CC BY
57
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
A.C. ТИЩЕНКО (Ростов-на-Дону)
тема «Русского мира» в «повести о разорении рязани батыем»: оппозиция «свой - чужой»
Тема «русского мира» в «Повести о разорении Рязани Батыем» рассматривается через призму оппозиции «свой - чужой». В ходе анализа показывается, как автором представлено различие между двумя мирами, какие противоположные качества «своих» и «чужих» проявляются в тексте, какие признаки русского мира закрепляются в повести: православие, верность Отчизне, благочестие, общая история, особый тип героя.
Ключевые слова: русский мир, «Повесть о разорении Рязани Батыем», оппозиция «свой -чужой».
В последнее время в разных областях наук - в политологии, культурологии, философии, истории, филологии - все чаще обсуждается и анализируется понятие «русский мир», ставшее наиболее актуальным в связи с геополитическими событиями. Это понятие многоаспектно и многозначно, и специалисты из разных областей по-разному определяют его значение. Среди множества работ, посвященных анализу понятия «русский мир», можно выделить некоторые общие направления. С точки зрения геополитики «русский мир» определяется как особая геополитическая реальность, рассматриваются так называемые естественные границы русского мира [9; 28; 31]. Экономисты при рассмотрении этого понятия отмечают роль России в создании инновационной экономики и осмысляют русский мир как сеть экономических сообществ [20; 34]. При циви-лизационно-культурологическом подходе на первый план выходят определенные ценностные категории, которые позволяют рассматривать «русский мир» как особое явление [18; 29]. С точки зрения религиозного подхода в первую очередь рассматривается православие как признак русского мира; эта точка зрения
получила выражение, например, в выступлениях патриарха Кирилла.
Мы считаем, что сложность и неоднородность исследуемого нами концепта делает целесообразным комплексный подход, который предпринят, например, в работе политолога О.Н. Батановой, считающей, что русский мир «.. .есть цивилизационное, социокультурное пространство, охватывающее почти треть миллиарда русскоязычных людей <...> Русский мир - не суперэтническая, а наднациональная общность. Это транснациональное, глобальное образование, идентифицирующее себя с русской культурой и русским языком, с духовными и ментальными признаками русско-сти» [3, с. 27]. Таким образом, русский мир -это особое понятие, осмысляющееся как нечто целое, и в его основе лежат определенные признаки, ценности. Ключевыми мы считаем общую историю, русский язык и культуру, особенности менталитета, традиции, ценностные ориентиры, православие.
В настоящее время специальных филологических работ, в которых последовательно разбираются особенности русского мира через призму художественных текстов, нет. Мы предложили филологический взгляд на это понятие: русский мир - это сложное многостороннее явление, представляющее собой объединение людей, связанных общностью истории, русским языком и культурой, ментально-стью, привязанностью к России и интересом к ее судьбе и отразившееся в художественной литературе и публицистике в виде определенного набора тем, сюжетов и образов; это понятие наднационально и внетерриториально, под «русским миром» осознается особая идея межгосударственного и межконтинентального сплочения людей, объединенных неравнодушием к России и считающих, что у России свой особый путь развития и важная роль в мировом сообществе (см. об этом подробнее: [13]).
Формирование образа «русского мира» началось в ранних текстах древнерусской литературы. В «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона четко обозначается один из главных признаков русского мира - православие: Иларион говорит о православной вере как о «благодати», выделяющей русский народ среди других народов, православие осмысляется автором как истинный божественный путь. В проповеди также затрагивается вопрос независимости Руси от Византии, поднима-
О Тищенко A.C., 2021
ется проблема ответственности князей перед подданными и перед Богом. В «Повести временных лет» тема «русского мира» связана с вопросами строительства, укрепления и защиты государства, уделяется внимание фигуре сильного правителя. В «Слове о полку Игоре-ве» концепция «русского мира» созвучна идее объединения князей и разрозненных земель под началом киевского престола ради защиты Родины от внешних врагов (см. подробнее об этих произведениях: [13]).
Само словосочетание русский мир впервые встречается в «Слове на обновление десятинной церкви» - памятнике второй половины XI в.: «...славимъ и хвалимъ и кланяемся въ Троицк поему Богу, благодаряще того вЬрнаго раба, иже умножи своего господина талантъ не токмо въ РимЬ, но всему и въ ХерсонЬ, еще и въ Рустемъ мирЬ.» [19, с. 144]. Причем эта конструкция в тексте использована сознательно: наряду с этим словосочетанием встречаются, например, Русская земля, страна Русская, и это свидетельствует о том, что понятие «русский мир» более широкое по содержанию, чем «страна» и «земля», которые обозначают территориальные границы.
