CC BY
41
Г.В. Алексеева
ТЕМА АБОЛИЦИОНИЗМА В ВОСПРИЯТИИ ТОЛСТОГО
Впервые с темой откровенного протеста против насилия в американской литературе в одной из самых чудовищных форм его проявлений - рабстве - Толстой столкнулся в 1854 г., когда прочитал книгу Гарриет Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома». 28 августа 1854 г. в Севастополе он делает запись в дневнике: «Купил 0[пске1] Т[ош'8] Н[ийе]» (47, 24). Чтение «Хижины дяди Тома» в немецком переводе продолжалось несколько дней, 28-31 августа 1854 г. Неизвестно, какое впечатление произвел на Толстого в 1854 г. роман американской писательницы, страстно протестующей против рабства, но можно предположить, что ее творчество было уже знакомо молодому Толстому: в дневнике его от 1 ноября 1853 г. имеется запись: «Читая рассказ какой-то Английской барыни, меня поразила непринужденность ее приемов, которой у меня нет, и для приобретения которой мне надо трудиться и замечать» (46, 189). В комментариях к тому 46 говорится, что это мог быть, вероятно, только рассказ Гарриет Бичер-Стоу «Дядя Тим», напечатанный в «Современнике» в 1853 г., девятой книжке (46, 441).
В 1850-е годы книга «Хижина дяди Тома» имела грандиозный успех во всем мире, за короткий срок она была переведена на тридцать семь языков, о ней говорили повсюду. Авраам Линкольн заявлял, что «Хижина дяди Тома» вызвала гражданскую войну в Америке. «...Эта книга явилась человеческим документом огромной важности, - пишет В.Л. Паррингтон, - рассеявшим атмосферу покрывательства, которая окружала «неприкосновенный институт» рабства, и обнажившим его вопиющую несправедливость. «Хижи-
на дяди Тома» открыла простым людям глаза на сущность рабовладения, затронула их чувства и пробудила их совесть. Роман, окрашенный в глубоко религиозные тона, подкреплял довод аболиционистов о том, что рабство - это торговля душами христиан, и сеял ненависть к этому бесчеловечному институту»1. В контексте идей, витавших в России накануне отмены крепостного права, в свете отношения к нему самого Толстого вполне очевиден его интерес к этому американскому роману, к теме аболиционизма, к тому времени окончательно еще не сформулированный.
Летом 1857 г. во время путешествия по Европе, в поезде из Берна в Кларан, случайным спутником Толстого был «американец 30-ти лет», и в дневнике появляется интересная запись: «Американец 30-ти л[ет], был в России. Мармоны в Utha. - Joss Smith, их основатель, убить Lynchlaw. <...> Abolitionist-ы. Beecher Stowe» (47, 132-133). Среди американских тем, затронутых в разговоре, вновь возникает имя Бичер-Стоу и тема аболиционизма. В этой записи Толстой пунктирно обозначил темы, которые спустя три десятилетия в полной мере займут его внимание.
В 1862 г. в приложении к журналу «Ясная Поляна» появился пересказ романа американской писательницы, сделанный одним из учителей яснополянской школы М.Ф. Бутовичем, под названием «Дядя Том, или Как живут негры-невольники в России». В 1860-е годы тема насилия, порабощения нецивилизованных народов цивилизованными, культурными, европейскими привлекает внимание Толстого. В отрывке «Прогресс» 2 ноября 1868 г. он пишет: «Пре-скот говорит: Перувьянцы не знали главного двигателя: личного интереса обогащения. - Они жили и умирали, как белка в колесе, ни богаче, ни беднее - для других. - Да, награда труда в труде, а не в богатстве. И труд для других с уверенностью неизменяемости есть лучшее поощрение. Они были впереди С.А.Штатов» (7, 130). Тема порабощения, насилия у Толстого неразрывно связана с прогрессом, цивилизацией, не случайно вышеупомянутый отрывок завершается удивительно пророческими словами: «Прогресс - есть эксплуатация бедных и будущих» (7, 131). То, о чем через десятилетия Толстой будет говорить во весь голос, пока еще фрагментарно возникает в дневниковых заметках, незавершенных отрывках, повести «Люцерн», и все это можно объединить одной дневниковой записью, сделанной в Лондоне 13 апреля 1861 г.: «...от-
вращение к цивилизации» (48, 32). Как и «Хижину дяди Тома», Толстой мог читать сочинения американского историка Уильяма Прескотта в журналах «Современник», «Отечественные записки»; в яснополянской библиотеке сохранились книги этого автора в немецком переводе. В письме к М.М. Ледерле от 25 октября 1891 г., как уже говорилось выше, Толстой отмечает среди произведений, оказавших на него впечатление в возрасте от 14 до 20 лет: «Пре-скота Завоевание Мексики - большое» (66, 67).
