CC BY
67
Библиографический список
1. Катанов, Н.Ф. Опыт исследования урянхайского языка с указанием главнейших родственных отношений его к другим языкам тюркского корня. - Казань, 1903.
2. Чадамба, З.Б. Тувинские имена // Справочник личных имен народов РСФСР - М., 1965.
3. Вайнштейн, С.И. Личные имена, термины родства и прозвища у тувинцев // Ономастика. - М., 1969.
4. Татаринцев, Б.И. Об особенностях топонимии Северо-Восточной Тувы // Происхождение аборигенов Сибири и их языков. - Томск, 1973.
5. Татаринцев, Б.И. О топонимии бассейна реки Каа-Хем // Тувинский язык и литература в послеоктябрьский период. - Кызыл, 1977.
6. Ондар, Б.К. Топонимический словарь Тувы. - Кызыл, 2004.
7. Ондар, Б.К. Топонимический словарь Тувы. - Кызыл, 2007.
8. Ондар, Б.К. Тувинская топонимия. Сопоставительный анализ топонимии Тувы с топонимией Южной Сибири и других тюркоязычных
территорий. - Кызыл, 2008.
9. Ондар, Б.К. Русская топонимия Тувы. - Кызыл, 2011.
10. Сувандии, Н.Д. Тувинская антропонимия. - Кызыл, 2011.
11. Бутанаев, Я.К. Личные имена хакасов. - Абакан, 1993.
12. Джанузаков, Т.Д. Основные проблемы ономастики казахского языка: автореф. дис. докт. филол. наук. - Алма-Ата, 1976.
Bibliography
1. Katanov, N.F. Opiht issledovaniya uryankhayjskogo yazihka s ukazaniem glavneyjshikh rodstvennihkh otnosheniyj ego k drugim yazihkam tyurkskogo kornya. - Kazanj, 1903.
2. Chadamba, Z.B. Tuvinskie imena // Spravochnik lichnihkh imen narodov RSFSR. - M., 1965.
3. Vayjnshteyjn, S.I. Lichnihe imena, terminih rodstva i prozvitha u tuvincev // Onomastika. - M., 1969.
4. Tatarincev, B.I. Ob osobennostyakh toponimii Severo-Vostochnoyj Tuvih // Proiskhozhdenie aborigenov Sibiri i ikh yazihkov. - Tomsk, 1973.
5. Tatarincev, B.I. O toponimii basseyjna reki Kaa-Khem // Tuvinskiyj yazihk i literatura v posleoktyabrjskiyj period. - Kihzihl, 1977.
6. Ondar, B.K. Toponimicheskiyj slovarj Tuvih. - Kihzihl, 2004.
7. Ondar, B.K. Toponimicheskiyj slovarj Tuvih. - Kihzihl, 2007.
8. Ondar, B.K. Tuvinskaya toponimiya. Sopostaviteljnihyj analiz toponimii Tuvih s toponimieyj Yuzhnoyj Sibiri i drugikh tyurkoyazihchnihkh territoriyj.
- Kihzihl, 2008.
9. Ondar, B.K. Russkaya toponimiya Tuvih. - Kihzihl, 2011.
10. Suvandii, N.D. Tuvinskaya antroponimiya. - Kihzihl, 2011.
11. Butanaev, Ya.K. Lichnihe imena khakasov. - Abakan, 1993.
12. Dzhanuzakov, T.D. Osnovnihe problemih onomastiki kazakhskogo yazihka: avtoref. dis. dokt. filol. nauk. - Alma-Ata, 1976.
Статья поступила в редакцию 08.11.13
УДК 81.119
Tikhonenko M.A., Narykova N.A. TERM IN THE COGNITIVE DISCURSIVE PARADIGM. In the following article the cognitive approach of terminological researches is observed. The question of a terminological definition is mentioned, scientific sphere and special communication term belonging is substantiated, features of the term, allowing to consider it within cognitive and discursive paradigm as a language sign are characterized.
