CC BY
113
Н.В. СВИТЕНКО (Краснодар)
террор интеллекта: репрессивная духовность в повести «гадкие лебеди» а. и б. Стругацких
Прозу братьев Стругацких можно рассматривать в рамках единого «метасюжета личности», который разворачивается между мыслью о смерти Бога, доминирующей в литературе последней третиХ£Хв., и мыслью о смерти человека, определяющей духовные поиски писателей ХХ в. Исследуются основополагающие принципы и внутренняя логика новой духовности «мокрецов»-интеллигентов. Анализ легенды о Гаммельнском крысолове в структуре повести позволяет определить генезис литературных корней новых ценностных ориентаций и проявляет прогностическую функцию аллюзии в сюжете.
Ключевые слова: А. и Б. Стругацкие, «Гадкие лебеди», социальная фантастика, имморализм, «антихристово добро», нравственно-этическая проблематика, художественная аксиология.
Повесть «Гадкие лебеди» представляет собой образец социально-философской фантастики или, как еще этот стиль называют исследователи, апокалиптического реализма [10, с. 70]. Она была написана в 1968 г. и не сразу нашла путь к своему читателю в СССР: ее издали лишь двадцать лет спустя в журнале «Изобретатель и рационализатор» (1986, сокр., под заглавием «Прекрасный утенок») и «Даугава» (1987, под заглавием «Время дождя») [4]. Этот текст авторы позднее включили в состав романа «Хромая судьба» как произведение, написанное главным героем, Феликсом Сорокиным («Синяя тетрадь») [2].
Действие происходит в условном европейском государстве, в городе детства рассказчика-повествователя Виктора Банева - писателя, рефлексирующего интеллигента. Просьба бывшей супруги забрать дочь на воспитание (поскольку мать совершенно не является авторитетом для подростка) проявляет основную сюжетную линию, связанную с учителями детей-вундеркиндов - «мокрецов», так в городе называют пациентов лепрозория, прокаженных. Приятель дочери писателя, высказывая неожиданно взрослые для его возраста
идеи, поясняет, что мокрецы «совсем не больные и здоровее самого Виктора», и приглашает его на встречу с гимназистами, где выясняется, что молодое поколение горожан уже давно находятся под влиянием «очкариков» - это чрезвычайно умные, но этически неразвитые дети, для которых существуют лишь крайности: мокрецы - «прекрасны», «интеллектуальны», «духовны», родители - «ужасны», «невежественны», «звероподобны». Эта бинар-ность восприятия детей напоминает Виктору фашистскую «оптику» мировидения.
Постепенно читателю раскрывается природа происходящего в городе: изменения в климате (постоянный непрекращающийся дождь) - дело рук пациентов лепрозория. Аналогия, проясняющая «генезис» мокрецов, довольно прозрачна: «очкарики» (очковая болезнь), т. е. интеллигенция. Но как интеллигенция может привлечь к себе детей? Чем заманить? обещанием всемогущества? открытием таланта, который ты в себе не подозреваешь? Построение нового мира - каким он будет? Найдется ли в нем место личностям вроде героя-рассказчика? Не превратится ли этот новый мир в очередной концлагерь для «неправильных» людей?
В текстах Стругацких «чужие» - мокрецы - созданы природой, их генезис объясняется сбоем в генетическом коде человека. Стругацкие практически не «работают» с «абсолютно чужими» персонажами: авторов интересует природа категории «инаковости» в социальном, психологическом и онтологическом аспектах повседневной реальности. Персонаж, который получает статус «чужого» в текстах писателей, обычно выстраивается по модели «двойника», т. е. при очевидных, разительных отличиях, обладает равным или близким онтологическим статусом и рядом общих свойств с тем, кто осуществляет идентификацию.
