьезную опасность: тиражирование допущенной сотрудниками МАКИД ошибки. Не случайно, как представляется, автор новейшей, посвященной ближневосточным патриархам монографии, описывая связи Бориса Годунова с иерархами Православного Востока и отмечая приезд в декабре 1603 г. в Москву архимандрита Феофана, ссылается только на работы А. Н. Муравьева и Н. Ф. Каптерева,16 несмотря на то, что в других случаях К. А. Панченко использует архивные документы.17 Не исключено, что историк, обратившись к описи 1790 г., не важно, в рукописном или печатном варианте воспроизведения ее текста, из-за допущенной некогда и не отмеченной впоследствии ошибки в имени архимандрита, не смог соотнести указанный у Н. Ф. Каптерева шифр с сохранившимся до настоящего времени столбцом и использовать в своей монографии находящиеся там документы.18 Вполне возможно, что то же самое обстоятельство помешало и авторам недавно вышедшей, весьма интересной и убедительной статьи о кресте сучавского митрополита Феофана II, ошибочно атрибутируемом иерусалимскому патриарху, обратиться к делу о приезде архимандрита Феофана, ограничившись ссылками на работы Н. Ф. Каптерева и А. Пападопуло-Керамевса.19

Возвращаясь от несколько затянувшихся рассуждений о столбце 1603-1604 годов о путешествии в Россию архимандрита Феофана к делу о приезде этого же лица, но уже в сане иерусалимского патриарха в 1619 г., отметим, что Н. Ф. Каптерев, вслед за А. Н. Муравьевым, писал: «К сожалению, „дело" о приезде Феофана в Москву не дошло до нас, и нам приходится о его пребывании в Москве говорить только на основании тех отрывочных известий, какие случайно сохранились об этом у современников и ближайших к ним лиц».20 И далее историк привел, заключая ее в кавычки, довольно большую цитату из, по его выражению, «приказных записей» о милостыне патриарху Феофану, ссылаясь в конце фрагмента сразу на

16 Панченко К. А. Ближневосточное православие. С. 353-354 и примеч. 37.

17 Там же. С. 354. Примеч 40; С. 355. Примеч. 42; С. 361. Примеч. 70.

18 Вероятно, именно незнание документов дела о приезде архимандрита Феофана приводит к тому, что в ряде работ этот визит ассоциируется только с 1603 г. (Фон-кич Б. Л. Греческие рукописи и документы в России. С. 411; Панченко К. А. Ближневосточное православие. С. 353), хотя на самом деле Феофан пробыл в Москве с 15 декабря 1603 г. по 5 марта 1604 г. (РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1603 г. M 3. Л. 1-4, 16-18, 84-85, 89-92 и др.). Н. Ф. Каптерев отмечает как крайнюю дату визита патриарха 4 марта 1604 г. (Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2. С. 16).

19 Березенко Б. А., Ченцова В. Г. Киевский «Феофанов крест» и сучавский митрополит Феофан II II Historia est magistra vitae. Civilizatie, valori, paradigme, perso-nalitäti. In honorem professor Ion Eremia. Chisinäu, 2019. S. 110.

20 Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2. С. 20.

два дела, но без указания листов в каком-либо из них: «Греческие дела 7133 г. № 5 и 7157 г. № 7».21 Очевидно, что речь идет о приездах в Москву в 1625-1626 годах посланного от патриарха Феофана архимандрита Кирилла (современный шифр: РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5) и взошедшего на иерусалимскую кафедру после Феофана патриарха Паисия II в 1649 г. (современный шифр: РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1 и 2), но понять по ссылке в тексте, из какого именно столбца Н. Ф. Каптерев заимствовал цитату, содержатся ли приведенные историком слова в каком-либо одном столбце или сразу в обоих комплексах, невозможно.

Митрополит Макарий, уделяя основное внимание событиям, связанным с избранием и наречением в патриархи Московские Филарета Никитича, и участии в них иерусалимского первосвятителя, кратко отметил, что «статейного списка о приезде к нам патриарха Феофана не сохранилось, но в статейном списке о приезде в Москву патриархов Александрийского Паисия и Антиохийского Макария в 1666 г. помещена для примера подробная справка или выписка о том, как прежде, в 1619 г., происходили встречи и прием в Москве иерусалимского патриарха Феофана (Москов. главн. архив Мин. иност. дел. Дела греч. Связка 45. № 9. Л. 57-70».22 Нетрудно понять, что речь идет уже о третьем деле (современный шифр: РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1667 г. № 923), где имеются те или иные сведения из утраченных материалов о приезде Феофана, что расширяет перечень указанных Н. Ф. Каптеревым столбцов.

В дальнейшем на отсутствие документов 1619 г. «с описанием приема иерусалимского патриарха Феофана» обратила внимание Н. П. Чес-нокова, подчеркнув, что «в связи с этим особое значение приобретают

21 Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2. С. 22-23, примеч. 2.

22Макарий (Булгаков), митр. История русской церкви. Кн. 6. С. 276-277, 606, примеч. 3.

23 В специально составленном А. А. Туриловым к изданию 1996 г. «Списке источников и литературы использованных высокопреосвященным Макарием в 1011 томах (то есть в кн. 6. — Л. Т.) „Истории Русской Церкви"», призванном облегчить современным читателям поиск упоминавшихся в работе Макария источников, на который имеется ссылка и в процитированном фрагменте (Макарий (Булгаков), митр. История русской церкви. Кн. 6. С. 606, примеч. 3, [44]), шифры столбцов из бывшего собрания МАКИД-МГАМИД, обозначенного как «Дела греческие» РГАДА, приведены в весьма своеобразном виде: «Ф. 52: 1621 г.; 1622 г.; 1625 г.; 1625 г. Октябрь; 1631 г. ...» (Там же. С. 696.44). Помимо того, что среди указанных под 44 пунктом «1667 г.» отсутствует вообще, такое простое хронологическое перечисление, без относящегося к данному году номера дела, никак не позволяет определить современный шифр документа. В результате, интересующимся конкретными источниками читателям, несмотря на приложенные составителями тома усилия, придется выяснять шифры столбцов самостоятельно.

сведения о нем, содержащиеся в деле Паисия Иерусалимского», и указав точный шифр дела с необходимыми, по ее мнению, листами — «РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7 (Ч. 1). Л. 150-157».24

Таким образом, в работах различных исследователей ХГХ-ХХ! вв. упоминаются три сохранившиеся до настоящего времени дела, где в том или ином виде содержатся материалы, позволяющие реконструировать утраченный столбец с описанием визита Феофана Иерусалимского в 1619-1620 годах — о приездах архимандрита Кирилла в 1625-1626 годах, иерусалимского патриарха Паисия в 1649 г. и патриархов александрийского Паисия и антиохийского Макария в 16661668 годах, что требует детального анализа документов каждого из указанных комплексов, не ограничиваясь общими замечаниями об утрате источника, краткими ссылками на архивные шифры или воспроизведением некоторых, трудно определимых по месту их нахождения, фрагментов документов. Однако прежде чем перейти к этой работе необходимо задаться не вызывавшим у исследователей интереса вопросом о времени пропажи столбца с материалами о визите патриарха Феофана.

На первый взгляд, ответ на этот вопрос, сопоставляя хронологию путешествия восточного патриарха и последовавшего через несколько лет события, повлекшего массовую гибель архивных документов, представляется достаточно простым: дело о приезде Феофана Иерусалимского погибло в московский пожар 3 мая 1626 г. Тем не менее, обращение к описям архива Посольского приказа и то обстоятельство, что те или иные сведения из этого столбца включались в материалы конца 40-х и конца 60-х годов XVII в. свидетельствует об обратном.

В описи 1626 г. в разделе «столпы греческие» отмечено: «Столп греческой 127- году: приезд ко государю к Москве и отпуск с Москвы еросалимского патриарха Феофана».25 Работа над этой «послепожар-ной» описью была начата по царскому указу от 25 декабря 1626 г., а закончена, в соответствии распоряжением того же Михаила Федоровича, 28 февраля 1627 г.,26 следовательно, материалы о пребывании в русской столице в 1619-1620 годах иерусалимского патриарха все-таки благополучно избежали печальной участи многих других документов, что заставляет еще раз задаться выходящим за рамки данной статьи, но продолжающим оставаться актуальным вопросом

24 Чеснокова Н. П. Христианский Восток и Россия: политическое и культурное взаимодействие в середине XVII века. По документам Российского государственного архива древних актов. М., 2011. С. 71 и примеч. 23.

25 Опись архива Посольского приказа 1626 года. Ч. 1. М., 1977. С. 271.

26 Гальцов В. И. Вступительная статья // Опись архива Посольского приказа 1626 года. Ч. 1. М., 1977. С. 7-8.

о различных в середине 1620-х годов местах хранения отдельных «греческих» грамот, книг или столбцов. Заметим попутно, что в описи 1626 г. не отмечено как отдельный столбец сохранившееся до наших дней дело о приезде архимандрита Феофана в 1603-1604 годах; в первой четверти XVII в. оно, вероятно, входило в состав общего столбца 1603/04-1604/05 годов «о приезде греческих митрополитов и стар-цов»,27 превратившись в особую единицу хранения только впоследствии.28

Дело о приезде Феофана Иерусалимского, правда, уже с оговоркой о его недостаточно хорошем состоянии, отмечено и в описи архива Посольского приказа 1673 г. в составе все тех же «столпов греческих»: «Столп 128-го году, приезд к Москве и отпуск с Москвы иерусалимского патриарха Феофана, испод отодран».29 Несмотря на разные, указанные в двух учетных документах даты — 1618/19 г. (опись 1626 г.) и 1619/20 г. (опись 1673 г.), которые, в целом, не противоречат друг другу (см. ниже), очевидно, что речь идет об одном и том же событии, отраженном в одном и том же столбце.

Следовательно, в течение, по-видимому, всего XVII столетия дело о приезде патриарха Феофана находилось в архиве Посольского приказа, хотя условия его хранения, как показывает помета в описи 1673 г. о пострадавшей нижней части столбца, были не очень хорошими, что могло впоследствии привести к значительной порче, если не полной утрате всего комплекса. К сожалению, проследить дальнейшую судьбу этого столбца в XVIII в. не удается. Обратил ли на него внимание во время описания в 20-х-30-х годах присланных с Христианского Востока грамот на греческом языке работавший в Московской конторе Коллегии иностранных дел архивист и переводчик Моисей Арсеньев,30 сгорело ли оно в 1747 г.31 или, может быть, пожар,

27 Опись архива Посольского приказа 1626 года. Ч. 1. С. 271.

28 Подробнее о произведенных архивистами МАКИД изменениях в структуре и порядке хранения столбцов фонда-коллекции «Сношения России с Грецией» см.: Тимошина Л. А. Опись архива Посольского приказа 1673 г. и «Реестры греческим делам конца XVIII — начала XIX в.» // Каптеревские чтения. Сборник статей. Вып. 7. М., 2009. С. 210-227.

29 Опись архива Посольского приказа 1673 года. Ч. 1. М., 1990. С. 97.

30 О нем см.: Турилова Л. С. Мемуары русского разночинца первой половины XVIII в. («Скаски» переводчика и архивариуса Коллегии иностранных дел Моисея Арсеньева) // ПКНОЕ 1989. М., 1990. С. 10-15; Фонкич Б. Л. Греческие рукописи и документы в России. С. 445-448 (=Архив русской истории. Вып. 1. М., 1992. С. 142-148).

31 О пожаре 1747 г. см.: Дремина Г. А., Чернов А. В. Из истории Центрального государственного архива древних актов СССР (Государственное древлехранилище хартий и рукописей и Московский архив Коллегии иностранных дел). М., 1959. С. 45-46.

а скорее, его тушение настолько ухудшили состояние уже начавшего разрушаться столбца, что документы о визите иерусалимского патриарха пришли в полную негодность, был ли этот комплекс в 1810-х — начале 1820-х годов взят в Комиссию по печатанию государственных грамот и договоров для наведения справок, когда там готовилась третья часть задуманной Н. П. Румянцевым публикации важнейших русских и зарубежных актов с напечатанной в томе, как отмечалось, грамотой Феофана Иерусалимского патриарху Филарету Никитичу от 5 июля 1619 г.,32 с полной уверенностью сказать нельзя. Очевидно только одно: к середине — второй трети XIX в. дела о приезде Феофана Иерусалимского в Москву, как свидетельствует замечание А. Н. Муравьева, в архиве МГАМИД уже не было, что заставляет обратиться к рассмотрению других сохранившихся в архиве Посольского приказа комплексов, где могли бы сохраниться документы из столбца 1619-1620 годов.

Дело о приезде архимандрита Кирилла в 1625-1626 годах

Первый столбец, где содержатся сведения о приезде патриарха Феофана, посвящен, как уже отмечалось, появлению на территории Русского государства племянника Феофана Иерусалимского архимандрита Кирилла в сопровождении келаря Акакия, дьякона Митрофана, человека патриарха Феофана бельца Иосифа Зиновьева, игумена иерусалимского монастыря Архистратига Михаила Григория, архимандрита Ватопедского монастыря Игнатия, келаря Никифора, черного священника Феофана, дьякона Пахомия и племянника афонского архимандрита Михаила Левтерова. Архимандрит Кирилл, посланный дядей в Россию с целым рядом патриарших посланий, приехав в Путивль 9 февраля 1625 г.,33 при расспросе в местной воеводской избе указал на привезенные с собой грамоты Феофана Иерусалимского царю Михаилу Федоровичу, патриарху Филарету, инокине Марфе Ивановне, боярину И. Н. Романову, боярину кн. И. Б. Черкасскому, боярину кн. И. М. Воротынскому, боярину кн. Ф. И. Шереметеву и на грамоту от вифлеемского митрополита Афанасия царю с благодарностью за полученную ранее милостыню и с просьбами о но-

32 СГГД. Ч. 3. № 46. С. 202-208.

33 З. Е. Оборнева, говоря об этом событии, указывает дату «12 февраля 1625 г.» (Оборнева З. Е. Переводчики с греческого языка Посольского приказа (1613-1645 гг.). М., 2020. С. 136), что неточно. Такая же дата — «12 февраля» — читается и в составленном архивистами второй половины XVIII в. заголовке (Бантыш-Камен-ский Н. Н. Реестры греческим делам. С. 46).

вом материальном вспомоществовании; две грамоты — царю и патриарху — от имени игумена монастыря Саввы Освященного Галактиона привез приехавший вместе с ним игумен Григорий.34

Несколько отвлекаясь от основной темы статьи, не можем не сказать, что митрополит Макарий, отмечая, что 5 апреля 1625 г. в Москву приехали «архимандрит Кирилл, келарь Акакий и старец Герман», указал на привезенные ими грамоты от патриархов александрийского Герасима и иерусалимского Феофана и «греческие списки молитвы на Богоявление», касавшиеся ведшихся в то время в русских церковных кругах спорах о допустимости использования слов «и огнем» в молитве на освящение воды.35 Однако в деле о приезде архимандрита Кирилла упоминаний об этих документах или текстов их русских переводов нет, такие акты не числятся и среди сохранившихся до настоящего времени оригиналов греческих грамот,36 как, равным образом, в составе иерусалимской делегации отсутствует старец с именем «Герман». Тем не менее, эти сведения, действительно, содержатся в указанной историком грамоте патриарха Филарета от 9 декабря

1625 г. игумену Сийского монастыря Ионе: «И во 133 году месяца апреля в 5 день приехали к великому государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всеа Русии и к нам, великому государю, святейшему Филарету патриарху Московскому и всеа Русии от Феофана, патриарха Иерусалимского и всея Палестины его, патриархов, архимарит Кирил да келарь старец Акакей, да старец Герман и привезли от алексаньдрийского патриарха Герасима и от иерусалимского патриарха Феофана грамоты и переводы греческие ... о освящении Богоявленской воды, о прилоге „огня"».37 Трудно, конечно, предположить, что в подготовленной еще во время пребывания архимандрита Кирилла со свитой в Москве (они покинут столицу только в июне

1626 г.38) с точным указанием даты их появления в городе грамоте

34 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5. Л. 1-8, 60-88 (переводы грамот). Н. Ф. Кап-терев перечислил большинство из предъявленных в Путивле архимандритом Кириллом грамот (Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2. С. 34-35); о «многочисленных» грамотах писала и З. Е. Оборнева, правда, без указания имен светских адресатов (Оборнева З. Е. Переводчики с греческого языка. С. 79, 136).

35Макарий (Булгаков), митр. История русской церкви. Кн. 6. С. 282-283.

36 Сейчас в фонде-коллекции «Сношения России с Грецией» имеются две, привезенные игуменом Григорием от властей монастыря Саввы Освященного грамоты от мая 1624 г. царю Михаилу Федоровичу и патриарху Филарету с благодарностью за присланную милостыню и с просьбами о новом вспомоществовании на греческом языке (РГАДА. Ф. 52. Оп. 2. № 13 и 14), переведенные Своитином Каменевым (Оборнева З. Е. Переводчики с греческого языка. С. 117).

37 ААЭ. Т. 3. СПб., 1836. № 166. С. 241; Макарий (Булгаков), митр. История русской церкви. Кн. 6. С. 607, примеч. 10.

38 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5. Л. 224-225 и др.

были сознательно сообщены заведомо неверные сведения, хотя появление имени «Герман» по-прежнему остается непонятным. Может быть, ошибка возникла из-за невнимательности переписчика, так как опубликованный в первой половине XIX в. документ является списком, причем в археографической легенде указано, что список был вплетен в «один из сборников, принадлежавших археографу Строеву», а до этого был опубликован в «Древней российской вивли-офике».39 О присланных александрийским и иерусалимским патриархами грамотах, правда, без ссылки на дело о приезде архимандрита Кирилла, но отмечая все ту же грамоту сийскому игумену Ионе, писал и С. М. Соловьев;40 все вместе взятое заставляет еще раз обратить внимание на необходимость внимательного изучения путей попадания грамот восточных иерархов в Россию.41

Возвращаясь же к появлению в Москве «греков»,42 можно полагать, что соединение двух — иерусалимской и афонской — делегаций произошло где-то в пути, скорее всего, в Дунайских княжествах, чтобы совместной поездкой облегчить и, не исключено, обезопасить передвижение по территориям нескольких государств. В любом случае, путивльские воеводы Алексей Головин и Иван Есипов восприняли приехавших как единую группу и, несмотря на сообщенные им

39 ААЭ. Т. 3. № 166. С. 242.

40 Соловьев С. М. Сочинения в восемнадцати книгах. Кн. 5. М., 1990. С. 305 и примеч. 24.

41 Митрополит Макарий, указывая на грамоты двух патриархов, помимо сийской грамоты, сослался на рукописный текст Жития Дионисия Зобниновского по списку сборника № 700 из собрания Троице-Сергиевой лавры и на печатный вариант этого же повествования, несмотря на то, что, по словам самого исследователя, в обоих случаях речь идет только о грамоте александрийского патриарха Герасима (Мака-рий (Булгаков), митр. История русской церкви. Кн. 6. С. 607, примеч. 10). Под печатным изданием «Жития преп. Дионисия. М., 1855» из ссылки имеется, очевидно, в виду книга «Канон преподобному отцу нашему Дионисию, архимандриту Сергиевы лавры, Радонежскому чудотворцу с присовокуплением Жития его» (М., 1855; другие издания: М., 1808, 1817, 1824, 1834). В составленный С. С. Лукашовой специальный список печатных изданий, использованных в этом томе, указанная публикация не вошла (Печатные издания // Макарий (Булгаков), митр. История русской церкви. Кн. 6. С. 698-716).

42 К «грекам» не принадлежал, по крайней мере, один из сопровождавших архимандрита Кирилла людей. Дьякон Митрофан являлся грузинским монахом с довольно сложной судьбой (подробнее о нем см.: Оборнева З. Е. Переводчики с греческого языка. С. 85, 145-148) и был обозначен, как и многие другие (см., например: Тимошина Л. А. «Белорусец Ондрюшка»: личность в контексте дипломатических отношений 20-30-х годов XVII в. // ОФР. Вып. 21. М.; СПб., 2020. С. 483, 581-582), пересекавшие русскую границу, прибывавшие с территорий Христианского Востока люди таким этническим определением в русских делопроизводственных материалах.

сведения о привезенных грамотах, запросили Посольский приказ о возможности пропуска в Москву старцев и бельцов. По грамоте из приказа от 25 февраля 1625 г. такое разрешение было получено, но из-за потребовавшей некоторого времени переписки архимандрит Кирилл и сопровождавшие его люди приехали в Москву почти через два месяца — только 5 апреля 1625 г.43 Перед русскими властями сразу же встал вопрос о величине их каждодневного содержания, и по уже сложившейся, очевидно, к первой четверти XVII в. традиции приказные служители обратились к предыдущим визитам греческого духовенства, чтобы подготовить выпись об объеме выдававшегося в предшествующие годы поденного корма и питья. Вполне естественно, что, несмотря на появление в Москве в начале — середине 1620-х годов других греческих архиереев, в частности, архимандритов афонских Хиландарского и Георгиевского монастырей Феодора и Амфилохия, трикальского Стагонского монастыря Матвея,44 подьячие обратились к делу о приезде представителей того же иерусалимского патриархата, только, в соответствии с саном вновь прибывших, подготовленная небольшая справка касалась не столько самого патриарха Феофана, сколько сопровождавших его служителей: «Выписано в Посольском приказе, приезжал Феофан в 127-м году, а с ним архимандрит и келарь, и архидьякон, и дьякон, выписано о данном им на Москве поденном корме: архимандриту и келарю по 3 блюда ествы человеку, по 2 калача смесных, дьякону 2 блюда ествы, полкалача на день, питья — по кружке меда обарного человеку и всем по пол-2 ведра меду кижового на день».45 Соответственно, такое же пропитание должны были получить приехавшие в Москву 5 апреля 1625 г. архимандрит Кирилл, келарь Акакий и дьякон Митрофан.

1 мая 1625 г. состоялась аудиенция архимандрита Кирилла и сопровождающих его лиц у Михаила Федоровича,46 где были представлены привезенные от патриарха Феофана, вифлеемского митрополита

43 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5. Л. 9-12; Макарий (Булгаков), митр. История русской церкви. Кн. 6. С. 282; Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2. С. 38-40. К. А. Панченко, говоря о появлении архимандрита Кирилла в Москве, датирует это событие «началом 1635 г.». Ошибка в цифре десятилетия является, по-видимому, простой опечаткой, однако определение «началом» 1625 года весеннего месяца апреля, читающееся и в монографии З. Е. Оборневой (Оборнева З. Е. Переводчики с греческого языка. С. 85), мешает точному воспроизведению хронологии связанных с визитом архимандрита Кирилла событий.

44 Бантыш-Каменский Н. Н. Реестры греческим делам. С. 44, 45.

45 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5. Л. 18.

46 Там же. Л. 47-59. Публикацию текста описания аудиенции см.: Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 1. М., 2008. С. 122-123, примеч. 1.

Афанасия и властей монастыря Саввы Освященного указанные выше грамоты. После царской аудиенции греческих духовных лиц принял патриарх Филарет Никитич,47 точная дата встречи, к сожалению, в столбце не отмечена, однако расположение документов показывает, что она произошла позднее 1 мая, вполне соответствуя обычному порядку знакомства с прибывающими в Москву иноземцами: сначала церемония в присутствии высшего представителя светской власти — царя, затем духовной — патриарха. По завершении обеих торжественных встреч, последовал, как повелось, перевод греческих оригиналов представленных грамот,48 из текстов которых выяснилось, что патриарх Феофан, помимо общих слов о бедственном положении иерусалимской кафедры и даче милостыни, «как бог известит», высказал вполне определенное пожелание получить от царя Михаила Федоровича серебряную чашу для освящения воды ценой около 200 рублей и образ, подобный тому, которым его одарила в 1619-1620 годах инокиня Марфа Ивановна.49 По всей вероятности, эти просьбы поставили перед сотрудниками Посольского приказа следующий вопрос — о величине и конкретном содержании полученной в предшествующее время иерархами Христианского Востока, в том числе иерусалимскими патриархами милостыни. В результате, в Посольском приказе была подготовлена еще одна, более пространная выпись о жалованье

47 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5. Л. 101.

48 Там же. Л. 60-88 (перевод большей части документов за исключением грамот И. Н. Романову и Ф. И. Шереметеву); Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2. С. 34-35; Оборнева З. Е. Переводчики с греческого языка. С. 136 (без указания имен бояр), 137-141 (публикация греческого оригинала и перевода грамоты из монастыря Саввы Освященного царю). З. Е. Оборнева, опираясь на пометы, сделанные приказным подьячим на оборотах сохранившихся греческих оригиналов грамот, пришла к выводу, что грамоты от имени игумена монастыря Саввы Освященного Галактиона переводил работавший в Посольском приказе с 1583-1584 годов (см.: Лисейцев Д. В. Греческие переводчики и толмачи. С. 208) Своитин Дмитриевич (Митрофанович) Каменев (Оборнева З. Е. Переводчики с греческого языка. С. 136; С. 118, ил. 9 и 10 (образец почерка С. Каменева). К сожалению, имеющиеся в столбце русские переводы других греческих грамот представлены их беловыми, написанными уже русскими подьячими вариантами. Тем не менее, выскажем предположение, что всеми этими попавшими в Посольский приказ в мае 1625 г. текстами также занимался С. Каменев так как, по справедливому наблюдению З. Е. Оборневой, второй находившийся на службе в Посольском приказе, владевший греческим языком человек, Иван Селунский, хотя и сопровождал вместе с приставом Тимофеем Оладьи-ным архимандрита Кирилла и других духовных лиц на аудиенцию к Филарету Никитичу, назван «толмачом» (Оборнева З. Е. Переводчики с греческого языка. С. 79), а никаких других специалистов по греческому языку, находившихся в Москве в 1625 г., исследователи не отмечают.

49 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5. Л. 60-66; Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2. С. 39.

иерусалимским патриархам со «101-го» года,50 времени поездки на Восток Трифона Коробейникова и дьяка Михаила Огаркова,51 и до «130-го» года, момента отправления в Османскую империю русских послов И. Г. Кондырева и Т. В. Бормосова,52 где были отмечены и полученные Феофаном Иерусалимским в несколько приемов дары во время его пребывания в Москве в 1619-1620 годах.53 Выпись не имеет даты, но ее расположение в столбце с ненарушенным, как представляется, порядком следования листов, после текста перевода «греческого листа», отправленного архимандритом Кириллом киевскому митрополиту Иову Борецкому «нынешнего 134-го году октября в 31 день», о забытой в Киеве манатье, которую Феофан Иерусалимский предназначал в подарок выехавшему в Россию Иосифу Курце-вичу,54 позволяет думать, что документ был составлен не ранее ноября 1625 г.

Сопоставление содержания и структуры фрагмента о жалованье патриарху Феофану из столбцовой выписи с опубликованным Н. Ф. Кап-теревым текстом «приказных записей»55 показывает, что историк использовал, несмотря на указанные им два шифра, отрывок документа именно из дела о приезде архимандрита Кирилла. Однако сравнение написанного рукой подьячего XVII в. и воспроизведенного исследователем второй половины XIX в. демонстрирует ряд более или менее существенных отличий. Во-первых, следуя принципам или, может быть, находясь в плену традиций археографической практики XIX столетия, которые хорошо прослеживаются со времен подготовки томов «Собрания государственных грамот и договоров», Н. Ф. Каптерев при воспроизведении целого ряда слов следовал орфографическим и грам-

50 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5. Л. 141-169.

51 См.: Посольская книга по связям России с Грецией (православными иерархами и монастырями) 1588-1594 гг. М., 1988. С. 154-179. Не исключено, что Михаил Огарков был родственником толмача Софрона Огаркова из столбца 1603-1604 годов (РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1603 г. № 3. Л. 81). О Михаиле Федоровиче Огаркове см.: Лисейцев Д. В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М.; Тула, 2009. С. 616. Поездка М. Огаркова в Святую землю и выполнение С. Огар-ковым поручения, связанного с духовенством Христианского Востока, дают основание предполагать знание ими греческого, по крайней мере, разговорного языка, с одной стороны, а с другой — косвенным образом подтверждают возможность родственной связи между ними.

52 РГАДА. Ф. 89. Сношения России с Турцией. Оп. 1. 1622 г. № 2. Ч. 1 и 2. Об уточнении некоторых дат, связанных с посольством И. Г. Кондырева и Т. В. Бормосова, см.: Тимошина Л. А. «Белорусец Ондрюшка»... С. 441-442, примеч. 3.

53 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5. Л. 145-151.

54 Там же. Л. 129.

55 Там же. Л. 145-151; Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2. С. 22-23, примеч. 2.

матическим правилам своего времени, изменяя, соответственно, написания XVII в.: «бархату черново, гладково, доброво» на «бархату чернаго, гладкаго, добраго», «рублев» на «рублей», «отласа» на «атласа», «кубок серебрян золочен» на «кубок серебряный золоченый» и др. Во-вторых, часть написанных в архивном подлиннике буквенной цифирью числительных в публикации представлена словами. В-третьих, наблюдаются ошибки прочтения или пропуски текста. В частности, указание на цену бархата «15» рублей воспроизведено как «16»; во фразе «да к патриарху ж послано подножье, что было послано в соборной церкви» пропущены частица «ж» и слово «подножье», а второе слово «послано» исправлено на «постилано»; при перечислении полученных Феофаном Иерусалимским на отпуске даров с указанием их стоимости отсутствует имеющаяся в столбцовом документе запись «денег 150 рублев». В-четвертых, несмотря на призванные свидетельствовать о дословной точности передачи текста кавычки, все имеющиеся в выписи вводные слова, предваряющие то или иное пожалованье, представляют собой не строгое воспроизведение написанного в документе, а вольное изложение прочитанного самим Н. Ф. Каптеревым, ср.:

РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5 Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2

«Во 127-году приезжал ко государю царю и великому князю Михаилу Федо-ровичю всеа Русии и к великому государю святейшему патриарху Филарету Ники-тичю Московскому и всеа Русии к Москве ерусалимьской патриарх Феофан, и как был у государя на приезде, и ему в тот день дано государева жалованья от государя» (л. 145) «Во 127 году был в Москве иерусалимский патриарх Феофан, и ему дано на приезде от государя» (с. 22, примеч. 2)

«Да ему ж на поставленье великого государя святейшего патриарха Филарета Никитича Московского и всеа Русии дано государева жалованья после стола от государя» (л. 146) «Да ему ж на поставление Филарета Никитича дано от государя после стола» (с. 22, примеч. 2)

«Да после государева патриарша по-ставленья июля в 1 день был у государя у святейшего патриарха еросалимской патриарх Феофан у стола и после стола дано ему от государя патриарха государева пат-риарша жалованья» (л. 147) «После поставления и обеда у Филарета Никитича последним дано Феофану» (с. 23, примеч. 2)

«Да на отпуске дано от государя еруса-лимскому ж патриарх Феофану» (л. 148) «На отпуске дано было Феофану от государя» (с. 23, примеч. 2)

«Да от великого государя святейшего патриарха Филарета Никитича Московского и всеа Русии дано патриарху Феофану на отпуске» (л. 149) «От Филарета Никитича Феофану на отпуске дано было» (с. 23, примеч. 2)

РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5 Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2

«Да от государыни великие старицы иноки Марфы Ивановны дано ерусалим-скому патриарху Феофану, как он был у государыни (л. 150) на приезде со святынею» (л. 151) «Да от государыни иноки Марфы, когда Феофан был у нее на приезде, ему было дано» (с. 23, примеч. 2)

И, наконец, ориентируясь только на личность самого Феофана, Н. Ф. Каптерев вообще исключил завершающий приказную выпись фрагмент со сведениями о пожалованиях сопровождавшим патриарха лицам — «архимариту ево портище камки багровые, 10 рублев денег; архидиякону да келарю по портищу камки, денег по 8 рублев; патриаршу племяннику Офонасью портище камки, 5 рублев денег; дьякону портище камки, 5 рублев денег; служебнику патриаршу 2 рубля с полтиною»,56 что существенно уменьшает объем ретроспективных данных о визите Феофана Иерусалимского и его свиты, которые можно получить из составленной, предположительно, после октября 1625 г. выписи.

Кроме того, помимо субъективных ошибок, допущенных Н. Ф. Кап-теревым, необходимо учитывать и объективные обстоятельства, связанные с историей возникновения этого документа. Целью составления выписи являлось получение только общих сведений о величине посылаемого восточным патриархам за рубеж или предоставляемого им в Москве жалованья, а отнюдь не детальное воспроизведение всех обстоятельств имевшего место несколькими годами ранее конкретного визита Феофана Иерусалимского. Соответственно, подьячий (вся выпись написана одним почерком), выполняя эту задачу, сделал выборку необходимых сведений из нескольких более ранних дел, создав тем самым не существовавший до этого момента сводный документ, который, исходя из обстоятельств его появления, рисует, подчеркнем еще раз, весьма ограниченную картину пребывания иерусалимского патриарха в Москве, позволяющую представить только количественные данные о величине полученных им пожалований во время встреч «на приезде» или «на отпуске» с царем Михаилом Федоровичем, патриархом Филаретом и старицей Марфой Ивановной.

Дело о приезде иерусалимского

патриарха Паисия II в 1649 г.

Следующий комплекс материалов, связанных с пребыванием Феофана Иерусалимского в Москве в 1619-1620 годах, находится в столбце, появившемся через тридцать лет после самого события.

56 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5. Л. 150-151.

5 января 1649 г. в Путивль приехали преемник Феофана III Ка-ракалла на иерусалимской кафедре патриарх Паисий II и сопровождавшие его лица: архимандрит Филимон,57 келарь старец Афанасий, черный поп казначей Иоасаф, архидьякон Парфений, черный поп головщик Даниил, уставщик старец Арсений,58 два черных дьякона Максим и Парфений, два старца, келейники Мелетий и Иоаким, патриарший племянник белец Харитон Иванов, «да прежнего иероса-лимского патриарха Феофана племянник же белец Павел Иванов», патриаршие дети боярские и слуги, всего 25 человек.59 Начиная с 1619-1620 годов, это был второй визит духовного лица такого ранга в Москву, почему образцом для всех сопутствующих Паисию Иеру-

57 В дальнейшем, 24 апреля 1650 г. архимандрит Филимон будет участвовать вместе с тем же патриархом Паисием в прениях о вере в «Мутьянской земле» в Тыр-говиште с келарем Троице-Сергиева монастыря Арсением Сухановым (см.: Мака-рий (Булгаков), митр. История русской церкви. Кн. 6. С. 352-354; Ченцова В. Г. Икона Иверской богоматери (Очерки истории отношений греческой церкви с Россией в середине XVII в. по документам РГАДА). М., 2010. С. 72; Богданов А. П. «Прения о вере» 1650 г. Отношения греческой и русской церквей в XI-XVII вв. М., 2020. С. 433).

58 Речь идет о том самом старце, который останется в Москве и, получив здесь прозвище «Грек», будет играть заметную роль в церковной жизни 50-х годов XVII в. Не перечисляя всю обширную, посвященную Арсению Греку литературу укажем основные библиографические сводки: Зиборов В. К. Арсений Грек // СККДР. Вып. 3. Ч. 1. СПб., 1992. С. 105-108; Турилов А. А., Чумичева О. В. Арсений Грек // ПЭ. Т. 3. М., 2001. С. 438-439. Новейшие исследования, посвященные этому персонажу см., например: Ченцова В. Г. 1) Новые известия о биографии Арсения Грека и история появления в Москве рукописи Син. греч. 225 // Каптеревские чтения. Сборник статей. Вып. 9. М., 2011. С. 59-83; 2) О писце греческих грамот патриарха Никона // Каптеревские чтения. Сборник статей. Вып. 11. М., 2013. С. 108-119.

59 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 9-10.

В. Г. Ченцова в статье 2000 г. отметила «дело о пребывании иерусалимского патриарха (Паисия II. — Л. Т.) в Москве (декабрь 1648 — 28 июля 1649 г.)» (Чен-цова В. Г. Источники фонда «Сношения России с Грецией» Российского государственного архива древних актов по истории международных отношений в Восточной и Юго-Восточной Европе в 50-е гг. XVII в. // Русская и украинская дипломатия в Евразии: 50-е годы XVII века. М., 2000. С. 153), по-видимому, имея в виду не момент появления Паисия в Путивле, а уж, тем более в русской столице, а более ранние, упоминавшиеся в этом столбце даты, когда после расспроса 1 декабря 1648 г. в Посольском приказе приехавших в Москву греков, которые сообщили о едущем в Русское государство Паисии Иерусалимском, 14 декабря в Путивль воеводе Н. Плещееву была направлена грамота с предписанием принять по приезде и поставить иерусалимского патриарха на «добром дворе» и отпустить к Москве с приставом (РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 1-13). К сожалению, в известном справочном издании, действительно, не очень точное выражение В. Г. Ченцовой было трактовано как высказанное ею мнение о пребывании иерусалимского патриарха в Москве «с декабря 1648 г.» (Севастьянова С. К. Материалы к «Летописи жизни и литературной деятельности патриарха Никона». СПб., 2003. С. 18).