Русский мир и его особенности можно проанализировать на основе оппозиции русского мира и других - чужих, «нерусских». Эту оппозицию можно обозначить как «свой -чужой», и примечательно, что речь идет здесь не только и не столько о территориальных и внешних признаках, но главным образом о признаках внутренних, духовных, являющихся «ядром» русского мира и позволяющих его рассматривать как особое целостное явление. Как отмечает Т.В. Чумакова, «представления о "своем" и "чужом" за последнюю тысячу лет изменились не слишком много, по-прежнему, как и в Средние века, представители своей культуры наделяются, по преимуществу, позитивными, а чужой - негативными характеристиками. В результате типичный представитель "своей" культуры одаривается стандартным набором добродетелей, а чужак таким же набором пороков» [32, с. 184].
Материалом для настоящей статьи служит «Повесть о разорении Рязани Батыем», входящая в состав цикла о Николе Заразском, в который, помимо «Повести.», входят «Сказание о перенесении образа Николы Чудотворца.», «Коломенское чудо» и «Род поповский». Подробный разбор разных редакций данного цикла проведен в работе Д.С. Лихачева [15]. Мы опираемся на текст «Повести.»
по рукописи РГБ, Волоколамское собрание (вторая треть XVI в.).
В этом произведении ярко выявляется противопоставление «своего» и «чужого», и в связи с этой оппозицией тема «русского мира» получает особое звучание. В самом названии «Повести о разорении Рязани Батыем» уже заложена исследуемая оппозиция: Рязанская земля, часть Руси, разрушается чужаком, и именно с нападения Батыя на это княжество начинается история татаро-монгольских нашествий, поэтому Рязань можно рассматривать как собирательный образ всей Русской земли, а Батый - это обозначение врага-захватчика, разорителя. Нападение монголо-татарского войска на конкретный город показывает ситуацию в стране в целом: внешний враг является глобальной проблемой для всей Руси: «Нашествие монголо-татар воспринималось современниками как конец света, как "великая конечная погибель"» [27, с. 11]. В повести подчеркивается, что беда объединяет все земли Руси: «И поиде на град Суздаль и Вла-димер и желая Рускую землю попленити» [21].
Произведение начинается с упоминания перенесения чудотворного образа Николы из Корсуни в Рязань: «Въ лЬто 6745, въ фторое на десять лЬто по принесении чюдотворнаго образа ис Корсуня, прииде безбожный царь Батый на Русскую землю.» [Там же]. Это событие стало основой сюжета «Сказания о перенесении чудотворного образа Николы», и, хотя в «Повести.» нет мотива чудес иконы, это упоминание играет важную роль. Во-первых, таким образом вводится мотив «богоот-меченности», «богоизбранности» русского народа, этот признак выделяется еще в древних русских текстах и является устойчивым: «"Повесть временных лет" вслед за "Словом о законе и благодати" митрополита Илари-она утверждает идею богоизбранности Русской земли и богоспасаемого народа, у которого есть свой заступник перед Богом - равноапостольный князь Владимир, креститель Руси» [33, с. 248]. Показательно, что с этого начинается «Повесть.»: автор задает общий фон, на котором разворачиваются события, Рязань является перед читателем городом, отмеченным Божьей благодатью. «Мотив небесного заступничества (помощи свыше, божественного вмешательства) является характерной особенностью поэтики древнерусских литературных памятников в целом и воинской повести в частности», - отмечает С.С. Александров [1, с. 165], в «Повести.» же это трансформируется скорее в мотив надежды на божественное
покровительство: «На образ св. Николы, принесенный из Херсонеса, рязанцы возлагали большие надежды. он был перенесен в Рязань "при великом князе Георгии Всеволодовиче Владимирском и при великом князе Ярославе Всеволодовиче Новгородском, и сыне его князе Александре Ярославиче Невском, и при рязанском великом князе Юрии Ингоревиче". отсылка к князьям, прославившимся воинскими подвигами, задает героический пафос повести» [12, с. 110]. Во-вторых, это выдвигает на первый план признак религиозной принадлежности «своих»; как отмечает Е.А. Воскресенская, «.основной формой, в которой принцип противопоставления "свое - чужое" манифестировался в древнерусской культуре, была конфессиональная характеристика: "свой" -почти всегда представитель христианского мира» [6, с. 200]. Верность русских православию, стремление делать все в согласии с Божьей волей подчеркивается в тексте не раз. Воины готовы «испить чашу смерти» за родину и православную веру, они не поддаются натиску «чужих», не предают православное христианство, не расстаются с русским культурным кодом: «Князь олег Ингоревич укори царя Ба-тыа, и нарек его безбожна и врага христьян-ска» [21].
Реализация данного противопоставления происходит в тексте «Повести.» через оппозицию православных и неправославных, неверных, «поганых», «окаянных». С самого начала произведения двум противоположным сторонам дается антитетическая характеристика: Батый - «безбожный царь», «нечестивый царь», «лжив и немилосерд», «враг христианский». Такая точка зрения «своего» на врага, «чужого», уходит корнями в народное мировоззрение: например, в былине «Илья Муромец и Калин-царь» татарский Калин-царь -обобщенный образ врага - характеризуется не иначе, как «собака Калин-царь». Для «своего» чужак - «собака», нечестивый. «Свои» же - все представители Русской земли - определяются возвышенно-идеальными эпитетами: Юрий Ингоревич Рязанский - «великий князь», «благоверный великий князь Георгий Всеволодович Владимирский», «благоверный князь Федор Юрьевич», «благоверная княгиня Евпраксия», «великая княгиня».
