CC BY
11
отразится на общественном климате, будет ли способствовать терпимости, как повлияет на молодежь и атмосферу в воинских коллективах? Не об этой ли проблеме косвенно говорил президент Путин в своем ежегодном Послании? Святейший Патриарх Алексий II, говоря об опасностях религиозного влияния из-за рубежа, неоднократно предупреждал, что религиозные экстремисты, привнося в нашу жизнь различные чуждые нам учения, могут разделить наших граждан по религиозному признаку. Похоже, что его пророческие слова теперь начинают сбываться.
"НГ—религии ", М., 21 мая 2003 г.
Галина Ковальская,
журналистка
ТАТАРСТАН: ВПОЛОБОРОТА К ИСЛАМУ
На пятничный дневной намаз все казанские мечети заполняются до отказа. Мусульманам в отличие от православных не обязательно посещать молельный дом — намаз можно творить где угодно, но пятничная молитва считается более приятной Всевышнему, если молящихся много: это символ единения верующих. Люди всех поколений, мужчины и женщины, от стариков до школьников, студенты и работяги — такое впечатление, что здесь вся Казань. На самом деле не так. Вышел из мечети — и ты снова в светском городе: редко встретишь нестарую женщину в платке или тем более в хиджабе (так называется длинная, свободного покроя одежда, в которой должны ходить мусульманки). Однако понемножку начинаешь примечать: бежит девушка в кожаных брючках и короткой курточке, добежала до мечети — сняла шарф, покрыла голову и вошла внутрь. У нее, видно, нет времени выстаивать пятничный намаз: вскоре она вышла из мечети, шарфик обратно на шею, и дальше зацокала каблуками.
На минувшее десятилетие, по общему признанию, пришлось возрождение ислама в России. Точнее, после крушения советской власти оживились все конфессии, но, пожалуй, именно исламу в наибольшей степени удалось восстановить свои позиции среди традиционно мусульманских народов. Дело не столько в растущем числе мечетей и медресе, хотя и цифры сами по себе впечатляют: скажем, в Татарстане при советской власти были две действующие мечети — одна в Казани и одна в Чистополе, а сейчас 892; никаких исламских учебных заведений 12 лет назад и в помине не было, а теперь они есть
практически во всех городах республики; в одной Казани два медресе и Российский исламский университет. Но как раз если обращать внимание на внешнюю, "количественную" сторону, может показаться, что в самые последние годы "исламский бум", по крайней мере в Татарстане, закончился. Рост количества мечетей замедлился, а число медресе даже сократилось. "Мода прошла, процесс пошел вглубь", — говорит первый заместитель татарстанского муфтия Валиулла Яку-пов. Еще не так давно (по опросам 1997 г.) более 80% татар называли себя верующими мусульманами, однако вели "мусульманскую жизнь" (совершали намаз, соблюдали пост и прочее) лишь около 5% (примерно такое же соотношение среди русских православных). Республиканские социологи говорят, что наибольшее количество верующих — среди пожилых людей и особенно молодежи. Среди студентов доля тех, кто регулярно молится и соблюдает пост, заметно выше, чем среди интеллигенции в целом.
Настроения в татарском обществе исключительно "происламские". Рассказывают, что среди интеллигентской элиты встречаются порой активные атеисты и будто бы даже в татарской печати проходила парочка атеистических статей, но мы ни разу не видели ни того, ни другого. "Я не молюсь" — почти всегда произносится покаянно, с самоосуждением. "Он молится" — значит, он хороший, правильный человек. В деревнях к "правильной жизни" приобщаются медленнее, чем в городах, но и там ситуация меняется. В селе Большая Елга на 500 домов две мечети, старая и новая. В старой
— имам-самоучка, из бывших колхозных парторгов — дело нередкое и, в общем, понятное: имам, как и деревенский парторг, человек с активной жизненной позицией. "Когда были в партии, не молились?" — "Молился. По секрету, конечно. Мечеть тогда была складом, но мы ходили тут в один дом молиться". — "И никто не донес?"
