CC BY
32
экономические проблемы регионов
и отраслевых комплексов
ТЕХНОЛОГИЧЕСКАЯ ПЛАТФОРМА ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА РОССИИ: СЦЕНАРНЫЙ ВАРИАНТ ИНТЕГРАЦИИ СО СТРАНАМИ ВОСТОЧНОЙ АЗИИ
Е.В. Гудкова,
зав. сектором экономической и научно-технической политики Института экономических исследований Дальневосточного отделения РАН (г. Хабаровск),
кандидат экономических наук, доцент gudkova@ecrin.ru
В статье рассматривается сценарный вариант интеграции (технологическая платформа) Дальнего Востока России в форматах экономической и технологической интеграции со странами Восточной Азии. Показано, что органичное включение региона в такие форматы возможно за счет факторов нелинейной связности — упрощения процедур торговли, оптимизации логистики, специальных налоговых и административных режимов территорий опережающего развития.
Ключевые слова: пространственная экономика, государственная промышленная политика, государственные программы, региональная социально-экономическая политика, Дальний Восток России
УДК 330.35:332.012:332.135:332.122(571.6X045) ББК 65.59(2Рос)
Формат интеграции в рамках эволюции организационной структуры стран Азиатско-Тихоокеанского региона обеспечивает взаимосвязанность стремлением к общему процветанию, устойчивому и инклюзивному экономическому росту, обосновывает целостное, интегрированное пространство в физическом, институциональном и гуманитарном измерении [1]. План действий экономик АТЭС по усилению взаимосвязанности на 2015-2025 гг. обозначает форматы интеграции, стимулирует активизацию работы на этих направлениях, а также предлагает к реализации новые инициативы в сфере производства и внешнеэкономического обмена.
Правительство Российской Федерации уделяет особое внимание развитию потенциала Дальнего Востока России. Создаются территории опережающего социально-экономического развития с беспрецедентным для Российской Федерации набором налоговых и других льготных условий для бизнеса.
Исторически сложившиеся правила освоения Дальнего Востока России претерпевают ряд существенных изменений в направлении формирования условий благоприятного проживания и успешной предпринимательской деятельности в регионе. Стратегический приоритет развития Дальнего Востока России определен как «важнейший национальный приоритет социально-экономического подъема региона» [2]. Реализуется на основании Государственной программы Российской Федерации «Социально-экономическое развитие Дальнего Востока и Байкальского региона» (Государственная программа), Федерального закона «О территориях опережающего социально-экономического развития в Российской Федерации» (Закон о ТОСЭР).
Сценарный вариант интеграции (технологическая платформа) машиностроения Дальнего Востока России в форматы экономической и технологической интеграции со странами Восточной Азии формализует гипотеза: участие Российской Федерации в кооперационных процессах в Восточной Азии -не просто доля в торговом обороте и даже не сравнительные успехи в привлечении инвестиций, а органичное включение в производственные процессы [3]. В соответствии с гипотезой сценарный вариант обоснован решением следующих задач:
1. Оценка программного механизма стимулирования технологического взаимодействия;
2. Оценка рентабельности внутринациональных и трансграничных сегментов глобальных стоимостных цепочек (Global Value Chains (GVCs));
3. Формализация сценарного варианта интеграции (технологическая платформа) Дальнего Востока России в Восточной Азии.
Интеграция — объективный процесс развития устойчивых экономических связей и разделения труда национальных хозяйств, которые близки по уровню экономического развития [4]. Исследование формата (формы) — исследование способа построения, проведения чего-либо. Исследование формата интеграции — это исследование параметров взаимодействия экономического агента в пространстве и динамике экономического и технического сотрудничества в соответствии с Планом действий экономик АТЭС по усилению взаимосвязанности на 2015-2025 гг. (ЭКОТЕК).
Географический охват GVCs отражает глобальный уровень комплекса взаимодействующих пространственных структур Европы, Североатлантической зоны свободной торговли и «Factory Asia» (страны Восточной и Юго-Восточной Азии) в соответствии с концепцией вложенных пространств. Формат интеграции усовершенствуется и около 50% [5] мировых взаимодействий обеспечивается экономическим и техническим сотрудничеством на основании GVCs. Вызов формата интеграции Восточной Азии выделен на основании платформ и механизмов мировых центров. Обеспечение механизмов выхода на международные проекты установлено на основании проектных предложений Российской Федерации.
Улучшение понимания задач, связанных с ростом добавленной стоимости продукции, содействие их решению, превратилось в решающий фактор эффективности интеграции на глобальном уровне. Формат интеграции, охватывая внешнеэкономический обмен и сферу производства, формируется на основе GVCs, которые стали важнейшей составляющей мировой экономики. Рост добавленной стоимости продукции в ходе ее трансграничного перемещения [6], как принятое обоснование
© ПСЭ, 2017
157
глобальных стоимостных цепочек, позволяет выделить целевые параметры интеграции в сфере производства. В соответствии с результатами исследований [7,8,5], связанность отдельных дифференцированных частей и функций системы в одно целое, как основное значение интеграции, приобретает черты связности в соответствии с методологией нелинейного сетевого взаимодействия. Концепция связности, предложенная центром APEC Policy Support Unit (APEC PSU), обосновывает институциональные условия взаимодействий экономического агента, базируется на обеспечении учета связности, риска и устойчивости глобальных стоимостных цепочек как нелинейного комплекса. Существующие схемы, предложенные к рассмотрению в докладах APEC PSU, переориентируют подход к связи «point-to-point». В соответствии с методологией APEC PSU, формат интеграции ЭКОТЕК обозначен не только параметрами линейного взаимодействия сети, но и учитывает эффект групп факторов нелинейной связности — упрощение процедур торговли, логистика, исполнение контрактов. Формат интеграции базируется на связности, обеспеченной глубиной, широтой экономической интеграции международных потоков товаров и услуг, капитала, информации и экономических агентов.
