CC BY
17
Вестник Томского государственного университета. История. 2023. № 82
Tomsk State University Journal of History. 2023. № 82
Научная статья
УДК 94(47).08 + 94(510)
doi: 10.17223/19988613/82/13
Таможенные пошлины как инструмент регулирования торговых отношений России и Китая: первая половина 60-х гг. XIX в.
Ильдар Рашидович Хамзин
Уральский федеральный университет им. первого Президента России Б.Н. Ельцина, Екатеринбург, Россия,
ildar.hamzin1991@mail.ru
Аннотация. Проводится анализ дискуссии о таможенных пошлинах на китайский чай, ввозимый в Российскую империю, происходившей на высшем уровне власти в конце 50-х - первой половине 60-х гг. XIX в. Выделено два этапа этого обсуждения, в ходе которых было создано морское направление русско-китайской торговли и определены таможенные пошлины для чая, ввозимого через разные участки границы России. Проведен анализ позиций государственных лиц. В выводах отмечены противоречивые итоги обсуждения таможенных пошлин на импортный чай и их негативное влияние на развитие русско-китайской торговли. Ключевые слова: таможенная политика, русско-китайская торговля, морская торговля, чай, Кяхта
Для цитирования: Хамзин И.Р. Таможенные пошлины как инструмент регулирования торговых отношений России и Китая: первая половина 60-х гг. XIX в. // Вестник Томского государственного университета. История. 2023. № 82. С. 114-120. doi: 10.17223/19988613/82/13
Original article
Customs duties as a method for regulating trade relations between Russia and China:
the first half of the 60s of the 19th century
Ildar R. Hamzin
Ural Federal University named after the first President of Russia B.N. Yeltsin, Yekaterinburg, Russian Federation,
ildar.hamzin1991 @mail.ru
Abstract. The article considers the problem of customs duties on Chinese tea in the Russian Empire. The aim of the article is to analyze the discussion of the issue of customs rates in the government of Russia and determine the results of it for the further development of the Russian-Chinese trade. In the late 1850-is, the main problem of the Russian-Chinese trade was the smuggling of tea along the Western borders of the Russian Empire. Tea from Guangzhou was illegally imported into Russia by transit through Europe. The only way to combat smuggling was the official permission to import tea on the Western borders of Russia. But the tea from Guangzhou was a great competition for tea which was brought to Russia by land through Kyakhta. Therefore, in the late 1850s, a discussion began on the customs rates that should be set for tea imported to Russia by sea and tea imported by land. Russian merchants trading in Kyakhta advocated a ban on the importation of tea on the Western borders of Russia. From this point of view, Kyakhta was a source of economic stability in Eastern Siberia and a factor of Russia's political influence on the Qing Empire. However, the majority of high-ranking officials of Russia called for the authorization of the importation of tea from Guangzhou. Their opinion was based on the fact that this tea will not harm the trade in Kyakhta and will bring income to the Russian Treasury. The question of the factory industry of Eastern Siberia which was connected with Kyakhta was raised. It has been proven that this production will decline regardless of trade with China. Another issue concerned the introduction of customs seals for tea boxes. This measure was to contribute to the fight against smuggling. In 1860, Minister of Finance A. Knyazevich proposed to establish higher duties on tea brought to the Western borders of Russia and reduced duties in Kyakhta. In addition, there were two directions of import of Cantonese tea to Russia: transit through Europe and directly to Russian ports. Since the first direction (transit through Europe) was by smuggling, customs duties here were set lower than in seaports. In March 1861 it was decided to allow the import of Cantonese tea to Russia. However, the customs rates for this tea were set much higher than in Kyakhta. Thus, the beginning of the sea Russian-Chinese trade was laid. In 1864, the second stage of the discussion of customs duties for Chinese tea began. The government decided to reduce customs rates for tea brought to Kyakhta. Duties for the Western land borders of Russia and seaports were set equal for different varieties of tea. Thus, the difference in customs rates at different parts of the Russian border was from 20 to 35 kopecks. This decision determined the further development of Russian-Chinese trade. A more efficient method of sea delivery of tea was put in unequal conditions in comparison with land trade. This was the main contradiction of the Russian government's decision.
Keywords: customs policy, Russian-Chinese trade, maritime trade, tea, Kyakhta
© И.Р. Хамзин, 2023
For citation: Hamzin, I.R. (2023) Customs duties as a method for regulating trade relations between Russia and China: the first half of the 60s of the 19th century. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya - Tomsk State University Journal of History. 82. pp. 114-120. doi: 10.17223/19988613/82/13
Русско-китайские договоры, заключенные в 5060-е гг. XIX в., позволили развивать торговлю между Россией и Китаем сразу по нескольким направлениям. Одним из наиболее перспективных стало морское направление русско-китайской торговли. Однако проблема заключалась в том, что новый морской транзит создал бы неизбежную конкуренцию для традиционной сухопутной торговли России и Китая через слободу Кяхта. В начале 60-х гг. XIX в. решение данной проблемы было найдено в таможенной политике с использованием дифференциальных пошлин - разных таможенных ставок на один и тот же товар (в данном случае китайский чай) на разных участках границы России.