— "Нет, наверное. А я для себя так считал: в партийном уставе Аллах не запрещается. И говорится, чтобы не воровать, не пьянствовать, работать хорошо — что Аллах велел, то и партия". Арабский он, по его словам, знает ровно настолько, чтобы читать молитвы. Зато в другой, новой мечети имам помоложе, при ней есть кружки для мальчиков и для девочек. Больше 60 деревенских детей два раза в неделю ходят учиться языку и основам вероучения.
В отличие от мусульман Северного Кавказа татары достаточно либеральны в том, что касается внешних атрибутов. Приехав в село Именьково, я пришла в мечеть и хватилась, что забыла платок в гос-
тинице. "Ничего страшного, — сказали местные старики, завели в мечеть как есть, с распатланными волосами. — Что ж вам на улице нас ждать — замерзнете". В знаменитом на всю республику медресе "Мухаммадия" мальчики и девочки на старших курсах сидят в классе вместе, и ректор медресе Наиль Яруллин с удовольствием объясняет, что это только способствует учебному процессу. "Мальчики на младших курсах ходят кое как, ленятся, а при девочках сразу подтягиваются". — "Преподаватели-арабы от такой ереси в обморок не падают?" — "Преподаватели-арабы, — твердо отвечает Наиль, — в нашем учебном заведении работают по нашим правилам". Арабы, реже турки и пакистанцы, до недавнего времени преподавали, почитай, во всех сколько-нибудь солидных исламских учебных заведениях. Без иностранного, прежде всего арабского, участия никакое исламское возрождение в России было бы невозможно. Нет в достаточном количестве ни денег, ни литературы, ни кадров. Да и вообще, осознав себя мусульманином, российский татарин, чеченец или аварец осознает себя частью всемирной уммы — грандиозного мирового исламского сообщества. Мы спросили старшекурсников Московского высшего исламского колледжа, чем они хотели бы заниматься по окончании вуза. Ребята дружно ответили: "Продолжить образование в одной из арабских стран".
Рафик Мухаметшин, руководитель Центра исламоведческих исследований, преподающий в Российском исламском университете в Казани, говорит, что с преподавателями-арабами в татарских медресе время от времени возникают проблемы: молодежь задает массу вопросов, высказывает сомнения — они же пришли искать, открывать, а не зубрить. А арабы к этому непривычны, то и дело норовят одернуть: мол, сказано тебе — не умничай, а запоминай. И студенты воспринимают это как должное, потому что почитают преподавателей, приехавших из стран, где религиозная традиция не прерывалась. Но тот же Мухаметшин объясняет, что учителя из числа арабов в основном слабые: "Какие то недоучившиеся инженеры приезжают. Разве сильный преподаватель поедет в Россию?" А ведь татары, наверное, самый образованный (в светском смысле), самый европеизированный из всех мусульманских народов. Последние пару лет спецслужбы последовательно вытесняют арабов, в том числе преподавателей, из России — им отказываются продлевать визы. Рафик Муха-метшин видит в этом стимулирующий фактор. "Это заставляет нас готовить преподавателей из своей среды".
В Татарстане время от времени звучат призывы в духе радикального исламизма. Но исходят они не от ваххабитов и вообще не от каких-либо исламских идеологов, а от политиков, раньше отрабатывавших татарскую национальную идею. С середины 90-х татарские националисты, которых президент Шаймиев загнал совсем уж на периферию политической жизни, пытаются вернуться в политику с помощью "истинного ислама". "Национально-освободительную борьбу, которую мы ведем против российской империи, мы впредь объявляем джихадом, направленным на избавление от рабства неверных... Мы, националисты--мусульмане, начинаем борьбу за создание исламского государства в Татарстане", — провозглашает радикальная партия "Иттифак" устами своей предводительницы Фузии Байрамовой. Главным врагом объявлена "еврейско-христианская цивилизация", которая якобы "выработала стратегический план-программу на разрушение татар изнутри, толкающую их в безверье". Очевидно, что подобные сентенции могут вызвать отклик лишь у той части татарских мусульман, которые придерживаются антироссийских и антирусских убеждений. Но таких людей в республике сейчас очень немного.