С развитием сюжета читатель узнает, что мокрецы - это и не совсем люди, что питаются они идеями из книг, избегают насилия, влияют на умы и настроения подрастающего поколения, которое с радостью следует за ними, зачастую утрируя их идеи, образуя идеально стерильное общество интеллектуалов, которые, по иронии, живут в лепрозории как прокаженные. И действительно, интеллект, по мнению Стругацких, без гуманности, доброты, фантазии и юмора - это проказа, это вечная слякоть, трясина, болото, дисгармония. Несмотря на все это, Виктор симпатизирует «очкарикам», вызволяет одного из них из капкана,
О Свитенко Н.В., 2021
защищает другого мокреца в ресторане, угоняет грузовик с книгами для них. Для натуры Ба-нева (тоже интеллигента, только старого, традиционного «образца») совершенно органично быть на стороне обиженного, особенно обиженного властью.
Стругацкие пишут об «очкариках»: ...есть люди, которые живут будущим <... > От прошлого они совершенно справедливо не ждут ничего хорошего, а настоящее для них - это только материал для построения будущего, сырье... [5, с. 188]. Очевидно, что они не обращаются к «пространству опыта», поскольку нет для них ничего в этом опыте полезного, да и вообще ничего полезного ни в прошлом, ни в людях, ни в идеях, ни в вещах. Для них есть только будущее, есть только интеллект. И детей они воспитывают под стать себе, вербуют сторонников, создают для них необходимую идеологическую базу, в которой нет места людям прошлого - в сторону отодвинуто все человеческое: сострадание, понимание, помощь слабым. Не так далек от истины художник Па-вор, который высказывает мысль о том, что только знание трудов Гегеля или Зурзмансора не делает человека добрым и прекрасным, а приводит лишь к интеллектуальной жестокости. Такая жестокость приводит лишь к безжалостности по отношению к человечеству и ничего хорошего не принесет. В этом отчасти раскрывается характер мировоззрения мокрецов-идеологов и воспитанных ими детей-вундеркиндов.
Мокрецов, идеальных людей будущего, Стругацкие буквально обезличивают: вместо лиц у них плохо прилаженные маски. такая деталь необходима, чтобы показать бездушность этого будущего, отсюда и название, данное «очкарикам» авторами, такое неприятное, липкое и мокрое: мокрецы претендуют на лик (противопоставлены животному существованию «взрослых» в городе), а по факту имеют только личину - маску.
Финальным событием становится уход детей из своих домов в лепрозорий: .Они уходили радостно <... > потому что они навсегда забыли свой храпящий предутренний город, скопление клопиных нор, гнездо мелких страстишек и мелких подлостей, чрево, беременное чудовищными преступлениями, непрерывно творящее преступления и преступные намерения, как муравьиная матка непрерывно извергает яйца, они ушли, щебеча и болтая, и скрылись в тумане, пока мы, пьяные, захлебывались спертым воздухом, поражаемые погаными кошмарами, которых они никогда не видели и никогда не увидят... [Там же, с. 211].
Городские жители хотят вернуть детей домой, даже делают попытку штурма лепрозория, но отступают и расходятся, услышав таинственный Голос у ограждений.
Этот эпизод отсылает читателя к легенде о Гаммельнском крысолове, приобретающей в семантической структуре повести интересные смысловые коннотации. Повествователь упоминает знаменитый сюжет в беседе с мокрецом Зурзмансором в следующем контексте: «Я бы с удовольствием написал, как дети ушли из города. Нового гаммельнского крысолова» [5, с. 235]. В тексте есть фрагмент, где аллюзия выполняет прогностическую функцию, буквально рассказывая нам о будущих событиях в произведении, приведем его без сокращений:
- Почему в городе не осталось кошек? Мокрецы виноваты. Тэдди от мышей пропадает... Вы бы посоветовали мокрецам вывести из города заодно и мышей.
- А ля гаммельнский крысолов? - сказал Голем.
