CC BY
85
УДК
Елена Юрьевна Козъмина
Уральский федеральный университет
СЮЖЕТ В ФАНТАСТИЧЕСКОМАВАНТЮРНО-ИСТОРИЧЕСКОМРОМАНЕ: «МЕЖДВУХВРЕМЕН»ДЖ. ФИННЕЯ
В статье рассматривается, каким образом трансформируется сюжет в фантастическом варианте авантюрно-исторического романа по сравнению с классическим (нефантастическим) образцом жанра.
Ключевые слова: сюжет, авантюрно-исторический роман, авантюрно-философская фантастика, жанр, Дж. Финней «Меж двух времен».
Роман Дж. Финнея, написанный в 1970 году, принадлежит той ветви литературы, которая в современном литературоведении получила название «авантюрно-философская фантастика».
Авантюрно-философская фантастика XX века - «особая разновидность фантастической литературы», в которой «свойства пространства-времени, событий, персонажей... не соответствуют обычным представлениям о границах возможного и вероятного», а «безусловная реальность (не иносказательность) мира персонажей сочетается с фило-софско-экспериментальным характером сюжета» [8. С. 277].
Наиболее бурно этот вид фантастической литературы развивался в середине XX столетия; одним из источников развития была литература нефантастическая, из которой заимствовались определенные жанровые формы (робинзонада, криминальные жанры и т. п.), трансформировавшиеся затем с учетом художественных задач авантюрно-философской фантастики. Эта трансформация касалась всех аспектов жанровой формы, в том числе и сюжета.
В этой статье мы попытаемся рассмотреть, каким образом изменялся сюжет исторического романа в фантастической его разновидности, т. е. в произведении, связанном не просто с перемещением во времени (как, например, например, роман А. Громовой и Р. Ну-дельмана «В Институте Времени идет расследование), а с приключениями персонажа в чужой для него эпохе прошлого, а не будущего (как в романе Г. Уэллса «Машина времени»).
Трансформация жанра и, в частности, сюжета в конкретных романах эксплицирована в разной степени. В произведениях, более всего напоминающих классический исторический роман, эти изменения малозаметны, иногда почти неуловимы, скрыты, и тем важнее их заметить и объяснить. Одно из таких произведений, почти в точности сохраняющих исходную жанровую форму классического авантюрно-исторического романа, - «Меж двух времен» Дж. Финнея [11]. Проанализируем его сюжет в соотнесении с инвариантом нефантастической разновидности (подробнее об инварианте классического исторического романа см. [6]).
Напомним вкратце основные события. Действие романа происходит в 1970 и в 1882 годах. Главный герой Саймон Морли является участником эксперимента со временем, т. к. обладает способностью перемещаться в нем. Герой путешествует в прошлое несколько раз, переживает там ряд приключений и в конце концов остается в XIX веке навсегда.
Сюжет «Меж двух времен», как и в классическом варианте исторического романа, авантюрный и выстроен на основе циклической схемы, важнейшим звеном которой яв-
©Е.Ю. Козьмина, 2013.
ляется «основная сюжетная ситуация испытания, связанная с переходом границы между двумя мирами или противоположными сферами реальности - в обоих направлениях» [9. С. 293]. Сюжет распадается на внешний и внутренний (это характерно не для всех образцов нефантастического исторического романа). Поскольку основная сюжетная ситуация - испытание героя, очень важно понять, на что именно герой испытывается, т. к. «в литературном произведении испытание героя принимает самые разные формы» [5. С. 86].
Начнем анализ с характеристики условий разворачивания сюжета - с особого устройства пространства, которое называется двоемирием.
Действие романа происходит в Нью-Йорке в 1970ив 1882 годах. Герой перемещается во времени с помощью гипноза, а точка его временного перехода - квартира в знаменитом доме Нью-Йорка, который называется «Дакота». Местом действия являются также известные районы и улицы - Манхэттен, Сентрал-парк, Пятая авеню и другие.
