Научная статья на тему 'Теория прогресса П. Л. Лаврова'

Теория прогресса П. Л. Лаврова Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
2902
226
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Юдин Александр Ильич

The paper looks at such concerns as the source of social development, the historical law, the mechanism of phase changing and the motive power of social progress. Special attention is focused on the role of the intelligentsia in history, and the problem of their moral responsibility for the dissemination of ideas.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

LAVROV`S THEORY OF PROGRESS

The paper looks at such concerns as the source of social development, the historical law, the mechanism of phase changing and the motive power of social progress. Special attention is focused on the role of the intelligentsia in history, and the problem of their moral responsibility for the dissemination of ideas.

Текст научной работы на тему «Теория прогресса П. Л. Лаврова»

ТЕОРИЯ ПРОГРЕССА ПЛ. ЛАВРОВА

А.И. Юдин

Yudin A.I. Lavrov’s Theory of Progress. The paper looks at such concerns as the source of social development, the historical law, the mechanism of phase changing and the motive power of social progress. Special attention is focused on the role of the intelligentsia in history, and the problem of their moral responsibility for the dissemination of ideas.

Петр Лаврович Лавров (1823 - 1900) -известный русский философ и социолог -оказал огромное влияние на русскую общественную мысль XIX века. Для широких кругов читающей публики Лавров известен, прежде всего, как революционный народник и автор знаменитых "Исторических писем" (1868 - 1869). Гораздо менее была известна его академическая деятельность. Лавров был профессором математики Петербургской артиллерийской академии. Будучи в эмиграции, являлся членом Парижского антропологического общества. Круг его научных интересов был необычайно широк: от естествознания до самых новейших отраслей гуманитарных наук. Характерно по этому поводу высказывание А.А. Гизетти: "Пора познать, понять и полюбить Лаврова не только как "партийного идеолога" и властителя дум определенных поколений, но и как самостоятельное и вечно значительное явление русской культуры" [1]. Поэтому, на наш взгляд, Лавров - фигура, безусловно выходящая за рамки народнической идеологии, за рамки просто политического идеолога.

Теория прогресса Лаврова есть та проблема, которая волновала и занимала его, можно сказать, самую значительную, самую большую часть его жизни. Теорию прогресса он разрабатывал в рамках социологии. "Лавров умер на семьдесят седьмом году жизни, из которых более тридцати относятся к периоду социологических занятий. Между тем Лаврова, как социолога, изучали мало, о Лаврове, как о социологе, написано было чрезвычайно немного", - писал известный русский историк и социолог Н.И. Кареев [2].

Во второй половине XIX века, времени буржуазных преобразований русского общества, времени, наполненном предчувствием грядущих перемен, на первый план в сознании русского мыслящего общества выходила проблема будущего развития России и вместе с ней проблема прогресса. Отсюда понятен обостренный интерес ко

всем новейшим интеллектуальным продуктам, приходящим из Западной Европы; цивилизационным теориям, марксизму, дарвинизму, органицизму. Таким продуктом явилась и новая наука, основателем которой был О. Конт, социология, претендующая на раскрытие законов и механизмов общественного развития.

Поэтому, прежде всего, необходимо обратить внимание на понимание Лавровым предмета социологии. Нельзя не согласиться с мнением известного русского социолога П.А. Сорокина о том, что "ключ к пониманию социологических взглядов Петра Лавровича кроется в его определении социологии как науки. Здесь "альфа и омега", "начало и конец" всей его социологической теории. Чуть ли не все работы были ничем иным, как развитием, развертыванием этого определения, а его практическая работа - осуществлением теоретических положений, вытекающих из последнего" [3].

На понимание Лавровым предмета социологии значительное влияние оказала контовская идея солидарности. В объем понятия солидарность Лавров вкладывал общность привычек, интересов, аффектов, а также сознание того, что личный интерес индивида должен совпадать с интересом общественным. Понятие социального, таким образом, Лавров идентифицировал с понятием солидарности. "Люди образуют общество, когда оказываются солидарными в своих суждениях, аффектах, интересах, убеждениях, следовательно, в некоторых психологических процессах, имеющих место в каждой особи. Вне этой солидарности в сознательных актах нет общества, а только скопление людей" [4]. Солидарность выступает как явление, выражающее сущность общества. Поэтому социологию "дозволительно понимать исключительно как науку солидарности сознательных особей, в установлении, усилении, ослаблении и разрушении этой солидарности" [5].

