CC BY
15
Н.Н. Смирнова
ТЕМА ЛИЧНОГО БЕССМЕРТИЯ В ТВОРЧЕСТВЕ М.О. ГЕРШЕНЗОНА
Аннотация
В статье рассматриваются различные аспекты темы личного бессмертия в творчестве М.О. Гершензона, включая детали полемики с Вяч. Ивановым в «Переписке из двух углов».
Smirnova N.N. The of immortal spirit in the works ofM.O. Gershenzon
The article deals with the philological and philosophical ideas manifested in «A Corner-to-Corner Correspondence» by M.O. Gershenzon and V.I. Ivanov.
Ключевые слова: «Переписка из двух углов», проблема бессмертия.
В июне 1920 г. в знаменитом споре о культуре с Вяч. Ивановым («Переписка из двух углов»), начавшемся как беседа о бессмертии души, М.О. Гершензон заявлял: «Нет, В.И., не усомнился я в личном бессмертии и, подобно вам, знаю личность вместилищем подлинной реальности. Но об этих вещах, мне кажется, не надо ни говорить, ни думать»1. Впоследствии Л. Шестов, обратившись к факту начала «Переписки», сделал акцент на том, что определенно не могло быть высказано в этой ситуации полемики, а значит и на том, что постоянно ускользает от ее интерпретаторов: «Они, ведь, стали переписываться после того, как много и долго прежде разговаривали и лишь когда убедились, что дальше разговаривать нельзя»2. В чем же был корень разногласий и как тема личного бессмертия связывается с темой судьбы культурного человечества?
Утрата плодородия почвой культуры - состояние, которое должно преодолеть. Таков главный тезис М.О. Гершензона. Дух
заблудился в «лесу символов»3. Исследованию гибельного пути культуры посвящены многие его работы, как предшествующие «Переписке из двух углов», так и последующие. Из предшествующих наиболее важной является «Тройственный образ совершенства» (1918) - именно она непосредственно упоминается Вяч. Ивановым в IX письме и несколько раз косвенно, в том числе в начале диалога - указанием на основное расхождение в понимании личности: «Ясно вижу, что не найти мне в моей мнимой личности и ее многообразных выражениях ни одного атома подобного хотя бы только зародышу самостоятельного истинного (т. е. вечного) бытия. Я - семя, умершее в земле; но смерть семени - условие его оживления»4. Личность, по Вяч. Иванову, не является сама движущей силой, но только семенем, способным к духовному росту через воспоминание о великих посвящениях прошлого: «Живая, вечная память, не умирающая в тех, кто приобщается к этим посвящениям! Ибо последние были даны через отцов для их отдаленнейших потомков, и ни одна иота новых когда-то письмен, врезанных на скрижалях единого человеческого духа, не прейдет. В этом смысле не только монументальна культура, но и инициативна в духе. Ибо память ее, верховная владычица, приобщает истинных служителей своих «инициациям» отцов и, возобновляя в них таковые, сообщает им силу новых зачатий, новых починов»5. Ибо, по слову Гете: «Истина давно обретена и соединила высокую общину духовных умов. Ее ищи себе усвоить, эту старую истину»6.
Таким образом, в традиции, которую представляет Вяч. Иванов, роль личности - быть семенем, прорастающем в почве, возделанной культурной памятью человечества. Эта позиция сразу определяет порядок развертывания диалога, так как является аллюзией на соответствующее высказывание М.О. Гершензона в работе «Тройственный образ совершенства»: «Я есмь я и ничто другое в мире, потому что предмет, находящийся в одной точке пространства, не находится ни в какой другой точке его, и мгновение исключает вечность. Я не все, не везде, не всегда, но только вот этот, здесь и сейчас. Мое бытие исключает всякое иное бытие. Я - отдельный атом мироздания»7.
По мысли М.О. Гершензона именно атомарная личность (индивидуум), движимая истинным желанием, способна осущест-
вить образ совершенства, путь к которому утрачен культурой. «В "посвящениях" отцов драгоценно не содержание их, потому что содержание всякой познанной человеком истины условно, а постольку и ложно и бренно: драгоценна только их методология, если здесь уместно это слово»8. Ныне «... посвящения предков окаменели, превратились в тиранические ценности, которые, соблазняя и устрашая, приводят индивидуальный дух в безропотную, даже в добровольную покорность себе, или, окутывая его туманом, застилают взор»9. «Индивидуальный дух», «личность» -что подразумевает М.О. Гершензон под этими понятиями?