Экономическое и техническое сотрудничество Дальнего Востока России на национальном, глобальном уровне, в соответствии с форматом интеграции стран Восточной Азии, обосновывается на основании предмета, объекта пространственной экономики в методологии «подхода к системному представлению общества как комплекса взаимодействующих пространственных структур на микро-, макро- и глобальных уровнях» [9] концепции вложенных пространств. Формат интеграции определен циклическим периодом смены концепций Федеральных программ [10], «концептуальным циклом». «Концептуальный цикл» отражает объективные пульсирующие чередования параметрической пары «цели — ресурсы». Действующая концепция транснационального ресурсного транзита, основная идея которой — развитие магистральной транспортной и энергетической инфраструктуры для национального сырьевого экспорта, выделена в соответствии с классификацией концептуальной модели политико-экономической системы Дальнего Востока России. В качестве критерия классификации используется соотношение «цель — ресурсное обеспечение», обозначившее смену концепции освоения и развития Дальнего Востока каждые 10-20 лет. Формат интеграции «концептуального цикла» Федеральных программ* действующей концепции транснационального ресурсного транзита формулируется как государственно-частное партнерство, развитие трудовых ресурсов, распространение технологий, коммерциализация продуктов творческого труда.
Технологический формат интеграции обоснован на основании результата теоретических и экспертно-аналитических мировых и национальных исследований [3-20, 39-53] пространственной экономики, теории национальной инновационной системы, теории территориального распределения инноваций, концепции связности, концепции вложенных пространств, концепции экономического роста.
Восточная Азия определена с позиции государств — участников процесса глобализации. Это: Китайская Народная Республика, Тайвань, Япония, Республика Корея, Монголия. Территориально Дальний Восток России обозначен в границах Дальневосточного федерального округа.
* «Государственная долговременная программа развития производительных сил Дальневосточного экономического района, Бурятской АССР и Читинской области на период до 2000г.» (1987 г.); «Федеральная целевая программа экономического и социального развития Дальнего Востока и Забайкалья на 1996-2005 гг.» (1996 г.); «Социально-экономическое развитие Дальнего Востока и Байкальского региона»» (утв. распоряжением Правительства РФ от 29 марта 2013 г. № 466-р.); «Социально-экономическое развитие Дальнего Востока и Байкальского региона» (утв. постановлением Правительства РФ от 15 апреля 2014 г. № 308); Федеральный закон от 29.12.2014 г. № 473-Ф3 «О территориях опережающего социально-экономического развития в Российской Федерации». URL: http://www.kremlin.ru; http://government.ru.
Информационно-статистическая база исследования основывается на данных Федеральной службы государственной статистики РФ, Министерства экономического развития РФ, Федеральной таможенной службы РФ, данных международных организаций: Organisation for Economic Coopération and Development, (OECD), World Intellectual Property Organization (WIPO), результатов оценки финансово-экономического положения предприятий отраслевого комплекса Дальнего Востока России, на основании методики Japan Association for Trade with Russia & NIS (ROTOBO), Slavic Research Center (SRC), Института экономических исследований ДВО РАН.
1. оценка программного механизма стимулирования технологического взаимодействия. Технологическую связанность Дальнего Востока России региональной социально-экономической политики Российской Федерации формализует концепция вложенных пространств. Обосновывается ли рост производительности программным механизмом стимулирования технологического взаимодействия?
Рост производительности, как ожидается, в течение следующих 50 лет, обеспечивается инвестициями в инновации и знание (knowledgebased capital). Разрыв между крупными мировыми игроками и другими фирмами определяет ряд структурных препятствий. Обеспечен ли производственно-технологический аспект потенциала экономического роста программным механизмом планирования в соответствии с поворотом к когнитивной экономике: «Производительность не все, но в долгосрочной перспективе это почти все. Производительность — это «работа умнее», вместо «работа сложнее»». Производительность отражает способность производить больше продукции путем лучшего сочетания вводимых ресурсов, из-за новых идей, технологических инноваций и бизнес-модели (П. Кругман) [11].
Промышленная политика представляет собой конкретизацию структурной политики с учетом специфики промышленности [12]. Системный анализ основных теоретических и экспертно-аналитических исследований [13] промышленной политики формирует механизм стимулирования технологического взаимодействия и выделяет ключевые факторы, аномалии долгосрочного экономического роста национальных траекторий экономического развития.
Ключевые факторы долгосрочного экономического роста траектории национального развития формализует: 1. норма накопления; 2. уровень образования (качество рабочей силы, «человеческий капитал» — своеобразный «третий фактор производства», с которым часто связывается остаток Солоу; 3. мера открытости экономики, уровень демократизации и размер государственных расходов.
Большинство национальных траекторий экономического развития укладывается в схему индустриального экономического роста, однако есть и аномалии:
• развитые страны с рыночной экономикой, но аномально высокой долей государственных доходов и расходов в ВВП (Шведская модель);
• страны с необычно низкой для соответствующего уровня развития государственной нагрузкой на экономику, завышенной долей частных сбережений и инвестиций в ВВП («тигры Юго-Восточной Азии»);
• страны с закрытой экономикой, аномально низкой долей экспорта в ВВП, в том числе экспорта обрабатывающих отраслей (страны импортозамещающей индустриализации);
• страны с нерыночной экономикой, аномально высокой долей государственных доходов и расходов в ВВП, высокой долей государственных сбережений и инвестиций в ВВП, высокими показателями ресурсоемкости ВВП (социалистические страны) [14].