Несмотря на то что в 50-60-е годы на страницах дневника, в письмах Толстой особенно не делится размышлениями о романе, впечатление от этого сочинения Бичер-Стоу, не отличающегося высокими художественными достоинствами, но сильного своим моральным пафосом, он проносит через всю жизнь2. В 1897-98 гг., сформулировав кредо об искусстве истинном, он пишет в трактате «Что такое искусство?»: «Если бы от меня потребовали указать в новом искусстве на образцы по каждому из этих родов искусства, то как на образцы высшего, вытекающего из любви к Богу и ближнему, религиозного искусства, в области словесности я указал бы на "Разбойников" Шиллера; из новейших - на "Les Pauvres gens" V. Hugo, на его "Miserables", на повести, рассказы, романы Диккенса: "Tales of two cities", "Chimes" и др., на "Хижину дяди Тома", на Достоевского, преимущественно его "Мертвый дом", на "Адам Бид" Джорджа Элиота» (30, 160). Таким образом, Толстой ставит роман Бичер-Стоу на почетное место между сочинениями Диккенса и Достоевского, настолько моральное чувство писательницы в этом романе является искренним и достоверным, а само произведение проникнуто необыкновенно христианским миролюбием.
Ко времени работы Толстого над трактатом «Что такое искусство?» он уже был хорошо знаком с темой аболиционизма, отмены рабства не только по роману Г. Бичер-Стоу. В 1886 г. он получил из Америки биографию Уильяма Ллойда Гаррисона, крупнейшего аболициониста: «Сын Вильяма Ллойда Гаррисона, знаменитого борца за свободу негров, писал мне, что, прочтя мою книгу, в которой он нашел мысли, сходные с теми, которые были выражены его отцом в 1838 г., он, полагая, что мне будет интересно узнать это, присылает мне составленную его отцом почти 50 лет тому назад декларацию или провозглашение непротивления - "NonResistance"», - пишет Толстой в трактате «Царство Божие внутри
вас» (28, 3-4). После художественного произведения страшной обличительной силы Толстой столкнулся с подлинным документом эпохи, предшествующей отмене рабства в Америке, в частности «Декларацией чувств 1838 г.», или, как перевел Толстой это название для трактата «Царство Божие внутри вас», «Провозглашение основ, принятых членами общества, основанного для установления между людьми всеобщего мира»; этот документ был включен в биографию Гаррисона, написанную его детьми.
Еще за несколько лет до выхода в свет книги «Хижина дяди Тома» У.Л. Гаррисон выступал в Новой Англии со страстными призывами покончить с позорным институтом рабства. Примечательно, что в юности он увлекался проповедями Лаймэна Бичера, отца Гарриет, но аболиционистские идеи распространялись не только с церковных кафедр: ими были охвачены все низшие слои американского общества, им дал глубочайшее философское обоснование в своей книге Уильям Эллери Чаннинг, наконец, о них громогласно вещал в газете Liberator сам У. Л. Гаррисон. Выходец из небогатой англо-ирландской семьи, он прошел суровую школу жизни, закалившую его физически и нравственно настолько, что жизненного запала хватило на тридцать с лишним лет неустанной, целеустремленной борьбы. Начав как яростный борец с рабством, Гаррисон к 1838 г. перешел на позиции учения о непротивлении злу насилием, стал выпускать газету Non-Resistant.
