С. А. Сергеев, З. Х. Сергеева
ТАТАРСКИЙ ЭТНОНАЦИОНАЛИЗМ В РЕСПУБЛИКЕ ТАТАРСТАН: ОТ РАССВЕТА ДО ЗАКАТА1
В статье анализируется подъем национального самосознания и развитие националистического движения в Татарстане в 1990-2000-х годах. Авторы показывают эволюцию этнонационалистических организаций и характер их связей с региональными властными институтами.
Ключевые слова: этнос, нация, национализм, националистическое движение, Татарстан, Российская Федерация.
Перед анализом эволюции (которую следует, скорее всего, назвать де-эволюцией, или деградацией) татарских этнонационалистических организаций следует кратко остановиться на особенностях употребляемой терминологии. Хотя в отечественных социальных науках сложилась традиция употребления термина «национализм» сугубо в негативном смысле, что связано со сближением или даже отождествлением понятий «нация» и «этнос», в зарубежных социальных науках (особенно в англо- и франкоязычной литературе) преобладает иная традиция использования данного термина, которую можно охарактеризовать как безоценочную и нейтральную. В значительной степени, как представляется, это связано с представлением о нации не как о культурной, но как о политической и гражданской общности. Поэтому здесь и далее под национализмом будет пониматься комплекс идеологических представлений и политических практик, связанных с выражением интересов политической нации или сообщества граждан одного государства безотносительно к их культурной идентичности или идентичностям, а под этнона-ционализмом — также комплекс идеологических представлений и политических практик, но связанных уже с артикуляцией интересов особой этнической группы, обладающей, прежде всего, особой культурной идентичностью, важнейшим элементом которой является представление (реальное или мифическое) об общности происхождения и исторического пути данной группы2.
1 Статья подготовлена на основе доклада, сделанного авторами на VII общей ежегодной конференции Евразийской сети политических исследований (ЕСПИ), прошедшей 6 февраля 2009 г. в Москве.
2 При формулировании этого определения мы отталкивались от дефиниции национализма, предложенного В. Коротеевой: национализм — «это комплекс идеологических представлений и политической практики, в котором центральное место занимают интересы нации» (Коротеева, 1999, с. 10). Придерживаясь социально-конструктивистского — в противовес эссенциалистскому — понимания этничности, мы разделяем идеи, высказанные, © Сергеев С. А., Сергеева З. Х., 2009
Данное разграничение восходит к идеям М. Вебера, для которого отличительной чертой этноса была негативная самоидентификация определенного сообщества — кем мы не являемся, в то время как позитивный характер — кто мы есть — имела самоидентификация нации (Weber, 1994, p. 35-40). Соответственно политический национализм в большинстве случаев носит интегрирующий, «включающий» характер, имея главным своим императивом объединение разъединенных культурных, лингвистических, этнических групп, населяющих определенную территорию, тогда как этнический национализм носит дезинтегрирующий, «исключающий» характер, стремясь обособить и выделить определенную группу, обладающую неким культурным единством, из остального населения данной территории.
Татарские этнонационалистические организации в Татарстане появились в конце 1980-х годов, в контексте общего процесса политической либерализации. 27 июня 1988 г. группа представителей гуманитарной интеллигенции во главе с доцентом КГУ М. А. Мулю-ковым выступила с инициативой формирования массового политического движения в поддержку демократии. Институционализация этого движения произошла в октябре 1988-феврале 1989 г. (учредительные конференция и съезд). Новая организация избрала название «Татарский общественный центр» (ТОЦ). 17 июня 1989 г. ТОЦ был официально зарегистрирован Советом Министров ТАССР как «народное движение в поддержку перестройки» (Беляков, Са-фаров, Терентьева, 2001, с. 7-8).
Первоначально в документах ТОЦ значительное место отводилось этнокультурным вопросам, связанным с развитием образования, культуры и языка татарского народа. Вместе с тем цель повышения статуса ТАССР до уровня союзной республики была выдвинута уже в самом начале этнонационалистического движения, а впоследствии стала главным его лейтмотивом. Двумя другими приоритетными задачами ТОЦ в 1989-1991 гг. были опека татарской диаспоры и закрепление в качестве единственного государственного языка татарского, что подразумевало дискриминацию русскоязычных.
