CC BY
104
References
1. Voznesenskiy S. Professional'nyye soyuzy rabochikh. - SPb., 1906.
2. Volzhskiy vestnik 1883. - № 41
3. Godichnoye sobraniye obshchestva knigopechatnikov // Volzhskiy vestnik -1892. -.№ 62. - S. 2.
4. Znaniye - sila // Volzhskiy vestnik -1892. - № 249.
5. Materialy k istorii Kazanskogo obshchestva trezvosti i drugikh obshchestv. - Kazan', 1911.
6. Natsional'nyy arkhiv Respubliki Tatarstan. F.l Kantselyariya kazanskogo gubernatora. - Opis' 3. - D. 5174.
7. Na RT. F.l. Op. 3. - D. 6009.
8. Na RT. F.l. Op. 3. - D. 6737.
9. Na RT. F.l. Op. 3. - D. 10072
10. Na RT. F.l. Op. 3. - D. 10446.
11. Na RT. F. 505 Zaveduyushchiy tipografiyami, litografiyami, fotografiyami, knizhnoy torgovle i bibliotekami dlya chteniya v Kazanskoy gubernii. - Op. 1. - D. 33.
12. Na RT. F. 505. - Op. 1. - D. 84.
13. Ovsyannikov, A.V. Po povodu predpolagayemogo osnovaniya v Kazani ssudo-sberegatel'noy kassy knigopechatnikov / A.V.Ovsyannikov // Kazanskiye gubernskiye vedomosti. -1884. - № 6.
14. Otchet Vzaimnogo obshchestva vspomozheniya knigopechatnikov goroda Kazani za 1909 g. (God sush-chestvovaniya XXV-у]. - Kazan', 1909/
УДК 008: 395
Е.ЛЯковлева
ТАТАРСКИЙ ЗАСТОЛЬНЫЙ ПРАЗДНИЧНЫЙ ЭТИКЕТ: РЕКОНСТРУИРУЯ ТРАДИЦИЮ
Объектом исследования становится застольный праздничный этикет татар. В его основе лежат мифологические, религиозные, культурно-социальные и нравственные принципы. Реконструкция застольного праздничного этикета позволила выделить принципы приготовления еды, правила сервировки стола и подачи блюд, рекомендации для хозяина, хозяйки и гостя. Центральной фигурой застолья оказывается гость, амбивалентная трактовка которого восходит к древним земледельческим ритуалам.
Ключевые слова: человек (в)кушающий, застольный этикет, застольный праздничный этикет, татарская традиция, хозяин, хозяйка, гость, жертва.
Elena L. Iakovleva TATAR FESTIVE TABLE MANNERS: RECONSTRUCTING TRADITION
The object of research is the festive table manners of Tatars. It is based on mythological, religious, cultural, social and moral principles. Reconstruction of the festive table manners allowed to distinguish the principles of cooking the rules for table laying and serving dishes, recommendations for the host, hostess and guest The central figure of the feast is a guest whose ambivalent interpretation dates back to the ancient agricultural rituals.
Keywords: eating person, table manners, festive table manners, Tatar tradition, host, hostess, guest, victim.
Питание представляет собой сложную систему: оно связанно не только с физиологическим актом, поддерживающим жизнь и здоровье людей, но и обладает философско-культурологическим контекстом, включающим в себя исторические, религиозные, национальные, социально-экономические и другие факторы. Именно еда, способы ее приготовления и потребления оказываются носителями колоссального количества информации, а также мощным каналом передачи чувств и эмоций. В процессе принятия пищи (особенно праздничной) задействованы все основные органы чувств (зрение, обоняние, осязание, вкус, слух] человека (в)кушающего. Индивид получает огромный заряд энергии, пробуя и испытывая наслаждение/отвращение от разнообразных блюд порядка их подачи, сервировки стола, застольных правил приличия и сопровождающих церемонию бесед. Посредством пищи мы получаем сведения не только об истории культуры определенного народа, специфике национальной кухни, но и о внутреннем мире людей, приготовивших ее, накрывших стол и (вкушающих предлагаемые блюда. Более того, процесс принятие пищи демонстрирует определенное отношение не только к еде, но и жизни в целом.