По Лаврову социология изучает условия возникновения солидарности, "генезис ее

форм и пытается установить законы, обусловливающие ее проявление" [6]. Кроме того перед социологией стоят и более конкретные задачи определения степени усиления или ослабления солидарности в зависимости от конкретно-исторических условий, зависимости между степенью усиления или ослабления солидарности и уровнем развития личности. Социология изучает также "не только существующие уже формы человеческого общежития, НО и те общественные идеалы, в которых' человек надеется осуществить более солидарное и вместе с тем, следовательно, и более справедливое общежитие, а также и те практические задачи, которые неизбежно вытекают для личности из стремления осуществить свои общественные идеалы или хотя бы приблизить их осуществление" 17]. Таким образом, исходя из определения Лавровым предмета социологии, очевидно что социология изучает не только данное конкретное общество, но и общественный идеал, а также пути осуществления этого общественного идеала.

Если социология есть наука о солидарности, то каков генетический порядок форм солидарности в процессе исторического развития? Первая форма - солидарность, основанная на привычке, вторая -солидарность, основанная на сходстве интересов и аффектов, третья - солидарность историческая. Первая, по мнению Лаврова, есть бессознательная солидарность вторая - общего, аффективного настроения, третья - историческая. С момента появления сознательной солидарности Лавров признавал начало исторической жизни человечества. Отсюда его деление на исторические и неисторические народы, отсюда - роль и значение интеллигенции в развитии общества. Интеллигенция по Лаврову, носительница солидарности’ она есть совокупность критически-мыслящих личностей. Итак, в своих социологических трудах, посвященных истории мысли, Лавров подробнейшим образом описывает и анализирует переход одной формы солидарности в другую, а также причины и механизмы этих переходов.

В данной статье мы выделим следующие проблемы теории прогресса: причины и источники общественного развития, законы и механизмы развития, движущие силы развития общества.

Каковы причины общественного развития, где искать двигателей этих разнообразных общественных явлений? По мнению Лаврова, стоявшего на позициях антропологической философии, причины

развития общества необходимо искать в потребностях человека. Потребности составляют и неизбежную точку исхода для обоснования всякого исторического явления. Всюду, где есть действие воли, существует в основе действия потребность поэтому все элементы исторических явлении сводятся на различные потребности личностей" ([7]. С. 103). Поэтому потребности выступают как система сил которая, действуя в данной географической и исторической среде, дает социологические продукты" [8].

Какова группировка потребностей человека, какая потребность или группа потребностей оказывает определяющее воздействие на процесс общественного развития? Трансформация потребностей человека с биологического уровня на уровень социальный приводит уже к теории факторов общественного развития. Потребности, по классификации Лаврова, могут быть разделены на три группы: "одна группа потребностей и влечений вытекает бессознательно из физического и психического устройства человека... другая группа получается личностью столь бессознательной от общественной среды, ее окружающей, или от предков в виде привычек, преданий, обычаев, установившихся законов и политических распределений, вообще культурных форм... Наконец, третья группа потребностей и влечений вполне сознательна... Это, во-первых, область деятельности, опирающаяся на сознанный расчет интересов эгоистических и интересов личностей, близких человеку; это, во-вторых, еще более важная для исторического прогресса потребность лучшего, влечение к расширению знаний, и постановке себе высшей цели, потребность изменить все должное извне сообразно своему желанию, своему пониманию, своему нравственному идеалу" ([7]. С. 39). В более поздних рабо'-тах Лавров первую потребность отождествлял с экономическим фактором, вторую -с политическим, а третья - это эстетическая потребность, потребность творчества новых общественных форм.