Китайский чай к рассматриваемому периоду стал главным товаром, ввозимым в Россию из империи Цин [1. С. 265]. В 1860 г., рассуждая о новых правилах для русско-китайской торговли, министр финансов А.П. Кня-жевич указывал, что «чай составляет одну из важнейших статей таможенного дохода», приносящую русской казне среднегодовую сумму, превышающую 5 млн рублей [2. Л. 393 об.].
В отечественной историографии вопрос о таможенных ставках на импортный чай в Российской империи затрагивался в основном в дореволюционных работах. В этой связи можно отметить работу М.Н. Соболева, посвященную истории русской таможенной политики, в которой автор анализирует обсуждения интересующего нас вопроса таможенных ставок, но без учета их значения для развития русско-китайской торговли [3. С. 203-212]. То же самое можно сказать и о работе К.Н. Лодыженского [4. С. 274-275] и публикации по истории Министерства финансов Российской империи [5. С. 548-552]. В советский период исследователи истории торговых отношений России и Китая упоминали введение разных таможенных ставок для морской и сухопутной русско-китайской торговли, но не делали на этом большого акцента. Современные работы обращаются к вопросу дореволюционных таможенных тарифов, введенных в Забайкалье (Кяхте), но проблема регулирования с их помощью развития разных направлений торговли России и Китая также не выдвигается на передний план [6].
Между тем на рубеже 50-60-х гг. XIX в. в правительственных кругах Российской империи развернулась настоящая дискуссия о таможенных ставках на китайский чай, который доставлялся сухопутно через Кяхту и ввозился морским транзитом к западным границам России. Решение этого вопроса во многом определило дальнейшее развитие русско-китайской торговли. Таким образом, задача данной статьи - провести анализ обсуждения вопроса о введении дифференциальных пошлин для чая, ввозимого в Российскую империю, и определить результаты этого обсуждения для последующего развития русско-китайской торговли.
На протяжении XVШ - первой половины XIX в. главным местом осуществления русско-китайской торговли являлась слобода Кяхта, расположенная на гра-
нице цинской Монголии и Восточной Сибири (Забайкалье). Однако в середине XIX в. в кяхтинской торговле наметился застой товарооборота [1. С. 267]. Причиной этого стало открытие Китая для международной торговли после Первой Опиумной войны 1840-1842 гг., что привело к росту конкуренции английских шерстяных и хлопчатобумажных тканей с русскими на рынке империи Цин. В это же время в самой России все большую конкуренцию чаю, привозимому через Кяхту, составляет так называемый кантонский чай1, ввозимый морским транзитом к западным границам Российской империи.
В течение первой половины XIX в. сформировалось два направления ввоза кантонского чая: морским путем напрямую к русским портам и транзитом через Европу к европейским сухопутным границам России. Исследователи отмечали, что чай был разрешен к привозу в Одессу в период существования в данном порте режима порто-франко (с 1819 по 1857 г.) [2. Л. 270 об.]. Однако этот транзит осуществлялся в совершенно ничтожном количестве и практически игнорировался официальной статистикой [7. С. 526]. С другой стороны, ввоз китайского чая по западным сухопутным границам был разрешен в период с 1724 по 1816 г., а затем с 1819 по 1822 г. [2. Л. 253]. Протекционистский таможенный тариф 1822 г., введенный министром финансов Е.Ф. Канкрином, запретил транзит кантонского чая в Россию через Европу и вместе с тем способствовал широкому развитию чайной контрабанды по этому направлению.
Покинув порты Южного Китая, кантонский чай доставлялся в крупнейшие портовые города Европы -Лондон, Гамбург или Кёнигсберг, откуда уже контрабандой направлялся в Россию либо через Пруссию, либо через Польшу в составе Российской империи (Царство Польское). Морской транзит обходился значительно дешевле и быстрее сухопутного (через Монголию в Кяхту), а, следовательно, кантонский чай на русском рынке выигрывал в цене у кяхтинского. Объем контрабанды был огромен. Современники подсчитывали, что в течение 7 лет (1849-1856) в России было употреблено (продано) китайского чая в количестве 82 479 840 фунтов. За это же время, по официальным данным, ввоз чая из Китая составил 49 962 120 фунтов [2. Л. 262 об.]. Следовательно, более 30 млн фунтов чая приходилось на контрабанду. Таким образом, угроза упадка русско-китайской торговли в Кяхте подтолкнула русское правительство к обсуждению актуальных мер для борьбы с контрабандной торговлей кантонским чаем.
Данное обсуждение можно разбить на два этапа: период 1855-1862 гг., когда был поставлен вопрос о мерах борьбы с контрабандой кантонского чая, обсуждалась возможность разрешения ввоза чая через западные границы Российской империи и рассматривались допустимые в этом случае таможенные ставки, и период 1864-1865 гг., когда допуск кантонского чая
в Россию уже показал свои первые (весьма успешные) результаты, но в связи с кяхтинским фактором потребовал корректировки, и вопрос о пошлинах был пересмотрен.