Во многих отношениях ключом к его позиции является работа «Тройственный образ совершенства». Она открывается размышлением о центральном положении личности в мироздании: «Все сущее в мире - единая субстанция; но единая мировая субстанция пребывает лишь в раздельных формах. Нет ничего самобытного, ибо в основе своей все едино и слитно; но также нет ничего, что существовало бы не как личность. Всякое бытие беспримерно в своей единственности; каждое создание утверждает себя самовластно и силится обращать все окружающее себе на пользу»10. «Личность» в понимании М.О. Гершензона, таким образом, шире понятия человеческой личности. Личность присутствует во всяком явлении в мире. Чтобы уяснить истоки значения личности в культуре, М.О. Гершензон обращается к истории первобытного человечества. Так, для дикаря река или роща - не родовые понятия, «а непременно - эта река, эта роща - единственные в мире, имеющие каждая свой личный Дух»11. Но постепенно человеческий разум (в интересах всего сообщества, рода) абстрагирует то, что представлялось как личность, индивидуальное существование, и тогда меняется отношение человека к своему положению в мире, к миру. Вот как описывает М.О. Гершензон этот процесс: «Пока я предстою явлению как личность, я воспринимаю и его непременно как единичное. Ибо каждое явление есть своеобразный сплав неисчислимых признаков, из коих каждый принадлежит к какой-нибудь родовой группе в мироздании; но моему личному восприятию нет дела до их родовой принадлежности: будучи само глубоко своеобразным оно подбирает себе в цельный образ лишь те признаки явления, которые соотносительны моему собственному своеобразию. Здесь принципом отбора является целостная ин-
дивидуальность зрителя, и, следовательно, так составленный образ единичен по существу. Напротив, чтобы образовать родовое понятие, я должен как раз не дать возникнуть во мне такому личному образу; я должен взирать на вещи как бы безличным оком, равнодушно наблюдающим сходства и различия; я должен заглушить свое "я"»12.
Этот обезличенный взгляд, в конце концов, погашает все противоречия, устраняет дуализм мировой субстанции (в которой, напомним, все существует как личность) и ведет в царство смерти.
При всем значительном отличии взглядов М. О. Гершензона и его современников на судьбы культуры, здесь мы находим поразительную общность с видением проблемы объективации в творчестве Н.А. Бердяева. Объективация результата познания (в том числе и богопознания и самопознания) как ценности, с присущей ее статусу неизменностью, косностью ведет к смерти без воскресения: «Объективация есть безличность, выброшенность человека в детерминированный мир <...> есть закрытие откровения»13. Так и М.О. Гершензон в «Переписке из двух углов» утверждает, что объективированная в культуре ценность мертва: «. Я говорю именно о самом ценном, что добыто в тысячелетнем существенном опыте, о так называемых вами подлинных посвящениях отцов, об истине объективной и непреложной, - я говорю, что именно этот живой родник духовного бытия отравлен и уже не живит души, а умерщвляет»14. В финале он указывает Вяч. Иванову: «Видно, и вы когда-то знали мою тоску и жажду, а после успокоились, заговорили свою тоску софизмами (абстракция, объективация. -Н. С.) о конечном просветлении культуры и о ежеминутной возможности личного спасения через огненную смерть»15.
Таким образом, размышления о пути культуры, культурного человечества имеют характер эсхатологический. Это вопрос о возможности или невозможности воскресения. Конечная цель бытия -единение человека и Бога. При этом мировая субстанция и есть Бог, а единение происходит постепенными личностными усилиями, осуществляющими мировую волю. Вот как изображает конечную цель М.О. Гершензон в «Ключе веры»: «Бог-мир изначально создал человека по своему образу и подобию для того, чтобы в конце времен человек преобразил его в новый, лучший мир, -окончательно создал Бога. Тогда уже не будет раздвоения на объ-
ект и субъект: мировая воля нераздельно сольется с волей человека, Бог и человек будут одно»16.
Однако мышление культурного человека, способность абстрагировать и объективировать ценности в процессе познания мира, уводит его на иные, окольные пути. Человек должен помнить, что только бытие личности обращено Богу. Абстрактное, «орудийное» (т. е. превращающее ценность в инструмент) познание ведет в царство смерти без надежды на воскресение: «Нам даны три обители, не разделенные стенами. Первая наша обитель чистое бытие или бытие личности в ней самой - в ее тройственном образе совершенства. <...> Вторая наша обитель - действенное бытие, где личность насыщена числом, единство - раздельностью. <...> Третья обитель - смерть, царство Числа, где в ровном мертвенном свете все раздельно и все - вражда»17.
Итак, согласно М.О. Гершензону, объективация умерщвляет знание, лишает его инициативности в духе, той сущностной деятельности в мире, которая способна победить смерть в финальном единении человека и Бога. Характерно, что об этом же писал Н.А. Бердяев, вдохновленный философской мыслью Н.Ф. Фёдорова: «Я не знаю более высокого нравственного сознания в отношении смерти, чем сознание Н. Фёдорова. Н. Фёдоров печалуется о смерти всякого существа и требует, чтобы человек стал воскресителем. Но печалование о смерти, ставшее активным, не есть страх смерти. <. > Победа над смертью не может быть эволюцией, не может быть результатом необходимости (т.е. рациональной деятельностью, основанной на объективации. - Н. С.); победа над смертью есть творчество, совместное творчество человека и Бога, есть результат свободы»18. Н.А. Бердяев противопоставляет два понимания апокалипсиса, два вида эсхатологического сознания: активное (Н.Ф. Фёдоров) и пассивное (Вл. Соловьёв, К. Леонтьев). Н.А. Бердяев называет «активное толкование апокалипсиса Н. Фёдоровым <...> гениально-дерзновенным»19. Это - творческое эсхатологическое сознание в противоположность пассивному ожиданию конца, которое «сопровождается чувством ужаса»: «Активность, к которой призывал Н. Фёдоров, есть огромный шаг вперед в христианском сознании <. > Активный эсхатологизм есть оправдание творчества человека. Человек освобождается от власти объективации, которая его порабощала. <. > Конец исто-
рии есть победа экзистенциального времени над временем историческим, творческой субъективности над объективацией, личности над универсально-общим, общества экзистенциального над обществом объективированным»20. Как мы видели, в этом же пространстве мысли располагается и чаяние М.О. Гершензона о единении человека и Бога.