- Да, - легкомысленно подтвердил Виктор. - Именно а ля. - Потом он вспомнил, чем кончилась история с гаммельнским крысоловом. - Ничего смешного тут нет, - сказал он. - Сегодня я выступал в гимназии, видел ребятишек. И видел, как они встречали какого-то мокреца. Теперь я нисколько не удивлюсь, если в один прекрасный день на городскую площадь выйдет мокрец с аккордеоном и уведет ребятишек к черту на рога.
- Вы не удивитесь, - сказал Голем. - А еще что вы сделаете?
- Не знаю... Может быть, отберу у него аккордеон.
- И сами заиграете?
- Да, - вздохнул Виктор. - Это верно. Мне этих детей увлечь нечем, это я понял... [Там же, с. 124].
Подростковое взросление - время испытаний, которые формируют генезис индивидуальной воли. Если формирование собственной воли запаздывает, подросток попадает под влияние авторитетов - компании (коллективный авторитарный субъект) или взрослых. Мокрецы демонстрируют высокую концентрацию духа и воли и увлекают подростков идеей просвещения и прогресса.
о расположении сил в легенде по шкале триады «тело - душа - дух» ярко высказалась М.И. Цветаева в поэме «Крысолов»:
В городе Гаммельне - отпиши -
Ни одного кларнета.
В городе Гаммельне - ни души.
Но уж тела за это! [7, с. 52].
Раскрывая замысел поэмы, Цветаева пишет в рабочей тетради: «Толкование: Охотник - Дьявол-соблазнитель - Поэзия. Бургомистр - Быт. Дочка бургомистра - Душа... Крысы - земные заботы, от которых Охотник освобождает город. Быт не держит слово Поэзии, Поэзия мстит...?» [7, с. 779].
В повести Стругацких взрослые представляют собой телесную часть человеческого начала (живут только инстинктами, почти все взрослые в повести нерефлексивны, ригидны и не способны изменить свое мировоззрение), читателю явлен их примитивный образ жизни и времяпрепровождение, акцент сделан на том, что вся жизненная программа взрослых заключается в потреблении и насилии. Дети и мокрецы, наоборот, представляют собой лишь дух, начисто отделены от телесности, нарочито пренебрегают ей (отсутствие эмоций, сострадания у детей, асексуальность - подростки дистанцированы от своего пола). Поэтому Виктор Банев, писатель, понимающий, что ему нечем увлечь детей, но единственно цельный герой повести, не может встать ни на чью сторону в этом конфликте: для него невозможно отделение одного от другого- тела и духа в пространстве души. Героя ужасает, что в головах детей не укладывается, как небритый, истеричный, вечно пьяный мужчина может быть замечательным человеком, которого нельзя не любить, перед которым преклоняешься, полагаешь за честь пожать его руку, потому что он прошел через такой ад, что и подумать страшно, а человеком все-таки остался [5, с. 96]. Писатель-гуманист хорошо понимает, что все позволено животным и ангелам, но не человеку. Жители «Касталии» будущего, проповедники эстетики «дивного нового» мира просвещения и прогресса, мокрецы-духоносцы уводят детей из сферы человеческого: ренессанс тела (аскеза, проповедуемая «очкариками») и возрождения духа (через познание) только подчеркивают распад души. В бездушном мире возникает одна серьезная проблема, которую точно сформулировал Г.П. Федотов: проблема поддельного или «антихристова» добра - проблема зла, которое осуществляется в форме добра [8, с. 17]. Внеморальная духовность составляет доминанту «антихристова» добра. Имморализм мокрецов-идеологов есть имитация добра как созидания нового мира.
трагизм повести заключается в том, что дети и взрослые не слышат друг друга и не могут выстроить диалог в пространстве души -в пространстве понимания и прощения. Для главного героя стоящий человек - это человек,
который прошел через «мировую мясорубку», но не растерял свои жизненные ценности и моральные принципы. Виктор считает идеи детей наивными, поскольку они не видели жизни, но думают, что знают, как переменить ее, а это, по мнению Банева, приведет только к новому насилию. Вспомним, чем кончилась поэма М.И. Цветаевой «Крысолов»: дети, увлеченные мелодией дудочника, танцующие под нее, обрекли себя на смерть:
Вечные сны, бесследные чащи...