Этап I: 1855-1862 гг.
В 1855 г. Особый комитет, собранный для решения проблемы контрабанды китайского чая, постановил, что «для противодействия оной представляется только два способа: или дозволить ввоз чая по западной нашей границе с такою малою пошлиною, чтобы тайное его водворение не могло доставить никаких выгод контрабандистам... или же ввести в чайную торговлю бандерольную систему2...» [2. Л. 254]. Оба предложения были приняты в российском правительстве весьма неоднозначно. Началась дискуссия, в ходе которой выдвигались мнения как за, так и против названных мер борьбы с контрабандной торговлей.
В 1856 г. представители русских купцов, торгующих в Кяхте, направили в Министерство финансов записку, в которой была отражена позиция в защиту кяхтин-ской торговли. Купцы указывали на то, что Кяхта имеет важное экономическое значение для Восточной Сибири, поскольку чайная торговля обеспечивает сибирский извозный и пушной промысел, а также способствует развитию местной фабричной промышленности. Кроме того, русско-китайская торговля в Кяхте имеет важное политическое значение для поддержания влияния России на империю Цин [2. Л. 256].
С критикой вышеназванных аргументов выступили члены Государственного совета Российской империи. Так, управляющий Вторым отделением Собственной его императорского величества канцелярии граф Д.Н. Блу-дов высказался за дозволение ввоза кантонского чая [2. Л. 255]. Чиновник считал, что русский товар, несмотря ни на что, будет продолжать пользоваться спросом среди китайцев, а следовательно, восточносибирская промышленность не пострадает. По мнению Д.Н. Блу-дова, не было угрозы вытеснения кяхтинского чая кантонским, поскольку и тот и другой вполне могли бы разделить русский рынок: азиатская Россия - для кях-тинского чая, европейская, соответственно, - для кантонского. Таможенные доходы также не пострадали бы, поскольку пошлина с кантонского чая вполне могла бы возместить потери от снижения пошлин с чая, привозимого в Кяхту. Что же касалось других экономических факторов Восточной Сибири, Д.Н. Блудов не без сарказма отмечал: «Если признать необходимость поддержания сухопутной перевозки по китайской торговле потому только, что сия перевозка доставляет занятие большому числу рабочих и разливает по Сибири и Восточной России несколько миллионов рублей, то не должно ли утверждать, что устройство железной дороги из Санкт-Петербурга в Москву вредно: ибо прежняя шоссейная дорога на протяжении 700 верст доставляла занятие большому числу постоялых дворов, ямщиков и т.д.?» [2. Л. 255 об.].
Несколько позже, в 1857 г., мнение управляющего Вторым отделением Собственной его императорского величества канцелярии разделили граф А.Д. Гурьев и
адмирал В.И. Мелихов [2. Л. 258]. Сибирь, как считали два члена Государственного совета, может вполне благополучно пережить упадок извозного промысла, так как в регионе вполне хватает рабочих мест. Пушной сибирский промысел давно перестал иметь значение для кяхтинской торговли, так как не выдержал конкуренции с отечественной торговлей шерстяными и хлопчатобумажными изделиями. Более того, в самой кях-тинской торговле как считали А.Д. Гурьев и В.И. Мелихов, не наблюдается упадка - привоз чая только возрастал: «С 1841 года до 1844 года выменивалось чая по 165 000 (пудов. - И.Х.), с 1844 до 1847 года по 199 000; с 1847 до 1850 года по 214 000, а с 1850 по 1853 год по 231 000 пуд. ежегодно» [2. Л. 258 об.]. Следовательно, кантонский контрабандный чай не наносил видимого вреда чайной торговле Кяхты, поэтому и легализация его ввоза не могла бы привести к серьезному ущербу для Восточной Сибири и кяхтин-ской торговли в частности.
Адмирал В.И. Мелихов дополнил эти аргументы отдельной запиской, в которой более подробно разобрал актуальные меры борьбы с контрабандой. «Для снабжения чаем Империи и Царства (Царства Польского. - И.Х.) открывается новый источник: разрешение правильного ввоза кантонского чая - источник, обещающий чрез удешевление чаев большие выгоды для казны и потребителей», - пишет русский адмирал, считая, что основания для поддержки Кяхты отсутствуют [2. Л. 261]. В доказательство своей позиции В.И. Мелихов приводит весьма любопытные данные, согласно которым в 1845 г. в Москве и Московской губернии из работающих здесь 132 фабрик 11 производили текстиль исключительно для Кяхты. Однако в конце 1840-х - первой половине 1850-х гг. наблюдалось значительное сокращение производительности названных фабрик: в 1849 г. - на 34%, в 1851 г. - на 16%, в 1853 г. - на 68%. Резкое сокращение производства в 1853 г. напрямую связанно с упадком кяхтинской торговли в этом году из-за восстания тайпинов, блокировавшего чайные провинции Китая. Однако далее работа фабрик не восстановилась в полной мере, что позволило В.И. Мелихову прийти к выводу, что введение товарно-денежных отношений в Кяхте в 1855 г. еще более уменьшит сбыт русских фабричных изделий: это неизбежно, и, следовательно, не имеет смысла приводить в качестве аргумента защиты сухопутной торговли с Китаем ее значимость для русской фабричной промышленности [2. Л. 261].