Единственным гарантом институциональных и организационных модернизаций для осуществления промышленной политики и определения «дорожной карты» может быть государство, которое должно не столько «управлять хозяйством», сколько формировать эффективные институты, определять институциональные приоритеты промышленной политики как целенаправленной деятельности государства и экономических агентов по достижению стратегических целей в области эко-
номики и технологии [15]. Основные стратегии, направленные на стимулирование производительности формализует существенное увеличение роли институтов:
a) поддерживать инновации на уровне глобальных игроков и способствовать распространению новых технологий;
b) создавать благоприятную рыночную среду для процветания фирм;
c) улучшать распределение ресурсов между игроками рынка [11].
Новые возможности определяются трансформацией социально-экономической модели развития («автаркия» или «открытый рынок»). Исследование на основании концепции вложенных пространств, концепции связности, концепции экономического роста позволяет выделить следующее обозначение технологического обмена как фактора интеграции. Прежде всего, необычное звучание получает привычная антиномия центра и периферии. Вовлечение в глобальную экономическую систему имеет двоякий эффект: оно может, как накладывать на государства периферии ограничения в плане экономического роста, так и создавать возможности для перемещения в так называемый «центр» миропорядка. Все зависит от внешнеполитического поведения государства (выбора в сторону «автаркии» или «открытого рынка») и наличия внутриполитических материальных и идеологических ресурсов, которые могут быть мобилизованы за короткий период времени [16].
Активная, целенаправленная государственная структурная политика рассматривается как элемент стратегии преобразований экономики России в программах Правительства, основных программных документах и докладах по экономическим преобразованиям (Программа) [17] переходного периода национальной траектории экономического развития.
Ресурсно-целевое регулирование трансформируется в регулирование с учетом фактора спроса. Осуществление структурной политики связывается с усилением государственного регулирования цен, определением границ, способов и условий применения «рыночных» и «административных» методов регулирования материальных и финансовых ресурсов, принятием мер по восстановлению инвестиционного спроса (в том числе за счет расширения бюджетного финансирования капитальных вложений и инвестиционного кредита), регулированием экспортно-импортной деятельности, проведением политики «рационального протекционизма» в отношении обрабатывающей промышленности. Анализ основных положений Программ показал, что приоритеты осуществления структурной, промышленной политики совершенно разнородны. Они относятся частично к ключевым секторам, а частично к общим социально-экономическим целям. Ни один из этих приоритетов не имеет реальной государственной поддержки, не обеспечен концентрацией ресурсов, реальной законодательной базой. Поддержка промышленности осуществлялась в форме льготного кредитования, а также в виде попыток ликвидировать кризис неплатежей путем взаимозачета долгов. Как известно это привело к усилению инфляции.
В связи с этим аномалию национальной траектории экономического развития формализует механизм частно-государственного партнерства на основе определения, как порядка и направления взаимодействия в перспективных сферах исследований и разработки технологий, так и совместной оценкой качества созданных институтов стимулирования инновационного развития и элементов инновационной инфраструктуры.** Тем не менее, возможности кооперации государства и бизнеса в поиске и реализации взаимовыгодных вариантов развития национальной экономики определены достаточно условно.
Обосновывается ли рост производительности программным механизмом стимулирования технологического взаимо-
** Стратегия развития науки и инноваций в Российской Федерации на период до 2015 года; Концепция долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года; Основные параметры прогноза социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020—2030 годов. Стратегия инновационного развития Российской Федерации на период до 2020 года «Инновационная Россия — 2020».
действия? Трансформацию социально-экономической модели формализует «спонтанная» промышленная политика стимулирования роста производительности труда [18-20]. Рост производительности программного механизма стимулирования технологического взаимодействия формализует промышленная политика смешанного — «вертикального» и «горизонтального» типа национальной траектории экономического развития. Фиксация факта «интернационализации государственного режима» обозначена целевым параметром интеграции Дальнего Востока России на основании Государственной программы, Закона о ТОСЭР. Сценарный вариант технологического взаимодействия Дальнего Востока России обозначен на основании законодательно легализованного Правительством Российской Федерации [21] инструмента Федеральных целевых программ (ФЦП). ФЦП фактически осуществляются как универсальный способ решения частных, региональных (программы развития отдельных субъектов Федерации, регионов), отраслевых проблем (программы развития отраслей). Государственную программу, Закон о ТОСЭР формирует новый подход к стратегическому планированию, который ориентирован на комплексное социально-экономическое развитие территории [22]. В основе партнерства с государствами Азиатско-Тихоокеанского региона — модель «территория опережающего развития», которая была создана специально для Дальнего Востока России [23]. Стратегия стимулирования производительности программного механизма [24] формализует опережающее развитие отраслей и подотраслей, продукция и услуги которых пользуются спросом на мировом рынке [20].
2. оценка рентабельности внутринациональных и трансграничных сегментов GVCs. Формат интеграции Дальнего Востока России формализует военно-стратегический интерес преимущественного развития тяжелой, в том числе военной промышленности, инфраструктуры, в первую очередь путей сообщения, энергетики. «Экономическая концепция формулировалась как создание автономного индустриального комплекса, способного поддерживать передовой уровень военно-экономического потенциала» [25, 26].
Экономическое и техническое взаимодействие, как на национальном, так и международном уровне, обеспечено отраслевым комплексом ОПК (авиастроение, судостроение, судоремонт), а также необоронных отраслевых комплексов (машиностроение и металлообработка; черная металлургия; химическая и нефтехимическая промышленность; пищевая промышленность; легкая промышленность и пр.). В начале 90-х гг. прошлого столетия, в пределах 40% [27] выпуска продукции необоронных отраслевых комплексов Дальнего Востока России определяет продукция двойного назначения. Обусловленность развития потребностями ОПК явилась основным толчком рецессии необоронного отраслевого комплекса Дальнего Востока России в реформенный и пореформенный период. За исключением рыбной промышленности, обеспечивающей национальный и внешний спрос в рыночных условиях, влияние других отраслей на промышленное производство снизилось более чем в 2 раза [28], при снижении значения ОПК.