Согласно эпистолярному наследию У.Л. Гаррисона, хранящемуся в архиве Гарвардского университета (Haughton Library), в эти же годы он продолжал оставаться президентом «Антирабовладельческого общества», созданного им в 1831 г. В деятельность общества он умудрялся вовлекать многих писателей Новой Англии, в том числе Эмерсона, регулярно приглашая его на заседания общества. Не трибун и не общественный деятель, а поэт, ученый, философ Эмерсон размышлял по этому поводу: «Просыпаясь по ночам, я горько сожалел о том, что не посвятил себя разрешению этой прискорбной проблемы рабовладения, для внесения ясности в которую больше всего требуется, чтобы подняли голос люди, сохранившие самообладание, - записал он. - Но потом, образумившись, я беру себя в руки и рассуждаю так: «Предоставим Господу править сотворенным им миром. Ему ведь и без меня известен выход из этой западни. Зачем же я стану тогда покидать пост, охрану
которого некому нести, кроме меня? Мне дано освобождать не негров, а рабов совсем иного рода: томящихся в неволе духов, каковыми являются мысли, заточенные в тайниках человеческого мозга, скрытые ото всех в царстве грез. Жизненно важные для республики Человека, они не имеют другого такого защитника, ценителя и глашатая, как я»3. Вот так в Новой Англии каждый исполнял свою миссию.
Политические воззрения Гаррисона базировались на духовном анархизме и американском учении перфекционизма. Но, несмотря на некоторые идеологические расхождения, мысли Гарри-сона о государстве, высказанные во многих письмах, обращениях, удивительным образом совпадают с толстовскими. «Человеческие правительства будут находиться в состоянии насилия до тех пор, пока люди будут предпочитать не нести крест Христа, а быть распятыми в мире. Но в Царстве Иисуса Христа, возлюбленного Сына Божьего, исключительно святость и любовь правят. В этом Царстве нет мечей, ибо они перекованы на орала; нет копий, ибо они переделаны на серпы; нет военной академии, ибо праведникам незачем учиться воевать, нет виселицы, ибо жизнь неприкосновенна; нет оков, ибо все свободны. И это Царство неизбежно наступит на земле, ибо предсказано, что грядет час, когда царства мира сего станут царствами Господа нашего и Сына Его Христа», - утверждает Гар-рисон в одном из своих писем4. Как и Толстой, Гаррисон уверен, что государство - это временная форма устройства жизни людей, но считает, что это крест, который дан за «невыполнение людьми божественных установлений». Гаррисон не шел ни на какие компромиссы с государством и прислушивался только к голосу совести, недаром его называли «твердокаменным» и «твердолобым». В биографии Гаррисона, написанной его сыновьями, говорится: «Он должен был немедленно продемонстрировать всем присутствующим его истинное отношение к рабовладельческим законам и действиям государства. Взяв текст закона о беглых рабах, он сжег его дотла»5.
Закон о беглых рабах вызвал волну возмущения у многих мыслящих людей Америки, для Бичер-Стоу, например, он послужил поводом для написания книги «Хижина дяди Тома», огромное значение которой для антирабовладельческого движения признавали и У. Л. Гаррисон, и его соратник Уэндель Филлипс. Несмотря на
максимализм и целеустремленность в борьбе за освобождение негров или благодаря им, Гаррисон был почти забыт в Америке, хотя имя его полноправно вошло в историю Соединенных Штатов. В отечественном литературоведении тема «Толстой и Гаррисон», за исключением статьи Г.В. Аникина «Гаррисон и Толстой»6, почти не исследовалась, информация о Гаррисоне, в комментариях к 90-томному собранию сочинений, далеко не исчерпывающа, а подчас и неверна. В личной библиотеке Л.Н. Толстого имеется целый ряд книг о Гаррисоне, присланных писателю в разное время.
