CC BY
81
С.С.Сумленный
ТЕЛЕВИДЕНИЕ И ПОЛИТИКА: ОБЩИЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ И РОССИЙСКИЙ ОПЫТ ПРЕЗИДЕНТСТВА ВЛАДИМИРА ПУТИНА
Сумленный Сергей Сергеевич - аспирант ИНИОН, сотрудник московского корпункта телерадиокомпании ARD.
Наличие взаимосвязи между средствами коммуникации и политикой - взаимосвязи тесной и постоянной - очевидно и общепризнано в отношении практически всех стран мира, и Россия не является исключением из этого правила. Нетрудно заметить, что в классической русской формуле октябрьского захвата власти начала прошлого века: «банк, мосты, почта, телеграф, телефон» - четыре из пяти составляющих относятся к средствам коммуникации, причем три из них - к средствам коммуникации информационной. Более того, уже в этой формуле, относящейся ко вполне еще индустриальной эпохе, критичность такого средства пространственной коммуникации, как мосты, можно объяснить лишь особенностями географии Петрограда, между тем как основную роль в ней играют только и исключительно средства информационной коммуникации. Еще более очевидно, что во время попытки захвата власти в октябре 1993 г. второе по масштабам столкновение (если первым считать осаду Белого дома) произошло опять же у места расположения средства коммуникации - тогда им стал телевизионный центр в Останкино. Таким образом, властный конфликт в постиндустриальной России свелся исключительно к боевым действиям вокруг здания СМИ и здания парламента, одной из главных функций которого также является коммуникация.
Между тем, если продолжать данную аналогию, легко увидеть, что такие коммуникационные средства, как почта, телеграф и телефон, обслуживают в первую очередь индивидуальных, уникальных потребителей услуг, и информация, передаваемая ими, также уникальна. В то же самое время и парламент, и телевидение нацелены на максимально широкую аудиторию, транслируя на нее унифицированную информацию. Более того, именно такой канал распространения информации является абсолютно необходимым для любой политической группы, желающей бороться за власть или удержаться у власти. Максимально понятное и максимально массовое воздействие на максимально широкий слой избирателей - вот ключевой лозунг предвыборной стратегии в современных условиях массовых прямых
выборов. Телевидение выступает в данной ситуации наиболее действенным средством донесения подобной информации.
Классические работы по теории СМИ так или иначе описывают способность телевидения «гипнотизировать» зрителя к техническим особенностям передачи телесигнала. Мануэл Кастеллс утверждал, что причина этого кроется в свойствах телеэкрана, состоящего из множества световых точек-пикселей, образующих вместе целую картину: «Телевизионное изображение обладает низким разрешением, так что зритель должен сам заполнять пробелы в картинке, а это заставляет его воспринимать изображение более эмоционально. С приходом телевидения наступает исторический разрыв с прежним стилем мышления, сложившимся под влиянием печатного слова» (1, с. 330-332) Нейл Постман выделял развлекательную философию общества масс-медиа, пришедшего на смену обществу книг. «Печатные медиа воспитывают терпение, учат не ждать немедленного просветления. <...> развлечения - это главная идеология телевизионного дискурса. Неважно, что показано на экране или с какой точки зрения - подразумевается, что это должно послужить удовлетворению нашего любопытства или доставить нам удовольствие» (2, с. 87).
Вероятно, радикальнее всего по поводу нового и зачастую непонятного влияния телемедиа на массы высказался Маршалл Маклюэн. Именно ему принадлежит лозунг «The Medium is the Message» - «средство и есть содержание» (3, с. 9). Смысл данной концепции таков: суть новых медиа невозможно описать, опираясь на его внешние проявления, анализируя содержание телепередач, - как и, скажем, суть эры электричества невозможно описать, рассматривая поочередно объекты, освещенные светом электроламп, - от операционных комнат в больницах до футбольных стадионов. Подобно тому, как сияние электроламп в темноте, движение электромоторов, опутавшие континенты телеграфные провода и летящие по миру радиосигналы сами по себе являются содержанием, сутью эры электричества (то есть средство слилось с содержанием), точно так же и выхватывающие куски окружающей реальности телекамеры, создающие новые реальности монтажные комнаты телестудий, связывающие различные регионы в единое информационное пространство ретрансляционные центры и завораживающие зрителей мерцающие телеэкраны сами по себе являются содержанием эры телемедиа.
Традиционно выделяются следующие особенности современного телекоммуникационного процесса. Во-первых, в технологической цепочке телемедиа все большее значение приобретают промежуточные и вспомогательные звенья, включающие в себя как средства коммуникации между сотрудниками телемедиа, между телемедиа и окружающим миром (мобильная связь, электронная почта, факсы, спутниковая связь), так и средства обработки и хранения видео- и аудиоинформации (монтажные и режиссерские пульты телерадиокомпаний, видеокассеты, архивы записей). Создание продукта телемедиа является, таким образом, глобальным
производственным процессом, проходящим в сжатые сроки на неограниченно большой территории (вплоть до одновременного задействования сотрудников на нескольких континентах), в рамках которого видео- и аудиоинформация претерпевает значительную обработку. Фактически, отснятые на разных континентах достаточно статичные кадры, пересланные по каналам спутниковой связи в головную студию, смонтированные там воедино, дополненные архивными кадрами и закадровыми комментариями и выданные в эфир через те же спутниковые сети, могут одновременно создавать для миллионов телезрителей по всему миру новую реальность, гораздо более убедительную, динамичную, эмоциональную и притягательную, чем что бы то ни было в реальном мире.