В изображении противоположных сторон складывается два комплекса представлений: «свои» - это ореол «блага», божественного покровительства, благочестия, «чужие» -агрессии, нечестивости, безбожности. образ «чужого» не просто демонизируется, он ста-
новится зооморфным: Батый неоднократно уподобляется чудовищу-змею. Змей - один из древнейших мифологических образов, олицетворяющий, с одной стороны, плодородие, благо, мудрость, с другой - агрессивную злую силу. Е.А. Михайлова отмечает: «Змеи в мировой мифологии относятся к хтоническим существам (от греч. хтонос - «земля») - это "мифологические персонажи, связанные одновременно с производительными силами земли (воды) и умерщвляющей потенцией преисподней"» [17, с. 13]. Образ змея является сквозным в мифологии, фольклоре, литературе: «образ змея представлен в былинах (например, «До-брыня и змей», «Алеша Попович и Тугарин Змей» <...>) и особенно широко в сказках. При этом в большинстве сказок змей (трех-, шести-, девятиголовый), как и в былинах, символизирует вражескую силу <.> Использование образов змей как метафоры-символа врага укоренилось в древнерусских памятниках и получило отклик в литературе нового времени» [30, с. 29]. В связи с образом змея-врага, разрушителя, символизирующего мировое зло, появляется мотив змееборства.
В.Я. Пропп утверждает: «В основном змею свойственны две функции. Первая: он похищает женщин <.> Функции змея не ограничиваются тем, что он пожирает или уносит девушку, или в виде нечистой силы вселяется в живую и мучает ее, или в мертвую и заставляет ее пожирать живых. Иногда он является с угрозами, осаждает город и требует себе женщину для супружества или для съедения насильно, в виде дани» [23, с. 184-185]. Вторая функция, выведенная Проппом, реализуется в «Повести...»: столкновение двух миров происходит, когда Батый, обращаясь к князю Федору Юрьевичу Рязанскому, требует: «Дай мнЬ, княже, вЪдети жены твоей красоту!». В ответе Батыю рязанского князя обозначается противоположение «своего» и «чужого»: «Не полезно бо есть нам, христианом, тобЪ, нечестивому царю, водити жены своя на блуд» [21]. Расправа Батыя над благоверным рязанским князем в повести показана как зверски-жестокая: он не только убил Федора Юрьевича, но и «...гЬло его повелЪ поврещи зверем и птицам на разтерзание» [Там же], с помощью этой детали автор подчеркивает дикость захватчиков-чужаков, уподобляет чужаков чудовищам. Важное место в изображении разрушительности врага занимает деталь, связанная с огнем: «окаяный Батый и дохну огнем от мирскаго сердца своего» [Там же]. Такое метафорическое обозначение показывает злость,
дикость и опасность врагов, огненный мотив снова отсылает к образу змея: «.связь змея с огнем - постоянная черта его» [23, с. 184], далее же в тексте огненный мотив появляется в связи с уничтожением Рязани: «.епископа и священическый чин огню предаша - во святЬй церкве пожегоша. весь град пожгоша» [21]. В словах князя Юрия Ингоревича «Буди путь их тма и ползок!» [Там же] также подчеркивается «змеиная» сущность врагов.
Итак, созданный в произведении образ врага-захватчика включает черты былинного и сказочного змея, и эти черты проявляются внешне (например, фраза «дохну огнем» отсылает к образу огненного змея) и внутренне (татарские захватчики выполняют функции змея - нападение на город, разрушение, требование жены). Такие сходства с образом змея выводят оппозицию «свой - чужой» в особую плоскость: змей зачастую воспринимается как существо из другого мира, поэтому можно сказать, что враг-разрушитель - это не просто чужой, он «иномирный». С помощью былинных и сказочных аллюзий создается особенный образ врага, который угрожает Руси, русскому миру, всему цивилизационному коду.
В обращении князя Юрия Ингоревича к боярам и воеводам проводится четкая граница между своими и чужими, далее оппозиция развивается и конкретизируется: «О господия и братиа моа! Аще от руки Господня благая прияхом, то злая ли не потерпим? Лутче нам смертию живота купити, нежели в поганой воли быти» [Там же]. Обращаясь к дружине, князь использует слово «братья», себя называет «брат ваш», идея братства представляется символичной и подчеркивает объединение людей определенной целью - защиты и сохранения Русской земли. «В традиции русской мысли мы обнаруживаем идею братства, декларирующую не только идеал общественного устройства, указывающий на глубинный "социальный ориентир" человека. Этот ориентир заявляет об онтологическом единстве, взаимоустремленности человека к человеку, являясь духовным основанием, благодаря которому человек сам (вне зависимости от внешних обстоятельств, от смены эпох и тенденций развития) удерживает социальное пространство, поскольку для него реальным и значимым становится его причастность и соучастие в жизни другого, в жизни сообщества с другим, другими» [16, с. 3], - отмечает Т.Г. Лобова. Высокий патриотизм, независимость и свободолюбие, православие, идея единения и братства, готовность пожертвовать жизнью
ради Руси - эти признаки русского мира выражаются в утверждении князя, что лучше умереть, чем сдаться чужим, эта фраза перекликается с наставлением князя Игоря дружине перед походом: «Луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти» [26].