Итак, аргументы в поддержку открытия западных границ России для чайной торговли в 1855-1857 гг. сводились к тому, что кантонский чай: а) принесет доход русским таможням; б) не навредит чайной торговле в Кяхте и экономике восточной Сибири; в) наполнит чаем рынок европейской части России. При этом все названные члены Государственного совета, будучи сторонниками допуска кантонского чая в Россию в конце 50-х гг. XIX в., выступали против введения бандерольной системы для чайной торговли. Указывалось на возможное в случае применение данной меры сокращение потребления чая, дополнительные расходы на организацию контроля за бандеролями,
подмеси чая и, как следствие, - продолжение контрабанды в еще больших размерах [2. Л. 262 об.].
Некоторую среднюю позицию занял еще один член Государственного совета - тайный советник Н.И. Бахтин, который считал, что введение бандеролей можно принять как временную меру для кяхтинской торговли, а легализацию торговли кантонским чаем - допустить, но постепенно, посмотрев, как покажет себя мера с введением бандеролей, и предварительно «морально» подготовив кяхтинское купечество [2. Л. 257-258].
Как уже было замечено, главное опасение сторонников поддержки сухопутной торговли через Кяхту вызывало то, что кантонский чай, будучи легализованным, попросту вытеснит кяхтинский с русского рынка. Если же его все-таки допустить к привозу в Россию, то необходимо ввести таможенные ставки, которые обезопасили бы Кяхту от упадка и в то же время реализовали ту благоприятную перспективу, на которую указывали все сторонники кантонского чая, - увеличили бы доход казны. Именно этот вопрос стал предметом размышлений министра финансов А.М. Княжевича в 1860 г.
Министр финансов разделил точку зрения членов Государственного совета на то, что открытие западных границ Российской империи для ввоза кантонского чая будет наиболее адекватным способом борьбы с контрабандой. Поэтому, считал министр, ввоз кантонского чая необходимо разрешить [2. Л. 279]. Но здесь возник вопрос: нужно ли допустить ввоз кантонского чая в Россию морем или ограничиться только допуском его через европейские сухопутные границы? А.М. Княже-вич посчитал, что верным решением будет открытие обоих направлений ввоза кантонского чая.
Обратившись к определению таможенных ставок, министр исходил из того, что более высокие таможенные пошлины на кантонский чай должны компенсировать потери казны от снижения пошлины на чай, привозимый в Кяхту. Таким образом, А.М. Княжевич определил следующие размеры чайного тарифа:
1. На азиатской границе Российской империи (Кяхта, Семипалатинск3):
- на торговый, черный чай - 15 коп. с фунта;
- на цветочный чай - 40 коп. с фунта;
- на кирпичный чай - 2 коп. с фунта.
2. На сухопутной европейской границе:
- на торговый, черный чай - 30 коп. с фунта;
- на цветочный чай - 60 коп. с фунта.
3. В морских портах европейской России:
- на торговый, черный чай - 35 коп. с фунта;
- на цветочный чай - 65 коп. с фунта4.
Хотя соображения министра финансов были в данном случае наиболее значимыми, обсуждение на этом не закончилось: мнения по вопросу таможенных ставок для морского и сухопутного кантонского чая разделились.
На заседании Государственного совета 14 марта 1861 г. 15 членов Совета поддержали мнение А.М. Кня-жевича. Во внимание ставилось, что большая разница в тарифе для азиатской и европейской границы Российской империи должна обезопасить торговлю в Кяхте от упадка. В то же время более низкий тариф для кантонского чая, привозимого сухим путем, являлся ме-
рой борьбы с контрабандой, так как снижал стоимость чая, привезенного через Пруссию или в Царство Польское, тем самым делая невыгодной контрабандную торговлю [2. Л. 469-472].
Им возражали 21 участник заседания Государственного совета, которые указывали на выгоды развития прямой морской торговли с Китаем без посредничества Лондона и европейского транзита. Преимущество чайной торговли через русские порты виделось в невозможности развития здесь контрабанды, тогда как на европейской сухопутной границе нелегальная торговля чаем вряд ли исчезла бы сразу же после введения обсуждаемых мер [2. Л. 473-475].
Вопрос введения бандерольной системы к этому времени поменял свое содержание. Видимо, доводы противников введения бандеролей для кяхтинского чая, которые приводились в течение 1857-1860 гг., оказали свое влияние: на совещании в марте 1861 г. это вопрос не поднимался. Однако его сменило другое предложение министра финансов - о введении бандеролей для кантонского чая. Оно также подверглось обсуждению членами Государственного совета: сторонники равных пошлин для морского и сухопутного кантонского чая (Д.Н. Блудов, В.И. Мелихов, А.М. Горчаков, Н.Н. Муравьев-Амурский) выступали против введения бандеролей, а сторонники разницы для этих пошлин в 5 коп. (П.К. Мейендорф, Н.И. Бахтин, П.Ф. Брок) считали, что таможенные пломбы будут способствовать борьбе с контрабандой [2. Л. 434-436, 465-465 об.]. Решение оставалось за русским императором.