Во-вторых, крайне эмоциональное восприятие зрителями телеинформации, объясняемое техническими особенностями подачи материала телемедиа, приводит к необыкновенно сильному влиянию телемедиа на зрителей, к восприятию данной информации на эмоциональном, а не на рациональном уровне и, как следствие - к быстрому забвению содержания телепрограммы после ее просмотра при усвоении эмоционального импульса передачи. Если газетный текст можно усваивать медленно (перечитывая) и в удобном потребителю порядке и темпе, то массив разнородной телевизионной информации со всего света, загнанный в минутные репортажи, сваливается на зрителя с огромной частотой в самые сжатые сроки. Эффект глобального присутствия зрителя на всех местах событий одновременно, обусловленный возможностями телекоммуникаций, а также необходимость для журналистов предельно упрощать свои репортажи, чтобы уложиться во временные рамки, приводит к тому, что зачастую сразу после выпуска новостей зритель уже не помнит, о чем ему рассказывали.
Эффект «глобального присутствия» зрителя на месте всех показанных ему событий, убедительная «наглядность», притягательность и эмоциональность созданной телевидением реальности приводят к тому, что эта реальность не только зачастую не поддается логическому осмыслению, но и порожденные ею эмоции с трудом поддаются рациональному анализу. Влияние телепередач, таким образом, оказывается за пределами рацио, и даже искушенный и образованный зритель зачастую оказывается безоружным перед ним. Этот фактор особенно значим с учетом того, что телемедиа достаточно давно стали основным инструментом ведения политической борьбы. В условиях массовых прямых выборов ключевым является вопрос, кто из кандидатов создаст наиболее привлекательный и убедительный телеобраз и чей телеобраз станет главным элементом телепрограммы.
Телевидение показывает политику, а по сути - создает ее в монтажных комнатах. В условиях общества потребления политические новости становятся захватывающим сериалом, рассматривающимся с позиций «интересно-неинтересно», «смотрибельно-несмотрибельно», т.е. с чисто эстетических позиций. Политический процесс становится исключительно эмоциональным, основной же задачей по-
литика теперь оказывается необходимость быть притягательным актером в захватывающей телепостановке, любимцем публики, лицедеем, а иногда и просто шутом. Фактически единственное, что публика не может простить политику-актеру -это невнятную и глупую игру, во время которой политик-лицедей неоднократно и без резона меняет свой сценический образ - это легко можно увидеть, сравнив постоянный успех у зрителей телебуффонады в исполнении Владимира Жириновского и полный провал киевских гастролей Ивана Рыбкина. Последнему в его шоу-исчезновении явно не хватало «правды характера», сценического напора, и потому представление получилось невнятно-скомканным, освистанным зрителями.
Идеальную иллюстрацию медиатизированной политики, в которой действующие персоны становятся чем-то вроде героев сериала «Друзья», можно найти в сегодняшней Франции: там на экраны первого канала TF1 планируют выпустить реалити-шоу, героями которого должны стать действующие политики (4, с. 11). По замыслу создателей передачи, член кабинета министров, давший добровольное согласие на участие в шоу, должен провести от полутора до двух суток в отобранной телеканалом семье, завтракая, обедая и ужиная за семейным столом, обсуждая новости и всячески участвуя в жизни семьи - все под объективами телекамер. Из отснятого материала телеканал имеет право самостоятельно выбрать один час съемок для трансляции в эфире. Хотя этот проект и нельзя назвать реалити-шоу в полном смысле слова (камеры не установлены ни в ванной, ни в туалете, вся съемка производится «с плеча» оператором, а не стационарными камерами), основная тенденция очевидна: для того, чтобы попасть на экран (т.е. в настоящую политическую жизнь), политику приходится идти на все большие жертвы. Очевидно также, что, несмотря на протесты нынешнего французского премьер-министра Жан-Пьера Ра-фаррена, олицетворяющего в данном конфликте «традиционный» тип политика, именно за такими шоу - будущее. Об этом свидетельствует успех политического реалити-шоу в Аргентине, где телеканал оплатил кандидату в депутаты парламента предвыборную кампанию за участие в подобной передаче. В США планируется выпустить на экраны сериал, в котором актеры будут играть как бы в реальном времени, их герои будут обсуждать текущую политическую ситуацию в стране и мире.