Особая роль при создании оркестровой партитуры застолья принадлежит этикету. Застольный этикет является разновидностью этикета общекультурного, возникшего во Франции при дворе Людовика XIV. Подчеркнем, в первоначальном виде этикет появился именно в застольной разновидности. При правлении Людовика XIV гостям раздавались карточки/этикетки, на которых были прописаны правила того, как они должны были вести себя за столом. Впоследствии, лежащие в основе этикетных правил культурные ценности, обеспечили ему широкую сферу применения (в том числе, в политике, дипломатии, торговле и пр.]. Основанием этикета стали мифологические, религиозные, культурно-социальные и нравственные принципы, связанные с пониманием Абсолюта, идеа-
ла, добра, уважения, справедливости, меры, ответственности, благодарности, гостеприимства, единения, субординации, жертвенности. Яркой демонстрацией застольного этикета, соблюдающегося с особой тщательностью во всех тонкостях и нюансах, является праздник.
У каждого народа сложился собственный застольный праздничный этикет, высвечивающий национальные представления о красоте и порядке принятия пищи. Но поиск свода застольных правил татар высветил проблемную ситуацию. Несмотря на огромное количество книг по кулинарии, искусству приготовления татарских национальных блюд заведений общественного питания разного уровня, оказалось, что систематизированного застольного этикета не существует. Данная лакуна обнаружилась и в научном дискурсе, что обусловило исследовательский интерес.
Для реконструкции татарского застольного этикета автор обратился к устному народному творчеству татар, в первую очередь - татарским пословицам и поговоркам («Татарское народное творчество. Т.6: Пословицы и поговорки» [1]), книгам по воспитанию (К.Насыри «Книга о воспитании» [2]), кулинарии (К.Насыри «Наставления повару» [3], Ф.Ибрагимова «Мастер кулинарии: подарок для дам» [4], Ахметзянов Ю.А «Татарская кухня» [5]), религиозным предписаниям верующим (Лутфуллин С. «Нравственные обязанности мусульман» [6]), истории кухни (Зауали Л. «Исламская кухня»). Благодаря изучению перечисленных источников удалось собрать застольные этикетные правила татар.
Еда у татар была окружена любовью и уважением, демонстрируя доброжелательное отно-ше-ние не только к собственной кухне, но и к жизни в целом. Татарская мудрость учит, «при слове "еда" сойди с коня» и «не перешагивай через блюдо с едой» [1, с.216, 217]. Непозволительным в татарской традиции было перекусывание на ходу, характерное для современности: трапеза требовала времени и эмоционально-позитивного настроя. Один из ключевых принципов татарского этикета - неторопливость - характерен для восточного мировоззрения. Каюм Насыри, которого по праву называют татарским Леонардо да Винчи, наставляет: «если трапеза сложная и состоит из нескольких блюд то нужно не менее часа на их потребление» [3, с. 14].
Татары предупреждали о недопустимости негативных отзывов о пище: «не поноси еду, которая стоит перед тобой» [1, с.220]. Еда как дар жизни и показатель ее качества требовала внимательного отношения, поэтому человек (в)кушающий должен был следить за тем, что попадает в рот. Более того, считалось дурным тоном не доедать за столом: «взял кусок - не оставляй» [1, с.220].
Некоторые правила татарского застольного этикета имеют санитарно-гигиеническое назначение. В культуре любого народа одним из значимых является принцип чистоты. Не являются в этом отношении исключением и татары. Трапеза начинается с мытья рук: «мой руки до и после еды» [2]. Сама еда должна готовится чистыми руками, а продукты питания для приготовления различных блюд промываться в чистой холодной воде. Более того, чистой должна быть посуда, что поможет «возбудить аппетит гостей» [4, с.41].
Ислам, исповедуемый большей частью татар, наложил религиозный отпечаток на застольный праздничный этикет. «Пища - это милость Аллаха, которой Он одарил все человечество и все живое» [6, с. 20], в связи с этим трапеза играет роль символической коммуникации с Аллахом, от которого исходит угощение. Данная установка привела к тому, что начало и конец застолья сопровождаются произнесением молитвы «Во имя Аллаха милосердного и милостивого» [6, с.46]. В свете сказанного объясняется традиционный момент окончания обеда, когда за еду благодарность получает Аллах, а не хозяйка
Также среди этикетных правил, обусловленных исламом, существует рекомендация принятия пищи правой рукой. Такой пример подал пророк Мухаммед произнесший: «Ни в коем случае не ешьте и не пейте левой рукой, потому что шайтан ест левой рукой и пьет левой рукой» [6, с.20]. Неслучайно «те, кто следует примеру Пророка, по сути, воспроизводят древние арабские традиции и обычаи, с добавлением собственно мусульманских запретов на свинину, кровь и вино» [7, с.43].