Какая потребность, какой фактор я&ля-ется доминирующим? В "Исторических письмах" Лавров писал о том, что "та группа, которая наиболее сознательна, должна иметь преобладающую важность для истории человека по самой сущности этой истории" ([7]. С. 40). В более поздней раооте Задачи понимания истории" (1898) Лавров склоняется в пользу экономической потребности. Здесь для выбора решающей потребности он сформулировал

ряд критериев: во-первых, время появления в истории той или иной потребности, во-вторых, частота ее повторения в жизни, в третьих, большая или меньшая необходимость ее в развитии тех или иных общественных форм. На основании вышеизложенных критериев Лавров в качестве основной выделял экономическую потребность, утверждая, что во все эпохи борьбы сознанных интересов экономические мотивы преобладали над политическими. Но, тем не менее, рассматривая взаимоотношение потребностей, Лавров вводил ряд оговорок, на нет сводящих решающую значимость экономической потребности. Он утверждал, что экономическая потребность преобладала не во все эпохи, что для каждой конкретной эпохи необходимо конкретное выявление решающего значения той или иной потребности, что в определенные эпохи исторического развития часть интеллигенции "подвергалась очень часто увлечением коллективных аффектов, из которых всякий расчет каких бы то ни было реальных интересов, экономических или политических, исчезал совершенно" ([5]. С. 54). Утверждая, что в принципе всякий политический мотив можно подвести под экономическую основу, Лавров тем не менее считал, что "подобное восхождение к далеким причинам - гипотетически и философски возможное - имеет научный характер лишь в исключительных обстоятельствах, когда сами источники наводят нас на подобное объяснение; в огромном же большинстве случаев научное понимание остается в сфере коллективных интересов, аффектов, убеждений и преимущественно сознанных мотивов" ([5]. С. 53).

Таким образом, основная, главная потребность, являющаяся источником общественного развития - это потребность развития. Ее Лавров понимал как потребность "познания истины, нравственной оценки мыслей и действий, жизни по убеждению, осуществления своих планов в слове, в художественном произведении, в философском мировоззрении, в общественном строе" [9]. Потребность развития, как полагал Лавров, имеет длинный генезис, берущий начало в низших зоологических формах. Нервное возбуждение, являясь реакцией клетки на раздражитель, сопровождается психическим ощущением удовольствия и страдания. Организм стремится продолжить раздражение, приносящее удовольствие. Так возникает потребность нервного возбуждения. В процессе эволюции органического мира она развивается в

присущую только человеку потребность развития. Наиболее яркое проявление, по мнению Лаврова, потребность развития получила в интеллигенции, "она выработалась... в самостоятельную силу и сделалась в сущности главным двигателем истории" ([5]. С. 62).

По мнению П. А. Сорокина, Лавров плюралист, а не монист, поскольку не отводит какому-либо фактору детерминирующего значения, определяющего все остальные факторы. В этом мнении есть доля истины, поскольку Лавров не отрицал значения экономического фактора. "Лавров принял, однако, и экономический детерминизм в свой социологический синтез, определив его роль в создании культуры наряду с ролью психологического детерминизма...", - писал Н.И. Кареев ([2]. С. 246). Необходимо отметить, что Лавров, в отличие от Михайловского, не подвергал марксизм резкой критике, более того, будучи в эмиграции, он поддерживал теплые, дружеские отношение с Марксом и его семьей, однако марксизм считал односторонним учением. По его мнению, "материализм, позитивизм и эволюционизм, оставаясь односторонними, дали весьма важные частные указания для построения научной философской системы" ([7]. С. 632-633). Поэтому Лавров признавал себя учеником Маркса преимущественно в вопросах теории прогресса, этики и истории ([7]. С. 639). Таким образом, если Маркс исследовал экономическую сферу общества, что Лавров считал необходимым, то сам он считал своей задачей исследовать духовную сферу, стремясь в ней вскрыть законы и механизмы прогрессивного развития общества.

Отведение главной роли потребности развития вело Лаврова к приданию решающей роли социально-психологическим факторам, к исследованию социальной психологии, к той проблематике, которой впоследствии активно занялся Михайловский.