Подлинным триумфом концепции «политик-звезда» стала безоговорочная победа Арнольда Шварценеггера на выборах губернатора Калифорнии. Профессиональный актер победил профессионального политика с сокрушительным результатом - за эмигранта Шварценеггера, до сих пор говорящего по-английски с акцентом, проголосовало 48% пришедших на выборы избирателей, а губернатор Грэг Дэвис не набрал и 15% голосов. Актер, потрясающий перед избирателями метлой и обещающий чисто вымести Калифорнию, избегал любых глубоких дискуссий, касающихся его действий в случае победы. Советник Шварценеггера Джордж Гортон, выступая по телевидению за несколько дней до выборов, так сформулировал про-
грамму своего кандидата: «Наша стратегия проста - изменения вместо застоя». На вопрос ведущего «И это все?» Гортон, на секунду задумавшись, ответил: «Ну, еще мы любим детей» (5, с. 128). Стоит отметить, что вряд ли этот ответ Гортона был свидетельством его растерянности. Скорее наоборот - произнесение именно таких, псевдоспонтанных, но крайне запоминающихся зрителям фраз является доказательством того, что кампания Шварценеггера была исключительно телемедийной кампанией.
Так что ни в коем случае нельзя сказать, что Шварценеггер одержал свою сокрушительную победу вопреки этой якобы примитивно-бессодержательной агитации - наоборот, благодаря ей. Создав красочное шоу из предвыборной кампании, он не закончил его и после выборов. Журнал «Коммерсант-Власть» недаром сравнил присягу Шварценеггера на старинной семейной Библии, которую держала в руках его жена Мария Шрайвер, с голливудской постановкой: телегеничный герой-победитель, старинный фолиант и красавица-жена (6, с. 46). Подтверждая глобальный характер данной тенденции, на выборах губернатора Алтайского края свою кандидатуру выставил Михал Евдокимов, популярный сатирик и киноактер, постоянный участник программы «Аншлаг», часто критикуемый за крайне низкий интеллектуальный уровень, но удерживающий ведущие позиции в рейтинге телепередач. В первом туре выборов актер вплотную приблизился к действующему губернатору, получив 39% голосов (действующий губернатор Суриков набрал 47%) и вышел во второй тур.
При подобной смене приоритетов политической деятельности неизбежной становится серьезная деформация существующей демократической системы многих стран. Из-за того, что в мире теленовостей нет места для вполне профессиональных с точки зрения традиционной политической сферы, но скучных для телезрителя длинных заявлений и рассуждений политиков на отвлеченные темы, изменяется сама суть политического процесса. Одна удачно сказанная остроумная фраза может перевесить несколько глубоких взвешенных выступлений конкурентов. Это изменение сути политического процесса приводит к выдвижению на первый план таких качеств политика, как обаяние, фотогеничность, живость, сексуальность и, в конечном итоге, актерское мастерство. Качеств, способных привести к успеху, которого добились актер-политик Рональд Рейган и актер-политик Арнольд Шварценеггер. Организованные принципиально по-новому избиратели, представляющие теперь не столько партии, сколько телеаудиторию, на выборах голосуют за того, кто эффектнее смотрелся и был главным актером в политическом сериале, а также за того, кто сможет и в будущем доставлять им все новые и новые эстетические переживания, поддерживать аудиторию в напряжении и доводить зрителей до катарсиса.
Таким образом, в новостях-шоу, новостях-карнавале само существование политика определяется лишь тем, присутствует он или не присутствует в теленовос-
тях, а от его официального десятиминутного заявления в сюжете остаются лишь отобранные монтажером десять секунд - и зачастую в эти десять секунд попадают не самые взвешенные (следовательно - скучные), а самые нелепые (следовательно - интересные для публики) слова политика.
Способности телемедиа не ограничиваются одним лишь конструированием параллельной, политической действительности. Они подтверждают событие, показывая его в вечерних новостях, ставят штамп «реально» на самой реальности. Огромное количество политических событий становится таковыми исключительно потому, что их показало телевидение, и почти все они изначально конструируются с учетом необходимости попадания на телеэкран. В любом случае, не показанное по телемедиа событие фактически не существует. Классический пример работы данного принципа - пресс-конференции или другие мероприятия политиков с заранее приглашенной прессой. Традиционным показателем успеха такого рода мероприятий является количество репортажей о них в новостях. Встречаются примеры и другого рода: так, Дуглас Келлнер замечает, что бомбежка Ливии американскими ВВС в апреле 1986 г. была произведена именно в полночь по ливийскому времени не из-за военной необходимости, а с тем, чтобы сообщение о ней успело попасть в американские вечерние новости (7, с. 138)
Опытные политики прекрасно понимают, что, несмотря на свою власть, перед камерами они являются в некотором роде вторичными персонажами относительно самого процесса создания телемедийного образа и должны полностью подчиняться законам телемедиа, в прямом смысле этого слова работая на камеру. Так, когда Жак Ширак совершил телемедийную ошибку, поцеловав руку Лоры Буш, стоя вне зоны видимости объективов фотооператоров, то буквально через секунду после разочарованного возгласа репортеров он вышел из «мертвой зоны» и продублировал свой галантный поцелуй - теперь уже так, что все операторы смогли запечатлеть его. Появление политика в нужный момент в нужном месте (разумеется, перед телекамерами) также может многого стоить - достаточно вспомнить заявления оппозиционных политиков перед президентскими выборами 2000 г., из которых следовало, что появление кандидата в президенты РФ Владимира Путина на Кубке Кремля по теннису было скоординировано именно тогда, когда победа россиянина Евгения Кафельникова стала очевидной. Вовремя приехавший на турнир и.о. президента смог поздравить теннисиста перед телекамерами, транслировавшими происходящее в прямом эфире.