Сервируя стол, татары не забывают об эстетичности. Ф. Ибрагимова настоятельно советовала «обратить внимание на... украшение блюд это основная обязанность хозяйки и опытного кулинара», способствующая «наслаждению приемом пищи» [4, с.41]. Заметим, украшение стола не требует отдельных затрат: оно может создаваться из имеющихся под рукой хозяйки продуктов (зелени, овощей и фруктов) и красиво расставленной на скатерти хорошей посуды.
Существует определенный порядок подачи блюд на татарском празднике. Безусловно, он не обязательный, тем не менее, его предпочитают придерживаться до сих пор. Татарское праздничное застолье связано со сменой нескольких блюд где «сначала подается бульон, затем мясные блюда, потом десерт» [4, с.41]. Первая часть обеда предполагает холодные и горячие закуски, первые блюда, мясные блюда/губадию или бэлиш, ставящиеся на стол целиком, компот/кисель или фрукты с яго-
дами. После этого начинается вторая часть застолья: на чайном столе ставят вазы с вареньем, медом, конфетами и сахаром, тарелки с мучными изделиями. Нередко на столе устанавливают и самовар. Последняя часть обеда связана с подачей фруктов либо сладких напитков.
Для татарской традиции характерно четкое распределение ролей во время праздничного застолья, что обнаруживается в специальных этикетных предписаниях для хозяина, хозяйки и гостя. Согласно этикету, в обязанности хозяина дома входит радушный прием, прислуживание во время трапезы и развлечение гостей разговорами: «не отходи, однако, от стола, не будь слишком настойчив, потчуя гостей, чтобы они не смущались. Все, чем богат, с радушным видом поставь перед гостями... Развлекай гостей разговорами, не сиди на собственном пиршестве, как посторонний» [2]. В помощь хозяину может быть выбран тамада, руководящий застольем и поддерживающий беседу.
Созывая гостей, хозяин должен помнить: не допустимо приглашать в одну компанию «тех, кто недолюбливает друг друга» [2]; каждому гостю за столом выделяется «место, приличествующее его положению» [2]; муж и жена обязаны сидеть рядом.
Насытившись, хозяин не прекращает трапезу, чтобы другие не последовали его примеру. Если гость ест, то хозяин составляет ему компанию; если гость закончил, то завершает процесс принятия пищи и хозяин. Именно на хозяине лежит обязанность провожания гостей.
Среди застольных этикетных правил хозяйки выделим следующие. На ней лежат обязанности планирования праздничного угощения, составления меню и заготовки соответствующих ему продуктов. Хозяйка должна помнить, изобилие блюд и их хорошие вкусовые качества - залог прекрасного и сытного застолья. Особое внимание хозяйка обращает на посуду, в которой готовится и подается еда: «настоятельно рекомендуется не использовать отбитые, треснутые, чуть надтреснутые, расколотые или "склеенные" кастрюли», «потому что остатки пищи в трещинах покрываются коркой, гниют и пропитывают своим запахом кастрюлю, изменяя вкус блюда» [7, с.76].
Согласно мусульманско-татарской традиции, где женщине отводилась второстепенная роль, хо-зяйке дома было «запрещено самой самостоятельно знакомиться с друзьями своего мужа, представляться им, оставаться с чужим мужчиной наедине, а также принимать кого-либо в доме мужа в его отсутствие» [6, с.25].
Если застолье длиться несколько дней или после него остаются остатки пищи, то в обязанность хозяйки входит укрывание еды перед заходом солнца, «потому что в это время шайтаны заполняют все пространство»: «закрой сосуд с водой с упоминанием Имени Аллаха, закрой посуду с едой с упоминанием Имени Аллаха» [6, с.22].
Самый большой свод этикетных рекомендаций предназначен для гостя. Подобное не случайно. Любое застолье обладает архетипическим смыслом, о котором в современности не задумываются. В древности праздничный стол был символом прорыва в сферу сакрального среди мерного течения повседневных забот, благодаря чему осуществлялся переход в иное качественное состояние и/или новый отсчет времени.
Большинство праздников первоначально были связаны с земледельческим календарем, его ритмами и сакральным пространством (плодородной почвой, силой семян/почек/цветов), а само «земледелие в предельно драматическом виде воспроизводит тайну возрождения растительной жизни» [8, с.306] и мощь урожая. Подчеркнем, с древнейших времен население, проживающее на территории современной республики Татарстан, занималось земледелием.