Первой информацией об американском аболиционисте была четырехтомная биография, написанная его детьми и присланная ими русскому писателю; по ней Толстой и составил первое представление о Гаррисоне7. В письме к Толстому от 1 марта 1905 г. дети Гаррисона благодарили его за предисловие к книге В.Г. Черткова о У.Л. Гаррисоне, вышедшей в юбилейный год: «Вы обретете еще больше славы за ваше почтение к его памяти, если вообще нужна еще какая-то слава после того, что обновленное учение о непротивлении получило в ваших сочинениях и примере. Мы горячо молимся о том, чтобы эра насилия, которую мир сейчас переживает, даже раньше, чем закончится год, уступила место перспективе возмущения бесчеловечностью и бессмысленностью войны между так называемыми цивилизованными нациями»8. На страницах книги - многочисленные отчеркивания простым карандашом, сделанные, вероятно, В.Г. Чертковым в пору его совместной с Ф. Хола работы над краткой биографией Гаррисона, к которой Толстой в 1903 г. написал предисловие. В нем говорится: «Очень благодарю вас за присылку мне биографии Гаррисона. Читая ее, я вновь пережил свою весну пробуждения к истинной жизни. Читая речи и статьи Гаррисона, я живо вспомнил ту духовную радость, которую испытал 20 лет тому назад, узнав о том, что тот закон непротивления, к которому я был неизбежно приведен признанием христианства во всем его значении и который открыл мне великий, радостный идеал осуществления христианской жизни, был еще в сороковых годах не только признан и провозглашен Гаррисоном (о Баллу я узнал после), но и поставлен им в основу его практической деятельности освобождения рабов». И далее он пишет: «Гар-рисон навсегда останется одним из величайших деятелей и двигателей истинного человеческого прогресса» (36, 95, 99).
Но, кроме помет В. Г. Черткова, в томе втором биографии обнаружены пометы, по-видимому, рукой Л.Н. Толстого. И если отчеркивания Черткова находятся почти во всех томах, то пометы Толстого («N3», правка в тексте, выделение части текста в рамочку) - только в томе втором и в своем абсолютном большинстве сконцентрированы на тексте «Декларации», а также в тех местах биографии, где речь идет об обществе «Непротивление». Толстого особенно интересовала деятельность этого общества, и в главе, посвященной обществу «Непротивление», он отчеркивает: «Человечество будет отмечать 20 сентября с большим ликованием и благодарностью, чем американцы сейчас отмечают 4 июля. Сегодня это может звучать слишком напыщенно, но это пророчество непременно осуществится»9. Против отчеркнутого Толстой ставит на полях
5 мая 1886 г. Уэндель Гаррисон писал Толстому об истории общества «Непротивление»: «Непротивление прекратилось за недостатком денежной поддержки зимою 1842 г. Общество «Непротивление» устраивало ежегодные митинги в Бостоне до 1848 г., после которого оно было, по всей вероятности, закрыто. Подобного общества на смену ему не возникало, хотя непротивленческая «Коммуна» в Хоупдейле, Массачусетсе, пережила его на много лет. Многие единомышленники моего отца коренным образом изменили свои взгляды во время нашей большой гражданской войны, поведшей к уничтожению рабства. У моего отца принципы не расходились с делом» (63, 345).