Вместе с тем, как мы помним, М. О. Гершензон подчеркивал опасность отвлеченного знания, абстрагированного от живого опыта предков, ставшего косной преградой, грозящей духу гибелью. Обезличенное знание погашает все противоречия, уходит от жизни, которая немыслима без личностного усилия (немыслима в рамках одной только всеобщности культуры, знания, обращенного ко всем и ни к кому в частности, ответствующего без вопрошающего). Из этого тупика можно выйти только благодаря активно-творческому началу личности, восстанавливающему некогда инициативную роль посвящений отцов. Здесь мысль М.О. Гершензона непосредственно соприкасается с мыслью Н.Ф. Фёдорова, видевшего косное начало знания именно в абстрагировании, отвлечении от жизни, сводящемся к «мысленному восстановлению»: «Отдаленнейшую причину обращения знания только в мысленное восстановление, причину отделения его от жизни нужно искать в изначальном нарушении целостности человеческого рода, т.е. в забвении своего долга к отцам. Вследствие этого забвения произошли народы, не помнящие своего родства, враждебные друг другу языки, или язычники, и тот международный раздор, при коем воскресение стало предметом лишь ожидания, а не деятельности, сделалось выражением мщения, суда» (I, 232). М.О. Гершензон также видит непосредственную связь между отделением знания от жизни, как следствие, пассивным ожиданием, и идеями мщения. В этом - пафос его ответа Вяч. Иванову: «Правда истории ни в одной своей точке не освящена; она - правда творящая, испытуемая и поверяемая всякой отдельной личностью. Моя личность, проверив ее целостным чувством, говорит ей: ты -ложь, не могу поклоняться тебе. Я говорю Перуну: ты деревянный идол, не Бог <.. > Мой Бог, невидимый, - не требует, не пугает, не распинает. Он - моя жизнь, мое движение, моя свобода, мое подлинное хотение»21. Личное бессмертие выражается в этом подлинном хотении, стремлении человека выполнить свою мирострои-
тельную роль, когда «мировая воля нераздельно сольется с волей человека, Бог и человек будут одно»22.
ГершензонМ.О. Избранное: В 4 тт. - М.; Иерусалим, 2000. - Т. 4. - С. 23. Шестов Л. О Вечной Книге. Памяти М.О. Гершензона // Шестов Л. Умозрения и откровения. - Paris, 1964. - С. 14.
В противоположность ивановскому: «Я привык бродить в "лесу символов", и мне понятен символизм в слове не менее, чем в поцелуе любви. Есть внутреннему опыту словесное знаменование, и он ищет его, и без него тоскует, ибо от избытка сердца глаголят уста. Ничем лучшим не могут одарять друг друга люди, чем уверяющим ясновидением своих хотя бы только предчувствий или начатков высшего, духовнейшего сознания» (Гершензон М.О. Избранное. Т. 4. С. 23-24). Там же. - С. 22.
Там же. - С. 32. А.Г. Гачева отмечает, что Вяч. Иванов, «отстаивавший в споре с М.О. Гершензоном ("Переписка из двух углов") значение культуры как "культа предков" и "воскрешения отцов"», наследует традицию мысли Н.Ф. Фёдорова (см.: Н.Ф. Фёдоров: pro et contra: В 2 кн. - СПб., 2008. - Кн. 2. -С. 1103).
Гершензон М.О. Избранное. - Т. 4. - С. 32. Там же. - С. 112-113. Там же. - С. 33-34.
9 Там же. - С. 34.
10 Там же. - С. 63.
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20 21
Там же. - С. 79. Там же. - С. 80-81.
Бердяев Н.А. О рабстве и свободе человека. - М., 2006. - С. 28, 288. Гершензон М.О. Избранное. - Т. 4. - С. 33.
Там же. - С. 47. Данная фраза - ответ на утверждение Вяч. Иванова: «Право говорите вы порабощенному собственными богатствами человеку: "стань (werde)", но, кажется забываете Гётево условие: "сначала умри - (stirb und werde)". Смерть же, т.е. перерождение личности, и есть его вожделенное освобождение. Умойся ключевою водой - и сгори. Это возможно всегда, в любое утро повседневно пробуждающегося духа» (там же. - С. 24). Там же. - С. 165. Там же. - С. 113-114.
Бердяев Н.А. О рабстве и свободе человека. - С. 296, 297. Там же. - С. 311. Там же. - С. 311-312.
Гершензон М.О. Избранное. - Т. 4. - С. 165.
3