Земледельческий труд связанный с Матерью-Землей, одновременно трактовался как благотворный, высвобождающий силы растительности и управляющий плодородием, а если шире - жизнью, и опасный, проникающий в мир мертвых и будоражащий ведомство смерти. Как заключил М. Элиаде, «мертвецы имеют прямое отношение к таинству возрождения, к циклу Творения, к неистощимости плодородия», ожидая «возвращения к жизни в новом обличье» [8, с.322]. По представлениям древних людей мертвые «стоят ближе к человеку, и именно их земледелец умоляет благословить и поддержать его труды» [8, с.323].
Земледельческая драма с ее многочисленными ритуалами развертывалась вокруг центральной проблемы - действия (личных/безличных) сил (природных стихий, Богов, священных животных либо человека, воплощающего божество) и мертвых, способствующих богатому урожаю. Неслучайно «цель ритуалов, как простых, так и со сложным сценарием, - установить благоприятные отношения между человеком и этими силами, а также обеспечить их циклическое возрождение» [8, с.310]. Ритуальные почести мифическим силам и мертвым, связанные с поддержанием их активности, сопровождались принесением жертвы. Страх первобытных людей перед исчезновением помощи сил природы и мертвых, приносящих пользу, привел к идее их поддержания: люди пытались «"искупить
вину", принося в жертву первые плоды земли, чтобы примириться с "силами" и получить разрешение на то, чтобы и дальше пользоваться ими безнаказанно» [8, с.319].
В своей глубинной первооснове жертвоприношение в виде человека/животного/растения /семян предназначалось для кормления сверхъестественных сил и мертвых, которые «лично принимают участие в ритуалах живущих» [8, с.322]. Жертва трактовалась как материал для символического творения космоса, а любой ритуал пытался воспроизвести первоначало - акт Творения, дававший начало жизни и обеспечивающий богатый урожай. Смысл жертвы - «это всего лишь возрождение сакральной силы, заключенной в урожае», а плодородие становилось «условием оптимального функционирования всего» [8, с.319]. Позже произошла трансформация ритуального подношения: появилось представление о том, что еду различным божественным силам и мертвым можно заменить символическим (запахом/паром/эссенцией), а саму праздничную трапезу разделить между живущими.
Пир с излишествами, построенный на пересечении живого и мертвого, концентрировал в себе жизненную энергию, «формируя новый, единый образ бытия, завязанный на дремлющих в земле ростках жизни» [8, с.325]. Как заметил 3. Фрейд «жертвоприношение и празднество совпадают у всех народов; каждое жертвоприношение составляет в то же время праздник, и ни один праздник не праздновался без жертвоприношения. Праздничное жертвоприношение было делом радостного возвышения над собственным интересом, подчеркиванием общности между собой и божеством» [9, с.324]. Человек посредством ритуальных жертвоприношений приобщался к сакральным силам природы и жизни растений. Считалось, что «земледелец входит в сферу абсолютной святости и становится ее частью, а его труды имеют космические последствия, ибо они свершаются в рамках космического цикла», а сам «год времена года, лето и зима, пора сева и пора жатвы - все они представляют собой целостные формы, каждая из которых обладает своей собственной, автономной онтологической значимостью» [8, с.306]. Каждый земледельческий ритуал провожал старое/враждебное, приветствуя новое/могучее. Благодаря этому, как считает М. Элиаде, появился «оптимистический взгляд на бытие», согласно которому «смерть представляется не более чем временной модификацией модели бытия; зима - это уже не конец, ибо за ней следует тотальное обновление природы, демонстрирующей новые, безграничные формы жизни; по сути, ничто не умирает - все лишь переходит в состояние первичной материи и отдыхает в ожидании следующей весны» [8, с.306-307]. Именно земледелие способствовало пониманию человеком единства жизни и ритмичности ее процессов, связанных с повторением. Таков первоначальный алгоритм праздничного сценария, о котором сегодня не задумываются.