В июле-октябре 1890 г. Толстой, согласно его дневниковым записям, работал над переводом «Декларации» Гаррисона. Так, 28 июля 1890 г. он записывает: «Поправил перевод Гарисона и Балу и написал краткое предисловие, так чтобы в таком виде можно б[ыло] передать людям» (51, 68); 2 августа 1890 г.: «После обеда дописал заключен(ие) к Балу и Гарисону» (51, 71); 22 сентября 1890 г.: «Поправлял снача(ла) декларацию и Балу» (51, 91); в октябре 1890 г. Толстой вновь возобновил работу над «заключением» к «Декларации» Гаррисона. Видимо, примерно в эти месяцы или несколько ранее Толстой оставляет характерные пометы на тексте «Декларации», в томе втором биографии У.Л. Гаррисона: некоторые отрывки обводит и зачеркивает; стремясь придать переводу «Декларации» более универсальный, общечеловеческий характер,
делает правку в тексте. Так, на с. 230, в строке: «Интересы, права, свободы американских граждан для нас не дороже, чем интересы, права и свободы всего человечества» он исправляет «американских» на «всех». В строке: «Князь мира, под чьим незапятнанным знаменем мы собираемся вместе, пришел не разрушить, но спасти, даже самых худших из врагов» он исправляет «Князь мира» на «.ГС.», что означает - Иисус Христос. Далее, на этой же странице, Толстой выделяет текст: «Бог завещает нам свою любовь, а мы все еще грешники, хотя Христос умер за нас». На с. 231, в строке: «Ничто не обязывает американцев относиться к иностранцам как персонам более священным, чем они сами» исправляет «американцев» на «нас», а «они сами» на «мы сами». Этим утверждением Гарри-сон воспитывает чувство собственного достоинства в американцах, Толстой, исправляя для своего перевода, - в людях всего мира. На с. 232, в строке: «Мы не защищаем никаких якобинских доктрин» исправляет «якобинских» на «революционных»; в строке: «Дух якобинства - это дух возмездия, насилия и убийства» исправляет «якобинства» на «революции», полагая, вероятно, что слова «революция», «революционный» - более универсального значения10. Так творчески переосмысливаются Толстым многие положения «Декларации». В таком виде декларация американских непротивленцев, переведенная и отредактированная Толстым, звучит как манифест граждан мира. Так он выполнил свою миссию «передать людям» весть о возможности установления всеобщего мира.
В своем прочтении «Декларации», в ее переводе, Толстой ведет диалог с Гаррисоном, в котором кристаллизуются важнейшие стороны его мировоззрения, не случайно ведь «Декларацией» открывается трактат «Царство Божие внутри вас». Внимание Толстого останавливается не только на тексте «Декларации», его интересует и переписка Гаррисона периода существования общества «Непротивление». На с. 237, в письме У.Л. Гаррисона Д.У. Бенсо-ну, Толстой подчеркивает: «Я совсем не ожидаю бурного притока в наши ряды! В этой стране, в этом мире совсем немного тех, которые останутся верны принципам, провозглашенным нами; хотя может быть много тех, чья совесть должна согласиться с их правильностью. Я вижу перед нами много испытаний, на которые мы, несомненно, будем призваны...», против подчеркнутого ставит «МБ»11. Эти и другие отчеркнутые и подчеркнутые части текста
биографии Гаррисона перекликаются с собственными размышлениями писателя в его статьях, письмах, дневниках. На с. 242, в отрывке, где говорится о возникновении Общества «Непротивление», Толстой отчеркивает строки: «Между тем новая организация получила почти полное проклятие религиозной прессы, а также обществу было отказано в признании Американским обществом мира», против них ставит «NB»12. На с. 253, в письме У.Л. Гаррисона к Мэри Бенсон от 23 декабря 1838 г., Толстой отчеркивает строки и ставит на полях «NB» в отрывке, где говорится об антихристианских, по сути национальных организациях13. Возможно, ему также небезынтересно было отметить, что в подтверждение правоты слов Гаррисона авторы дважды ссылались на трактат «В чем моя вера?» (My Religion. New-York, 1885). Шел процесс взаимного духовного обогащения: потомки Гаррисона открывали в наследии Толстого идеи, созвучные их отцу, Толстой же, в свою очередь, находил в наследии Гаррисона подтверждение своим духовным прозрениям и устремлениям и еще больше укреплялся в собственных выводах.
Личность У. Л. Гаррисона вызывала уважение у многих его современников. Один из них, наш соотечественник, Николай Тургенев14, называл Гаррисона истинным аболиционистом, а его письмо к госпоже М.У. Чэпмэн, секретарю Общества «Непротивление», из Парижа от 29 сентября 1855 г. проникнуто восхищением перед благородной деятельностью этого человека15. Тургеневу удалось встретиться с ним в июне 1867 г. в Париже, когда Гаррисон присутствовал при встрече Наполеона III, Александра Второго, Вильгельма Прусского и Бисмарка.