В «Повести.» неоднократно появляется образ «чаши смерти», причем трижды в тексте подчеркивается, что весь народ испил единую смертную чашу: «Вси равно умроша и едину чашу смертную пиша» [21]. Чаша - образ символический и архетипический. Неоднократно образ чаши встречается в Библии, согласно христианскому мироощущению, в этом образе символически соединяются «.земля и небо, плоть и дух, временное и вечное, жизнь и смерть» [24, с. 70]. В библейском тексте этот образ приобретает особое символическое значение в эпизоде моления о чаше христа в Геф-симанском саду: «Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! впрочем не Моя воля, но Твоя да будет» [4, с. 1020]. Эта сцена, по мнению многих философов, представляет собой экзистенциальный сюжет о судьбе человека, о борьбе божественного и человеческого, о Божьей воле и принятии человеком судьбы: «Все варианты Гефсимании объединяются трагическим "но", содержащим мысль о том, что как бы ни была сильна воля Христа, воля Божья окажется выше» [2, с. 131].
Часто в художественных текстах встречается образ-символ «чаши жизни», который уходит корнями в глубь веков и связывается с разными смыслами: «древнейший символ был притягателен тем, что таил в себе неисчерпаемый потенциал сверхличных мирских и сакральных смыслов, корни которых обнаруживаются в первобытном мифологизме, в древнем Египте, Индии, Сирии, античной и средневековой Европе, церковной и светской культурах. Он привлекал к себе художников как знак общечеловеческой традиции, получивший в процессе истории множество иносказательных значений, сопряженных с жизненными и духовными ценностями, со спасением и смертью» [24, с. 69]. По словам Н.В. Пра-щерук, «содержание образа обусловлено сакральными смыслами, связанными с символикой, во-первых, просто "чаши": в христианстве это трансцентдентальная форма сосуда. Во-вторых, чаша традиционно соотносится с кубком, который, помимо значения мистического сосуда, несет в себе семантику сердца. В-третьих, "чаша" в ряде традиций связана с символикой котла - инверсии черепа - сосу-
да низших сил природы» [22, с. 183]. В контексте «Повести.» смертная чаша - символ тяжелой судьбы, рока, несчастий. Герои «Повести.» испивают единую смертную чашу и, по словам автора, это происходит «за грехи». Как известно, незадолго до нашествия Батыя на Рязань прекратились междоусобные войны, которые были большой бедой для всего Русского государства: «История Рязанского княжества до его разорения ордами Батыя наполнена братоубийственными раздорами рязанских князей между собой и с их северными соседями - князьями владимирскими <.> Нашествие Батыя застигло Рязанское княжество в тот момент, когда, казалось бы, приумолкли усобицы рязанских князей, когда сгладились и отношения Рязани с соседним Владимирским княжеством» [14, с. 260]. Отсутствие единства князей, отказ владимирских и черниговских князей прийти на помощь Рязани в пору вторжения полчищ Батыя, несогласованность «своих», представителей русского мира, воспринимается автором как большой грех, за который наказан народ, поэтому и русский мир в повести разрознен, разрушен. По замечанию Д.С. Лихачева, в «Повести.» упоминаются князья, умершие до нашествия: Давид Муромский умер в 1228 г., Всеволод Пронский - в 1208 г., Глеб Коломенский по летописи неизвестен. «Это соединение всех рязанских князей - живых и мертвых - в единое братское войско, затем гибнущее в битве с татарами, вызывает на память эпические предания о гибели богатырей на Калках, записанные в поздних летописях ХУ-ХУ вв. <.> И здесь и там перед нами, следовательно, результат общего им обоим эпического осмысления Батыева погрома как общей круговой чаши смерти для всех русских "храбров"» [Там же, с. 266]. Таким образом, связывая живых и мертвых князей, «чаша смерти» становится образом горестной тяжелой судьбы не конкретного князя, дружины или даже всей Рязанской земли, она символизирует судьбу всего русского мира, и это подчиняется четкой авторской установке - защитить русский мир, русскую землю, противопоставить два мира и показать, как нужно сражаться за Родину, противостоять врагу.