Такая постановка вопроса о статусе ТАССР объективно сближала позиции сторонников ТОЦ и представителей республиканской
в частности, В. Тишковым (Тишков, 1993, с. 3-37; 1997) и П. Брассом. Последний, в частности, писал как о главной составляющей этничности чувстве этнического самосознания, состоящем «из субъективного, символического или знакового использования группой людей какого-либо из аспектов культуры с целью отграничения себя от других групп» (Brass, 1980, p. 3).
_ 117
партноменклатуры, стремившихся сохранить и упрочить свою власть. Да, собственно говоря, отчетливую границу между двумя этими группами трудно провести. По различным данным, от 40 до 60% делегатов Учредительного съезда (Курултая) ТОЦ были коммунистами и комсомольцами, из 21 члена правления, избранного в феврале 1989 г., 18 были членами КПСС. В работе и конференции, и съезда принимали участие первый заместитель председателя Совмина ТАССР М. Х. Хасанов, зав. отделом идеологии ОК КПСС Р. С. Хакимов (не без основания считавшийся идеологом ТОЦ), ряд представителей Казанского горкома и райкомов КПСС. Впоследствии значительное количество членов КПСС, участвовавших в работе ТОЦ, поддержали Демократическую платформу в КПСС.
Таким образом, можно говорить не просто о связях, но о постоянных контактах с зарождающимся этнонационалистическим движением правящей элиты республики. Проблема заключается не в установлении этого факта, а в объяснении этого, тем более что правящая элита Республики Татарстан (РТ) в 1990-е годы не раз доказывала свою способность действовать, руководствуясь относительно «этнического возрождения» не идеологическими или эмоциональными мотивами, а исходя из сугубо рациональных и прагматических соображений.
В первую очередь обращает на себя внимание то обстоятельство, что этнический национализм как инструмент легитимации и релегитимации власти использовался отнюдь правящей элитой не только РТ, но и многих других бывших автономий. Более того, подобные процессы происходили, и в гораздо более откровенной форме, во многих союзных республиках — в Молдове, Украине, Азербайджане, Грузии, республиках Средней Азии, Казахстане. В той или иной степени это характерно даже для таких посткоммунистических государств, как страны Балтии, Сербия, Словакия и Румыния. Наиболее распространенным объяснением этого феномена обычно является следующее: этнонационалистическая идеология оказывается пригодным средством для релегитимации элиты, поскольку заполняет вакуум, образующийся в посткоммунистических странах после фиаско идеологии коммунизма и при отсутствии гражданского общества (см.: Тишков, 1993, с. 5-9). Также, по наблюдению А. Аринина, этнонационализм, кроме удержания власти, поощряет «заинтересованность номенклатуры в том, чтобы превратить государственную собственность в свою частную собственность. Это стремление возникло не вдруг, а в результате социальной эрозии правящего класса в 1960-1980-е годы» (Аринин, 1997, с. 29). Существуют, конечно, и иные точки зрения. Новейшие западные исследователи-постмодернисты, в частности Р. Брубейкер, оспаривают
тезис о национализме как инструменте элиты. Это представляется сомнительным как с точки зрения национализма как рациональной стратегии, так и в отношении соответствия эмпирическим данным (ВгиЬакег, 1999, р. 286-289). Однако он не отрицает привлекательности национализма как объекта манипуляций. Это позволило А. Тевдой-Бурмули предположить, что имеющийся стереотип воспроизводит себя сам, «навязываясь» элитам в качестве рациональной стратегии (Тевдой-Бурмули, 2002, с. 113).
Вместе с тем, говоря об альянсе этнонационалистов и правящей элиты, нельзя упускать из виду и наличие у первых, по крайней мере в 1989-1992 гг., массовой социальной базы и поддержки. На это необходимо обратить внимание, поскольку нередко высказывается точка зрения (представляющаяся нам упрощенной), что этно-национальное движение было искусственным образованием, «взращенным» в коридорах Татарского обкома КПСС, культивируемым и управляемым для оказания давления на Московский Кремль.