25 марта 1861 г. Александр II напротив предложений А.М. Княжевича касательно таможенных ставок для кяхтинского и кантонского чая, а также вопроса введения бандеролей для кантонского чая добавил свое согласие - «и Я» [2. Л. 488 об.]. Решение во многом было историческим: 30 марта 1861 г. морская торговля России и Китая получила официальное оформление на государственном уровне.
Таким образом, были утверждены новые таможенные ставки для чая, который ввозился в Россию. Во -первых, для Кяхты: «В Кяхтинской и других таможнях по сухопутной Азиатской границе взимать с 1-го октября 1861 г. в следующем размере: 1) С байховых цветочных черных; зеленых и желтых по 40 к.; 2) с байховых торговых по 15 коп. и 3) с кирпичного каменного лугана, и так называемого «плохого» чая (кирпичного. - ИХ.) по 2 к. фунта» [2. Л. 464 об.].
Во-вторых, для кантонского чая: «Чаи, вывозимые из Китая морем, дозволить к привозу: а) с 1 -го апреля 1862 г. чрез сухопутную западную границу Российской империи, к таможням: Юрбургской, Тауроген-ской, Радзивиловской, Новоселицкой, Вержболовской, Нешавской, Щипиористкой, Сосновицкой и Границ-кой с пошлиною на чай: торговый черный по 30 коп., а на цветочный черный, зеленый и желтый по 60 коп. с фунта; и б) с 1-го апреля 1862 года, в порты: С-Петербургский, Архангельский, Рижский, Ревель-ский, Либавский, Одесский, Феодосийский и Таганрогский, с пошлиною на чай торговый черный по 35 к., а на цветочный черный, зеленый и желтый по 65 к. с фунта» [2. Л. 465].
Этап II: 1864-1865 гг.
В начале 60-х гг. XIX в. русско-китайская торговля претерпела серьезную реорганизацию. В феврале 1862 г. Л.Ф. Баллюзек и князь Гун подписали «Правила сухопутной торговли между Россией и Китаем», которые регламентировали организацию транзита между двумя странами по монгольскому направлению торговли [8. С. 42]. Параллельно в самой России вводились новые правила для торговых отношений с империей Цин. В марте 1861 г., как мы видели, было решено снизить таможенные ставки для кяхтинского чая и открыть западные границы России для ввоза кантонского чая. Дифференциальные пошлины должны были защитить Кяхту от упадка и одновременно принести доход русской казне. 10 апреля 1862 г. было решено в виде опыта дозволить привоз кирпичного чая морским путем к русским портам и транзитом через Европу [9. Л. 113 об.].
Помимо названного, вводились дополнительные облегчающие правила для торговли с Китаем по азиатской границе: была снята регламентация на торговлю золотой и серебряной монетой; разрешены товарно-денежные операции в Синьцзяне (Кульдже, Чугучаке, Кашгаре); купцы 3 -й гильдии получили право участвовать в русско-китайской торговле [2. Л. 464]. Новые территориальные приобретения России на Дальнем Востоке требовали реорганизации таможенной линии в азиатской России, и в этой связи в 1861 г. было принято решение о переносе таможенной линии из Кяхты в Иркутск [10].
Наиболее значимым фактором новой развивающейся формы русско-китайских торговых отношений стал ввоз кантонского чая. В первые годы после официального дозволения чайной торговли по западной границе Российской империи кантонский чай сразу же зарекомендовал себя как выгодная статья таможенного дохода (таблица).
Ввоз чая в Россию в 1863 г.
За счет высоких таможенных ставок кантонский чай принес русской казне доход, как отмечали современники, равный доходу от кяхтинского сбора в лучшие годы торговли Кяхты [9. Л. 20]. Самый же «провокационный» момент заключался в том, что общий ввоз байхового чая по западной границе в 1863 г. превзошел ввоз по азиатской границе: 260 000 пудов против 240 000. Это вызвало новую волну обсуждения дальнейшего развития морской и сухопутной торговли с Китаем.
В 1864 г. русские купцы, торгующие в Кяхте, направили в Министерство финансов ряд записок, в которых были обозначены новые предложения и просьбы в связи с первым опытом сосуществования легального кантонского и сухопутного кяхтинского чая на русском рынке [9. Л. 1-22]. Принципиально новых позиций в этих документах мы не увидим: торговцы по-прежнему указывали на неизбежное падение Кяхты
в связи с развитием морской русско-китайской торговли и последующий за этим общий экономический упадок Восточной и Западной Сибири. Относительно кантонского чая предложения варьировали от умеренных, с просьбой ограничить ввоз данного товара только морскими портами, до радикальных - полностью запретить ввоз чая по западной русской границе. Для Кяхты предлагалось дальнейшее снижение таможенных ставок, и, что было наиболее распространенным мнением, - полное освобождения чая, привозимого через азиатскую границу Российской империи, от пошлинного сбора.