Мотив противопоставления русского мира и «нерусского» проходит через все произведение: русское войско, хотя было намного слабее и малочисленнее Батыева, сражалось «беззаветно и мужественно», а воины вражеской армии «переменялись и отдыхали», один ряза-нец «бьется с тысячью, а два - с тьмою». Разрушение русских православных церквей является своего рода высшей точкой столкновения
двух противоположных сил. С одной стороны, церкви разрушаются потому, что они выполняли роль крепостей: «.в Древней Руси многие монастыри изначально имели не только духовное значение, но и значение крепостей, предназначенных для защиты от внешних и внутренних врагов, а многие храмы в дополнение к духовным функциям имели и функции оборонные, играя роль цитаделей и "главных башен городов, монастырей и прочих укрепленных населенных пунктов"» [10], с другой стороны, православная церковь - символ русской культуры и русского мира: царь Батый стремится не только захватить Русскую землю, но и убить русскую культуру, и после уничтожения Рязани он мыслит идти дальше: «И поиде на град Суздаль и Владимер и желая Рускую землю попленити, и вЪру христианскую ис-коренити, и церкви Божии до основаниа разо-рити» [21]. Кроме того, образ церкви в тексте продолжает мотив богоизбранности русского народа, является «богоспасаемым» местом, в котором князья черпают духовные силы перед битвой: «И поидоша в церковь <.> И плакася много пред образом пречистыа Богородицы, и великому чюдотворцу Николе, и сродником своим Борису и ГлЪбу» [Там же].
Новый виток повествования открывает в произведении появление Евпатия Коловрата -сильного и храброго воина, взявшегося отомстить за разоренную Рязань, а вместе с тем и не допустить гибели страны. Этот человек - не просто «свой», он - настоящий представитель русского мира и носитель лучших качеств русского народа, воплощение силы духа, храбрости и смелости всего русского народа. Когда Евпатий прибывает в Рязань, он видит уничтоженный русский мир: «.град разоренъ, государи побиты, и множества народа лежаща: ови побьены и посечены, а ины позжены, ины в рецЪ истоплены» [Там же]. Его бой с армией захватчиков является в произведении примером, как нужно сражаться за интересы Родины, и подчиняется главной авторской мысли о судьбе русского мира: «Еупатей же, исполин силою, и разсЬче Хостоврула на полы до седла. И начашасЬчи силу татарскую, и многих тут нарочитых багатырей Батыевых побил, ових на полы пресекоша, а иных до седла краяше» [Там же]. По замечанию В.В. Кар-ганова, «образ богатыря Евпатия Коловрата олицетворяет собой образ всего русского народа, в годину страшного народного бедствия мужественно и стойко сражавшегося за родную землю. Евпатий Коловрат погиб в неравной сече, но тысячи других народных героев продолжали борьбу. Большой кровью плати-
ли завоеватели за каждый шаг по русской земле» [11, с. 149], с этим персонажем связано отражение темы «русского мира» в тексте. Образ героя в произведении подобен образам былинных богатырей, многое в его представлении гиперболизировано: «Еупатий силныа полкы татарьскыа проеждяя, бьяше их нещадно. И ездя полком татарскым храбро и мужественно, яко и самому царю возбоятися» [21].
В эпизоде с Евпатием мы сталкиваемся с общим местом русского эпоса, обозначенным А.П. Скафтымовым как «недоверие к герою», «недооценка героя» [25]. Поначалу татарская сторона не воспринимает Коловрата и его армию как серьезных соперников, но недюжинная сила и отвага настоящего русского героя повергают в ужас Батыя и его войско, и даже после смерти Коловрата Батый произносит слова: «О Коловрате Еупатие! Гораздо еси меня подщивал малою своею дружиною! <.> Аще бы у меня такий служил, держал бых его против сердца своего» [21]. «Признание силы, внутреннего духовного превосходства побежденных рязанских богатырей над своими победителями автор вложил в уста самих татар и Батыя <.> Нападение Евпати-евой дружины на татар - отмщение за разорение Рязани и за погибших рязанцев. Мстители гибнут, но враги устрашены их нападением и вынуждены признать силу и небывалую храбрость русских воинов» [8, с. 122]. Примечательно, что в связи с образом этого героя появляется образ-символ восставших от смерти воинов: «Еупатию тако их бьяше нещадно, яко и мечи притупишася, и емля татарскыа мечи и сЬчаша их. Татарове мняша, яко мертви воста-ша!» [21]. Образ восставших мертвых, с одной стороны, является метафорическим, с другой -имеет глубокий смысл: демонстрируя неистребимость, неискоренимость русской армии, этот образ созвучен с авторским упоминанием умерших на момент сражения князей, он соединяет весь русский мир в произведении, выражает одну из главных ценностей русского героического эпоса - смерть во имя жизни, а Евпатий Коловрат становится символом восставших от смерти русичей и воплощает общую идею произведения: «Смысл подвига Ев-патия Коловрата и его дружины следует искать в глубинах народного сознания: погибель за родную землю оказывается предпочтительней жизни» [5, с. 4]. Именно поэтому в произведении подчеркивается, что, несмотря на поражение русского войска, в определенной степени оно побеждает в неравной битве, поскольку не нападает, а защищает свою родину и культуру.