Этнонационализм обращался ко всем слоям и группам татар, но наибольший отклик встречал, прежде всего, среди выходцев из деревень, горожан в первом поколении, проживавших преимущественно в молодых городах республики. После переезда в город они утратили ряд черт присущей им традиционной, сельской культуры и не сумели адаптироваться к культуре городской, испытывая чувства отверженности, фрустрации. Характерно, что наибольшими силой и влиянием отделения этнонационалистических организаций пользовались не в Казани, а в Набережных Челнах. В этом достаточно молодом городе этнонационалисты получали постоянную «подпитку» в виде мигрирующего в город населения из сельских районов Закамья. Подобные потоки, направленные в Казань, были слабее: кроме того, социокультурная среда столь старого города, как Казань, сравнительно успешнее трансформирует вчерашних сельчан в горожан. В Набережных Челнах этот процесс затруднен, и вчерашние деревенские жители не становятся в полном смысле слова горожанами, превращаясь в оторвавшихся от сельских корней, но не воспринявших городскую культуру маргиналов со свойственной им склонностью к простым решениям, с повышенной агрессивностью, этноцентризмом и ксенофобией (см.: Сергеев, Сергеева, 1999, с. 192). Наглядным примером тому была фигура З. Аглиуллина (в 1993 г. — председатель Набережно-Челнинского отделения ВТОЦ; см. ниже). Именно в этой среде лозунги «этнического возрождения» были восприняты первоначально с наибольшим энтузиазмом.
ТОЦ в том виде, как он был создан, был аппаратной и зависимой от государства организацией, руководству которой были пре-
доставлены формальные атрибуты официальной власти или то, что, по советским представлениям, являлось таковыми (помещение, телефон, транспорт) (см.: Кильдеев, 2002, с. 19, 22). Но уже в
1990 г. в татарском этнонационалистическом движении выделяется оппозиционное радикально-экстремистское крыло. Возникает партия национальной независимости «Иттифак», союз татарской молодежи «Азатлык», некоторые другие, более мелкие организации. Радикализируется и ТОЦ. В качестве образца решения этногосудар-ственных и этнокультурных вопросов этнонационалистами в это время принимается программа Народного фронта Эстонии.
С особой четкостью эти лозунги были сформулированы в конце
1991 г., когда распад Союза вступил в завершающую фазу: 1) независимость Татарстана как государства татар (этногосударствен-ность); 2) создание альтернативных органов власти по этническому принципу (Милли Меджлис — Народное собрание); 3) избирательность предоставления гражданства РТ жителям РТ (см.: Сергеев, Сергеева, 1999, с. 194).
Эта программа не была реализована вследствие сопротивления большинства жителей Татарстана и части депутатского корпуса Верховного Совета РТ. Вместе с тем 1991-1992 гг. были временем максимального успеха татарских этнонационалистических организаций. Массовые акции и голодовки весной 1991 г. быстро нагрели политическую атмосферу до градуса истерии и стали поводом к тому, что ни референдум о введении поста Президента РСФСР, ни сами эти выборы официально в Татарстане не проводились. В это же время ряд радикальных татарских этнонационалистов (в первую очередь лидер партии «Иттифак» Ф. Байрамова) выступили с наиболее резкими за все время существования этнонационалистиче-ского движения заявлениями, суть которых сводилась к следующему: «Это земля исконно наша, если русские хотят и впредь "есть татарский хлеб", то они должны признать лидирующую роль татар, выучить татарский язык и т. п., а иначе — пусть убираются на все четыре стороны» (Байрамова, 1991; Рахимова, 1990, с. 53). Даже в татарском этнонациональном движении немалая часть участников не принимала целиком подобного подхода, во всяком случае, идея избавиться от русских, составлявших более 40% населения, представлялась совершенно безумной.
Экстремистский характер деятельности этнонационалистов, склонность их к насильственным методам особенно ярко проявились в октябре 1991 г., когда вооруженные боевики, принадлежащие к этнонационалистическим организациям (и привезенные, что весьма показательно, специально из Набережных Челнов и Нижнекамска), предприняли попытку штурма Верховного Совета РТ. Но
даже в это время, по данным официального опроса, проведенного по заказу президиума Верховного Совета Татарстана, лишь 10,4% населения одобряло идею национальной независимости (в том числе среди татар — 17,9%) (см.: Сергеев, 1999, с. 57).