На самом деле вопрос о предоставлении кяхтинской таможне (затем иркутской таможне) режима порто-франко ставился еще Н.Н. Муравьевым-Амурским в ходе обсуждения открытия западных границ России для кантонского чая в 1860 г. [2. Л. 391 об.]. В то время министр финансов А.М. Княжевич не поддержал генерал-губернатора Восточной Сибири, посчитав, что потеря таможенного дохода в таком случае не сможет быть ничем компенсирована [2. Л. 393-393 об.]. Преемник графа Муравьева-Амурского, новый генерал-губернатор Восточной Сибири М.С. Корсаков, снова поднял этот вопрос в записке, направленной в Министерство финансов в феврале 1865 г. [9. Л. 190215 об]. Пошлину в Кяхте, как считал М.С. Корсаков, можно снижать постепенно, но с целью ее полной ликвидации. Аргументировалось это предложение все теми же доводами о необходимости спасения сибирского региона от экономического упадка.
Особый комитет по вопросам торговли с Китаем, заседавший 30 октября - 5 ноября 1864 г., «пришел к выводу в невозможности удовлетворить... ходатайство кяхтинского купечества, так как испрашиваемое ими увеличение премии в пользу кяхтинского чая против кантонского, чрез сбавку или отмену нынешней кяхтинской пошлины, было бы сопряжено с ощутимым для таможенного дохода убытком, который не может допущен при настоящем положении Государственного казначейства» [9. Л. 111].
Предложение об ограничении ввоза кантонского чая в Россию только через русские порты (балтийские и черноморские) также было отвергнуто, что вполне закономерно, поскольку в первые же годы после легализации торговли кантонским чаем его ввоз через сухопутную европейскую границу был значительно выше прямого морского транзита. В 1862 г. к русским портам было привезено цветочного чая 3 345 пуд., через сухопутную европейскую границу - 6 455 пуд. В этом же году торгового чая привезено к портам 63 202 пуд., сухопутно - 184 301 пуд. Особенно бросалась в глаза разница в таможенном доходе: с торгового чая, ввезенного в русские порты, было собрано пошлины на сумму 884 829 руб., с этого же сорта ввезенного сухопутно через Европу - 2 211 018 руб. [9. Л. 239]. Отказываться от европейского транзита чайной торговли было не в интересах государства.
Но изменения в таможенных ставках все же были приняты. На заседаниях Особого комитета 26 ноября 1864 г. и затем 16 января 1865 г. было решено, что для повышения конкурентоспособности кяхтинского чая
Направление Ввезено чая, пуд. Пошлина, руб.
Цветочный чай Торговый чай
Западная граница 10 000 250 000 4 700 000
Кяхта 40 000 200 000 1 850 000
Примечание. Составлено по: [9. Л. 20].
на русском рынке необходимо снизить пошлину на цветочный, зеленый и желтый чай, привозимый в Кяхту, с 40 до 15 коп. с фунта чая. Таким образом, пошлина для всех сортов байхового чая, привозимого в Кяхту, стала одинаковой.
Изменения коснулись и кантонского чая. Согласно постановлению от 30 марта 1860 г. таможенная ставка на торговый чай, привозимый в Россию через западные сухопутные границы империи, составляла 30 коп. с фунта чая, и одновременно ставка для торгового чая в европейских портах России была на 5 коп. больше -35 коп. с фунта чая. Новые правила, имея в виду поощрение развития морской торговли, установили пошлину на сухопутный торговый кантонский чай 35 коп. с фунта, т.е. уравняли ее с таможенной ставкой морского транзита [9. Л. 239].
Весьма любопытным было решение об изменении таможенных ставок на цветочный кантонский чай. В ходе обсуждения вопроса было замечено, что цветочный чай, продаваемый в Санкт-Петербурге и Москве в 1862 и 1863 гг., доставлялся в подавляющем большинстве по железной дороге через Вержболовскую таможенную линию. Таким образом, железнодорожное сообщение позволило цветочному чаю, привозимому к европейской границе России, вытеснить тот же сорт чая, доставляемый морским путем к русским портам. Это расходилось с изначальным проектом правительства по развитию чайной торговли на европейских рубежах: «возрастающий привоз кантонского чая этим путем (железнодорожным. - И.Х.) обращается в ущерб морской торговле и пошлинному сбору и облегчает соперничество этого чая с кяхтинским на внутренних рынках» [9. Л. 113-113 об.]. Отсюда было решено снизить таможенные ставки для цветочного чая, доставляемого морским путем, до 55 коп., а пошлину на цветочный чай, привозимый по железной дороге, до 55 коп. увеличить.
