CC BY
221
ТЕХНОКРАТИЧЕСКИЕ И АНТИТЕХНОКРАТИЧЕСКИЕ АНТИУТОПИИ КАК ОТРАЖЕНИЕ ПОЗИЦИИ СЦИЕНТИЗМА И АНТИСЦИЕНТИЗМА
© Высочина Ю.Л.*
Челябинская государственная медицинская академия, г. Челябинск
В статье осуществлена попытка анализа причинно-следственной связи между сциентизмом середины XIX - середины XX в. и антисциентизмом ХХв. и жанром технократической и антитехнократической антиутопии в русской и зарубежной литературе.
Отметим сразу, что в границах данной статьи понятия утопия и антиутопия мы употребляем в качестве синонимов, т.к. не рассматриваем их с литературоведческих позиций.
Традиционно антиутопия понимается как жанр художественной литературы, в котором автором проецируются в воображаемое будущее пессимистические представления о социальном прогрессе, и выделяются, по мнению писателя, наиболее опасные тенденции. Антиутопия уходит корнями в XIX век, в котором, в частности, русская литература осуществляет своеобразную пробу этого литературного направления. Например, её мотивы содержат такие жанры, как роман («Записки из Мертвого дома», «Бесы», «Братья Карамазовы» Ф.М. Достоевского, «История одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина, «Чертовы куклы» Н.С. Лескова), повесть («Ученое путешествие на медвежий остров» О. Сенковского), рассказ («Алена» А.К. Толстого, «Сон смешного человека» Ф.М. Достоевского, «Знамение на кровле» Н.Г. Чернышевского), пьеса («Снегурочка» А.Н. Островского). Особую популярность в России, в частности, антиутопия приобретает в XX столетии: наиболее острые ключевые моменты общественно-политической жизни сразу вызывают подъем интереса к жанру. Так, О.В. Назаренко выделяет три узловых этапа в процессе развития романа-антиутопии: первый из них приходится на 1900-1920-е годы; второй - на 60-е годы; третий - на 80-е годы XX столетия. И это не случайно.
К середине XIX - середине XX в. значительно возрастает роль научно-технического прогресса, и, как следствие, приоритетной научной позицией становится сциентизм. Сциентизм (от. лат. scientia - букв. «сквозь бытие», знание оснований, фундаментальная наука) - культ науки, поклонение ее экспериментальным и математическим методам, абсолютизация роли ученых и научных экспертов в обществе [7, с. 698]. Для сциентизма характерно безудержное восхваление научно-технического прогресса, который начинает восприниматься как показатель общего прогресса человечества.
* Старший преподаватель кафедры Социально-гуманитарных наук, кандидат филологических наук.
Такое положение было обусловлено развитием философии европейского материализма, базировавшегося на приоритетных позициях естествознания: она поддерживала веру ученых в безграничные возможности практического эксперимента, вселяла надежду на принципиальную познаваемость и подвластность ученым любых явлений природы, общества и психической жизни людей.
Данная мировоззренческая установка базируется на научном знании как наивысшей культурной ценности, на которую должны ориентировать свое содержание все иные формы духовного освоения бытия. Исторически идеалом для сциентизма выступают, прежде всего, наиболее развитые естественные и математические науки. Именно с этих позиций оцениваются не только способы и методы получения знания для наук любых направлений, но и вообще любые достижения человеческого разума и духа.
В 20-е гг. XX в. сциентизм достигает своей наиболее развитой формы: широкое распространение получает вера в безграничные возможности науки при решении любых проблем, появляется убеждение в том, что именно наука обеспечит не только власть человека над природой, но и изменит общество в сторону реализации наиболее гуманистических ценностей. Однако доминирование позиции сциентизма привело к утрате способности к целостному знанию, стало преобладать частичное знание частичного человека, возобладал культ «рацио», культ знания, информации. Сциентизм вместе с технократическим мышлением стали серьезным симптомами духовного нездоровья человечества на рубеже тысячелетий [14].