Октябрьские события 1991 г. стали кульминацией противостояния этнонационалистов и правящей элиты РТ, с одной стороны, и пророссийских сил в республике — с другой. Даже организация этнического парламента — Милли Меджлиса (ММ), избранного делегатами так называемого «Первого Курултая татарского народа» 1 февраля 1992 г., в преддверии референдума о статусе республики, не имела такого резонанса, хотя многие из депутатов Курултая и Милли Меджлиса надеялись, что в ближайшем будущем стать единственным и легитимным законодательным органом власти, оттеснив Верховный Совет или поглотив его.
До тех пор, пока агрессия этнонационалистов была направлена только против активистов демократических пророссийских организаций или «соседней России», власти реагировали на их деятельность весьма сдержанно. Но вскоре после референдума этноради-калы стали проявлять все большее нетерпение, обвиняя правящую элиту в непоследовательности и нерешительности в достижении реальной независимости Татарстана. Так, в июле 1992 г. партии «Иттифак», «Намус», союз татарской молодежи «Азатлык», общество им. Ш. Марджани выступили с политическим заявлением о безусловной поддержке Милли Меджлиса и заявили о своей оппозиции правительству Татарстана. Министерство юстиции РТ признало данное заявление антиконституционным, но Милли Меджлис продолжал существовать на правах общественной организации.
Поэтому с весны-лета 1992 г. отношение правящей элиты к эт-нонационалистам становится все более дифференцированным. Лояльные вовлекаются в деятельность Всемирного конгресса татар и Исполкома конгресса (Первый конгресс состоялся в Казани 19-20 июня 1992 г.). Что же касается радикальных этнонационалистов, то на их противоправную деятельность начинают обращать внимание правоохранительные органы. Это не носило характер политических репрессий против неугодных — напротив, Набережно-Челнинское отделение ТОЦ прибегало, в частности, к давлению на неугодных, не останавливалось перед дезорганизацией деятельности городской власти и приступило даже к организации военизированных формирований (так называемой национальной гвардии) (см.: Беляков, Сафаров, Терентьева, 2001, с. 29). После того как самые радикальные активисты стали публично высказывать угрозы в адрес президента М. Шаймиева, за незаконное хранение оружия был аре_ 121
ПОЛИТЭКС. 2009. Том 5. № 1
стован, пожалуй, наиболее влиятельный из них — председатель Набережно-Челнинского отделения ТОЦ З. Аглиуллин, избранный незадолго до этого председателем ТОЦ. Это усугубило уже протекавшие в самом ВТОЦ организационную неразбериху и кризисные процессы. После избрания З. Аглиуллина движение покинула часть умеренных; после его ареста представители умеренного крыла попытались перехватить инициативу и созвали чрезвычайный съезд (21 августа 1993 г.), приведший к расколу движения, который, однако, не был окончательным. Умеренные и радикалы объединились в рамках Всетатарского общественного центра (ВТОЦ) лишь в 1995-1996 гг., когда уровень поддержки ВТОЦ значительно снизился (Там же, с. 19-21, 26).
Кризис этнонационализма стал отчетливо заметен в 1994-1995 гг. Партия «Иттифак» резко выступила против подписания Договора между органами государственной власти Российской Федерации и Республики Татарстан. Но ни эта партия, ни всё этнонационалисти-ческое движение было уже не в силах оказывать существенное влияние на обстановку в республике. Ряд фигур, стоявших у истоков этнонационалистических организаций, отошли от их деятельности.
Пытаясь вновь обрести ускользающую социальную базу, представители татарского этнонационализма уже во второй половине 1990-х годов стали все больше обращаться к мусульманскому духовенству и верующим (умме), по-разному при этом расставляя акценты. Сторонники ТОЦ высказывались в пользу джадидизма и обновленческого, европеизированного ислама (евроислама). Члены Милли Меджлиса, «Иттифака» и «Азатлыка», напротив, все более открыто заявляли о симпатиях к различным видам исламского традиционализма и фундаментализма, противопоставляя их модернизированному евроисламу. Само же мусульманское духовенство тактично пыталось сохранять лояльность по отношению к правящей элите, ограничивая свои интересы чисто религиозной сферой и не вмешиваясь в политику.