Результат реформирования ОПК [26] обозначен индексами отраслевого комплекса «необоронное машиностроение и металлообработка» Хабаровского края (2001 г. к 1990 г. (начало конверсии); (сопоставимые цены)):
1) индекс объема производства — 7,0%;
2) индекс численности промышленно-производственного персонала — 33,0%.
Производственная база и инфраструктура индустриализации Дальнего Востока России доминируют в условиях глобальных стоимостных цепочек, в части экономического и технического сотрудничества. Второе десятилетие 2000-х гг. в обрабатывающей промышленности Дальнего Востока России характеризует отрицательный эффект прерывания восстановительного периода, выполнения программ модернизации отраслевого комплекса обрабатывающей промышленности.
Преодоление совокупного отрицательного эффекта определяют институциональные условия экономического и технического взаимодействия отраслевого комплекса обрабатывающей
промышленности Дальнего Востока России, как на национальном, так и глобальном уровне. Привлекательность Дальнего Востока для крупного капитала, способного инвестировать в масштабные проекты, финансово обеспечивать венчурные фонды, как связующего звена цепочки «технологии — производство», избирательна и ограничена. Значение Дальнего Востока для крупных компаний составляет менее 2% в структуре основных финансово-экономических результатов деятельности российских корпораций [29]. Основные капиталы вкладываются в природно-ресурсный сектор, связь, морские порты. Это закономерно. В качестве «точек роста» Дальнего Востока традиционно выделяют энергетику, транспорт и добычу полезных ископаемых. По результатам опроса национальных и иностранных компаний Дальнего Востока России [30], у иностранных компаний довольно высокие ожидания по отношению к политике Российской Федерации на Дальнем Востоке, с точки зрения развития бизнеса. Большинство предприятий, как отечественных, так и зарубежных, в качестве перспективных отраслей развития на Дальнем Востоке видят добычу полезных ископаемых, строительство и, отчасти, обрабатывающую промышленность (судостроение, автомобильная промышленность). По оценке японских предпринимателей в 2015 г., факторы препятствия формируют отрицательный индекс формата интеграции в Российской Федерации. Факторы препятствия включают [31]:
• широко распространенную систему коррупции и взяточничества;
• неточно, трудно интерпретируемые, часто изменяемые законодательные акты;
• непрозрачную и сложную процедуру экспортно-импортных операций;
• сложную процедуру по НДС и по возмещению импортной пошлины, отличие от международного стандарта финансовой отчетности, сложную процедуру внесения страховки, частые изменения системы бухгалтерского отчета;
• частые изменения, неясность процедур, длительность времени выдачи виз, лицензий на работу представителей компаний;
• растущие процентные ставки, нестабильность курса обмена, сложность системы расчета в иностранных банках (в связи с санкциями);
• политику Российского правительства в предоставлении льгот, прежде всего, отечественным предпринимателям (им-портозамещение).
Рентабельность внутринациональных и трансграничных сегментов GVCs формируется эффективной институциональной средой экономического и технического сотрудничества. В данном контексте, формат интеграции Дальнего Востока России «поддерживается» формальными связями распространения технологий и коммерциализации продуктов творческого труда в соответствии с ЭКОТЕК. Низкая рентабельность механизма обосновывает «ускользающее» значение патентных разработок национальной экономики в мировом потенциале. Влияние российских инновационных разработок на международный процесс с 1991 по 2010 гг., достаточно стабильно находится на уровне 1,5%, что уступает влиянию дореволюционной России с 1894 по 1913 гг. [32]. В данный период доля России в мировом количестве патентов, находилась на уровне 2%. Наибольшее мировое влияние отечественные разработки оказывали с середины 50-х до начала 80-х гг. прошлого столетия, достигая 11% соответственно. К началу 20-х годов XXI в., удельный вес России в патентах Европейского патентного офиса в ядерной энергетике — 3% (против 27,2% и 27,7% США и Японии соответственно). Значение российских патентов в биотехнологиях, нанотехнологиях, информационно-коммуникационных технологиях составляет менее 1% [33]. При этом, более 80% внутренних затрат на НИОКР осуществляется в европейской части России, что характерно практически для всех индикаторов пространственного развития технического обеспечения формата интеграции. Территориально масштабный Дальневосточный федеральный округ определен уровнем менее 10% в индексах инновационной экономики Российской Федерации. В рамках пятого технологического уклада (био- и нанотехнологиях) на
Дальнем Востоке действуют около 2% предприятий наноин-дустрии РФ [34], расположенные преимущественно в южной зоне региона и на ведущих добывающих предприятиях Республики Саха (Якутия).
Комплексные меры Правительства Российской Федерации позволили к 2015 г. скорректировать влияние, как патентных разработок, так и внедрения инновационно-технологических разработок в системном определении концепции индустриальных преобразований. Включенность отечественного бизнеса и некоммерческих организаций в поддержку инноваций наиболее велика в Китае, Российской Федерации и Турции [35].