На сегодняшний день российские мусульмане — органичная часть российского общества, причем скорее консервативная нежели склонная к какому-либо экстремизму. Но не может ли часть восторженно открытой "всему мусульманскому" молодежи купиться на призывы объявить джихад "еврейско-христианской цивилизации"? Тем более если понимать под "еврейско-христианской" не православную, а "еврейско-протестантскую", западную, прежде всего американскую, цивилизацию? Такие найдутся. Юноши того психологического склада, что идут в скинхеды, к Баркашову, но только рожденные в мусульманской среде. В конце концов, экстремизм — явление не столько религиозное, сколько психологическое. Вспомним судьбу Шамиля Басаева: он побывал и интернационалистом — сторонником Кавказской конфедерации, и националистом, а теперь вот "правоверный мусульманин". Российское государство и российское общество пока не нашли способов охранить себя от экстремизма. Но в любом случае ясно, что искать их следует не в противостоянии исламу.
Ахмет, умненький третьекурсник Российского исламского университета, явно упиваясь своей правильностью, рассказывает, что ему, "как любому мусульманину", не нравится, когда по телевизору
показывают полуголых женщин, выпивку, наркотики и "прочие безобразия". Так ведь и православные всего этого не одобряют. Стремительное расширение границ дозволенного (суждений, поведения, чтения) после крушения советской власти вызывает возмущение и отторгается и православными, и мусульманами, и значительной частью неверующих. Если и есть в России "противостояние цивилизаций", то не столько мусульман православным христианам, а совместное противостояние религиозных консерваторов западно-либеральным ценностям, редуцированным в их представлении до тех самых "безобразий", которыми изобилует современная массовая культура. Правда, консерватизм российского ислама имеет свои границы. Как ни крути, ислам в России — религия меньшинства. Поэтому для ее свободного отправления нужна известная степень свободы в стране. Валиулла Якупов в интервью "Журналу" с осуждением заметил, что Российская армия, в которой служат в том числе и мусульмане, целиком отдана во власть одной конфессии — православия. "Вы настаиваете, — поинтересовались мы, — чтобы ислам был в равной мере допущен в государственные учреждения — армию, школу и т. д.? Или чтобы все конфессии были равно удалены от государства?" — "Нас устраивают оба варианта", — ответил представитель Духовного управления мусульман Татарстана. Ислам по природе своей стремится к сращению с государством — это вытекает из самой сути исламского вероучения. В России — наоборот мусульмане могут стать союзниками либералов в отстаивании последовательно светского характера государства. "Как бы ни была консервативна конкретная мусульманская община, — говорит Рафик Мухаметшин, — но вне ее российские мусульмане обречены выступать за соблюдение прав меньшинств и свободы вероисповедания".
Впрочем, простые верующие в массе своей убеждены, что приход имама (пусть вместе со священником) в школу, в армию — дело хорошее. "Мы обращались в Министерство образования республики, — рассказывает имам из села Большая Елга, — чтобы нам разрешили учить детей исламу в школе. Нам сначала разрешили, но только не на уроках, а в кружке. И очень хорошо дети ходили, а потом закрыли, и теперь дети ходят учиться в мечеть". Никто из жителей села не выражал недовольства тем, что детишек учили Корану прямо в школе. "Пусть бы учились там, чтобы далеко не бегать". Власти в Татарстане, как и в России в целом, не готовы последовательно проводить линию на отделение государства от церкви. Простой пример: у