В результате проблемами, связанными с образованием технократического общества, озаботились не только философы и социологи, но писатели: Ф. Пол, А. Азимов, Б. Скиннер, О. Хаксли, Дж. Оруэлл, Е. Замятин и др. И в первую очередь их волновали последствия неизбежной в данном сообществе переоценки ценностей.
Весьма опасным (прежде всего для самого реального научного познания) итогом сциентистского культа науки является ее идеологизация и дог-матизация, превращение ее в своего рода суррогат религии, якобы дающей окончательный ответ на все коренные проблемы бытия, тогда как подлинная сила науки - в открытости, незавершенности разрабатываемых ею исторически преходящих моделей реальности. Именно поэтому сегодня в большей степени осознается тот факт, что знание может быть использовано не только во благо, но и во зло - возникает проблема дегуманизирующего влияния науки на культуру. При этом система традиционных культурных ценностей и этических принципов как бы не успевает за скоростью научно-технического прогресса. «Поэтому этический опыт человечества сталкивается с ситуациями, когда он оказывается не в состоянии ассимилировать новые условия в развитии научного знания, когда, например, массовое использование науки как средства продуцирования все более чудовищных форм оружия становится обычным делом» [2].
Однако, предаваясь идее «одностороннего наукоборчества», не стоит недооценивать реальные возможности науки в контексте культуры в целом. Наука является важнейшим стимулятором динамичного развития всех сторон жизни человеческого общества, а присущий ей дух научной рациональности представляет собой существенную культурную ценность, вырабатываемую и утверждаемую в сложном и драматическом процессе воспроизводства и развития культуры. Примером такого взаимодействия науки и культуры можно считать технократическую антиутопию, расцвет которой приходится как раз на пик популярности сциентизма.
Антиутопия становится своеобразным результатом размышлений писателей о будущем общества, в котором существует примат науки перед всеми другими формами культуры. И здесь можно выделить две тенденции и две формы отражения:
1. технократическая утопия, повествующая о развитии общества с приоритетными научно-техническими установками;
2. антитехнократическая утопия, рассматривающая мир с его естественными, природными основаниями, изменения в котором происходят без научно-технического вмешательства.
Как утверждает Э.Я. Баталов в своей книге «В мире утопии: Пять диалогов об утопии, утопическом сознании и утопических экспериментах» «современная технократическая утопия - итог длительной идейной и социальной эволюции. Уже у Фрэнсиса Бэкона в его «Новой Атлантиде» можно найти картину воображаемого общества, в котором наука и техника, достигнув высокого уровня развития, играют весьма существенную роль в жизни, а ученый занимает высокое место в социальной иерархии [3]. В обществе, ориентированном на технократическую утопию, вся общественная жизнь, все институты, отношения, ценности строятся в соответствии с законами естественных наук и техники. Таким образом, социальные законы подменяются деятельностью и принципами в духе сциентистско-технологического фетишизма: властвующий в технократической утопии принцип рациональности и эффективности не делает никаких «скидок» на специфику социального, выступая в качестве пробного камня нравственности, политики, культуры.
Уже в XIX веке можно было выделить утопии натурфилософские (о взаимоотношении человека с природой), например, книга американского писателя Генри Торо «Уолден, или Жизнь в лесу», и утопии социальные, например, социалистическая утопия английского писателя Уильяма Морриса «Вести ниоткуда». Бурное развитие науки и техники привело к идее «механической цивилизации», где работа машины заменит труд людей. Во второй половине XIX в. машина начала считаться врагом человека. В романе «Пять недель на воздушном шаре» Жюль Верн писал: «Это будет, пожалуй, скучнейшая эпоха, когда промышленность поглотит все и вся. Человек до тех пор будет изобретать машины, пока машина не пожрет человека» [4]. В 1863 г. Сэмюэл Батлер публикует очерк «Дарвин в мире машин», где доказывает,
что с течением времени машины во всем превзойдут, а затем поработят человека. В расширенном виде это рассуждение вошло под названием «Книга машин» в роман Батлера «Эревон».