Заметно, что русская политика была нацелена на поощрение морского ввоза кантонского чая. Связать это стоит, скорее, с необходимостью борьбы с контрабандой, но и фактор развития морских коммуникаций также сыграл здесь не последнюю роль. Итоговым стало решение, принятое на Государственном совете 18 мая 1865 г., согласно которому были установлены следующие таможенные ставки на импортный чай:
1. На азиатской границе Российской империи:
- торговый и цветочный чай - 15 коп. с фунта;
- кирпичный чай - 2 коп. с фунта.
2. На европейской границе Российской империи:
- торговый чай - 35 коп. с фунта;
- цветочный чай - 50 коп. с фунта;
- кирпичный чай - 35 коп. с фунта [3. С. 211].
В ходе обсуждения новых таможенных ставок от морского транзита кирпичного чая в Россию первоначально вообще хотели отказаться [9. Л. 113 об.-114], но министр финансов М.Х. Рейтерн весной 1865 г. предложил вести пошлину на данный сорт чая в размере 35 коп. с фунта [3. С. 211], что было в итоге узаконено. Учитывая, что на азиатской границе пошлина с кирпичного чая составляла 2 коп. с фунта, подобное решение было равносильно полному запрещению тор-
говли низшим сортом чая по европейской границе России.
Итак, в начале 60-х гг. XIX в. в России были установлены дифференциальные пошлины для импортного чая. Какие цели преследовали русские власти в ходе дискуссии о таможенных ставках? Дореволюционный исследователь А.П. Субботин, критикуя существующие в Российской империи чайные пошлины, писал, что ошибка заключалась в том, что при фискальном характере пошлины (т.е. нацеленном на увеличение таможенных сборов) она была установлена в размере охранительно-протекционистском (для защиты внутреннего рынка, в нашем случае - кяхтинской торговли) [7. С. 475]. Действительно, обзор русской таможенной политики конца 50-х - начала 60-х гг. XIX в. показал, что при обсуждении пошлин на импортный чай русские власти хотели решить весьма противоречивые задачи.
В конце 50-х - начале 60-х гг. XIX в. огромная контрабанда кантонского чая требовала открытия западных границ России для чайной торговли. Однако в таком случае кантонский чай, более эффективный в своей доставке и более дешевый, неизбежно бы вытеснил кяхтинский на рынке центральной России. Это, в свою очередь грозило упадком торговли в Кяхте, что сильно отразилось бы на экономике Восточной Сибири, тесно связанной с русско-китайской сухопутной торговлей. Для того чтобы предотвратить подобные последствия, было решено ввести дифференциальные пошлины для чая, привозимого по разным участкам границы России, - высокие для европейской и низкие для азиатской таможенной линии. Необходимо было учитывать также, что высокий тариф на кантонский чай должен компенсировать убыток таможенных сборов от снижения ставки на кяхтинский чай. С другой стороны, слишком высокие пошлины для кантонского чая не предотвратили бы контрабандной торговли, поскольку нелегальный ввоз обходился бы значительно дешевле. По этой причине было решено снизить пошлины для чая, который привозился в Россию по сухопутной европейской границе (транзитом через Европу) и сделать выше тариф для чая, привозимого к русским портам. Подобное решение расходилось с позицией о необходимости развития морской русской торговли.
В 1865 г. было решено уравнять таможенные ставки для сортов чая, привозимых транзитом через Европу и в морские русские порты: 35 коп. для торгового и 50 коп. для цветочного. В то же время были снижены ставки для чая, привозимого в Кяхту, - до 15 коп., со всех сортов одинаково. Таким образом, разрыв в сумме уплачиваемой за чай пошлины составил от 20 до 35 коп. Эта разница обеспечила существование чайной торговли в Кяхте на ближайшие десятилетия и одновременно искусственно затормозила развитие морской торговли России и Китая. Противоречие заключалась в том, что морской транзит был, безусловно, удобнее и эффективнее, тогда как поддержка Кяхты упиралась в ее экономическое значение для сибирского региона и политические интересы России в Китае. На основе этого противоречия будет развиваться русско-китайская торговля в последующий период.
Примечания
1 Под кантонским чаем в дореволюционной России понимали все сорта чая, привозимые к русским западным границам морским путем. Данное наименование подразумевает, что эти сорта чая вывозились из Гуанчжоу (Кантона), но по факту они могли отправляться в Россию из любых южных портов Китая (Фучжоу, Амой и др.).
2 В данном случае под бандеролями подразумевается наложение на ящики импортного чая таможенных пломб.
3 Семипалатинская таможня играла главную роль в русской торговле с Западным Китаем (Синьцзяном), и, хотя в ходе обсуждения таможенных ставок для чайной торговли в 1855-1862 гг. Синьцзян практически не упоминался, все же это направление русско-китайской торговли всегда имели в виду, говоря про азиатскую границу Российской империи.
4 Русская статистика второй половины XIX в. преимущественно использовала деление на байховый и кирпичный чай, т.е. дорогие сорта чайных листьев и дешевые остатки от их производства, спрессованные в форму кирпичей. Цветочный чай - это черный байховый чай, к которому примешивались листки чайного дерева (цветки), улучшающие его вкус. Торговым чаем именовался любой другой сорт черного байхового чая без примеси цветков. Зеленый чай - тот же байховый чай, листки которого не проходили термообработку. Кроме перечисленных названий в статистике и таможенных положениях можно встретить названия обыкновенный (ординарный), фамильный, желтый чай; они также являлись разновидностями дорогих сортов черного байхового чая [8. С. 42-48].
