CC BY
25
Вестник Томского государственного университета. 2023. № 490. С. 89-96 Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta - Tomsk State University Journal. 2023. 490. рр. 89-96
Научная статья УДК 141.3
doi: 10.17223/15617793/490/10
Теория деколониализма в дискурсе «новой этики»
Даниил Владиславович Маляревич1, Елена Васильевна Агафонова2
12Национальный исследовательский Томский государственный университет, Томск, Россия
1 с1атИта1агеУ1ек200@,%таИ. сот 2 agaton1810@gmail.com
Аннотация. Анализируется феномен «новой этики», то, как он представлен в западной культуре и русскоязычном пространстве исследований. Тематизируется отдельная сфера «новой этики» - деколониальные исследования. Предпринимается попытка произвести деление данного дискурса на две части: теоретический и активистский. Рассматриваются особенности деколониальных теоретических исследований, на примере работ Э. Саида и А. Эткинда и активистских проявлений в образовании на примере работы Д. Серла. Ключевые слова: «новая этика», деколониализм, ориентализм, активизм, образование, постмодернизм
Для цитирования: Маляревич Д.В., Агафонова Е.В. Теория деколониализма в дискурсе «новой этики» // Вестник Томского государственного университета. 2023. № 490. С. 89-96. (М: 10.17223/15617793/490/10
Original article
doi: 10.17223/15617793/490/10
The theory of decolonialism in the discourse of the "new ethics"
Daniil V. Malyarevich1, Elena V. Agafonova2
12 National Research Tomsk State University, Tomsk, Russian Federation 1 daniilmalarevich200@gmail. com 2 agaton1810@gmail.com
Abstract. The phenomenon called in the Russian-language space a "new ethics" is analysed in the article with allocation of a separate sphere - decolonisation studies. The peculiarity of the use of the concept "new ethics" in the Russian-language discourse and the difference from the classical understanding of ethics, its problems and its connection with the phenomena of postmodernism, as well as the specifics of the appearance of this definition and discussion regarding this problem, are noted. As an example of these discussions, the correspondence polemic between E. Skidelsky on the one hand and A. Magun and A. Novkunskaya on the other is used. An attempt is made to divide this discourse into two components: theoretical and activist. These approaches to the consideration of decolonisation are justified by various social phenomena that have influenced the processes in the intellectual and political field caused by this phenomenon. The features of colonial theoretical research are considered, using the example of the works of E. Said and A. Etkind, as well as a critical assessment of these sources and their interpretation in the context of the application of these intellectual programs to Western countries and Russia, respectively. Said's work is taken as the theoretical basis of the entire decolonisation theory and a method of working with the public field. Etknid's approach is notable for the fact of interpretation of the Russian intellectual space from the point of view of this approach and method. R. Scruton's work Fools, Frauds and Firebrands. Thinkers of the New Left" is considered as a critical position. Thinkers of the New Left notes the problematic places in Said's method. The activist manifestation in education is considered on the example of the work of J. Searle, who noted the fact of changes in humanitarian education in the United States in comparison with other historical realities due to the appearance of elements of decolonisation in universities, namely, the representation of various ethnic minorities and changes in educational programs due to the discrediting of various ethnic groups in the framework of training courses. The general specifics of the humanities and the problems inherent in this field of scientific knowledge, such as ideological bias, are also indicated. Searle's attempt to solve this problem by introducing the concept "canon", which, according to the American philosopher, is able to solve problems in the educational space, is criticized.
Keywords: "new ethics", decolonialism, activism, education, postmodernism
For citation: Malyarevich, D.V. & Agafonova, E.V. (2023) The theory of decolonialism in the discourse of the "new ethics". Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta - Tomsk State University Journal. 490. рр. 89-96. (In Russian). doi: 10.17223/15617793/490/10
© Маляревич Д.В., Агафонова Е.В., 2023
Введение
Целью данной работы является выявление истоков такого явления, как деколонизация, на основе анализа феномена «новой этики» (в русскоязычных и западных исследованиях). Отмечается, что основы деколо-ниализма были заложены в работах такого автора, как Э. Саид. Именно он предложил концепции ориентализма и философского деколониализма, что имело следствием развитие идей данного автора в философской литературе и применение их к различным социокультурным явлениям [1. С. 110-111]. Так, одним из теоретических последователей Э. Саида стал А. Эт-кинд, чья концепция описания культурного и этнического устройства России наиболее близка для отечественного дискурса. Также методологические принципы Э. Саида оказали большое влияние на активистское движение, которое стало находить сферы своей реализации во многих социальных пространствах, например в образовании. Исходя из этого, мы предлагаем рассмотреть следствия влияния «новой этики» в рамках деколониализма на процесс образования на примере работы Д. Серла. Подобная призма рассмотрения деколонизации в рамках образования является наиболее репрезентативной, так как первые практические проявления деколонизации (как, например, квотирование мест для этнических меньшинств) стали применяться в сфере образование и конкретно в университетах.