салимскому в Русском государстве церемоний, как уже отмечали исследователи, правда, только в отношении организации царской аудиенции «на встрече»,60 стало дело о приезде его предшественника. Тем самым, для определения круга ретроспективных сведений, которые можно почерпнуть из дела о приезде патриарха Паисия,61 помимо общих положений об их важности, необходимо точно выделить заимствованные подьячими середины XVII в. подробности появления и пребывания в русской столице в 1619-1620 годах патриарха Феофана Иерусалимского.

21 января 1649 г. по памяти из Посольского в Ямской приказ боярину кн. С. В. Прозоровскому и дьякам Василию Яковлеву62 и Никите Головнину63 было велено дать «греческому переводчику Федору Черкасову две подводы, подьячему Офонасью Михайлову да толмачю Ивану Абрамову по подводе человеку»64 на проезд от Москвы до Ка-

60 См., например: Чеснокова Н. П. Христианский Восток и Россия. С. 71.

61 Подробный пересказ дела о приезде иерусалимского патриарха Паисия см.: Ма-карий (Булгаков), митр. История русской церкви. Кн. 6. С. 348-351; Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2. С. 83-101. См. также: Дворцовые разряды. Т. 3 (с 1645 по 1676 г.). СПб., 1852. С. 113, 115-116, 118-120 (записи о встречах Паисия Иерусалимского с царем Алексеем Михайловичем 4 февраля, 17 и 25 марта, в апреле и 7 мая 1649 г.); Фонкич Б. Л. Греческие рукописи и документы в России. С. 116, 153, 161 и др.; Ченцова В. Г. 1) Источники фонда «Сношения России с Грецией». С. 153; 2) Митра Паисия Иерусалимского — не присланный русскому государю венец «царя Константина» // Патриарх Никон и его время. Сборник научных трудов. М., 2004. С. 11-33; 3) Икона Иверской богоматери. С. 72-75, 78, 80-86 и др.; Ло-бачев С. В. Патриарх Никон. СПб., 2003. С. 83 и примеч. 1 (с неточным, без указания года, шифром дела — «РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. № 7»); Чеснокова Н. П. Христианский Восток и Россия. С. 44, 71, 74-75, 77, 79 и др.; Панченко К. А. Ближневосточное православие. С. 363; Воробьева Н. В. Богословские воззрения патриарха Никона. СПб., 2018. С. 16, 117; и др.

62 Дьяк Ямского приказа с 23 июня 1632 г. до 4 октября 1649 г. (Богоявленский С. К. Московский приказной аппарат и делопроизводство ХУ1-ХУ11 веков. М., 2006. С. 209-210; Лисейцев Д. В., Рогожин Н. М., Эскин Ю. М. Приказы Московского государства ХУ1-ХУ11 вв. Словарь-справочник. М.; СПб., 2015. С. 240). В справочнике Н. Ф. Демидовой отмечено, что В. Яковлев был дьяком в 1624-1642 годах без указания места службы (Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России XVII века (1625-1700). Биографический справочник. М., 2011. С. 646). В справочнике С. Б. Ве-селовского (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. М., 1975) дьяка с таким именем нет.

63 Дьяк Ямского приказа с 1646/47 г. до 16 марта 1654 г. (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. С. 123; Богоявленский С. К. Московский приказной аппарат. С. 210-211); с 20 августа 1646 г. до 16 марта 1654 г. (Лисейцев Д. В., Рогожин Н. М., Эскин Ю. М. Приказы Московского государства. С. 240). В справочнике Н. Ф. Демидовой отмечено, что Н. Головнин был дьяком в 1644-1664 годах без указания места службы (Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России. С. 138).

64 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 31.

луги и обратно для встречи выехавшего 10 января из Путивля патриарха Паисия со свитой.

Не позднее 26 января, как свидетельствует помета о получении, в Посольский приказ была доставлена отписка посланного к иерусалимскому патриарху приставом сына боярского Федора Мякинина.65 Он сообщил, что по направленной ему грамоте за приписью посольского дьяка Алмаза Иванова Паисию Иерусалимскому велено сказать, «быти к Москве генваря в 27 день», и спросить, изволит ли он слушать литургию в Чудове монастыре, на что патриарх ответил, что «он в Чюдове монастыре литоргию слушать хочет».66 Сразу же после этой отписки в столбце с делом о приезде патриарха Паисия следует «выпись в доклад» об обстоятельствах имевшего место тридцать лет назад появления в пределах Русского государства патриарха Феофана (Приложение, № 1. Л. 61-73). Этот, занимающий более десяти столбцовых листов документ67 содержит подробное описание пути следования приехавших из иерусалимского патриархата людей, организации их передвижения по русской территории в сопровождении пристава, смольянина Василия Ивановича Полтева,68 и выдававшегося в дороге жалованья, указание на место поселения в Москве, выделенного всем им поденного корма и описание встречи иерусалимской делегации по прибытии в столицу.

Палеографический анализ показывает, что выпись была написана четырьмя почерками — первый: л. 61-62, 64, 66-68 (листы в деле в настоящее время перепутаны); второй: л. 63, 65 (листы перепутаны); третий: л. 69-71; четвертый: л. 72-73. В процессе работы подьячие — писцы основного текста, как свидетельствуют имеющиеся, впрочем, немногочисленные исправления, проверяли написанное, внося необ-

65 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 58-60. Ф. М. Мякинин был записан в службу, по данным «подлинного» боярского списка, 21 мая 1632 г. («Подлинные» боярские списки 1626-1633 годов. Сборник документов. М., 2015. С. 505). О нем также см.: Там же. С. 525; Боярская книга 1639 года. М., 1999. С. 148. В боярской книге 1658 г. имя Федора Мякинина не числится, зато отмечены стольник Бахтиар Федорович и Иван Федорович Мякинины (Боярская книга 1658 года. М., 2004. С. 63, 79, 187), по всей вероятности, сыновья Ф. Мякинина, уже оставившего к этому времени по тем или иным причинам государеву службу.

66 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 59.

67 Там же. Л. 61-73.

68 О В. И. Полтеве, воеводе в Алатыре в 1616 г., писце вместе с Дмитрием Васильевичем Лодыгиным и дьяком Дементием Образцовым в 1621-1623 годах Бере-зопольского и Стрелицкого станов Нижегородского уезда, см.: Барсуков А. Списки городовых воевод и других лиц воеводского управления Московского государства XVII столетия. СПб., 1902. С. 2; Боярская книга 1639 года. С. 166; Боярская книга 1658 года. С. 243; Материалы по истории Нижегородского края конца XVI — первой четверти XVII века. М., 2015. С. 3-622. «Подлинные» боярские списки. С. 47, 470.

ходимые уточнения. В частности, обладатель первого почерка в выражении «послана его государева грамоту» исправил глагол из первоначального «послать», что хорошо согласуется с прилагательным, но не заметил, что точно такую же грамматическую операцию надо было проделать и со словом «грамоту» (л. 62), в выражении «и ныне он, патриарх» (л. 67) вписал между слов пропущенное местоимение. Такой характер правки во втором из отмеченных случаев дает некоторые основания думать, что подьячий переписывал некий, лежащий перед ним текст, сверяя с антиграфом точность воспроизведенного. Поэтому он, во всей вероятности, вставил местоимение, так как из читающейся в выписи фразы и без добавления оного совершенно понятно, что вопрос о том, кто «держит» «патриаршество Иерусалимское» был обращен именно к Феофану.

Несколько сложнее обстоит дело с исправлением глагола. Как представляется, здесь речь идет не о полном копировании некоего предшествующего документа, а о сочетании пересказа его содержания с дословным воспроизведением отдельных фрагментов. Скорее всего, представленный в выписи 1649 г. текст, начинающийся «И по государеву указу...» и заканчивающийся словами «...покаместа литовские вести поминуютца» (л. 62) в столбце 1619-1620 годов представлял собой часть указной памяти о подготовке соответствующей грамоты к тульским воеводам Г. А. Плещееву и Ю. В. Вердеревскому,69 и в своем первоначальном виде не очень удачно исправленное обладателем первого почерка читалось следующим образом: «И по государеву указу велено послать его государеву грамоту.». Очевидно, что в начальные слова оглашенного тридцать лет назад распоряжения было необходимо внести некоторые грамматические изменения, так как речь шла об уже имевших место событиях, однако весь последующий текст с конкретными распоряжениями, читающийся на л. 62, является, на наш взгляд, действительно копией написанного в 1619 г. текста.

О пересказе, а не о дословно-точном воспроизведении предшествующего документа можно, по-видимому, говорить и в отношении самого начала выписи с сообщением о том, что «в прошлом во 127-м году приезжал ко государю к Москве иеросалимской патриарх Феофан» (л. 61) и с кратким описанием обстоятельств его появления на территории Русского государства. Допустимо полагать, что эти сведения обладатель первого почерка почерпнул из находившихся в столбце 1619-1620 годов расспросных речей иерусалимского владыки и сопровождавших его лиц и пересказал их, как мог или считал нужным. Более чем вероятно, что то же самое относится и к еще одной

69 О них см.: Барсуков А. Списки городовых воевод. С. 249.

отправленной тульским воеводам грамоте (л. 65), текст которой в выписи 1649 г. представляет собой изложение содержания документа, отпуск или список которого находился в используемом первым подьячим деле о приезде, и к описанию церемонии въезда Феофана Иерусалимского в столицу, почерпнутому писавшим данный фрагмент обладателем третьего почерка, возможно, из еще одной указной памяти о назначении кн. Василия Петровича Козловского московским приставом к иерусалимской делегации (л. 69).70 Характерно, что при изложении содержания этого последнего документа в выписи 1649 г. третий подьячий также изменил временную форму глаголов с будущего времени, как они, по всей вероятности, читались в оригинале памяти — «А как патриарх Феофан под Москву приедет, и у Москвы патриарха встречать.», на прошедшее — «А как патриарх Феофан под Москву приехал, и у Москвы патриарха встречал.» (л. 69), чтобы подчеркнуть временной промежуток между ожидавшимся в 1619 г. въездом в столицу восточного патриарха и использованием составленных в тот момент документов для подготовки встречи через тридцать лет нового иерусалимского первосвятителя.

Помимо четырех почерков подьячих в тексте выписи нельзя не заметить еще один, пятый, почерк, обладатель которого пользовался легко отличимыми по цвету от насыщенно коричневых чернил основных писцов коричневыми же, но более светлыми по тону чернилами: в конце изложения указной памяти о назначении кн. В. П. Козловского московским приставом при патриархе Феофане этот подьячий

70 В учетных материалах Разрядного приказа 1620-х годов, как, равным образом, и в других источниках и справочной литературе (см., например: Родословная книга князей и дворян российских и выезжих. Ч. 2. СПб., 1787. С. 213-217; Долгоруков П. Российская родословная книга. Ч. 1. СПб., 1854. С. 198-204) представителя рода князей Козловских с таким сочетанием имени и отчества нет, хотя кн. Петр Андреевич Козловский неоднократно фигурирует в различных документах этого и более позднего периодов («Подлинные» боярские списки. С. 42, 127, 205, 288, 367, 419, 479; Боярская книга 1627 г. М., 1986. С. 79; Боярская книга 1639 года. С. 98; Антонов А. В. Частные архивы русских феодалов XV — начала XVII века // Русский дипломатарий. Вып. 8. М., 2002. С. 173; Записные вотчинные книги Поместного приказа 1626-1657 гг. М., 2010. С. 114, 252-253, 828; Корзинин А. Л. Государев двор Русского государства в доопричный период 1550-1565 гг. М., 2016. С. 190, 510). В рамках данной статьи мы не беремся определить, была ли допущена ошибка при воспроизведении отчества кн. В. Козловского в документе 1649 г. и какой именно из трех, упоминавшихся в учетных перечнях этого времени патронимов при имени «Василий» — «Андреевич», «Григорьевич» или «Иванович» (см.: «Подлинные» боярские списки. С. 609) — имелся в исходном документе, или наказ был дан человеку, по тем или иным причинам действительно не попавшему в различного рода списки. Оставляем решение этой увлекательной задачи специалистам в области генеалогии.

приписал довольно длинную фразу с уточнением количества других лиц, которые должны были встречать приехавших — 60 человек (л. 69), и исправил неверное обозначение ворот в наказе кн. В. П. Козловскому с «Яузских» на «Серпуховские» (л. 69). Вряд ли стоит думать, что такая ошибка была допущена в весьма важном документе уже в деле 1619-1620 годов и осталась никем не замеченной, скорее, стоит говорить о невнимательности и небрежности в работе обладателя третьего почерка, писавшего текст в 1649 г. Однако заметить такую, возможно, связанную с какими-то личными ассоциациями третьего подьячего описку, не говоря уже о дополнении текста количеством встречающих, использовавший светло-коричневые чернила приказной служитель мог только при одном условии: он сверял вновь получившееся с предшествующим, то есть с антиграфом, с наказом 1619 г. из дела о приезде патриарха Феофана. В таком случае, подготовленный в 1619 г. текст действительно должен был служить образцом для составления соответствующей инструкции московскому приставу при патриархе Паисии, каковым в это время выступал кн. Ефим Федорович Мышецкий.71 Исходя из изложенного, человека, пользовавшегося светло-коричневыми чернилами, можно считать справным или старшим подьячим Посольского приказа.

По счастливому стечению обстоятельств, имеется довольно редкая в отношении приказных служителей низшего и среднего звена возможность определить имя этого человека. В том же самом столбце 1649 г. на обороте памяти за приписью думного дьяка М. Волоше-нинова от 5 мая этого же года из Посольского приказа в Сибирский боярину кн. Алексею Никитичу Трубецкому и дьяку Григорию Протопопову72 о выдаче 6 мая иерусалимскому патриарху Паисию на аудиенции на отпуске соболей на 4000 рублей читается помета «Справил Ивашко Плакидин».73 Совпадение несколько угловатого, скорее, «полууставного», чем «скорописного», почерка автора этой пометы с письмом подьячего, исправлявшего и дополнявшего выпись на л. 69, а также использовавшиеся в обоих случаях светло-коричневые чер-

71 О нем см.: «Подлинные» боярские списки. С. 50, 135, 212, 295, 376, 421, 482; Горбатов Е. Н. Отпускные челобитные служилых людей 1626-1629 годов // ОФР. Вып. 17. М.; СПб., 2013. С. 380; Боярская книга 1627 г. С. 93; Боярская книга 1639 года. С. 106-197; Боярская книга 1658 года. С. 150 (с пометой «умре»).

72 Дьяк Сибирского приказа с 1640/41 по 26 февраля 1663 г. (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. С. 436); с 30 апреля 1640 г. по 26 февраля 1663 г. (Богоявленский С. К. Московский приказной аппарат. С. 157-158; Лисейцев Д. В., Рогожин Н. М., Эскин Ю. М. Приказы Московского государства. С. 172-173). В справочнике Н. Ф. Демидовой неточно указано, что он был дьяком Сибирского приказа только в 1650-1651 годах (Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России. С. 461).

73 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 366-366 об.

нила и характерное, довольно толстое перо позволяют видеть в сравнивавшем антиграф 1619 г. с вновь получившимся текстом справного подьячего Посольского приказа Ивана Петровича Плакидина.74

И наконец, обращают на себя внимание сделанные во многих местах выписи 1649 г. на полях листов или в конце строк серо-черными чернилами пометы в виде простых значков «+», отдельных цифр или кратких словесных записей. Совпадение во всех случаях цвета чернил при учете того обстоятельства, что все четверо подьячих, писцы основного текста, и справной подьячий И. Плакидин пользовались различного тона коричневыми чернилами, позволяет считать, что все эти пометы были сделаны одним и тем же, но не входившим в их число человеком. А сравнение немногочисленных, написанных им слов с образцами почерков руководителей Посольского приказа середины XVII в. дает основания с большой долей вероятности (некоторые сомнения остаются из-за краткости и беглости помет в выписи) полагать, что эти различные по форме и объему записи были сделаны рукой дьяка Алмаза Иванова.75

По тексту пометы всех трех видов распределяются следующим образом: отметки в виде значков «+» проставлены на левом поле листа в росписи посланной некогда патриарху Феофану «в почесть» из приказа Большого дворца вяленой рыбы напротив записей о батоге белуги, двух спинах осетров и двух спинах севрюг76 (л. 63). По всей вероятности, эта помета означала, что и в пожалование патриарху Паисию, которое в 1649 г. должен был доставить в Калугу пристав Ф. Мякинин, надлежало включить рыбу самых ценных пород в таком же объеме и ассортименте.

74 Упоминается как подьячий Новгородской четверти 15 июня 1645 г. и 14 марта 1647 г., 11 июля 1651 г. подьячий Посольского приказа, 29 мая 1654 г. дьяк этого же приказа (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. С. 413-414); дьяк Посольского приказа с 10 апреля 1653 г. до 3 декабря 1655 г. (Богоявленский С. К. Московский приказной аппарат. С. 132; Лисейцев Д. В., Рогожин Н. М., Эскин Ю. М. Приказы Московского государства. С. 134); подьячий Новгородской четверти в 16421650 годах, подьячий Посольского приказа в 1650-1653 годах, дьяк этого же приказа в 1653 г. (Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России. С. 437).

В справочнике Н. Ф. Демидовой указано, что Иван Плакидин был подьячим Посольского приказа только в 1650-1653 годах, что неточно (Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России. С. 437).

75 Образец его почерка см.: Архив гостей Панкратьевых XVII — начала XVIII в. Т. 3. М.; СПб., 2010. Ил. 3 (на вклейке).

76 Батог — пластина сушеной рыбы (см.: Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 1. М., 1975. С. 79).

Спина — спинная часть красной рыбы (осетр, севрюга, белуга), вырезаемая для вяления (см.: Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 27. М., 2006. С. 32).

Отдельные, проставленные на левом поле листа цифры имеются против росписи посланных Феофану Иерусалимскому также «в почесть» из дворцового же ведомства «медов розных», однако в этом случае речь идет не о подтверждении отправления «питья» в том же объеме, что и ранее, как было в случае с значками «+» на полях, а о корректировке разделенных тремя десятилетиями количественных показателей: в 1619 г. Феофан Иерусалимский получил по пять ведер меда вишневого и обарного, а в 1649 г. Паисий Иерусалимский — по три, вместо десяти ведер меда паточного надо было выдать только семь, а вместо 15 ведер меда цеженого — десять (л. 63). Впрочем, постоянное сокращение объема напитков вряд ли могло свидетельствовать о проявленном таким причудливым образом меньшем уважении русских властей к одному из представителей иерусалимской патриаршей кафедры по сравнению с другим (да и откуда Паисий II мог бы узнать, сколько «медов» получил в свое время Феофан III, чтобы почувствовать это изменение отношения именно к нему?). Скорее, такие исправления были связаны с количеством имевшихся в этот момент на Сытенном дворе77 уже готовых напитков, которые допустимо было бы сразу же, не обездолив само дворцовое хозяйство,78 отправить с Ф. Мякининым в Калугу. Вместе с тем, стоит заметить, что в росписи таких же «медов», которые следовало преподнести «в почесть» иерусалимскому патриарху Паисию уже после его въезда в Москву, цифры 1649 г. по сравнению с 1619 г. были также скорректированы, но в большую сторону: вместо трех кружек меда вишневого — полведра, вместо одного ведра меда паточного — полтора и т. д. (л. 73) Думается, что такое изменение можно объяснить двояко. С одной стороны, наличием у сытников некоторого дополнительного времени, требовавшегося приставу Ф. Мякинину на проезд до Калуги и возвращение обратно со всей иерусалимской делегацией, чтобы успеть приготовить больше напитков. Если высказанное предположение верно, то можно определить, пусть и очень приблизительно, требовавшееся на изготовление «медов» время: не более семи дней, так как около 21 января 1649 г. Ф. Мякинин, по-видимому, получил свой наказ, а 27 января Паисий Иерусалимский въехал в Москву.79 С другой — тем обстоятельством, что в 1619 г. «почесть»

77 Г. К. Котошихин сообщает, что Сытенный двор вместе с Кормовым, Хлебен-ным и Житенным ведался в приказе Большого дворца (Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича. М., 2000. С. 110).

78 Так, 28 января 1649 г. на мясопустной неделе у царя Алексея Михайловича был «стол» в Столовой избе (Дворцовые разряды. Т. 3. С. 11-112), на который также требовались различные напитки.

79 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 31, 58, 93.

на приезде в столицу медами была рассчитана только на одного патриарха, а в 1649 г. стали учитывать и его свиту, но в таком случае непонятно, почему во время визита тридцатилетней давности игнорировали приехавших с иерусалимском владыкой людей, а позднее без всяких оговорок решили отказаться от такой практики.

Более пространные замечания А. Иванова включают в себя пометы о необходимости отправить приехавшему зимой Паисию Иерусалимскому такие же соболью и песцовую шубы (л. 63, 65), какие получил в свое время патриарх Феофан, ехавший из Тулы в Москву также в зимнее время. По всей вероятности, готовые меховые изделия из шкурок соболей и песцов как подарки приезжим предназначались отнюдь не всем духовным лицам, а только имевшим высший сан. Понятно, что такие люди появлялись в Москве не столь уж часто и для успевших за прошедшие десятилетия смениться приказных служителей, по-видимому, требовалось специальное согласование служителей Посольского приказа с сотрудниками дворцовых ведомств.

Однако в росписи вяленой рыбы «в почесть» напротив указаний на белорыбицу, лосось и семгу на левом поле листа рукой А. Иванова, наоборот, написаны слова «нет» (л. 63), свидетельствовавшие о невозможности выдачи иерусалимскому патриарху в 1649 г. именно этих видов рыбы, что, как и в случае с «медами», не указывая на меньшее уважение к Паисию, было, скорее, связано с точно таким же отсутствием в данный момент в кладовых Большого дворца достаточного количества рыбы или ее ненадлежащим качеством.

Таким образом, анализ помет А. Иванова на выписи 1649 г. из дела о приезде патриарха Феофана в 1619 г. показывает, что дьяк оставлял дополнительные распоряжения на различных росписях предназначенного иерусалимскому патриарху Паисию и его свите государева жалованья, корректируя в ту или иную сторону в связи с имевшимися в Москве в третьей декаде января 1649 г. продовольственными запасами некоторые количественные показатели или, наоборот, подтверждая виды даров. Такая возможность — легко, при желании и насущной потребности, вносить изменения по каждому конкретному показателю — могла быть обеспечена только при условии, что писцы основного текста скрупулезно воспроизводили все, имевшиеся в росписях 1619 г. отдельные позиции, а не готовили некую общую сводку.

Обращает на себя внимание неодинаковый размер использованных для составления выписей столбцовых листов, сделанных из однородной по своим внешним характеристикам бумаги с одной и той же филигранью — голова шута с пятью бубенцами.80 Роспись с перечис-

80 Близко: Дианова Т. В., Костюхина Л. М. Филиграни XVII века. По рукописным источникам ГИМ. Каталог. М., 1988. № 325. 1651 г.

лением посланных патриарху Феофану «в почесть» из приказа Большого дворца вяленой рыбы, медов и шуб написана обладателем второго почерка на двух листах: л. 63 — 29 х 14,5 см, 17 строк и три пробела, л. 65 — 36,5 х 14,8, 10 строк и два пробела. Вторая роспись поденного корма, питья, фуража и дров, предназначенных Феофану и его спутникам в дороге до Москвы, написана обладателем четвертого почерка также на двух, но совершенно других по размеру листах: л. 72 — 40,5 х 15, 27 строк и три пробела, л. 73 — 41,5 х 15, 28 строк и четыре пробела, получившихся после того, как александрийский лист просто разрезали по вертикали (небольшая разница в длине листов объясняется потрепанностью в настоящее время их краев). Очевидно, что если сложить количество строк вместе с пробелами на л. 63 и 65, то получившиеся 27 строк и пять пробелов как нельзя лучше уместились бы именно на таком столбцовом листе. Остается поэтому непонятным, что же мешало обладателю второго почерка, готовившего роспись «в почесть», использовать один полноразмерный столбцовый лист — нехватка бумаги, вынудившая его довольствоваться обрывками, но почему же тогда его коллега не испытывал такого недостатка и писал свою роспись на целых, а не на половинных или иного размера неполных листах? Ответ, как представляется, состоит в другом: и второй, и четвертый подьячие не только в точности передали содержание текстов росписей, но и скопировали внешний вид своих антиграфов, то есть воспроизвели величину использованных в 1619 г. листов и количество строк на них, хотя не стоит, по-видимому, полагать, что совпадение было абсолютным. Скорее всего, во вновь написанном тексте могла иметь место вариативность в две-три, завершающих каждую строку буквы.

Разумеется, вряд ли дьяку Алмазу Иванову, занимавшемуся организацией приема иерусалимского патриарха Паисия в Москве в 1649 г., был так уж важен внешний вид представленных ему текстов. Однако такое соответствие друг другу разделенных тридцатью годами листов требовалось, по всей вероятности, справному подьячему И. Плаки-дину. Для того, чтобы быстро определить идентичность подготовленных в конце 10-х и в конце 40-х годов XVII в. текстов и заметить допущенные переписчиками пропуски и ошибки, он должен был иметь для сравнения «старые» и «новые» листы не только одинакового содержания, но и точно такого же размера и с таким же, как в антиграфе, столбце 1619-1620 годов, расположением строк, чтобы, не перебегая постоянно глазами с одного места в столбцовом листе 1619 г. на совершенно другое в листе 1649 г., просто положить их рядом и спокойно сличить написанное.

Скорее всего, такими же копиями, исходя из уточняющих помет справного подьячего, свидетельствующих о сравнении им двух тек-

стов, стоит считать наказ «дорожному» приставу В. И. Полтеву, который должен был сопровождать санный караван в пути до Москвы (л. 66-68) и наказ «московскому» приставу кн. В. П. Козловскому (л. 69-71).

В целом, в составленной в 1649 г. выписи были использованы путем копирования или пересказа основного содержания 10 документов из столбца 1619-1620 годов о приезде патриарха Феофана в Москву:

1. 1619 г. января не позднее 24. — Расспросные речи в тульской воеводской избе иерусалимского патриарха Феофана и сопровождавших его лиц (л. 61-62; изложение содержания);

2. 1619 г. января 24. — Указная память о подготовке грамоты к тульским воеводам Г. А. Плещееву и Ю. В. Вердеревскому о встрече и размещении в городе Феофана Иерусалимского и его свиты, даче им поденного корма и питья (л. 64; изложение содержания);

3. 1619 г. января не ранее 24. — Указная память о назначении в приставы на дорогу до Москвы к иерусалимскому патриарху Феофану смольянина В. И. Полтева (л. 64, 66; изложение содержания);

4. 1619 г. января не ранее 24. — Наказ приставу В. И. Полтеву (л. 66-68; копия документа);

5. 1619 г. января не ранее 24. — Роспись посланных Феофану Иерусалимскому с приставом В. И. Полтевым «в почесть» вяленой рыбы и медов из приказа Большого дворца и шуб (л. 63, 65; копия документа);

6. 1619 г. января не ранее 24. — Грамота тульским воеводам Г. А. Плещееву и Ю. В. Вердеревскому об отпуске Феофана Иерусалимского и сопровождавших его людей из Тулы и даче им подвод, денежного содержания и питья до Москвы (л. 65; изложение содержания);

7. 1619 г. января не ранее 24. — Указная память о назначении кн. В. П. Козловского «московским» приставом и служилых людей для встречи Феофана Иерусалимского в столице (л. 69; изложение содержания);

8. 1619 г. января не ранее 24. — Наказ кн. В. П. Козловскому (л. 69-71; копия документа);

9. 1619 г. января не ранее 24. — Приказная запись о встрече Феофана Иерусалимского со свитой в Москве (л. 71; по-видимому, изложение содержания);

10. 1619 г. января не ранее 24. — Роспись поденного корма, питья, фуража лошадям и дров, предназначенных для выдачи Феофану Иерусалимскому и сопровождавшим его людям во время их пребывания в Москве (л. 72-73; копия документа).

Таким образом, все представленные в выписи 1649 г. материалы, почерпнутые из дела о приезде Феофана Иерусалимского, независимо

от того, являются ли они копиями или пересказом содержания, распадаются на две части: документы, связанные с организацией встречи иерусалимского патриарха в окрестностях Москвы (№ 1-6) и документы, описывающие церемонию въезда и размещения Феофана в самой столице (№ 7-10). Над этими двумя микрокомплексами работали, как показывают проведенный выше палеографический анализ и перечень документов, также две группы подьячих: в одну входили обладатели первого и второго почерков (№ 1-6), во вторую — третьего и четвертого (№ 7-10).

Соотношение скопированных или изложенных приказными служителями из обеих групп документов и общего объема написанного позволяет охарактеризовать особенности работы каждого из них. Обладатель первого почерка, составив общую преамбулу выписи (л. 61), затем пересказал содержание двух указных памятей (л. 62, № 2; л. 64, № 3), что требовало не только навыков свободного чтения и понимания созданных тридцать лет назад документов, но и умения выделять из всего текста наиболее важные моменты, и скопировал большой, сложный в грамматико-лексическом отношении наказ приставу В. И. Полтеву (л. 66-68, № 4), изготовив таким образом в выписи 1649 г. шесть, требовавших сосредоточенной работы листов. Его напарник по работе с материалами о пребывании Феофана Иерусалимского в окрестностях Москвы, обладатель второго почерка, подготовив всего два, к тому же не полноформатных листа, переписал из дела о приезде этого патриарха гораздо более простую по своему содержанию, чем наказ В. И. Полтеву, и, соответственно, более легкую для воспроизведения роспись «в почесть» (л. 63, 66, № 5). Правда, грамоту тульским воеводам Г. А. Плещееву и Ю. В. Верде-ревскому он не копировал, а, как и коллега, изложил ее содержание (л. 65, № 6). Однако стоит учитывать, что в распорядительной части такого рода документов, посылавшихся из центральных приказов местным властям, в начинающемся словами «И как к вам ся наша грамота придет, и вы б.» фрагменте все распоряжения были уже достаточно четко сформулированы и требовалось только, меняя при необходимости временные формы глаголов, перечислить их.

Во втором микрокомплексе документов обладатель третьего почерка, изложив содержание указной памяти (л. 69, № 7) и приказной записи о встрече иерусалимской делегации в Москве (л. 71, № 9) и скопировав столь же нелегкий для восприятия наказ «московскому» приставу кн. В. П. Козловскому (л. 69-71, № 8), также проделал большую по объему — три листа — и сложную работу. Обладатель же четвертого почерка изготовил на двух полноформатных листах и по содержанию, и по внешнему виду копию листов антиграфа — росписи

полученного патриархом Феофаном зимой 1619 г. поденного корма, питья и фуража в дороге от Тулы до Москвы (л. 72-73, № 10).

Таким образом, рассмотрев особенности участия каждого из четырех подьячих в составлении выписи 1649 г. можно прийти к нескольким выводам: а) все они трудились, одновременно, так как, в противном случае, двое первых подьячих, сменяя друг друга, могли бы подготовить и всю выпись целиком; б) обе группы подьячих получили из расклеенного, по-видимому, столбца с делом о приезде Феофана Иерусалимского две подборки материалов, которые в изначальном свитке были, возможно, разделены еще какими-то документами, после чего вновь получившиеся листы были склеены в столбце 1649 г. в надлежащем, нарушенном, по всей вероятности, позднее порядке, а листы-антиграфы возвращены в столбец 1619-1620 годов; в) сами подьячие, а скорее, занимавший более высокое положение и руководивший ими И. Плакидин распределил между ними, руководствуясь теми или иными критериями — уровень квалификации, степень занятости, личные склонности и т. д., весь объем работы таким образом, что каждому достались совершенно определенные документы. Следовательно, все четверо подьячих могли самостоятельно трудиться на своем месте, не пересекаясь с друг с другом и не мешая коллегам, то есть наиболее эффективным образом выполняли полученные задания. Подобный способ изготовления выписи с привлечением сразу четырех человек свидетельствовал, по всей вероятности, о необходимости быстрой подготовки документа, что заставляет попытаться более точно, чем просто указание на соответствующий год, определить дату составления выписи.

В столбце с делом о приезде Паисия Иерусалимского эта выпись расположена вслед за полученной в Посольском приказе 26 января 1649 г. отпиской пристава Ф. Мякинина, однако полагать, что документ был подготовлен в течение суток перед 27 января, днем въезда Паисия в столицу,81 было бы опрометчиво. Получается, что даже если И. Плакидин сразу же нашел дело о приезде патриарха Феофана, выделил из него необходимые документы и распределил работу между подьячими, писцы, принявшись за дело вчетвером, сумели бы подготовить за несколько часов 13 листов частично пересказав, а частично скопировав текст антиграфов, а справной подьячий — сверить вновь получившееся со «старым» столбцом, то посольский дьяк для определения точного объема съестных припасов и питья, количества и качества шуб должен был успеть проконсультироваться со служителями Большого Дворца и Казенного двора, и, по видимому, опове-

81 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 58, 93.

стить Разрядный и Патриарший приказы о порядке следования Паи-сия со свитой по городу, чтобы те, в свою очередь, смогли сообщить подведомственным им лицам о церемонии встречи. Вряд ли все эти действия можно было осуществить в такой относительно небольшой промежуток времени, но важнее другое. При датировке выписи 2627 января 1649 г. остается совершенно непонятно, зачем надо было искать сведения о предназначенных для выдачи «в почесть» корме, питье, шубах и уточнять все эти цифры, если Паисий II и сопровождающие его лица уже находились в непосредственной близости от городских границ и выдавать все указанное было некогда и незачем?

Поэтому допустимо полагать, что первая часть выписи была подготовлена к 21 января 1649 г., когда в Посольском приказе получили отписку путивльского воеводы Н. Плещеева о прибытии в город 5 января патриарха Паисия со свитой и их отъезде из города 10 января, когда необходимость встречи и снабжения группы из 25 человек в ближайшем к Москве, более или менее крупном городе, каковым являлась Калуга, стали очевидны. Не случайно, в этот же день, 21 января, была написана уже упоминавшаяся память в Ямской приказ кн. С. В. Прозоровскому и дьякам Н. Яковлеву и Н. Головнину82 о даче от Москвы до Калуги и обратно подвод переводчику Федору Черкасову,83 подьячему Афанасию Михайлову84 и толмачу Ивану Абрамову.85 Скорее всего, в этот же день в Калугу отправился и снабжен-

82РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 31.

83 О переводчике Ф. Черкасове см.: Ченцова В. Г. Икона Иверской богоматери. С. 73, 101; Беляков А. В. Служащие Посольского приказа. С. 340 (без указания его участия в сопровождении патриарха Паисия); Беляков А. В., Гуськов А. Г., Лисей-цев Д. В., Шамин С. М. Переводчики Посольского приказа в XVII в.: персональный состав (предварительные данные) // Переводчики и переводы в России конца XVI — начала XVIII столетия. Материалы Международной научной конференции Москва, 12-13 сентября 2019 г. М., 2019. С. 204; Оборнева З. Е. Переводчики с греческого языка. С. 178-183 (сведения по 1645 г.).

84 В справочнике С. Б. Веселовского и монографии А. В. Белякова подьячего с таким именем и фамилией-патронимом нет (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. С. 335; Беляков А. В. Служащие Посольского приказа. С. 317). Н. Ф. Демидова под одним и тем же, 1649, годом, на основании записей в двух столбцах Московского стола Разрядного приказа, указывает двух человек — подьячих Поместного и Стрелецкого приказов (Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России. С. 357).

85 Т. А. Опарина установила, что толмач «Иван Абрамов» — это находившийся в штате Посольского приказа с 1647 по 1678 годы толмач Иван Авраамов сын Се-лунский (Опарина Т. А. 1) Павел Алеппский о толмаче Посольского приказа Иване Селунском // Четвертые чтения памяти профессора Николая Федоровича Каптерева. Материалы. М., 2006. С. 25-76; 2) Иноземцы в России XVI-XVII вв. Кн. 1. М., 2007. С. 316-334); см. также: Беляков А. В. Служащие Посольского приказа. С. 13, 147, 278, 329. Участие Ивана Абрамова сына Селунского во встрече Паисия Иерусалимского было отмечено только Т. А. Опариной (Иноземцы в России XVI-XVII вв. Кн. 1. С. 326).

ный необходимыми припасами пристав Ф. Мякинин, который должен был сопровождать Паисия Иерусалимского до Москвы. Следовательно, к этому моменту все необходимые сопроводительные документы — наказ дорожному приставу и росписи посланных «в почесть» корме, питье и шубах — должны уже были быть готовы. Что же касается второй части выписи (л. 69-73, № 7-10), связанной с хронологически более поздними мероприятиями по организации въезда иерусалимской делегации в русскую столицу то, скорее всего, изготовление этих пяти листов могло закончиться чуть позже, к 26 января, о чем свидетельствует и указанное выше расположение выписи в столбце 1649 г. после полученной в Посольском приказе 26 января отписки Ф. Мякинина, но перед материалами с датой 27 января 1649 г.86 Следовательно, оформление всего, состоящего из двух частей документа допустимо датировать временем 21-26 января 1649 г.