А сердце все тише, а флейта все слаще...
- Не думай, а следуй, не думай, а слушай.
А флейта все слаще, а сердце все глуше...
- Муттер, ужинать не зови!
Пу - зы - ри [7, с. 108].
Конечно, поэт говорит о соблазнении духом «музыки» - поэзии, у Стругацких в этой роли выступают просвещение и прогресс, лишенные этического ядра. Главная проблема повести - соотношение нравственности и прогресса. Утрата души («сердце все глуше») молодым поколением мыслится авторами как абсолютная катастрофа. В повести «Гадкие лебеди» Стругацкие репрезентируют рождение фашизма из духа внеморального интеллекта.
Вопрос о нравственности прогресса, будущего - один из ведущих во всем творчестве писателей-фантастов Стругацких [1; 3; 9]. Он появляется в разных ипостасях практически в каждом их тексте. В повести «Улитка на склоне» точка зрения филолога Переца на то, каким должен быть прогресс, совпадает со взглядами Виктора Банева: Прогресс может оказаться совершенно безразличным к понятиям доброты и честности, как он был безразличен к этим понятиям до сих пор <...> Но все зависит от того, как понимать прогресс. Можно понимать его так, что появляются эти знаменитые «зато»: алкоголик, зато отличный специалист; распутник, зато отличный проповедник; вор ведь, выжига, но зато какой администратор! Убийца, зато как дисциплинирован, предан... А можно понимать прогресс как превращение всех в людей добрых и честных. И тогда мы доживем когда-нибудь до того времени, когда будут говорить: специалист он, конечно, знающий, но грязный тип, гнать его надо... [6, с. 46]. Для этих героев, как и для самих братьев Стругацких, понятие прогресса неотделимо от нравственности. Этическая мотивация героев-одиночек у Стругацких доминирует над исключительно интеллектуальной. Главная проблема современности для авторов - отказ от человека. Релятивизм
духовных основ жизни в современных концепциях гуманизма исключает человека как такового, делает его существование невозможным.
Выстраивая сложные модели будущего, Стругацкие ожидают увидеть в будущем не сверхчеловека просвещения и прогресса -жертвы трансгуманизма, а Человека Нравственного, способного понять, принять и полюбить Другого.
Список литературы
1. Милославская В.В. Творчество А. и Б. Стругацких в контексте эстетических стратегий постмодернизма: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Ставрополь, 2008.
2. Нямцу А., Беридзе А. Функциональность литературных традиций в романе А. и Б. Стругацких «Хромая судьба» // Науковш вюник Чершвецького ушверситету. 2001. Вип. 106. С. 30-37.
3. Свирский Г. Мир современной русской фантастики и трагический натурализм. Братья Стругацкие и Веничка Ерофеев «Москва-Петушки» // На Лобном месте: Литература нравственного сопротивления 1946-1986. М., 1998. 2-е изд., доп. С. 244-253.
4. Стругацкий Б.Н. Комментарии к пройденному. 1967-1968 гг. // Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Собрание сочинений: в 11 т. Т. 5: 19671968. Донецк; СПб., 2004. 2-е изд., испр. С. 653-670.
5. Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Гадкие лебеди. М., 2018.
6. Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Улитка на склоне // Стругацкий А.Н., Стругацкий Б.Н. Собрание сочинений: в 12 т. Т. 5: Улитка на сколоне. Второе нашествие марсиан. Отель «У Погибшего альпиниста». М., 1992.
7. Цветаева М.В. Крысолов // Ее же. Собрание сочинений в 7 т. Т. 3: Поэмы. Драматические произведения / сост., подгот. текста и коммент. А. Саа-кянц и Л. Мнухина. М., 1994.