Key words: term, terminology, terminological researches, cognitive approach, science language, terminological definition, cognitive discursive paradigm
М.А. Тихоненко, преп. ФГКОУ ВПО Ставропольский филиал Краснодарского университета МВД России, г. Ставрополь, E-mail: [email protected]; Н.А. Нарыкова преп. ФГКОУ ВПО Ставропольский филиал Краснодарского университета МВД России, г. Ставрополь, E-mail: [email protected]
ТЕРМИН В СВЕТЕ ДИСКУРСИВНО-КОГНИТИВНОЙ ПАРАДИГМЫ
В данной статье рассматривается когнитивное направление терминологических исследований. Затрагивается вопрос о терминологической дефиниции, обосновывается принадлежность термина к сфере научной, специальной коммуникации, характеризуются особенности термина, позволяющие рассматривать его в рамках когнитивно-дискурсивной парадигмы как языковой знак.
Ключевые слова: термин, терминология, терминологические исследования, когнитивный подход, язык науки, терминологическая дефиниция, когнитивно-дискурсивная парадигма.
В современной социально-функциональной панораме национального языка выделяется литературный язык на основании его нормированности и сознательного регулирования. Особый ярус национального языка составляет язык науки, который действует по собственным законам, обладает специфическими понятийно-концептуальными и структурно-стилистическими параметрами и закономерностями их актуализации.
Исследуя степень осмысления, генерализованности и правомерности когнитивного подхода при анализе языковых фактов, Н.А. Кобрина отмечает, что «сложность языка, его многоас-пектность, ярусность с возможными уровневыми модификациями, вариабельность функций и значений, стилевых вариантов в лингвистике обычно объясняется подвижностью и разнообразием ментальной деятельности человека, которая заложена „.в формировании системного устройства языка (то есть в самой когнитивной его основе) ...» [1, с. 5].
Когнитивный подход к терминологии активно развивается в последние годы. Новое, когнитивное направление терминоло-
гических исследований, исходит из необходимости учета как прототипической категоризации концептов, реализованной в «наивной» языковой картине мира (что составляет требование «новой парадигмы» терминоведения), так и актуализации термина как знака «интеллектуально зрелого» и ясно очерченного понятия в сфере специальной коммуникации (что, в основном, было предметом исследования «старой парадигмы» терминологической теории и, особенно, нормативного терминоведения) [2, с. 45].
В связи с тем, что язык относится к когнитивным структурам, призванным объяснить процессы усвоения, переработки и передачи знания, одной из задач когнитивной лингвистики является изучение природы и типов взаимодействия знаний, используемых в процессе языковой коммуникации. Значение слова рассматривается уже не просто как сеть внутренних отношений тех или иных элементов в языке, а в связи с процессом познания мира, с мыслительной деятельностью человека и с его познавательными возможностями [3, с. 140].
Основной единицей языка науки является термин, который выступает его специфической репрезентацией, а совокупность всех концептуально-терминологических репрезентаций формирует концептуальную модель научной картины мира.
К изучению и пониманию природы термина ученые обратились давно, и на каждом новом этапе развития лингвистики освещаются новые аспекты этого важнейшего понятия языка науки. Тем не менее, одним из трудных и неоднозначных по своему решению в современной лингвистике является вопрос о де-финировании термина, о выработке такой модели его представления, которая позволит совместить различные аспекты при его исследовании.
Понятие «термин» неразрывно связано с понятийной сферой, отражающей реалии научного сознания. В связи с этим термин является составной частью специфического пласта средств языка науки, обладая признаками и качествами доступности для образования и осмысления только для представителей научного сообщества, связанных с процессами анализа, синтеза и исследования особой информации.
Многоаспектность изучения термина связана с его статусом единицы области знания. В исследованиях прошлых лет толкование основных сущностных характеристик термина сводилось к трактовке его как языкового знака в самых разных тематических областях. На современном этапе ученые видят новые перспективы в определении и изучении термина, а именно - «в объяснении тех постоянных корреляций и связей, что обнаруживаются между структурами языка и структурами знания» [4, с. 9].