Институциональная система стимулов экономического и технического сотрудничества государственно-частного партнерства в Плане действий экономик АТЭС на 2015-2025 гг., обосновывает особенность ценообразования. Формат интеграции Федеральных программ обозначен целевым параметром снижения барьера входа на рынок. Это касается институциональных условий в части тарифного регулирования рынка, прежде всего, рынка естественных монополий. В Федеральных программах обосновывается право региона на льготные тарифные ставки ресурсного обеспечения экономического и технического взаимодействия глобального, национального уровня на основе субсидий из государственного бюджета. Преодолению отраслевым комплексом Дальнего Востока России барьера экономического и технического сотрудничества содействуют субсидии транспортного тарифа, заработной платы, затрат на тепловую и электрическую энергию на основе внутринациональных и трансграничных сегментов GVCs,
Институциональная система стимулов экономического и технического сотрудничества обосновывает уровень географической концентрации отраслевого комплекса обрабатывающей промышленности. Так, в структуре потребления энергетических ресурсов обрабатывающая промышленность Дальнего Востока России менее значима, чем в Российской Федерации в целом (в электропотреблении — 8% против 33% в структуре энергопотребления России) [36, 37], при значительном опережении энергетических потерь в регионе. В структуре валового регионального продукта по видам экономической деятельности Дальневосточного федерального округа, на обрабатывающую промышленность приходится около 6% добавленной стоимости региона (19% в среднем по РФ), обозначенной экономическим и техническим сотрудничеством внутринациональных и трансграничных сегментов GVCs Федеральных программ. Перспективным направлением технологического обмена в Хабаровском крае определен инновационный территориальный кластер авиастроения и судостроения (ИТКАС ХК). В целях интеграции Дальнего Востока Российской Федерации на рынки стран Восточной Азии предполагается формирование центра реинжиниринга и инновационного развития машиностроения и секторов по выпуску сложной высокотехнологичной продукции. Формирование валовой добавленной стоимости обрабатывающей промышленности Хабаровского края позволяет с осторожностью определить участие в технологических цепочках. Удельный вес в валовой добавленной стоимости региона снизился на 5 п.п. в 2014 г. по отношению к 2008 г. и составил 7,6%.
Рентабельность внутринациональных и трансграничных сегментов GVCs определяется эффективной институциональной средой экономического и технического сотрудничества, которая на Дальнем Востоке России характеризуется неэффективным распространением технологий и коммерциализацией продуктов творческого труда в соответствии с ЭКОТЕК. Рентабельность внутринациональных и трансграничных сегментов GVCs формализует метод ценообразования и характеризуется субсидированием транспортного тарифа, заработной платы, затрат на тепловую и электрическую энергию [18, 19, 26].
3. Формализация сценарного варианта интеграции (технологическая платформа) дальнего востока россии в основные технологические зоны.
Технологическая платформа — коммуникационный инструмент Стратегии инновационного развития Российской Федерации на период до 2020 г. Она объединяет усилия государства, бизнеса, науки. Технологическая платформа Дальнего Вос-
тока России формулируется Государственной программой, Законом о ТОСЭР. Коммуникационный инструмент Дальнего Востока России обеспечивается беспрецедентным для Российской Федерации набором налоговых и других льготных условий для бизнеса.
Технологическая платформа выхода на Дальний Восток России [38] обозначена дорожной картой Министерства стратегии и финансов Республики Корея (Ministry of Strategy and Finance
— MOSF) — «Краткое содержание Дорожной карты Евразийской инициативы». Форматируется в проекте Министерства экономики, торговли и промышленности Японии (Minister of Economy, Trade and Industry — METI), Исследовательского института Но-мура (Nomura Research Institute — NRI) от 27 февраля 2015 года
— «Россия: проект по оказанию помощи в рамках Японско-российской работы по стимулированию инвестиций». Коммуникационный инструмент экономик АТЭС обеспечивается ЭКОТЕК.
Догоняющее развитие реализуется за счет непрерывного потока крупномасштабных проектов, обеспечивающих экономический рост и постоянное совершенствование технологий. Каждый такой проект должен не только увеличивать ВВП, но и создавать условия для дальнейшего движения. В условиях слабо развитой институциональной среды рынок сам по себе не справляется с задачей генерации крупных эффективных проектов. Связано это, прежде всего, с высокой неопределенностью, порождаемой как сильной вариативностью рыночной обстановки — колебаниями цен и валютных курсов, условий кредитования, нестабильностью спроса, так и непредсказуемым поведением государства и партнеров [39]. «Вертикальная промышленная политика», ориентированная на конкретные (приоритетные) сектора и отраслевые комплексы и «горизонтальная промышленная политика» — создание новых институциональных форм решения проблемы [40] слабо развитой институциональной среды, формализуется государством, которое обосновывает институциональные приоритеты достижения стратегических целей в области экономики и технологии.
Информационная эпоха может вести не к диффузии экономики, а к ее сжатию в узлы, причем за счет той самой творческой инновационной деятельности, что породила саму эпоху. Если эти узлы наследуют старое, то вместо сверхмобильности и широких сдвигов растут неравенство и концентрация. Так, отмечающаяся долговременная стабильность географии инноваций в Европе — признак кумулятивного развития, следующего по знакомой колее (pathdependent). Трактовки и модели двух видов сжатия социального пространства обосновывают трансформацию социально-экономического пространства: рост его проницаемости, связности, доступности; сокращение обжитых, освоенных, экономически активных земель [41]. Дальний Восток России обеспечивается возрождением государственного регулирования в форме управления структурой территориального хозяйства в рамках теории «полюсов роста». Асимметрия территориальной структуры хозяйства (ТСХ) — термин И.М.
Маергойза [42] (в его трудах с 1950-х гг.), ставший ключевым в 60-70-х гг. прошлого века. Он обосновывает участие Российской Федерации в кооперационных процессах в Восточной Азии долей в торговом обороте, привлечением инвестиций государственно-частного партнерства.
Амбициозное решение России «перебалансировать» стратегическую ориентацию в сторону Азии проходит сравнительно незаметно, но имеет потенциал для создания значительных региональных эффектов [43].
