CC BY
38
Н.А. Омельченко, Ю.В. Гимазова
ТЕРРИТОРИЯ ВЛАСТИ ИЛИ ВЛАСТЬ ТЕРРИТОРИИ (К ВОПРОСУ О СООТНОШЕНИИ АВТОКРАТИЧЕСКИХ И ЭТНОКРАТИЧЕСКИХ НАЧАЛ В ИСТОРИИ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ)
THE AREA OF AUTHORITY OR POWER OF THE TERRITORY (ABOUT THE RELATIONSHIP AND THE AUTOCRATIC ETHNOCRATIC BEGAN IN THE HISTORY OF RUSSIAN STATEHOOD)
Аннотация. Статья посвящена анализу исторических корней функционирования государственной власти в России в условиях полиэтничного и поликонфессионального общества, основных тенденций этнократической кластеризации российского пространства, а также современных проблем взаимоотношения центральной и «этнической» власти в Российской Федерации.
Abstract. This article analyzes the historical roots of the functioning of state power in Russia in a multi-ethnic and multi-confessional society, the main trends of the Russian space ethnocratic clustering, as well as the relationship of the central problems of modern and «ethnic» power in the Russian Federation.
Ключевые слова. Автократия, государственная власть, империя, инонациональная территория, титульная нация, федерализм, централизация, этнократия.
Keywords. Autocracy, government, empire, the territory of other nationalities, titular nation, federalism, centralization, ethnocracy.
«Россия терпит от расстояний». Эта характеристика основной проблемы социально-экономического и политического развития России, приписываемая самому, пожалуй, автократическому правителю Российской империи - Николаю I, имеет свой исторический смысл и значение. По крайней мере, она заставляет нас отказаться от клишированных подходов к пониманию отечественной истории и политики и объективно взглянуть на процесс формирования и эволюции российской государственности.
Принято считать, что русское централизованное государство с присущими для централизованных государств атрибутами: единой верховной властью, профессиональным аппаратом управления, единым законодательством и системой финансов в основном сформировалось в XVI веке. Основным фактором, ускорившим процесс централизации Московской Руси, стало стремительное увеличение территории Русского государства (по некоторым данным с середины XV до середины XVI в. она увеличилась более чем в 6 раз, а население страны составляло в середине XVI в. около 9 млн. человек по сравнению с 5-6 млн. человек в конце XV в.). Сложившаяся ситуация требовала коренной реорганизации всей системы государственного управления, поскольку старая полицентричная модель управления уже не отвечала новым условиям развития российской государственности.
Как показывает опыт мировой истории, управление протяженным политическим пространством может осуществляться в трех основных режимах. Это может происходить либо в условиях достаточного развития институтов гражданского общества, в первую очередь общественного самоуправления (как это было, например, в США и Канаде), либо в условиях хорошо налаженных механизмов согласования интересов различных слоев и групп общества (консенсусная или «сообщественная», по определению А. Лейпхарта, демократия), либо же в условиях жесткой централизации и иерархичности политических и общественных институтов и структур при господстве насильственных методов управления [4, с.18], что, собственно говоря, со временем и стало одной из характерных черт политического управления в разные периоды истории России. По меньшей мере, ряд факторов обусловил утверждение в России не первой и
не второй, а именно третьей модели развития, способствовал победе деспотического варианта централизации.
Известно, что формирование Русского централизованного государства в отличие от государств Западной Европы происходило в значительной мере под влиянием внешнего фактора, было ускорено внешней опасностью. Это было не естественное экономическое («снизу»), а силовое («сверху») политическое объединение, вызванное стремлением московских князей освободиться от ордынского ига. Это не могло не привести, как уже отмечалось, к усилению авторитарного характера власти московских князей, силой присоединявших к Москве бывшие самостоятельные удельные княжества. Продолжавшееся более двух веков противостояние Литовскому княжеству, равно как и не прекращавшаяся борьба с «ордынским наследием» - Крымским и особенно Казанским ханством, задерживавшим колонизационное движение Руси на Восток и являвшимся, по словам современников, хронической язвой московской жизни, также не способствовали смягчению характера русской государственной власти.