Этот подход к исследованию термина является более сложным, так как в языковом знаке взаимодействуют следующие типы сущностей:
категории действительного мира;
мыслительные категории;
прагматические факторы;
отношения между языковыми знаками в системе [5, с. 50].
Термин, по мнению, М.В. Володиной, являет собой особую когнитивно-информационную структуру, в которой аккумулируется выраженное в конкретной языковой форме профессионально-научное знание, зафиксированное в концептуальном представлении носителей конкретного языка и введенное в их языковое сознание. Исследовательница подчеркивает: «... термины, с помощью которых общаются специалисты конкретной отрасли знания, посвященные в специфику предмета и потому не нуждающиеся в терминологических дефинициях, являются своего рода фреймами. Это особые когнитивные структуры, требующие соответствующего поведения, продиктованного конкретными знаниями. Показательно, что слово «термин» (от лат. terminus - «граница», «предел») и «фрейм» (от лат. frame - «рамка») семантически манифестируют принципиально важное понятие ограничения. Имеется в виду ограничение области специального знания, т.е. референтной области, ограничение участников специальной коммуникации, и, наконец, ограничение или отбор языковых средств, необходимых для оптимизации общения в соответствующей специальной области» [5, с. 31].
И именно поэтому уровень отграниченности термина от общелитературной сферы является одним из определяющих.
Термин обладает сложной семантической структурой и является самостоятельной единицей специальной номинации. На основании обобщения и анализа имеющихся точек зрения мы выделяем следующие особенности термина:
1) системность, то есть определенное место в терминологической системе;
2) наличие дефиниции (у большинства терминов), причем производящее слово (база) обычно входит в состав терминопе-рифразы, являющейся частью (компонентом) дефиниции;
3) тенденцию к моносемичности в пределах своего терминологического поля, то есть терминологии данной науки, дисциплины или научной школы;
4) семантическую (понятийную) целостность;
5) отсутствие экспрессии;
6) стилистическую нейтральность;
7) наличие информативности.
Библиографический список
При разработке концепции термина прежде всего надо учитывать особенности термина как специфической материальной сущности понятия, которое она репрезентирует. В термине кодируется процесс формирования понятия, который затем расшифровывается в терминологической дефиниции, что дает возможность выделить такую особую функцию термина, как функцию кодификации.
Учение о термине тесно связано с семиотикой, так как термин является в специальном научном контексте не просто словом (с точки зрения грамматики), а единицей специализированной знаковой системы, которая выполняет бинарную функцию: функцию номинации и функцию «кодирования» номинируемого научного понятия. Для реализации этих функций необходим специальный набор деривационных средств, с помощью которых продуцируются такие кодовые знаки - специализированные форманты.
Т.В. Дроздова рассматривает в качестве терминов номинативные знаки, которые входят в систему национального языка или в его подсистему - подъязык науки и техники. Они создаются как единицы этой системы, на базе ее инвентаря и по законам последней; они представляют собой имена конкретных или абстрактных сущностей, объективирующих определенные ментальные категории. Из этого следует, что термин выполняет функцию, присущую любому номинативному знаку, - функцию передачи (кодирования) информации, в том числе и научной, об объекте / референте через единство формы и содержания знака [6, с. 78].
Кроме того, термин является единицей речи и функционирует в сфере научной, специальной коммуникации. Тем не менее он может использоваться и в других типах дискурса, представляя ту часть содержания ментальной единицы, которая фиксирует результат научного познания, что позволяет рассматривать термин в рамках когнитивно-дискурсивной парадигмы как языковой знак, содержащий в своем значении научное знание о референте, существующий в рамках определенной терминологии, употребляющийся в различных типах дискурса, но полностью реализующий свою функцию лишь при употреблении в соответствующем (научном или техническом) контексте в совокупности с другими единицами (в первую очередь - терминологическими), реферирующими к одной и той же предметной области [6, с. 79].