Периодически повторяемые праздники с жертвоприношением выражали особое психологическое состояние, называемое М. Элиаде, «ностальгией по раю», то есть желанием личности «пребывать всегда и без усилий в средине мироздания, в Центре реальности, в сердце сакрального», преодолевая «человеческое предопределение» и возвращая «себе судьбу богов» [8, с.349]. Как сказано в Коране, «тот Аллах, кто сотворяет, он же повторяет Творение». Посредством праздников в размеренную жизнь людей входили сакральные пространства и времена, давая возможность прикоснуться к вечному, внося элемент обновления и упорядочивания бытия. При этом ностальгия по раю для человека связана с конкретным раем, «здесь, на Земле, и сейчас, в данную минуту» [8, с.371], что получало реализацию в праздничном застолье. Во время его проведения все присутствующие испытывают празднично-приподнятое настроение, приобщаясь к космическо-сакральному порядку и предчувствуя рождение нового. Празднично накрытый стол и действо, связанное с поеданием пищи и обстановкой вокруг, воссоздают рай и гармонию космоса, неосознанно возвращая людей к моменту творения, что обновляет жизнь и символически помогает преодолеть хаос.
Само застолье, в первую очередь, концентрируется вокруг Другого/гостя, оказывающегося центральной его фигурой. Гость, на которого переносят символизм силы, заключенной в урожае, и образ мертвеца/Другого, амбивалентен: он одновременно жертва, вступающая на незнакомую территорию, и принимающий жертвоприношение. Гость своим присутствием вызывает страх, но при этом придает загадочную торжественность совершаемому: «его могут истязать и даже убить, но могут и обожествить, относясь к нему как к наделенному магической силой существу» [10]. Наиболее ярко неоднозначность Другого/гостя высвечивается в приходе жениха в дом невесты, при вхождении молодой жены в дом мужа, а также в родственных отношениях (между зятем и тещей, снохой и свекровью). Так, в одном мэзэке (народный юмор татар) иллюстрируется двухдневное пребывание зятя в доме родителей жены, где теща его угощает калиной («пирогом из калины, пастилой из калины, калиновой водой»), а коню дает только солому Наскоро собираясь уезжать, зять на вопрос тещи «Что ж ты, зятек, быстро собрался уезжать, или угощение не понравилось?» отвечает «Понравилось, мама. Конь сыт соломой, я сыт калиной» [11, с.221]. В приведенном шуточном примере зять оказался
в роли жертвы, которую одновременно и угощали, и «истязали» калиной.
Другой/гость для хозяев оказывается одновременно чужим/неизвестным/таинственным и родственным/знакомым/близким. Амбивалентность переживания Другого/гостя близка пониманию сакрального. Рассуждая о непостижимости подобного опыта взаимодействия между людьми, С. Франк подходит к пониманию святыни. Другой/гость, заключающий в себе мир общий с хозяевами и уникальный/самобытийный, выражаемый глаголом есмъ, вызывает трепетное отношение к нему. «Непосредственное самобытие узнает в "ты" успокоительную, отрадную ему реальность сходного, сродного, родного ему - некую свою родину» [12, с.371]. Самобытие Другого/гостя, чтобы стать действительностью, нуждается во взаимодействии с иным, позволяющим произнести я есмъ. Именно застолье конституирует выделенное С. Франком есмъ благодаря встрече, дарению и исповеданию. Праздничный стол и совместная трапеза располагают к открытости и даже доверительности, позволяя принять и понять священность/уникальность Другого. Сам процесс взаимодействия с Другим/гостем, следуя логике С. Франка, можно конструировать следующим образом. Праздничный стол и угощение символизируют подношение/дарение, помогающее взаимодействию хозяина и гостя, каждый из которых бескорыстно отказывается от части себя в пользу иного и сосредотачивается на нем. Подобное подношение/дарение, лежащее в основе человеческих взаимоотношений, искренно, что накладывает ответственность на обе стороны - встречающей (хозяин) и принимающей (гость). В процессе акта дарения происходит очередное чудо во взаимоотношениях хозяина и гостя -исповедание, демонстрируемое в речи и окрашенное субъективными оттенками, что являет открытость, не нарушающую границ инаковости. Можно утверждать, что встреча, дарение и исповедаль-ность во время праздничного застолья высвечивают сакральность происходящего. В совместной трапезе как активном действе не только Другой/гость проявляется в своем есмъ и формирует хозяина, но и хозяин являет собственное есмъ и конструирует Другого/гостя, подчиняя законам своего дома и существующим правилам застольного этикета. Благодаря данному взаимообмену появляется безопасное пространство, снимается напряжение и (нередко) враждебность, связанные с появлением Другого/гостя. Совместное поедание пищи рождает особую связь между вкушающими, где каждый несет нравственные обязательства по отношению к другому. Более того, в подобной трапезе (первоначально неосознанно) закладываются этикетные правила, основанные на уважении, равенстве, справедливости. Вспомним замечания Э. Канетти, «неоспоримо определенное уважение по отношению друг к другу среди тех, кто ест вместе. Оно выражается прежде всего в том, что они делят пищу. Лежащее на общем блюде принадлежит им всем. Каждый берет часть себе, каждый видит, что и другие взяли. Все стараются быть справедливыми, никто не берет слишком много. Самая сильная связь между едоками возникает, когда они едят от одного - одного животного, одного тела, которое они знали живым и единым, или от одного каравая хлеба» [13, с.241].