Во второй половине XV - начале XVI вв. в рамках единого Московского государства происходит ликвидация остатков прежней удельной системы (в 1470-е гг. после походов Ивана III в состав Московского великого княжества был включен Новгород и его земли, в 1485 г. ликвидирована самостоятельность Тверского княжества, позже при Василии III была подчинена Рязань), усиливаются централизаторские тенденции. Унифицированная система управления территорией огромного государства еще не могла сложиться. Возникшее в процессе объединения земель новое административно-территориальное деление сохраняло черты архаичности прежнего порядка и отличалось большим разнообразием. Оно основывалось на нескольких критериях: экономическом и демографическом потенциале региона; военном значении территории; историческом наследии (принадлежности региона к определенному княжеству). Создаваемые на местах новые административные единицы уезды, делившиеся на волости и станы, были чрезвычайно обширны и по своей территории совпадали с территорией бывших удельных княжеств. Присоединяемые в ходе объединения земель вокруг Москвы уделы, вливаясь в состав Великого княжества Московского, сохраняли свою целостность, и только при Иване III они начинают дробиться и постепенно исчезают.
В то же время процесс формирования централизованного государства в России шел сложно и противоречиво. Своеобразие ситуации состояло в том, что, подспудно и явно обозначившийся уже к середине XVI в. «политический трансферт» центральной власти в сторону незнакомого для Древней Руси неограниченного самовластия царя (единодержавия), хронологически совпал с начавшимся процессом превращения России в связи с включением в ее состав инонациональных и иноконфессиональных территорий и государств (в первую очередь бывших владений Золотой Орды -Казанского и Астраханского ханств) в империю. Если и раньше формирующееся Русское государство не отличалось стабильностью геополитического пространства, то теперь территория страны приобретала «текучий характер». Эта особенность развития России, последствия которой в той или иной степени находили свое отражение на протяжении всей последующей истории России, побуждала центральную власть предпринимать часто неадекватные шаги, выражавшиеся в стремлении построить вертикаль власти суперцентрализованного государства.
Показательным примером в этом отношении явились события, связанные с предпринятой в 1549-1560 гг. «правительством» Алексея Адашева («Избранной радой», как назвал его князь А. Курбский) серий реформ, которые рассматриваются многими историками как реальные альтернативы складывавшемуся в России деспотическому самодержавию. Однако в ходе объявленной в начале 1560-х гг. Иваном Грозным политики «опричнины», отразившей, кроме прочего, стремление московского царя к установлению режима личной неограниченной власти и сопровождавшейся ожесточенной борьбой между различными социальными силами, эта линия политического развития была надолго прервана. В научной литературе можно встретить различные объяснения феномена опричнины, всегда казавшейся странной, по остроумному замечанию одного из авторов, как тем, кто от нее страдал, так и тем, кто
ее исследовал. Одни историки видели в опричнине орудие борьбы с боярством, при этом орудие более чем неудачное. В.О. Ключевский вслед за С.М. Соловьевым называл ее «высшей полицией по делам государственной измены», делая акцент на политической бесцельности опричнины: вызванная столкновением, причиной которого был порядок, она, по мысли ученого, была направлена против лиц, а не против порядка [3, с.207,210]. Другие склонны придавать опричнине, что, по нашему мнению, ближе к истине, более широкий политический смысл, считая, что опричнина своим острием направлялась против потомства удельных князей и имела целью сломить их традиционные права и преимущества.
В новейших исследованиях утверждается, на наш взгляд, не лишенная оснований точка зрения, согласно которой в правление Ивана Грозного столкнулись две противоположные концепции централизации. Московского государя не устраивало не столько содержание, сколько, прежде всего, темп проводимых «Избранной радой» структурных преобразований. Стремясь подавить реальную и воображаемую оппозицию бояр и удельных «княжат», царь выбрал путь ускоренной централизации страны. Однако в этой политике было изначально заложено глубокое противоречие, нарастание которого привело сначала к острейшему государственному кризису в России, а затем ввергло страну в катастрофический по своим последствиям длительный период Смуты. Суть этого противоречия состояла в том, что, взяв курс на форсированную централизацию в стране, где еще не были созданы необходимые экономические и социальные предпосылки для строительства централизованного государства, московский царь вынужден был опираться преимущественно на принуждение и силу, встать на путь террора. Так было всегда в России, когда власть свою действительную слабость и свое нежелание (или неспособность) заниматься кропотливой работой по созданию условий для эволюционного развития страны пыталась заменить силовыми методами управления.