Происхождение новой этики
Что же означает «новая этика»? Возможно, это один из вариантов включения новых субъектов, которые не принимались в расчет традиционной теорией морали начиная со времен Античности [2. С. 45]. Можно прибегать к различной постановке вопроса о причинах генезиса данного явления. Однако важной особенностью, которая представляется определенным водоразделом между этикой и «новой этикой», является ориентация на условно западное культурно-массовое пространство. Как казалось, это решало многие этические проблемы без формирования нового этического горизонта. И тем не менее одна из причин появления и развития «новой этики» заключается в неолиберальной политике идентичности. Как отмечает Б. Кагарлицкий, «любые группы мыслятся не только однородными, но и неизменными, закрытыми друг от друга и существующими друг от друга независимо, подобно монадам у Лейбница» [3. С. 59]. Ввиду данного состояния социального пространства необходимо прибегнуть к новым этическим программам. «Новая этика» ставит новые планы, новую систему прав и обязанностей, которые должны исполнять те или иные акторы интеллектуальной и культурной сети, как бы выразился Б. Латур.
Использование термина «этика» в контексте данного феномена является крайне важным методологическим пунктом исследования «новой этики». В философском дискурсе сложилась традиция понимания этого понятия как науки о морали, восходящей к софи-
стам. Историческое развитие этой отрасли философского знания, а именно становление различных теорий, объясняющих и оценивающих поступки индивидов, коррелирует с социальными процессами, объединенными современными исследователями термином «этика», но подходит ли здесь эпитет «новая»?
На данном этапе исследования было бы корректно дать промежуточное, рабочее определение «новой этики» как обобщённого термина для обозначения социально-культурных теоретических и активистских феноменов и процессов в отечественной библиографии. Исходя из этого вопроса, мы сталкиваемся с проблемами иного порядка, возникающими непосредственно из-за такой постановки вопроса, а именно что нового в «новой этике»? С каким проблемным полем имеет дело «новая этика»? На каком этапе находится разработка и изучение данного феномена? Что стало толчком для общественной дискуссии, посвящённой проблемам, объединенным понятием «новая этика»? Как мы говорили во введении, попыткой ответа на данные вопросы будет рассмотрение русскоязычных источников, которые в силу актуализации дискурса «новой этики» в отечественном интеллектуальном пространстве ставят своей задачей описание «новой этики» и относящихся к ней феноменов. Отдельно стоит отметить, что термин «новая этика» является специфическим для отечественного дискурса. Как мы отмечали ранее, сама «новая этика» является единым наименованием для ряда социальных процессов, которые можно разделить на интеллектуальные (теоретические) и активистские (практические) проявления.
В западном информационном пространстве не сложилось определенное устойчивое представление о понятии «новая этика», хотя произошло становление отдельных дискурсов, например деколониального, антирасистского или феминистского, как отмечает А. Гусейнов [4. С. 93]. Если же обратится к русскоязычному общественному пространству, то мы имеем дело с термином, который уже имеет точную формулировку. То есть у значения понятия «этика» есть определенная парадигма восприятия, и приставка «новая» сразу же создаёт ряд вопросов, например, для профильных специ-алистов-этиков. Целью данной работы не является этимологическое исследование понятия «новая этика», однако для введения в дискурс термина деко-лониализм, который в русскоязычном пространстве считается частью «новой этики», необходимо просмотреть некоторые ключевые работы по данной теме. Последним и громким на данный момент осмыслением среди не философских работ отдельно стоит выделить эссе-манифест публицистического характера режиссера К. Богомолова «Похищение Европы 2.0», в котором феномен «новой этики» получил определение «этического Рейха» [5]. Важным примечанием является то, что хотя эта работа не является и не претендует на статус философский или научной, но она стала витком в развитии дискуссии относительно «новой этики» и дискурсов, сопряженных с ней. Тут стоит отметить, что тема, поднятая Богомоловым в дискуссии о «новой этике», фактически переводит ее на новый уровень - политический.
Основную тему размышлений К. Богомолова можно выразить в следующей цепочке рассуждений: европейское общество строилось на принципах рациональности и гуманизма, что в конечном итоге приводило к становлению так называемого сложного человека [5]. Однако приход нацистских тоталитарных режимов в Европе разрушил эту парадигму развития европейского и в целом европоцентрированного общества, нанес ему историческую и культурною травму, следствием чего стала ликвидация «сложного человека». Сексуальные революции, движение деколонизации и иные процессы обозначаются автором как явление «идеологии под названием "новая этика"» [5]. Решением данной проблемы, по мнению К. Богомолова, является создание «новой правой идеологии, идеологии вне радикальной ортодоксальности, но строго и непримиримо отстаивающей ценности сложного мира в опоре на сложного человека» [5]. Отдельно стоит обратить внимание на утверждение автора о перформативном аспекте проявления данной идеологии, напрямую связанным с этическими вопросами. Так, например, «ты больше не можешь сказать "я не люблю...", "мне не нравится...", "я боюсь...". Ты должен соотнести свои эмоции с общественным мнением и общественными ценностями» [5]. На основе такого краткого обзора можно указать следующие проблемные поля, выделенные автором: гендерная проблема, соотношение утверждений и общественного мнения, проблема деколонизации, а также изменение иных культурных феноменов в контексте данных социальных изменений. Тезисы, которые стали подниматься, теперь не только описывают определенные межличностные отношения, как в случае с движением MeToo, но и постулируют политические реалии, выстраивают новые политические границы и позицию индивида при данных политических условиях.