Очевидно, что в современной политической системе (как глобального мира в целом, так и России) телевидение становится своеобразным волшебным ключом, открывающим дорогу к сердцам избирателей и, в конечном итоге, к власти вообще. Более того, зачастую этот ключ обладает свойством работать только в одних руках, начисто теряя свои свойства в руках других. Рассматривая историю взаимоотношений телемедиа и власти в России 1999-2004 гг., нельзя не увидеть протекавший
все эти годы с разной скоростью, но неизменный по сути процесс структуризации телемедиа, их упорядочивания и подчинения центральной власти: попавший в начале 90-х годов сразу во множество частных рук ключ все больше и больше демонстрировал желание найти своего нового-старого владельца - теперь уже единственного.
Анализ истории взаимоотношений власти в лице администрации Кремля и телемедиа в лице частных и государственных телеканалов выявляет кардинальные перемены, произошедшие с самой сутью этих отношений на протяжении последних пяти лет. К началу президентства Владимира Путина телемедиа фактически представляли собой неконтролируемую Кремлем вольницу. Эта вольница была даже не внекремлевской, она была антикремлевской. Цели, преследуемые телемедиа, были не только и не столько экономическими (ни один российский телеканал середины 90-х, включая федеральные, не был экономически рентабельным проектом), сколько политическими. Не секрет, что поражение Москвы в первой чеченской кампании во многом было связано с тем, что все телеканалы, включая два государственных, заняли откровенно антивоенные позиции, полностью подорвав общественную поддержку военных действий. Сложилась ситуация, в которой телевидение, включая и государственные каналы, освещало события с точки зрения, прямо противоположной официальной позиции государственной администрации. Временная консолидация руководства ведущих телеканалов вокруг президента Ельцина на период выборов 1996 г. фактически ничего не значила в длительной перспективе: к концу 1999 г. - началу 2000 г. канал НТВ открыто, постоянно и нелицеприятно критиковал блок «Медведь», а также Владимира Путина - вначале и.о. президента, а затем и президента РФ.
Взаимоотношения центральной власти и телемедиа в начале первого президентства Путина не ограничивались, однако, одной лишь критикой Кремля оппозиционным частным каналом и слабым контролем Кремля над каналами государственными. На самом деле Путин и кремлевская администрация получили в наследство от президента Ельцина целый клубок проблем, так или иначе связанных со взаимоотношениями политического поля и телемедиа. Взглянув на проблему с точки зрения задачи удержания государства как целого и взаимоотношения центра с регионами, мы увидим, что телемедиа, которые наряду с транспортной системой и системой «властной вертикали» могли бы стать одним из важнейших механизмов, связывающих воедино регионы России, создающих общее информационное поле страны, фактически не могли выполнять эту функцию. Регионы, в которых усиливались автаркические тенденции, так или иначе старались выпасть из общего телемедийного пространства: причем если администрация Владивостока регулярно выключала ретрансляцию репортажей частного НТВ о замерзающем Приморье, то администрации Татарстана и Калмыкии, поддерживавшие тогда оппозиционный Путину и «Медведю» блок «Отечество - Вся Россия», неоднократно блокиро-
вали прокремлевские и антипримаковские выпуски программы Сергея Доренко на государственном канале ОРТ.
Таким образом, губернаторы де-факто вводили цензуру на государственные СМИ, не просто нарушая конституцию (это позволялось им и раньше), но нарушая конституцию в отношении центральных СМИ, т.е. рупора государственной власти. Очевидно, что российское телемедийное пространство было неоднородным, местные власти фактически могли произвольно выключать свои регионы из этого пространства. В такой ситуации даже контроль над содержанием телепередач далеко не всегда гарантировал донесение до населения (той же Калмыкии или Приморья) точки зрения федеральной власти. Это вынуждало государственные телеканалы доводить до максимума накал своих передач в надежде обеспечить нужное воздействие на население других регионов. С другой же стороны, такая нередко крайне агрессивная пропаганда федеральных каналов провоцировала местные власти на ответные, еще большие нарушения во время ведения предвыборных кампаний.
«Жесткие времена требуют жестких людей» - и период передачи власти от Бориса Ельцина к Владимиру Путину, вероятно, навсегда останется в истории отечественных телемедиа как период медийных войн с использованием «тяжелой артиллерии»: Сергея Доренко, Николая Сванидзе и Евгения Киселёва. Между тем стоит отметить, что именно в этот период была применена такая крайне жесткая форма информационного воздействия на избирателя, как новостной «выстрел дуплетом» по двум государственным телеканалам: ОРТ и РТР. Если прежняя сетка вещания предполагала трансляцию вечерних новостей РТР в 20 час., а новостей ОРТ в 21 час, то на период выборов новости на обоих каналах стали выходить синхронно, не оставляя зрителям большинства регионов России, принимающих лишь первые два канала, возможности переключиться на время «политинформации» на развлекательные передачи на соседнем канале. Так или иначе, успешно отработав во время выборов, эта сетка вещания была вновь изменена и приняла свой прежний вид.