Процесс «строительства» империи в России имел и другую отличительную особенность, на которую в свое время указал талантливый русский правовед и философ права Н.Н. Алексеев [1 ]. Суть ее состояла, по наблюдению ученого, в характерном для русского народа постоянном «уходе от государства» и определялась преимущественно «причинами чисто естественными, географическими». В отличие от большинства европейских стран основным явлением русской истории, на что обращал внимание еще С.М. Соловьев, была колонизация Восточной Европы, в процессе которой «из всех европейских народов славяне были крайними, пограничными с безмерными пространствами кочевой Азии» [1]. Именно в этой уникальной обстановке, в постоянной борьбе с Азией, приспособлении к Азии и ассимиляции Азии формировалась национальная специфика русского государства, которое с самого начала, по словам Н.Н. Алексеева, «имело характер военного общества, построенного как большая армия, по принципу суровой тягловой службы». И именно военно-служилый характер русского государства, «суровое московское тягло» сделали «первостепенным фактом русской истории» уход от государства, находивший свое нравственное оправдание «в различных политических воззрениях, оправдывающих бегство от организованных политических форм общественной жизни». Ученый обращает внимание на ту особую роль, которую играла в нашей истории «русская вольница» и которой русский народ присвоил имя «казачества», - «явление не знакомое Западу, но составляющее типичную особенность Московской и Литовской Руси» [1].
Но те же, по преимуществу объективные условия «месторазвития» (если использовать терминологию евразийцев) сформировали в России особую «сдерживающую» модель государства, которое вынуждено было не только обустраивать огромное «разбегавшееся» пространство, но и блокировать дезорганизующие, анархические силы, внешне выражавшиеся в различных проявлениях русской смуты. Все это придавало формировавшемуся Московскому царству характер восточного абсолютизма, воплощенного в национальной форме самодержавной монархии.
По сути ту же «географическую» (пространственную) подоплеку политического
развития России мы находим и во многих современных концепциях «русской модели управления», в частности, в популярной сегодня трактовке российского государства как ресурсного государства. Считается, что огромность пространств, на которых устраивалась российская империя, не только предопределили мобилизационно-распределительный характер государственной власти, но и изначально формировали долгое время господствовавшую в нашей стране так называемую кластерную модель государственного управления. Суть ее заключается в том, что в условиях огромного государства власть не доходила до низового уровня общества, государство концентрировало усилия на мобилизации ресурсов и их перераспределении между первичными социальными, военными и производственными ячейками - кластерами. В самих этих ячейках сохранялась широкая автономия для выполнения заданий «сверху» (делайте, как хотите, но выполните предписание власти). По мнению исследователей, на этой же основе строились и отношения центра с национальными окраинами («кластерами») российской империи, основанные на взаимодействии центральной власти с национальными политическими элитами (этнократией) при сохранении широкой автономии местных сообществ.
Тенденции этнократической кластеризации российского пространства, сдерживаемые центральной властью на этапах политической мобилизации, в периоды ослабления мобилизационных процессов приобретали стремительную положительную динамику. Это связано с имманентной потребностью национальных политических элит, обилием которых всегда отличалась Россия - страна, где проживает более 100 народностей, автономно осуществлять управление «своими» территориями.
Отношения между центральной и «этнической» властью в нашей стране всегда носили сложный, неоднозначный характер. Их можно охарактеризовать скорее как «противоборство с переменным успехом», нежели как «поиск консенсуса». Именно претензии носителей этнической элиты на максимизацию политической автономии, граничащую с суверенитетом, являлись главным фактором дестабилизации российской государственности, первопричиной эскалации этнических конфликтов и стимулом разжигания нетерпимости на национальной почве [4, с.19].
История российского федерализма - это во многом история борьбы между федеральной и региональной, прежде всего, этнической властью за политическую автономию. Даже советский режим, отличавшийся высочайшей степенью политической централизации, вынужден был считаться с полиэтничным фактором советского народа, предоставив право национально-культурной автономии представителям республик (так, национальность жителя каждой республики прописывалась отдельной строкой в паспорте). Более того, в Конституции СССР закреплялась беспрецедентная с точки зрения взаимоотношений центра и регионов в едином государстве возможность республик выйти из состава Союза в одностороннем порядке (сецессия). Именно это право поспешили реализовать национальные республики в период распада СССР, когда союзная политическая элита оказалась политически несостоятельной урезонить претензии элит региональных.