Русский мир, хотя и находится, по представлению автора, в разрушенном состоянии, все же не теряет своей цельности, и это особым образом проявляется через мотив плачей, которых в тексте семь: «.над телом Федора плакал Апоница; об убитом Федоре плакал "весь град на мног час"; "в горести души сво-ея" над Рязанской землей, а потом и Рязанью плакал Евпатий Коловрат; над пепелищем и убитыми братьями плакал Ингварь Ингоревич; можно говорить и об авторском плаче в Повести» [7]. Гибель княжества становится всеобщим горем, однако конец произведения жизнеутверждающе-патриотический. С победой над чужими происходит «собирание» русского мира, и в финале произведения обозначаются признаки этого понятия:
- православие: «БлаговЬрный во святом крещении Козма сяде на столе отца своего ве-ликаго князя Ингоря Святославича» [21];
- единство людей: «.и люди собра» [Там
же];
- культурное наследие: «.и церкви поста-ви, и монастыри согради» [Там же];
- богоспасаемость русского народа: «И бысть радость христианом: их же избави Богъ рукою своею крЬпкою от безбожнаго царя Батыя» [Там же].
Таким образом, можно обобщить, что тема «русского мира», рассматриваемая нами в «Повести.» сквозь призму оппозиции «свой -чужой», связана с авторской мыслью о единстве князей, духовном братстве русских людей, восстановлении и укреплении Русского государства, народном герое. В произведении обозначены признаки, скрепляющие русский мир и позволяющие осмыслять его как целостное явление: православие, верность Отчизне, благочестие, общая история и культура, особый тип героя. Мы считаем, что вопрос о русском мире становится особенно актуальным в наши дни и является перспективным для дальнейшего научного освещения.
Список литературы
1. Александров С.С. Мотив небесного заступничества в древнерусских воинских повестях // Изв. Сарат. ун-та. Сер.: Филология. Журналистика. 2018. Т. 18. Вып. 2. С. 165-169.
2. Баруткина М.О. Мотив моления о чаше в лирике русского зарубежья 1930-х годов // Филологический класс. 2018. № 3(53). С. 130-134.
3. Батанова О.Н. Русский мир и проблемы его формирования: дис. . канд. полит. наук. М., 2009.
4. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета (канонические). М., 2018.
литературоведение
5. Вититнев С.Ф., Шмелева A.B. Евпатий Ко-ловрат: художественное воплощение исторического образа // Уч. зап. Новгор. гос. ун-та им. Ярослава Мудрого. 2020. № 3(28). С. 4-8.
6. Воскресенская Е.А. «Свое» и «чужое» в древнерусской словесности: к вопросу об идеологической составляющей сказаний Симона в Киево-Печерском патерике // Вестн. РГГУ. Сер.: История. Филология. Культурология. Востоковедение. 2007. № 9. С. 200-209.
7. Вступление к «Повести о разорении Рязани Батыем» [Электронный ресурс]. URL: http://lib. pushkmskijdom.ru/Defaultaspx?tabid=4956 (дата обращения: 28.06.2021).
8. Дмитриев Л.А. Литература первых лет монголо-татарского ига. 1237 год - конец XIII века // История русской литературы: в 4 т. Л., 1980. Т. 1. С. 90-125.
9. Дугин А.Г. Геополитика России: учеб. пособие для вузов. М., 2012.
10. Заграевский С.В. К вопросу о древнерусских оборонных монастырях и храмах [Электронный ресурс]. URL: https://delentle.ucoz.ru/news/k_ voprosu_o_drevnerusskikh_oboronnykh_monastyrjak h_i_ktoamakh_pojas_bogorodicy_limja_monastyrej_kre postej/2015-10-05-42 (дата обращения 15.06.2021).
11. Карганов В.В. Освободительная борьба Руси против монголо-татарского ига // Вопр. истории. 1969. № 1. С. 145-151.
12. Ларионова М.Ч., Бобякова И.В. Военные действия в Крыму в русской литературе // Крым в войнах России: материалы Всерос. науч. конф. (Ростов-на-Дону, 19-21 октября 2015 г.) / отв. ред. акад. Г.Г. Матишов. Ростов-на-Дону, 2015. С. 108-112.
13. Ларионова М.Ч., Тищенко А.С. Тема «русского мира» в древнерусской литературе // Русская старина. 2019. № 10(2). С. 86-94.
14. Лихачев Д.С. Великое наследие. М., 1979.
15. Лихачев Д.С. Повести о Николе Заразском. Тексты // Труды отдела древнерусской литературы / ред. В.П. Адрианова-Перетц. М.; Л., 1949. Т. 7. С. 257-406.
16. Лобова Т.Г. Социально-онтологическое обоснование идеи братства (в русской философской мысли): автореф. дис. ... канд. филос. наук. Омск, 2005.
17. Михайлова Е.А. Художественный образ змея в славянском фольклоре и в болгарских песнях // Международный академический вестник. 2019. № 4(36). С. 12-18.
18. Нарочинская Н.А. Россия и русские в мировой истории. М., 2003.
19. Оболенский М.А. О двух древнейших святынях Киева: мощах св. Климента и кресте великой княгини Ольги // Киевлянин. М., 1850. Кн. 3. С. 139-150.
20. Полоскова Т.В., Скрипник В.М. Русский мир: мифы и реалии. М., 2003.