8. Федотов Г.П. Об антихристовом добре // Его же. Собрание сочинений: в 12 т. Т. 2: Статьи 1920-30-х гг. из журналов «Путь», «Православная мысль» и «Вестник РХСД» / сост., прим. С.С. Бычков. М., 1998. С. 17-32.
9. Черняховская Ю.С. Политико-философское осмысление проблем общественного развития в творчестве А. и Б. Стругацких: автореф. дис. ... канд. полит. наук. М., 2013.
10. Чумаков В.М. Фантастика и ее виды //
Вестн. Моск. ун-та (филология). 1974. № 2. С. 68-74. * * *
1. Miloslavskaya V.V. Tvorchestvo A. i B. Stru-gackih v kontekste esteticheskih strategy postmoder-nizma: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. Stavropol', 2008.
2. Nyamcu A., Beridze A. Funkcional'nost' litera-turnyh tradicij v romane A. i B. Strugackih «Hromaya
sud'ba» // Naukovij visnik Chemivec'kogo universitetu. 2001. Vip. 106. S. 30-37.
3. Svirskij G. Mir sovremennoj russkoj fantastiki i tragicheskij naturalizm. Brat'ya Strugackie i Venich-ka Erofeev «Moskva-Petushki» // Na Lobnom meste: Literatura nravstvennogo soprotivleniya 1946-1986. M., 1998. 2-e izd., dop. S. 244-253.
4. Strugackij B.N. Kommentarii k projdennomu. 1967-1968 gg. // Strugackij A.N., Strugackij B.N. Sobranie sochinenij: v 11 t. T. 5: 1967-1968. Doneck; SPb., 2004. 2-e izd., ispr. S. 653-670.
5. Strugackij A.N., Strugackij B.N. Gadkie lebedi. M., 2018.
6. Strugackij A.N., Strugackij B.N. Ulitka na sklone // Strugackij A.N., Strugackij B.N. Sobranie sochinenij: v 12 t. T. 5: Ulitka na skolone. Vtoroe na-shestvie marsian. Otel' «U Pogibshego al'pinista». M., 1992.
7. Cvetaeva M.V. Krysolov // Ee zhe. Sobranie sochinenij v 7 t. T. 3: Poemy. Dramaticheskie proiz-vedeniya / sost., podgot. teksta i komment. A. Saakyanc i L. Mnuhina. M., 1994.
8. Fedotov G.P. Ob antihristovom dobre // Ego zhe. Sobranie sochinenij: v 12 t. T. 2: Stat'i 1920-30-h gg. iz zhurnalov «Put'», «Pravoslavnaya mysl'» i «Vestnik RHSD» / sost., prim. S.S. Bychkov. M., 1998. S. 17-32.
9. Chernyahovskaya Yu.S. Politiko-filosofskoe osmyslenie problem obshchestvennogo razvitiya v tvorchestve A. i B. Strugackih: avtoref. dis. ... kand. polit. nauk. M., 2013.
10. Chumakov V.M. Fantastika i ee vidy // Vestn. Mosk. un-ta (filologiya). 1974. № 2. S. 68-74.
Terror of intellect: repressive spirituality in the novel "Ugly swans" by Arkady and Boris Strugatsky
The prose of the brothers Strugatsky can be considered in the context of the united "metaplot of person" that is developing between the idea of the death of God, dominating in the literature of the last third of the XIX century, and the idea of the death of the man, defining the spiritual search of the writers of the XXcentury. There are studied the basic principles and inner logic of the new spirituality of "mokretsy» - the members of intelligentsia. The analysis of the legend about the Gammelnskiy rat catcher in the structure of the novel allows to define the genesis of the literary origins of the new value system and demonstrates the prognostic function of allusion in the plot.
Key words: Arkady and Boris Strugatsky, "Ugly swans", social fiction, immoralism, "anti-Christ good", moral and ethic topic, artistic axiology.
(Статья поступила в редакцию 08.09.2021)