Жанровое формирование и особую популярность как в русской, так и в зарубежной литературе антиутопия приобрела в XX веке, что, как было указано выше, соответствует времени распространения сциентистского мировоззрения. В это время появляются романы: «О дивный новый мир» О. Хаксли, «1984» Дж Оруэлла, «451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери, «Механическое пианино, или утопия 14» К. Воннегута, «Мы» Е.И. Замятина, «Чевенгур» А.П. Платонова, «Заводной апельсин», «Вожделеющее семя» Э. Берджесса.
Мировую известность приобрел роман Олдоса Хаксли «О дивный новый мир». Перед читателем предстает «единое мировое государство» будущего «в году от Форда 632-м». В этом государстве царит всеобщее счастье под бдительным оком десяти Главноуправителей. Девиз единого государства - «общность, одинаковость, стабильность». В книге есть прямой спор с технократическим снобизмом, называется имя изобретателя, создавшего не только популярный автомобиль, но и современный принцип организации труда - конвейер. Идея превращается в идеологию, производственный механизм -в государственный. Однако Хаксли убежден, что человеческую индивидуальность невозможно тиражировать, не разрушив ее предварительно.
Курт Воннегут дебютировал в литературе с романом «Механическое пианино». Действие романа-антиутопии происходит в недалеком будущем, в котором ручной труд почти полностью заменен машинным. Широко распространенная механизация вызывает социальные противоречия между зажиточным верхним классом - инженерами и менеджерами, - и нижним, чьи навыки были заменены машинным трудом. Автор изображает мир слишком умных машин, чтобы человек, владеющий ими, был счастлив. Механическое пианино - это инструмент, который может играть музыку сам. Иначе говоря, это метафора общества, в котором основную роль играют не люди, а машины.
И в современный период жанр антиутопии остается очень популярным. Писатели и сейчас пытаются предугадать, каким будет будущее. Так, например, можно назвать таких авторов, как: В. Маканин «Лаз», Л. Петрушев-ская «Новые Робинзоны», Т. Толстая «Кысь», Д. Глуховской «Метро 2033», «Метро 2034» и другие.
Однако нельзя забывать о том, что никакая из антиутопий не может служить в своем непосредственном виде планом общественных преобразований, так как цель антиутопий - не попытки осуществить утопии на практике. В той или иной мере авторы стремятся наглядно продемонстрировать возможные варианты развития событий, описать вероятные сценарии жизни в технократическом обществе. Естественно, без подобных «художественно-теоретических моделей» невозможно строить реалистические проекты жизненных реформ.
В этом отношении хорошим эпилогом можно считать слова Социолога из книги Э.Я. Баталов «В мире утопии: Пять диалогов об утопии, утопическом сознании и утопических экспериментах»: «И я снова убеждаюсь в истинности парадокса; нельзя жить по утопии, нельзя жить без утопии» [3].
Возвращаясь к сциентизму, нужно сказать о том, что, сегодня сциентизм теряет свои приоритетные позиции под натиском антисциентизма, и это противостояние принимает особенно острый характер в условиях современной научно-технической революции и в целом отражает сложный характер воздействия науки на общественную жизнь.
Маркузе Г., Браун Н., Гудмен П., Фромм Э. и другие социологи, психологи, философы выступили с критикой современной цивилизации и неоднократно делали попытки сформулировать новую социальную альтернативу. По их убеждению, эффективность функционирования социальной системы определяется в конечном счете эффективностью человеческой деятельности не как технологически рационального функционирования индивида в качестве автомата, поведение которого детерминируется программой, а как массового осуществления потенций многосторонне развитой личности [3].