Именно в специфике двоемирия и скрывается первое отличие фантастической разновидности исторического романа от классической формы. Двоемирие здесь - не две разных пространственных сферы, а одна и та же - Нью-Йорк, но изображенный не тождественным самому себе, т. е. встроенный в историческое время. Не случайно автор так много внимания уделяет описаниям города разных времен (такие описания позволяют говорить о взаимоосвещении эпох; это одна из характеристик классического исторического романа); вот, например, такой фрагмент: «В окне дома на углу Пятой авеню и Пятьдесят третьей улицы я заметил вывеску: “Школа танцев Аллена Додсуорта”, а затем мимо нас скользнули два старых знакомца. Первый на углу Пятьдесят второй улицы - один из вандербильтовских особняков. Вспомнилось, что когда-то, мальчишкой, я приехал в Нью-Йорк с отцом, и мы стояли и смотрели, как сносят этот особняк, чтобы освободить площадку для “Кроуэлл-Коллиер билдинг”. Тогда дом был старый, грязный, облезлый и обшарпанный; теперь он предстал перед нами юным, в сиянии чистого белого известняка, а через улицу от него размещался “Католический сиротский дом призрения”.» [11.С. 143].
Для автора вообще образ меняющегося города был очень важен; в романе даны не только вербальные описания, но и реальные фотографии Нью-Йорка, и зарисовки, как будто бы принадлежащие главному герою. В этом смысле мы можем сожалеть, что значения этих фрагментов не поняли переводчики романа. Е. Брандис во вступительной статье пишет: «Заметим, однако, что роман излишне перегружен деталями, представляющими интерес только для жителей современного Нью-Йорка, и при переводе именно эти места справедливо опущены» [3. С. 8].
Еще одно отличие от классического варианта жанра состоит в том, что двоемирие одновременно является и «двоевременьем»: Нью-Йорк 1970 года для героя - «свой» мир и «свое» время, а 1882 года - «чужой» мир и «чужое» время. В этом случае схема сюжета представляется циклической (путешествие героя в иной мир и иное время и возвращение обратно) в сочетании с кумулятивной (в особенности кумуляция заметна при анализе авантюрных эпизодов романа). Однако циклическая схема сюжета романа специфична: в результате развития событий герой меняет точку зрения: «свой» мир становится для него «чужим», а «чужой - «своим»; и герой, в очередной раз совершая путешествие во времени, насовсем остается в XIX веке, что вполне определенно выражено в заключительном фрагменте романа: «Однако все эти мысли теперь не имели ни малейшего отношения к моему времени. Теперь они относились к отдаленному будущему. Я нащупал начатую рукопись в кармане пальто и посмотрел новыми глазами на окружающий меня мир. На мой мир.» (выделено мной. - Е. К.) [11. С. 426].
Характерно, что изменение точки зрения Саймона Морли начинается в тот момент, когда он решает вмешаться в исторический ход событий и помешать Джулии выйти за-
муж за Пикеринга, т.е. обретает личное («частное») отношение к XIX веку, и это решение сопровождается синонимическим «пространственным» эпизодом - мучительным переходом через Бруклинский мост: «Надземкой же я добрался до Бруклинского моста и, как истый турист, залез на башню по системе деревянных лестниц, старательно не глядя вниз, пока не ступил на верхнюю площадку. Не дав себе ни секунды на размышление, я двинулся дальше, по временным деревянным мосткам, подвешенным над рекой. Но как они качались! А единственная опора для рук - натянутый сбоку тоненький трос, и если споткнешься, то без помех полетишь вниз, вниз, вниз. Где-то там, на границе бесконечности текла свинцово-серая вода, в строящейся проезжей части моста зияли страшные пустоты. Десять шагов - и я изнемог. Попытался повернуть назад, но навстречу шли двое мужчин. <.. .> В течение бесконечных минут, часов и лет я принуждал себя переставлять ноги - одну за другой, шаг за шагом, а рука судорожно сжимала трос с такой силой, что ладонь почернела от грязи и начала кровоточить. Наконец я достиг верхней площадки Бруклинской башни, поразительно устойчивой, замечательно просторной, и долго стоял, сглатывая слюну, ощущая, как на лице высыхает испарина страха» .) [11. С. 279].