В застольном признании/при-знании посредством еды как ритуальной жертвы и ее поглощения, сопровождающегося общением, осуществляется узнавание, которое влияет на диалектику взаимоотношений с Другим/гостем. С одной стороны, хозяева демонстрируют уважительное отношение к Другому, угощая и (о)познавая его. С другой стороны, гость, олицетворяя жертву, сознательно пришедшую в гости и не знающую/делающую вид, чем закончится встреча, выказывает нравственное отношение к встречающей стороне, разделяя трапезу с хозяевами.
Сам процесс признания оказывается довольно многоплановым. Протекая в объективной обстановке, он связан со сферой субъективности, включающей интеллектуальный, эмоционально-чувственный, физический и духовный потенциал обеих сторон. Процесс совместного вкушения пищи в системе координат Свои -Другие одновременно задействует сознание и тело, помогая сформироваться взаимоотношениям добропорядочности. Хозяин и гость во время трапезы узнают друг друга, «схватывая» ситуацию в ее смыслах. Так, о гостеприимстве хозяина и его дома невозможно узнать без Другого. В свою очередь, праздничная трапеза помогает высветить культурный (об)лик гостя. Во время встречи за столом обнаруживается уникальность человека, что, рассуждая в духе М. Хайдеггера, помогает актуализироваться ему в мире. Данная актуализация осуществляется посредством отношения к хозяевам/гостю и накрытому столу, процессу принятия пищи, умению держаться и вести беседу на разные темы. Открывая себя Другому, личность конституирует не только себя-для-Другого, но и себя-для-самого-себя посредством взаимообмена собственными/иными бытийными горизонтами и возможностями. В итоге праздничная трапеза олицетворяет специфическую трансформацию обряда перехода в обряд включения (терминология А ван Генеппа), благодаря чему Другой/гость становится Своим.
Не последнюю роль в обряде включения как признания Другого играет этикет, следование ко-
торому обеспечивает гостю не только хорошую репутацию, но и уважение со стороны хозяев. Среди этикетных правил гостя обратим внимание на следующие. Так, если не было специального приглашения, то необходимо выбирать для визита удобное время, заранее сообщая о нем. Если личность пригласили, то от нее требуется пунктуальность. Каюм Насыри предупреждал, когда «к обеду собралось много людей и не явился лишь един, не заставляй всех ждать одного» [2]. Нельзя отказываться от еды - это знак непочтительного отношения к хозяевам и их гостеприимному дому, а предложенную пищу необходимо съесть до конца.
Принимая пищу, необходимо помнить о чувстве меры, гарантирующем защиту от болезней: «в умеренной еде большая польза - будешь здоров телом, ясен умом, силен памятью» [2]. Татарские пословицы предупреждают: «хочешь быть здоровым - много не ешь», иначе «обжора умрет в праздник» [1, с.221]. К. Насыри рекомендовал после переедания «на день или два воздержаться от приема пищи» [3, с. 14].
Особый свод правил, адресованный гостю, связан с недопустимостью действий, вызывающих брезгливость. Среди них встречаем следующие: «не нюхай пищу, как зверь» [2], не заглядывай в чужие тарелки (татарская пословица наставляет, «в чужом супе соль не проверяй» [1, с.218]), «не сопи и не пыхти над тарелкой» [2]. Если поданная еда оказалась слишком горячей, то «лучше подождать, пока она немного остынет», потому что дуть на нее неприлично [2]. Необходимо во время трапезы быть аккуратным, «не капая перед собой, - самомуже станет неловко» [2]. Нельзя тянуться «за куском, что лежит на середине блюда», лучше взять тот, «что лежит перед тобой с краю» [2]. Ни в коем случае во время трапезы нельзя набивать рот. Лучше «брать кусок, который поместиться в рот, и глотать после разжевывания» [6, с.21].