Российского исламского университета нет постоянного источника финансирования. Парламент Татарстана время от времени выделяет деньги из бюджета на зарплату преподавателям. Налицо нарушение принципа светского государства. Но не найди парламент в бюджете эти деньги, откуда бы взял их университет? У арабских или международных мусульманских фондов. "Так чье влияние мы должны усиливать?" — спрашивают республиканские политики. "Российский исламский университет создавался при пристальном внимании президента Татарстана", — говорит председатель Совета по делам религий при кабинете министров республики Ринат Набиев. Он рассказывает, что совет помогал университету составлять учебные программы, что именно совет настоял на том, чтобы в числе преподавателей университета и других исламских учебных заведений были светские педагоги. Вообще правящая элита республики глубоко убеждена, что государственная опека в данном случае — дело благое. Президент Татарстана Шаймиев нередко демонстрирует свое расположение республиканским духовным лидерам — и православным, и мусульманским. В Казанском кремле достраиваются мечеть Кул-Шариф и Благовещенский собор, и Шаймиев любит говорить, что для него важно одновременно видеть их из окна кабинета. Правда, однажды ехидные журналисты поинтересовались у Минтимера Шариповича, отчего это при таком, казалось бы, равном внимании двум конфессиям в республике, где русских почти столько же, сколько татар, на 892 мечети приходится всего 156 церквей? Шаймиев ответил, что мечети намного дешевле православных храмов: "На один иконостас можно построить 20 мечетей". Мечети в большинстве сел деревянные, простые. Но как ни дешевы эти постройки, верующие на свои деньги их возводить и содержать (платить за свет, тепло, воду) не могут. На помощь приходит местная власть. Нет, конечно, впрямую из бюджета никто содержание мечетей не финансирует. Но вот надавить на местные предприятия, чтобы профинансировали расходы, — это запросто, и об этом представители духовенства и местной власти говорят прямо: "У нас общие цели, мы хотим стабильности и благополучия в нашем районе".
Может ли местное начальство использовать духовенство для ведения предвыборной агитации? Естественно, и духовенство, и начальники отвечают отрицательно. "У нас нет такой власти, — говорит мухтасиб (районный руководитель имамов) Балтасинского района Джалиль Фазлыев. — Мы же не православные, у которых священник
— представитель Всевышнего. У нас имам просто человек, знающий Коран. В политику он не вмешивается". Впрочем, в разговоре Джа-лиль-хазрат признает, что у него, как и любого человека, может быть свое мнение о выборах, и никто не запрещает ему поделиться этим мнением с верующими. "Имамы помогают нам, чтобы не было конфронтации власти и народа, — произносит пожелавший остаться анонимным представитель балтасинской администрации. — И мы рассчитываем на них, в том числе и в выборной кампании. Мы через них доводим до верующих наши цели. И верующие через них могут передать нам свое недовольство по тому или другому вопросу". По свидетельствам жителей республики, в ходе прошлых избирательных кампаний в мечетях не вели агитацию за или против кандидата или партии, но порой напоминали избирателям, чтобы те не забыли прийти проголосовать. Многие убеждены, что и в грядущем декабре будет то же. "Агитация имамов возможна, но она не будет эффективной, — считает Ринат Набиев (Совет по делам религий). — Пожилые люди и так ходят на выборы, а молодежь не очень уж слушается советов имама". Когда я спрашивала молодых людей в Казани, в Балтаси или в Именьково, является ли имам или мулла наставником только в вере или в жизни тоже, мне всегда с ходу отвечали: "И в жизни, конечно". Но если спросить, послушаются ли верующие имама, который не велит голосовать за коммунистов, практически всегда получишь ответ: "Нет, не послушаются. Да имам такого и не скажет". "Он не имеет на это права, — звонко ответила мне двадцатилетняя девушка, жительница Казани, только что уверявшая, что имам — важнейшее лицо в ее жизни. — Он же не специалист в политике". — "Ну а просто напомнить — мол, тогда-то выборы, не забудьте прийти — может?" — "Не знаю. Наверное. Но я лично все равно не пойду. Я ни на какие выборы не хожу", — гордо провозглашает моя собеседница. По всему видно, что особого желания вмешиваться в ход выборов у мусульманского духовенства Татарстана нет. Однако доверие "истинным мусульманам" в татарском обществе высоко, поэтому надо думать, что призыв голосовать, услышанный из уст имама, пусть не сильно, но добавит избирателей. А учитывая, что исход выборов во многом будет определяться именно явкой — чем больше избирателей, тем сильнее позиции у "партии власти", — можно с уверенностью предсказать, что республиканское руководство использует этот ресурс.
"Еженедельный журнал", М, 8апреля 2003 г., с. 27—30.