Однако если первые два канала работали во время выборов абсолютно синхронно, то проблема частного федерального канала НТВ по-прежнему продолжала беспокоить кремлевскую администрацию. Канал входил в принадлежавший магнату Владимиру Гусинскому холдинг «Медиа-Мост» и фактически являлся политическим каналом влияния, наряду с газетой влияния «Сегодня». После парламентских выборов 1999 г. и президентских выборов 2000 г., победу на которых одержали соответственно движение «Медведь» и Владимир Путин , особенно очевидной стала критика НТВ президента Путина и проводимого им политического курса. В условиях выстраивания кремлевской администрацией единого российского телеме-диапространства наличие такого канала несомненно являлось серьезным фактором, осложняющим и без того сложную задачу. Второй важной причиной раздражения Кремля таким медиа, каковым являлось НТВ, было, несомненно, упорное
продолжение борьбы холдинга Гусинского с Кремлем и после президентских выборов - возможно, еще более ожесточенной, нежели до выборов. В условиях абсолютной победы (хотя бы в том смысле, в каком ее понимал Центризбирком) Путина на выборах и заявленной им цели - стабилизации России - безоглядное наступление НТВ и других СМИ «Медиа-Моста»» на Кремль не только вызывало понятное раздражение власти, но и побуждало ее к ответным ходам.
Фактически НТВ шло по пути провоцирования новой медиавойны: исследователь современных российских СМИ И.Засурский пишет о сформированности к концу 90-х годов «класса медиа-бюрократии, заинтересованного в продолжении внутривластных разборок, поскольку каждая война является источником сверхприбыли для главных редакторов и журналистов. Оружие медиа-магнатов начало работать в автоматическом режиме, блокируя возможности элиты по осуществлению управления обществом на уровне более-менее рациональной и долгосрочной политики» (8, с. 97). Помимо постоянной нестабильности в информационной сфере, такие войны в значительной степени привели к полнейшей дискредитации в глазах телезрителей самого понятия информационно-аналитических программ. Восприятие содержания телемедиа лишь в качестве «продолжения политики другими средствами» и выражения частных интересов различных властных групп приводило к вытеснению действительно оппозиционных отношений за пределы телемедиа и фактически могло свести на нет значимость для телеаудитории содержания передач любых, в том числе и государственных каналов, что в условиях попытки выстраивания единого медиапространства означало полный крах информационной политики государства. Уже поэтому реакция государства на медианаступление группы Гусинского была, с одной стороны, необходимой, с другой же - не могла принять форму ответного медиазалпа из останкинских студий.
Между тем положение группы «Медиа-Мост» было крайне уязвимым с любой точки зрения. На рубеже 1999-2000 гг. НТВ потеряло значительную часть своих ведущих специалистов. Объявив новости «своей профессией», НТВ между тем с катастрофической скоростью лишилось лучших специалистов новостного телевидения - лучших не только в масштабах НТВ, но и в масштабах России. В течение нескольких месяцев на РТР перешли Олег Добродеев, Евгений Ревенко и Аркадий Мамонтов, на ОРТ ушел менее известный Андрей Антонов. Оставшийся на НТВ Евгений Киселёв фактически делал все, чтобы уничтожить зрительский интерес к новостям НТВ: ставшие нормой «переборы» времени вещания программы «Итоги» на час и более, еженедельная ломка вечерней сетки передач НТВ, бесконечные графики и рейтинги политиков существенно подорвали популярность телеканала. Открыто продемонстрировав зрителям готовность идти до конца в очередной ме-диавойне, канал НТВ добился лишь потери интереса значительной части аудитории, уставшей от постоянных разоблачений власти и стремившейся к хотя бы относительному спокойствию, обещанному, к тому же, действующей властью. Таким
образом, телеканал потерял поддержку аудитории, оставшись при обычных для российских телемедиа финансовых проблемах.