Таким образом, в настоящее время результаты исследований специфики термина позволяют представить его как двустороннюю лингвокогнитивную единицу, как средство научной коммуникации. Л.Ю. Буянова отмечает, что термин - это «уникальный когнитивно-кодовый языковой феномен, осуществляющий в человеческом сознании и пространстве научной коммуникации следующие функции:
1) когнитивно-гносеологическую;
2) коммуникативно-репрезентативную;
3) информационно-эвристическую;
4) номинативно-деривационную;
5) прагматико-метаязыковую;
6) конструктивно-аккумулятивную;
7) диагностико-прогностическую;
8) познавательно-систематизирующую;
9) концептуально-моделирующую.
Данная функциональная амплитуда термина ... определяется функционально-коммуникативной спецификой его глобальной сферы генезиса и функционирования - языка науки, который можно интерпретировать как системно организованную, мно-гуровневую лингвокогнитивную целостность и одновременно как специфическую реализацию особого способа коммуникации» [7, с. 167].
Таким образом, знания человека формируют концепцию информационно-научной картины мира и в целом представляют системно организованную совокупность понятий и отношений между ними. Концепции научной картины мира соответствует языковая модель бытия, а понятия в языке выражаются с помощью терминов.
1. Кобрина, Н.А. Исторические предпосылки к становлению когнитивного направления в лингвистике // Вопросы когнитивной лингвистики. - 2009. - № 4.
2. Лейчик В.М. Российское терминоведение: опыт синтеза «старой» и «новой» парадигмы / В.М. Лейчик, С.Д. Шелов // Научно-техническая терминология. - М., 2004. - Вып. 1.
3. Гвишиани, Н.Б. Рец. на кн.: Understanding the lexicon. Meaning, sense and world knowledge in lexical semantics // Вопросы языкознания.
- M., 1991. - Вып. 5.
4. Кубрякова, Е.С. Язык и знание. На пути получения знаний о языке. Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. - Рос. Академия наук. Институт языкознания. - М., 2004.
5. Володина, М.Н. Когнитивно-информационная природа термина (на материале терминологии средств массовой информации). -М., 2000.
6. Дроздова, Т. В. Проблемы понимания научного текста. - Астрахань, 2003.
7. Буянова, Л.Ю. Термин как единица логоса. - Краснодар, 2002.
Bibliography
1. Kobrina, N.A. Istoricheskie predposihlki k stanovleniyu kognitivnogo napravleniya v lingvistike // Voprosih kognitivnoyj lingvistiki. - 2009. - № 4.
2. Leyjchik V.M. Rossiyjskoe terminovedenie: opiht sinteza «staroyj» i «novoyj» paradigmih / V.M. Leyjchik, S.D. Shelov // Nauchno-tekhnicheskaya
terminologiya. - M., 2004. - Vihp. 1.
3. Gvishiani, N.B. Rec. na kn.: Understanding the lexicon. Meaning, sense and world knowledge in lexical semantics // Voprosih yazihkoznaniya.
- M., 1991. - Vihp. 5.
4. Kubryakova, E.S. Yazihk i znanie. Na puti polucheniya znaniyj o yazihke. Chasti rechi s kognitivnoyj tochki zreniya. Rolj yazihka v poznanii
mira. - Ros. Akademiya nauk. Institut yazihkoznaniya. - M., 2004.
5. Volodina, M.N. Kognitivno-informacionnaya priroda termina (na materiale terminologii sredstv massovoyj informacii). - M., 2000.
6. Drozdova, T.V. Problemih ponimaniya nauchnogo teksta. - Astrakhanj, 2003.
7. Buyanova, L.Yu. Termin kak edinica logosa. - Krasnodar, 2002.
Статья поступила в редакцию 08.11.13
УДК 82.091
Blinova E.O. «RUSSIAN MONK» BY DOSTOEVSKY AS A METALITERARY PHENOMENON: FICTION OR THEOLOGY? The article deals with the controversy of the representatives of the pre-revolutionary Orthodox clergy and church intellectuals concerning those images in Dostoyevsky's novel «The Brothers Karamazov», which are the ideal of art adaptation of the Orthodox sanctity, or more precisely, the monasticism. The evaluation of the characters is represented by two different factors: the dogmatic purity of the Orthodox Faith expressed through the characters of the novel, and their art truth. The results of the analysis justify the introduction of «art theology» to the terminological apparatus as a literary concept, the use of which is postulated by the necessity of an adequate perception of the phenomenon of holiness in a literary text.