В последние десятилетия жизни Толстой встречался со многими американцами, приезжавшими к русскому писателю в Ясную Поляну, беседовал с ними, переписывался и вполне отдавал себе отчет в том, что Гаррисон с его идеями непротивления, протеста против института рабовладения почти забыт в Америке; тем более ему было радостно узнавать, что некоторые американцы все-таки помнили о Гаррисоне: «Для меня было большой радостью узнать, что в Америке есть люди, которые так хорошо понимают, как вы, значение дела духоборов. Оно и не могло быть иначе в стране, которая дала миру одного из величайших людей - Вильяма Ллойда Гаррисона, который не понят и не оценен в полной мере и который был и есть не только борец против рабства в Америке, но и вели-
кий пророк человечества. Я рад узнать, что вы внук друга этого великого человека», - писал Толстой одному из своих американских корреспондентов (74, 205-206).
Переводом «Декларации чувств» Гаррисона, его редактированием и включением его в первую главу трактата «Царство Божие внутри вас», Толстой как бы преодолевает преграды географические, национальные, политические на пути объединения людей во всем мире на принципах любви, ненасилия, свободы личности. В справедливости этих принципов Толстой ни минуты не сомневался, а только все более утверждался в их важности, встречая родственные взгляды хоть и в стране столь отдаленной, но, по его собственному признанию, «самой сочувственной» ему (87, 4). Толстой преклонялся перед деятельностью Гаррисона, называя его «одним из величайших людей не только Америки, но и всего мира».
Параллели между ситуацией в России накануне отмены крепостного права и положением в Америке перед Гражданской войной и отражением этого в литературе появлялись у Толстого неоднократно: «Великая литература возникает тогда, когда пробуждается высокое нравственное чувство. Возьмите, к примеру, освободительный период, когда в России шла борьба за отмену крепостного права и когда развилось антирабовладельческое движение в Соединенных Штатах. Посмотрите, какие появились писатели: Гарриет Бичер-Стоу, Торо, Эмерсон, Лоуэлл, Уитьер, Лонгфелло, Уильям Ллойд Гаррисон, Теодор Паркер и другие - в Америке; Достоевский, Тургенев, Герцен, Гоголь, Некрасов, Над-сон и другие - в России. Последующий период, когда люди уже не проявляли готовности жертвовать материальными соображениями во имя нравственных целей, был бы бесплодным временем, если бы некоторые писатели, воспитанные и сформировавшиеся в героический период, не продолжили бы его традиции»16. Следует отметить, что подобные параллели возникали не только у Толстого. Американский писатель Джон У. де Форест писал Л.Н. Толстому 30 апреля 1887 г.: «Возможно, я пошлю вам... «Kate Beaumont», мою повесть... Думаю, что она может быть интересна для русского, поскольку там описано наше старое рабовладельческое общество, сходное с тем, которое существовало и затем исчезло в России»17.
Имя Гаррисона упоминается Толстым во многих его произведениях. В статье «Наше жизнепонимание» он пишет: «В 1838 г. в
Америке было обнародовано Вильямом Ллойдом Гаррисоном заявление, в котором он и его единомышленники оглашали свое исповедание. Сущность этого заявления сводится к следующим положениям: Признание одного только царя и законодателя - Бога, а потому отрицание всякого человеческого правительства. Отечеством Гаррисон признает весь мир, соотечественниками - все человечество» (37, 23). В недельное чтение «Круга чтения» Толстой включает отрывок «Гаррисон и его "провозглашение"»: «Гаррисон понимал то, что не понимали самые передовые борцы против рабства: что единственным неопровержимым доводом против рабства было отрицание права одного человека на свободу другого при каких бы то ни было условиях» (42, 344). Толстой особенно подчеркивал, что в борьбе с рабством Гаррисон поднимался над сиюминутностью ситуации и ставил общечеловеческие, гуманистические цели: «Для борьбы с рабством он выставил принцип борьбы со всем злом мира» (42, 344). Общечеловеческую направленность идей и принципов - вот, что искал Толстой во всех литературах и философиях мира. Ф.М. Достоевский очень верно высказался о таких людях: «...чем более человек способен откликаться на историческое и общечеловеческое, тем шире его природа, тем богаче его жизнь и тем способнее такой человек к прогрессу и развитию»18.