Кодекс чести предписывает гостю не только есть, но и общаться. Неторопливо-благожелательная беседа во время трапезы подчеркивает сакральность процесса принятия пищи, уважительное отношение к хозяевам, их дому и подаваемым блюдам. Каюм Насыри подчеркивает важность позитивного настроя вкушающего, сопровождающееся произнесением добрых слов: «не следует говорить слова, приносящие печаль, так как печаль не способствует легкому усвоению пищи» [3, с. 15].
Общение во время принятия пищи должно протекать в положительно-жизнерадостном и осмысленном русле, быть спокойным, тихим и полезным, выстраиваясь на принципах правды, честности и порядочности. Речь должна избегать слов, «в которых нет пользы в этой жизни и в будущей», что требует от произносящей личности ответственности и умения задуматься «о последствиях сказанного» [6, с.23]. Перечисленное относится к разряду нравственных обязанностей мусульман: «не привыкать к плохим словам, не лгать, не давать ложную клятву, не злословить, не сплетничать, не обещать того, чего не выполнишь» [6, с.23].
Начиная разговор, необходимо помнить о статусе людей, сидящих за столом, «не говорить слов, которые обидят другого, и не перебивать человека» [6, с.23]. При разговоре следует следить за своим поведением и нравственными проявлениями. Нельзя кривляться, «ставить себя умнее других», «искать ошибки в речи других» [6, с.23].
В целом, застольный этикет оказывается культурным маркером, демонстрирующим воспитанность и внутреннюю дисциплину личности, способную уважительно относиться к людям, пище и жизни в целом. Этикетные правила конституируют в личности такие качества как приличие (прилике) и вежливость (от вежа, то есть знаток правил поведения, ведающий/знающий их). Благодаря этикетным нормам, касающимся застолья, процесс принятия пищи оказывается показателем уровня культуры индивида, а также - его отношения к жизни. Знание и соблюдение этикетных правил обеспечивает личности хорошую репутацию, взаимопонимание, установление контактов, быструю адаптацию в/к среде.
Застольный этикет татар как разновидность общекультурного этикета разнообразен, что отразилось в огромном количестве правил. В татарском этикетном своде обнаруживаются объективные и субъективные, религиозные и светские, этические и эстетические установки. Более того, в застольном этикете татар нашли отражение, дошедшие до нас с мифологических времен, ритуальность и жертвенность. Ритуальность обусловлена связью с земледелием, выращиваемым и собранным урожаем, разделением на Своих (хозяин - хозяйка) и Других/гость. Жертвенность демонстрируется в празднично накрытом столе, угощении и фигуре Другого/гостя.
Этикетньге правила татар, содержащие рекомендации хозяину/хозяйке/гостю и предписывающие принципьг приготовления пищи, связанньге с чистотой, канонический порядок подачи блюд эстетичность в сервировке стола, законьг гостеприимства, включающие в себя особенности приема гостей, их угощения и развлечения, формируют уважительное отношение к еде и среде, где происходит вкушение.
В современном мире в связи с усилившимся интересом к традиции и национальной кухне проделанная нами реконструкция застольного этикета татар поможет воссоздать и сохранить колорит старины, сформирует осознанное отношение к пище и себе как человеку (в)кушающему, а также сориентирует в понимании некоторых этнических особенностей.
Литература
1.Татарское народное творчество: в 15 т. Казань: Татарское книжное издательство, 2017. Т. 6: Пословицы и поговорки. 368 с.
2.Насыри К. Книга о воспитании. Режим доступа: http://kitap.net.ru/nasyri.php
3.Насыри К. Наставления повару. Казань: Познание, 2015.92 с.
4.Ибрагимова Ф. Мастер кулинарии: подарок для дам. Казань: Познание, 2017.
5.Ахметзянов Ю.А. Татарская кухня. Казань: Татарское книжное изд-во, 1985.272 с.
6. Лутфуллин С. Нравственные обязанности мусульман. КазПринт. 52 с.
7.3ауали Л. Исламская кухня. М.: НЛО, 2008.224 с.
8.Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. М.: Ладомир, 1999.488 с.
9.Фрейд 3. «Я» и «Оно». Тбилиси: Мерани, 1991.396 с.