«Манифест» К. Богомолова хоть и не обладает какой-либо аргументацией в защиту данной позиции, но появление такой работы симптоматично, поскольку массовое распространение и использование инструментария, предлагаемого дискурсами «новой этики», стало распространенным не только в культурной плоскости, но и в политическом дискурсе. Отдельно стоит отметить постановку проблемы о травме, которая, по мнению К. Богомолова является основой процессов формирования «новой этики».
Следующим шагом является рассмотрение философской реакции, не столько на работу К. Богомолова, сколько на описание самой проблемы «новой этикой». Статья Богомолова стала катализатором для заочной дискуссии между Э. Скидельским, с одной стороны, и А. Магуном и А. Новкунской - с другой, ставшей продолжением медийного освещения проблематики «новой этики». Скидельский занимает позицию, согласно которой «новая этика» представляет собой тоталитарный феномен и связывает данное понятие с нетерпимостью, имманентно присущей режимам подобного типа. Подобные проявления британский философ видит в максимализме, который имел место при акциях BLM (black lives matter), в определенных догматах, которые навязываются в западном научном сообществе.
Можно сказать, что позиция британского исследователя во многом сопряжена с позицией, нашедшей свое отражение в манифесте К. Богомолова.
В ответ британскому исследователю выступили российские философы, а именно А. Магун и А. Новку-нская. В одном из своих интервью А. Магун отметил, что «новая этика» - это не наследие тоталитаризма, а новая модель поведения, сформированная различными изломами буржуазной культуры. Тезис Магуна, скорее, заключается в утверждении, что «новая этика» - это не этика, а «новая моральная чувствительность» [6]. Обращаясь к историко-культурному контексту второй половины ХХ в., он указывает на процессы, происходившие в западных странах и способствующие установлению новой общественной парадигмы, которую в России называют «новой этикой».
В свою очередь, в работе А. Новкунской основной тезис заключается в рассмотрении «новой этики» не как тоталитарной практики, но как предмета общественной рефлексии по поводу состояния российского общества, в котором проявления «новой этики» еще не заметны. Говоря о ситуации с движением по борьбе с харрасментом и БЬМ, она утверждает, что подобные действия не только должны иметь место, но отображаться в институциональном устройстве западного общества. Свою позицию Новкунская аргументирует тем фактом, что подобные процессы в том же США начались еще во второй половине ХХ в., когда на законодательном уровне было утверждено понятие «ха-рассмент». Другое дело, что в России подобная дискуссия на разных уровнях - общественном, научном и законодательном - находится в зачаточном состоянии. Стоит отметить, что начинают формироваться различные государственные комиссии, НКО, целью которых является приведение в жизнь политики инклюзивно-сти и т. д. Можно сказать, что ключевую роль в становлении активистских проявлений «новой этики» играют социальные институты, указанные выше. Также А. Новкунская определяет проблемное поле в работе Э. Скидельского как ориентацию на принципы деколонизации.
Иное представление о «новой этике», выходящей за границы вышеописанной дискуссии, было представлено исследователем А. Гусейновым, который выделяет три способа определения поля «новой этики»: «... для одних оно является только обозначением некоего вектора общественных процессов в западном мире, для других - шагом вперёд на возвышающем пути либерализма, для третьих - опасной чертой, своего рода красной линией, которая обозначает обвал, крах тысячелетних моральных устоев современной цивилизации и, что должно волновать нас в первую очередь, поскольку представляет собой смертельную угрозу для нас, нашего народа, страны, образа жизни»[4. С. 92].
Стоит предположить, что «новая этика» как социальное явление имеет два измерения: теоретическое и активистское. Сначала обратим внимание на теоретический подход, дающий описание общественных феноменов, которые становятся целью для изменений со стороны «новой этики». Одним из таких теоретических направлений является деколонизация, которой
посвящено большое количество западных исследований в области этики. Мы полагаем, что рассмотрение деколониализма в дискурсе «новой этики» будет наглядным ввиду появления новых отечественных концептов деколонизации. Однако развитие данных идей мы можем проследить сквозь призму «новой этики», которая стала актуализироваться с 1970-х гг.