И наконец, в заключение описания подготовленной 21-26 января 1649 г. в Посольском приказе выписи из дела о приезде Феофана Иерусалимского стоит обратить внимание на первые слова документа — «Написано в доклад», тем не менее, никакой записанной кем-то из руководителей Посольского приказа по сставам листов или в конце резолюции царя Алексея Михайловича в выписи нет. Трудно, конечно, предположить, что думный дьяк М. Волошенинов87 не известил царя о приближении к Москве иерусалимской делегации, однако, судя по имеющимся в выписи пометам дьяка А. Иванова, смысл ее составления, как уже отмечалось выше, был чисто практический — подготовить неизбежно надвигающуюся встречу патриарха Паисия сначала в Калуге, а затем в Москве. Вряд ли сам Алексей Михайлович занимался мелкими организационными вопросами, лично указывая, какое количество рыбы или меда предстояло выдать приехавшим, эти вопросы выяснял А. Иванов, который затем, скорее всего, докладывал о деталях подготовки встречи Паисия Иерусалимского со свитой думному дьяку М. Волошенинову. Отсюда и появилось соответствующее название — «выпись в доклад», но документ гото-

86 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 93.

87 Пожалован в думные дьяки 27 ноября 1644 г., как думный дьяк Посольского приказа упоминается: с 4 июля 1648 г. до 12 ноября 1652 г. (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие. С. 107); с 4 июля до апреля 1653 г. (Богоявленский С. К. Приказное делопроизводство. С. 132; Лисейцев Д. В., Рогожин Н. М., Эскин Ю. М. Приказы Московского государства. С. 134; Беляков А. В. Служащие Посольского приказа. С. 293); в 1648-1653 годах (Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России. С. 123). О М. Д. Волошенинове см. также: Записные вотчинные книги Поместного приказа. С. 595, 609, 615 и др.; Павлов А. П. Думные и комнатные люди царя Михаила Романова: просопографическое исследование. Т. 1. СПб., 2019. С. 578, 579, 580 и др.; Т. 2. СПб., 2019. С. 431-432.

вился для представления не царю, а руководителю Посольского приказа думному дьяку Михаилу Дмитриевичу Волошенинову, который также, по-видимому, не отдавал указаний в отношении конкретных размеров государева жалованья, ограничившись общим, судя по всему, устным распоряжением о его выдаче.

Следующая, вторая по счету, выпись из столбца 1619-1620 годов (Приложение, № 2. Л. 149-166) была сделана в связи подготовкой аудиенции «на приезде» иерусалимского патриарха Паисия у царя Алексея Михайловича. 29 января 1649 г. Паисий Иерусалимский и приехавший с ним от Богдана Хмельницкого полковник Силуян Му-жиловский встретились, каждый по отдельности, с думным дьяком М. Д. Волошениновым и разговаривали «о делех» — задержке русских послов в Константинополе, положении «мутьянского» и волош-ского воевод, Крымском ханстве, ситуации в Запорожском войске и о других, интересующих все стороны внешнеполитических вопросах.88 Состоялась ли такая же встреча перед царской аудиенцией в 1619 г. Феофана Иерусалимского с думным дьяком Иваном Грамотиным, остается неизвестным, так как никаких сведений об этом событии в столбце 1649 г. нет.

4 февраля 1649 г. царь Алексей Михайлович встретился в Золотой палате с Паисием Иерусалимским,89 патриарха на царскую аудиенцию приехали звать кн. Ефим Федорович Мышецкий,90 тот же пристав Ф. Мякинин и переводчик Иван Боярчиков.91 Следовательно, вторая выпись, ориентируясь на которую предстояло провести встречу русского царя с иерусалимским патриархом, была составлена, по-видимому, в период с 29 января по 4 февраля 1649 г. Показательно, что в самом столбце 1649 г. документ находится как раз между, с одной стороны, записями состоявшихся 29 января 1649 г. бесед М. Воло-шенинова с Паисием Иерусалимским и полковником С. Мужилов-

88РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 117-131, 132-138.

89 Там же. Л. 170-206. См. также: Дворцовые разряды. Т. 3. С. 113; Макарий (Булгаков), митр. История русской церкви. Кн. 6. С. 349-350; Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2. С. 91-94; Лобачев С. В. Патриарх Никон. С. 83.

90 О нем см.: «Подлинные» боярские списки. С. 50, 135, 212, 295, 376, 421, 482; Боярская книга 1639 года. С. 106-107; Боярская книга 1627 г. С. 93; Боярская книга 1658 года. С. 150; Павлов А. П. Думные и комнатные люди. Т. 1. С. 274, 749; Т. 2. С. 225.

91 О нем см.: Беляков А. В. Служащие Посольского приказа. С. 287 (отмечено, что И. Боярчиков встречал патриарха Макария Антиохийского в 1654 г., но данные об участии во встрече патриарха Паисия Иерусалимского отсутствуют); Беляков А. В., Гуськов А. Г., Лисейцев Д. В., Шамин С. М. Переводчики Посольского приказа в XVII в. . С. 191; Оборнева З. Е. Переводчики с греческого языка. С. 26, 27, 36, 46, 52-56 и др. (сведения по 1645 г. включительно).

ским,92 памятью от 31 января этого же года дворецкому А. М. Львову и дьякам Ивану Федорову,93 Давыду Дерябину94 и Смирному Богданову95 о выдаче патриарху Паисию со свитой поденного питья,96 отправленной в приказ Большого Дворца с тем же самым «греческим» толмачем Иваном Абрамовым сыном Селунским, который вместе с переводчиком Ф. Черкасовым ездил за патриархом Паисием в Калугу,97 росписью на греческом языке привезенных патриархом Алексею Михайловичу «святынь» и ее русским переводом,98 а с другой — записью церемонии царской аудиенции 4 февраля 1649 г.

Вторая выпись, несколько большая по объему (18 столбцовых листов), чем предыдущий документ,99 написана пятью, довольно причудливо, на первый взгляд, сочетающимися между собой почерками. Ее первый лист (л. 149) с сообщением о приезде в Москву патриарха Паисия II, поименным перечислением сопровождавших его лиц, ука-

92 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 117-131, 132-138.

93 Дьяк приказа Большого дворца с 28 марта 1623 г. по 1634/35 г., в 1639/40 г. и с 8 сентября 1642 г. по 24 февраля 1651 г. (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие ХУ-ХУП вв. С. 541); 28 января 1623 г. — 7 декабря 1624 г., 18 апреля 1643 г. — 9 марта 1651 г. (Богоявленский С. К. Приказное делопроизводство. С. 41-42); с 28 января 1623 г. по 9 марта 1651 г. (Лисейцев Д. В., Рогожин Н. М., Эскин Ю. М. Приказы Московского государства. С. 41-42). В справочнике Н. Ф. Демидовой среди многочисленных «Иванов Федоровых» перечислены почти исключительно подьячие, а упоминание о единственном дьяке относится к 1689-1692 годам (Демидова Н. Ф. Приказная бюрократия в России. С. 165-166, 587-588).

94 Дьяк приказа Большого дворца с 20 февраля 1647 г. по 18 апреля 1657 г. (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие ХУ-ХУП вв. С. 149); с 5 сентября1646 г. по 13 января 1659 г. (Богоявленский С. К. Приказное делопроизводство. С. 42; Ли-сейцев Д. В., Рогожин Н. М., Эскин Ю. М. Приказы Московского государства. С. 42). В справочнике Н. Ф. Демидовой отмечено, что Д. Дерябин был дьяком, без указания приказа, в 1639-1661 годах (Демидова Н. Ф. Приказная бюрократия в России. С. 165-166).

95 Дьяк приказа Большого дворца с 1647 г. до июля 1654 г. (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие ХУ-ХУП вв. С. 60); с 23 апреля 1647 г. по 11 июня 1654 г. (Богоявленский С. В. Московский приказной аппарат. С. 42; Лисейцев Д. В., Рогожин Н. М, Эскин Ю. М. Приказы Московского государства. С. 42). В справочнике Н. Ф. Демидовой отмечено, что С. Богданов был дьяком, без указания приказа, в 1647-1648 годах (Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России. С. 78).

96 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 139.

97 Этот эпизод, характеризующий еще одну сторону деятельности Ивана Абрамова с. Селунского во время визита Паисия Иерусалимского в 1649 г., ни в одной из указанных выше (см. примеч. 85), посвященных ему работ не отмечен. Однако подобные поручения, связанные с передачей различных документов из Посольского приказа в другие учреждения в тех случаях, когда дело касалось живших в Москве греческих светских или духовных лиц, толмачи выполняли и ранее (см.: Обор-нева З. Е. Переводчики с греческого языка. С. 85-85).

98 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 140-142 и 143-148.

99 Там же. Л. 149-166.

занием на грядущую аудиенцию, вопросом о величине предстоящего к выдаче государева жалованья и обычной в таких, требовавших монаршего распоряжения, случаях конечной формулой — «и о том как государь укажет» написан рукой справного подьячего И. Плакидина характерным для него несколько угловатым почерком и светло-коричневыми чернилами. При этом И. Плакидин закончил свою работу прямо посередине слова: первые два слога «воскре» читаются на л. 149, а продолжение «сенья» — на л. 150. Следующие пять листов (л. 150-154) написаны не встречавшимся в первой выписи почерком писца-подьячего, который допустимо, исходя из очередности появления различных почерков писцов основного текста в столбце 1649 г., определить как пятый. Палеографический анализ идущих далее л. 155-157 и 158-160, возвращая внимание к первой выписи, показывает, что они были подготовлены обладателями четвертого и первого почерков, соответственно. Для л. 161-163 характерен также неизвестный по первой выписи почерк уже шестого по общему счету писца, а последние три листа (л. 164-166) опять написаны обладателем четвертого почерка.

Как и ранее, подьячие — писцы основного текста исправляли допущенные описки и ошибки, которых, впрочем, как и в первой выписи, было немного. В частности, обладатель пятого почерка исправил первую букву «р» из буквы «о» в слове «патриарх» (л. 151), букву «я» из буквы «и» в слове «господня» (л. 154) и вписал букву «с» между других букв в слове «касия»100 (л. 154), то есть он сначала непра-

100 Касия (кассия) — коричное дерево, дикая корица (см.: Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 7. М., 1980. С. 87). В современной ботанике принято различать «кассию» (китайскую корицу) — кору коричника китайского (Cinnamomum cassia), произрастающего в Южном Китае, и «дикую корицу» (Canella winterana), растение, характерное для Больших и Малых Антильских, Багамских островов и Венесуэлы. Кроме того, виды канелловых часто встречаются на Мадагаскаре и в Восточной Африке (см.: Жизнь растений в шести томах. Т. 5. Ч. 1. М., 1980. С. 140, 166). В росписи даров восточного патриарха «касия» помещена в разделе, где перечислены «священные» реликвии и благовония — змирна (смирна) (ароматическая трава растения Myrrhis odorata, произрастающего в Восточной Африке и Аравии, см.: Жизнь растений в шести томах. Т. 5. Ч. 2. М., 1981. C. 309; Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 25. М., 2000. С. 196) и ладан (ароматическая смола растения Cistus ladanifer, имеющего широкий арел распространения, включающий Средиземноморскую область, см.: Жизнь растений в шести томах. Т. 5. Ч. 2. С. 47-48: Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 8. М., 1981. С. 161). Трудно с уверенностью сказать, откуда «касия» поступила к Феофану Иерусалимскому: более вероятным, учитывая местоположение иерусалимского патриархата, представляется «восточноаф-риканское» происхождение «благовония», но не исключено, что речь могла идти и о коре «китайского» растения, достовлявшейся благодаря торговым связям восточных купцов с южнокитайскими областями если не в сам Иерусалим, то в находившийся на пути следования восточного патриарха Константинополь.

вильно прочитал, а затем с ошибкой воспроизвел обозначение одного из патриарших даров русскому царю.101 Допустимо думать, что это слово было незнакомо подьячему, поэтому воспроизвести его правильное написание обладатель пятого почерка мог, только обратившись к антиграфу, столбцу 1619-1620 годов, так как при обычном перечитывании написанного выявить потерю буквы в «чужом» слове было бы затруднительно.

Далее по тексту документа уже знакомый нам по первой выписи подьячий, обладатель четвертого почерка, на одном из изготовленных им листов при описании поднесенных царем Михаилом Федоровичем Феофану Иерусалимскому даров к маловразумительной фразе «кубок серебрен золочен с кровлею, 8» добавил в строку, насколько позволила ширина листа, и между строк необходимое продолжение — «гривенок и 47 золотников» (л. 156). И в этом случае очевидно, что заметить допущенный серьезный пропуск и исправить его можно было, только сверив вновь получившийся текст с антиграфом, росписью такого же государева жалованья в деле о приезде патриарха Феофана. Скорее всего, в документе 1619 г. указание на вес кубка было написано на следующей строке с обычным сокращением слов «гривенок» до «грив» (с выносной буквой «в») и «золотников» до «зо-лот» (с выносной буквой «т»), а в 1649 г. во время копирования этого фрагмента антиграфа внимание подьячего было, по-видимому, отвлечено некими внезапными и резкими помехами так, что он, оторвав-

101 Относительно недавно появилась статья о дарах константинопольских патриархов русским царям с весьма многообещающим названием (Грюнбарт М. Сила даров. Идеологический и материальный обмен между константинопольскими патриархами и русскими царями в ХУ11 в. // На языке даров. Правила символической коммуникации в Европе 1000-1700 гг. М., 2016. С. 155-170). Однако первая часть этой и так не очень большой работы посвящена периоду с 860 г. до рубежа ХУ и ХУ1 веков (Там же. С. 155-162), а на оставшейся половине кратко, на основании предшествующей, охваченной к тому же отнюдь не в полном объеме литературы, без обращения к каким-либо источникам повествуется о «правой руке Константина», привезенной, впрочем, не в ХУ11 в., а в 1588 г., иконе «Богородицы Влахернской», попавшей к царю Алексею Михайловичу «Псалтыри Алексея I» и излагается более чем сомнительная история с «мечом Константина Х1», который, по мнению автора, оказался, правда, неизвестно, в какое время и каким образом, в Москве (Там же. С. 163-170). Все вместе взятое не позволяет, по нашему мнению, относится к работе М. Грюнбарта как к серьезному исследованию. Привозившиеся царю Алексею Михайловичу в середине ХУ11 в. восточными владыками, в том числе патриархами Паисием Иерусалимским и Макарием Антиохийским, дары были гораздо более подробно рассмотрены в монографии Н. П. Чесноковой (Чеснокова Н. П. Христианский Восток и Россия. С. 115-158), ссылки на которую в статье М. Грюнбарта, кстати, отсутствуют. Впрочем, и в книге Н. П. Чесноковой основное внимание уделено появлявшимся в Москву реликвиям, иконам и мощам, а не всему ассортименту даров, попадавшим в русскую столицу благодаря приездам восточных иереев.

шись на какой-то момент от переписываемого листа и затем скользнув по нему глазами, не заметил занимавшую не слишком много места вторую строку с описанием веса кубка. Затем в росписи преподнесенных патриархом Феофаном царю Михаилу Федоровичу «святых даров» он исправил неточно написанное «Пантелоимона» на правильное «Пантелеимона» (л. 164). Возможно, что имя святого было недостаточно четко воспроизведено в антиграфе или речь шла об обыкновенной описке, так как обе указанные буквы графически близки между собой и случайно описать пером полный круг вместо того, чтобы закончить линию, не замкнув ее, косым штрихом было, по-видимому, нетрудно. Обращает, однако, на себя внимание то обстоятельство, что данная описка является единственной на пространстве шести переписанных обладателем четвертого почерка листов во второй выписи, что характеризует этого подьячего как вполне грамотного и хорошо владеющего пером сотрудника. В результате, создается впечатление, что он сам действительно не вполне четко представлял себе написание этого греческого имени, несмотря на широкую, как считается, известность св. Пантелеймона на Руси и совсем недавний, по отношению к 1649 г., приезд монахов афонского Пантелеймонова монастыря архимандрита Никодима и келаря Никифора в Россию в феврале 1648 г.102 Любопытно, что еще один подьячий, не участвовавший в подготовке ни первой, ни второй выписей, но занимавшийся документами, непосредственно связанными с приездом Паисия Иерусалимского в 1649 г. — выпись по полученной в приказе 21 января 1649 г. грамоте путивльского воеводы Н. Плещеева об отпуске в Москву иерусалимского патриарха, память в Новую четь кн. М. П. Прон-скому и окольничему кн. С. И. Пожарскому от 26 января этого же года о выдаче приехавшим питья, указная память от 4 февраля об организации приема патриарха Паисия московским патриархом Иосифом в Успенском соборе103 и др., — писал имя этого святого, например, в русском переводе росписи привезенных восточным владыкой «святынь»,104 совершенно правильно.

Кроме того, у обладателя четвертого почерка наблюдается особенность в написании некоторых слов. Так, описывая поднесенные Филаретом Никитичем Феофану дары, он указал, что входящий в него образ был «облажен» серебром (л. 165). Однако замена буквы «о» на букву «а», возможно, отражает не описку, а те или иные диалектные

102 Бантыш-Каменский Н. Н. Реестры греческим делам. С. 95; об этом приезде см. также: Ченцова В. Г. Икона Иверской богоматери. С. 145, 148, 149, 174.

103 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 74-75, 83, 196-199.

104 Там же. Л. 142-148.

особенности языка именно этого писца, на которые он сам не обращал внимания.

Также уже знакомый по выписи 21-26 января 1649 г. обладатель первого почерка в изготовленном им фрагменте второй выписи вписал между строк и в конце строки, соответственно, сверяя, по-видимому, как и его коллега, получившееся с антиграфом, пропущенные слова «достокан» и «человеку» (л. 160). Любопытнее, впрочем, другое: как и его коллеги, этот подьячий не вполне точно воспроизвел восходящее к греческому «Полеолог» (л. 160), хотя и в этом случае обозначение родовой принадлежности хозяина приехавшего с Феофаном Иерусалимским бельца, так или иначе связанное с последней династией византийских императоров, должно было быть знакомо сотруднику Посольского приказа. Кроме того, в январе и апреле 1645 г. в России появились два грека — «Палеолога» (их степень действительного родства с императорской династией в данном случае не важна), 105 следовательно, эта «фамилия» встречалась в относительно недавно подготовленных документах Посольского приказа.106

В подготовке основного текста второй выписи участвовал, помимо написания преамбулы на л. 149, и справной подьячий И. Плакидин. В росписи царских даров, полученных некогда Феофаном Иерусалимским, между строк о портище бархата рытого и двух портищах камки он дописал пропущенный подьячим, обладателем четвертого почерка, текст: «2 отласа, гвоздишной да таусинной» (л. 156). Восстановление этого фрагмента, возможное опять-таки только при обращении к столбцу 1619-1620 годов, еще раз доказывает, что справной подьячий, работая над второй выписью, как и ранее, сверял вновь созданный текст с антиграфом, где недописанные слова составляли, по всей вероятности, одну строку.

Настораживает близость обоих, разделенных всего двумя строками, пропусков текста (л. 156), допущенных обладателем четвертого почерка, что, с одной стороны, еще раз свидетельствует о том или ином внезапном внешнем воздействии на подьячего именно в тот момент, когда он занимался указанным фрагментом, одно последствие которого писец сумел заметить сам, а второе пропустил. С другой стороны, встает вопрос о возможном наличии в переписывавшейся в 1649 г., по-видимому, в трудных и не подходящих для сосредоточенной работы условиях росписи царских даров иных лакун, которые остались

105 Бантыш-Каменский Н. Н. Реестры греческим делам. С. 85, 87.

106 О различных, выехавших в Русское государство лицах, именно так обозначивших свою родовую принадлежность, см.: Опарина Т. А. Алхимик, янычар и «родич византийских царей»: Палеологи в России конца ХУ1 — первой половины ХУ11 века // Б'Ьи^а Slavica Ва1сашса Ре1;гороШапа. 2016. № 1 (19). С. 131-154.

вне поля зрения и обладателя четвертого почерка, и справного подьячего, однако ответ будет отрицательным. В книге Посольского приказа с описанием более раннего, чем в 1619 г., приезда еще одного высшего иерарха — константинопольского патриарха Иеремии II Траноса в 1588-1589 годах107 — также имеется роспись даров царя Федора Ивановича, объявленная казначеем И. В. Траханиотовым константинопольскому владыке на аудиенции 21 июня 1588 г.108 Если сравнить виды пожалованного в 1588 и 1619 годах — серебряный кубок, два вида бархата, атласы, камка, соболя и деньги, то никакой принципиальной разницы в разделенных 30-ю годами перечнях нет. Отличия наблюдаются только в порядке перечисления подаренного и в количестве — два сорока соболей общей стоимостью в 90 рублей и 300 рублей Иеремии Константинопольскому и соболя в 100 рублей, но 200 рублей денег Феофану Иерусалимскому, что свидетельствует о неизменности определенного, по-видимому, именно в последней четверти XVI в. ассортимента государева жалованья патриархам Христианского Востока, независимо от занимаемой ими кафедры или смены правителей на русском престоле.109

107 По описи архива Посольского приказа 1626 г. книга о приезде константинопольского патриарха Иеремии и терновского митрополита Дионисия, привезшего соборную грамоту 1590 г., представляла собой единый комплекс (Опись архива Посольского приказа 1626 года. С. 218), но уже по описи 1673 г. к ней была подсоединена еще одна, фигурировавшая в описи 1626 г. отдельно (Там же. С. 217), книга — о поездке Трифона Коробейникова в Святую землю (Опись архива Посольского приказа 1673 года. С. 59). Причины, сподвигшие приказных служителей соединить два документа, еще только предстоит выяснить.

108 См.: Посольская книга по связям России с Грецией (православными иерархами и монастырями) 1588-1594 гг. М., 1988. С. 30.

109 Библиографию работ, посвященных приезду константинопольского патриарха в 1588-1589 годах см.: Новиков Н. Е. Иеремия II // ПЭ. Т. 21. М., 2009. С. 296-301. Обратим внимание на недавно вышедшую статью А. Василевского с кажущимся, на первый взгляд, серьезным и интересным названием (Василевский А. [П.] Посольский приказ и учреждение патриаршества на Руси // Международная жизнь. 2020. № 2. С. 10-19), которая на самом деле представляет собой краткий и не всегда точный пересказ работ четырех известных историков церкви XIX — первой половины XX в. — А. Н. Муравьева, митрополита Макария Булгакова, Н. Ф. Каптерева и А. В. Карташова — без учета появившейся за последние 70 лет литературы и публикаций источников и с весьма приблизительным представлением ее автора об архивных документах, о чем свидетельствует, например, имеющаяся в тексте ссылка: «Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 135. Уложенная грамота об учреждении патриаршества в России. 1589 г.» (Там же. С. 19, примеч. 5), по которой найти указанный акт нельзя. Не вполне понятна ни цель подготовки столь примитивной работы, ни смысл ее публикации в журнале, предназначение которого главный редактор издания, А. Г. Оганесян, определил следующим образом: «Наше кредо — „Журнал для думающих людей"». Ясно лишь одно — «думающим» и всем другим людям относиться сколь-либо серьезно к произведению А. Василевского не стоит.

Завершая палеографический обзор второй, созданной в период между 29 января и 4 февраля 1649 г. выписи из дела о приезде патриарха Феофана, необходимо отметить, что и в этом документе на полях имеются, причем гораздо более многочисленные, чем в первой выписи, пометы дьяка А. Иванова. Совпадает и характер замечаний одного из руководителей Посольского приказа: на левых полях листов при перечислении видов государева жалованья, некогда предназначавшегося патриарху Феофану и его свите в 1619 г. во время царской аудиенции, читаются выполненные характерными для дьяка серо-черными чернилами пометы «то ж» (л. 156), обозначающие идентичность видов и количества поднесенного от имени уже другого царя новому иерусалимскому патриарху, указания «нет» (л. 160), свидетельствующие о невозможности повторения через тридцать лет по тем или иным причинам каких-то пожалований, или корректирующие в отдельных случаях ассортимент царских даров пометки — камка адамашка в 1649 г. вместо камки багровой в 1619 г., сорок горностаев вместо сорока соболей, впрочем, в одну и ту же цену 15 рублей (л. 160), что опять-таки указывает, по нашему мнению, только на имевшиеся на Казенном дворе в данный конкретный момент виды мехов. Представляется, что все эти более или менее пространные указания А. Иванова, точно также как и первой выписи, требовали копирования текстов из дела о приезде патриарха Феофана, чтобы дьяк имел возможность, с одной стороны, подробно и с минимумом постороннего вмешательства ознакомиться со сложившемся ранее церемониалом приема патриархов, а с другой — внести при необходимости уточнения в каждый конкретный пункт при организации новой царской аудиенции.

Есть, впрочем, и существенно большее, иное по своей сути дополнение А. Иванова, когда он уточнил лаконичную запись о словах, используя которые следовало интересоваться здоровьем патриарха, заодно добавив к ним необходимое указание на другое имя приехавшего в 1649 г. владыки: вместо выписанного из дела о приезде патриарха Феофана «и государь пожаловал, спросил патриарха о здоровье» в помете посольского дьяка на левом поле листа и между строк читается «пополнить: а молыть ныне: святейший патриарх Паисий во здравии ли и во спасении пребывает» (л. 153). Такая правка показывает, что посольский дьяк не только вносил изменения в цифровые показатели росписей государева жалованья, но и внимательно читал весь текст документа, исправив его в соответствии с ситуацией 1649 г.

Составленная между 29 января и 4 февраля 1649 г. вторая выпись, как и более ранняя, имеет заголовок «Написано в доклад», но никаких указаний от имени Алексея Михайловича ни на одном из вхо-

дящих в ее состав 18 листов не читается. Следовательно, и в этом случае все решения о тех или иных, связанных с материальным обеспечением приема иерусалимского патриарха Паисия и сопровождавших его лиц у царя 4 февраля этого года, деталях принимались, по-видимому, в стенах Посольского приказа думным дьяком М. Во-лошениновым после сообщения ему дьяком А. Ивановым необходимых сведений.

В целом, во вторую выпись из дела о приезде патриарха Феофана 1619 г. вошли, не считая специально написанной в 1649 г. справным подьячим И. Плакидиным довольно длинной преамбулы (л. 149), следующие документы:

1. 1619 г. апреля не ранее 13. — Запись о церемонии аудиенции Феофана III Каракалла у царя Михаила Федоровича, включая совместное торжественное богослужение русского духовенства и иерусалимского патриарха (л. 150-159; копия документа);

2. 1619 г. апреля не ранее 13. — Роспись государева жалованья из Казенного приказа сопровождавшим Феофана Иерусалимского на аудиенции людям (л. 160; копия документа);

3. 1619 г. июля не ранее 1. — Запись о церемонии торжественного обеда иерусалимского патриарха Феофана у московского патриарха Филарета Никитича 1 июля 1619 г. (л. 161-163; копия документа);

4. 1619 г. июля не ранее 1. — Роспись даров от иерусалимского патриарха Феофана московскому патриарху Филарету Никитичу (л. 164-166; копия документа).

Очевидно, что подготовленная между 29 января и 4 февраля 1649 г. вторая выпись распадается на два микрокомплекса, каждый из которых состоит, в свою очередь, также из двух, относящихся к церемониям царской аудиенции и обеда у только что поставленного на московский патриарший престол Филарета Никитича документов.

Первый микрокомплекс был разделен между тремя писцами:

— обладатель пятого почерка выполнил начальную часть записи церемонии царской аудиенции (л. 150-154), всего пять листов;

— обладатель четвертого почерка написал текст в середине (л. 155157), всего три листа;

— обладатель первого почерка закончил этот документ (л. 158159) и переписал роспись государева жалованья (л. 160), всего три листа.

По всей вероятности, трем писцам были сначала переданы для переписывания, как и ранее, отдельные расклеенные листы из дела о приезде патриарха Феофана, включавшие запись царской аудиенции и соответствующую роспись жалованья, таким образом, чтобы при сохранении структуры общего протографа каждый из них выполнил предназначенный ему объем работы.

Второй микрокомплекс был разделен между двумя писцами:

— обладатель шестого почерка выполнил запись церемонии обеда 1 июля 1619 г. у Филарета Никитича (л. 161-163), всего три листа;

— обладатель четвертого почерка подготовил роспись даров московского патриарха иерусалимскому первосвятителю (л. 164-166), всего три листа.

Однако определить порядок работы над этими двумя микрокомплексами, была ли она одновременной или последовательной, с уверенностью не удается, так как обладатель четвертого почерка участвовал, как отмечено выше, в подготовке текстов в обеих частях второй выписи. Поэтому, с одной стороны, можно предположить, что этот подьячий, закончив быстрее своих товарищей переписывание средней части записи царской аудиенции, был направлен в помощь коллеге, трудившемуся над «патриаршими» документами; в таком случае, работа над всеми входящими во вторую выпись материалами велась одновременно. С другой стороны — допустимо думать, что сначала обладатели пятого, четвертого и первого почерков изготовили документы первого микрокомплекса, затем двое из них были отправлены на другие работы, а четвертый подьячий с подключившимся к нему еще одним, возможно, также только что освободившемся писцом изготовил документы второго микрокомплекса, то есть работы двух групп писцов велись последовательно, и есть некоторые основания считать справедливым именно этот вариант.

Стоит отметить, что во второй части выписи с описанием торжественного обеда иерусалимского патриарха Феофана у «великого государя святейшего Филарета патриарха Московского и всеа Русии» 1 июля 1619 г. никаких исправлений И. Плакидина и уточняющих помет А. Иванова нет, хотя весь текст, включая перечень даров московского патриарха Филарета иерусалимскому владыке и его свите (л. 161-166), был, исходя из структуры записей с описанием каждого отдельного пожалования с новой строки, полностью, как и ранее, скопирован и считан подьячими — писцами основного текста с листов-антиграфов. Причина состоит, по-видимому, в том, что, несмотря на подготовленную именно в Посольском приказе указную память от 4 февраля 1649 г. о порядке сопровождения иерусалимского патриарха Паисия в Успенский собор к московскому патриарху Иосифу,110 в 1619 г. речь все-таки шла не о торжественном совместном богослужении, а о существенно иной, пусть и не менее пышной, церемонии, почему документ из дела о приезде патриарха Феофана и не мог в 1649 г. служить подходящим руководством для посольских чинов-

110 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 196-199.

ников и, тем более, представителей московской патриархии. Что же касается финансовых вопросов, связанных с дарами, которыми патриарх Иосиф должен был «благословлять» патриарха Паисия в 1649 г., то, по всей вероятности, решение конкретных вопросов об их видах и объемах возлагалось также на патриарших служителей, а не на светские власти, и, соответственно, предоставление тех или иных предметов культа, дорогих тканей, мехов и т. д. осуществлялось из патриаршего Казенного приказа, сотрудники которого и определяли их количество.111 Вполне возможно, что эта часть выписи из дела о приезде Феофана Иерусалимского специально делалась для московского патриаршего ведомства, в результате чего более высокопоставленные, чем подьячие-писцы основного текста, служители Посольского приказа, справной подьячий И. Плакидин и дьяк А. Иванов, оказались освобождены от работы по повторной сверке и уточнению данных, думный дьяк М. Волошенинов — от принятия решений по этой части документа, а список со второго микрокомплекса, не исключено, сразу же был передан для сведения в патриаршую канцелярию.

Завершив палеографо-текстологическое описание второй выписи, интересно обратить внимание на ее, условно говоря, «кодикологиче-скую», по аналогии с применяемыми при изучении русской книжности методами, характеристику, то есть на внешний вид листов с учетом особенностей расположения на них соответствующих текстов.

Первое, что обращает на себя внимание — разный размер использованных в двух микрокомплексах листов одинаковой по качеству бумаги с одной и той же филигранью — «шут с пятью бубенцами».112 Укажем размеры всех, входящих в выпись листов, разделив их по почеркам участвовавших в подготовке этого документа основных писцов:

— писец — справной подьячий И. Плакидин: л. 149 — 41,5 х 15,2;

I микрокомплекс (запись церемонии царской аудиенции и роспись государева жалованья):

111 В фонде патриаршего Казенного приказа, как следует из описи, сохранилась расходная книга за 1649-1652 годы (РГАДА. Ф. 235. Патриарший Казенный приказ. Оп. 2. Кн. 28), где могут находиться сведения о материальном обеспечении встречи московского и иерусалимского патриархов, которую в дальнейшем было бы целесообразно привлекать при описании всех деталей пребывания Паисия Иерусалимского в Москве в 1649 г. Подробнее о документации патриарших приказов см.: Устинова И. А. Книги патриарших приказов 1620-1649 гг. как исторический источник. М., 2011. Последняя проанализированная в работе расходная книга относится к 1646 г. (Там же. С. 250-252).

112 Близко: Дианова Т. В., Костюхина Л. М. Филиграни XVII века. № 325. 1651 г.

— писец — обладатель пятого почерка: л. 150 — 20,5 х 15,0; л. 151 — 40,0x15,2; л. 152 — 35,5х15,3; л. 153 — 23,5x15,3; л. 154 — 36,5х15,0;

— писец — обладатель четвертого почерка: л. 155 — 41,5 х 15,2; л. 156 — 40,0 х 15,2; л. 157 — 34,5 х 15,3;

— писец — обладатель первого почерка: л. 158 — 40,5 х 15,3; л. 159 — 40,0 х 15,3; л. 160 — 41,5 х 15,3;

II микрокомплекс (запись церемонии обеда у патриарха Филарета 1 июля 1619 г. и роспись патриарших даров):

— писец — обладатель шестого почерка: л. 161 — 39,0 х 15,0; л. 162 — 40,0х15,0; л. 163 — 30,5х15,0;

— писец — обладатель четвертого почерка: л. 164 — 40,0 х 15,0; л. 165 — 39,5 х 15,0; л. 166 — 32,0 х 15,0.

Исходя из приведенных данных, видно, что для изготовления второй выписи были использованы разрезанные по вертикали листы александрийской бумаги размером в своем целом виде 40,5 (41,5)х30,0 (30,6) (вариативность их современной величины, как и в случае с первой выписью, объясняется степенью сохранности краев листов). И. Пла-кидин, излагая преамбулу выписи, использовал все пространство целого столбцового листа (л. 149). Однако следующий писец, обладатель пятого почерка, несколько неожиданно употребил в дело только половину листа (л. 150), хотя в начале работы, хорошо представляя себе весь ее, явно превосходящий такое пространство для письма объем, было бы логичнее взять полноформатный столбцовый лист, а не его часть. Затем этот же подьячий написал текст на листе полной величины (л. 151), а далее опять вернулся к более или менее большим фрагментам целых листов (л. 152-154). Вместе с тем, работавшие одновременно с ним подьячие, обладатели четвертого и первого почерков, в пяти из шести случаев использовали столбцовые листы полного размера (л. 155, 156, 158-160).

На первый взгляд, такое различие в величине использованных тремя подьячими листов как будто свидетельствует о гораздо более низком, подчиненном положении обладателя пятого почерка, вынужденного довольствоваться ненужными другим, не очень удобными для работы бумажными остатками и только один раз иметь возможность использовать полноценный столбцовый лист. Однако в таком случае не вполне понятно, почему такому малоопытному или низкоквалифицированному сотруднику занимавшие более высокое служебное положение приказные служители, по-видимому, тот же справной подьячий И. Плакидин, написавший л. 149, вообще доверили участвовать в составлении второй выписи и переписать весьма важное начало подготовленной в 1619 г. записи о церемонии царской

аудиенции с описанием первых моментов прибытия патриарха Феофана «к государю на двор», встрече с Михаилом Федоровичем и поднесении царю «святынь» (л. 150-154). Поэтому необходимо поискать другое возможное объяснение сложившейся 29 января — 4 февраля 1649 г. ситуации, обращая по-прежнему внимание на еще один показатель — особенности расположения текста на отдельных листах.

Как показывает анализ представленных в своем более или менее полном размере л. 155, 156, 158-160 на каждом из них располагается 30-32 строки текста, занимающего или все пространство листа, или разделенного, в соответствии с содержанием, пробелами в одну строку. Исключением мог бы стать л. 149 примерно с тем же самым, 41,5 х 15,0 см, размером, но с 33 строками текста, если бы при взгляде на этот лист не было хорошо заметно, что последняя строка «.прежней иеросалимский св[ятейший патриарх] Феофан и после Светлого воскре...» приписана более мелким почерком в самом низу так, что в настоящее время части букв оказались утраченными. Иными словами, на этом листе располагались бы те же самые 32 строки, а появление еще одной было, по-видимому, вызвано теми или иными привходящими обстоятельствами.

Точно так же, вполне обычным для других подьячих образом, работал и обладатель пятого почерка, написав на л. 150 размером 20,5 х 15,0 см, то есть на половине целого листа, 14 строк текста с двумя пробелами, что в итоге дало бы те же самые 30 строк на листе. Следовательно, в своем писарском мастерстве этот подьячий ничем не отличался от коллег, почему и высказанное выше суждение о возможном недостатке у него профессионального умения, обусловливавшем пренебрежение со стороны коллег, выглядит несправедливо.

Определенные особенности есть и в хорошо заметных на отдельных листах строчных пробелах. В частности, такой пробел вместо первой строки текста имеется на л. 152, хотя по своему содержанию следующая далее запись про стрельцов и их форму одежды во время встречи иерусалимского патриарха вроде бы ничем не отличается, чтобы заслуживать подобного выделения, от последних строк на л. 151 с аналогичными указаниями, но только в отношении дворян, детей боярских и подьячих. Напротив, пробела не наблюдается на границе л. 150 и 151, где интервалом можно было бы, как кажется, выделить окончание описания поездки Феофана Иерусалимского из Чудова монастыря (л. 150) и его прибытие на государев двор (л. 151).

Еще более показателен тот факт, что именно с пробелов начинаются первые написанные обладателями четвертого и первого почерков л. 155 и 158, соответственно, хотя более естественным было бы приступить к работе с первой верхней строки, а не с ее пропуска.