Массовые задержки зарплаты рядовым сотрудникам дополняли картину кадровых проблем канала - так, к июню 2000 г., когда завершился разгром НТВ, рядовым корреспондентам и техническому персоналу зарплату выплачивали с опозданием на четыре-пять месяцев. Уязвимость отечественных федеральных телемедиа с финансовой точки зрения впервые была продемонстрирована в декабре 1998 г., когда задолжавший различным предприятиям в общей сложности 80 млн. долл. государственный телеканал ОРТ пережил арест своего имущества судебными приставами и был вынужден пойти на сокращение персонала. Между тем понятно, что финансовые проблемы лояльного государственного СМИ - это далеко не то же самое, что финансовые проблемы фрондирующего частного телеканала, тем более, что долги НТВ в 2000 г. существенно превышали долги ОРТ в 1998 г. Потеряв значительное количество своих лучших профессионалов, оставшись без поддержки большой части телеаудитории, столкнувшись с финансовыми проблемами и наступлением государства, НТВ не имело никаких шансов и перешло под государственный контроль фактически без сопротивления (при том, что некоторые «рецидивы» оппозиционности более или менее очевидно проявлялись на НТВ вплоть до трагических событий на Дубровке). В любом случае попытки руководства канала создать из гибнущего НТВ образ «последней цитадели свободы» были неудачными. Картинки митингов в защиту канала, вывешенные из окон Останкино флаги с символикой НТВ, прямые трансляции коридоров, заполненных сотрудниками, вероятно, должны были, по мнению руководства НТВ, создать в обществе образ тонущего, но не сдающегося «Варяга». На деле же постоянные репортажи журналистов о журналистах вызвали обратную реакцию, а несанкционированное выступление «переметнувшегося» Леонида Парфёнова в прямом эфире программы Дмитрия Диброва «Антропология» окончательно развеяло планировавшуюся героику: придя (а фактически, вломившись) в студию «Антропологии», где обсуждалось его «предательство», Парфёнов по сути обвинил руководство НТВ в спекуляции на судьбах сотрудников канала и отстаивании своих частных интересов под видом защиты свободы слова, поставив точку в процессе все большего и большего накала страстей вокруг канала.
Очевидно, что гибель «старого» НТВ как телемедиа теснейшим образом была связана с провоцированием медиавойны и проигрышем ее по всем фронтам. Последний медиапроект компании - «НТВ как цитадель свободы» - с треском провалился в эфире, погребя под собой надежды руководства канала на если не выигрыш войны, то хотя бы на сохранение статус-кво. Все дальнейшие события, происходившие вокруг журналистов разгромленного НТВ: их переход на контролировавшийся Борисом Березовским ТВ-6, закрытие ТВ-6, создание канала ТВС, закрытие канала ТВС и начало работы Евгения Киселёва главным редактором газеты «Мос-
ковские новости» (сложно представить себе большее унижение для бывшего первого лица федерального канала) - фактически вытекают из катастрофического провала этого последнего медиапроекта НТВ.
Таким образом, результатом последней медиавойны, спровоцированной НТВ, стало (само)уничтожение последнего частного федерального канала - и именно это событие можно назвать завершением первого этапа взаимоотношений власти и телемедиа периода президентства Путина 2000-2004 гг. Вкупе с победами над губернаторами в политической сфере это позволило центральной власти начать выстраивать однородное и цельное телемедиапространство на всей территории Российской Федерации. Перешедшие на РТР ведущие сотрудники НТВ Олег Добродеев, Евгений Ревенко и Аркадий Мамонтов стали создавать мощную новостную службу, что дало первые результаты уже во время трагедии с АПЛ «Курск». Именно регулярные прямые включения с борта «Петра Великого» корреспондента официального канала РТР Мамонтова стали для традиционно настороженно относящейся к официальным СМИ аудитории примером грамотной журналистской работы. Между тем и обновленное НТВ смогло создать высокопрофессиональные информационные передачи: «Намедни» с Леонидом Парфёновым, одним из немногих ведущих сотрудников старого НТВ, не поддержавших фронду, и «Свободу слова» с подчеркнуто аполитичным бывшим сотрудником «Радио Свобода» Сави-ком Шустером.
Пережившее период жестоких медиавойн российское телемедиапространство отчетливо демонстрировало стремление к стабилизации - фактически это не Путин выстраивал СМИ, а сами СМИ (точнее их сотрудники низового и среднего звеньев, мало что получавшие, зато много чем рисковавшие в период войны всех против всех) стремились к установлению четких и понятных правил игры в обмен на такие же четкие и понятные гарантии от внезапных потрясений. Это стремление как нельзя лучше совпадало с общественными настроениями - не случайно выделение частоты, отнятой у ТВ-6 (а затем и повторное выделение той же частоты, но отнятой уже у ТВС), каналу «Спорт» было встречено значительной частью зрителей с удовлетворением. Фигурное катание и биатлон оказались куда интереснее массовой аудитории, чем постоянная, успевшая набить оскомину критика путинской администрации. Таким образом, из информационных батарей реактивной артиллерии, безотказно бьющих по площадям, телемедиа превратились в средства куда более дозированного информационного воздействия. Показательно также, что именно к рубежу 2002-2003 гг. вопрос о том, есть ли в России общественное телевидение и насколько общественным телевидением (в европейском смысле этого слова, т.е. отражающим интересы всех слоев общества в равной мере, независимое как от государства, так и от финансово-промышленных группировок) является заявленное таковым ОРТ, отпал сам собой - «Общественное российское телевидение» сменило свое название на «Первый канал».