Ряд лидеров (Ф. Байрамова) и активистов этнонационалистиче-ского движения к 1996-1997 гг. перешли с этнонационалистических позиций на религиозно-этнические. Более того, некоторые из них связывали надежды на будущее движения с новым поколением мусульманских священников, получивших образование в духе «подлинного ислама» за рубежом и готового вытеснить теперешнее поколение мусульманских лидеров, что подразумевало ориентацию на государство не просто этнократическое и авторитарное, но на исламское и шариатское (см.: Захидулла, 1997). Однако даже в самом этнонационалистическом движении эта идея отнюдь не встретило безоговорочной поддержки.
Клерикальный радикализм получил определенное распространение среди молодых мулл и молодежи в тех городах республики, где не сохранился или очень узок «культурный слой», — в Набережных Челнах, Альметьевске и проч. Ситуация обострилась и тем, что в этих городах был велик общий фон социальной напряженности, значительна доля «полугородских» маргиналов. Такие люди весьма восприимчивы к радикальным идеям различного толка — будь то этнонационалистическим или религиозным.
В течение второй половины 2000-х годов в Татарстане прошел ряд процессов над участниками ряда клерикальных экстремистских и террористических организаций. Так, только по делу набережно-челнинской организации «Исламский джамаат» в 2004 г. было задержано более 50 человек, из них 23 привлечены к уголовной ответственности. 2 августа 2006 г. на отдельном судебном процессе к различным срокам заключения (от 5 до 6 лет) были приговорены несовершеннолетние члены этой организации. Ф. Байрамова резко негативно отозвалась об этом процессе: «На дворе 37-й год».
Следствие по делу остальных членов этой организации длилось еще полтора года. 14 февраля 2008 г. Верховный суд РТ осудил на длительные сроки лишения свободы еще 17 членов «Исламского джамаата». В частности, к пожизненному заключению был приговорен Х. Раззаков, убивавший в лесу под Набережными Челнами граждан, чьё поведение, по его мнению, не соответствовало канонам ислама. Руководитель организации И. Гумеров приговорен к 12 годам. Остальные получили от 3 лет и 3 месяцев до 10 лет лишения свободы.
Также в Татарстане в 2005-2008 гг. состоялось несколько процессов и над членами другой экстремистской организации — «Хизб-ут-Тахрир». По отношению к ним суд был не столь суров, и некоторые из обвиняемых освобождались из-под стражи в зале суда, поскольку успели отбыть назначенное судом наказание еще в ходе предварительного следствия3.
В изменившейся политической ситуации 2000-х годов татарские этнонационалисты лишь дважды смогли громко заявить о себе.
В первом вспеске активности этнонационалистов летом-осенью 2001 г. причиной стали настойчивые требования федерального Центра по приведению законодательства РТ, в первую очередь
3 См. подробнее обзоры ситуации в Татарстане за 2006-2008 гг., делавшиеся одним из авторов для Московского Центра Фонда Карнеги (Сергеев, 2006, http://www.carnegie.ru/ ru/pubs/media/102772006-year-tatarstan-sergeev-sergey.doc; 2007, http://monitoring.carnegie.ru/ 2008/02/tatarstan/sergeev-sergej-respublika-tatarstan-2007-godu; 2008, http://monitoring.carnegie.ru/ 2009/01 /tatarstan/sergeev-year-2008, и обзоры за соответствующие месяцы).
_ 123
Конституции РТ, в соответствие с законодательством и Конституцией РФ. Региональная элита настойчиво сопротивлялась этим требованиям. Но для более успешного сопротивления ей была нужна поддержка «снизу» или хотя бы ее имитация.
В июне 2001 г. на форуме общественных организаций Татарстана в защиту суверенитета республики, организованном ТОЦ, было заявлено о создании Народного фронта по защите суверенитета Татарстана. В форуме приняли участие Милли Меджлис, ВТОЦ и Союз татарской молодежи (СТМ) «Азатлык», а также несколько более мелких этнонационалистических организаций, возглавляемых членами ВТОЦ. Кроме того, представители обеих коммунистических партий, существовавших тогда в РТ, участвовали в «Форуме» и даже подписали его итоговый документ — «Хартию-2001» («Хартия-2001», 2001)4.