Key words: F. Dostoevsky, K. Leontiev, «The Brothers Karamazov», metaliterary phenomenon, art image, psychologism, art theology, orthodox dogmatics.
Е.О. Блинова, соискатель ННГУ им. Н.И. Лобачевского, г. Нижний Новгород, E-mail: [email protected]
«РУССКИЙ ИНОК» ДОСТОЕВСКОГО КАК МЕТАЛИТЕРАТУРНЫЙ ФЕНОМЕН: БЕЛЛЕТРИСТИКА ИЛИ БОГОСЛОВИЕ?
В статье рассматривается полемика представителей дореволюционного православного духовенства и церковной интеллигенции вокруг тех образов в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы», которые представляют собой художественную адаптацию идеала православной святости, а конкретнее - монашества. Критерием оценки персонажей становятся два разноуровневых фактора: догматическая чистота выраженного через героев романа православного вероучения и их художественное правдоподобие. Результаты проведенного анализа обосновывают введение в терминологический аппарат литературоведения понятия «художественное богословие», использование которого обусловлено необходимостью адекватного восприятия феномена святости в художественном тексте.
Ключевые слова: Ф. Достоевский, К. Леонтьев, «Братья Карамазовы», металитературный феномен, художественный образ, психологизм, художественное богословие, православная догматика.
По словам дружившего с семьёй Ф.М. Достоевского священника из г. Старая Русса о. Иоанна Румянцева, писатель «нередко ставил в тупик людей с высшим духовным образованием» [11, с. 135]. Справедливость этого утверждения наглядно подтверждается тем, как неоднозначно была воспринята ортодоксально мыслящей интеллигенцией попытка художественной адаптации православного богословия в его последнем романе. Образное воспроизведение монашеского идеала в «Братьях Карамазовых» и некоторые созвучные идеи в «Пушкинской речи» Достоевского вызвали резкую критику со стороны К.Н. Леонтьева [см.: 14, с. 261-297]. Обличительные статьи этого философа положили начало страстной религиозно-философской и эстетической полемике, к которой в начале XX века активно подключились представители православного духовенства. Большинство из них не разделяли тенденциозное, на их взгляд, стремление Леонтьева приписать героям Достоевского антидогматизм и неправдоподобие.
К примеру, священник Василий Шингарёв на страницах богословско-философского журнала «Вера и разум» (1904) утверждал, что «Достоевский насквозь пропитан был религиозным и в частности православным миросозерцанием», которое «есть плод продолжительной сложной душевной работы» [7, с. 393], а религиозное учение его старца Зосимы есть «всем доступная
понятная философия православия» [7, с. 410]. Протоиерей В.И. Левицкий видел в старце Зосиме и Алёше Карамазове «типы необыкновенно живые, правдивые и созданные на реальной почве» [13, с. 62]. Профессор богословия протоиерей П.Я. Светлов признавал Зосиму единственным подлинным христианином среди «добросердечных ничтожеств» [19, с. 244] у Достоевского и принимал его религиозную философию абсолютно, включая даже некоторые хилиастические тенденции, которые верно уловил К. Леонтьев, а также профессор Московского университета протоиерей А.М. Иванцов-Платонов, одобривший вторжение художественного гения Достоевского в область, считавшуюся до того «специальным достоянием религиозно-нравственной литературы» [9, с. 80], но при этом пославший писателю свою статью о крайностях современного социализма, где доказывал несовместимость стремления к «Царствию Божию на земле» с христианскими догматами [20, с. 325].
Этой же проблеме отношения христианства к благоустрое-нию земной жизни посвящена и магистерская диссертация священника К.М. Аггеева (1909), однако выводы этот духовный писатель, не чуждый обновленческих идей, сделал иные: по его мнению, именно аскетизм Леонтьева далёк от подлинного христианства, равно как и «сакраментальное значение», которое тот якобы придавал институту монастырского старчества [10, с. 314;