Деколонизация как теоритический конструкт
В качестве отправного пункта в рассмотрении проблематики деколонизации стоит взять работу американского исследователя Э. Саида «Ориентализм. Западные концепции Востока». Э. Саид - во многом наследник философской традиции М. Фуко, о чем открыто пишет во введении своей работы. Здесь он сообщает, что методология данного исследования будет опираться на понятие «дискурс», разработанное М. Фуко в таких работах, как «Археология знания» и «Надзирать и наказывать» [7. С. 10]. Основная проблема, которая встает перед автором, заключается в противоречивости того способа репрезентации, который был выбран западным интеллектуальным сообществом для обозначения восточной культуры и истории, что заключалось в противопоставлении Востока Западу как «Другого». А. Эткинд определяет принцип Э. Саида как «способ обращения Первого мира с Третьим» [8. С. 45]. На основе анализа интеллектуального наследия Э. Саид делает попытку указать на предвзятость и ограниченность того понимания, который был выработан западным литературным, философским и научным дискурсом для интерпретации восточных стран и населения, проживающего на данных территориях.
В качестве примеров такого «попустительского» отношения к восточной культуре американский исследователь приводит множество употреблений терминов и слов, репрезентирующих жителей восточных стран, их культуру, государственное устройство и иные феномены, сопряжённые с их жизнедеятельностью. Например: «Термин "восточный" (Oriental) был каноническим; его использовали Чо-сер и Мандевиль, Шекспир и Драйден, Поуп и Байрон. Этот термин в географическом, моральном и культурном смысле обозначал Азию, или Восток. В Европе вполне можно было рассуждать о восточной личности, восточной атмосфере, восточной сказке, восточном деспотизме или восточном способе производства и при этом рассчитывать на понимание» [7. С. 49]. Необходимо подчеркнуть, что предложенная исследователем терминология понимается как негативная, поскольку явно или неявно показывает подчиненное отношение восточной культуры западной. Данный труд Э. Саида изобилует подобными примерами репрезентации, которая, с позиций автора, является, с одной стороны, способом дискредитации представителей восточной культуры, с другой - продолжением имперской политики по отношению к собственным колониям.
Что такое ориентализм в понимании Э. Саида? В первую очередь это интеллектуальная власть Запада
над Востоком. Автор указывает на два источника появления в социуме данного феномена - это наращивание знания и позиция силы со стороны колонизаторов [7. С. 62]. Эту систему отношений можно охарактеризовать как описание и изучение колонизируемого пространства с целью применения властных практик, но с учетом историко-культурных особенностей того или иного региона. Сам Э. Саид отмечает, что «в этом смысле подобающее исследование восточных народов - это и есть ориентализм, подобающим образом отделенное от всех прочих форм знание, но в итоге полезное (в силу своей конечности) для материальной и социальной реальности, включающее в себя все знание всех времен, вспомогательное знание, приносящее пользу» [7. С. 70]. Именно формирование подобной матрицы созерцания и восприятия колонизированных территорий в работе Э. Саида восточных стран, и формировало отношения культурного и интеллектуального подчинения Западу. Как мы отмечали выше, множество культурных артефактов, которые хоть как-то интерпретировали колонизированное пространство, задавали тем самым особое поле отношений с Востоком, поэтому метод Э. Саида в конечном итоге был направлен на развенчание подобного отношения подчинения, сохраняющегося в культурном пространстве.
Стоит обратить внимание на следующий момент. Несмотря на то что Э. Саид задал новый дискурс рассмотрения национальных и колониальных проблем, его метод навлек на себя критику, как идеологическую, так и теоретическую. Например, Р. Скрутон в работе «Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых» писал следующее относительно метода основателя теоретического деколониализма: «Саид проиллюстрировал свой тезис при помощи крайне избирательного цитирования, затрагивающего очень узкий круг взаимодействий между Востоком и Западом. Выражая крайнее презрение и злобу по поводу того, как описывают Восток западные исследователи, он не озаботился тем, чтобы как следует изучить какие-либо изображения Запада Востоком» [9. С. 347]. Но тем не менее такая критика, указывающая на явную ангажированность Э. Саида в его подборе литературы для рассмотрения, никак не отменяет само новаторство методологии, направленной на подмывание нерушимой конструкции европоцентризма и создание новой критической теории, предполагающей рассмотрение и рефлексию идеологий и культуры в эпоху неолиберализма.
Теоретический метод, заданный Э. Саидом, задал новую перспективу для исследований. Например, Х. Плакроуз и Д. Линдси в работе «Циничные теории» отмечали место и роль Э. Саида как родоначальника всего интеллектуального деколонизационного движения [10]. Множество авторов стали предлагать различные концепции, описывающие колониальные и постколониальные отношения в разных странах мира. Подобные проблемы были поставлены в исследовании А. Эткинда «Внутренняя колонизация» только не в отношении стран Африки и Азии, но в отношении России, поскольку автор строит свои рассуждения, исходя из исторического опыта развития России, связанного с
географическими условиями страны. Правда, дискурс деколониализма в России находится пока в статусе теоретического исследования, в отличие от стран Запада, в частности США, где деколониальный активизм стал одним из важных культурных феноменов, которые уже укрепились, например, в системе образования, чему посвящена работа Д. Серла «Политика и гуманитарное образование».