Все эти несообразности находят, по нашему мнению, объяснение, если допустить, что подьячие не только дословно воспроизводили текст антиграфов, но и точно копировали их форму, то есть размер тех столбцовых листов из дела о приезде Феофана, содержание которых было необходимо представить «в доклад». В таком случае, становится понятно, почему обладатель пятого почерка использовал в начале работы только половину листа и в дальнейшем продолжал писать заданное на листах разной величины — он полностью отражал не только содержание, но и внешний вид порученных его трудам листов из столбца 1619-1620 годов. Иными словами, этот подьячий не подбирал остатки бумаги, а, наоборот, сам обрезал до нужного размера листы, чтобы добиться их полного сходства с лежащими перед ним документами 30-летней давности.

Кстати, подобное предположение хорошо объясняет наличие на л. 149 оканчивающейся прямо посередине слова «лишней» строки, означающей границу работы двух приказных служителей. Именно справной подьячий И. Плакидин, не сумев точно определить необходимое для написания преамбулы листовое пространство и поняв, что несколько слов, которые ему оставалось дописать, заняли бы строку на следующем листе, нарушив тем самым основополагающее, по-видимому, правило — точное воспроизведение листов антиграфа — вынужден был дописать ее внизу «своего» листа. Однако до правого поля листа на этой нижней строке не хватало, по-видимому, нескольких букв и, чтобы занять пустое пространство, он решил добавить первую строку, а, скорее, ее начальную часть из документа 1619 г., соединив оба разновременных текста союзом «и». В результате, если бы не просчет справного подьячего, то обладатель пятого почерка начал бы свой текст на л. 150, как представляется, в соответствии с антиграфом со слов «После Светлого воскресенья на третей неделе во вторник.».

По всей вероятности, и два других писца, обладатели четвертого и первого почерков, на л. 155 и 158 просто сохранили имевшиеся в антиграфе пробелы. И точно такой же полной во всех смыслах, и по содержанию, и по внешнему виду, копией документов 1619 г. являются л. 161-166 с записью торжественно обеда у патриарха Филарета 1 июля этого же года и росписью преподнесенных Феофану Иерусалимскому даров, которые и в протографе — столбце 16191620 годов — занимали по два полных столбцовых листа, заканчиваясь каждый на чуть более или менее длинных листовых фрагментах. Именно в таком виде они и были включены во вторую выпись 29 января — 4 февраля 1649 г.

К сожалению, в настоящее время трудно удовлетворительно объяснить, почему часть документов протографа, то есть дела о приезде патриарха Феофана 1619-1620 годов, была написана все-таки не на полноформатных столбцовых листах, как не вполне понятными остаются в некоторых случаях критерии смыслового деления текста. Допустимо, конечно, думать, что и приказные служители 1619 г. копировали в свою очередь те или иные документы, чтобы также использовать их «для примера», из дела о приезде константинопольского патриарха Иеремии в 1588 г., однако с уверенностью утверждать, что первичные записи в тот момент велись именно в столбцовой форме, не приходится.

В заключение обратим внимание на еще одну особенность второй выписи: большой хронологический промежуток, разделяющий два, входящих в ее состав микрокомплекса с документами, относящимися к царской аудиенции (л. 150-160) и к обеду у патриарха Филарета Никитича (л. 161-166). В скопированных из столбца 1619-1620 годов словах аудиенция у царя Михаила Федоровича датируется описательно: «после Светлого воскресенья на третей неделе во вторник» (л. 149-150). Вполне возможно, что для приказного и вообще любого человека этих, связанных с Пасхой сведений было вполне достаточно, чтобы быстро и легко высчитать указанное таким способом число месяца, когда имела место аудиенции у государя, а сам главный христианский праздник представлялся гораздо более важной хронологической вехой, чем все другие, произошедшие более или менее близко к этой дате события. В 1619 г. Пасха приходилась на 28 марта, и если отсчитать от нее две недели, то вторник третьей недели попадает на 13 апреля 1619 г., что и является в таком случае днем встречи царя Михаила Федоровича с Феофаном Иерусалимским. Однако в известной и широко используемой публикации дворцовых разрядных записей с перечислением важнейших, происходивших при царском дворе церемоний указана несколько иная дата — 19 апреля, то есть понедельник четвертой недели, 1619 г.,113 которая никак не соответствует тексту второй росписи. Очень трудно предположить, что писавшие эти слова, как сказано выше, вдвоем, справной подьячий И. Плакидин и подьячий — обладатель пятого почерка допустили ошибки сразу и в обозначении счета недель, и в названии дня, скорее, или археографы середины XIX в. при подготовке к изданию своих источников неточно прочитали «^» вместо «г», или типографские наборщики, работая с рукописным текстом, приняли, что вполне вероятно, исходя из графики написания, цифру «3» за цифру «9», а в даль-

113 Дворцовые разряды. Т. 1. 1612-1628 г. СПб., 1850. С. 391.

нейшем их опечатка так и не была исправлена. К сожалению, эта ошибочная дата вошла в ряд исторических исследований, авторы которых использовали публикацию XIX в.114 Обед же у недавно поставленного в патриарха Московского Филарета Никитича, на котором присутствовал Феофана Иерусалимский, имеет совершенно точную дату — 1 июля (л. 161). Следовательно, в действительности эти события были разделены двумя с половиной месяцами, в течение которых патриарх Феофан не мог не обращаться в Посольский приказ с теми или иными просьбами, обязательно отражавшимися в текущем делопроизводстве; скорее всего, какая-то часть читавшихся в приказном столбце с делом о его приезде документов обязательно касалась участия Феофана Иерусалимского в событиях 20-24 июня 1619 г., связанных с поставлением митрополита Ростовского в московские пат-риархи115 и, не исключено, с какими-то другими деяниями восточного иерарха во время пребывания в Москве весной — в начале лета 1619 г., в частности, с защитой позиции Дионисия Зобниновского, старца Арсения Глухого и священника Ивана Наседки в вопросе исправления текста богослужебных книг.116

Следовательно, в столбце 1619-1620 годов материалы о царской аудиенции и патриаршем обеде были разделены несколькими документами, а может быть, и не одним их десятком, и в 1649 г. специально выбраны из разных мест этого столбца для составления второй выписи. Служители Посольского приказа решили, по-видимому, приравнять обед Феофана Иерусалимского у Филарета Никитича к патриаршей аудиенции, отсюда и распоряжение, по всей вероятности, дьяка А. Иванова, определявшего документы, которые содержали необходимые для подготовки аналогичных мероприятий в 1649 г. сведения, копировать соответствующие листы тридцатилетней давности. И, несмотря на то, что встреча московского патриарха Иосифа и иерусалимского Паисия в 1649 г. была, как представляется, организована не светскими, а духовными властями (см. выше), двое, трудившихся одновременно и выполнивших одинаковый объем работы — по три листа каждый — подьячих переписали шесть взятых из совсем другой части дела о приезде патриарха Феофана листов, чем та, где находились документы о царской аудиенции.

114См., например: Макарий (Булгаков), митр. История русской церкви. Кн. 6. С. 276; Козляков В. Михаил Федорович. С. 123.

115 Подробнее см., например: Макарий (Булгаков), митр. История русской церкви. Кн. 6. С. 276-278.

116 Подробнее см., например: Там же. С. 278; Опарина Т. А. Иван Наседка и полемическое богословие Киевской митрополии. Новосибирск, 1998. С. 41-43.

Такой способ работы предполагал, подчеркнем это еще раз, необходимость выделять копируемые листы из всего столбца, то есть расклеивать в соответствующих местах свиток. Интересно было бы задаться вопросом о дальнейшей судьбе таких повторно используемых листов и определить, насколько точно готовившие вторую выпись подьячие, а, скорее, их непосредственный руководитель, справной подьячий И. Плакидин, возвращал изъятые из столбца 16191620 годов листы на их «законное» место. Иными словами, разделил ли он после окончания работы над второй выписью два составлявших ее микрокомплекса с описаниями событий 13 апреля (л. 150-160) и 1 июля (л. 161-166) 1619 г. или все изъятые в 1649 г. для удобства работы листы-антиграфы, независимо от хронологии, но с сохранением их «единства», были вклеены в какое-то одно место — среди документов или весны, или лета 1619 г.? На примере утраченного в настоящее время дела о приезде патриарха Феофана решить этот вопрос нельзя, однако наличие в других «греческих» столбцах Посольского приказа труднообъяснимых нарушений не только хронологии расположения материалов, но иногда и еще более непонятной путаницы текстов отдельных документов, возможно, объясняются именно такими, постоянно ведшимися в приказе, требовавшими вмешательства во внутреннюю структуру столбцов трудами по подготовке докладных выписей или выписей «на пример», когда на начальном этапе осуществлялось выделение (выклеивание) листов-антиграфов из состава всего столбца, а на заключительном — их внимательное и тщательное возвращение в свиток, что выполнялось, по-видимому, далеко не всегда.117

Следующая, третья по счету, выпись из дела о приезде иерусалимского патриарха Феофана была сделана после того, как 4 февраля 1649 г. его преемник, патриарх Паисий со свитой, и приехавший с ним полковник Силуян Мужиловский были на аудиенции у царя Алексея Михайловича в Золотой палате. Сразу после описания этой торжественной церемонии118 в столбце 1649 г. находится документ с уже привычным заголовком «Написано в доклад»,119 посвященный состоявшейся в июле 1619 г. поездке Феофана Иерусалимского «помолитца по его прошению» в Троице Сергиев монастырь к архи-

117 О такой путанице в некоторых «греческих» столбцах см., например: Тимошина Л. А. Особенности публикации столбцов Посольского приказа и вопрос о целях приездов синайских монахов в 1682 и 1687-1698 годах // Сборник статей по русской истории в честь Александра Ивановича Гамаюнова к его 60-летию от друзей и коллег. М., 2019. С. 212-227.

118 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 233-251.

119 Там же. Л. 252-261.

мандриту Дионисию (Зобниновскому),120 келарю, старцу Авраамию (Палицыну)121 и другим (Приложение, № 3. Л. 252-261). Читающаяся далее роспись прибывших уже с патриархом Паисием людей, которые поедут с ним в Троицу, и требующихся под них подвод,122 показывает, что составление третьей выписи преследовало точно такую же, хорошо осознававшуюся приказными служителями цель — иметь сведения о предшествующей поездке представителя высшего восточного духовенства в этот русский монастырь, чтобы, не упуская никаких необходимых деталей, получить через тридцать лет руководство для подготовки такого же путешествия нового иерусалимского патриарха.

Третья роспись, как и две предыдущие, не датирована, расположенный следом документ — отпуск памяти казначею Богдану Ми-ничу Дубровскому и дьякам Григорию Панкратьеву123 и Захарию Онофриеву124 от 6 февраля 1649 г. о выдаче жалованья приехавшим с Паисием Иерусалимским грекам, отправленная на Казенный двор с греческим толмачем Дмитрием Михайловым,125 как будто позволяет

120 Не приводя всю обширную библиографию, посвященную Дионисию Зобниновскому, назовем работы справочного характера, где содержатся указания на литературу: Белоброва О. А. Дионисий Зобниновский // СККДР. Вып. 3. Ч. 1. СПб., 1992. С. 276-276); Флоря Б. Н. Дионисий // ПЭ. Т. 15. М., 2007. С. 257-267.

121 Не приводя всю обширную библиографию, посвященную Авраамию Палицыну, назовем работы справочного характера, где содержатся указания на литературу: Солодкин Я. Г. Авраамий // СККДР. Вып. 3. Ч. 1. СПб., 1992. С. 36-44; Б. Н. М. Авраамий // ПЭ. Т. 1. М., 2000. С. 170-171.

122 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 262-263.

123 Дьяк Казенного двора в 1639-1654 годах (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. С. 395; Богоявленский С. К. Приказное делопроизводство. С. 84; Лисейцев Д. В., Рогожин Н. М., Эскин Ю. М. Приказы Московского государства. С. 83). Н. Ф. Демидова отметила, что Григорий Григорьевич Панкратьев был дьяком не указанного в справочнике приказа в 1639-1658 годах (Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России. С. 421). Вторая дата неверна — Г. Г. Панкратьев умер в 1654 г. во время эпидемии чумы (Timoshina L. A. Une famille d'entrepreneurs: les Pankrat'ev (milieu du XVIe — milieu du XVIIIe siècle) // Cahiers du monde russe. 2016. 57/2-3. P. 383; Тимошина Л. А. Купцы и промышленники Панкратьевы во второй половине XVI — первой половине XVIII в. // ОФР. Вып. 20. М.; СПб., 2017. С. 107-109, 117118, 122-123).

124 Дьяк Казенного двора в 1647-1654 годах (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. С. 388; Богоявленский С. К. Приказное делопроизводство. С. 84; Лисейцев Д. В., Рогожин Н. М., Эскин Ю. М. Приказы Московского государства. С. 83). В справочнике Н. Ф. Демидовой дьяк с таким именем и патронимом-фамилией отсутствует (Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России. С. 409-410).

125 О нем см.: Беляков А. В. Служащие Посольского приказа. С. 317 (выполнение в 1649 г. поручений, связанных с приездом иерусалимского патриарха Паисия, не упоминается); Оборнева З. Е. Переводчики с греческого языка. С. 53, 68, 69, 125, 135 (сведения по 1645 г.).

говорить о создании документа между 4 и 6 февраля 1649 г. Однако сама поездка в Троице-Сергиев монастырь патриарха Паисия состоялась не ранее 22 февраля 1649 г., как свидетельствует помеченная этим числом память боярину и дворецкому А. М. Львову и дьякам И. Федорову, Д. Дерябину и С. Богданову об отправлении патриарха и его свиты в этот монастырь.126 Поэтому временной интервал подготовки третьей выписи точнее определять временем между 4 и 22 февраля 1649 г.

Палеографический анализ этого документа показывает, что большая часть текста (л. 252-259) написана все тем же обладателем четвертого почерка, который участвовал в составлении первой и второй выписей — роспись выдачи патриарху Феофану и его свите поденного корма и питья «на приезде» (л. 72-73), часть записи церемонии царской аудиенции 13 апреля 1619 г. (л. 155-157) и роспись преподнесенных иерусалимским владыкой царю Михаилу Федоровичу даров (л. 164-166). В процессе работы над третьей выписью он обратил внимание на случайные, судя по всему, описки: в словах «да 15 человек» в союзе «да» исправил первоначально написанную букву «о» (л. 252) и зачеркнул дважды воспроизведенные «будет есть» (л. 253).

Другим писцом основного текста выписи 4-22 февраля 1649 г. был также уже встречавшийся ранее подьячий, обладатель третьего почерка, который в первой выписи переписал наказ «московскому» приставу при иерусалимском патриархе кн. В. П. Козловскому (л. 69-71). В анализируемом документе этот подьячий закончил, без каких-либо исправлений, роспись даров, полученных Феофаном Иерусалимским с сопровождавшими его людьми в Троице-Сергиевом монастыре (л. 260-261).

Нетрудно заметить, что, принимая участие в подготовке и первой, и третьей выписей, эти подьячие — писцы основного текста работали в своеобразной «паре»: написанные ими тексты в обоих документах располагаются рядом, только в первой выписи сначала следуют результаты труда обладателя третьего почерка (л. 69-71), а затем обладателя четвертого (л. 72-73), а в третьей выписи наоборот — л. 252259 и 260-261, соответственно. В указанном обстоятельстве очень хотелось бы видеть отражение существовавших между этими приказными служителями личностных связей: взаимопомощь при переписывании сложных по содержанию или слишком длинных текстов, отношения «учитель — ученик»,127 только без возможности опреде-

126 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 286-289.

127 О возможности подготовки подьячих в процессе повседневной работы и о школе при Посольском приказе см.: Демидова Н. Ф. Приказные школы начального образования в Москве XVII в. // Торговля и предпринимательство в феодальной России. М., 1994. С. 155; Беляков А. В. Служащие Посольского приказа. С. 45-49.

лить конкретную роль каждого из них, либо расположение рабочих мест, когда занимавший более высокое положение и руководивший в целом изготовлением выписей их старший коллега раздавал подряд сидящим рядом друг с другом писцам подлежащие точному воспроизведению или пересказу содержания текста листы. Однако привести хоть какие-то аргументы в поддержку любого из высказанных предположений пока невозможно.

Все тот же справной подьячий И. Плакидин своими характерными коричневыми чернилами оформил заголовок «Написано в доклад» (л. 252), незамеченную обладателем четвертого почерка описку — первоначальное «да а келарю» исправил на подобающее «да х келарю» (л. 252) и редактировал текст. Например, в росписи, по которой Феофану Иерусалимскому и его свите надо было преподносить в Троице-Сергиевом монастыре подарки, к словам «дати от себя по росписи» он добавил «какова к ним прислана с Москвы» (л. 253), изначально читающееся на л. 256 «А в дарех они иерусалимскому патриарху дали по той росписи, какова к ним в монастырь прислана, опричь того, что велено дать патриарху.» под его пером превратилось в более точное и лексически строгое «А в дарех иерусалимскому патриарху по той росписи, какова к ним в монастырь прислана, готово, опричь того, что велено дать патриарху.», к слову «грамота» приписал необходимое дополнение «государева» (л. 256). Если в двух последних случаях можно действительно говорить о стилистическом и смысловом редактировании, то дополнение о присылке росписи в монастырь из Москвы появилось, скорее всего, при сверке вновь написанного текста с антиграфом.

Вместе с тем, в третьей выписи нет уточняющих помет дьяка А. Иванова об объеме поденных корма и питья, величине и ассортименте монастырских подарков, которые причитались бы желавшей посетить Троице-Сергиев монастырь в 1649 г. иерусалимской делегации, несмотря на то, что соответствующие росписи, почерпнутые из столбца 1619-1620 годов, были выполнены, как и ранее, для удобства внесения корректирующих отметок в виде построчного перечисления всех предметов или объектов пожалования. Поэтому, если исключить возможность полного повторения цифровых показателей 1619 г. при организации через тридцать лет путешествия еще одного иерусалимского патриарха в русскую обитель, что представляется маловероятным, то остается предположить, что дьяк А. Иванов действительно ничего не исправлял, доложив, по всей вероятности, думному дьяку М. Волошенинову только о желании Паисия Иерусалимского побывать в Троице-Сергиевом монастыре и найденном в документах более раннего времени прецеденте, а в ответ получив устное, скорее всего, одобрение руководителем Посольского приказа этой

поездки, отсюда и имеющийся в начале третьей выписи заголовок при одновременном, уже привычном отсутствии царского приговора. Скорее всего, решение финансовых вопросов, как и в случае в дарами Паисию Иерусалимскому от имени московского патриарха Иосифа, в 1649 г. возлагалось не на Посольский и дворцовые приказы, а на духовенство — архимандрита Троице-Сергиева монастыря Адриана Нов-городца,128 тем более, что к середине XVII в. русская обитель вполне оправилась от последствий Смуты, не говоря уже об упоминаемой в третьей выписи со слов монахов конфискации серебряной посуды во времена Ивана IV Васильевича (л. 256).

Что же касается вошедших в состав подготовленной в период между 4 и 22 февраля третьей выписи документов из дела о приезде патриарха Феофана, то их перечень может быть представлен в следующем виде:

1. 1619 г. июля 20. — Грамота в Троице-Сергиев монастырь с описанием церемонии приема там иерусалимского патриарха Феофана со свитой и перечнем предназначенных им даров (л. 252-255, пересказ с частичным копированием текста документа);

2. 1619 г. не ранее июля 20. — Отписка властей Троице Сергиева монастыря с сообщением об отсутствии у них серебряных сосудов (л. 256, пересказ содержания документа);

3. 1619 г. после июля 20. — Грамота в Троице-Сергиев монастырь с распоряжением заменить или купить в Москве недостающие для подарков иерусалимскому духовенству предметы (л. 256-257, пересказ содержания документа);

4. 1619 г. после июля 20. — Роспись преподнесенных в Троице-Сергиевом монастыре иерусалимскому патриарху Феофану и сопровождающим его людям даров (л. 257-261, копирование текста документа).

По сравнению с первой и, особенно, второй выписью, где все четыре документа являются, по нашему мнению, полным воспроизведением и текста документов из дела о приезде патриарха Феофана, и внешнего вида соответствующих листов, с третьей выписью дело обстоит сложнее. Первый, входящий в нее документ — грамота властям Троице-Сергиева монастыря от 20 июля 1619 г. (л. 252-255) — представляет собой сочетание пересказа содержания распорядительного акта тридцатилетней давности в той его части, где сообщается о намерении Феофана Иерусалимского побывать в русской обители

128 Взятый из ярославского Толгского монастыря Адриан Новгородец был архимандритом Троице-Сергиева монастыря в 1640-1656 годах (см.: Строев П. Списки иерархов и настоятелей Российской церкви. СПб., 1877. Стб. 139).

и описывается церемония его приема в монастыре, с дословным повторением одного из фрагментов антиграфа — перечня даров, которые архимандрит Дионисий, келарь Авраамий и братия должны были преподнести иерусалимской делегации. Доказательством служит характерная структура этого текста с отдельным, построчным расположением описания каждого пожалования, свойственная, как было определено выше, именно копировавшимся записям. Однако не стоит думать, что в столбце 1619-1620 годов эта роспись представляла собой отдельный документ. Читающиеся после нее слова (л. 255) с обязательным к исполнению монастырскими властями распоряжением о выдаче иерусалимскому патриарху Феофану и его людям подвод и проводников на обратную дорогу, которое, вполне возможно, является прямой цитатой текста акта 1619 г. с убранными элементами делопроизводственного формуляра, обычно начинавшими и заканчивавшими такие документы — «И как к вам ся наша грамота придет.», доказывают, что эта роспись действительно входила в состав текста подготовленной в Посольском приказе 20 июля 1619 г. грамоты. О включенности росписи в текст грамоты свидетельствует и тот факт, что ее начало и конец не совпадают с границами соответствующих листов (л. 253 и 255). Тем не менее, даже если высказанное предположение справедливо, то достоверно определить, насколько имеющиеся в выписи 4-22 февраля 1649 г., несколько отличающихся по своему размеру четыре столбцовых листа — л. 252 — 39 х 15 см, л. 253 — 41,5 х 15,5, л. 254 — 35 х 15,5, л. 255 — 32,5 х 15,5 — своим внешним видом повторяли антиграф, не удается. При положительном ответе стоит думать, что обладатель четвертого почерка сумел точно подогнать друг к другу пересказанные и переписанные тексты так, что объем нового документа вполне соответствовал грамоте от 20 июля 1619 г. При отрицательном ответе придется заключить, что л. 252-255 из третьей выписи при частичном копировании текста все же не являются копией документа из столбца 1619-1620 годов.

Следующая далее отписка властей Троице-Сергиева монастыря (л. 256) об отсутствии у них «серебряных судов» представляет собой явный пересказ, причем, как показывает редакторская правка коричневыми чернилами, не всегда, по мнению справного подьячего И. Плакидина, удачный. То же самое относится и к ответной грамоте из Посольского приказа, хотя занимающее немного места изложение ее содержания (три нижних строки на л. 256 и шесть верхних строк на л. 257) в любом случае свидетельствует о краткости изначального документа.

Еще одна, содержащаяся в третьей выписи роспись полученных патриархом Феофан и его свитой в Троице-Сергиевом монастыре подарков (л. 257-261) с раздельным, построчным описанием отдельных

предметов представляет собой, по всей вероятности, точное воспроизведение текста антиграфа. Однако тот факт, что в выписи 4-22 февраля 1649 г. она не начинает л. 257, а является продолжением уже имевшихся записей с изложением содержания грамоты к монастырским властям, доказывает, что при идентичности текстов 1619 и 1649 годов говорить о повторении внешнего вида листов из дела о приезде патриарха Феофана не приходится. В столбце 1619 г., по-видимому, находилась через тридцать лет уже мало интересовавшая чиновников Посольского приказа отписка властей Троице-Сергиева монастыря с описанием приема иерусалимского духовенства, к которой была приложена написанная, возможно, в продолжение текста отписки, роспись преподнесенных им даров. В 1649 г. обладатель четвертого почерка начал, не тратя лишней бумаги, но, не исключено, в определенной степени ориентируясь на расположение текста не с самого начала листа в документе 1619 г., а обладатель третьего почерка закончил переписывание росписи монастырских подношений. Такой отказ со стороны писцов основного текста от полного повторения внешнего вида протографа свидетельствует, что и справной подьячий И. Плакидин не собирался сравнивать полученное иерусалимским духовенством в 1619 и 1649 годах, важно было, судя по всему, отметить сам имевший место факт преподнесения подарков, а их зависящий от монастырских властей объем и ассортимент для сотрудников Посольского приказа середины XVII в. особого значения уже действительно не имели.

В очередной раз к делу о приезде патриарха Феофана в Посольском приказе обратились, когда встал вопрос о величине государева жалованья, которое надо было дать «иерусалимскому патриарху (Паисию. — Л. Т.) и архимаритом, и старцом, и патриаршим племянником, и людем на отпуске».129 В результате, был выписан «на пример» размер вознагражденья, полученного Феофаном Иерусалимским и его людьми во время такой же церемонии. Несмотря на то, что в этой, четвертой по счету, выписи (Приложение, № 4. Л. 282-285) не указана дата отпускной аудиенции иерусалимского патриарха у царя Михаила Федоровича, из других источников известно, что она состоялась 4 февраля 1620 г.130 Прощальный же прием царем Алек-

129 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 282.

130 Дворцовые разряды. Т. 1. С. 438; Макарий (Булгаков), митр. История русской церкви. Кн. 6. С. 281, 400 (митрополит Макарий сначала указал на 4 февраля как день отъезда (С. 281), тем не менее, вряд ли патриарший обоз из не одного, по-видимому, десятка саней сразу же после окончания приема отправился в путь, скорее, отъезд мог произойти на следующий или в ближайшие дни, поэтому более точным представляется имеющееся в этой же книге указание на 4 февраля как день «прощания» с царем (С. 400)); Фонкич Б. Л. Иоанникий Грек (к истории греческой колонии

сеем Михайловичем Паисия II происходил 6 мая 1649 г.131 Следовательно, четвертая выпись должна была быть подготовлена к первым числам мая 1649 г., однако из-за особенностей ее современного расположения в столбце 1649 г.132 точно определить дату начала составления документа не получается. В настоящее время четвертая выпись находится между переводом доставленной в Посольский приказ 8 февраля 1649 г. приставом кн. Е. Мышецким грамоты патриарха Паисия133 и уже упоминавшейся памятью от 22 февраля 1649 г. дворецкому, боярину кн. А. М. Львову и дьякам И. Федорову, Д. Дерябину и С. Богданову о поездке на следующий день, 23 февраля, в пятницу, иерусалимской делегации в Троице-Сергиев монастырь в сопровождении переводчика Ивана Боярчикова.134 Очевидно, что ни 22, ни 23 февраля никак не могут соответствовать начальному этапу работы над четвертой выписью, так как в этот момент ни о какой прощальной аудиенции речи не шло. Скорее всего, память от 22 февраля 1649 г. с прямым указанием на то, что появление Паисия со свитой в монастыре должно быть организовано так же, «как в прошлом во 127-м году иерусалимскому же патриарху Феофану в Троетцком в Сергиеве монастыре встреча и почесть была», должна была следовать за действительно игравшей в отдельных своих частях роль практического руководства третьей выписью с описанием визита Феофана Иерусалимского в эту обитель (Приложение, № 3). Однако восстановление правильного порядка листов, требующее палеографо-кодикологиче-ского анализа всего столбца 1649 г. с делом о приезде патриарха Паи-сия, выходит за рамки данной работы, поэтому при определении даты

в Москве в первой трети XVII в. // ОФР. Вып. 10. М.; СПб., 2006. С. 86-87 (по контексту статьи 1619 г. оказывается временем и приезда, и отъезда Феофана из Москвы); Миронович А. Деятельность иерусалимского патриарха Феофана III в Речи Посполи-той // Каптеревские чтения. Сборник статей. Вып. 7. М., 2009. С. 118 (с указанием на 4 февраля 1620 г. как день отъезда); Панченко К. А. Ближневосточное православие. С. 355 (с общим указанием на февраль 1620 г.).

131 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 331-351.

132 Там же. Л. 282-285.

133 Там же. Л. 275-277.

134 Там же. Л. 286-289. Интересно, что первоначально сопровождать иерусалимское духовенство в Троице-Сергиев монастырь в феврале 1649 г. должен был переводчик Борис Богомольцев, однако его имя оказалось зачеркнуто и над строкой рукой дьяка А. Иванова написано другое — Иван Боярчиков. Причина замены требует дополнительного выяснения, в литературе, посвященной изучению деятельности служителей Посольского приказа середины XVII в., эти, относящиеся к обоим переводчикам сведения отсутствуют (Степанова Е. С. «У руки государя». Переводчики с греческого языка в Посольском приказе 1620-1670 гг. Борис Богомольцев // Россия и Христианский Восток. Вып. 4-5. М., 2015. С. 220-227; Беляков А. В. Служащие Посольского приказа. С. 286, 287).

подготовки четвертой выписи пока придется ограничиться кратким — не позднее 5 мая 1649 г.

Вся, занимающая четыре столбцовых листа выпись написана одной рукой — подьячим, обладателем четвертого почерка, который на протяжении всего подготовленного им текста не сделал ни одного исправления. Равным образом, в этом документе нет следов вмешательства и справного подьячего И. Плакидина, что, возможно, обусловлено как неспешностью и, соответственно, тщательностью работы писца основного текста, так и приобретенным четвертым подьячим, изготовившим к этому времени на основании документов из дела о приезде патриарха Феофана более полутора десятков листов в столбце 1649 г., опытом или четким и разборчивым письмом текста антиграфа. Тем не менее, в первой части выписи (л. 282-283), там, где речь идет о го-судареве жалованье самому патриарху, его архимандриту, архидьякону, келарю и племяннику, на левом поле листа читаются уже привычные, сделанные серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова пометы, уточняющие сведения 1619 г. о величине денежных выплат или видах и количестве выданных тканей и мехов, которые было необходимо предоставить иерусалимскому духовенству в 1649 г.

Обращает на себя внимание, что никаких корректирующих указаний нет в ее второй части (л. 283-285), где описываются жалованье, данное не названному по имени дьякону патриарха Феофана, и милостыня, предназначенная властям иерусалимского монастыря Саввы Освященного. Объяснений может быть несколько. Известно, что с патриархом Паисием приехали не один, а два дьякона — Максим и Пар-фений,135 поэтому допустимо думать, что полученное в 1619 г. духовным лицом такого же сана пожалование следовало просто удвоить. Однако не стоит забывать, что прибывшим с Феофаном Иерусалимским дьяконом, чье имя — Филофей — упоминается во второй выписи, там, где указывается полученное патриаршими людьми после царской аудиенции 13 апреля 1619 г. государево жалованье (Приложение, № 2. Л. 160), был игравший впоследствии, в 20-х — начале 50-х годах заметную роль в русско-греческих отношениях будущий архимандрит Амфилохий,136 сам рассказавший 4 ноября 1622 г. в Кон-

135 См., например: РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 9, 10, 149; Ч. 2. Л. 233 и др.

136 О нем см., например: Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 1. С. 97, 130, примеч. 1; С. 297-299 и др.; Ченцова В. Г. 1) Икона Иверской богоматери. С. 84, 85, 95 и др.; 2) Автографы великого архимандрита Великой церкви Амфилохия в Москве и в Риме // Сборник статей по русской истории в честь Александра Ивановича Га-маюнова к его 60-летию от друзей и коллег. М., 2019. С. 203-212; Olar O.-V. La boutique de Théophile. Les relations du patriarche de Constantinopole Kyrillos Loukaris

стантинополе о своей поездке вместе с иерусалимскими патриархом в Москву русским послам И. Г. Кондыреву и Т. В. Бормосову.137 Известно, что архимандрит Амфилохий постоянно получал от русских властей жалованье,138 стоит вспомнить и об активном участии этого человека в начавшейся в 1646 г. и закончившейся в 1652 г. истории с поимкой самозванца Тимофея Анкудинова (Акундинова, Анкидинова).139 Может быть, отсутствие корректирующих помет А. Иванова в этой части четвертой выписи объяснялось тем обстоятельством, что посольских служителей в 1649 г. интересовали сведения именно об архимандрите Амфилохии, а не цифровые показатели полученного им в 1619 г., которые и не предполагалось на самом деле использовать как ориентир для определения жалованья дьяконам патриарха Паисия в 1649 г.

Не вполне понятны и причины помещения в четвертой выписи сведений о государевом жалованье архимандриту и келарю (без указания имен) монастыря Саввы Освященного. В августе 1619 г. в Россию действительно приехал старец этого монастыря Софроний,140 который, также несколько задержавшись в Москве, очевидно, присутствовал вместе с патриархом Феофаном и его людьми на отпускной царской аудиенции 4 февраля 1620 г. и получил перечисленные в выписи ткани, меха и деньги. Ситуация повторилась в 1649 г., когда на территории Русского государства практически одновременно с патриархом Паисием появился, случайно или нет, архимандрит монастыря Саввы Освященного Неофит,141 который так же, как и возглавляв-

(1570-1638) avec la réforme. Paris, 2019. P. 157-158; Tchentsova V. Les Grecs à l'époque baroque entre Première, Seconde et Troisième Rome: perspectives des recherches dans les archives roumaines et moscovites (Le grand archimandrite Philothée, prolatin ou promoscovite?) (sous presse).

137 РГАДА. Ф. 89. Сношения России с Турцией. Оп. 1. 1622 г. № 2. Ч. 2. Л. 274, 275, 275а; Тимошина Л. А. «Белорусец Ондрюшка»... С. 448-449.

138См.: Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 1. С. 301-302.

139 См., например: Мейер М. С., Фаизов С. Ф. Письма переводчика османских падишахов Зульфикара-аги царям Михаилу Федоровичу и Алексею Михайловичу. 1640-1656. Турецкая дипломатия в контексте русско-турецких взаимоотношений. М., 2008. С. 17-18; Дело Т. Анкудинова [Текст]. Будапешт, 2011; Соловьев С. М. Сочинения в восемнадцати книгах. Кн. 5. С. 446-448, 583-587; Дубовик В. В. 1) Самозванец Тимофей Акиндинов и его рукописное наследие: язык и риторическая структура: Автореф. дис. ... канд. филолог. наук. М., 2000; 2) Об особенностях цитации в текстах Тимофея Акиндинова // ДРВМ. 2003. № 2 (12). С. 83-98; и др. работы этого автора; Сквайрс Е. Р., Григорьева Е. В. Латинские и немецкие тексты самозванца Лже-Шуйского II (Тимофея Анкидинова): Лингвистические аспекты проблемы подлинности // ДРВМ. 2002. № 3 (9). С. 29-42.

140 См.: Бантыш-Каменский Н. Н. Реестры греческим делам. С. 42.

141 См.: Там же. С. 98

ший эту обитель тридцать лет назад его предшественник, находился вместе с патриархом Паисием на отпускной аудиенции 6 мая 1649 г. и получил причитавшиеся ему материальные блага,142 что и могло повлечь появление в четвертой выписи указанных сведений. Однако отсутствие и в этом случае уточняющих помет дьяка А. Иванова не дает возможности понять, то ли приказные служители в точности руководствовались не потерявшими за тридцать лет своего значения количественными показателями, то ли вообще не принимали их во внимание как полностью устаревшие.

Что же касается размера использованных обладателем четвертого почерка столбцовых листов, то очевидно, что сначала он взял два полноразмерных листа — л. 282 — 41 х 15,5, л. 283 — 40 х 15,5, написав на каждом из них по 27 строк текста, оставив три и два пробела между отдельными фрагментами, соответственно, а затем закончил эту часть четвертой выписи на чуть меньшем по длине листе — л. 284 — 38,2 х 15,5, 25 строк и два пробела. Весь текст на этих листах написан в совершенно одинаковой манере, чуть более размашисто, чем это было обычно свойственно этому писцу, но без каких-либо следов попыток растянуть или сжать текст той или иной строки. С учетом того обстоятельства, что первые шесть строк на л. 282 занимает написанная в середине XVII в. и, безусловно, отсутствующая в столбце 1619-1620 годов преамбула с объяснением причин подготовки этой выписи, создается впечатление, что четвертый подьячий, получив распоряжение воспроизвести только роспись государева жалованья «на отпуске» без произносившихся во время прощальной аудиенции речей, стал после вводных слов спокойно переписывать не такой уж маленький по объему текста антиграф. Для работы он последовательно брал целые, удобные для использования столбцовые листы, по-видимому, не обращая особого внимания на их точное соответствие внешним параметрам листов из дела о приезде патриарха Феофана, а закончив письмо чуть выше нижнего края л. 284, сам, скорее всего, на два-три сантиметра обрезал этот лист. Видимо, цель операции состояла не в стремлении к экономии бумаги (да и как можно было бы использовать такую узкую полоску?), а в необходимости воспрепятствовать попыткам написать в дальнейшем на свободном пространстве две-три строки текста с содержащимися в нем, возможно, ложными или недостоверными сведениями.

Сложнее объяснить появление в подготовленной не позднее 5 мая 1649 г. выписи ее второй части — читающихся на л. 285 сведений, где перечисляется государево жалованье, полученное Феофаном Иеру-

142 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 375-376.