21. Повесть о разорении Рязани Батыем [Электронный ресурс]. URL: http://lib.pushkinskijdom.ru/De fault.aspx?tabid=4956 (дата обращения 28.06.2021).
22. Пращерук Н.В. «Чаша жизни»: о символике архетипического в русской литературе // Урал. фи-лол. вестн. 2013. № 1. С. 183-193.
23. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М., 2000.
24. Руднева ET. «Нужно понять все многообразие образов великого символа чаши» (Н.К. Рерих) // Нов. филол. вестн. 2017. № 1(40). С. 68-83.
25. Скафтымов AT. Поэтика и генезис былин. М.; Саратов, 1924.
26. Слово о нолку Игореве [Электронный ресурс]. URL: http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx? tabid=4941 (дата обращения 29.06.2020).
27. Сосенков Ф.С. Идеи единства Русской земли в героическом эносе XII-XIV вв. // Aктуаль-ные проблемы российского нрава. 2015. № 3 (52). С. 9-14.
28. Столяров A.М. Русский мир. СПб., 2004.
29. Тишков ВА. Русский мир: история и география // Русский мир в меняющемся мире / отв. ред. ГА. Комарова. М., 2018. С. 13-34.
30. Трофимова Н.В. Орел и змея в русском фольклоре и литературе XII - начала XIX в. // Семантика народной культуры в литературе: материалы Междунар. науч.-нракт. конф., Москва, 1516 марта 2018 г. / нод науч. ред. ЛА. Трубиной, EP. Чернышевой, Д.В. Aбашевой. М., 2018. С. 26-34.
31. Цымбурский В.Л. Остров Россия. Перспективы российской геополитики // Полис. Политические исследования. 1993. № 5. С. 6-21.
32. Чумакова Т.В. «Свои» и «чужие» в отечественной культуре XI-XVII вв.: проблема коммуникации // Человек вчера и сегодня: междисциплинарные исследования. 2011. Вып. 5. С. 184-196.
33. Шунков AT., Смирнов ВА. Эсхатологические основы и истоки русской культуры // Вестн. Кемер. гос. ун-та культуры и искусств. 2020. № 52. С. 245-253.
34. Щедровицкий П.Г. Русский мир. Возможные цели самоопределения // Независ. газ. 2000. № 25. С. 24-35.
* * *
1. Aleksandrov S.S. Motiv nebesnogo zastupni-chestva v drevnerusskih voinskih povestyah // Izv. Sarat. un-ta. Ser.: Filologiya. Zhurnalistika. 2018. T. 18. Vyp. 2. S. 165-169.
2. Barutkina M.O. Motiv moleniya o chashe v lirike russkogo zarubezh'ya 1930-h godov // Filologicheskij klass. 2018. № 3(53). S. 130-134.
3. Batanova O.N. Russkij mir i problemy ego formirovaniya: dis. ... kand. polit. nauk. M., 2009.
4. Bibliya. Knigi Svyashchennogo Pisaniya Vet-hogo i Novogo Zaveta (kanonicheskie). M., 2018.
5. Vititnev S.F., Shmeleva A.V. Evpatij Kolo-vrat: hudozhestvennoe voploshchenie istoricheskogo
obraza // Uch. zap. Novgor. gos. un-ta im. Yaroslava Mudrogo. 2020. № 3(28). S. 4-8.
6. Voskresenskaya E.A. «Svoe» i «chuzhoe» v drevnerusskoj slovesnosti: k voprosu ob ideologiche-skoj sostavlyayushchej skazanij Simona v Kievo-Pe-cherskom paterike // Vestn. RGGU. Ser.: Istoriya. Fi-lologiya. Kul'turologiya. Vostokovedenie. 2007. № 9. S. 200-209.
7. Vstuplenie k «Povesti o razorenii Ryazani Ba-tyem» [Elektronnyj resurs]. URL: http://lib.pushkin skijdom.ru/Default.aspx?tabid=4956 (data obrashche-niya: 28.06.2021).
8. Dmitriev L.A. Literatura pervyh let mongolo-tatarskogo iga. 1237 god - konec XIII veka // Istoriya russkoj literatury: v 4 t. L., 1980. T. 1. S. 90-125.
9. Dugin A.G. Geopolitika Rossii: ucheb. posobie dlya vuzov. M., 2012.
10. Zagraevskij S.V. K voprosu o drevnerusskih oboronnyh monastyryah i hramah [Elektronnyj resurs]. URL: https://delentle.ucoz.ru/news/k_voprosu_ o_drevnerusskikh_oboronnykh_monastyrjakh_i_khra makh_pojas_bogorodicy_linija_monastyrej_krepostej/ 2015-10-05-42 (data obrashcheniya: 15.06.2021).
11. Karganov V.V. Osvoboditel'naya bor'ba Rusi protiv mongolo-tatarskogo iga // Vopr. istorii. 1969. № 1. S. 145-151.
12. Larionova M.Ch., Bobyakova I.V. Voennye dejstviya v Krymu v russkoj literature // Krym v voj-nah Rossii: materialy Vseros. nauch. konf. (Rostov-na-Donu, 19-21 oktyabrya 2015 g.) / otv. red. akad. G.G. Matishov. Rostov-na-Donu, 2015. S. 108-112.