По мнению Лаврова, момент появления потребности развития служит критерием, отделяющим доисторический от исторического периода развития общества, исторические народы от неисторических, высшие формы сознательной солидарности от низших. Потребность развития и ее основная носительница - интеллигенция -является главной силой прогрессивного развития общества. "Не случайным поэтому является его (Лаврова. - А.Ю.) религиозное отношение к мысли и науке. Правильно звучит определение Лаврова как

"Апостола критической мысли". Отрицая все религиозные системы, он психологически был фанатиком религии мысли, религии научного знания", - писал Сорокин ([3]. С. 264). Р

Концепция прогресса рассматривалась Лавровым, прежде всего, в духовнонравственной сфере, в сфере мысли, об этом говорят его работы, посвященные истории мысли. С одной стороны - это идеалистическая концепция прогресса, с другой - мыслитель верно обратил внимание на то, что без качественного изменения сознания, мышления не может быть прогрессивного развития общества, что духовная сфера развития общества имеет свои специфические, самостоятельные законы развития.

Каковы же эти исторические законы, затрагивающие, прежде всего, духовную сферу? Лавров проводил качественную грань между историей и социологией, историю он относил к наукам морфологическим, для которых характерно исследование неповторяющихся явлений и процессов, социологию - к наукам феноменологическим, исследующим повторяющиеся явления и процессы. История относится к тем наукам, которые изучают распределение предметов и форм, которые обусловливают наблюдаемые процессы и явления, причем цель этих наук есть сведение всех наблюдаемых форм и распределение их на моменты генетических процессов" ([7].

С. 25). Историю Лавров сравнивал с эмбриологией организмов, подчеркивая тем самым неповторимость исторического развития. Цыпленок вылупляется из яйца и никогда уже не вернется к тем формам, которые он имел в яйце. От этого момента в прошедшее тянется ряд форм, которые он пережил и пережить более не может", -писал он [10]. Социология же, имея объектом своего исследования, как и история, общество и общественное развитие, изучает, тем не менее, повторяющиеся процессы.

Закон в истории означает "нормальный" неповторимый порядок последовательности фазисов эволюции. Лавров, пытаясь придать объективную закономерную основу неповторимому процессу исторического развития, рассматривал историческое развитие как результат действия социологических повторяющихся и исторических неповторимых законов. Он отмечал, что "не эволюционные процессы социологические и эволюционные процессы исторические имеют место в тесной зависимости и тесном взаимодействии, которое не следует

упускать из виду" ([4]. С. 180). "Законы социологические ...входят составными частями в историю и служат к уяснению ее отдельных фактов на столько же, на сколько законы химии и механики входят в физиологию и служат для уяснения процессов жизни", - писал Лавров [11]. Основной закон социологии, закон переработки культуры мыслью, исследующий повторяющийся процесс усиления и ослабления солидарности, придает, полагал Лавров, объективный характер неповторимому процессу исторического развития.

Рассмотрим социологический закон переработки культуры мыслью. Культура у Лаврова соответствует второй бессознательной потребности человека, это "исключительно элемент привычки, обычая и предания общественной жизни" [12]. Лавров подчеркивал консерватизм культуры, видел в ней силу, задерживающую прогрессивное развитие общества. Культура в продолжении всей истории обнаруживает стремление передаваться от поколения в поколение, как нечто неизменное" ([5]. С. 26). Элементы культуры "придают догматическому чувству его самую прочную основу; они являются противниками нового знания или поводами его направления в определенную сторону. Они сообщают вкусу эпохи определенный характер... Они, наконец, обусловливают в весьма видной степени характер мировоззрения данной эпохи, даже в самых самостоятельных личностях" [13].

Под мыслью Лавров понимал не рассудок или разум, а активное, творческое начало, выступающее как результат потребности развития. Основное качественное отличие мысли, как всей совокупности духовной, творческой жизни человека, -это способность воздействовать на культуру и перерабатывать ее.

Таким образом, мысль, результат потребности развития, выступает у Лаврова двигателем процесса общественного развития. Процесс переработки культуры мыслью Лавров считал основным социологическим законом, который "по сущности представляется, с одной стороны, процессом усиления или ослабления солидарности общества путем внесения в формы его жизни большей доли сознания, и потому совершающийся сходными путями в самые различные эпохи жизни народов" ([4].

С. 180). Подчеркивая всеобщую применимость этого социологического закона, Лавров обращал внимание на его специфику, он отмечал, что на каждом конкретном этапе общественного развития работа

мысли была направлена на качественно новые задачи, "которые не могли иметь места ни прежде, ни после, точно также, как культура, подлежащая изменению, представляет в каждом фазисе исторической эволюции иную почву для работы мысли" ([4]. С. 181).