Сущность «Хартии-2001» сводится к протесту против региональной политики Президента РФ В. В. Путина, которая характеризуется как «тотальное наступление» на их государственность и пересмотр «основ федерализма» в России. Хотя определенная доля вины за это возлагается и на руководство Татарстана, «Хартия-2001» не является в строгом смысле слова документом, оппозиционным по отношению к нему. Напротив, значительная часть участников «Форума» предлагала ему свою «поддержку». Более того, большинство требований, высказанных в «Хартии-2001», так или иначе обращены к президенту, правительству и Госсовету РТ: начать переговоры с Москвой, повысить зарплаты бюджетникам, создать Татарский национальный университет и перевести татарскую письменность на латиницу.
В дальнейшем Народный фронт в защиту суверенитета никак не проявил себя. Недолго действовал и «Латинский фронт» — организация, призванная защищать право татарского народа на пользование латинской графикой.
Второй всплеск активности этнонационалистических организаций связан с югоосетинским кризисом августа 2008 г. и признанием Российской Федерацией независимости Южной Осетии и Абхазии. В то время как официальная Казань хранила молчание (лишь 12 ноября, во время оглашения послания президента РТ Государственному Совету РТ, М. Шаймиев выразил свое отрицательное отношение к этим событиям), Всетатарский общественный центр (ВТОЦ) принял заявление, в котором говорилось о том, что татары теперь также «вправе рассчитывать на скорое освобождение и признание своей независимости». ВТОЦ им. М. Мулюкова («парал-
4 О составе участников форума см.: Беляков, Сафаров, Терентьева, 2001, с. 169-170.
124 _
лельный» ВТОЦ) осудил и агрессию Грузии против народов Южной Осетии и Абхазии, и агрессию России против народов Кавказа, призвав вывести российские войска из Грузии, Южной Осетии, Абхазии и позволить «им самостоятельно решать судьбу своих народов по примеру Косово». С наиболее радикальным призывом выступила Ф. Байрамова, выпустившая «Обращение к татарской нации», в котором потребовала от международного сообщества признать независимость Республики Татарстан, а также призвала сделать 15 октября днем «начала освободительного движения за независимость». 26 октября в Набережных Челнах на заседании Милли она провозгласила создание «национального правительства» Татарстана (Милли Назарат) во главе с Вилом Мирзаяновым, гражданином США (Национальное правительство, 2008). Из 9 членов правительства четверо (считая В. Мирзаянова) — татарские эмигранты, проживающие в США, Германии и Турции. Сама Ф. Байрамова в Милли Назарат не вошла, но вошла ее дочь (Зульфия Кадир). Все члены Милли Назарата, за исключением самого В. Мирзаянова, — гуманитарии (писатели, литературоведы, журналисты, историки, политологи). На съезде милли меджлиса 21 декабря 2008 г. состав Милли Назарата был утвержден. По мысли руководителей Милли Меджлиса, Милли Назарат должен зарегистрироваться как международная неправительственная организация и в этом статусе передать документы, утвержденные на данном съезде, в ООН. На съезде было также принято обращение «к президентам и парламентам государств и в Организацию Объединенных Наций» о признании государственного суверенитета Татарстана. В документе говорилось, в частности, что признание Южной Осетии, Абхазии и Косово дают «надежду татарскому народу на признание Россией государственного суверенитета Республики Татарстан с обеспечением территориального коридора через Оренбургскую область для экономических и культурных международных сообщений» (см.: Гордеев, 2008). Общественность, как российская, так и международная, обращения Милли Меджлиса проигнорировала. Пожалуй, неравнодушными к ним остались лишь правоохранительные органы РТ: в начале января 2009 г. в офисе Милли Меджлиса и на квартирах его наиболее активных членов были произведены обыски и выемка документов (см.: Бронштейн, 2009).
Что же обусловило взлет татарского этнонационалистического движения на рубеже 1980-1990-х годов и столь же стремительный упадок впоследствии?
В период подъема татарского этнонационалистического движения оно поддерживалось, как мы видели, руководством Татарского
ОК КПСС, которое в лозунге повышения статуса татарского языка усмотрело возможность для себя оттеснить русскоязычную часть номенклатуры от рычагов власти, а затем и установить собственную монополию на власть в республике. На его стороне была татарская интеллигенция, преимущественно гуманитарная, которая не просто принимала активное участие в деятельности ТОЦ и других этнонациональных организаций, но и формировала их идеологию. Наконец, на стороне татарского этнополитического движения были симпатии татар со всего СССР, почувствовавших в предложениях ТОЦ, в частности, возможность возрождения татарской культуры и укрепления престижа татарского народа. Деятельность ТОЦ первоначально без враждебности была встречена и представителями других этнических групп.