Деколонизация и активизм
Как мы указывали выше, дискурс деколонизации носит двухфакторный характер: теоретический и практический, который чаще всего обозначается как активистский. Проявления последнего мы можем наблюдать, например, в новых подходах в образовании, которые сложились в последние десятилетия на Западе. Об этом пишет американский философ Д. Серл в своей статье «Политика и гуманитарное образование».
Стоит начать данный обзор с описания условий, в которых оказались социогуманитарные дисциплины в современном обществе. С одной стороны, происходит становление новых, междисциплинарных исследований, как, например, концепция «мир-системы» И. Вал-лерстайна, которая сочетает множество отраслей научного знания: политэкономику, географию, политологию и т.д. Подобные исследования дают ученным-гу-манитариям большую перспективу для анализа общественного устройства современного мира в разных проявлениях оного. С другой стороны, и это уже отмечает сам Серл, происходит «упадок веры в объективные или хотя бы интерсубъективные стандарты для литературных и культурных оценок» [11]. Что это означает для социогуманитарных наук: данные сложности всегда, буквально с момента появления сопровождали социогуманитарные науки. Однако проблемная ситуация стала еще более актуальной вместе со становлением постмодернистского плюрализма. Выделим существование проблем, которые присущи гуманитарным наукам с наступлением данного исторического периода: отсутствие или утрата четких критериев для проверки объективности таких знаний и идеологизированность выводов подобных наук.
Одно из возможных решений первого вопроса, предложенного Д. Серлом, - это введение так называемого канона [11]. Сам этот «канон» подразумевает существование устоявшихся с образовательной точки зрения представлений о литературе, истории, культуре и т.п. Однако американский философ указывает на отказ от этого канона в силу доминирования политических интересов. Что это значит? Возьмем для примера классическую литературу: есть автор Х, который написал важное литературное произведение. При рассмотрении сегодня литературной деятельности автора требуется указать на его несоответствие современной идеологии, т.е. если в произведении автора Х описывается угнетение женщины, чернокожего, гомосексуалиста, то современный литературный анализ данного произведения должен строиться на акцентировании сексизма, расизма, гомофобии данного автора соответственно. Серл дает подобному феномену моральную
оценку, выражая собственное непонимание и неудовлетворение подобным положением дел. «Если вы считаете женоненавистничество важным моментом интерпретации творчества Шекспира, значит, вы не понимаете, в чем суть изучения Шекспира» [11]. Эти рассуждения Серла созвучны тезисами «новой этики» с позицией отечественного автора И. А. Тульпе: «Таким образом, НЭ, как представляется, демонстрирует движение в сторону переворачивания традиционного понимания добра и зла - то, что воспринималось как проявление зла, злом не является; злом является следование традиционным установкам» [12. С. 94].
Вопрос о связи науки и политики является важным в контексте развития философии науки. Очевидно, что определенная наука выполняет собственный политический заказ, который может зависеть от предмета науки. Например, если мы обратимся к физике, то ее политический заказ может отражаться в создании оружия, как это было при создании ядерного оружия в СССР. Также можно привести пример, который использует У. Бек в своей работе «Общество риска», описывая ситуацию с экологическими исследованиями [13. С. 245]/ Иная проблема стоит в плоскости гуманитарных наук. Можно привести примеры тоталитарного контроля над гуманитарным знанием, однако с наступлением постмодернизма подобные примеры политического заказа утрачивают свою релевантность. На данный момент стоит отметить, что политический заказ как минимум видоизменился. Указание власти на определенный ход и темы исследования являются для этой власти принципиально важными в тот или иной исторический момент. Но здесь встает вопрос: что влияет на формирование выводов, к которым приходит исследователь? Каждый специалист, работающий с текстами и источниками, создает нечто, что потом также будут рассматривать такие специалисты. Но он, как и они, живет в обществе и творит изнутри этого общества. Можно также вспомнить тезис Ленина о невозможности жить свободно от общества [14. С. 104]. Поэтому можно сказать, что продукт его деятельности уже политически заряжен и отражает ту идеологию, которая в данный исторический момент является главенствующей или кажется естественной самому автору.
Возвращаясь к работе Д. Серла, можно утверждать, что социокультурная заряженность гуманитарных текстов и дисциплин коренится в изначальном устройстве подобных работ. Другое дело, какую идеологическую заряженность несет в себе та или иная точка зрения, например, на произведения Шекспира, как было в примере Серла. На основе этого тезиса действительно стоит отметить важность указания американского философа на противоречие в нынешнем положении в социогуманитарных науках. А именно, что при существующем «политическом плюрализме» и «политической толерантности» мы сталкиваемся с фактом, что какие-то тексты и исследования дискредитируются формулировкой о политической ангажированности, а другие - нет. «С одной стороны, утверждается, что любой текст - такой же текст, как все прочие, но в то же время заранее объявляется, что одни тексты политически ценнее других.
Сама политическая корректность требует, чтобы одни тексты удостаивались внимания, а другие - нет, и вполне законно настаивать, чтобы одни произведения студенты читали, а другие - нет» [11].