салимским «на поставление великого государя святейшего патриарха Филарета Никитича Московского и всеа Русии . как он был у стола». Само выражение «у стола» показывает, что речь идет не об отпускной аудиенции, а о некоей, предшествующей ей торжественной церемонии, и как будто намекает на состоявшийся 1 июля 1619 г. обед (Приложение, № 2. Л. 161-166). Однако упоминание в четвертой выписи не патриаршего, а царского жалованья и тот факт, что «стол» состоялся сразу же после поставления Филарета Никитича 24 июня 1619 г., а не через несколько дней, делает такое предположение неправдоподобным. На самом деле речь, очевидно, идет о состоявшемся действительно 24 июня царском «столе» в Грановитой палате, куда Михаил Федорович, помимо своего отца, «звал . хлеба есть и патриарха иеросалимского Феофана»143 и где поднес ему указанные на л. 285 дары. Разумеется, что имевшее место более чем за семь месяцев до отпускной аудиенции пожалование никак не относилось к отъезду патриарха Феофана в феврале 1620 г. и ни при каких обстоятельствах не могло служить практическим ориентиром для Алмаза Иванова, так как предполагать возможность подобной ситуации в мае 1649 г. у посольского дьяка не было никаких оснований — патриарх Иосиф в это время благополучно занимал московскую первосвятитель-скую кафедру и продолжал оставаться на ней до 14 апреля 1652 г.144 Цель воспроизведения этой росписи в 1649 г. состояла, по всей вероятности, в необходимости для приказных служителей середины XVII в. знать в денежном выражении общую сумму полученного Феофаном Иерусалимским «на поставление. у стола», чтобы потом соединить ее с такой же оценкой жалованья на отпуске и иметь представление о полученной патриархом Феофаном царской милости в период 24 июня 1619 г. — 4 февраля 1620 г. в целом.

Текст росписи государева жалованья «у стола» был написан обладателем четвертого почерка в той же самой, что и л. 282-284, манере на листе размером 32,5 х 15,5 (19 строк и четыре пробела). Трудно сказать, до какой степени этот лист из четвертой росписи воспроизводил внешний вид листа из столбца 1619-1620 годов. Очевидно, что в деле о приезде патриарха Феофана описание царского обеда не ограничивалось только этой росписью, а, скорее всего, включало в себя несколько фрагментов с описанием приглашения иерусалимского владыки в Грановитую палату и церемонии его приема там. Поэтому точно определить, как именно в этом комплексе была расположена

143 Дворцовые разряды. Т. 1. С. 405-406.

144 О нем см. (с указанием библиографии): Опарина Т. А., Шамин С. М. Иосиф // ПЭ. Т. 25. М., 2011. С. 594-601.

роспись жалования, нельзя. По-видимому, четвертый подьячий, независимо от местоположения этого документа в деле о приезде патриарха Феофана, начал сознательно писать текст с первой строки на л. 285, а закончив его, как и ранее, обрезал лист, отбросив полоску бумаги размером примерно 9 х 15,5 см, чтобы не допустить постороннего вмешательства.

Однако не стоит думать, что в столбце 1619-1620 годов документы об отпускной аудиенции (л. 282-284) и выданном «у стола» «на по-ставленье» Феофану Иерусалимскому государевом жалованье (л. 285), как ранее подборки, касающиеся царской аудиенции 13 апреля 1619 г. и обеда у патриарха Филарета Никитича 1 июля этого же года (см. Приложение, № 2), действительно находились вместе. Доказательством служат открывающие оба микрокомплекса вводные слова «В прошлом во 127-м году приезжал.» (л. 282) и «Во 127-м году на поставление...» (л. 285), совершенно не требовавшиеся при следовании этих документов в деле о приезде патриарха Феофана друг за другом. Кроме того, в столбце 1619-1620 годов между относящимися к 24 июня 1619 г. и 4 февраля 1620 г. материалами, бесспорно, находилось множество других документов, в частности, те же, указанные выше комплексы, связанные с обедом у патриарха Филарета 1 июля 1619 г. (Приложение, № 2. Л. 161-166) или поездкой в Троице-Сер-гиев монастырь в июле этого же года (Приложение, № 3. Л. 252-261), не говоря уже о так или иначе отразившихся в приказном делопроизводстве различных челобитных, поданных на протяжении этих семи месяцев пребывания в столице иерусалимского духовенства.

Таким образом, в подготовленную не позднее 5 мая 1649 г. четвертую выпись вошли два, заимствованные из совершенно разных мест столбца о приезде патриарха Феофана в 1619-1620 годах документа:

1. 1620 г. около февраля 4. — Роспись полученного патриархом Феофаном и сопровождавшими его людьми государева жалованья на отпускной царской аудиенции 4 февраля 1649 г. (л. 282-283; частичная копия документа);

2. 1619 г. около июня 24. — Роспись полученного иерусалимским патриархом Феофаном государева жалованья во время торжественного «стола», состоявшегося у царя Михаила Федоровича 24 июня 1619 г. (л. 285; частичная копия документа).

Следующее обращение к делу о приезде патриарха Феофана состоялось после отпускной аудиенции 6 мая 1649 г. у царя Алексея Михайловича иерусалимского патриарха Паисия II.145 Сразу после встречи

145 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 331-351.

с царем, шестого же мая, Паисий Иерусалимский направил в Посольский приказ письмо на имя Алексея Михайловича с просьбой не отбирать «пожалованье» дворецкого, кн. А. М. Львова,146 8 мая он обратился с четырьмя письмами к четырем адресатам — царице Марии Ильиничне, царевнам Ирине, Анне и Татьяне Михайловнам — с просьбами о милостыне ризами и церковными сосудами,147 а 9 мая — к царю с ходатайством о выдаче обещанной на отпускной аудиенции милос-тыни.148 Оставляя в стороне вопрос о причинах возникновения подобных обращений к самым различным по своему положению людям, в том числе, к 13-летней царевне Татьяне,149 так как в памяти от 5 мая 1649 г. в Сибирский приказ боярину кн. А. Н. Трубецкому и дьяку Г. Протопопову предписание о выдаче денег уже содержалось — «государева жалованья на милостину и на окуп святому и животворящему Гробу Господню собольми на четыре150 тысячи рублев, а дати ему (патриарху Паисию. — Л. Т.) те соболи на отпуске завтра, маия в 6 день»,151 отметим, что все эти письма заставили служителей Посольского приказа подготовить очередную выпись «в доклад» (Приложение, № 5. Л. 364-365), где, с одной стороны, была подсчитана общая сумма уже полученного Паисием государева жалованья — 702 рубля 3 алтына 5 денег (л. 364), а с другой — приведены примеры из прошлого о таких же выплатах патриарху Феофану, чтобы, по-видимому, дать возможность вышестоящим властям сравнить эти суммы и оценить справедливость просьб находившегося в мае 1649 г. в Москве следующего иерусалимского патриарха.

Весь текст пятой выписи, занимающей всего два листа, выполнен одним подьячим, обладателем первого почерка, тем самым, кто ранее, в конце января 1649 г. в первой, подготовленной в Посольском приказе выписи из дела о приезде патриарха Феофана изложил его расспросные речи, пересказал основное содержание грамоты тульским воеводам и дословно воспроизвел текст наказа «дорожному» приставу В. Полтеву (Приложение, № 1. Л. 61-62, 64, 66-68). Однако особен-

146 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 356.

147 Там же. Л. 357-362.

148 Там же. Л. 363.

149 О датах рождения дочерей Михаила Федоровича см.: Козляков В. Михаил Федорович. С. 344.

150 Рукой справного подьячего Ивана Плакидина исправлено из: три.

151 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 366. Следовательно, русские власти были твердо намерены выдать иерусалимскому патриарху меха на довольно большую сумму, а причиной появления обращений Паисия Иерусалимского могла стать небольшая временная задержка, возможно, связанная с подготовкой в Сибирском приказе необходимого количества достаточно дорогих — от 50 до 230 рублей за сорок (Там же. Л. 367-368) — соболей.

ность его работы в мае 1649 г. заключалась в том, что пятая выпись не содержит ни полных или частичных копий, ни изложения содержания документов из дела 1619-1620 годов. В нее включены только почерпнутые на разных листах столбца тридцатилетней давности конкретные сведения о полученном патриархом Феофаном от разных лиц во время официальных церемоний или личных встреч жалованье (в денежном выражении):

1. от царя Михаила Федоровича «на приезде» — 357 рублей 50 копеек, на поставлении московского патриарха — 377 рублей, «на отпуске» — 281 рубль 22 алтына;

2. от патриарха Филарета Никитича «у стола» — 297 рублей 50 копеек, на отпуске — 196 рублей;

3. от старицы иноки Марфы Ивановны 180 рублей;

4. после поставления с царского и патриаршего мест сукон и атласов на 424 рубля с полтиною.

Общая стоимость всех подношений по подсчету, очевидно, этого же подьячего, писца основного текста пятой выписи, составила 2114 рублей 5 алтын 2 деньги, что действительно составляет сумму всех перечисленных выше денежных средств. Из каких же документов, не копируя и не воспроизводя их содержание, обладатель первого почерка мог взять эти сведения? Очевидно, что величина первого царского пожалования в 357 рублей 50 копеек могла быть почерпнута из материалов, связанных с аудиенцией «на приезде» Феофана Иерусалимского у Михаила Федоровича. Однако в воспроизведенном во второй выписи описании этой церемонии, которое, на наш взгляд, представляет собой полную копию (текст и внешний вид) листов из столбца 1619-1620 годов, указана только общая сумма денежной выплаты — 200 рублей (Приложение. № 2. Л. 156), а стоимость полученных патриархом Феофаном мехов, дорогих тканей и серебряного кубка отсутствует. Следовательно, подьячий 1649 г. должен был позаимствовать эти данные из других документов, по-видимому, из прилагавшихся к посылаемым в Посольский приказ вещам памятям из располагавших таким имуществом учреждений — Сибирского и Казенного приказов, где, по всей вероятности, была указана стоимость отдельных вещей. Сумма в 377 рублей «на поставленье» действительно обозначена в росписи государева жалованья, данного восточному патриарху в ходе обеда у царя в Грановитой палате 24 июня 1619 г. (Приложение, № 4. Л. 285). Полученная «на отпуске» сумма — 281 рубль 22 алтына — также имеется в подготовленной в Посольском приказе не позднее 5 мая 1649 г. выписи из дела о приезде патриарха Феофана (Приложение, № 4. Л. 282). Что же касается подарков от московского патриарха, то в скопированном в столбце 1649 г. описании церемонии обеда 1 июля 1619 г. Феофана Иерусалимского у Фила-

рета Никитича, как и в случае с царским пиршеством, указана сумма полученных восточным владыкой денег (150 рублей) и описаны все такие же по своему ассортименту ценные ткани, изделия из серебра и меха (Приложение. № 2. Л. 165), но без обозначения их стоимости, то есть обладатель первого почерка и в этом случае использовал для подсчета общей суммы патриаршего пожалования какие-то иные документы, по всей вероятности, аналогичные памяти из Казенного и Сибирского приказов. В столбце 1649 г. нет выписей и из документов, связанных с отпускной аудиенцией иерусалимского патриарха у патриарха Филарета, когда Феофан получил 196 рублей, и с посещением матери царя Михаила Федоровича, иноки Марфы Ивановны, одарившей восточного первосвятителя 180 рублями. Следовательно, эти сведения могли быть позаимствованы из не менее чем двух документов Посольского приказа, которые имелись в свитке 1619-1620 годов, но не заинтересовали приказных служителей через тридцать лет. Причина проста — в 1649 г., как уже неоднократно подчеркивалось, финансовые вопросы, связанные со взаимоотношениями московского патриарха Иосифа с Паисием Иерусалимским, решались уже не светскими служителями и подарки черпались не из государевой казны, а мать царя Алексея Михайловича, встреча с которой при других обстоятельствах могла бы предполагаться, умерла, как известно, 18 августа 1645 г.152

Таким образом, содержание пятой выписи показывает, что в столбце с делом о приезде патриарха Феофана 1619-1620 годов, помимо использованных в предыдущих четырех выписях в том или ином виде материалов, находились, по меньшей мере, еще шесть документов — по две памяти из Сибирского и Казенного приказов и два описания — отпускной аудиенции у патриарха Филарета и приема у инокини Марфы Ивановны, к которым, возможно, стоит добавить точно такие же памяти из этих приказов, в случае, если ассортимент даров московского патриарха и матери Михаила Федоровича совпадал с царскими, а в описаниях указанных церемоний отсутствовали их стоимостные показатели. В таком случае, к указанным шести документам

152См., например: Кошелева О. Е. Лето 1645 г.: смена лиц на российском престоле // Казус. Вып. 2. М., 1999. С. 162, 164; Козляков В. Царь Алексей Тишайший. М., 2018. С. 645.

В целом, приведенные в 1649 г. в пятой выписи цифры несколько отличаются (в меньшую сторону) от описания государева и патриаршего жалования патриарху Феофану в выписи в деле о приезде архимандрита Кирилла из столбца 1625-1626 годов (РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5. Л. 145-149; Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2. С. 22-23, примеч. 2). Причина, по-видимому, заключается в разных критериях подсчетов, где учитывалась или, наоборот, игнорировалась стоимость тех или иных видов жалованья — серебряная посуда, ткани, меха.

следует добавить еще четыре. Показательно, что вся пятая выпись написана обладателем первого почерка на двух совершенно одинаковых по размеру и с одним и тем же количеством строк листах: л. 364 — 40 х 15,5, 24 строки и пять пробелов; л. 365 — 40 х 15,5, 24 строки и пять пробелов. А такая палеографо-кодикологическая характеристика еще раз доказывает, что при повседневной приказной работе, связанной с простым написанием, без каких-либо привходящих требований, конкретного текста, подьячий использовал обычные целые столбцовые листы.

Пятая выпись, в отличие от других, вполне соответствует своему названию — «в доклад»: по лицевому сставу л. 364 и 365 и на нижнем поле л. 365 читается написанное рукой дьяка А. Иванова монаршее распоряжение от 9 мая 1649 г. о выдаче иерусалимскому патриарху Паисию милостыни и «на искупление живодавнова Гроба Господня» из Сибирского приказа соболей на 4000 рублей. Следовательно, этот небольшой по объему документ был действительно прочитан, чем, скорее всего, и объясняется его краткость, царю, и сам Алексей Михайлович еще раз подтвердил уже содержавшееся в отправленной из Посольского в Сибирский приказ памяти от 5 мая 1649 г. распоряжение. Совпадение же даты обращения Паисия Иерусалимского к царю с просьбой о выдаче предусмотренной отпускной аудиецией милостыни — 9 мая 1649 г.153 — с датой состоявшегося в этот же день царского приговора позволяет установить, что и пятая выпись была подготовлена в этот же день, девятого мая, трудом первого подьячего, который для выполнения подобного задания непременно имел в своем распоряжении столбец 1619-1620 годов, свободно ориентировался в находившихся в этом свитке документах и, кроме того, неплохо считал.

Последний раз документы из дела о приезде патриарха Феофана привлекли внимание служителей Посольского приказа в 1649 г. в связи с подготовкой отъезда его преемника, патриарха Паисия II, из Москвы весной этого же года. 9 мая 1649 г. из Посольского приказа в Казенный все тем же казначею Б. М. Дубровскому и дьякам Г. Панкратьеву и З. Онофриеву154 и в Большой приход думному дворянину Борису Федоровичу Нарбекову155 и дьякам Ивану Патри-

153 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 363.

154 Там же. Л. 375-376.

155 Там же. Л. 377-378. Заметим попутно, что чуть более чем через месяц после подготовки этой памяти, 21 июня 1649 г., к Б. Ф. Нарбекову как руководителю Большого прихода присоединился боярин кн. Иван Никитич Хованский, находившийся в этом учреждении до 29 марта 1652 г. (Богоявленский С. К. Московский приказной аппарат. С. 53-54; Лисейцев Д. В., Рогожин Н. М., Эскин Ю. М. Приказы

кееву156 и Артемию Хватову157 были направлены памяти о государеве жалованье в денежном и вещевом выражении после отпускной ауди-

Московского государства. С. 49). Автор недавно вышедшей биографии князя в самом общем виде и чрезвычайно кратко отметил его службу: «Иван Никитич с 1649 по 1652 г. возглавлял приказ Большого прихода и ему поручили около 1 октября 1650 г. выдавать из казны награды участникам событий», имея в виду участников подавления Псковского восстания 1650 г. (Эскин Ю. М. Иван Никитич Хованский. М., 2020. С. 155) Однако исследователь, посвятив четверть своей работы (Там же. С. 101-156 (56 из 219 страниц основного текста)) описанию действий руководившего правительственными силами кн. И. Н. Хованского под Новгородом и Псковом, к сожалению, совершенно не обратил внимание на такое, чрезвычайно любопытное совмещение служебных обязанностей. Получается, что в 1650 г. И. Н. Хованский примерно полгода отсутствовал в столице, так как, получив 15 марта этого года указ «сыскати» про «тот воровской завод и междоусобье», он после 24 марта покинул Москву и вернулся обратно после присяги 24 августа 1650 г. части восставших псковичей официальным властям, по-видимому, в середине-конце сентября 1650 г., почему и управлять все это время порученным ему приказом никак не мог. Если же обратить внимание на хронологию предшествовавших появлению кн. И. Н. Хованского в приказе Большого прихода событий — царский указ от 30 октября 1648 г. о возвращении его из суздальской вотчины в Москву, пожалование в бояре 1 апреля

1649 г. (см.: Эскин Ю. М. Иван Никитич Хованский. С. 96-98), то можно прийти к выводу, что назначение И. Н. Хованского в это государственное учреждение было своеобразным вознаграждением от царя Алексея Михайловича за случившуюся ранее, по его же распоряжению 22 августа 1645 г., опалу и сибирскую ссылку (Павлов А. П. Думные и комнатные люди. Т. 1. С. 669-670; Эскин Ю. М. Иван Никитич Хованский. С. 89-99).

О событиях Новгородского и Псковского восстаний и участии в них кн. И. Н. Хованского см. также: Тихомиров М. Н. Классовая борьба в России XVII в. М., 1969. С. 23-169, 234-396; «Мятежное время». Следственное дело о новгородском восстании

1650 года. СПб.; Кишинев, 2001 (рецензию на эту публикацию см.: Тимошина Л. А. Новая публикация документов о новгородском восстании 1650 года // ОФР. Вып. 6. М., 2002. С. 270-298).

156 С. К Богоявленский указал время работы дьяка И. Патрикеева в приказе Большого прихода с 24 апреля 1648 г. по 19 января 1652 г., что соответствует дате памяти от 9 мая 1649 г. (Богоявленский С. К. Приказной аппарат. С. 53-54; Лисей-цев Д. В., Рогожин Н. М., Эскин Ю. М. Приказы Московского государства. С. 49). В справочнике С. Б. Веселовского с оговоркой, что речь, возможно, идет о двух лицах, отмечено, что с 26 ноября 1648 г. по октябрь 1651 г. И. Патрикеев работал в приказе Сыскных дел вместе с боярином Ю. А. Долгоруким (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. С. 400), по данным Н. Ф. Демидовой — И. Патрикеев дьяк в приказе Большого прихода только в 1649-1650 годах (Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России. С. 425).

157 Дьяк приказа Большого прихода с 7 декабря 1648 г. по 30 сентября 1652 г. (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие XV-XVII вв. С. 554), с 19 декабря 1648 г. по 21 января 1653 г. (Богоявленский С. К. Приказной аппарат. С. 53-54; Лисей-цев Д. В., Рогожин Н. М., Эскин Ю. М. Приказы Московского государства. С. 49), по данным Н. Ф. Демидовой — А. Хватов дьяк в приказе Большого прихода только в 1649-1650 годах (Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России. С. 425).

енции сопровождавшим Паисия людям, а в Ямской приказ — о даче их «московскому» приставу кн. Е. Мышецкому подвод «для государева» дела,158 то есть для сопровождения в обратный путь иерусалимского патриарха и его свиты. Следовательно, к этому моменту вопрос об их отъезде был предварительно решен и оставалось уточнить только некоторые детали, касавшиеся материального снабжения представителей Христианского Востока в дороге, почему в столбце 1649 г. после указанных отпусков памятей следует довольно пространная выпись (Приложение. № 6. Л. 384-391), начинающаяся словами «Доложити государю.», на основании сведений которой царь Алексей Михайлович и должен был вынести свое решение об их путевом обеспечении до пограничного Путивля. После нее в этом же столбце находится память от 10 мая 1649 г. дворецкому боярину кн. А. М. Львову и дьякам И. Федорову, Д. Дерябину и С. Богданову о выдаче отъезжающим рыбы, хлеба, меда и вина,159 что позволяет установить время подготовки шестой выписи — 9-10 мая 1649 г.

Весь основной текст шестой выписи написан одним подьячим, все тем же обладателем четвертого почерка, который полностью оформил четвертую же выпись и принимал значительное участие в подготовке почти всех других. В ходе работы он допустил одну, сразу же поправленную им самим описку: исправил слово «архимаритом» из «архи-мариту» (л. 386). Он же написал занимающую почти весь лист преамбулу (л. 384). Никаких замечаний справного подьячего И. Плакидина в выписи нет: то ли он вообще не сверял вновь получившийся текст с антиграфом, то ли не заметил никаких ошибок. Второе предположение, учитывая постоянную работу обладателя четвертого почерка с документами из столбца о приезде патриарха Феофана, большой объем переписанных им листов и уменьшающееся от выписи к выписи количество допущенных ошибок, свидетельствующее о все возраставшем опыте его работы со старыми документами, выглядит предпочтительнее. Тем не менее, на левых полях листов с росписью различных дорожных припасов читаются привычные уточняющие пометы дьяка А. Иванова. Впрочем, сохранение в 1649 г. кормового содержания на пути от Москвы до Путивля иерусалимского патриарха со свитой или его изменение по сравнению с 1620 г. в ту или другую сторону отмечено не везде. Исправления имеются в росписи посланной из Москвы «про патриарха рыбы в запас» (л. 387) и отправленных «з Дворца» «про патриарха ... в дорогу» хлеба, меда и вина (л. 388). При этом, из 15 сделанных рукой А. Иванова помет пять, относящиеся к рыбе, икре и хлебу, подтверждают тот же самый вид

158 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 372.

159 Там же. Л. 397.

и количество припасов, что и полученное тридцатью годами ранее, остальные корректируют объем выдаваемого, на первый взгляд, в меньшую сторону: вместо трех ведер меда вишневого — два, пяти ведер черничного — три. Однако, если к указанным в основном тексте росписи напиткам прибавить написанные А. Ивановым на левом поле «3 ведра квасу паточного, 3 ведра меду паточного», то получится, что в 1620 г. патриарху Феофану причиталось 10 ведер, а патриарху Паисию — 13, то есть никакого уменьшения в действительности не было.

Причины выборочной корректировки данных 1620 г. дьяком А. Ивановым в 1649 г., как и отсутствия правки старшего подьячего, не очевидны. Возможно, количество и ассортимент предназначенных патриарху Паисию и сопровождавшим его людям на дорогу припасов по большинству показателей совпадали с аналогичными, определенными ранее величинами или, наоборот, организация проводов в мае 1649 г. была принципиально иной. Внести ясность могло бы сравнение содержащихся в столбце о приезде и пребывании в Москве Паисия Иерусалимского росписей действительно выданного ему и свите на обратный путь поденного корма и питья и необходимых запасов продовольствия с текстом шестой выписи, но проведение подобных конкретных исследований выходит за рамки данной статьи.

Возвращаясь к палеографо-кодикологическому анализу шестой выписи, заметим, что хорошо знакомое по другим выписям построчное перечисление всех видов продовольственных запасов позволяет прийти к тому же самому, не раз повторявшемуся выше выводу о полном копировании 9-10 мая 1649 г. подьячим, обладателем четвертого почерка, текста росписей из столбца 1619-1620 годов. И этот исходный текст, несмотря на имеющиеся, как будто отдельные заголовки — «З Дворца» (л. 385), «Да с Москвы ж послано.» (л. 387), «Да из Большого приходу архимаритом и архидиякону ... дано корму» (л. 389), являл собой единый, довольно большой документ, приложенный в 1620 г., по всей вероятности, к представленному в шестой выписи в кратком пересказе наказу посланным для сопровождения патриарха Феофана и его людей от Москвы до Путивля приставу, дворянину Ивану Можарову160 и переводчику Ивану Селунскому161 (л. 385).

160 В учетной документации служилых людей первой половины — середины XVII в. известны два человека с такими именем и фамилией: Иван Иванович Можаров, упоминавшийся в боярских списках и книгах 1626-1639 годов («Подлинные» боярские списки. С. 74, 169, 244, 305, 387, 436, 496, 519; Боярская книга 1639 года. С. 131), и Иван Кондратьевич Можаров, отмеченный в 1658 г. как умерший (Боярская книга 1658 года. С. 181).

161 Речь идет об Иване Дмитриеве сыне Селунском, который, по мнению З. Е. Обор-невой, был определен «в качестве постоянного переводчика к Феофану» (Оборнева З. Е.

Для подготовки шестой выписи подьячий, обладатель четвертого почерка, использовал листы следующего размера: л. 384 — 35,5х15,5,

24 строки и три пробела; л. 385 — 38,5х 15,5, 24 строки и четыре пробела; л. 386 — 39,5-15,5, 25 строк и три пробела; 387 — 39 х 15,5,

25 строк и три пробела; л. 388 — 39,5 х 15,5, 25 строк и три пробела; л. 389 — 39,5 х 15,5, 25 строк и три пробела; л. 390 — 40,0 х 15,5, текст росписи, связанной с отъездом патриарха Феофана занимает девять верхних строк, всего на листе 25 строк и три пробела.

К сожалению, указанные, практически одинаковые размеры, кроме л. 384, использованных писцом основного текста листов не позволяют однозначно сказать, хотел ли он воспроизвести, помимо текста, и внешний вид антиграфа. С одной стороны, несколько более короткий, во всей видимости, обрезанный л. 384 свидетельствует о стремлении обладателя четвертого почерка разграничить написанную им только что преамбулу с подробным изложением потребовавших подготовки шестой выписи причин и более ранние документы. С другой — наказ или пусть даже указная память приставу И. Можарову вряд ли занимала в столбце 1619-1620 годов всего 13 строк, как на л. 385 выписи, поэтому полагать, что роспись предоставленного патриарху Феофану «з Дворца» поденного корма в дороге в антиграфе действительно начиналась с 14-й строки соответствующего листа, кажется опрометчивым. Допустимо, конечно, думать, что этот наказ или указная память И. Можарову в деле о приезде патриарха Феофана, покрывая пространство более чем одного листа, заканчивалась теми же 13-ю строками текста, а затем следовали несколько росписей. В таком случае, четвертый подьячий, подогнав в 1649 г. изложение наказа приставу под необходимое количество строк, далее стал полностью копировать антиграф. Однако такое предположение, базирующееся сразу на нескольких, не поддающихся проверке допущениях, также представляется маловероятным. Кроме того, наблюдающаяся на л. 385-390 единообразная ритмичность письма, хотя на столбцовых листах никаких следов разлиновки не наблюдается, — 24 или 25 строк и четыре или три пробела, соответственно — скорее, говорит о привычной именно для этого приказного служителя манере письма, чем о его стремлении к обязательному точному воспроизведению ориги-

Переводчики с греческого языка. С. 77). Однако участие Ивана Селунского в проводах иерусалимского патриарха зимой 1620 г. до Путивля исследовательница не отметила, очевидно, потому, что использованная ею для получения указанных сведений челобитная переводчика датирована гораздо более ранним временем — 30 августа 1619 г. (дело по этой челобитной см.: РГАДА. Ф. 141. Приказные дела старых лет. Оп. 1. 1619 г. № 5. Л. 29-31), сведения же шестой выписи из дела о приезде патриарха Феофана в монографии не использовались.

нала. Такой способ работы косвенным образом подтверждает высказанное выше предположение, что справной подьячий И. Плакидин в данном случае, по-видимому, вообще не занимался, полагаясь на приобретенный четвертым подьячим опыт, сверкой двух текстов, а для дьяка А. Иванова главной по-прежнему оставалась возможность удобно писать на полях свои уточняющие пометы.

Таким образом, оформленная в дни 9-10 мая 1649 г. шестая выпись включает в себя два документа:

1. 1620 г. февраля после 4. — Наказ (наказная память) посланным для сопровождения иерусалимского патриарха Феофана со свитой до Путивля дворянину И. Можарову и переводчику И. Селунскому (л. 385; пересказ содержания документа);

2. 1620 г. февраля после 4. — Роспись продовольствия и напитков, предназначенных иерусалимскому патриарху Феофану и сопровождающим его людям в дорогу от Москвы до Путивля (л. 385-390; копия текста документа).

*

Подводя итог проведенному выше анализу использования материалов дела о приезде в Россию иерусалимского патриарха Феофана III Каракалла во время такого же визита его преемника на иерусалимской патриаршей кафедре Паисия II в 1649 г. необходимо отметить, что приказные служители несколько раз обращались к хранившемуся в архиве Посольского приказа столбцу 1619-1620 годов. Причиной активного использования в 1649 г. документов из этого свитка являлась практическая потребность получить пусть и требующие уточнения в соответствии со сложившимися через тридцать лет жизненными реалиями сведения о деталях проведения тех или иных торжественных церемоний, объемах и ассортименте поденного обеспечения прибывших в пути и во время пребывания в русской столице, различных видах государева жалованья вкупе, очевидно, со стремлением приказных чиновников следовать уже сложившейся, по их мнению, традиции приема в Москве высших представителей восточного духовенства.

Всего на протяжении конца января — начала мая 1649 г. в Посольском приказе были подготовлены шесть выписей из дела о приезде патриарха Феофана:

I. 1649 г. января 21-26. — Докладная выпись о приезде в Русское государство зимой 1619 г. иерусалимского патриарха Феофана со свитой и его встрече в Москве (Приложение, № 1. Л. 61-73);

II. 1649 г. января 29 — февраля 4. — Докладная выпись об аудиенции иерусалимского патриарха Феофана и сопровождающих его

лиц у царя Михаила Федоровича 13 апреля 1619 г. и торжественном обеде у патриарха Филарета 1 июля этого же года (Приложение, № 2. Л. 149-166);

III. 1649 г. февраля 4-22. — Докладная выпись о поездке в июле 1619 г. иерусалимского патриарха Феофана и сопровождавших его людей в Троице-Сергиев монастырь (Приложение, № 3. Л. 252-261);

IV. 1649 г. не позднее мая 5. — Выпись «на пример» о полученном иерусалимским патриархом Феофаном со свитой, архимандритом и келарем монастыря Саввы Освященного государевом жалованье на отпускной аудиенции у царя Михаила Федоровича 4 февраля 1620 г. и патриархом во время царского обеда «на поставление» патриарха Филарета Никитича 24 июня 1619 г. (Приложение, № 4. Л. 282-285);

V. 1649 г. мая 9. — Докладная выпись об общей сумме пожалований, полученных иерусалимским патриархом Феофаном в 16191620 годах от царя Михаила Федоровича, патриарха Филарета Никитича и старицы Марфы Ивановны (Приложение, № 5. Л. 364-365);

VI. 1649 г. мая 9-10. — Докладная выпись о количестве предоставленного иерусалимскому патриарху Феофану в дорогу от Москвы до Путивля и от Путивля до Чернигова или Киева поденного корма и питья и запасных съестных припасов (Приложение, № 6. Л. 384390).

Всего в оформленных приказными служителями середины XVII в. справочных материалах были в той или иной форме использованы двадцать два документа из столбца 1619-1620 годов:

Первая выпись:

№ 1. 1619 г. января не позднее 24. — Расспросные речи в тульской воеводской избе иерусалимского патриарха Феофана и сопровождавших его лиц (л. 61-62; изложение содержания);

№ 2. 1619 г. января 24. — Указная память о подготовке грамоты к тульским воеводам Г. А. Плещееву и Ю. В. Вердеревскому о встрече и размещении в городе Феофана Иерусалимского и его свиты, даче им поденного корма и питья (л. 64; изложение содержания);

№ 3. 1619 г. января не ранее 24. — Указная память о назначении в приставы на дорогу до Москвы к иерусалимскому патриарху Феофану смольянина В. И. Полтева (л. 64, 66; изложение содержания);

№ 4. 1619 г. января не ранее 24. — Наказ приставу В. И. Полтеву (л. 66-68; полная копия документа);

№ 5. 1619 г. января не ранее 24. — Роспись посланных Феофану Иерусалимскому с приставом В. И. Полтевым «в почесть» вяленой рыбы и медов из приказа Большого дворца и шуб (л. 63, 65; полная копия документа);

№ 6. 1619 г. января не ранее 24. — Грамота тульским воеводам Г. А. Плещееву и Ю. В. Вердеревскому об отпуске Феофана Иеруса-

лимского и сопровождавших его людей из Тулы и даче им подвод, денежного содержания и питья до Москвы (л. 65; изложение содержания);

№ 7. 1619 г. января не ранее 24. — Указная память о назначении кн. В. П. Козловского «московским» приставом и служилых людей для встречи Феофана Иерусалимского в столице (л. 69; изложение содержания);

№ 8. 1619 г. января не ранее 24. — Наказ кн. В. П. Козловскому (л. 69-71; полная копия документа);

№ 9. 1619 г. января не ранее 24. — Приказная запись о встрече Феофана Иерусалимского со свитой в Москве (л. 71; изложение содержания);

№ 10. 1619 г. января не ранее 24. — Роспись поденного корма, питья, фуража лошадям и дров, предназначенных для выдачи Феофану Иерусалимскому и сопровождавшим его людям во время их пребывания в Москве (л. 72-73; полная копия документа);

Вторая выпись:

№ 11. 1619 г. апреля не ранее 13. — Запись церемонии аудиенции Феофана III Каракалла у царя Михаила Федоровича, включая совместное торжественное богослужение русского духовенства и иерусалимского патриарха (л. 150-159; полная копия документа);

№ 12. 1619 г. апреля не ранее 13. — Роспись государева жалованья из Казенного приказа сопровождавшим Феофана Иерусалимского на аудиенции людям (л. 160; полная копия документа);

№ 13. 1619 г. июля не ранее 1. — Запись церемонии торжественного обеда иерусалимского патриарха Феофана у московского патриарха Филарета Никитича 1 июля 1619 г. (л. 161-163; полная копия документа);

№ 14. 1619 г. июля не ранее 1. — Роспись даров от иерусалимского патриарха Феофана московскому патриарху Филарету Никитичу (л. 164-166; полная копия документа);

Третья выпись:

№ 15. 1619 г. июля 20. — Грамота в Троице-Сергиев монастырь с описанием церемонии приема там иерусалимского патриарха Феофана со свитой и перечнем предназначенных им даров (л. 252-255, изложение содержания с частичным копированием текста документа);

№ 16. 1619 г. не ранее июля 20. — Отписка властей Троице-Сер-гиева монастыря с сообщением об отсутствии у них серебряных сосудов (л. 256, изложение содержания);

№ 17. 1619 г. после июля 20. — Грамота в Троице-Сергиев монастырь с распоряжением заменить или купить в Москве недостающие для подарков иерусалимскому духовенству предметы (л. 256-257, изложение содержания);

№ 18. 1619 г. после июля 20. — Роспись преподнесенных в Троице-Сергиевом монастыре иерусалимскому патриарху Феофану и сопровождающим его людям даров (л. 257-261, копия текста документа);

Четвертая выпись:

19. 1620 г. около февраля 4. — Роспись полученного патриархом Феофаном и сопровождавшими его людьми государева жалованья на отпускной царской аудиенции 4 февраля 1620 г. (л. 282-283; копия текста документа);

20. 1619 г. около июня 24. — Роспись полученного иерусалимским патриархом Феофаном государева жалованья во время торжественного «стола» у царя Михаила Федоровича, состоявшегося 24 июня 1619 г. в Грановитой палате (л. 285; копия текста документа);

Шестая выпись:

21. 1620 г. февраля после 4. — Наказ (наказная память) посланным для сопровождения иерусалимского патриарха Феофана со свитой до Путивля дворянину И. Можарову и переводчику И. Селунскому (л. 385; изложение содержания);

22. 1620 г. февраля после 4. — Роспись продовольствия и напитков, предназначенных иерусалимскому патриарху Феофану и сопровождающим его людям в дорогу от Москвы до Путивля (л. 385-390; копия текста документа).

Для реконструкции материалов дела о приезде иерусалимского патриарха Феофана чрезвычайно важно, что, как показывает проведенный палеографо-кодикологический анализ, восемь имеющихся в столбце 1649 г. документов — наказы «дорожному» приставу В. И. Полтеву, «московскому» приставу кн. В. П. Козловскому, записи аудиенции у царя Михаила Федоровича 13 апреля 1619 г. и обеда у патриарха Филарета 1 июля 1619 г., четыре различных росписи (№ 4, 5, 8, 10-14) — представляют собой полные копии документов из столбца 1619-1620 годов, где были не только дословно переписаны соответствующие тексты, но и точно воспроизведен с учетом расположения строк, имеющихся пробелов и размеров использованных листов внешний вид считающихся в настоящее время полностью утраченными рукописей. Такой способ работы был обусловлен необходимостью обеспечить справному подьячему И. Плакидину возможность быстро, положив рядом идентичные и по содержанию, и по форме листы двух столбцов, сверить точность воспроизведения антиграфов тридцатилетней давности, а дьяку Алмазу Иванову — делать на полях напротив каждого конкретного пункта росписей государева жалованья и поденного корма уточняющие пометы, связанные с реальными хозяйственно-экономическими условиями, сложившимися в 1649 г.