Норман Браун в своей книге «Жизнь против смерти» цитирует Генри Миллера: «Эра культуры принадлежит прошлому. Город, который был очагом цивилизации, в том виде, в каком мы его знаем, не будет больше существовать. <...> Машина никогда не будет господствовать, как думают некоторые; в конечном счете, она пойдет на слом, однако не раньше, чем люди откроют природу тайны, которая привязывает их к своему творению. Вместо того чтобы поклоняться машине, изучать и покорять ее, человек обратит свои взоры к тому, что имеет подлинно оккультный характер» [3].
В качестве художественного отражения антисциентизма можно упомянуть роман Эрнста Калленбаха «Экотопия». Действие романа происходит в 1999 году в независимом государстве Экотопия, которая процветает благодаря разумной экологической политике, выдержанной в откровенно антитехнократическом духе. Здесь существует гармония между человеком и всем окружающим его вещным миром, всей средой обитания, с которой экотопи-ец входит в своего рода «резонанс». При этом, как нетрудно догадаться, резко меняется отношение человека к технике: легковая машина исчезает вовсе, а бытовые машины строятся с таким расчетом, чтобы не создавать шума и не загрязнять окружающую среду.
Итак, современная антитехнократическая утопия доводит критику техники и технократии чуть ли не до их радикального отрицания, видя в них прямое препятствие на пути установления социальной гармонии. Ещё одной важной причиной, мешающей современному человеку жить естественным образом, является разум, вернее, в то одностороннее гипертрофированное его развитие, которое, становясь уделом современного человека, ведет, по
мнению сторонников антитехнократического общества, к атрофии чувств, превращению человека в машину, неспособную воспринимать жизнь во всем богатстве ее проявлений. Отсюда идеализация непосредственного чувственного опыта, ориентация на формирование «новой чувственности».
Таким образом, дилемма сциентизм-антисциентизм отражает противоречивый характер общественного развития, и художественным воплощением этого противостояния в полной мере можно считать технократические и антитехнократические утопии. Иначе говоря, борьба сциентизма и антисциентизма отражает противоречивый характер общественного развития, в котором научно-технический прогресс оказывается реальностью, а его негативные последствия могут отражаться на духовности человека.
Список литературы:
1. Алексеева П.В. Философия / П.В. Алексеева, А.В. Панин. - М.: ООО «ТК Велби», 2002. - 608 с.
2. Антипов Г.А. Присуще ли науке нравственное начало? [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://www.dshinin.ru/WL/L-Ya/Content/15/PORUS/ racionalnost.html.
3. Баталов Э.Я. В мире утопии: Пять диалогов об утопии, утопическом сознании и утопических экспериментах [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.marsexx.ru/utopia/batalov-v-mire-utopij .Ыш1#229.
4. Жюль В. Пять недель на воздушном шаре [Электронный ресурс]. -Режим доступа: http://the1ib.ru/books/vern_zhyu1/pyat_nede1_na_vozdushnom_ share-read.html.
5. Лешкевич Т.Г. Философия науки: традиции и новации: Учебное пособие для вузов [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.pedlib.ru/Books/ 4/0396/4_0396-55^№1.
6. Миронов В.В. Образы науки в современной культуре и философии [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://sbiblio.com/biblio/archive/ mironov_obrasi/00.aspx
7. Современный философский словарь/ Под общей редакцией д.ф.н. профессора В.Е. Кемерова. - М., Академический проект, 2004. - 864 с.
8. Худиев С. Великий сциентистский миф [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.pravmir.ru/velikij-scientistskij-mif.
9. Швырев В.С. Сциентизм и антисциентизм как типы мировоззренческой ориентации в условиях научно-технической революции / В.С. Швырев // Философские науки. - 1974. - № 4. - С. 20.
10. Шубин В.И., Пашков Ф.Е. Культура. Техника. Образование [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://sbiblio.com/biblio/archive/shubin_kultura.
11. Философский словарь [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.philosophydic.ru/scientizm.