Список источников
1. Сладковский М.И. История торгово-экономических отношений народов России с Китаем (до 1917 г.). М. : Наука, 1974. 363 с.
2. Российский государственный исторический архив (РГИА) Ф. 1152. Оп. 5. Д. 215 а.
3. Соболев М.Н. Таможенная политика России во второй половине XIX века. Томск : Типо-лит. Сиб. т-ва печатного дела, 1911. 850 с.
4. Лодыженский К.Н. История русского таможенного тарифа. СПб. : тип. В.С. Балашева, 1886. 312 с.
5. Министерство финансов 1802-1902. СПб. : Экспедиция заготовления государственных бумаг, 1902. Ч. 1. 640 с.
6. Переслегина И.В. История формирования и деятельности Кяхтинской таможни: 20-е гг. XVIII - начало 60-х гг. XIX вв. : дис. ... канд. ист.
наук : 07.00.02. Улан-Удэ, 2004. 222 с.
7. Субботин А.П. Чай и чайная торговля в России и других государствах. Производство, потребление и распределение чая. СПб. : тип. Север-
ного Телеграфного агентства, 1892. 657 с.
8. Русско-китайские отношения. 1689-1916 : официальные документы. М. : Изд-во вост. лит., 1958. 139 с.
9. РГИА. Ф. 20. Оп. 15. Д. 949.
10. Неклюдова А.В. Развитие кяхтинской таможни во второй половине XVIII - первой половине XIX вв. // Вестник Иркутского государственного технического университета. 2014. N° 2. С. 272-278.
References
1. Sladkovskiy, M.I. (1974) Istoriya torgovo-ekonomicheskikh otnosheniy narodov Rossii s Kitaem (do 1917g.) [History of trade and economic relations
between the peoples of Russia and China (until 1917)]. Moscow: Nauka.
2. The Russian State Historical Archive (RGIA). Fund 1152. List 5. File 215 a.
3. Sobolev, M.N. (1911) Tamozhennayapolitika Rossii vo vtoroy polovine XIX veka [Customs policy of Russia in the second half of the 19th century].
Tomsk: Tipo-lit. Sib. t-va pechatnogo dela.
4. Lodyzhenskiy, K.N. (1886) Istoriya russkogo tamozhennogo tarifa [History of the Russian customs tariff]. St. Petersburg: V.S. Balashev.
5. Brzheskiy, N.K. (ed.) (1902) Ministerstvo finansov 1802-1902 [Ministry of Finance 1802-1902]. Vol. 1. St. Petersburg: State Printing Office.
6. Pereslegina, I.V. (2004) Istoriya formirovaniya i deyatel'nosti Kyakhtinskoy tamozhni: 20-e gg. XVIII- nachalo 60-kh gg. XIXvv. [The history of the
formation and activities of the Kyakhta customs: 1720s - early 1860s]. History Cand. Diss. Ulan-Ude.
7. Subbotin, A.P. (1892) Chay i chaynaya torgovlya v Rossii i drugikh gosudarstvakh. Proizvodstvo, potreblenie i raspredelenie chaya [Tea and tea trade
in Russia and other countries. Production, consumption and distribution of tea]. St. Petersburg: Northern Telegraph Agency.
8. Duman, L.I. (ed.) (1958) Russko-kitayskie otnosheniya. 1689-1916: ofitsial'nye dokumenty [Russian-Chinese relations. 1689-1916: official papers].
Moscow: Izd-vo vost. lit.
9. The Russian State Historical Archive (RGIA). Fund 20. List 15. File 949.
10. Neklyudova, A.V. (2014) Razvitie kyakhtinskoy tamozhni vo vtoroy polovine XVIII - pervoy polovine XIX vv. [The development of the Kyakhta customs in the second half of the 18th - the first half of the 19th centuries]. VestnikIrkutskogo gosudarstvennogo tekhnicheskogo universiteta. 2. pp.272-278.
Сведения об авторе:
Хамзин Ильдар Рашидович - кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России Уральского федерального университета, младший научный сотрудник лаборатории естественнонаучных методов в гуманитарных исследованиях Уральского федерального университета им. первого Президента России Б.Н. Ельцина (Екатеринбург, Россия). E-mail: ildar.hamzin1991@mail.ru
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
Information about the author:
Khamzin Ildar R. - Candidate of Historical Sciences, Associate Professor of the Department of Russian History of the Ural Federal University, a Junior Researcher at the Laboratory of Natural Science Methods in Humanitarian Studies of the Ural Federal University named after the First President of Russia B.N. Yeltsin (Yekaterinburg, Russian Federation). E-mail: ildar.hamzin1991@mail.ru
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 08.10.2019; принята к публикации 21.03.2023 The article was submitted 08.10.2019; accepted for publication 21.03.2023