Мы сталкиваемся с противоречием следующего рода: индивиды вольны творить все, что они могут. Их никто не может ограничить ни по содержанию, ни по форме выражениях чувств и мыслей, но определенные работы, будь то книга, фильм или музыкальная композиция, будут поощряться, а другие - подвергаться шквалу критики разного рода. В данном случае нам стоит вернуться к примеру преподавания Шекспира в американских вузах, который использовал Д. Серл в своем тексте. Подобная интерпретация Шекспира или любого другого автора имеет право на существование, но тут стоит сделать важную оговорку - данная интерпретация не должна рассматриваться в контексте самого условного литературоведения. Проблематика женоненавистничества в контексте любого автора или произведения - это историческая проблематика, которая в качестве объекта и предмета своего исследования имеет литературное произведение. Но данный феномен не стоит рассматривать в моральном контексте - это вопрос строго научный. Другое дело, когда этим рассмотрением подменяется исследование и интерпретация условного Шекспира как классика литературного творчества, как деятеля, оказавшего влияние на английский язык в целом, и на язык, как систему коммуникации в частности. В этом случае Серл отмечает действительно важный феномен - политизацию социогуманитарного знания.
Однако стоит задаться вопросом является ли это проблемой для данной отрасли науки. Отдельного уточнения заслуживает вопрос о самом существовании «канона». Опять же, данный вопрос больше значим в контексте рассмотрения эстетических устоев современного общества. К прояснению этого феномена мы можем подойти с разных позиций. Представители «ортодоксального» марксизма могут сказать, что капиталисты не допускают определенных культурных проявлений, которые будут подрывать культурные и идеологические механизмы существующего социально-экономического строя. Стоит выдвинуть предположение иного рода. «Культура отмены», о которой говорит Д. Серл, является не продуктом «заговора капиталистов», а существующей противоречивой идеологией, объединяющей и постмодернистские течения, и неолиберализм, и исторические травмы, которые связывают общества. Грубо говоря, мы можем воспользоваться терминологическим аппаратом представителей акторно-сетевой теории, что при общей сложности устройства современного общества мы не можем выделить одну единую детерминанту - множество факторов и субъектов причастны к современному состоянию общества. Таким образом, становится невозможным выполнения тезиса Д. Серла о классическом либеральном образовании, суть которого в том, что «студент приходит в университет, будучи продуктом определенной этнической, культурной, национальной, языковой, религиозной среды, но в универси-
тете его познакомят с универсальной культурой, которая приподнимет его над барьерами, разделяющими нации и эпохи» [11].
Говоря о противоречиях, порождённых постмодерном, Д. Серл выделяет процесс, согласному которому произошла эволюция понятия «толерантность» в конформизм. «С одной стороны, утверждается, что нам необходимо разнообразие, определяемое в категориях этнических, расовых, классовых и политических различий. Но в реальной практике разнообразие предпочитают определять в категориях согласия с господствующей левой ортодоксией, которая находится в оппозиции к тому, что считается гегемонистскими, патриархальными принципами американской традиции» [11]. Важно отметить, что критическое ядро постмодернизма являлось позитивно заряженным, однако оно также стало и отражением нового понимания властных практик по отношению к человеку и группам, которые стали одним из главных единиц в неолиберальной парадигме. Подобный подход, по мысли американского философа, был заменен на групповую идентичность, что формируется вне университетов и других академических учреждений - подобные группы детерминированы расовыми, половыми и другими условиями. Однако, такой подход абсолютно несопоставим с теоретическими принципами деколониа-лизма, гласящими, что появление групповой идентичности не решает классических проблем данного дискурса, например вопроса экзотизации. Сам этот подход внутри образования меняется, так как важную роль стали играть так называемые представительства. Появление данного феномена во многом стало следствием современной политики виктимизации, связанной со становление «новой чувственности». Например, Р. Салецл указывает на историю ХХ в. как на источник тревожности, который через работу СМИ и деятельность политиков вводит человека в экзистенциальную тревогу. Это в свою очередь становится катализатором для становления конформизма и общественного атомизма. На основе этого, многие молодые люди стремятся избежать ситуаций, которые могли бы вызвать негативные эмоции и тревогу. Подобный феномен предполагает обязательное наличие определенных этнических и расовых групп в том или ином социальном институте. Например, в какой-то университет помимо приема на учебу студентов в порядке строгого отбора должны быть приняты студенты, представляющие определенный этнос или расу. Американский исследователь видит в данном феномене причину упадка не только гуманитарного образования, но значимости университетского образования вообще. Можно также обратится к такому автору, как Ж. Бодрийяр, который в свою очередь постулирует, что «университет деградирует: он нефункционален на социальных аренах рынка и занятости, лишен культурной сущности или конечной цели познания» [15. С. 196].