Среди книг о Гаррисоне в собрании Толстого есть книга Э. Кросби «Гаррисон-непротивленец» (Crosby, Ernest. Garrison, Non-Resistant. Chicago: The Public publishing Co., 1905). На книге имеется дарственная надпись: «Графу Толстому с сердечным приветом от Э.Х. Кросби. Н.Й. 23 января 1906 г.». Над этой книгой Кросби американский последователь Л.Н. Толстого работал в период первой русской революции. События гражданской войны в Америке и революционные действия русского народа казались созвучными, и он писал Толстому 23 января 1905 г.: «Весь американский народ и печать сочувствуют революционерам. Хоть я и не являюсь сторонником насилия, но, как и Гаррисон во время нашей гражданской войны, считаю: если уж приверженцы насилия сражаются между собой, то пусть лучше победит та сторона, чьи идеалы благородней»19. Толстой, словно в ответ Кросби, пишет в недельном чтении о Гаррисоне, имея в виду его отход от принципа ненасилия в пору гражданской войны: «Если он тогда и не достиг
мирного освобождения рабов в Америке, он указал на путь освобождения всех людей вообще от грубой силы» (42, 344).
Книга Кросби основывается на четырехтомной биографии, написанной сыновьями американского аболициониста. В ней разрезаны две главы - «Гаррисон-непротивленец» и «Недостатки идеи непротивления», что наводит на мысль о возможном их прочтении Толстым. Для Кросби Гаррисон - это прежде всего непротивленец, а потом уже - аболиционист. Он уверен, что Гаррисон обратил свой взор к проблеме отмены рабства только вследствие врожденной неприязни к насилию, ведь принуждение человека человеком является источником не только рабства, но и всех прочих зол. По мнению Кросби, Гаррисон неизвестен как непротивленец лишь потому, что мир был не готов к непротивлению, но был готов к отмене рабства, и поэтому слава Гаррисона покоится на его аболиционистской деятельности. Размышляя о деятельности Гаррисона-аболициониста, в которую он ушел всем сердцем и душой, Кросби усматривает аномалию в том, что дело освобождения рабов, порожденное идеей непротивления, было осуществлено величайшей в истории войной, т.е. насилием. Не является ли физическая сила подлинным средством для таких зол, как рабство, - задается вопросом Кросби, и сам себе отвечает: «Я думаю, что не является. У Гаррисона было одно дело, которое он завершил, - сделать институт рабства невыносимым, и в этом он преуспел»20. Кросби хорошо знал, что Гаррисона за его деятельность во время Гражданской войны серьезно критиковали с позиций учения о непротивлении злу насилием, но Кросби уверен, что освобождение рабов было важным шагом человечества к свободе и миру. По его мнению, несмотря на компромисс во время гражданской войны, Гаррисон в учении о непротивлении злу насилием выступает теоретически более радикальной фигурой, чем даже Эйдин Баллу, что, естественно, не могло не импонировать Толстому. Кросби пишет: «Гаррисон выражал суть непротивления сильнейшим образом, не признавая никаких исключений. Он заявлял, что не будет защищать свою жену путем применения силы в случае нападения на нее, и за такие крайности его много критиковали»21. За это критиковали и Толстого. Называя Гаррисона пионером непротивления, Кросби так заканчивает свою книгу: «Гаррисон был истинным проповедником этого мирного метода. Он обладал настоящим духом реформы, что
помогло бы и нам, если бы мы приняли его наследие. Он был впе-
22
реди своего времени... » .