Пять документов — росписи подарков в Троице-Сергиевом монастыре, государева жалованья на обеде 24 июня 1619 г. в Грановитой палате, на отпускной аудиенции 4 февраля 1620 г. и предназначенных на обратную дорогу продовольствия и напитков (№ 15, 18-20, 22) — представляют собой, без повторения внешней формы, копии имевшихся в столбце 1619-1620 годов текстов.

Оставшиеся девять документов (№ 1-3, 6, 7, 9, 16, 17, 21) являются пересказами содержания различного рода памятей, расспрос-ных речей и грамот.

Кроме того, как показывает текстологический анализ воспроизведенных в том или ином виде 22 документов, к ним необходимо добавить, как минимум, еще шесть — четыре памяти из Сибирского и Казенного приказов, описание приема Феофана Иерусалимского старицей Марфой Ивановной и его отпускной аудиенции у Филарета Никитича, без использования которых было бы невозможно подготовить изложенные в пятой выписи сводные данные об общей сумме полученного иерусалимским патриархом в 1619-1620 годах жалованье.

Таким образом, благодаря труду приказных служителей середины XVII в. можно говорить о 28 документах из дела о приезде иерусалимского патриарха Феофана, что отвергает имеющиеся в отечественной историографии суждения о почти полной утрате, кроме общих сведений о полученной милостыне и церемонии царской аудиенции «на приезде», материалов столбца 1619-1620 годов. Даже при бесспорной, по сравнению с общим возможным объемом дела о патриаршем приезде, неполноте представленные в столбце 1649 г. в виде полных копий, пересказа содержания или простого упоминания документы позволяют охарактеризовать наиболее значимые моменты пребывания Феофана Иерусалимского в России: обеспечение проезда восточного патриарха и сопровождавших его лиц от Тулы до Москвы зимой 1619 г., встреча и размещение иерусалимской делегации в русской столице, царская аудиенция 13 апреля 1619 г., обед у Михаила Федоровича в Грановитой палате 24 июня 1619 г., обед у московского патриарха Филарета Никитича 1 июля 1619 г., известная до сего дня только из Жития Дионисия Зобниновского поездка в Троице-Сергиев монастырь в июле 1619 г.,162 отпускная аудиенция у царя Михаила 4 февраля 1620 г. и сопровождение патриарха Феофана и его свиты на обратном пути от Москвы до Путивля. Кроме того, упоминаются, хотя и без особых подробностей посещение патриархом Феофаном матери царя, старицы Марфы Ивановны и отпускная ауди-

162См.: Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2. С. 27-28. Современную публикацию текста Жития см.: Библиотека литературы Древней Руси. Т. 14. СПб., 2016. С. 356-463.

енция у московского патриарха Филарета, впрочем, эти материалы как не относящиеся напрямую к делопроизводству Посольского приказа в подготовленное именно в этом учреждении дело о приезде патриарха Феофана могли и не входить. Все вместе взятое позволяет говорить, что в составленные в 1649 г. выписи были в том или ином виде включены важнейшие документы, составлявшие значительную часть столбца 1619-1620 годов, а вне внимания приказных служителей остались вспомогательные материалы — отпуски различных памятей и некоторых, в частности, проезжих грамот, возможно, поданные от имени иерусалимского патриарха или кого-то из его людей во время почти годового пребывания в Москве челобитные и связанные с их рассмотрением документы текущего делопроизводства.

Определенное значение история подготовки в 1649 г. выписей из столбца 1619-1620 годов имеет и для изучения механизмов приказного делопроизводства вкупе с работой отдельных служителей Посольского приказа различного ранга в середине XVII в. Как показывает палеографический анализ, над оформлением шести выписей трудились по случайному, скорее всего, совпадению шесть же подьячих, доля участия которых в переписывании листов антиграфа не была одинаковой:

— обладатель первого почерка написал л. 61, 62, 64, 66-68 (первая выпись), 158-160 (вторая выпись), 364-365 (пятая выпись), всего 11 листов;

— обладатель второго почерка — л. 63, 65 (первая выпись), всего два листа;

— обладатель третьего почерка — л. 69-71 (первая выпись), 260261 (третья выпись), всего пять листов;

— обладатель четвертого почерка — л. 72, 73 (первая выпись), 155-157, 164-166 (вторая выпись), 252-259 (третья выпись), 282-285 (четвертая выпись), 384-390 (шестая выпись), всего 27 листов;

— обладатель пятого почерка — л. 150-154 (вторая выпись), всего четыре листа;

— обладатель шестого почерка — л. 161-163 (вторая выпись), всего четыре листа.

Занимавшийся изучением состава служителей русского дипломатического ведомства А. В. Беляков на 1648/49 г., то есть на период, включавший в себя конец января — начало мая 1649 г., время подготовки всех росписей, отметил 20 «упоминаемых в документах» «молодых», «средних» и «старых» подьячих Посольского приказа.163 В таком случае получается, что к изготовлению шести выписей были привлечены, если к подьячим-писцам добавить справного подьячего

163 Беляков А. В. Служащие Посольского приказа. С. 43.

И. Плакидина, более трети (35%) всего наличного состава Посольского приказа в указанное время. Вряд ли стоит думать, что такое количество приказных людей в середине XVII в. было связано именно с «греческими делами».

С. А. Белокуров по положению на 1675 г. указал, что в одном по-вытье ведались французские, датские, турецкие и некоторые другие «восточные» дела, а «греческие приезды» было велено ведать в течение года четырем подьячим, по три месяца каждому.164 Следовательно, если исходить из этих данных, в январе-мае 1649 г. подготовкой документов, связанных с визитом Паисия Иерусалимского, в том числе и шести указанных выписей, должны были заниматься, учитывая сентябрьское начало года, двое подьячих: один в декабре 1648 г. — феврале 1649 г., другой — в марте — мае 1649 г. А. В. Беляков в посвященной работе судьей и подьячих этого учреждения главе, сосредоточив все свое внимание на вопросах общей численности приказных служителей, их социальном происхождении, материальном обеспечении и т. д., только несколькими строками отметил наиболее, по нашему мнению, существенное при характеристике любых «служащих» — сферу их непосредственных занятий, написав банальное, что молодые и средние подьячие «являлись основными исполнителями приказной работы», а «старые подьячие стояли во главе повытий».165 Гораздо больше конкретных сведений, относящихся именно к деятельности сотрудников Посольского содержится, на наш взгляд, в небольшой статье А. Г. Гуськова, отметившего, что во внешнеполитическом ведомстве круг обязанностей «во-первых, мог переходить ... от подьячего к подьячему; во-вторых, мог закрепляться за определенным человеком; в третьих, мог разделяться между несколькими служащими даже на период календарного года (поквартально)».166

Приведенные выше данные о писцах шести выписей позволяют говорить, что написавшие наименьшее количество — от двух до пяти — листов обладатели второго, третьего, пятого и шестого почерков были, судя по всему, привлеченными ввиду срочности работы приказными служителями, не занимавшимися в тот момент собственно «греческими» делами. Не случайно, все они участвовали в оформлении только трех хронологически наиболее ранних выписей, подготовка которых, особенно первых двух, велась действительно в спешке.

164 Белокуров С. А. О Посольском приказе. М., 1906. С. 167.

165 Беляков А. В. Служащие Посольского приказа. С. 33-34.

166 Гуськов А. Г. Новые данные о структуре Посольского приказа во второй половине XVII в. // Комплексный подход в изучении Древней Руси. Материалы X Международной научной конференции 9-13 сентября 2019 года, Москва, Россия. М., 2019. С. 66-67.

Что же касается обладателя первого почерка, то, несмотря на средний, выполненный им объем работы — 11 листов, характер написанного — преамбула к первой выписи, изложение в ней содержания трех документов (расспросные речи и две указные памяти) и копирование гораздо более сложного для понимания и воспроизведения, чем росписи различных припасов, наказа «дорожному» приставу» В. И. Полтеву (л. 61, 62, 64, 66-68) и подготовка пятой выписи с почерпнутыми сразу из нескольких документов дела приезде патриарха Феофана, сведенными вместе и подсчитанными данными о выдававшемся в разное время жалованье — позволяет говорить, что этот подьячий, по-видимому, неплохо ориентировался в столбце 16191620 годов, то есть являлся, по всей вероятности, тем самым человеком, который занимался именно «греческими» делами.

Оставшийся служитель, обладатель четвертого почерка, написал, участвуя в подготовке большинства выписей, наибольшее же количество листов, то есть, он, как и первый подьячий, на протяжении почти полугода постоянно работал с «греческими» документами. Однако обладатели и первого, и четвертого почерков делали, как отмечено выше, ошибки в этимологически «греческих» словах — «Полеолог» и «Пантелоимон», соответственно, что, как представляется, подтверждает мнение А. Г. Гуськова об отсутствии в Посольском приказе строгой системы «распределения дел и обязанностей», заменявшейся «приказом-поручением».167 В таком случае, можно полагать, что эти двое подьячих являлись теми самыми отмеченными С. А. Белокуровым, против чего не возражал и А. Г. Гуськов, временными, привлекавшимися к «греческим приездам» по три месяца служителями. Только в условиях приезда в Москву в январе 1649 г. большой делегации иерусалимского духовенства, проживание которой в столице резко увеличило оборот «греческих» документов они оба продолжали вместе заниматься «греческими» делами — и обладатель первого почерка, который, предположительно, должен был бы трудиться в декабре 1648 — январе-феврале 1649 г., и шедший ему на смену в марте-мае 1649 г. обладатель четвертого почерка. Подтвердить или опровергнуть высказанное предположение можно было бы при полном палеографо-кодикологическом анализе всего, весьма объемного (более 450 листов) дела о приезде патриарха Паисия, что никак не входит в задачи данной работы.

Постоянно встречающиеся в большинстве выписей исправления, сделанные коричневыми чернилами рукой справного подьячего И. Пла-кидина и свидетельствующие о сверке им вновь написанных текстов

167 Гуськов А. Г. Новые данные о структуре Посольского приказа. С. 66.

с антиграфами, листами из столбца 1619-1620 годов, показывают, что на протяжении января-мая 1649 г. руководителем собственно делопроизводственных работ являлся именно этот человек. А. В. Беляков отмечает, что Иван Петрович Плакидин был взят в Посольский приказ из Новгородской чети в декабре 1648 г.;168 приведенные выше данные о работе И. П. Плакидина, начиная с 20-х чисел января 1649 г., с «греческими» документами подтверждают это наблюдение. Стоит, к тому же заметить, что чуть ранее, 29 июля 1645 г., из Новгородской же чети в Посольский приказ был взят еще один подьячий — Семен Плакидин, отправившийся вскоре вместе с послами С. Телепневым и дьяком А. Кузовлевым в Османскую империю.169 Совпадение не таких уж ординарных фамилий дает основание думать, что речь идет о родственниках, скорее всего, по очевидной хронологической близости упоминаний, братьях, а почти совпадающая по времени поездка одного из них в Константинополь с занятиями другого документами, связанными с приехавшей иерусалимской делегацией, дает основание думать, что у возможных родственников имелся некий навык (умение, знание), в котором допустимо видеть знакомство в той или иной степени с греческим языком, позволявшее использовать их в подобного рода деятельности.

И, наконец, еще один человек, рука которого прослеживается в пометах на первой — четвертой и шестой выписях — дьяк Алмаз Иванов. Как показывает постоянно проводившаяся им корректировка цифровых показателей в уже написанных подьячими и сверенных И. Пла-кидиным текстах, посольский дьяк занимался общими вопросами организации различных церемоний во время пребывания Паисия II в Москве, опираясь в значительной части на имеющиеся примеры проведения тридцать лет назад таких же мероприятий. Следовательно, в январе и, по крайней мере, до начала мая 1649 г. А. Иванов находился в Посольском приказе.170 Однако в существующей литературе и справочниках постоянно отмечается, что в 1649 г. (без указания месяцев) дьяк вместе с полномочными послами Б. И. Пушкиным и А. О. Прончищевым ездил в Швецию для решения вопроса о пере-бежчиках.171 Тем самым, биография одного из самых выдающихся

168 Беляков А. В. Служащие Посольского приказа. С. 36, 323.

169 Там же. С. 323.

170 М. П. Лукичев отмечает, что в феврале 1649 г. А. Иванов подал челобитную о назначении ему нового, более высокого оклада (Лукичев М. П. Боярские книги XVII века. Труды по истории и источниковедению. М., 2004. С. 263).

171 См., например: Очерки истории СССР. Период феодализма. XVII в. С. 764; История внешней политики России. Конец XV — XVII век (от свержения ордынского ига до Северной войны). М., 1999. С. 238; Рогожин Н. М. 1) У государевых

государственных деятелей XVII в.,172 человека с богатым жизненным опытом и дипломата с твердой внешнеполитической позицией оказывается весьма противоречивой и требует обращения вместо преимущественно использующихся исследователями вторичных по своему происхождению документов — посольских книг к первичным — отложившимся в архиве Посольского приказа делопроизводственным комплексам — столбцам.173

И последнее, на что позволяет обратить внимание анализ подготовки приказными служителями в 1649 г. шести указанных выписей, это некоторые особенности использования бумаги. Одинаковый способ работы сразу двух подьячих, обладателей четвертого и пятого

дел быть указано. М., 2002. С. 144; 2) Посольский приказ колыбель российской дипломатии. М., 2003. С. 226; Демидова Н. Ф. Служилая бюрократия в России. С. 221; Аракчеев В. Власть прошлого. Очерки истории и культуры Псковской земли в ХШ-Х1Х вв. Псков, 2012. С. 189; Эскин Ю. М. Иван Никитич Хованский. С. 134 и примеч. 3,4 (с ошибками в указаниях на дату выхода монографии В. А. Аракчеева — «2013», страницу с описанием посольства Б. И. Пушкина и других — «С. 20» и неточностью, с пропуском предлога «в» в названии этой книги — «.Псковской земли Х111-Х1Х вв.»). В новейшей монографии в списке сотрудников Посольского приказа в 1645-1682 годах имя дьяка Алмаза Ерофея Иванова пропущено (Беляков А. В. Служащие Посольского приказа. С. 302-303), хотя в основном тексте отрывочные упоминания этого лица имеются (Там же. С. 77, 79, 80 и др.).

В справочнике Н. Н. Бантыш-Каменского указано, что послы отправились в Швецию в марте 1649 г. и первый раз встретились с королевой 9 июня 1649 г. (Бан-тыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России по 1800 год. Ч. 4. М., 1902. С. 165), та же дата отъезда отмечена К. Якубовым (Якубов К. Россия и Швеция в первой половине ХУ11 века. М., 1897. С. 93, примеч. 20).

172 Н. В. Устюгов, характеризуя сотрудников центральных приказов, писал: «Многочисленные пометы Алмаза Иванова, сохранившиеся в делах Новгородской четверти и Посольского приказа, свидетельствуют об остроте его ума, находчивости и прекрасном знании действующего законодательства и основ приказного делопроизводства» (Очерки истории СССР. Период феодализма. ХУ11 в. С. 380-381).

173 Пользуясь случаем, подчеркнем, что не лучше обстоит дело и с имеющимися в справочниках биографическими данными о работавших в других приказах чиновниках. Из приведенных довольно многочисленных сносок при упоминаниях имен тех или иных дьяков и подьячих становится, к сожалению, очевидным, что наибольшее количество различных неточностей и откровенных ошибок свойственно вышедшему относительно недавно справочнику Н. Ф. Демидовой, причина появления которых, на наш взгляд, вполне понятна и заключается в особенностях использованных ею источников. Н. Ф. Демидова, как следует из имеющихся в весьма объемном томе ссылок, обращала внимание, в основном, на учетно-финансовые документы о выдаче приказным служителям жалованья или различные послужные списки, где отмечались, без сообщения конкретных подробностей, величины их денежных и поместных окладов и, в самом общем виде, время выполнения отдельных поручений, что не могло не привести, без обращения к столбцам, фиксирующим всю повседневную деятельность сотрудников различных приказов, к появлению весьма неполных сведений, существенно осложняющих работу с этим справочником.

почерков, которые после завершения работы по копированию текстов тех или иных росписей отрезали нижние, даже достаточно короткие остававшиеся незаполненными части листов (л. 284, 285, 384 и 150, соответственно) свидетельствует о существовании, по всей вероятности, в Посольском приказе негласного обычая или, наоборот, хорошо известного всем подьячим устного распоряжения вышестоящих служителей не допускать возникновения, если речь не шла о предстоящей записи царского приговора или распоряжений думных дьяков, пустого листового пространства, чтобы избежать появления каких-либо позднейших приписок, ведущих к фальсификации или искажению смысла документов. Кроме того, стоит думать, что, начиная работу над документом, подьячие сразу же брали или уже готовые целые столбцовые листы, или сами разрезали по вертикали централизованно закупаемые в приказ целые александрийские листы, используя их для написания текста. А затем, в зависимости от объема переписанного, обрезали последний или вообще единственный лист. Получавшиеся же в результате бумажных отходы, разумеется, также могли использоваться в дальнейшем при написании заведомо небольших текстов, однако такая практика была, по нашему мнению, менее распространенной, и подьячие чаще употребляли в дело все-таки полноформатные столбцовые листы, уменьшая при необходимости их размер, но не выискивали специально подходящие фрагменты бумаги.

Приезд антиохийского патриарха Макария III аз-За'има в 1654—1656 годах

Следующим восточным владыкой, посетившим Русское государство, был антиохийский патриарх Макарий III аз-За'им, дело о первом приезде которого хорошо сохранилось.174 20 июля 1654 г. антиохийский патриарх в сопровождении архимандрита Моисея, наместника Иакова, архидьякона Павла, казначея Григория, келаря Лазаря, толмача Михаила Остафьева и довольно многочисленного духовенства из различных греческих монастырей прибыл в Путивль и просил городские власти отпустить его «к тебе, государю, к Москве». Однако воевода Н. А. Зюзин и дьяк Н. Наумов175 отказались, сославшись на полу-

174 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1654 г. № 21. Ч. 1-3. Библиографию исследований, посвященных антиохийскому патриарху Макарию III, включая работы о его первом путешествии см.: Панченко К. А. 1) Макарий III // ПЭ. Т. 42. М., 2016. С. 534-544; 2) Макариада. Обзор новейших публикаций, посвященных эпохе патриарха Макария III аз-За'има и Павла Алеппского // Исторический вестник. Христианство на Ближнем Востоке. Т. 20. М., 2017. С. 282-293.

175 О них см.: Барсуков А. Списки городовых воевод. С. 190.

ченную 15 июня того же года грамоту «какие греческие и волоские и мутьянские земли старцы в Путивль приедут, и к тебе, ко государю к Москве для милостыни проситца учнут, и их к Москве пропускать не велено».176 Тем не менее, 24 июля Макарий со свитой выехал из Пу-тивля,177 17 августа, как следует из полученной в Посольском приказе отписки посланного ему навстречу переводчика И. Боярчикова, через Калугу прибыл в Коломну178 и задержался там почти на пять месяцев. Только после 17 января 1655 г. в Посольском приказе оформили «выпись в доклад» о подготовке встречи антиохийского патриарха в Москве,179 где имеется очень небольшая по объему справка с весьма кратким изложением более ранних документов о встрече патриарха Паисия Иерусалимского в январе 1649 г. на въезде в Москву с указанием на посланных к нему пристава Федора Мякинина и переводчика Федора Черкасова.180

Обращение к хронологически наиболее близкому столбцу о приезде восточного патриарха181 объясняется, по нашему мнению, сочетанием двух причин. Прежде всего, не стоит забывать, что во второй половине 1654 г. в Русском государстве, в том числе, и в Москве свирепствовала эпидемия чумы, унесшая жизнь не только И. Боярчикова,182 но и многих других сотрудников центральных московских приказов,

176 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1654 г. № 21. Ч. 1. Л. 1-3.

177 Там же. Л. 36-37.

178 Там же. Л. 45.

179 Там же. Ч. 2. Л. 21-26.

180 Там же. Л. 21-22.

181 Ссылки на визит Афанасия Пателара в 1653 г. в деле о первом путешествии Ма-кария Антиохийского также имеются (см., например: Там же. Л. 12-18), но не стоит забывать, что речь шла уже о бывшем константинопольском патриархе.

182 Павел Алеппский сообщает, не называя имени, о смерти в Коломне во время эпидемии чумы «барифоджикоса (переводчика)», сопровождавшего приехавших из Калуги (Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине ХУН века, описанное его сыном, архидиаконом Павлом Алеппским. М., 2005. С. 241). Без сомнения, речь идет об И. Боярчикове, гибель которого в таком случае можно датировать временем после 17 августа 1654 г. А. В. Беляков в самом общем виде отметил, что в 1654 г. И. Боярчиков был послан в Калугу сопровождать Макария Антиохийского и в 1654 же году умер в Коломне «во время моровой язвы» (Беляков А. В. Служащие Посольского приказа. С. 287 и примеч. 165; с весьма неточной, без указания листов, что не позволяет читателям найти конкретные сведения, ссылкой на архивный источник — «РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1654 г. № 21»); в таком же хронологически расплывчатом виде — 1654 год — смерть И. Боярчикова отмечена в новейшем списке переводчиков Посольского приказа (Беляков А. В., Гуськов А. Г., Лисейцев Д. В., Шамин С. М. Переводчики Посольского приказа в ХУ11 в. . С. 191).

того же дьяка Г. Г. Панкратьева, скончавшегося около 8 декабря 1654 г.183 В отписке царю окольничего Б. М. Хитрово с описанием ситуации в столице по положению на 3 декабря этого года отмечалось, что в Посольском приказе уцелел дьяк А. Иванов и трое подьячих, 30 человек переводчиков и толмачей живы и столько же — 30 человек, то есть 50% — умерли.184 У оставшегося в это время единственного руководителя дипломатического ведомства, очевидно, не хватало людей, а пополнить ряды подьячих, чтобы проводить архивные разыскания, делать подробные выписи и внимательно их прочитывать, внося необходимые уточнения, на протяжении полутора месяцев было просто не из кого.

Кроме того, как известно, после начала русско-польской войны 18 мая 1654 г. царь Алексей Михайлович отправился в поход, а 10 февраля 1655 г., на обратном пути, пришел из Вязьмы в Москву.185 По всей вероятности, уже с декабря 1654 г. находившейся из-за моровой язвы в Вязьме186 Алексей Михайлович знал об остановленной в Коломне антиохийской делегации. И после того, как опасность заражения миновала и царский поезд двинулся в Москву, а, может быть, сразу после принятия такого решения, ставшего известным в столице, 18 января 1655 г. в Коломну была послана грамота об отправлении патриарха Макария и всей его свиты в Москву, на сохранившемся отпуске которой рукой дьяка А. Иванова было написано: «Выписать приезд иеросалимскаго и царьгородцкого патриарха Офонасья тотчас (выделено нами. — Л. Т.), как приняты и хто в дорогу на встречю пристав посылан и что корму и питья послано».187 Само употребленное дьяком наречие подчеркивает крайнюю степень спешности этой работы, что при явной нехватке в Посольском приказе кадров подьячих привело и к краткости выписи из дела о приезде Паисия Иерусалимского, и к отказу от использования более раннего столбца. В дальнейшем к сведениям о различных мероприятиях, связанных с пребыванием Паисия Иерусалимского в Москве в 1649 г., служители Посольского приказа обращались еще трижды: 1) при подготовке царской аудиенции 12 февраля 1655 г.,188 состоявшейся, между про-

183 ДАИ. Т. 3. СПб., 1848. № 76. С. 506.

184 Там же. № 78. С. 509.

185 Дворцовые разряды. Т. 3. С. 412, 456.

186 Там же. С. 455.

187 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1654 г. № 21. Ч. 2. Л. 11. Подготовленную по распоряжению дьяка А. Иванова выпись из дела, также без копирования текстов и внешнего вида документов, о приезде бывшего константинопольского патриарха Афанасия Пателара см.: Там же. Л. 12-18.

188 Там же. Л. 64.

чим, через два дня после въезда Алексея Михайловича в столицу,189 возможно, из-за остававшейся напряженной эпидемиологической ситуации, которая могла иметь для всех приехавших в Москву190 любые, самые трагические последствия; 2) при организации поездки Мака-рия в Троице-Сергиев монастырь в начале марта 1655 г.;191 3) при завершающих визит антиохийского патриарха мероприятиях января-февраля 1656 г.192 Тем не менее, ни в одном из этих случаев на документы из дела о приезде патриарха Феофана внимания не обращалось, скорее всего, подьячие и спустя год после подготовки первой выписи из дела Паисия Иерусалимского продолжали по привычке использовать этот же комплекс.

Приезд антиохийского патриарха Макария III аз-За'има и александрийского патриарха Паисия в 1666—1668 годах

Следующее и последнее в XVII в. путешествие высших восточных иерархов в Москву было связано с известными событиями — подготовкой Освященного собора по низложению патриарха Никона, которые на протяжении уже не одного столетия продолжают привлекать внимание исследователей.193 Не затрагивая в данной работе вопроса о целях приглашения антиохийского и александрийского патриархов и канонически обусловленной, действительной необходимости их присутствия в Москве, обратим внимание только на делопроизводственную сторону.

189 Описание аудиенции см.: РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1654 г. № 21. Ч. 2. Л. 91-107; Дворцовые разряды. Т. 3. С. 457-458. Трудно согласиться с мнением К. А. Панченко о том, что проходившая в условиях еще не закончившейся эпидемии и готовившаяся, как показывает анализ документов, весьма поспешно аудиенция Макария Анти-охийского у царя Алексея Михайловича по своей пышности превосходила «все аналогичные церемонии во время визитов в Москву других восточных патриархов» ((Панченко К. А. Ближневосточное православие. С. 370). В более поздней работе исследователь, уже не подчеркивая пышность церемонии, указал на всего двухдневный промежуток между прибытием Алексея Михайловича в Москву и аудиенцией (Панченко К. А. Макарий III. С. 536).

190 Сам антиохийский патриарх выехал из Коломны 30 января 1655 г. и въехал в Москву 1 февраля этого же года (Путешествие антиохийского патриарха. С. 261262).

191 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1654 г. № 21. Ч. 2. Л. 133.

192 Там же. Ч. 3. Л. 8, 25-28.

193 Библиографию работ о втором путешествии антиохийского патриарха см.: Панченко К. А. Макарий III. С. 543-544; о соборе 1666-1667 годов с указанием основной литературы см.: Севастьянова С. К. Материалы к «Летописи жизни и литературной деятельности патриарха Никона». СПб., 2003. С. 242-252.

После получения в Посольском приказе 30 июля 1666 г. отписки астраханского воеводы боярина кн. Я. Н. Одоевского194 о том, что патриархи прибыли в Астрахань, перед московскими чиновниками, как обычно, встала задача организации приема Макария Антиохийского и Паисия Александрийского в столице, и в приказе, следуя опять-таки давно заведенному порядку, подготовили «выпись в доклад» с описанием ситуации и неизменными вопросами: «А как патриархов к Москве принять, и з дорожными ль приставы к Москве им ехать или новых ково послать, и на встрече кольким человеком против их быть и каких чинов людем, и как им у великого государя на приезде быть, и что дать великого государя жалованья, о том великий государь как укажет».195 И для получения сведений «на пример» приказные служители в спокойной обстановке и без спешки, так как восточные патриархи ехали от каспийского порта до столицы чуть более трех месяцев,196 имея возможность внимательно изучить архивные документы, вновь обратились к делу о приезде патриарха Феофана.

В результате, по документам столбца 1619-1620 годов была подготовлена выпись, как «в прошлом во 127-м году приезжал блаженные памяти к великому государю царю и великому князю Михаилу Федо-ровичю всеа Русии самодержцу иеросалимской патриарх Феофан,197 а с ним архимарит да келарь, да архидьякон, да дьяк, да 3 человека людей».198 Казалось бы, что этот появившийся после 30 июля 1666 г. документ должен был бы соответствовать первой выписи из столбца 1649 г. (Приложение, № 1), посвященной тому же самому вопросу. Однако текстологический анализ показывает, что выпись середины 1666 г. представляет собой контаминацию материалов из столбца 1619-1620 годов, связанных одновременно и со встречей патриарха Феофана на подъезде к Москве, и с царской аудиенцией 13 апреля 1619 г.199 При этом, если сравнить эту выпись с первой выписью

194 По имеющимся в справочной литературе данным, был воеводой в Астрахани вместе с кн. И. И. Дашковым, С. Я. Беклемишевым и дьяками И. Степановым и Я. Портомоиным с 10 августа 1663 г. по 17 февраля 1666 г. (Барсуков А. Списки городовых воевод. С. 11). О семье Одоевских в середине — второй половине XVII в. см., например: Седов П. К истории боярской семьи XVII в.: семья князя Н. И. Одоевского // Cahiers du monde russe. 2016. 57/2-3. P. 311-342.

195 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1667 г. № 9. Л. 56 об.

196 Там же. Л. 39 об.-44.

197 Слова «иеросалимской патриарх Феофан» подчеркнуты простым карандашом; на правом поле листа вертикальной чертой и отметкой «нота бене» простым карандашом отмечен фрагмент со слов «приезжал» и до слов «Феофан».

198 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1667 г. № 9. Л. 56 об.-57.

199 Там же. Л. 57-60 об. и 60 об.-70, соответственно.

1649 г., то становится очевидным, что, во-первых, во вновь подготовленном документе нет текстов наказов «дорожному» приставу В. И. Полтеву и «московскому» кн. В. П. Козловскому, о назначении этих людей сопровождающими к иерусалимской делегации только упоминается, во-вторых, отсутствует роспись посланных некогда «з Дворца» с приставом В. И. Полтевым «в почесть» вяленой рыбы и напитков, оставлены только сведения о выданных патриарху Феофану и его людям шубах. Иными словами, первая часть выписи 1666 г. содержит гораздо меньше сведений о деталях подготовки патриаршей встречи весной 1619 г.

Неизбежно встает вопрос об «антиграфе» документа 1666 г. — была ли эта часть подготовлена за счет сокращения первой выписи 1649 г. или подьячие середины 60-х годов все-таки обращались к исходному свитку? Справедлив второй вариант ответа. Текстологический анализ позволяет выявить перестановки текста. Если в первой выписи 1649 г. сообщение о выдаче патриарху Феофану из Большого прихода по 5 алтын на мелкие повседневные покупки лука, чеснока, масла, яиц и т. д. (условно обозначим эту запись как фрагмент № 1) находится после перечисления видов и объемов предназначенного ему поденного корма, затем последовательно указываются величина поденного же корма его людям (фрагмент № 2), пожалованные им деньги на мелкие расходы (фрагмент № 3), выдача овса и сена из Большого прихода девяти патриаршим лошадям (фрагмент № 4) и количество дров на неделю из этого же приказа (фрагмент № 5) (Приложение, № 1. Л. 72-73), то в выписи 1666 г. такие же по содержанию записи расположены иначе: № 2, 3, 4, 5, 1.200 Подобная перестановка, имевшая, по-видимому, целью объединить разнородные данные — сначала все о поденном корме для всех членов делегации, затем о дополнительном, денежном и материальном, обеспечении, в сочетании с явными различиями текстов — «да на 9 патриарших лошадей из Болшого приходу овес и сено по указу (Приложение, № 1. Л. 73) и «да на 9 патриарховых лошадей даван корм, сено и овес, по указу»;201 «да к патриарху ж давано из Болшого приходу в три полаты на топ-ленье дров по 5 возов на неделю» (Приложение, № 1. Л. 73) и «да патриарху ж на три полаты для топления давано по 5 возов дров на не-делю»,202 и т. п. — показывает, что оформленная между 21 и 26 января 1649 г. первая выпись не являлась источником для более позднего документа. Однако, исходя из выясненных выше особенностей подготовки текста первой выписи, когда указанные л. 72-73 представляли

200 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1667 г. № 9. Л. 60-60 об.

201 Там же. Л. 60 об.

202 Там же.

собой полную и сверенную копию листов соответствующей росписи из дела о приезде патриарха Феофана, нельзя сказать, что служители Посольского приказа использовали и столбец 1619-1620 годов как «антиграф» в полном смысле этого слова. Как представляется, они действительно взяли «старый» свиток, чтобы, не особенно заботясь о точности выражений, выписать оттуда интересующие сведения и сгруппировать их удобным для себя образом.

Что же касается второй части выписи 1666 г. с описанием царской аудиенции, то и здесь по сравнению со второй выписью 1649 г. (Приложение, № 2. Л. 150-160) было опущено самое начало с указанием на дату приема у царя Михаила Федоровича, а кроме того наблюдаются определенные разночтения, состоящие уже не просто в перестановке или даже пропуске отдельных слов, но существенно меняющие содержание. Приведем только один пример: во второй выписи 1649 г. отмечается, что «архимарит и архидьякон, и племянники пат-риарши, и священники, и келарь, и все служебники, которые с ним, шли за патриархом пеши и до благовещенские паперти, где патриарх ис саней вышел, а поизволил так патриарх» (Приложение, № 2. Л. 151), а в выписи 1666 г. — «архимарит и архидьяконы, и все служебники, которые с ним, шли за патриархом пеши и до Благовещенья, где патриарх вышел, а похотел так патриарх».203 Следовательно, и в этой части выписи 1666 г. отсутствуют некоторые, кажущиеся на первый взгляд, незначительными, но на самом деле важные детали. В целом, представляется, что в 1666 г. выпись из дела о приезде патриарха Феофана, как, равным образом, и следующие за ней такие же справки о визите иерусалимского патриарха Паисия в 1649 г. и первом путешествии антиохийского патриарха Макария204 имели, скорее, целью напоминить об имевшихся прецедентах, тогда как реалии 1660-х годов требовали уже иного подхода при организации встречи в Москве приема восточных патриархов у царя. Тем не менее, неоднократное на протяжении 40 лет использование столбца 1619-1620 годов повлияло, по всей вероятности, на степень его сохранности, почему в описи 1673 г. и появилась указанная выше отметка о плохом состоянии нижней части свитка.205

* *

Таким образом, из трех более поздних комплексов,206 содержащих в том или ином виде документы из дела о приезде патриарха Фео-

203 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1667 г. № 9. Л. 61-61 об.

204 Там же. Л. 70-86 об., 86 об.-94 об.

205 Опись архива Посольского приказа 1673 года. Ч. 1. С. 97.

206 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5; 1649 г. № 7. Ч. 1-2; 1667 г. № 9.

фана III Каракалла, наибольшей по объему и с самым точным воспроизведением текстов подборкой материалов, позволяющей достаточно подробно изучать почти годовое пребывание Феофана в Москве и до определенной степени реконструировать состав столбца 16191620 годов, является дело 1649 г. о визите в Россию его преемника на иерусалимской патриаршей кафедре Паисия II, все фрагменты которого, заимствованные из дела о приезде Феофана, публикуются в приложении (Приложение, № 1-6). Постоянно наблюдающееся копирование писцами основного текста внешнего вида (размер листов и расположение строк на них) и внутреннего содержания (дословное воспроизведение текста) своих антиграфов заставляет при подготовке выписей к печати сохранять отслеживающееся в столбце 1649 г. начальные строки любых фрагментов текста, даже если они состоят, как в росписях государева жалованья, из одного-двух слов, а в более пространных местах отмечать одной косой чертой имеющееся в столбце 1649 г. строкоделение.

В целом, после частичного восстановления и публикации корпуса источников о приезде патриарха Феофана в распоряжении исследователей оказываются в том или ином виде все пять комплексов о посещавших Русское государство в конце XVI-XVII вв. высших представителях восточного духовенства — константинопольского патриарха Иеремии II, иерусалимского патриарха Феофана III Каракалла, иерусалимского патриарха Паисия II, антиохийского патриарха Мака-рия III аз-За'има, александрийского патриарха Паисия, что предоставляет в дальнейшем возможности для сравнительного изучения особенностей их пребывания в русской столице, подготовки и проведения торжественных приемов у русских царей и московских патриархов с сохранявшимся в неизменном виде или менявшимся в зависимости от конкретных обстоятельств и целей приездов церемониалом. В то же время открываются пути для исследования тонкостей повседневной делопроизводственной практики — использования ранних документов как практических руководств при периодически возникающей необходимости подготовки аналогичных мероприятий.