Стоит поставить вопрос о верности посылок, которые выделяет Дж. Серл в качестве причины упадка университетского образования. Вернемся к Ж. Бод-рийяру, который видит причину утраты влияния и зна-
чимости университета в деградирующей системе власти и отношений, порождённые данной властью. Говоря о студенческих волнениях во Франции в 1968 г., Ж. Бодрийяр отмечает, что «баррикады предназначались не для того, чтобы спасти Сорбонну, а для того, чтобы поднять на флаг ее труп и демонстративно размахивать им» [15. С. 199]. Если следовать этому тезису, то с исторической точки можно говорить о том, что университетское образование оказалось в стадии кризиса в середине ХХ в., а не в начале XXI в. при появлении норм «представительства» в вузах. Определение причины кризиса университета не является целью данной работы, однако стоит выделить важный аспект, который в дальнейшем окажет влияние на становление феноменов «новой этики».
Университет, как мы говорили выше, при «либеральной» модели собственного устройства формировал нового субъекта, индивида, который был конструирован не по правилам и устоям этноса или социального слоя, в котором воспитывался до этого. Однако наступление постмодерна, кризис метанарративов, становление гиперреальности поставили вопрос о конструировании субъекта на новом онтологическом уровне. Если эпоха Просвещения задавала собственные лекала субъекта, что распространялось на всю сферу жизни индивида, то постмодернисты не создали новых требований, которые могли бы повлиять на конструирование субъекта. Социальная среда, которая оказывала влияние и, собственно, создавала нужного ей субъекта, оказалась предоставленной сама себе. На основе подобных процессов и произошло принятие те-
зисов о толерантности, сексуальном равенстве, итоговым продуктом которой стал тот дискурс, который получил наименование как «новая этика».
Говоря о противоречиях, порождённых постмодерном, Д. Серл выделяет процесс, согласно которому произошла эволюция понятия толерантность в конформизм. «С одной стороны, утверждается, что нам необходимо разнообразие, определяемое в категориях этнических, расовых, классовых и политических различий. Но в реальной практике разнообразие предпочитают определять в категориях согласия с господствующей левой ортодоксией, которая находится в оппозиции к тому, что считается гегемонист-скими, патриархальными принципами американской традиции» [11].
Одним из важнейших проявлений «новой этики» является cancel culture (культура отмены). Многим правым и либеральным мыслителям, к которым можно отнести и самого Д. Серла, кажется, что подобный метод является следствием становления постмодернистской парадигмы, ставшей антонимичной ко всему тому, что не сочетается с ценностями данной картины мира.
Заключение
Подводя итог, можно утверждать, что хотя культура отмены является порождением постмодернистов и левых мыслителей, но она также остается все тем же старым методом власти и идеологического конструирования на новом витке развития общественных отношений.
Список источников
1. Дробышева Е.П. Культуры, нации и идентичности в ситуации «политического антагонизма и неравенства» // Идеи и идеалы. 2010. Т. 2,
№ 1. С. 110-116.
2. Жадунова Н.В. Что нового в «новой этике»: нормы или догмы? // Социальные нормы и практики. 2021. № 2. С. 39-46.
3. Кагарлицкий Б.Ю. Между классом и дискурсом. Левые интеллектуалы на страже капитализма. М. : Изд. дом Высш. школы экономики,
2017. 280 с.
4. Гусейнов А.А. Что нового в «новой этике»? // Ведомости прикладной этики. 2021. № 58. С. 91-106.
5. Богомолов К. Похищение Европы 2.0 // Новая газета. URL: http://novayagazeta.ru/articles/2021/02/10/89120-pohischenie-evropy-2-0 (дата об-
ращения: 08.10.2022) (является иноагентом)
6. Сысоев Т. Философ Артемий Магун: «Новая этика» - это не про культурность, а про «новую моральную аллергию», которая пришла к нам
из США. URL: https://portal-kultura.ru/articles/world/331659-filosof-artemiy-magun-novaya-etika-eto-ne-pro-kulturnost-a-pro-novuyu-moralnuyu-allergiyu-kotoraya-p/ (дата обращения: 11.04.2022).
7. Саид Э. Ориентализм: Западные концепции Востока. СПб. : Русский мiръ, 2006. 640 с.
8. Эткинд А. Внутренняя колонизация: Имперский опыт России. М. : Новое литературное обозрение, 2022. 448 с.
9. Скрутон Р. Дураки, мошенники и поджигатели: Мыслители новых левых. М. : Изд. дом Высш. школы экономики, 2021. 440 с.
10. Плакроуз Х., Линдси Д. Циничные теории. Как все стали спорить о расе, гендере идентичности и что в этом плохого. М. : Individuum, 2022. 384 с.
11. Серл Д. Политика и гуманитарное образование // Отечественные записки. URL: https://strana-oz.ru/2002/1/politika-i-gumanitarnoe-obrazovanie (дата обращения: 19.02.2022).
12. Тульпе И.А. «Новая этика» в проблемном поле философии культуры // Вестник ЛГУ им. А.С. Пушкина. 2022. № 1. С. 86-100.
13. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М. : Прогресс-Традиция, 2000. 384 с.
14. Ленин В.И. Партийная организация и партийная литература // Полное собрание сочинений. М., 1968. Т. 12. С. 99-105.
15. Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляции. М. : ПОСТУМ, 2018. 240 c.
References
1. Drobysheva, E.P. (2010) Kul'tury, natsii i identichnosti v situatsii "politicheskogo antagonizma i neravenstva" [Cultures, nations and identities in a situation of "political antagonism and inequality"]. Idei i idealy. 1 (2). pp. 110-116.
2. Zhadunova, N.V. (2021) Chto novogo v "novoy etike": normy ili dogmy? [What's new in the "new ethics": norms or dogmas?]. Sotsial'nye normy i praktiki. 2. pp. 39-46.
3. Kagarlitskiy, B.Yu. (2017) Mezhdu klassom i diskursom. Levye intellektualy na strazhe kapitalizma [Between Class and Discourse. Left intellectuals guard capitalism]. Moscow: Higher School of Economics.
4. Guseynov, A.A. (2021) Chto novogo v "novoy etike"? [What's new in the "new ethics"?] Vedomostiprikladnoy etiki. 58. pp. 91-106.
5. Bogomolov, K. (2021) Pokhishchenie Evropy 2.0 [The Abduction of Europe 2.0]. Novaya gazeta. [Online] Available from: http://novayagazeta.ru/articles/2021/02/10/89120-pohischenie-evropy-2-0 (Accessed: 08.10.2022). (Foreign agent).
6. Sysoev, T. (2021) Filosof Artemiy Magun: "Novaya etika" - eto ne pro kul'turnost', a pro "novuyu moral'nuyu allergiyu", kotoraya prishla k nam iz SShA [Philosopher Artemy Magun: "New ethics" is not about culture, but about a "new moral allergy" that came to us from the USA]. Kul'tura. 26th February. [Online] Available from: https://portal-kultura.ru/articles/world/331659-filosof-artemiy-magun-novaya-etika-eto-ne-pro-kulturnost-a-pro-novuyu-moralnuyu-allergiyu-kotoraya-p/ (Accessed: 11.04.2022).
7. Said, E. (2006) Orientalizm: Zapadnye kontseptsii Vostoka [Orientalism: Western Concepts of the Orient]. Translated from English. Saint Petersburg: Russkiy mir".
8. Etkind, A. (2022) Vnutrennyaya kolonizatsiya: Imperskiy opyt Rossii [Internal Colonization: Imperial experience of Russia]. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie.
9. Scruton, R. (2021) Duraki, moshenniki ipodzhigateli: Mysliteli novykh levykh [Fools, Frauds and Firebrands. Thinkers ofthe New Left]. Translated from English. Moscow: Higher School of Economics.
10. Pluckrose, H. & Linsday, J. (2022) Tsinichnye teorii. Kak vse stali sporit' o rase, gendere identichnosti i chto v etom plokhogo [Cynical Theories. How Activist Scholarship Made Everything about Race, Genders, and Identity - and Why This Harms Everybody]. Translated from English. Moscow: Individuum.
11. Searle, J. (2002) Politika i gumanitarnoe obrazovanie [Politics and humanitarian education]. Translated from English. Otechestvennye zapiski. [Online] Available from: https://strana-oz.ru/2002/1/politika-i-gumanitarnoe-obrazovanie (Accessed: 19.02.2022).
12. Tul'pe, I.A. (2022) "Novaya etika" v problemnom pole filosofii kul'tury ["New ethics" in the problem field of philosophy of culture]. Vestnik LGU im. A.S. Pushkina. 1. pp. 86-100.
13. Beck, U. (2000) Obshchestvo riska. Naputi kdrugomu modern [Risk Society. On the way to another modernity]. Translated from German. Moscow: Progress-Traditsiya.
14. Lenin, V.I. (1968) Polnoe sobranie sochineniy [Complete Works]. Vol. 12. Moscow: Izdatel'stvo politicheskoy literatury. pp. 99-105.
15. Baudrillard, J. (2018) Simulyakry i simulyatsii [Simulacra and Simulation]. Translated from French. Moscow: POSTUM.
Информация об авторах:
Маляревич Д. В. - студент кафедры онтологии теории познания и социальной философии Национального исследовательского Томского государственного университета (Томск, Россия). E-mail: daniilmalarevich200@gmail.com Агафонова Е.В. - канд. филос. наук, доцент кафедры онтологии, теории познания и социальной философии Национального исследовательского Томского государственного университета (Томск, Россия). E-mail: agaton1810@gmail.com
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Information about the authors:
D.V. Malyarevich, student, National Research Tomsk State University (Tomsk, Russian Federation). E-mail: daniilmalare-vich200@gmail.com
E.V. Agafonova, Cand. Sci. (Philosophy), associate professor, National Research Tomsk State University (Tomsk, Russian Federation). E-mail: agaton1810@gmail.com
The authors declare no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 01.11.2022; одобрена после рецензирования 15.05.2023; принята к публикации 31.05.2023.
The article was submitted 01.11.2022; approved after reviewing 15.05.2023; accepted for publication 31.05.2023.