Процесс переработки культуры мыслью включает в себя два этапа. Первый - это установление и закрепление определенных форм культуры. Второй - период разрушения этих форм. Для второго этапа характерно "стремление подорвать существующий или пытающийся установиться обычай, сковывавющий потребность в особях и коллективностях" ([4]. С. 182). Затем, как только переработка культуры мыслью закончена, "мысль обнаруживает как бы некоторое утомление и готовность успокоиться на новых формах культуры" ([4]. С. 183).

Этот цикл присутствует во всей истории, но только структурно, формально. В то время как по содержанию история есть "нормальный", неповторимый порядок событий во времени. Повторяющийся цикл входит в неповторимый порядок. Историческая концепция Лаврова напоминает гегелевскую спираль и, вероятно, сформулирована под влиянием Гегеля, хотя Лавров на него не ссылался.

Лавров выдвинул идею ускорения прохождения обществом социологических циклов по мере исторического развития. Чем дальше прошло общество по пути исторического развития, тем фазисы становятся короче. Если эту идею спроициро-вать в плоскость диалектико-материалистической методологии, то очевидно, что страны, позже вступившие в капиталистическую общественно-экономическую формацию, проходили ее быстрее. В этом смысле Лавров, безусловно, прав.

Финал исторического развития есть реализация общественного идеала Лаврова, когда контраст фазисов цикла смягчается и общество приходит к такому состоянию, где культура гармонирует с критической мыслью, "сущее" с "должным". Это есть общество "сознанной" солидарности.

Но за реализацию общественного идеала необходимо бороться. Интеллигенция, по Лаврову, не только вырабатывает критическую мысль, но и борется за реализацию общественного идеала. Идея ведущей роли интеллигенции как движущей силы исторического прогресса была характерна для русской общественной мысли XIX века. Эта идея логически вытекала из концепции двух Россий: России крестьянской

и России дворянской, правительственной, чиновничьей. Первым на это обратил внимание П.Я. Чаадаев, подвергнувший уничтожающей критике Россию и русский народ, показав огромную пропасть между народом и образованным обществом. "Чаадаев во многом был не прав, но жалоба его была законна, и голос его заставил выслушать ужасную истину. Именно этим объясняется его громадный отзвук", - писал А.И. Герцен [14]. Вслед за Чаадаевым и славянофилами Герцен также подчеркивал качественное отличие двух Россий: "У нас расстояние между народом и либеральным дворянством казалось тем страшнее, что между ними ничего не было, какая-то бесконечная пустота..." ([14]. Т. 14. С. 177). Герцен сформулировал идею вины либеральной интеллигенции перед народом, психологический тип "кающегося дворянина" в русской литературе. "Виновато ли меньшинство, что все историческое развитие, вся цивилизация предшествующих веков была для него, что у него ум развит за счет крови и мозга других, что оно вследствие этого далеко ушло вперед от одичалого, неразвитого, задавленного тяжелым трудом народа?" ([14]. Т. 6. С. 81).

Лавров активно разрабатывал тему долга интеллигенции перед народом, тему "народопоклонства". "Дорого заплатило человечество за то, чтобы несколько мыслителей в своем кабинете могли говорить о его прогрессе" ([7]. С. 81). На основании этого он сформулировал идею ответственности, долга образованного меньшинства за огромную цену прогресса.

Свою нравственную ответственность, свой долг перед народом интеллигенция, выработавшая нравственный идеал, должна реализовать в борьбе за благо народа. Лавров разработал учение о партии, как организации единомышленников, высоко оцененное В.И. Лениным. Свобода членов партии ограничена рамками устава. "За пределами несущественного прекращается свобода действия членов партии и ее терпимость относительно лиц, вне ее стоящих. Кто из членов переступил этот предел, тот более не член ее, а ее враг. Кто из личностей, вне ее стоящих, расходится с ней в существенных вопросах, тот тоже враг ее", - писал Лавров ([7]. С. 129). Таким образом, в теории прогресса Лаврова, по сравнению с предшествующей традицией, очевиден поворот интеллигенции в сторону реального практического действия, в сторону создания по сути интелли-

гентской партии, должной бороться за благо народа.