* * *

В заключение реконструкции корпуса документов, связанных с пребыванием иерусалимского патриарха Феофана в Москве в 1619-1620 годах, не ставя себе целью восстановить общую картину событий, что является делом будущего, остановимся на одной интересной подробности. Речь идет об указанной во второй выписи, подготовленной в период 29 января — 4 февраля 1619 г. (Приложение, № 2), одной из «реликвий», преподнесенных Феофаном Иерусалимским царю Ми-

хаилу Федоровичу на аудиенции 13 апреля 1619 г.: мощи «святаго архимарита Кумненоса, ручка правая, писатель святые церкви Виф-лиома» (л. 154). Уже довольно давно исследователи, занимавшиеся вопросами появления и дальнейшего бытования на Руси «святых» даров, обратили внимание на хранящуюся в настоящее время в Музеях Московского Кремля раку с мощами Кумненоса, довольно подробно описали ее и, воспроизведя находящуюся на ковчеге обширную запись с указанием времени создания серебряного ларца и изложением истории жизни и возникновения почитания этого архимандрита, заметили, что «святой» с таким именем на Руси вообще не был изве-стен,207 а несколько лет назад В. Г. Ченцова предприняла интересную и удачную попытку выяснения истории происхождения этого довольно-таки странного имени и складывания культа иерусалимского «святого».208

В. Г. Ченцова, основываясь на содержании записи на мощевике, описании столбцов Оружейной палаты и анализе плохо сохранившейся и реконструированной ею двуязычной, греко-латинской надписи под одной из мозаик церкви Рождества в Вифлееме, которую, по помете на реликварии, Кумненос «подписал ... своею святою рукою», пришла к выводу, что на самом деле в этой надписи сообщалось об окончании труда «Ефрема монаха, иконописца и мозаиста» в царствование «порфирородного» Мануила Комнина. Однако имевшиеся, по-видимому, уже к XVII в. утраты значительного количества букв в этой записи привели к возникновению легенды о «подписавшем» Вифлеем «мастере Кумненосе», или правильнее, как подчеркнула В. Г. Ченцова, «Комненосе», когда люди из окружения Феофана Иерусалимского прочитали таким образом сохранившуюся часть текста, вольно или невольно соединив двух достойных уважения, но отнюдь не «святых» людей в одного «архимандрита».209 Трудно с полной уверенностью сказать, насколько точно имя «писателя святые церкви Вифлиома» передано во второй выписи, вторичном по сравнению со столбцом 1619-1620 годов документе, тем более, что этот фрагмент о царской аудиенции писал, как установлено выше, приглашенный из-за спешности работы подьячий, который больше с делом о приезде патриарха Феофана не работал. Впрочем, отсутствие следов правки свидетельствует все же в пользу идентичности написания обоих слов в 1619 и в 1649 годах, а сама вторая выпись, не опровергая сделан-

207 См., например: Царский храм. Святыни Благовещенского собора в Кремле. М., 2003. № 114. С. 318-319.

208 Ченцова В. Г. Мощи святого архимандрита Кумненоса и мастер Ефрем // ДРВМ. 2011. № 4 (46). С. 95-101 (там же см. библиографию вопроса: С. 95, примеч. 3).

209 Там же. С. 96-100.

ный в статье В. Г. Ченцовой вывод, помогает уточнить некоторые детали.

Во-первых, стоит обратить внимание, что «реликвия» была действительно поднесена Феофаном во время царской аудиенции, а не просто «привезена», как сообщалось в надписи на раке.210 При этом читающаяся в надписи дата — 13 апреля 1619 г. — соответствует высчитанному выше дню встречи иерусалимского патриарха с царем, что доказывает справедливость произведенных расчетов и ошибочность указания на 19 апреля 1619 г. в публикации «Дворцовых разрядов».

Во-вторых, патриарх Феофан, лично одаривая царя, преподнес Михаилу Федоровичу части от мощей и других святых — Иоанна Предтечи, Филиппа, Сергия, Пантелеймона, 40 мучеников, но только в отношении «святого архимандрита Кумненоса» было сделано дополнение о том, что этот человек является «писателем» «святые церкви Вифлиома». По всей вероятности, сам иерусалимский владыка посчитал необходимым сделать такое уточнение в отношении «святого», который до поры до времени, возможно, не был известен и ему самому, так как из всех документальных свидетельств и работ исследователей время обретения «мощей» Кумненоса остается непонятным. А русской стороне, тем более, требовались какие-то объяснения, чтобы царь мог по достоинству оценить преподнесенные ему, наряду с мощами хорошо известных мучеников и святых, останки «нового» «святого архимандрита». При этом удивляет уменьшительное «ручка» при описании мощей Кумненоса, а не полное «рука». В данном случае, вряд ли можно говорить о незамеченной описке обладателя пятого почерка в самом простом «русском» слове при составлении 29 января — 4 февраля 1649 г. второй выписи. Более вероятной кажется ошибка, допущенная кем-то из переводчиков, каковыми при Феофане Иерусалимском выступали Своитин Каменев, сопровождавший патриарха к царю,211 и находившийся при патриархе Иван Селунский,212 или толмачем во время устного синхронного воспроизведения на русском языке речи иерусалимского патриарха на царской аудиенции 13 апреля 1619 г. и впоследствии закрепленная. Однако и это предположение, если обратиться к имеющемуся в столбце 1649 г. примеру перевода греческого текста, связанного с подготовкой царской аудиенции патриарха Паисия у Алексея Михайловича не кажется убедительным.

210 Царский храм. № 114. С. 319.

211 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 150; ср.: Оборнева З. Е. Переводчики с греческого языка. С. 77.

212 Оборнева З. В. Переводчики с греческого языка. С. 77.

29 января 1649 г., за несколько дней до царской аудиенции переводчик Борис Богомольцев213 принес в Посольский приказ написанную по-гречески роспись привезенных восточным патриархом подношений Алексею Михайловичу, «а сказал, писана святыня от патриарха и дары к царю, а писал ево, патриархов, архимарит»,214 а к дню аудиенции, 4 февраля, документ уже был переведен на русский язык.215 Скорее всего, точно так же приказные служители поступили, учитывая традиционность работы приказной бюрократии, и в 1619 г.: получив от кого-то из сопровождавших Феофана Иерусалимского людей роспись даров, они перевели греческий текст и уже в таком виде включили его в запись церемонии царской аудиенции. В таком случае необходимо признать, что довольно странная ошибка была допущена в письменном переводе, причем никто ни с русской, ни с греческой стороны, где также находились знавшие славянский язык люди, не обратил на нее внимания, а это представляется маловероятным.

Остается последний вариант — в греческом тексте была употреблена именно такая, уменьшительная форма слова, точно воспроизведенная русским переводчиком. К сожалению, при выполненном И. А. Журавлевой и В. М. Шахановой описании раки размер вложенных в нее мощей, не указан,216 поэтому можно лишь повторить заданный В. Г. Ченцовой вопрос: останки какого же захоронения были привезены в Москву как мощи «святого Кумненоса»?217

Таким образом, первое упоминание «мощей» «святого Кумненоса» в русских источниках находилось в росписи «святынь», поднесенных иерусалимским патриархом Феофаном III царю Михаилу Федоровичу

213 О нем см.: Степанова Е. С. «У руки государя». С. 220-227; Беляков А. В. Служащие Посольского приказа. С. 286; Беляков А. В., Гуськов А. Г., Лисейцев Д. В., Шамин С. М. Переводчики Посольского приказа. С. 190 (служба Б. Богомольцева в период приезда иерусалимского патриарха Паисия II во всех этих работах не отмечается). З. Е. Оборнева, также посвятившая этому человеку специальную статью, указала, что в 1649 г. Б. Богомольцев вернулся из Грузии и получил прибавку в 5 рублей к годовому окладу в 25 рублей (Оборнева З. Е. Переводчик Посольского приказа Б. Богомольцев (1624-1673 г.) // ДРВМ. 2018. № 1 (71). С. 59). В таком случае побывавший в горах Кавказа приказной служитель должен был вернуться в Москву до 20-х чисел января 1649 г., что существенно сужает указанную в статье хронологию.

214 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 142. Архимандритом Паисия Иерусалимского являлся (см.: Приложение 2. Л. 149) Филимон (о нем см. примеч. 57).

Греческий текст росписи даров см.: РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 140-142.

215 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 143-148.

216 См.: Царский храм. № 114. С. 318-319.

217 См.: Ченцова В. Г. Мощи святого архимандрита Кумненоса. С. 100-101.

во время аудиенции 13 апреля 1619 г., текст которой был скопирован в подготовленной в период 29 января — 4 февраля 1649 г. выписи из дела о приезде этого восточного иерарха.

Интересно обратить внимание на дальнейшее бытование части останков «архимандрита Кумненоса» в русской столице, соблюдая хронологическую последовательность их упоминания. В подготовленных к печати И. Забелиным так называемых «Дополнениях к Дворцовым разрядам», которые, как следует из предисловия к публикации, представляют собой выписи из приходо-расходных книг дворцовых приказов, сообщается, что 14 апреля 1620 г. из «казны» крестовому дьяку Ивану Семенову были выданы мощи св. Филиппа, св. Сергея, 40 мученик, Иоанна Предтечи, св. Пантелеймона и «святого архима-рита Комниноса».218 Нетрудно заметить, что перечисленные, пусть и в другой, чем во второй выписи из дела о приезде патриарха Феофана, последовательности, мощи полностью соответствуют перечню преподнесенных Феофаном Иерусалимским царю Михаилу Федоровичу «святынь».219 Однако характеристика мощей «архимандрита» в этом, более позднем документе уже не ограничивается четырьмя словами, а представляет собой более детальный рассказ о жизни Кумненоса, «которой подписал мусеею святый Вифлиом при святейшем патриархе Софронии, которой патриарх сложил: Свете тихий».220 Наиболее важными моментами в процитированном фрагменте являются указания на то, что Кумненос был не просто «писателем», то есть живописцем, художником,221 трудившимся в вифлеемском храме, а «подписал мусеею святый Вифлиом», то есть украсил базилику Рождества мозаикой,222 и уточнение, что он работал при иерусалимском патриархе Софронии I (634-638).

Исходя из текста этих двух документов, произошедшие за прошедший после царской аудиенции год события представляются следующим образом: 13 апреля 1619 г. во время встречи Михаил Федоро-

218 Забелин И. Дополнения к Дворцовым разрядам. Ч. 1 // ЧОИДР. Кн. 1. М., 1882. Отд. II. Материалы исторические. С. 208-209; Журавлева И. А. Надписи и другие особенности оформления серебряных реликвариев ХУ1-ХУ11 вв. из Благовещенского собора Московского Кремля // Россия и восточно-христианский мир. Средневековая пластика. Древнерусская скульптура. Вып. 4. М., 2003. С. 146; Ченцова В. Г. Мощи святого архимандрита Кумненоса. С. 97.

219 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 154.

220 Забелин И. Дополнения к Дворцовым разрядам. Ч. 1. С. 209; ср.: Ченцова В. Г. Мощи святого архимандрита Кумненоса. С. 97.

221 Словарь русского языка Х1-ХУ11 вв. Вып. 15. М., 1989. С. 52.

222 Мусия (мусея) — кусочки стекла, мрамора, цветных камней, используемые для составления узоров, изображений, и сами эти изображения (Словарь русского языка Х1-ХУ11 вв. Вып. 9. М., 1982. С. 312-313).

вич сам взял у патриарха Феофана «образ и мощи святых», а у него их «приимал» «крайчей Михайло Михайлович Салтыков».223 Кравчий М. М. Салтыков, по имеющимся в справочной литературе сведениям, в период с 15 июня 1613 г. до 15 марта 1621 г. возглавлял Оружейную палату,224 куда, соответственно, и попали все перечисленные «святыни», чтобы, пробыв там год, перейти к крестовому дьяку. Трудно сказать, являлся ли этот годовой, обращающий на себя внимание исследователей своей характерной протяженностью срок225 обязательным для передачи преподносившихся царю во время аудиенции подарков из первоначального места хранения куда-то еще, однако именно во время нахождения мощей в Оружейной палате к описанию «ручки» архимандрита Кумненоса были сделаны, возможно, по просьбе русской стороны, для которой этот «святой» по-прежнему оставался достаточно загадочной фигурой, соответствующие дополнения. Возникает вопрос о личности информатора, сообщившего в Москве эти, относящиеся к далеким иерусалимским землям сведения, причем осведомленного и о том, что вифлеемская церковь действительно была покрыта мозаиками,226 и о литургическом творчестве иерусалимского патриарха Софрония I.

Ответ, на наш взгляд, достаточно прост: этим человеком являлся сам покинувший русскую столицу только в феврале 1620 г. патриарх Феофан, который, безусловно, лично видел церковь Рождества в Вифлееме и имел то или иное представление о деятельности своего, пусть и далекого предшественника на иерусалимском престоле. Любопытно, что если сравнить реконструированной В. Г. Ченцовой греческий текст на мозаике Сретения Господня в этой церкви, где монах Ефрем обозначен как «иконописец» и «мозаист», с его определениями в двух русских документах, то нельзя не заметить совпадения терминов в разноязычных записях. Кажется, что или сам Феофан видел уже плохо сохранившуюся к началу XVII в. надпись, или кто-то из его приближенных передал патриарху в устной или письменной форме ее прочитанный с ошибками текст, благодаря чему упоминавшиеся там мастер, монах Ефрем, и император Мануил I Комнин превратились в «святого архимандрита Кумненоса». Остается, впрочем, не совсем понятным соединение в «русской легенде» двух различ-

223 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 154 (Приложение, № 2).

224 Лисейцев Д. В., Рогожин Н. М., Эскин Ю. М. Приказы Московского государства. С. 107; о М. М. Салтыкове см.: Павлов А. П. Думные и комнатные люди. Т. 1. С. 72, 73, 117-119, 115 и др.; Т. 2. С. 267-275.

225 См., например: Ченцова В. Г. Мощи святого архимандрита Кумненоса. С. 97.

226 О мозаиках церкви Рождества в Вифлееме см.: Там же. С. 97 и примеч. 8 (библиография).

ных хронологических периодов — времени пребывания на престоле патриарха Софрония I (634-638) и правления Мануила Комнина (1143-1180),227 что также позволяет предполагать допущенную кем-то ошибку.

15 апреля 1625 г., то есть в очередную, уже шестую «годовщину» аудиенции Феофана Иерусалимского у царя, что действительно создает впечатление стремления русской стороны приурочить связанные с привезенными восточным владыкой реликвиями мероприятия к дате произошедшего некогда важного события, повелением Михаила Федоровича и патриарха Филарета уже для «руки», а не «ручки» «святого архимандрита Кумненоса» был изготовлен серебряный ре-ликварий, в пространной надписи на котором, правда, с некоторыми фактическими ошибками изложена та самая, анализировавшаяся исследователями легенда. Новый рассказ о Кумненосе, помимо довольно длинной преамбулы с указанием на распоряжение царя и московского патриарха сделать раку, оказался, по сравнению с двумя предшествующими записями, дополнен рядом красочных подробностей. В нем, прежде всего, сообщалось, что тело «святого Кумненоса» было «обретено» неким «святым» и «искусным» монахом, а при своей жизни Кумненос при патриархе Софронии ходил поклониться Гробу Господню, «подписал святый Вифлиом», получил после этого от Соф-рония «прощалную грамоту», вернулся в малоазийскую Иконию в свою «обитель Пресвятой богородицы», где вскоре и умер, прощальная же грамота была положена в его правую руку, а в левой, привезенной в Москву в 1619 г. руке находилось «поведание, како подписал святый Вифлиом».228 Такие подробности вряд ли могли быть известны в Москве высокопоставленным заказчикам, а уж тем более ремесленникам — изготовителям реликвария, плохо ориентировавшимся в географических реалиях Христианского Востока,229 что заставляет в очередной раз задаться вопросом об источнике получения столь подробных сведений.

Для ответа на него уместно вспомнить, что 9 февраля 1625 г. в Пу-тивль из Литовской земли, как отмечалось, приехали девять старцев, в том числе племянник Феофана Иерусалимского архимандрит Кирилл, которые 5 апреля 1625 г. прибыли в Москву.230 При этом

227 О хронологических несовпадениях см.: Ченцова В. Г. Мощи святого архимандрита Кумненоса. С. 97, 99.

228 См.: Царский храм. № 114. С. 318-319; Ченцова В. Г. Мощи святого архимандрита Кумненоса. С. 96-97.

229 Ченцова В. Г. Мощи святого архимандрита Кумненоса. С. 96.

230 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5. Л. 1-12; Каптерев Н. Ф. Собрание сочинений. Т. 2. С. 33-41; Макарий (Булгаков), митр. История русской церкви. Кн. 6. С. 282; Панченко К. А. Ближневосточное православие. С. 356-357; Оборнева З. Е. Переводчики с греческого языка. С. 79, 85, 136, 145-148.

в Посольском приказе сразу же была подготовлена уже упоминавшаяся сводная выпись о жалованье, которое патриарх Феофан получил в 1619 г.231 Можно полагать, что приказные служители, вспомнив о привезенных шесть лет назад, но остающихся по-прежнему несколько загадочными мощах «святого Кумненоса», поспешили расспросить появившегося в столице архимандрита. Правда, в таком случае, трудно объяснить возникновение у сотрудников внешнеполитического ведомства до такой степени острого и внезапного интереса, что они буквально в первые же дни обратились к приехавшим из Иерусалима с этим вопросом. Более справедливым кажется другое предположение. В 1619 — начале 1620 г. патриарх Феофан сообщил в Москве все, что он сам на тот момент действительно знал или помнил об «архимандрите Кумненосе», и его рассказ отразился в записи от 14 апреля 1620 г. при передаче мощей из Оружейной палаты крестовому дьяку И. Семенову. Однако эти сведения могли показаться русской стороне слишком краткими и не вполне объясняющими причины возникновения почитания некогда украшавшего церковь Рождества в Вифлееме человека, почему они попросили возвращающегося, пусть и не вполне прямым путем, а через земли Речи Посполитой иерусалимского патриарха сообщить при оказии какие-либо подробности о жизни этого «святого» и обстоятельствах обретения его мощей. Вполне поэтому вероятно, что после принятия решения о поездке архимандрита Кирилла в Россию Феофан Иерусалимский настоятельно попросил своего родственника довести до сведения русских властей предоставленные патриарху или собранные им самим новые, расширенные данные об «архимандрите Кумненосе», что Кирилл и поспешил сделать.

Конечно, такая торопливость со стороны иерусалимского архимандрита также остается не вполне понятна, если не допустить, что и он, зная о дате давней встречи дяди с русским царем, решил, в память об этом событии, не только подтвердить истинность рассказа патриарха Феофана, но и существенно расширить сведения об «архимандрите Кумненосе» и доказать «святость» привезенных в 1619 г. мощей. В таком случае, не исключено, что этой же причиной, «годовщиной» встречи Михаила Федоровича с Феофаном, значение которой хотели подчеркнуть и царь, и патриарх, объясняется быстрое после приезда архимандрита Кирилла и его рассказа о «святом архимандрите» изготовление реликвария.

Последний раз имя «архимандрита Кумненоса» фиксируется в «записке» о поднесенных царю Михаилу Федоровичу иерусалимским

231 РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1625 г. № 5. Л. 18-22.

патриархом Феофаном дарах, соединенной с росписью «святынь», врученных уже другому царю, Алексею Михайловичу, архимандритом антиохийского патриарха Макария Неофитом.232 Известно, что архимандрит Неофит приехал в Русское государство в конце июня 1662 г.,233 следовательно, столбец Оружейной палаты, объединивший сведения о двух хронологически разновременных подношениях русским правителям от двух восточных патриархов, мог возникнуть не ранее середины лета 1662 г. Если сравнить текст из столбца 1662 г. с описаниями даров от Феофана Иерусалимского в более ранних документах, то обнаружится, что наибольшее сходство он имеет с записью о передаче привезенных патриархом мощей крестовому дьяку И. Семенову от 14 апреля 1620 г., включая упоминания о том, что Кумненос «подписал мусеею святый Вифлиом» во времена сочинителя «Свете тихий» патриарха Софрония, но без изложения сведений об обретении его мощей, посещения Гроба Господня, получения прощальной грамоты и т. д. Одновременно, в столбце лета 1662 г., помимо мощей, перечисляются и все другие дары, преподнесенные Феофаном: касия, змирна, ладан, «шандан», ткани234 и т. д., полный перечень которых был, по всей вероятности, составлен не только в Посольском приказе к царской аудиенции, но и в Оружейной палате после приема туда всех подарков, сначала, по-видимому, на столбцовом листе, а затем сведения были перенесены в приходо-расходную книгу, послужившую источником для дальнейших записей.235

Следовательно, формирование русского варианта легенды о «святом архимандрите Кумненосе» заняло шесть лет, с 1619 по 1625 годы, и включило в себя несколько стадий. На первом этапе, датирующимся 13 апреля 1619 г., патриарх Феофан преподнес царю Михаилу Фе-

232 Успенский А. Столбцы бывшего архива Оружейной палаты. Вып. 1. М., 1912. № 370. С. 109-110.

233 Бантыш-Каменский Н. Н. Реестры греческим делам. С. 135.

234 Подаренные патриархом Иерусалимским царю Михаилу Федоровичу ткани были отмечены и в описании царской казны 1640 г. (Опись царской казны на Казенном дворе 1640 года. М., 2014. С. 67). Сомнения вызывает указанная в публикации дата поднесения даров — «во 126», то есть в 1617/18 г., когда Феофан заведомо не мог находиться в Москве. Однако понять, кем совершена ошибка — писцом Казенного двора рубежа 30-х — 40-х годов ХУ11 в. или подготовившим это издание в начале ХХ1 в. С. П. Орленко (рецензент С. М. Каштанов) — без обращения к хранящейся в РГАДА книге не удается.

235 В. Г. Ченцова, приводя известные ей (роспись поднесенных патриархом Феофаном «святынь» 1619 г. в копии 1649 г. не использовалась) сведения об «архимандрите Кумненосе», сначала ссылается, не датируя документ, на составленный не ранее июля 1662 г. столбец Оружейной палаты, а затем на выпись из приходо-расходных книг от 14 апреля 1620 г., что нарушает естественную хронологическую последовательность упоминаний этого персонажа.

доровичу «ручку» «архимандрита» с самой краткой характеристикой новоявленного «святого». Через год, 14 апреля 1620 г., на втором этапе, при передаче всех подаренных иерусалимским патриархом русскому царю святынь из Оружейной палаты крестовому дьяку И. Семенову, благодаря более подробным, сообщенным, по всей вероятности, все тем же Феофаном Иерусалимским сведениям, в запись о мощах Кумненоса были добавлены подробности о его работе в Вифлееме при патриархе Софронии I. И, наконец, на третьем этапе, после приезда в Москву в апреле 1625 г. племянника иерусалимского патриарха архимандрита Кирилла, сообщившего дополнительные данные, возник детальный рассказ о жизни, смерти и обретении мощей «святого архимандрита Кумненоса», который нашел свое отражение в надписи на изготовленном 15 апреля 1625 г. реликварии. Таким образом, была создана мифическая версия о никогда в действительности не существовавшем «святом», первое упоминание которого сохранилось в сделанной в столбце 1649 г. выписи из дела о приезде иерусалимского патриарха Феофана.

ПРИЛОЖЕНИЕ

№ 1

1649 г. января 21-26. — Докладная выпись о приезде в Россию зимой 1619 г. иерусалимского патриарха Феофана со свитой и его встрече в Москве

Написано в доклад. / л. 61

В нынешнем во 157-м году декабря в 1 / день писал ко государю царю и великому князю Алексею / Михайловичю всеа Русии ис Пу-тивля воевода / Микифор Плещеев, что ноября в 6 день / приехали в Путивль гречаня из Царягорода / Феодосей Протопопов с товарыщи, а в ро/спросе сказали, что в Литовской земле в городе / в Киеве объехали они иеросалимского / патриарха Паисею, а едет де он / к великому государю царю и великому князю Алексею / Михайловичю всеа Русии челом ударити / и в Путивль де будет он вскоре. И как / еросалимской патриарх в Путивль / приедет, и как его принять, и по чему / ему корму давать, и ис Путивля его / к Москве отпускать ли, и сколько подвод и в до/рогу корму дать, о том как государь ука/жет. /

И в Посолском приказе выписано: /

В прошлом во 127-м году приезжал / ко государю к Москве иеро-салимской патриарх / Феофан, а ехал он ис Крыму на Ливны / да на л. 62 Тулу с подьячим с Рохманом // Болдыревым, которой посылан был / от государя в Крым с посланником с Обро/симом Лодыженским, да / с крымскими послы и гонцы, да / с ним же, патриархом, архи/марит его да келарь, да архидьякон, / да дьякон, да 3 человеки1 людей. /

И по государеву указу послана2 его государева / грамоту3 на Тулу к воеводам, как / патриарх иеросалимской приедет / на Тулу, и им велено патриарха / от крымских послов отвести и поставить / на особном дворе и корм ему и питье / давать, чтоб ему в кормех и в питье / никоторой нужи не было. А побыть / ему велено на Туле до государева указу, / покаместа литовские вести по/минуютца. //4 л. 64 И генваря в 24 день указал государь / иеросалимскому патриарху Фе/офану ехать с Тулы к себе, государю, / к Москве, а на встречю посылан / к нему с Москвы на Тулу и с Тулы / с ним ехал ко государю л. 66 к Москве в при/ставех смольянин Василей Иванов / Полтев // и наказ ему, Василью, дан. /

А в наказе написано: Велено ему, Василью, / приехав на Тулу и отдав воеводам / о патриарше отпуске государева грамота, / итти на двор к па/триарху, а пришед к патриарху на двор, велено ему про себя / сказать патриарху, приставу его, которой / у патриарха приставлен. А пришед / в ызбу, где будет патриарх, молыть / ему от государя патриарху речь: /

В начале «Божиею милостию» и государское имя/нованье с полною титлою, а после того / правити от государя патриарху поклон / и о здоровье спросить; / а после того молыть государское имянованье / с короткою титлою и что государь велел его, / патриарха, встретить на Туле ему, / Василью, и ехать с ним к Москве, и к не/му ж, патриарху, государь прислал для дорож/ного проезду платья две шубы, / одна соболья, другая песцовая, да / сани с полстью да с санником, в чем ему / дорогою ехать, а архимариту да келарю, да архидьякону царское ж вели/чество прислал своего государского жалованья // л. 67 по шубе кунье нагольной. А изговоря речь, / то государево жалованье велено ему дать им / и ехать с ним к Москве и береженье / в дороге к патриарху и к архимариту, и ко / всем служебником держати великое, / чтоб им в дороге ни от кого безчестья ни/какова не было. И розведывать велено / Василью того, каким обычаем патри/арх ко го-

1 Так вркп.

2 Исправлено из: послать.

3 Так вркп.

4 Здесь и далее листы перепутаны.

сударю поехал и ныне он5, патри/арх, патриаршество Иеросалимское держит ли, и нет ли ково иново на его / место, и, опричь его нужи, что он едет / о милостыне просити милостыни, есть ли какой / с ним ото всех патриархов с соборного / приговору ко государю приказ. А проведывать / ему, Василью, велено про то, опознався с ним, / патриархом, гораздо в розговорех, а не явно. / А корму патриарху и архи-мариту, и ке/ларю, и служебником давать, едучи / от Тулы до Москвы, патриарху по пяти / алтын, архимариту да келарю по / десяти денег, архидьякону по девяти / денег, дьякону по осми денег, людем / по шти денег на день. А деньги на тот / корм велено взяти на Туле у во/еводы ис тульских изо всяких / доходов, сметя, в сколько дней мочно поспеть // с Тулы до Москвы. А мед и рыба вя/лая, что давать л. 68 патриарху в почесной / корм сверх поденного корму, послано / с ним с Москвы з Дворца, и роспись ему / тому дана. /

А как он, Василей, поедет с патриархом с Тулы, / в которой день и как почает притти к Мо/скве, и ему о том велено писать ко государю / к Москве наперед себя, а как приедет / за два станы от Москвы, и ему з другово / стану по тому ж велено отписать ко государю / к Москве и дожидатись государева указу / на последнем стану. /

А что с ним, Васильем, патриарх / поговорит и что он проведает, / для чево патриарх едет, и о том / о всем велено ему, Василью, писати / ко государю. //

А с ним послано к патриарху государева жалованья / в почесть л. 63 з Дворца рыбы вялые: / батог белужей6, / 2 спины осетрьи7, / две спины шевряжьи8, / пять белых рыбиц9, / три лососи, 5 сомог10. /

Да медов розных, что ему давати, едучи от Тулы / до Москвы, в почесть сверх поденного корму: / 5 ведр меду вишневого11, /

5 Вписано в строку.

6 На левом поле листа серо-черными чернилами помета: +.

7 На левом поле листа серо-черными чернилами помета: +.

8 На левом поле листа серо-черными чернилами помета: +.

9 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: нет.

10 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: нет.

11 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: 3.

5 ведр меду обарного12, / 10 ведр меду паточного13, / 15 ведр меду цеженого14. /

Да с Васильем же Полтевым послано к патриарху / государева жалованья, шубы, в чем ему / дорогою ехать до Москвы: / л. 65 патриарху шуба соболья под камкою // багровою, цена шубе 54 рубли 17 алтын / пол-4 деньги15; /

другая шуба, песцовая, под тафтою, цена / 16 рублев 5 алтын пол-6 деньги16; /

архимариту да келарю, да архидьякону / по шубе кунье нагол-ных, цена по 12 рублев / по 12 алтын шуба. /

Да под патриарха17 посланы сани инальцов/ские с полстью, а санник велено взять / на Туле, в Серпухове в монастырех. /

А к воеводам на Тулу послана государева грамота, / а велено иерусалимского патриарха с Тулы отпу/стить к государю к Москве, не мешкая, и корм им / всем велети от Тулы до Москвы дать, сметя, / в сколько дней поспеть мочно, и подводы, / как им поднятца мочно. А корму в дороге / велено давать патриарху по 5 алтын, / архимариту да келарю по 10 денег человеку, / архидьякону по 9 денег, дьякону по 8 денег, / людем их по 6 денег человеку на день, и питье / с кабака по тому ж, по чему им давано на Туле. // л. 69 А как патриарх Феофан под Москву / приехал, и у Москвы патриарха встречал / за деревяным городом по Серпуховской дороге, / не доезжая мало Пречистые Донские, князь / Василей княж Петров сын Козловской, а с ним / было на встрече дворовых людей и коню/хов 30 человек. А в наказе у встрешника написано 60 человек18. /

И наказ ему, князю Василью, встречной дан, / а в наказе написано: / Велено ему, князю Василью, встретить иерусалимского / патриарха Феофана за Серпуховскими19 вороты, / отъехав от того места, где бывал деревяной / город, с перестрел, а встретя, молыть патриарху / речь: /

12 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: 3.

13 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: 7.

14 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: 10.

15 На левых полях л. 63 (внизу) и л. 65 (вверху) помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: ныне послать соболью против прежнего.

16 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: ныне послать песцовую против прежнего.

17 В ркп.: патриархах.

18 Фраза приписана в строку почерком правки светло-коричневыми чернилами.

19 Написано над зачеркнутым «Яузскими» почерком правки светло-коричневыми чернилами.

В начале «Божиею милостию» и государское имяно/ванье с полною титлою, а после того править / от государя патриарху поклон и о здоровье / спросити; / а после того молыть государское имянованье / и что велел государь ево, патриарха, ему, / князю Василью, встретить и на двор ехать, / где ему, патриарху, стоять, и ехать с пат-ри/архом в Серпуховские ворота да через / Москву реку в Водяные ворота да во / Фроловские ворота да в Чюдов монастырь / к Святым воротам, а приехав с патриархом / в монастырь и устроя его в хоро-мех, сказать // про то в Посолском приказе, а у патриарха остат/ца л. 70 и во всем у него устраивать Василью / Полтеву да переводчику, да детем боярским, / а з двора и на двор без ево, князь Васильева, / и без Васильева ведома никого пущать / не велено. /

А самим им к патриарху береженье / держать и над переводчики и над детми / боярскими надсматривать, чтоб патриарху / и старцом корм давали20 сполна, а чево / патриарх и в запрос попросит, и им / про то сказывать в Посолском приказе, и к ним / держать береженье. / Да и того им беречь велено, чтоб ко двору / патриарху нихто не приходил гречан / и турчан, и иных никаких иноземцов, / и ево людей никово з двора не спущать. /

А что от митрополита и от иных властей / московских, и от бояр учнут приходить / с кормом, и тех людей с кормом велено / пущать. / А хто иноземцов учнут к патриарху / проситца, а патриарх их к себе / велит пущать, или патриарх про кото/рых иноземцов учнет говорить, чтоб к нему / пущать, / и о том велено патриарху говорити, / что он про то скажет государевым бояром / и посолскому диаку, а без боярского // ведома таких людей пущать не смеет, / покаместа он, л. 71 патриарх, у государя / будет. /

А как патриарх приехал в Москву / и ехал в город из-за Москвы реки живым / мостом да во Фроловские ворота да к Чю/дову монастырю ко Святым воротам, и вышел / из саней у Святых ворот, / а встречали патриарха во Святых воротах / чюдовской архимарит со всем собором, / оболчены в ризах со крестом и с кандилы. /

И как патриарха встретили, и патриарх, / взем у архимарита крест, приложился / ко кресту наперед сам21, потом благословлял / архима-рита и весь собор, да ходил патриар/х в соборную церковь архистратига / Михаила и к Олексею Чюдотворцу / и прикладывался ко образом и к чюдотвор/цове раке. /

А от церкви патриарх пошел в келью, где ему / велено стояти. / А велено ему стояти в Чюдове монастыре в ка/меных полатах, что, вшед в монастырь, от Святых / ворот направе. //

20 Исправлено из: давати.

21 На слове заметна затертая капля воска.

л. 72 А корму патриарху еросалимскому и архимариту, / и архидьякону, и дьякону, и келарю, и всем его / служебником в тот день послано и вперед велено / давать до тех мест, покаместа они на Мо/скве побудут. /

Патриарху Феофану на день: /

прут белые рыбицы, /

прут семжины, /

на блюдо икры паюсные, /

на блюдо осетрины, /

на блюдо белужины, /

на 2 блюда пирогов пряженых, /

щука колодка, /

2 ухи розных, переменяя, / колач крупичатой; / питья: /

крушка меду вишневого или малинового, / крушка меду боярского, / крушка квасу медвяного, / полведра меду паточного, / ведро меду княжего. /

Да из Болшого приходу на мелкое, на лук, на че/снок, на масло, на яйца, на крупы, на соль, / по 5 алтын на день. /

Архимариту да архидьякону, да келарю, / всего 3-м человеком, з Дворца: //

л. 73 по 3 блюда ествы человеку, пол-2 колача / смесных, / дьякону на 2 блюда ествы, полколача; / питья: /

по кружке меду обарново да пол-2 ведра / меду княжово всем; / патриаршим людем 3-м человеком да старцу / из Болшого приходу по 8 денег на день, да всем / с кабака по ведру меда на день. /

Да на 9 патриарших лошадей из Болшого / приходу овес и сено по указу. /

Да к патриарху ж давано из Болшого приходу / в три полаты на топленье дров по 5 возов / на неделю. /

Да сверх поденного корму на приезде к еро/салимскому патриарху22 и к архимариту его, и к ар/хидьякону, и к дьякону, и ко всем слу-жебни/ком послано государева жалованья в почесть ествы и питья: /

3 кружки меду вишневого23, /

22 Вторая «а» исправлена из «о».

23 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: полведра вишневого.

ведро меду обарного24, / ведро меду паточного25, / ведро меду цеженого26, / ведро квасу медвяного, / колач крупичатой, /

3 колача смесных27 да людем их колач, / на 18 блюд ествы добрые28.

РГАДА. Ф. 52. Сношения России с Грецией.

Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 61-73.

№ 2

1649 г. января 29 — февраля 4. — Докладная выпись об аудиенции иерусалимского патриарха Феофана и сопровождающих его лиц у царя Михаила Федоровича 13 апреля 1619 г. и торжественном обеде у патриарха Филарета 1 июля этого же года

Написано в доклад. / л. 149

В нынешнем во 157-м году генваря в 27 день приехал / к государю царю и великому князю Алексею Михайловичю / всеа Русии к Москве иеросалимской патриарх Паисея, / а с ним архимарит его Филимон1, келарь Афонасей, / казначей старец Иоасаф, архидьякон Парфеней, / черные попы головщик Данил, уставщик старец / Арсеней2, черные дьяконы Максим да Парфеней3, / простые старцы Мелентей да Иаким4/,

24 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Ива-

нова: то ж.

25 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Ива-

нова: пол-2 ведра.

26 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Ива-

нова: 2 ведра.

27 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Ива-

нова: 6 колачей.

28 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Ива-

нова: на 20 блюд.

1 Над строкой помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: камку адамашку добрую, 40 (указание вида меха отсутствует) в 20 рублев, денег (далее серо-черными чернилами зачеркнуто: 20 рублев) 15 рублев.

2 Над строкой помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: по камке доброй, по 40 куниц меньшой цены, денег 10 рублев.

3 Над строкой помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: по камке да по (далее серо-черными чернилами зачеркнуто: 40 куниц) 10 (серо-черными чернилами исправлено из: 5) рублев денег.

4 Над строкой и в продолжении строки помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: по тафте да денег по 5 рублев.