Уже только на основании факта явной стабилизации российского телеме-диапространства можно сказать, что, помимо очевидно проигравшей от установления государственного контроля над медиарынком команды «старого» НТВ, вторыми проигравшими в итоге стабилизации российского телемедиапространства стали «информационные киллеры» как профессиональный слой. По сути, после установления контроля над НТВ и перехода к периоду «мирного строительства» руководство всех федеральных каналов избавилось от ключевых фигур предыдущих медиавойн, сделав ставку на ведущих с куда меньшей «убойной силой». Превосходной иллюстрацией изменения масштабов «телекиллерства» может быть сравнение фигур Сергея Доренко и Михаила Леонтьева, а также формата их передач. Михаил Леонтьев, остающийся на сегодняшний момент самым мощным «телекиллером» Первого канала, проигрывает Сергею Доренко сравнение по всем параметрам. Его передача занимает гораздо меньший объем эфирного времени, его разоблачения далеко не так шокируют публику, он далеко не столь резок в своих высказываниях, да и значительную часть своих выступлений он производит «на чужой территории», в эфире параллельных каналов - например, в эфире «Свободы слова» на НТВ. Между тем оружие калибра Доренко явно перестало быть необходимым государственным каналам, да и «подобравшим» его перед парламентскими выборами коммунистам оно не очень помогло. В целом можно сделать вывод, что с развитием сложившейся ситуации яркость фигур ведущих на государственных каналах будет и дальше продолжать снижаться. Теоретически возврат к институту «телекиллеров» может произойти в случае новой политической дестабилизации, в которой такая яркость может быть снова востребована. Между тем более вероятным представляется вариант, при котором новые политические конфликты будут решаться (и уже решаются) внемедийными средствами (например, с помощью силовых ведомств в рамках весьма запутанного действующего законодательства), а телемедиа будут лишь скупо и достаточно нейтрально освещать их - с единственной точки зрения. При сохранении контроля власти над телемедиарынком государственный «телекиллер», являющийся, по сути, «симметричным ответом» частному «телекиллеру», становится нефункциональной единицей. Институт телекиллерства может быть восстановлен не в случае просто политической дестабилизации, а в случае перехода контроля над одним из телеканалов в руки враждебной существующей власти группировки.
Однако уменьшение накала политической борьбы в рамках телемедиа нельзя назвать единственной и тем более главной целью политики власти по отношению к телемедиа. Изменения, произошедшие с российскими телемедиа в первые три года президентства Путина стали куда более кардинальными. По сути, кремлевская администрация смогла добиться такого положения дел, при котором телемедиа не просто перестали быть субъектами политической борьбы, готовыми как выступить против Кремля, так и предложить Кремлю временный альянс, а претерпели значи-
тельные изменения даже в качестве площадок этой борьбы. Абсолютно наглядным это кардинальное изменение самой формы протекания политического процесса внутри российских телемедиа стало к началу кампании по выборам в Государственную думу в декабре 2003 г.
Знаковой чертой, водоразделом между старой и новой формами политического процесса в российских телемедиа стал отказ партии «Единая Россия» от участия в теледебатах. Фактически это означало создание двух параллельно идущих политических процессов внутри одних и тех же телемедиа. В первом процессе участвовали партия «Единая Россия» и президент Путин, высказывавшийся в ее поддержку, во втором - все остальные политики и партии. Первый процесс существовал внутри теленовостей (в основном, двух государственных каналов), показывавших деятельность министров-лидеров «Единой России» и выступления президента на съездах партии, второй - существовал в тех же самых новостях, рассказывавших о негодовании лидеров СПС из-за отказа «Единой России» от теледебатов, и, разумеется, в самих теледебатах, на тех же двух государственных каналах. Существовавшие на одних и тех же телеканалах абсолютно параллельно, порой в соседних телесюжетах, эти два политических процесса, как две параллельные прямые, так никогда и не пересеклись. Фактически это означало утверждение одного, настоящего, медийного политического процесса, в котором есть лишь один субъект - власть, а также процесса квазиполитического, со множеством то ли субъектов, то ли объектов, который был отдан на откуп всем остальным участникам парламентских выборов. Первый процесс создавался властью, и только власть принимала участие в его формировании. Второй процесс также создавался властью, но участниками его становились «все остальные» кандидаты. При всем этом лишь участие в первом процессе могло реально способствовать победе его участников на выборах.
При всем спорном характере создания такой предвыборной информационной системы нельзя не увидеть, что только так власти удалось сохранить и упрочить свой сакральный образ, создать у населения абсолютную уверенность в том, что именно «Единая Россия» завоюет абсолютное большинство в парламенте. Если проигрыш в битве начинается с отведенных глаз, то выигрыш последних парламентских выборов начался с уверенного самопозиционирования. По сути, отказ от дебатов стал абсолютно успешным медиарешением предвыборной гонки - абсолютным в том смысле, что он определил и ее ход, и ее исход. Это был отказ от появления на экране в заведомо невыигрышной и уязвимой позиции оправдывающихся (другие кандидаты не скрывали своего намерения задать лидерам «Единой России» неприятные вопросы), но это не был отказ от появления в телемедиа вообще. Как раз наоборот, лидеры «Единой России» то и дело мелькали на телеэкранах, фактически ежедневно появляясь в новостях - благо собранные под государственное крыло каналы успешно позволяли сделать это.