16 декабря 1905 г. Толстой с некоторым сожалением записал в дневнике: «Смотрел, одеваясь, на портрет Гарисона и подумал о том, как он был велик, когда издавал свой «Non-resistant» и как потом - не то что опустился, а стал незначащим, когда ездил в Англию и говорил речи и занимался женским вопросом» (55, 173). В этой записи звучит очевидный упрек Гаррисону последнего периода его жизни, но тем не менее свою миссию борца с рабством он выполнил (и Толстой это хорошо понимал), оставаясь лидером аболиционистов вплоть до вступления в силу XIII поправки к конституции об уничтожении рабства в конце 1865 г.
Перевод «Декларации» У. Л. Гаррисона - это попытка Толстого сохранить память о предшественниках на пути установления всеобщего мира. А сохранение памяти, по словам Ю. Лотмана, это «непрерывность нравственной, интеллектуальной, духовной жизни человека, общества и человечества»23.
Паррингтон В.Л. Основные течения американской мысли. - М.: Прогресс, 1962. -Т. 2. - С. 437-438.
По всеобщему признанию, ее последующие романы в художественном отношении стоят выше «Хижины дяди Тома». В яснополянской библиотеке имеются две книги писательницы на английском языке: 1) Beecher-Stowe, H.E. Queer Little People. Boston, 1868; 2) Beecher-Stowe, H.E. Little Foxes; or, The Insignificant Little Habits ... London, 1866.
Паррингтон В.Л. Основные течения американской мысли. - Т. 2. - С. 464. Garrison W.Ph., Garrison Fr.J. William Lloyd Garrison: 1805-1879: The Story of His Life ... N.Y.: The Century, 1885. - Vol. 2. - P. 149. Ibid. - Vol. 3. - 1889. - P. 412.
Аникин Г.В. Гаррисон и Толстой // Толстой и наше время. - М.: Наука, 1978. К столетнему юбилею У. Л. Гаррисона в 1905 г. его детьми, У.Ф. Гаррисоном и Ф.Дж. Гаррисоном, была выпущена еще одна книга о Гаррисоне, подготовленная на основе четырехтомной биографии; книга была прислана Толстому с дарственной надписью: «Графу Л. Н. Толстому от детей Уильяма Ллойда Гар-рисона. Сент., 1905 г.». Отдел рукописей ГМТ. Т. - С. 216/ 38.
Garrison W.Ph., Garrison F.J. William Lloyd Garrison. - Vol. 2. - P. 229. Ibid. - P. 230. Ibid. - P. 237. Ibid. - P. 242.
2
3
4
5
6
7
8
9
10
13 Ibid. - P. 253.
14 Книга Н.И. Тургенева (Turgenev, Nikolai Ivanovich. La Russie et les Russes / Par N. Tourgueneff. Bruxelles; Livourne; Leipzig: Meline, Cans et Compagnie: J.P. Meline, 1847. - 3 t.), хранящаяся в библиотеке Толстого, является, как известно, одним из источников неоконченного романа «Декабристы». В 1857 г. Толстой встретился с ним в Париже; в начале 1860-х годов, работая над «Декабристами», заносил в примечания к материалам романа страницы из книги Тургенева, где говорится о пропаганде идеи освобождения крестьян от крепостной зависимости, о выдаче «вольной» своим крестьянам.
15 Ibid. - Vol. 3. - P. 421.
16 Maude, Aylmer. Tolstoy and His Problems. - London, 1901. - P. 38.
17 Литературное наследство. Т. 75: Толстой и зарубежный мир. Кн. 1. - М., 1965. С. 344. В яснополянской библиотеке имеется книга: De Forest J.W. Miss Rave-nel's Conversion from Secession to Loyalty. - N.Y.: Harper & Brothers, 1867.
18 Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. в 30 т. - Л., 1978. - Т. 18. - С. 99.
19 Литературное наследство. - Т. 75. - Кн. 1. - С. 400.
20 Crosby, Ernest. Garrison, the Non-Resistant. - Chicago, 1905. - P. 85.
21 Ibid. - P. 74.
22 Ibid. - P. 141.
23 Лотман Ю. Беседы о русской культуре. - СПб., 1994. - С. 8.