П. Витязев заслугу Лаврова видел в выдвижении перед русской интеллигенцией положительного этического идеала, в объединении разрозненных сил русской интеллигенции. "Главная заслуга Лаврова в том, что он в конце 60-х годов слил разрозненные силы русской интеллигенции в цельную общественную силу. Ряды разночинцев и кающихся дворян были слиты "Историческими письмами" в одно русло. Лавров вывел эпоху 60-х годов из того тупого угла, в который она зашла благодаря Писареву. Он дал ей положительный идеал и направил русскую социалистическую мысль от теории к практике. Своей этикой он связал интеллигенцию с народом, дал ей силу и устойчивость в ее практической деятельности и вывел ее на путь общественного строительства" [15].

Цель теории прогресса Лаврова гуманна и благородна, суть ее в том, чтобы поднять массы народа до уровня критически мыслящих личностей. "Развитие личности в физическом, умственном и нравственном отношении; воплощение в общественных формах истины и справедливости - вот краткая формула, обнимающая, как мне кажется, все, что можно считать прогрессом", - писал Лавров ([7]. С. 54).

Но, с другой стороны, теория прогресса мыслителя ориентировала на практическое преобразование общественных отношений. Это было характерно для рационалистической традиции русской общественной мысли XIX века. И эта традиция логически привела к практике Октябрьской революции 1917 года. Основная идея сборников "Вехи" (1909) и "Из глубины" (1918) есть идея ответственности, вины русской интеллигенции за жертвы и ужасы социальных переворотов. По мнению П.И. Новгородцева, для русской интеллигенции был "возможен и необходим иной путь, к которому ее давно призывали такие ее величайшие представители, как Чаадаев, Достоевский, Вл. Соловьев. Если вместо этого она избрала в свои руководители Бакунина и Чернышевского, Лаврова и Михайловского, это великое несчастье и самой интеллигенции, и нашей родины" [16]. Путь же, призывающий к практической реализации идеала, к социальной революции, по мнению Новгородцева, есть "отщепенство". Эта проблема является предметом дискуссий в современной философской литературе, в современной публицистике.

Таким образом, мы видим, что теория прогресса Лаврова по сути идеалистическая концепция, в которой основной движущей силой является интеллигенция, носительница критической мысли. Эта концепция имеет право на существование. Исторический опыт говорит о том, что смена материальных условий жизни, смена базиса очень часто не приводит к перемене сознания людей. Значит, сознание, мышление, духовная культура имеют свою субстанциональную структуру существования и развития, которую необходимо исследовать не в меньшей степени, чем материальные отношения. Поэтому анализ Лавровым механизма взаимодействия культуры и мысли сохраняет свою актуальность для нашего времени.

Идея решающей роли интеллигенции как двигателя исторического прогресса, хотя и диаметрально противоположна марксизму с его учением о роли народных масс, но не лишена исторического значения. А смысл этой идеи заключается в том, что, прежде чем произойдут перемены в действительной жизни, они должны произойти в сфере духовной, в мышлении, начинать необходимо с революции сознания. И здесь роль интеллигенции огромна. Таким образом, в своей теории прогресса Лавров раскрыл, в определенной мере, механизм духовного развития общества.

1. Гизетти А.А. Апостол критической мысли // Вестн. литературы. 1920. № 2. С. 2.

2. Кареев Н.И П.Л. Лавров как социолог // П.Л. Лавров. Статьи, воспоминания, материалы. СПб., 1922. С. 195.

3. Сорокин П.А. Основные проблемы социологии П.Л. Лаврова // Там же. С. 249.

4. Лавров П.Л. Важнейшие моменты в истории мысли. М., 1903. С. 61.

5. Лавров П.Л. (Арнольди С.С.) Задачи понимания истории. М., 1898. С. 129.

6. Лавров П.Л. Собр. соч. Пг., 1917. Сер. 3. Вып. 2. С. 90.

7. Лавров П.Л. Философия и социология: В 2 т. М., 1965. Т. 2. С. 639.

8. Лавров П.Л. Собр. соч. Пг., 1918. Сер. 3. Вып. 8. С. 133.

9. Лавров П.Л. Опыт истории мысли. Спб., 1875. Т. 1. Вып. 1. С. 34.