Фиксацию факта «интернационализации государственного режима» утверждает Государственная программа Российской Федерации «Социально-экономическое развитие Дальнего Востока и Байкальского региона», общенациональной пространственной стратегии, как простой суммы стратегий субъектов РФ [44]. Тяготение российских концепций интеграции к идее объединения в рамках единой системы является естественным отражением реально наблюдавшегося в течение ряда десятилетий в ХХ веке процесса объединения экономических агентов СССР в едином воспроизводственном процессе (так называемом едином народнохозяйственном комплексе). Международная экономическая интеграция — объективный процесс развития устойчивых экономических связей и разделения труда национальных хозяйств, которые близки по уровню экономического развития [45].
Когнитивные технологии прогнозирования, планирования и проектирования центра связанности формализует концепция когнитивного центра. Территориально-организационная структура [46] характеризуется наличием в ней множества центров принятия решений (на уровне фирмы) и отсутствием единого верховного координатора—управляющего органа высшего уровня. Каждый из этих центров принятия решений исходит из представления о собственном оптимуме, но сумма этих оптимумов не составляет оптимума всей системы в целом. Следовательно, с точки зрения управления, они относятся к классу мультимо-дальных гетерогенных систем, в которых элементы и субсистемы управляют системой в большей мере, чем она ими.
Таким образом, сценарный вариант технологического взаимодействия Дальнего Востока России обозначен на основании законодательно легализованного Правительством Российской Федерации [47] инструмента Федеральных целевых программ, который относится к классу унимодальных гомогенных систем, где поведение элементов и субсистем определяется поведением всей системы. Поэтому в качестве цели функционирования и развития осуществляется примат глобального (народнохозяйственного) оптимума, в отличие от примата локального оптимума. Закон о ТОСЭР формирует подход к стратегическому планированию, который ориентирован на комплексное социально-экономическое развитие территории [48]. В основе партнерства с государствами Азиатско-Тихоокеанского региона — модель «территория опережающего развития», которая была создана специально для Дальнего Востока России [49].
литература
1. APEC Connectivity Blueprint for 2015-2025 // URL: http://www.apec.org/Meeting-Papers/Leaders-Declarations/2014/2014_ aelm/2014_aelm_annexd .aspx
2. Послание Президента РФ Путина В.В. Федеральному Собранию 3 декабря 2015 года // URL: http://www.kremlin.ru/events/ president/transcripts/messages
3. Минакир П.А., Гудкова Е.В. Концепция возможности включения ДВФО как органической части России в восточноазиатс-кую интеграционную группировку // Проблемы и перспективы технологического обновления российской экономики / Отв. ред. В.В. Ивантер, Н.И. Комков. — М.: МАКС Пресс, 2007. — С. 582-598.
4. Экономическая интеграция: пространственный аспект / Общ. ред. П.А. Минакир. Рос. акад. наук, Дальневосточное отд-ние. Ин-т экон. исследований. — М.: ЗАО «Изд-во «Экономика», 2004. — 352 с.
5. OECD (2015), «Science and innovation today», in OECD Science, Technology and Industry Scoreboard 2015: Innovation for growth and society, OECD Publishing, Paris.DOl: http://dx.doi.org/10.1787/sti_scoreboard-2015-6-en
6. APEC Strategic Blueprint for Promoting Global Value Chains Development and Cooperation // URL: http://www.apec.org/Meeting-Papers/Leaders-Declarations/2014/2014_aelm/2014_aelm_annexb.aspx)
7. Evaluation of Value Chain Connectedness in the APEC Region // Reports APEC Policy Support Unit. October 2014. URL: http:// publications.apec.org/publication-detail.php?pub_id=1566
8. Ghemawat, P., Altman S. The DHL Global Connectedness Index. URL: http://www.dhl.com/en/about_us/logistics_insights/studies_ research/global_connectedness_index/global_connectedness_index_2012.html#.Uyiog_k7v00
9. Минакир П.А., Демьяненко А.Н. Общественное развитие: междисциплинарные взаимодействия пространственных проекций // Пространственная экономика. — 2011. — № 4. — С. 124-134.
1 6 1
10. Минакир П.А. О концепции долгосрочного развития экономики макрорегиона: Дальний Восток // Пространственная экономика. Пространственная экономика. — 2012. — №1. — С.7-28.
11. OECD (2015), «Editorial», in The Future of Productivity, OECD Publishing, Paris. DOI: http://dx.doi.org/10.1787/9789264248533-2-en
12. Программа углубления экономических реформ. — М., 1992. — С. 171.
13. Макмиллан Ч. Японская промышленная система. — М., 1988. — С. 165-168; Завьялов П. Промышленная политика государства как средство активного воздействия на конкурентоспособность // Маркетинг. — 1996. — №4. — С.23-29; Кузин Д. Промышленная политика развитых стран: цели, инструменты, задачи // Вопросы экономики. — 1993. — №9. — С.136-138; Полтерович
B. Стратегии модернизации, институты и коалиции // Вопросы экономики. — 2008. — №4. — С. 4-24; Иванова Н. Инновационная политика: теория и практика [Текст] / Н. Иванова // Мировая экономика и международные отношения. — 2016. — № 1, т. 60. —
C. 5-16; Кузнецов Б.В., Симачев Ю.В. Эволюция государственной промышленной политики в России // Журнал Новой Экономической Ассоциации. — 2014. — № 2 (22) . — С.152-178; Минакир П.А. Промышленная политика // Журнал Новой Экономической Ассоциации. — 2014. — № 2 (22) . — С. 180-185; Байков А.А. Новые лики интеграции /А.Байков, А.Ермолаев // Международные процессы. — 2015. — № 1(40). — Том 13. — Январь — март. — С. 111-117.
14. Ореховский П.А., Дьяченко А.П., Сухинин И.В. Оценка влияния экзогенных и эндогенных факторов на механизм циклов Кондратьева. — URL: http://ss.xsp.ru/st/020/index_5.php
15. Минакир П.А. Промышленная политика // Журнал Новой Экономической Ассоциации. — 2014. — № 2 (22). — С. 180-185.