Но эти факторы резко ослабли или исчезли вообще уже к середине 1990-х годов. Без ресурсов, без опоры на какие-либо социальные слои и группы, ничему не научившись и ничего не забыв, стареющие активисты татарского этнонационалистического движения могут лишь изображать памятник самим себе на руинах собственных иллюзий. Впрочем, время от времени и они оказываются нужны правящей элите, когда та сочтет целесообразным продемонстрировать Москве свою незаменимость в удержании ситуации в республике под контролем. Тогда они проводят митинг, пикет или просто шумное собрание с грозной резолюцией против «российского колониализма» и уверяют друг друга, что еще немного, и Россия окажется на грани распада, и тогда они вновь привлекут внимание мировой общественности, как в начале 1990-х годов.
Литература
1. Аринин А. Н. Проблемы развития российской государственности в конце XX в. // Федерализм власти и власть федерализма. М., 1997.
2. Байрамова Ф. Если ты настоящий татарин // Казанские ведомости. 1991. 19 октября.
3. Беляков Р. Ю., Сафаров М.Ф., Терентьева И. В. Республика Татарстан: политические партии, движения, лидеры. Кн. 1: Политические объединения республиканского и местного уровня. Казань, 2001.
4. Бронштейн Б. Из ряда — в ООН // Новая газета. 2009. 12 января.
5. Гордеев Я. В Набережных Челнах была принята новая Декларация о независимости Татарстана // Независимая газета. 2008. 25 декабря.
6. Захидулла Ф. Оставаться и мусульманами и тюрками // Алтын Урда. 1997. № 24.
7. Кильдеев М. В. Организационно-управленческие основы развития этнополи-тических партий и движений в постсоветской России (региональный аспект): Авто-реф. канд. дис. Казань, 2002.
8. Коротеева В. В. Теории национализма в зарубежных социальных науках. М., 1999.
9. Национальное правительство татар // Звезда Поволжья. 2008. № 42. 31 ок-тября-12 ноября.
10. Рахимова Б. С. Соседи // Идель. 1990. № 11.
11. Сергеев С. А. Республика Татарстан в 2006 г. // http://www.carnegie.ru/ru/ pubs/media/102772006-year-tatarstan-sergeev-sergey.doc
12. Сергеев С. А. Республика Татарстан в 2007 г. // http://monitoring. carnegie.ru/2008/02/tatarstan/sergeev-sergej-respublika-tatarstan-2007-godu
13. Сергеев С. А. Республика Татарстан в 2008 г. // http://monitoring. carnegie.ru/2009/01/tatarstan/sergeev-year-2008
14. Сергеев С. А. Этнический национализм и этнонационалистические организации в Татарстане // Институционализация субъектов Российской Федерации региона Поволжья / Под ред. Ю. Р. Хайруллиной, А. Г. Большакова. Казань, 1999.
15. Сергеев С. А, Сергеева З. Х. Этнокультурная политика и этнический национализм в Татарстане // Кому принадлежит культура? Общественные науки и перспективы исследования социокультурных перемен. Казань, 1999.
16. Тевдой-Бурмули А. И. Старые теории и новые проблемы // Политическая наука. Национализм — новейшие исследования. 2002. № 4.
17. Тишков В. Очерки теории и политики этничности в России. 2-е изд. М., 1997. 528 с.
18. Тишков В. Этничность, национализм и государство в посткоммунистическом обществе // Вопросы социологии. 1993. № 1-2. С. 3-37.
19. «Хартия-2001» общественных сил Татарстана в защиту суверенитета республики // Звезда Поволжья. 2001. № 25. 21-27 июня.
20. Brass P. R. Ethnic Groups and Nationalities // Ethnic Diversity and Conflict in Eastern Europe / Ed. by P. Sugar. St.-Barbara; Oxford, 1980.
21. Brubaker R. Myths and misconceptions in the study of nationalism // The state of nation: Ernest Gellner and the theory of nationalism / Ed. by J. A. Hall. Cambridge etc., 1999.
22. Weber M. Ethnicity // Ethnicity / Eds. J. Hutchinson, A. D. Smith. New York, 1994. P. 35-40.