10. Лавров П.Л. Опыт истории мысли нового времени. Женева, 1888. С. 79.

11 .Лавров П.Л. Философский смысл истории // Отечественные записки. 1870. № 11. С. 42.

12. Лавров П.Л. Цивилизация и дикие племена. Спб., 1904. С. 221.

13. Лавров П.Л. Собр. соч. Пг., 1917. Сер. 4. Вып.1. С. 38.

14. Герцен А.И. Соч.: В 30 т. М., 1955. Т. 6. 16. Новгородцев П.И. О путях и задачах русской

С. 218. интеллигенции // Из глубины. Нью-Йорк,

15. Витязев П. Чем обязана русская обществен- 1991. С. 25.

ность П.Л. Лаврову? Пг., 1915. С. 14.

ТАМБОВСКИЕ ДУХОБОРЦЫ В 60-е годы XVIII века

С.А. Иникова

Inikova S.A. Tambov Dukhobor(ts)y Communities in the 1760s. The article is about the origin of the dukliobory communities in the Russia of the XVIIIth century. The author utilises contemporary records and reveals the beginning of dukhobory sectarian groups in the Tambov Province in the 1760s and traces their spiritual affinity with the left-bank Ukraine. The author also reveals the rudiments of the early dukhobory dissenters' religious ideas.

Частный, казалось бы, вопрос о тамбовских духоборцах в 60-е годы XVIII века имеет выход на большую и пока не разрешенную проблему возникновения русского сектантства вообще и духоборчества в частности. До сих пор не решены ключевые вопросы об идейных истоках, времени и месте его появления. Одни склонны считать родиной духоборчества Слободскую Украину, другие - Тамбовскую губернию, что же касается времени, то большинство исследователей относят его появление ко второй половине XVIII века. Крупнейший исследователь духоборчества О.М. Новицкий авторитетно заявлял, что в 1763 году "духоборчества в Тамбовской губернии еще и не было ни на самом деле, ни по имени, а было только молоканство" [1]. П.Г. Рындзюнский, обнаруживший архивное дело 1768 - 1769 годы о "тамбов-ских раскольниках", не идентифицировал их с духоборцами, называя "духовными христианами" и "тамбовскими вольнодумцами", из среды которых позже постепенно выделились духоборцы и молокане. Он считал, что их антицерковное движение в крае еще не сложилось в определенную секту, а учение не окостенело [2]. Известный исследователь сектантства А.И. Клибанов, относя появление духоборческого учения к 60-м годам, не считал, что оно оформилось в секту и осторожно называл и их, и молокан "духовными христианами". Даже применительно к духоборцам - авторам известной записки, поданной в 1791 году екатеринославскому губернатору Каховскому, он применяет термин "духовные христиане", хотя в записке сами авторы указывают, что православные называют их духоборцами. Клибанов порицал тех исто-

риков, которые изображали последователей "духовного христианства" "сектантами, еретиками, хулителями православия, отщепенцами, враждебными церкви и государству" [3]. Получается, что только в XIX веке духоборчество оформилось в религиозную организацию со сложившимся вероучением, а в XVIII веке это еще было религиозное движение.

В данной статье мы попытаемся ответить на вопросы о времени появления духоборчества в Тамбовском крае, об организационных основах секты, ее деятельности и вероучении в 60-е годы XVIII века. Именно к этому времени относятся самые ранние из дошедших до нас документов о духоборцах. Помимо архивного дела о "тамбовских раскольниках", которое уже частично использовано в работе Рындзюн-ского, в основу настоящей статьи положен обнаруженный в фонде Кабинета Екатерины II в Российском государственном архиве древних актов комплекс документов, связанный с подачей императрице двух челобитных от духоборцев. Это уникальные документы о секте, позволяющие пересмотреть некоторые устоявшиеся представления. В работе также использованы полевые материалы, собранные во время этнографических экспедиций 1988 -1990 годов к кавказским духоборцам.

Главная трудность при изучении сект в

XVIII веке заключается в том, что они не имели определенных конфессионимов, называя себя "людьми Божьими", "сынами Божьими". Названия "молокане" и "духоборцы", данные им православными, были приняты как самоназвания только в

XIX веке. Для того, чтобы определить, к какой секте принадлежали обнаруженные

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.