10. Хренов НА Застолье в истории культуры: От архаических ритуалов к современным обрядовым формам. Режим доступа: http://rpczmoskva.org.ru/istoriya/zastole-v-istorii-kultury-ot-arxaicheskix-ritualov-k-sovre-men nym-obryadovym-formam.html
11. Татарское народное творчество: в 15 т. Казань: Татарское книжное издательство, 2017. Т. 7: Мэзэки (Народные шутки). 352 с.
12. Франк С.Л. Непостижимое. Онтологическое введение в философию религии // С. Франк Сочинения. М.: Правда, 1990. 608 с.
13. Канетти Э. Масса и власть. М.: Ad Marginem, 1997. 527 с.
References
1. Tatarskoye narodnoye tvorchestvo: v 15 t Kazan': Tatarskoye knizhnoye izdatel'stvo, 2017. T. 6: Poslovitsy i pogovorki. 368 s.
2. Nasyri К Kniga о vospitanii. / / URL: http://kitap.net.ru/nasyri.php
3. Nasyri К Nastavleniyapovaru. Kazan': Poznaniye, 2015.92 s.
4. Ibragimova F. Master kulinarii: podarok dlya dam. Kazan': Poznaniye, 2017.
5. Akhmetzyanov YU.A. Tatarskaya kukhnya. Kazan': Tatarskoye knizhnoye izd-vo, 1985.272 s.
6. Lutfullin S. Nravstvennyye obyazannosti musul'man. KazPrint 52 s.
7. Zauali L. Islamskayakukhnya. M.: NLO, 2008.224 s.
8. Eliade M. Ocherki sravnitel'nogo religiovedeniya. M.: Ladomir, 1999.488 s.
9. Freyd Z. «YA» i «Опо». Tbilisi: Merani, 1991. 396 s.
10. Khrenov N.A. Zastol'ye v istorii kul'tury: Ot arkhaicheskikh ritualov k sovremennym obryadovym formam. // URL: http://rpczmoskva.org.ru/istoriya/zastole-v-istorii-kultary-ot-arxaichesMx-ritaalov-k-sowemennym-obryadovym -formam.html
11. Tatarskoye narodnoye tvorchestvo: v 15 t Kazan': Tatarskoye knizhnoye izdatel'stvo, 2017. T.7: Mezeki (Narodnyye shutki). 352 s.
12. Frank S.L. Nepostizhimoye. Ontologicheskoye wedeniye v fflosofiyu religii // S. Frank Sochineniya. M.: Pravda, 1990. 608 s.
13. Kanetti E. Massa i vlast'. M.: Ad Marginem, 1997. 527 s.
УДК 929.737
Н.И.Таиров
УЧИТЕЛЬ И НАСТАВНИК ФАБРИКАНТА А.Я.АКЧУРИНА
В статье исследуется биография Г.Мустафина, педагога и наставника одного из представителей известных фабрикантов и меценатов Акчуриных - Али (Гали).
Ключевые слова: татарские предприниматели Акчурины, Мустафин, медресе, школы, учителя, Симбирск, Казань, Марджани, Баруди, меценаты
Nail Tairov THE TEACHER AND THE MENTOR OF THE MANUFACTURER A.YA. AKCHURIN
This article examines the biography of G. Mustafin, the teacher and the mentor of one of the well-known representatives of the manufacturers and the patrons - Occuring Ali (Gali). Tatar merchants Akchurins were great industrialists and generous patrons of art There were many capable people (lawyers, employees, teachers and religious figures) in their entourage. The fate of one of them, the shakird of the Kazan madrasah, Salihzyan Galeev-Gabdulla Mustafin, is interesting. Madrasah of Salihzyan Galeev (Barudi) was a well-known educational institution of the Volga region and the Urals. The native of Ufa province, Gabdulla Mustafin was one of the best shakirdas of madrasah. In the early twentieth century, he was invited by the manufacturer and patron of arts Yakub Suleymanovich Akchurin as a teacher for his son Ali (Gali). After arriving in the village of Old Timoshkino (Zia Bashy) of the Sengileevsk county of the Simbirsk province, Gabdulla attained the fame of an able teacher soon. He taught the ward to read, to write, to count, as well as the basics of mechanics, shoemaking and locksmith's crafts. The mentor worked as a mechanic and a dye master in the factory. When there was a talk about Gabdulla's marriage, the owners took all the expenses. Gabdulla went to Kazan, where he married the