13. Larionova M.Ch., Tishchenko A.S. Tema «rus-skogo mira» v drevnerusskoj literature // Russkaya starina. 2019. № 10(2). S. 86-94.
14. Lihachev D.S. Velikoe nasledie. M., 1979.
15. Lihachev D.S. Povesti o Nikole Zarazskom. Teksty // Trudy Otdela drevnerusskoj literatury / red. V.P. Adrianova-Peretc. M.; L., 1949. T. 7. S. 257-406.
16. Lobova T.G. Social'no-ontologicheskoe ob-osnovanie idei bratstva (v russkoj filosofskoj mysli): avtoref. dis. ... kand. filos. nauk. Omsk, 2005.
17. Mihajlova E.A. Hudozhestvennyj obraz zmeya v slavyanskom fol'klore i v bolgarskih pesnyah // Mezh-dunarodnyj akademicheskij vestnik. 2019. № 4(36). S. 12-18.
18. Narochinskaya N.A. Rossiya i russkie v miro-voj istorii. M., 2003.
19. Obolenskij M.A. O dvuh drevnejshih svyaty-nyah Kieva: moshchah sv. Klimenta i kreste velikoj knyagini Ol'gi // Kievlyanin. M., 1850. Kn. 3. S. 139150.
20. Poloskova T.V., Skripnik V.M. Russkij mir: mify i realii. M., 2003.
21. Povest' o razorenii Ryazani Batyem [Elektronnyj resurs]. URL: http://lib.pushkinskijdom.ru/Defa ult.aspx?tabid=4956 (data obrashcheniya 28.06.2021).
22. Prashcheruk N.V. «Chasha zhizni»: o simvo-like arhetipicheskogo v russkoj literature // Ural. filol. vestn. 2013. № 1. S. 183-193.
23. Propp V.Ya. Istoricheskie korni volshebnoj skazki. M., 2000.
24. Rudneva E.G. «Nuzhno ponyat' vse mnogo-obrazie obrazov velikogo simvola chashi» (N.K. Re-rih) // Nov. filol. vestn. 2017. № 1(40). S. 68-83.
25. Skaftymov A.P. Poetika i genezis bylin. M.; Saratov, 1924.
26. Slovo o polku Igoreve [Elektronnyj resurs]. URL: http://lib .pushkinskijdom. ru/Default.aspx?tabi d=4941 (data obrashcheniya: 29.06.2020).
27. Sosenkov F.S. Idei edinstva Russkoj zemliv geroicheskom epose XII-XIV vv. // Aktual'nye prob-lemy rossijskogo prava. 2015. № 3(52). S. 9-14.
28. Stolyarov A.M. Russkij mir. SPb., 2004.
29. Tishkov V.A. Russkij mir: istoriya i geogra-fiya // Russkij mir v menyayushchemsya mire / otv. red. G.A. Komarova. M., 2018. S. 13-34.
30. Trofimova N.V. Orel i zmeya v russkom fol'klore i literature XII - nachala XIX v. // Semantika narodnoj kul'tury v literature: materialy Mezhdunar. nauch.-prakt. konf., Moskva, 15-16 marta 2018 g. / pod nauch. red. L.A. Trubinoj, E.G. Chernyshevoj, D.V. Abashevoj. M., 2018. S. 26-34.
31. Cymburskij V.L. Ostrov Rossiya. Perspektivy rossijskoj geopolitiki // Polis. Politicheskie issledova-niya. 1993. № 5. S. 6-21.
32. Chumakova T.V. «Svoi» i «chuzhie» v ote-chestvennoj kul'ture XI-XVII vv.: problema kommu-nikacii // Chelovek vchera i segodnya: mezhdiscip-linarnye issledovaniya. 2011. Vyp. 5. S. 184-196.
33. Shunkov A.V., Smirnov V.A. Eskhatologi-cheskie osnovy i istoki russkoj kul'tury // Vestn. Kemer. gos. un-ta kul'tury i iskusstv. 2020. № 52. S. 245-253.
34. Shchedrovickij P.G. Russkij mir. Vozmozhnye celi samoopredeleniya // Nezavis. gaz. 2000. № 25. S. 24-35.
The theme of "the Russian world" in "the Tale of the Ruin of Ryazan by Batu": the opposition "ours - others"
The theme of "the Russian world" in "The Tale of the Ruin of Ryazan by Batu" is considered through the prism of the opposition "ours - others". There is demonstrated in the analysis that the author presents the difference between two worlds, what opposite features of "ours" and "others" are manifested in the text, what features of the Russian world are fixed in the tale: Orthodoxy, loyalty to the motherland, holiness, general history and a special type of hero.
Key words: Russian world, "The Tale of the Ruin of Ryazan by Batu", opposition "ours - others".
(Статья поступила в редакцию 07.07.2021)