белцы, патриархов Паисеин племянник Харитон / Иванов да прежнего иеросалимского патриарха / Феофана Павел Иванов5, / людей патриарховых 25 человек6. /

Да с патриархом же приехал к Москве для прово/жанья запорожских черкас Богдана Хмельнитцкого / полковник Силуян Мужилов-ский, а с ним запорож/ских казаков 5 человек да полковниковых / 5 человек./

А как патриарх будет у государя, и что ему, патриарху, / и архи-мариту его и всем служебником дати государева / жалованья, и о том как государь укажет. /

А в прошлом во 1277 году как был на Москве прежней иеро/салим-л. 150 ской св[ятейший патриарх] Феофан, и после Светлого воскре//сенья на третей недели во вторник был / блаженные памяти у великого государя / царя и великого князя Михаила Федоровича / всеа Русии на дворе иеросалимской / патриарх Феофан. /

А посылан по него звати ко государю и ехал / с ним ко государю пристав его Василей Иванов / сын Полтев да переводчик греческой / Своитин Каменев. /

А ехал патриарх ко государю из Чюдова монастыря в санех иналь-цовских Чюдова / монастыря архимарита, а в санех были с при/пряжью 2 санника гнеды, а полсть на санех была сукно вишнево. // л. 151 А приехав патриарх ко государю на двор, / вышел из саней у Благовещенья на рундук. /

А архимарит и архидьякон, и племянники / патриарши, и священники, и келарь, и все / служебники, которые с ним, шли за пат-ри/архом пеши и до благовещенские паперти, / где патриарх8 ис саней вышел, а поиз/волил так патриарх. /

А пристав и переводчик ехали за патри/архом позади саней на ло-шадех. /

А блаженные памяти великий государь царь / и великий князь Ми-хайло Федорович / всеа Русии в то время был в подписной / в Золотой полате, а сидел государь на / своем царском месте в своем царьском / платье в диадиме с9 скифетром. /

А рынды при государе в то время не были. /

А бояре и околничие и дворяне большие / при государе были в зо-лотном платье. /

5 Над строкой и в продолжении помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: по камке да по 40 куниц меншие цены да денег по 8 рублев.

6 На поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: Взяти им имена и росписать их по чином статьями.

7 «7» исправлена серо-черными чернилами из «5».

8 Первая «р» исправлена из «о».

9 В ркп. нет.

А в проходной полате были дворяне ж и дьяки / ис приказов в зо-лотном же и в цветном / платье. /

А по крыльцу и до благовещенские паперти / и у Благовещенья в паперти были дво/ряне ж и дети боярские из городов, и подья/чие всех приказов в цветном же платье. //

А стрельцы в то время были в городе всех / приказов в чистом л. 152 платье без ружья, / а стояли от благовещенские паперти / и до соборные церкви Пречистые богородицы и до / Чюдова монастыря до Святых ворот, кото/рым местом шол патриарх ко государю, и на / пло-щеди было людно. /

А как патриарх вшел ко государю на крыльцо, / и по государеву указу была патриарху встре/ча, вышед ис проходные полаты, сшед / с рундука против середние лестницы. /

А встречали околничей Микита Васильевич Годунов / да розряд-ной диак Марко Поз/деев. /

А как вшел патриарх ко государю в полату, / и явил ево государю челом ударить окольничей / князь Григорей Костянтинович Волконской, / а молыл: /

Великий государь, благочестивый царь и великий / князь Михайло Федорович всеа Русии, само/держец и многих государств государь / и облаадатель, святейший Феофан, / патриарх святого града Иероса-лима и всея / Палестины, вам, великому государю, челом ударил. //

И государь, встав, патриарха встретил / от места с полсажени, л. 153 и патриарх / государя благословил. /

А принимал государь благословение от патри/арха, сняв с себя свою царскую шапку. /

А держал в то время царскую шапку на зо/лотом блюде казначей Микифор Васильевич / Траханиотов на мисе на болшой. /

А как патриарх государя благословил, / и государь пожаловал, спросил патриарха / о здоровье10, и патриарх бил челом государю / на ево государском жалованье. /

А после того подносил патриарх ко государю / и благословил государя // образ Спасов в киоте, Спас написан на престоле, с сторону / л. 154 престола богородица, а з другую сторону Иван Предо/теча, с при-творцы, а на притворцех пи/саны святые, /

мощи Иванна Предтечи, часть от лопатки правые, / мощи часть от главы святаго Филиппа / от седми дьякон, / мощи святаго мученика Сергия, /

10 На левом поле листа и между строк помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: пополнить: а молыть ныне: святейший Паисей патриарх во здравии (исправлено из: здравие) ли и во спасении пребывает.

мощи святаго архимарита Кумненоса, / ручка правая, писатель святые церкви Вифлиома, /

мощи святаго Пантелеймона, / мощи четыредесят мученик, /

мир святых врачей и безсребреник Козьмы и Демьяна, / 3 меры Гроба Господня11, часть от древа, что влек / Фома апостол в Ындее своим поясом, / змирна, / ладон росной, /

касия12,

часть древа жезла Моисеева, / святая вода иерданская. // л. 155 А приимал государь у патриарха образ и мощи / святых сам, а у государя приимал крайчей / Михайло Михайлович Салтыков, а у Михаила Михайловича / принимали столники и стряпчие. /

А являл государю образ и мощи патриарх / сам, а толмачил переводчик. /

А как патриарх образ и мощи святых государю / объявил все, и государь положил на себя свою царскую / шапку и сел в своем царском месте. /

И околничей князь Григорей Костянтинович Волконской / явил государю от патриарха поминки, / а молыл: /

Великий государь, благочестивый царь и великий князь / Михайло Федорович всеа Русии самодержец / и многих государств государь и облаадатель, святого / града Иеросалима патриарх Феофан / вам, великому государю, челом бьет: / шандан хрусталной, / 2 камки кизылбашские, /

одеяло шолково, шито золотом да серебром, / фата шелкавая. /

И государь пожаловал, поминки велел принять, / и велел государь патриарху сести от себя, государя, / в другой лавке по правой стороне меж окон. /

А как патриарх сел, и государь жаловал, звал / к руке архимарита, архидьякона, патри/арша племянника, келаря и старцов, и патри/ар-ших служебников, которые были у государя с патриархом. // л. 156 А после того велел государь патриарху явити свое / государево жалованье околничему князю Григорью / Костянтиновичю Волконскому. /

11 Буква «я» исправлена из «и».

12 Буква «с» вписана между букв.

И по государеву указу околничей князь Григорей Костянтинович / молыл: /

Святейший патриарх Феофан, / великий государь, благочестивый царь и великий князь / Михайло Федорович всеа Русии самодержец / и многих государств государь и облаадатель жалует / тебя своим государевым жалованьем: /

портище бархату черново глатково; / портище бархату рытого; / 2 отласа, гвоздишной13 да таусинной14; / 2 портища камки, багровые да вишневые; / 2 сорока соболей, один в 70 рублев, / другой в 30 рублев; / кубок серебрян золочен с кровлею, 8 гривенок и 47 золотников15; / денег 200 рублев16. / А патриарх в то время стоял. /

А как околничей патриарху государево жалованье / явил, / и государь велел диаку Саве Раманчюкову сказать / патриарху свое государево жалованье, стол. /

И по государеву указу Сава Раманчюков молыл: / Святейший патриарх Феофан, / великий государь, благочестивый царь и великий князь / Михайло Федорович всеа Русии самодержец / и многих государств государь и облаадатель жалует / тебя, посылает к тебе с своим царским жалованьем, // столом, столника своего князя л. 157 Григорья Васильевича / Тюфякина. /

А как Сава сказал патриарху государево жалованье, / стол, / и государь велел с патриархом приставу итти в соборную / церковь Пречистые богородицы к митрополитом. /

А митрополит Казанской Матвей в то время / был в соборной церкви / Пречистые богородицы во всем / святительском чину, как ведетца в службе, а стоял / на патриаршем месте, а под ним был послан / ковер да орлик. /

А устроенного патриарша места в то время / не было, потому что в то время на московском / государстве патриарха не было. /

А от казанского митрополита по правую / сторону к анбону стояли крутицкой митрополит / Иона, а по левую сторону галасонской архи/епископ да и все власти, которые в то / время были на Москве, стояли по обе / стороны во всем святителском сану. /

13 В ркп.: гвоздинной.

14 Слова «2 отласа, гвоздишной да таусинной» вписаны между строк почерком правки коричневыми чернилами.

15 Слова «гривенок и 47 золотников» дописаны в строку и между строк. На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: То ж.

16 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: То ж.

А архимариты и игумены, и протопопы, / и попы, и дьяконы стояли с ними же / и были в саженых ризах. // л. 158 А как патриарх пришел к церкве к южным / дверем, и встретил в дверех пречистенской / ключарь Лука в одной патрахели без риз / с кадилом./

И патриарх, вшед в церковь, прикладывался / к образом и к чюдо-творцевым гробом / и обшел всю церковь и до площаницы господни, / а от площаницы шел ко властем мимо / патриарша места и амбона и шел ко / властем. /

И казанской и крутицкой митрополиты / и архиепископы встретили патриарха / с мест своих сажени з две, / и приняли от патриарха благословение, и с ним / целовалися, а подносил патриарху крест / казанской митрополит Матвей, и патриарх / благословлял крестом всех властей, а они / его не благословляли. /

Да спрашивали митрополиты17 патриарха / о здоровье, во здравие ль и во спасение ль пре/бывает. /

И патриарх говорил: Божиею милостию / и великого государя царя и великого князя Михаила / Федоровича всеа Русии самодержца / жалованьем живы есмя. // л. 159 И того дни патриарх у Пречистые богородицы / обедни слушал, а служили митрополиты / и архиепископы, и епископы, и протопопы, / и попы всем собором, а было их в службе / человек с 50 и болши в саженых ризах. /

А патриарх стоял в обедню по правую / сторону заднего столпа, а ему был / послан ковер и орлик положен. /

А как обедню отпели, и патриарх опять / прикладывался ко образом и к чюдотворцо/вым гробом да прощался со властьми / и, прос-тяся, пошел из церкви, и отъехал / к себе в Чюдов монастырь. /

А из церкви провожал ево до саней пречистенской / ключарь Лука. /

А как патриарх из церкви шел, и у него / благословлялися дворяне и гости, и всякие / люди. /

А с столом к патриарху от государя посылан / столник князь Гри-горей Васильевич / Тюфякин, а что к нему послано еств / и питья, и тому записка на Дворце. // л. 160 А архимариту и архидьякону, и дьякону, / и келарю послано государева жалованья / от казны: /

архимариту ковш серебрен в три гривенки18, /

17 «ы» исправлена из «а».

18 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: нет.

портище камки багровые19, / 40 соболей в 15 рублев20, / 20 рублев денег. /

Архидьякону Неофиту да келарю / старцу Аникею по достокану, по 3 / рубли достокан21, по портищу камки багровые, / по 40 куниц, денег архидьякону / 15 рублев, келарю 10 рублев. /

Патриаршу племяннику Офонасью чарку / серебрену в три рубли, портище камки / багровые, 40 куниц в 12 рублев, / денег 8 рублев. / Дьякону Филофею 40 куниц, денег / 10 рублев. / Старцу Митрофану да Олександрову человеку / Полеолога22 по пор-тищу камки, денег / по 5 рублев человеку23. /

Служебнику патриаршу греченину Хри/стодулу сукно настрафиль, денег 3 рубли. //

Июля в 1 день в четверг на память чюдо/творец и безсребреник л. 161 Козьмы и Домья/на у великого государя святейшего Фила/рета патриарха Московского и всеа Русии / был у стола ерусалимской патриарх Фе/офан. /

А канун того дни посылан от великого государя / святейшего патриарха по ерусалим/ского патриарха Феофана звати / ести Данило Юрьев сын Левонтьев. /

А в тот день, как ерусалимской патриарх / был у государя святейшего патриарха / Филарета Никитича Московского / и всеа Русии у стола, звал к столу / патриарш боярин князь Володимер / Тимофеевич Долгорукой./

А встречали ерусалимского патриарха, / как приехал к великому государю свя/тейшему патриарху на двор: /

на нижнем крыльце блиско саней архи/мариты, / на середнем крыльце встретили архи/епискуп Резанский Иосиф да коломен/ской епискуп Рафайло, //

на верхнем крыльце встретил крутитцкой / митрополит Иона да л. 162 суздальской архиепи/скуп Арсеней, /

в сенех патриарха встретил казанской / митрополит Матвей да во-логоцкой архи/епискуп Макарей. /

А сам господин святейший Филарет патриарх / Московский и всеа Русии встретил / ерусалимского патриарха, вышед / ис полаты, сступя с рундука. /

19 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: камка адамашка, добрую.

20 На левом поле листа помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: 40 горностаев, 15 рублев.

21 Вписано между строк.

22 Так в ркп.

23 Приписано в строку.

А ели у великого государя святейшего / патриарха Филарета Никитича Московского и всеа Русии при еруса/лимском патриархе: / митрополит Крутитцкой Иона, / архиепискуп Вологоцкой Макарий, / епискуп Коломенской, /

4 архимариты — Володимерской, / Чюдовской, Спаса Нового, Си-манов/ской; /

игумены — Угрешской, Богоявленской, / Златоуской, греческой л. 163 архимарит, // архидьякон и старцов 7 человек, /

богородитцкой соборной протопоп / Кондратей з братьею, / боярин у патриарха ел, князь Володимер / Тимофеевич Долгорукой, /

Иван Александров сын Колтовской. /

А сказывал в стол боярина и протопо/па и дворян Данило Левон-тьев сын / Юрьев. /

Крайчей был у государя патриарха Иван / Биркин. / А у ерусалимского патриарха у стола / был в крайчего место пат-риарш / дьяк Максим Куликов. /

А чашники были из государевых и ис пат/риарших стольников на время. //

л. 164 А благословения и даров к великому государю / святейшему патриарху Филарету Ники/тичю Московскому и всеа Русии от ероса-лим/ского патриарха Феофана: /

понагея камень бел, аспид, на нем выре/зан образ Пречистые богородицы, обложена / золотом, а кругом понагеи встав/ливаны каменье, лалы и изумруды / и жемчюги на спенках, да в ысподи / у понагеи камень изумруд, /

мощи Иванна Предтечи, /

мощи святыя мученицы Христины, /

мощи святаго Пантелеимона24, /

мощи святаго архиепископа Викулы Изми/рсково, /

моши святого мученика Анфима, /

власы святого новомученика Макария, /

вода святая из реки из Ердана, /

змирна, /

касия, /

ладан росной, /

поручи отлас червчат, вышито волоченным / золотом Благовещение пресвятые / богородицы, // л. 165 чотки ладону росново, /

24 Исправлено из: Пантелоимона.

зуфь вишнева, / посох святительской. /

А патриарху ерусалимскому Феофану от ве/ликого государя святейшего патриарха / Филарета Никитича Московского / и всеа Русии благословения: /

образ облажен25 серебром чеканным / с каменьем; / ему ж дано даров: /

кубок серебрян позолочен с кровлею / в 5 гривенок, /

стопа серебряна в пол-3 гривенки, /

бархат гладкой черн, /

камка черна, /

камка багрова чешуйчата, /

40 соболей в 80 рублев, /

150 рублев денег; /

архимариту греческому: ковш серебрян / в 2 гривенки, / камка смирная / 40 соболей в 20 рублев, //

денег 15 рублев; / л. 166

архидиякону: /

чарка серебряна в гривенку, /

камка адамашка смирная, /

40 куниц добрых, /

денег 8 рублев; /

диякону, келарю, племяннику / патриаршу / по образу, по камке смирной, / по 6 рублев денег; /

старцу Митрофану тафта, / 4 рубли; /

Олександрову человеку Палеолога да / служебнику патриаршу / по образу да по 4 рубли денег.

РГАДА. Ф. 52. Сношения России с Грецией. Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 1. Л. 149-166.

№ 3

1649 г. февраля 4-22. — Докладная выпись о поездке в июле 1619 г. иерусалимского патриарха Феофана и сопровождавших его людей в Троице-Сергиев монастырь

Написано в доклад1. / л. 252

В прошлом во 127-м году июля в 20 день послана блажен/ные памяти государева царева и великого князя Михаила / Федоровича

25 Так в ркп.

1 Заголовок написан почерком правки коричневыми чернилами.

всеа Русии грамота в Троетцкой в Сер/гиев монастырь к архимариту Деонисию да х2 келарю / старцу Аврамию з братьею, что отпущен к Живоначаль/ной Троице в Сергиев монастырь еросалимской патриарх / Феофан помолитца по ево прошенью, а с ним были / архима-рит, архидьякон, келарь, дьякон / да старец святые горы Афонские, да старец, / ево служебник, да племянник ево, да Але/ксандров человек Палеолога, да патриарш слу/жебник. А с ним был пристав да переводчик, / да для провожанья было послано 10 человек / слуг Чю-дова монастыря да3 15 человек стрельцов. / А велено им, как пристав в монастырь с вестью / о патриарше приходе пришлет, в кое время ему / в монастырь быти, и к его приходу всем велено / быти готовым и в церкве велено устроить чинно, / и встречю им велено учинити большую, как / встречают патриархов московских, архимариту / и священником, и дьяконом в саженых ризах / со всеми старцы, з звоном, л. 253 и пети вечерню / и всенощное учиня, которому святому празне//ство. / И почесть им4 велено учинити большую, чтоб во всем / было честно и покойно, а назавтрее веле/но про патриарха учинити им стол большой и еству / велено ставить на серебряных блюдах, а питье / в кубках и в братинах серебряных. /

А после стола велено патриарху и старцом всем, / которые с ним, дати дары от себя по росписи, / какова к ним прислана с Москвы5. / Патриарху: /

образ Спасов или Пречистые богородицы, чеканен, / с пеленою, из старых образов, /

образ Сергиево видение, обложен / серебром, венцы сканью, /

кубок серебрян гривенок в 7, /

братина серебрена в 10 рублев, /

отлас смирной, каков лучитца, /

камка адамашка синяя или багровая, /

объярь, будет есть6, ино дать, а будет / нет, ино не давать, / 40 соболей в 40 рублев, / 50 рублев денег, / 2 полотенца троетцких, / 5 братин троетцких с венцы хороших, / ставики троетцкие, // л. 254 ковш троетцкой, /

2Коричневыми чернилами исправлено из «а».

3 «а» исправлена из «о».

4 Коричневыми чернилами исправлено из: ему.

5 Слова «какова к ним прислана с Москвы» написаны почерком правки коричневыми чернилами.

6 Слова «будет есть» написаны дважды, второй раз зачеркнуты.

судки столовые деревяные подписаные, / став блюд болших подписаных, / братина великая с покрышкою подписаная, / кувшинец писаной не мал. / Архимариту: /

образ Сергиево видение, обложен серебром, / камка багрова, / 10 рублев денег, /

судков троетцких всяких в четверть перед па/триархом / сукно троетцкое доброе. /

Архидьякону, келарю по образу окладному, / по камке, / по 5 рублев денег, / по 2 братины, / по ставцу, / по лошке. //

Дьякону, старцу да старцу ж Афонские горы, / племяннику пат- л. 255 риаршу, Александрову / человеку Палеолога Офонасью / по образу окладному, / по 5 рублев денег, / по ставцу, по братине, / по лошке; / да всем старцом по сукну по троетцкому / человеку; /

патриаршу служебнику образ неокладной, 3 / рубли денег, братина, ложка. /

А как он из монастыря поедет, и им велено дати / патриарху корм в дорогу до Москвы, как / мочно быть без нужи, и из монастыря ево велено / проводить и отпустить честно по тому ж, как / и на приезде, и слуг монастырских велено им / послать ево проводити десяти человек. //

А в отписке Живоначальные Троицы Сергиева / монастыря ко го- л. 256 сударю царю и великому князю Михаилу / Федоровичю всеа Русии архимарит и келарь / з братьею писали, что они еросалимского патриарха / Феофана примут7 по ево государеву указу, / а судов у них серебряных, в чем перед патриарха / есть и пить ставить, в монастыре нет, опричь / тех судов, которые немногие суды оставлены / для государева приходу, а которые и были, и те взяты / к Москве блаженные памяти при государе царе / и великом князе Иване Васильевиче всеа Русии8. /

А в дарех9 еросалимскому патриарху10 / по той росписи, какова к ним в монастырь при/слана, готово11, опричь того, что велено дать патриарху, / братина серебряная, да отласу, да объяри / и судков столовых, / да что дать архимариту и архидьякону и ке/ларю камок. /

7 Почерком правки коричневыми чернилами исправлено из: примали.

8 Слова «всеа Русии» приписаны почерком правки коричневыми чернилами.

9 Далее зачеркнуто коричневыми чернилами: они.

10 Далее зачеркнуто коричневыми чернилами: дали.

11 Написано над строкой почерком правки коричневыми чернилами.

И по той отписке послана государева12 грамота, а велено, каковы / суды есть, в таких и подносити, а с Москвы / для того не пошлют, л. 257 а дары все сполна, а которых // иных даров и судов не будет, и в то место / дать иным чем в ту ж версту, а чево нет, / и то, купя, послать с Москвы монастырскою казною. /

И еросалимскому патриарху у Живоначальные / Троицы дано: / образ Пречистые богородицы Одегитрие Тихвинской, / обложен серебром чеканным, золочен, пелена / низана жемчюгом, /

образ Живоначальные Троицы, видение / великого чюдотворца Сергия, обложен серебром, / венцы сканью, золочены, /

кубок двойчат, чекан, с личинами, золочен, / восмь гривенок 21 золотник, /

братина серебрена, венец и травы по бра/тине золочены, 2 гривенки без дву золотни/ков, / отлас гвоздичен, / камка куфтерь таусинна, / 40 соболей, / 50 рублев денег, / 2 полотенца троетцких, // л. 258 5 братин с венцы, / 2 ставика, / ковш каповой, / став блюд подписаных, /

братина с покрышкою, венец подписан золотом, / кувшинец подписан золотом. / Архимариту: /

образ Живоначальные Троицы, видение / великого чюдотворца Сергия, обложен серебром, / золочен, венцы скань с финифты, / камка багрова, / 10 рублев денег, / 2 братины с венцы, / ставик,/

2 блюда подписных золотом, / сукно троетцкое. / Архидьякону: /

образ Пречистые богородицы Умиление, обложен сереб/ром, золочен, венец резной, скань с финифты, / камка черна, / 5 рублев денег, / 2 братины, /

12 Написано над строкой почерком правки коричневыми чернилами.

ставец, //

лошка, / л. 259

сукно троетцкое. / Келарю: /

образ Пречистые богородицы Одегитрее, обложен / серебром, золочен, /

камка вишнева, / 5 рублев денег, / 2 братины, / ставец, / лошка, /

сукно троетцкое. / Дьякону, старцу: /

образ Пречистые богородицы с превечным младенцем / Казанские, обложен серебром, золочен, / 5 рублев денег, / ставец, / лошка, / братина, //

сукно троецкое. / л. 260

Старцу афонскому Саве: /

образ Пречистые богородицы Умиление, обложен / серебром, золочен, /

пять рублев денег, / ставец, / братина, / лошка, /

сукно троецкое. / Патриаршу племяннику: /

образ Пречистые богородицы Умиление, обложен / серебром, золочен, /

пять рублев денег, / ставец, / братина, / лошка. /

Александрову человеку Палеолога Афо/насью: / образ Пречистые богородицы Умиление, обложен / серебром, золочен, /

пять рублев денег, / ставец, //

братина, / л. 261

лошка. /

Греченину Иосифу Зиновьеву: /

образ Пречистые богородицы Умиление, обложен / серебром, золочен, /

денег четыре рубли, / братина с лошкою. / Патриаршу служебнику: /

образ Живоначальные Троицы, видение / великого чюдотворца Сергия на зо/лоте, / три рубли денег, / братина с лошкою.

РГАДА. Ф. 52. Сношения России с Грецией.

Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 252-261.

№ 4

1649 г. не позднее мая 5. — Выпись «на пример» о полученном иерусалимским патриархом Феофаном со свитой, архимандритом и келарем монастыря Саввы Освященного государевом жалованье на отпускной аудиенции у царя Михаила Федоровича 4 февраля 1620 г. и патриархом во время царского обеда «на поставление» патриарха Филарета Никитича 24 июня 1619 г.

л. 282 А ныне иерусалимскому патриарху и архимаритом, / и старцом, и патриаршим племянником, и людем / на отпуске что дати государева жалованья, о том / как государь царь и великий князь Алексей Михайлович / всеа Русии укажет. / И выписано на пример: /

В прошлом во 127-м году приезжал блаженные / памяти к великому государю царю и великому князю Михаилу / Федоровичю всеа Русии иерусалимской патриарх / Феофан, а как он был у государя на отпуске, и ему / дано государева жалованья: /

кубок серебрен, золочен, с кровлею в 4 гривенки / и в 32 золотника с полузолотником, цена по 5 / рублев гривенка, итого 21 рубль 22 алтына; /

в 3-х местех по 10 аршин бархату и отласу / и камки, цена 40 рублев; /

40 соболей в 70 рублев; / денег 150 рублев. /

Всего патриарху дано на 281 рубль на / 22 алтына1. / Архимариту его: /

1 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: на 500 рублев.

ковш весу 2 гривенки; /

10 аршин камки по 25 алтын аршин, итого / 7 рублев с полтиною2; //

40 куниц в 12 рублев; / л. 283

денег 15 рублев3. /

Всего, опричь ковша, на 34 рубли с полтиною, / а ковшу что цена, того не ведомо. /

Архидьякону да келарю по достокану, в гри/венку достокан; / по портищу камки по 25 алтын аршин, / итого по 7 рублев с полтиною камка; /

по 40 куниц, по 12 рублев сорок4; / денег архидьякону 10 рублев, келарю / 5 рублев5. / Всего, опричь достоканов, дано им обеим / на 54 рубли, а достока-ном цены не ведомо. /

Патриаршу племяннику: /

портище камки адамашки, по 25 алтын / аршин, итого 7 рублев с полтиною; /

40 куниц в 12 рублев; /

денег 5 рублев6. /

Всего на 24 рубли с полтиною. /

Дьякону / 40 куниц в 12 рублев, / денег 3 рубли. /

Старцу 10 рублев. /

Служебнику патриаршу: / сукно настрафиль, цена 2 рубли, / денег 2 рубли ж. //

Савина монастыря архимариту: / л. 284

кубок в 3 гривенки и в 19 золотников, / а что цена, того не ведомо; / 40 соболей в 30 рублев; /

10 аршин камки адамашки по 26 алтын / по 2 деньги аршин, итого 8 рублев; /

денег 25 рублев. /

Всего, опричь кубка, на 63 рубли. /

Келарю: ковш в гривенку и в 30 золотников, / а цены не ведомо ж; /

2 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: а ныне камку смирную, 40 куниц.

3 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: денег 12 рублев.

4 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: по камке, с нею по сороку куниц.

5 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: денег против того.

6 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: камка адамашка, денег 6 (исправлено из: 5) рублев, а другому то ж.

10 аршин камки адамашки по 25 алтын / аршин, итого 7 рублев с полтиною; /

40 куниц в 12 рублев; / денег 15 рублев. /

Всего, опричь ковша, на 34 рубли с полтиною. / Слуге архимаричью сукно в 2 рубли, / денег 3 рубли. / Всего иерусалимскому патриарху Феофану и архи/маритом, и стар-цом, и служебником во 128-м / году на отпуске дано на 526 рублев / на 5 алтын на 2 деньги, опричь кубка и ковшей, и достоканов. // л. 285 Во 127-м году на поставление великого государя святей/шего патриарха Филарета Никитича Московского / и всеа Русии дано государева жалованья иерусалимскому / патриарху Феофану, как он был у стола: /

кубок серебрян, золочен, с кровлею, в 7 гривенок / и в 8 золотников, по 5 рублев гривенка, итого / 35 рублев 12 алтын; /

кружка серебрена, с кровлею, в 3 гривенки и в 3 зо/лотника, по 5 же рублев гривенка, итого 15 / рублев 5 алтын; / 19 аршин с четью бархатов; / 10 аршин объярей; / 30 аршин камок; /

всего во 6 местех, по цене на 61 / рубль с полтиною; / 40 соболей в 65 рублев; / денег 200 рублев. /

Всего патриарху дано на поставление у стола / и з денгами 377 рублев.

РГАДА. Ф. 52. Сношения России с Грецией.

Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 282-285.

№ 5

1649 г. мая 9. — Докладная выпись об общей сумме пожалований, полученных иерусалимским патриархом Феофаном в 1619-1620 годах от царя Михаила Федоровича, патриарха Филарета Никитича и старицы Марфы Ивановны

л. 364 Написано в доклад.

В нынешнем во 157-м году иерусалимскому патриарху Паисею, как он был у государя на дворе на приезде, дано ему государева жалованья против еросалимского патриарха Феофана и с прибавкою всего на 427 рублев с полтиною, а прибавлено перед Феофаном патриархом с 70 рублев.

Паисею ж патриарху дано в трех столех, как был у государя на Велик день и на ево, государя, и на царицыны именины, на 274 рубли на 20 алтын на 3 деньги.

Обоего патриарху Паисею дано государева жалованья на 702 рубли на 3 алтына на 5 денег.

А ныне на отпуске что ему дати государева жалованья, и о том государь царь и великий князь Алексей Михайлович всеа Русии как укажет.

А в прошлом во 127-м году прежнему иеросалимскому патриарху Феофану на приезде дано на 357 рублев с полтиною, на поставление великого государя святейшего патриарха Филарета Никитича Московского и всеа Русии дано на 377 рублев.

А на отпуске дано на 281 рубль на 22 алтына. //

Всего ему на приезде и на поставлении, и на отпуске дано госуда- л. 365 рева жалованья на 1016 рублев на 5 алтын на 2 деньги.

Феофану ж патриарху от великого государя святейшего патриарха Филарета Никитича Московского и всеа Русии после поставления дано у стола на 297 рублев с полтиною.

Ему ж на отпуске дано на 196 рублев.

Патриарху ж Феофану от великие государыни старицы иноки Марфы Ивановны дано на 180 рублев.

Да патриарху ж дано з государева и с патриарша мест, на1 чем было поставление, сукон и отласов на 424 рубли с полтиною.

И всего государева жалованья и от великого государя святейшаго патриарха, и у великие государыни старицы даров дано и с тем, что с места даны сукна и отласы, на 2114 рублев на 5 алтын на 2 деньги.

157-го маия в 9 день государь пожаловал еросалимского патриарха Паисея, велел ему дать своего государева жалованья на милостину и на искупление живодавнова Гроба Господня собольми ис Сибирского приказу на четыре тысечи рублев2.

РГАДА. Ф. 52. Сношения России с Грецией.

Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 364-365.

№ 6

1649 г. мая 9-10. — Докладная выпись о количестве предоставленного иерусалимскому патриарху Феофану в дорогу от Москвы до Путивля и от Путивля до Чернигова или Киева поденного корма и питья и запасных съестных припасов

Доложити государя царя и великого князя Алексея Михайловича / л. 384 всеа Русии о корму и о питье иерусалимскому / патриарху Паисею и архимаритом, и греческим / старцом, по чему им давати в дороге

1 «а» исправлена из «е».

2 Приговор написан серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова по лицевому сставу листов и внизу л. 365.

поденного / корму и питья, и на колько недель и до которого города / с Москвы ествы и питья послати, и в городех кормы / и питье готовить ли, и сверх поденного корму и питья / с Москвы про патриарха каких рыбных и иных / приказных еств и питей заморских, и медов / красных и белых послать ли и сколко послати, / и по скольку под патриарха и под старцов и под их / рухлядь, и под корм, и под питье давати подвод, / и кому с Москвы до Путивля в приставех / быть, о том о всем как государь укажет. /

А что наперед сего иерусалимскому патриарху дава/но от Москвы до Путивля и до рубежа поденного / корму и питья и что послано за ним в почесть, / и что про нево ж готовлено в городех, и хто с Москвы / послан в приставех для береженья, и то вы/писано на пример. / Во 127-м году приходил ко государю царю и великому / князю Михаилу Федоровичю всеа Русии иерусалимской / патриарх Феофан, а отпущен с Москвы / через Литовскую землю на Путивль да л. 385 на Киев, // а для провожанья послан с ним до Пу/тивля дворянин Иван Можаров да гре/ческой переводчик Иван Селунской да в про/вожатых для береженья с Москвы до Тулы / вместо стрелцов 30 человек казаков, москов/ских слободчиков, а от Тулы велено имать / провожатых в городех, от города до города / по 30 ж человек стрельцов или казаков. /

А в дорогу иерусалимскому патриарху Феофану / и архимаритом, и попом, и старцом, и служебником / отпущено поденного корму, ествы и питья, от Мо/сквы до Путивля и до Чернигова или до Ки/ева с приставом с Ываном Можаровым: / з Дворца: /

патриарху Феофану на день: /

колач крупичатой, /

на блюдо прут белые рыбицы, /

на блюдо лещ паровой или щука, переменяя, /

уха щучья, /

уха карасевая или окуневая, / щука колодка, /

на блюде осетрины ступичные или семжины, / переменяя; / патриарху ж питья на день: // л. 386 кружка меду вишневого, /

кружка меду боярсково или обарново, / ведро меду паточного, / полведра пива доброво; /

3-м человеком архимаритом1 да архидьякону, всего / 4-м человеком, ествы на день всем: /

1 Исправлено из: архимариту.

2 блюда икры паюсные, / 2 звена осетрины, / 2 сига, / 2 лодоги, / 2 звена семжины; /

3-м человеком келарем да попу черному, всего / 4-м человеком, ествы: /

2 сига или две лодоги, / на блюдо икры паюсные, / 2 звена осетрины, / 2 звена семги; /

2-м человеком, дьяконом да старцу, да патри/аршу племяннику, да 3-м человеком старцом же, / иерусалимскому да Пантелеймонова монастыря, да / савинскому, всего 6 человеком: / на 2 блюда икры паюсные, / 2 сига или 2 лодоги, /

2 звена осетрины или в осетрины место да/вати по 2 звена семжины, переменяя; //

2-м человеком служебником: / л. 387

на блюдо икры паюсные, / сиг или лодога на день. /

А где про патриарха в дороге живые рыбы / или лещей, или щук добыть не мочно, и в то место / велено давати иная рыба, какову где / добудут добрую рыбу. /

Да с Москвы ж послано про патриарха рыбы в запас / в поденной корм и вперед за рубеж в дорогу: / спина белужья2, / теша белужья3, / батог белужей, /

3 косяка4 белужьих, / 2 спины осетрьи5, /

2 теши осетрьи6, / 10 семог сухих7, /

2Далее зачеркнуто серо-черными чернилами: большая. На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: То ж.

3Далее зачеркнуто серо-черными чернилами: большая. На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: То ж.

4 Далее зачеркнуто серо-черными чернилами: больших.

5 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: То ж.

6 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: Теша.

7 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: 3.

да что им давати в поденной корм семги со/леные 5 пуд8; /

да про старцов послано, что им давати / в дороге: /

бочка сигов, /

бочка лодог добрых, /

да икры паюсные 2 пуда9. /

Про патриарха ж отпущено в дорогу / з Дворца: // л. 388 1 0 коврижек середние статьи10, / 20 хлебцов черных11, / став мазуни с шафраном, / став другой с перцом, /

2 кинодати12, /

5 труб розных ягод13, /

3 ведра меду вишневого14, / 5 ведр меду черничного15, / вина боярского 2 ведра16, / четь сухарей крупичатых, / 2 чети сухарей толченых. / Из Новые чети: /

3-м человеком архимаритом да архидьякону, / всего 4-м человеком: /

пол-2 ведра меду, / 2 ведра пива на день; /

3-м человеком келарем да попу черному, всего / 4-м человеком: / ведро меду, / пол-2 ведра пива; /

2-м человеком дьяконом да старцу, патриаршу / племяннику, 3-м человеком старцом же, всего 6 / человеком: / ведро меду, /

пол-2 ведра пива на день, // л. 389 2-м человеком служебником полведра пива на день. /

Да в запас про всех старцов в дорогу с кабака / 10 ведр вина. /

8 В конце строки дописано серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова:

2 пуда (далее написано этой же рукой и зачеркнуто: провесные) да 3 осетра.

9 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: То ж. Перед этими словами написано той же рукой и зачеркнуто «пуд» и «пять осетров».

10 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: То ж.

11 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: 10.

12 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: 1.

13 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: 3.

14 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: 2.

15 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: 3.

16 На левом поле помета серо-черными чернилами рукой дьяка А. Иванова: 2 ведра,

3 (исправлено той же рукой из: 2) ведра квасу паточного, 3 ведра меду паточного.

Да из Болшого приходу архимаритом и архидьякону, / и черным попом, и старцом в дорогу дано корму / до Путивля и до Чернигова или до Киева день/гами по росписи поденно на 3 недели с тово / дни, как иерусалимской патриарх и греческие / старцы с Москвы пошли: / 3-м человеком архимаритом да архидьякону, / всего 4-м человеком, / по хлебу да по 2 калача двуденежных; /

3-м человеком келарем да попу черному, всего / 4-м человеком, по хлебу да по 2 колача / двуденежных; /

2-м дьяконом да старцу, патриаршу / племяннику да 3-м человеком старцом же, всего 6 человеком, по хлебу да по 2 колача / двуде-нежных; /

2-м служебником / по хлебу двуденежному да по колачю денежному / на день человеку. /

Да на те ж дни велено на них с приставом по/слати в запас на свежую рыбу денгами 20 / рублев. //

Про патриарха же велено изготовить в Путивле, / что ему послати л. 390 в дорогу до рубежа, / 5 ведр меду обарново, / 15 ведр меду паточново, / 15 ведр меду цеженого. /

А на которых будет архимаритов и на старцов / питья в дороге не достанет, и на тех велено имати / питье по той же росписи по городом у воевод / с кабаков.

РГАДА. Ф. 52. Сношения России с Грецией.

Оп. 1. 1649 г. № 7. Ч. 2. Л. 384-390.