Обкатанная в ходе парламентских выборов 2003 г. эта же самая информационная модель успешно применялась и перед президентскими выборами 2004 г. Между тем, нельзя не отметить, что в ходе президентской кампании 2004 г. выявилась еще одна особенность во взаимоотношениях российских телемедиа и политического процесса. Доля присутствия того или иного кандидата в эфире оказалась практически никак не коррелирующейся с популярностью этого кандидата. Так, если в первую неделю гонки доля присутствия президента Путина в материалах, касающихся кандидатов в президенты, составляла 51,77%, Ирины Хакамады - 8,28, а Сергея Глазьева - 7,39%, то в то же самое время доля избирателей, готовых отдать свои голоса за Путина, Хакамаду и Глазьева, составляла соответственно 80%, 1% и 3%. Набравшие тогда же по опросам меньше одного процента голосов Сергей Миронов, Олег Малышкин, Виктор Геращенко и Иван Рыбкин так же присутствовали в телемедиа с рейтингами, колеблющимися от 4,7% до 6,5% (9, с. 27). Особо стоит отметить, что появление кандидатов Миронова, Малышкина и Геращенко в телемедиа не было связано ни с какими скандалами, в отличие от кандидата Ивана Рыбкина, который к третьей неделе занял второе место после Владимира Путина по частоте появления в телемедиа (13,42% против 48,75%), впрочем, начисто разрушив этим свой политический капитал (10, с. 30)
Итак, можно подвести следующие итоги развития российских телемедиа с 1999 по 2004 г. Во-первых, власть смогла установить свой полный контроль над всеми федеральными каналами. Фактически, частному бизнесу оставлены лишь развлекательные ниши, в которых он чувствует себя достаточно комфортно. Новости, как одна из самых затратных частей телемедиабизнеса либо вообще исключаются, либо существенно урезаются в частном секторе, приводя, с одной стороны, к резкому уменьшению возможностей конфликта с властью, с другой стороны, к существенной экономии средств при достаточно стабильном рейтинге: например, такой канал, как СТС, вообще не имеет своих выпусков новостей, что не мешает ему удерживать достаточно высокий зрительский рейтинг. Во-вторых, восстановлена однородность российского телемедиапространства - представить себе сегодня возможность отключения трансляции федеральных телемедиа в одном из регионов России просто невозможно. В-третьих, можно говорить о существенном усилении контроля власти над телемедиа - несомненно, телемедиа стали гораздо менее оппозиционными, чем четыре года назад. Более того, можно говорить даже не столько о властном вмешательстве в дела телемедиа, сколько о серьезных самоограничениях самих телемедиа в выборе освещаемых ими событий. Так, неудачный старт двух баллистических ракет подводного базирования в ходе учений Североморского флота не попал ни в один выпуск новостей ни первого, ни второго каналов. Между тем в данном случае вряд ли можно говорить о цензуре: сообщения о неудачных стартах прошли по всем, в том числе и государственным, информационным агентствам и обсуждались в печатных СМИ - так что скорее речь идет именно
о готовности к самоограничениям со стороны самих телемедиа. Разделение же внутри телемедиа политического содержания на собственно политическую и квазиполитическую части можно считать крупнейшей победой власти в области контроля за телемедиа. Попадание на экран теперь не означает попадания в политический процесс, - по крайней мере, во время предвыборных кампаний. Политический процесс стал планируемым, моносубъектным и изолированным, сохранив, тем не менее, свои телемедийные свойства: сиюминутность, глобальность, высокий эмоциональный заряд. Насколько управляемой в долгосрочной перспективе окажется такая его структура, не вызовет ли такое смешение сложно сочетаемых качеств внутренний конфликт в телемедиа - покажут следующие четыре года.
Список литературы
1. Castells M. The information age. Vol.1. The rise of the network society. - Malden-Oxford, 1996.
2. Postman N. Amusing ourselves to death: Public discourse in the age of show business. -N.Y., 1985.
3. McLuhan, M. Understanding Media: The Extensions of Man. - L.; N.Y., 1987.
4. Нетреба В. Французских министров сажают за стекло // Коммерсантъ. - 2003, 3 сент. - № 158. - С. 11.
5. Osang A. Die Macht der Oberarme // Der Spiegel, 6.10.2003. - № 41. - S. 124-128.
6. Шварценеггер почувствовал смирение // Коммерсантъ-Власть. - М., 2003. -24-30 ноября. - № 45. - С. 46.
7. Kellner, D. Television and the Crisis of Democracy. - Boulder, 1990.
8. Засурский И. Реконструкция России: Масс-медиа и политика в 90-е. - М., 2001.
9. Камышев Д. Избирательный участок // Эксперт. - М., 2004. - 26 янв. - 1 фев. -№ 3. - С. 26-27.
10. Камышев Д. Избирательный участок // Эксперт. - М., 2004. - 16 фев. - № 6. -С. 28-30.