По мнению большинства современных исследователей динамики постсоветской государственности, именно победа республиканской политической элиты над союзной властью сыграла ключевую роль в процессе распада СССР [2, с.71]. Б.Н. Ельцин пришел к власти и объявил «парад суверенитетов» именно будучи ставленником и выразителем политических интересов республиканских политических элит, в то время как М.С. Горбачев безуспешно стремился удержать распад СССР, являясь представителем интересов элиты центральной.
В дальнейшем, однако, политическое мировоззрение Ельцина под давлением определенных факторов приобретало все более «государственный», или, по словам исследователей, «имперский» характер, что выразилось в «укрощении» сначала парламента как выразителя интересов многонационального российского народа, а затем - в попытках урезонить региональную, в первую очередь республиканскую, власть. Действующая Конституция РФ закрепила всю противоречивость этого этапа борьбы с региональной этнократией. Так, в Основном Законе России: республики РФ названы государствами; спектр предметов исключительного ведения субъектов РФ
сформирован по остаточному принципу и открыт; отсутствуют принципы формирования региональной власти в РФ; не содержится перечня обязательных органов государственной власти субъектов РФ.
Любопытно, что сама этнократическая элита на своем уровне управленческой практики копировала аристократическо-имперский стиль властеосуществления [2, с.72]. Это выражалось, во-первых, в попытке подчинения региональными президентами органов законодательной представительной власти (за исключением немногих республик с развитыми традициями представительства); во-вторых, в создании дополнительных законодательных и административных барьеров для проникновения в республиканские аристократические круги представителей нетитульной нации. Первая тенденция была инициирована Б.Н. Ельциным, который в своих указах 1993-1995 гг., а также обращениях к главам республик, призывал их укреплять на своем уровне президентскую власть за счет власти парламентской. Вторая тенденция проявилась в «усилении» цензов гражданства, оседлости и знаний национального языка и традиций для кандидатов на пост региональных президентов. Разумеется, и в Союзе доступ «инородцев» в национальные политические, культурные, экономические аристократические круги был фактически ограничен, но с распадом СССР в большинстве республик эта практика получила юридическое закрепление.
Замещение В.В. Путиным поста Президента РФ в 2000 г. ознаменовало кардинально новый этап конфликта национальных и центральной (теперь уже федеральной) элит. Изменилась не сущность, а режим и методы противостояния: теперь федеральная элита стала радикальными методами укреплять единую вертикаль власти, усмиряя амбиции республиканской политической аристократии с помощью кардинальных политических и юридических мер: отмена федеративных договоров, приведение регионального, в первую очередь республиканского, законодательства в соответствие с федеральным, изменение порядка формирования Совета Федерации ФС РФ, изменение статуса глав республик и установление их персональной ответственности за эффективность региональной политики перед Президентом РФ.
С точки зрения теории этнократизма и концепции государственно-теорриториального деления, усиление этнократических тенденций носит, безусловно, разрушительный характер для любой государственности. Однако, сказанное отнюдь не означает необходимости подавления этнократизма центральной властью. Национальный фактор необходимо учитывать, встраивать в государственную политику, для того чтобы он сыграл интегративную, а не сепаратистскую роль в развитии государства. К этому пришли все современные страны, найдя необходимый, в каждом случае уникальный, баланс между политической централизацией и децентрализацией по этническому признаку [5, с.89]. К этому, путем проб и ошибок, должна прийти и Россия, извлекая уроки из собственной политической истории.
Литература
1. Алексеев Н.Н. Русский народ и государство.
2. Афанасьев М. Проблемы российского федерализма и федеративная политика второго Президента // Конституционное право. - 2002. - №1. - С. 91-104.
3. Ключевский В.О. О русской истории [Сборник] / Под ред В.И. Буганова. -М., 1993.
4. Морозов С. А. Культура политического управления. - Краснодар, 1999.
5. Тощенко Ж. Т. Этнократия: история и современность. - М.:РОСПЭН, 2003.