16. Байков А.А. Новые лики интеграции / А.Байков, А.Ермолаев // Международные процессы. — 2015. — № 1(40). — Том 13. — Январь-март. — С. 111-117.
17. «Переход к рынку. Концепция и программа» 1990 г.; «Программа углубления экономических реформ» (1992 г.); Совместный доклад Отделения экономики Российской академии наук и Международного фонда экономических и социальных реформ о стратегии социально-экономического обновления России (1992 г.); «Основные направления экономической политики государства» (1993 г.); «Развитие реформ и стабилизация экономики» (1993 г.); «Реформы и развитие российской экономики в 1995-1997 гг.» (1995 г.)
18. Гудкова Е.В. Технологический обмен как фактор интеграции Дальнего Востока России (на примере Хабаровского края) // Проблемы современной экономики. — 2016. — №3 (59). — С. 144-148.
19. Гудкова Е.В. Формат интеграции Дальнего Востока России со странами Восточной Азии // Проблемы современной экономики. — 2016. — №2 (58). — С.154-159.
20. Гудкова Е.В. Технологическая связанность Дальнего Востока России в контексте пространственного развития // Проблемы современной экономики. — 2016. — № 4 (60). — С.146-150.
21. Кузнецов Б.В., Симачев Ю.В. Эволюция государственной промышленной политики в России // Журнал Новой Экономической Ассоциации. — 2014. — № 2 (22). — С.152-178.
22. Петровский В.Е. Стратегическое планирование российско-китайских отношений в сфере приграничного и межрегионального сотрудничества. Российский совет по международным делам. Аналитическая записка. 2016. Сентябрь. № 7. — URL: http://russiancouncil.ru/common/upload/pb7ru.pdf
23. Деловой саммит форума «Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество» 18 ноября 2015 Манила, Республика Филиппины. — URL: http://government.ru/news/20617
24. Послание Президента Российской Федерации Федеральному собранию Российской Федерации от 04 декабря 2014 г.; Федеральная целевая программа «Развитие оборонно-промышленного комплекса Российской Федерации на 2011-2020 годы», утвержденная Постановлением Правительства Российской Федерации от 05 марта 2012 г. № 187-4; Указ Президента Российской Федерации от 07 мая 2012 г. № 596 «О долгосрочной государственной экономической политике»; Указ Президента Российской Федерации от 07 мая 2012 г. № 597 «О мероприятиях по реализации государственной социальной политики»
25. Минакир П.А. О концепции долгосрочного развития экономики макрорегиона: Дальний Восток //Пространственная экономика. — 2012. — №1. — С.7-28.
26. Гудкова Е.В. Финансово-экономический мониторинг регионального гражданского машиностроения на примере Хабаровского края (на яп.) // Bulletin of the Associasion for the inter-regional study between Hokkaido and the RFE (Russian Far East) Hokkaido. — 2003. — Март. — C. 117-129.
27. Гудкова Е.В. Машиностроительный комплекс // Дальний Восток России: экономический потенциал. Владивосток. Даль-наука, 1999. — С. 164.
28. Гудкова Е.В. Проблемы и перспектив инновационного развития региона // Пространственная экономика. — 2007. — №1. — С. 32.
29. Гудкова Е. Участие крупных компаний в «проблемных» регионах: Дальний Восток России [Текст] // Russia and NIS. Economic Bulletin. — Tokyo: ROTOBO, 2006. № 1368 (от 15.07.2006), (на яп. яз.)
30. Гудкова Е., Домнич Е., Исаев А., Смоленцев С. Деловой климат Дальневосточного федерального округа // Профиль бизнеса. — 2011. — № 3. — С. 12-17.
31. Hyun S. Russia-Japan Economic and Trade Relations and Development of the Far East and Siberia // 11 KIEP-ERI Joint International Seminar «Changes in the Global and Domestic Economic Conditions and Future of Development of the Far East». — June 23, 2016. — P. 219-234
32. World Intellectual Property Organization. WIPO Publication No.901 (E). URL: http://www.wipo.int/freepublications/en/patents/901/ wipo_pub_901_2008.pdf
33. Составлено по OECD Compendium Of Patent Statistics 2008 / OECD. — 2008
34. Сокращенный вариант базы данных организаций российской наноиндустрии по версии компании МА «Сканмаркет» (составлена в рамках выполнения федеральных целевых программ по приоритетным направлениям развития науки и техники). URL: http://www.nanometer.ru/2009/09/21/skanmarket_156998.html
35. OECD (2015), «Science and innovation today», in OECD Science, Technology and Industry Scoreboard 2015: Innovation for growth and society, OECD Publishing, Paris.DOI: http://dx.doi.org/10.1787/sti_scoreboard-2015-6-en
36. Данные Федеральной службы государственной статистики РФ. Отраслевая структура ВРП по видам экономической деятельности за 2008 год. URL: http://www.gks.ru/wps/portal/OSI_NS#
37. Фонд энергетического развития. URL: http://energofond.ru/table/energoeffektivnost/
38. Hyun S. Russia-Japan Economic and Trade Relations and Development of the Far East and Siberia // 11 KIEP-ERI Joint International Seminar «Changes in the Global and Domestic Economic Conditions and Future of Development of the Far East». — June 23, 2016. — P. 219-234; APEC Connectivity Blueprint for 2015-2025. — URL: http://www.apec.org/Meeting-Papers/Leaders-Declarations/2014/2014_ aelm/2014_aelm_annexd.aspx; APEC Strategic Blueprint for Promoting Global Value Chains Development and Cooperation — URL: http://www.apec.org/MeetingPapers/LeadersDeclarations/2014/2014_aelm/2014_aelm_annexb.aspx)
39. Полтерович В.М. О формировании системы национального планирования в Росси. — URL: http://journal.econorus.org/pdf/ NEA-26.pdf)
40. Кузнецов Б.В., Симачев Ю.В. Эволюция государственной промышленной политики в России // Журнал Новой Экономической Ассоциации. — 2014. — № 2 (22). — С.152-178.
41. Трейвиш А.И. «Сжатие» пространства: трактовки и модели // Сжатие социально-экономического пространства: новое в теории регионального развития и практике его государственного регулирования. — М.: ИГ РАН, МАРС, 2010. — C. 16-31
42. Трейвиш А.И. Симметрия и асимметрия геопространства в страноведческом анализе. Территориальная структура хозяйства и общества зарубежного мира / Под ред. А.С. Фетисова, И.С. Ивановой, И.М. Кузиной // Вопросы экономической и политической географии зарубежных стран. Вып.18. — М.- Смоленск: Ойкумена, 2009. — С.7-24. 228 с.
43. Суссекс М. Азиатская перебалансировка России. Lowy Institute Papers. — URL: http://www.lowyinstitute.org/publications/ russias-asian-rebalance
44. Минакир П.А. Национальная стратегия пространственного развития: добросовестные заблуждения или намеренные упрощения? // Пространственная экономика. — 2016. — №3. — С.7-15.
45. Экономическая интеграция: пространственный аспект / Общ. ред. П.А. Минакира. Рос. акад. наук, Дальневосточное отд-ние. Ин-т экон. Исследований. — М.: ЗАО «Изд-во «Экономика», 2004. — 352 с.
46. Горкин А.П. География постиндустриальной промышленности (методология и результаты исследований, 1973-2012 годы). — Смоленск: Ойкумена, 2012. — 348 с.
47. Кузнецов Б.В., Симачев Ю.В. Эволюция государственной промышленной политики в России //журнал Новой Экономической Ассоциации. — 2014. — № 2 (22). — С.152-178.
48. Петровский В.Е. Стратегическое планирование российско-китайских отношений в сфере приграничного и межрегионального сотрудничества. Российский совет по международным делам. Аналитическая записка. 2016. Сентябрь. № 7. — URL: http://russiancouncil.ru/common/upload/pb7ru.pdf
49. Деловой саммит форума «Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество» 18 ноября 2015 Манила, Республика Филиппины. — URL: http://government.ru/news/20617
50. Модальность (лат. modus — способ, вид) — способ, вид бытия или события; категории модальности: возможность, действительность, необходимость; модальный — обусловленный обстоятельствами; модальный анализ — исследование модальности; используется в логике, психологии, лингвистике, программировании, музыке и др.
51. Гудкова Е.В. Стратегические ориентиры машиностроения Дальнего Востока России: технологические цепочки // Проблемы современной экономики. — 2015. — №3 (55). — С.408-411.
52. Гудкова Е.В. Когнитивные технологии прогнозирования, планирования и проектирования центра связанности Дальнего Востока России со странами Восточной Азии // Проблемы современной экономики. — 2017. — №1 (61). — С. 125-130.
53. Гудкова Е.В. Экономика знания: что определяет феномен (о книге «Инновационный вектор экономики знания») // Пространственная экономика. — 2012. — № 1. — С.156-165.
КОМПЛЕКСНОЕ РАЗВИТИЕ ПРИГОРОДНОЙ ТЕРРИТОРИИ КРАСНОЯРСКОЙ ГОРОДСКОЙ АГЛОМЕРАЦИИ
л.А. дорофеева,
аспирант кафедры географии и методики обучения географии Красноярского государственного педагогического университета им. В.П. Астафьева, PhD
dorofeeva-la@yandex.ru
В статье рассматривается проблема комплексного развития территории, которая создает условия для повышения человеческого капитала, эффективности использования территории. Городская агломерация является примером комплексного развития. Исследования пригородной территории Красноярского городской агломерации подтверждают проявления комплексирования в развитии территории.
Ключевые слова: комплексное развитие, пригородная территория, городская агломерация, Красноярск
УДК 911.375.62 ББК 65.049(2)
Интеграция города и села может стать одним из важных направлений обновления современной российской общественной системы, базой комплексного решения производственных агропромышленных проблем, обеспечения рационального использования территориального, ресурсного и социального потенциала села и города, улучшения экологических условий и социальной активности населения.
Комплексное развитие в регионе во многом определяется характером размещения производства и расселения, соотношением и взаимодействием центров и периферий. Причем все большую роль в размещении производительных сил и капитала играет расселение — прежде всего, ведущих центров человеческого потенциала, которые обычно выступают «точками» инновационного роста [1].
Обзор исследований. Городские агломерации как динамично развивающиеся системы являются объектом изучения различных наук. В структуре городских агломераций выделяют ядро, города-спутники и пригородная территория. Пригородная территория является резервом развития агломерации,
поэтому изучение ее роли в развитии городской агломерации становиться определяющим в разработке стратегии развития территории.
Г.М. Лаппо отмечает, что пригородная зона «формируется под влиянием города, который стремится как можно полнее использовать окружающую территорию для удовлетворения своих многообразных потребностей. Многофункциональность, нередкая конфликтность ситуаций, ограниченность ресурсов усложняют рациональное устройство пригородной зоны» [2]. Основная роль пригородной территории в условиях городской агломерации — это улучшение качества жизни населения города-центра и городов-спутников, в том числе за счет переноса части городских функций в пригород, таких как промышленность и селитьба.
В.В. Владимиров отмечает, что характер развития городов отражает четко выраженную тенденцию нарастающего прессинга на пригородную зону [3]. Крупные города являются главной преобразующей силой окружающей среды, одним из основных факторов интенсивного антропогенного воздействия на земли прилегающих пригородных зон. «Городская среда ста-