Отметим в этом фрагменте следующие детали: не только горизонтальное, но и вертикальное измерение моста («.и если споткнешься, то без помех полетишь вниз, вниз, вниз.»); мотив крови («ладонь почернела от грязи и начала кровоточить»); незаконченность строительства моста («я двинулся дальше, по временным деревянным мосткам, подвешенным над рекой», «в строящейся проезжей части моста зияли страшные пустоты») и «присутствие» в описании перехода реки («на границе бесконечности текла свинцово-серая вода»). Все они говорят о том, что перед нами мост как мифопоэтический элемент, о котором В. Н. Топоров писал: «.мост изофункционален пути, точнее, - наиболее сложной его части. Мост мыслится как некая импровизация еще неизвестного, не гарантированного пути. Мост строится как бы на глазах путника, в самый актуальный момент путешествия и на самом опасном месте, где путь прерван, где угроза со стороны злых сил наиболее очевидна, подобно перекрестку, развилке дорог. <.> Наведение моста открывает путь из старого пространства и времени к новому, из одного цикла в другой, как бы из одной жизни в другую, новую <.> [мост] иногда. направлен не по горизонтали, а по вертикали <.>» [10. С. 176-177].
Таким образом, событие, связанное с принятием решения вмешаться в историю вопреки требованиям эксперимента продублировано событием перехода через Бруклинский мост и является ключевым во всем сюжете романа. Это событие связано с ситуацией испытания и выбором героя, о чем будет сказано ниже.
Сюжет романа «Меж двух времен» объединяет в себе две линии (назовем их условно «экспериментальной» и «авантюрно-исторической»), которые представляют внешний план сюжета; внутренний же план - это изменение точки зрения героя на окружающий его мир; на историю и прошлую эпоху; на людей XIX века и позицию участников эксперимента по отношению к ним.
Подготовка и проведение эксперимента связана с особой концепцией времени, принадлежащей двум персонажам - доктору Данцигеру и полковнику Эстергази. Эксперимент заключается в проверке того, возможно ли перемещаться в прошлое и обратно, в настоящее, и по мере накопления опыта, в воздействии на прошлое с целью изменить настоящее. Экспериментальность - качество, которого нет у классического исторического романа (во всяком случае, в чистом виде), это - неотъемлемая черта авантюрно-философской фантастики. Н. Д. Тамарченко пишет: «Фантастика авантюрно-философская имеет характер авторского эксперимента, а иногда и эксперимента героя или целого человеческого общества по проверке определенной идеи» [9. С. 278]. В данном случае перед нами эксперимент группы персонажей, но касающийся, безусловно, всего человечества. Эксперимент (особенно вторая его часть, нацеленная на изменение прошлого
и, как следствие, будущего) носит отчетливо моральный характер. Две прямо противоположные точки зрения на проблему вмешательства в историю обсуждаются противопоставленными группами персонажей - доктором Данцигером и другими участниками эксперимента - Эстергази и Рюбом. Но изменить историю может только Саймон Морли, который на протяжении сюжета совершает прямо противоположные поступки: с одной стороны, он вмешивается в ход событий: мешает замужеству Джулии, решает остаться в прошлом, но с другой стороны - препятствует встрече родителей доктора Данцигера именно для того, чтобы у человечества уже не было возможности изменять историю.
Две позиции, проявившиеся в ходе эксперимента, - аналог «преобразующей силы истории» в классическом авантюрно-историческом романе. Эксперимент и его результаты - источник возможных перемен в истории и судьбе всего человечества. Однако между «историческими силами» в классической форме и «научно-экспериментальными» в фантастической разновидности есть несомненные отличия. Эта кризисная ситуация - момент достижения власти над историей - является моментом не выбора истории, а выбора ее конца, в том виде, как мы ее привыкли воспринимать. Таким образом, кризис приобретает характер надысторический: дискутируется сущность (и существование) истории, а не ее движущие силы. Именно в этой точке - главное отличие фантастического авантюрно-исторического романа от его классической формы.
Другая сюжетная линия - авантюрно-историческая - связана с «авантюрным хронотопом» («чужим миром» и авантюрным временем), выделенным М. М. Бахтиным, что позволяет говорить об испытании героя и мира. Этот тип времени, как пишет М. М. Бахтин, - «слагается из ряда коротких отрезков, соответствующих отдельным авантюрам; внутри каждой такой авантюры время организовано внешне - технически: важно успеть убежать; успеть догнать, опередить, быть или не быть как раз в данный момент в определенном месте, встретиться или не встретиться. В. Н. Т“Вдруг” и “как раз” - наиболее адекватные характеристики всего этого времени, ибо оно вообще начинается и вступает в свои права там, где нормальный и прагматически или причинно осмысленный ход событий прерывается и дает место для вторжения чистой случайности с ее специфической логикой. Эта логика - случайное совпадение, то есть случайная одновременность и случайный разрыв, то есть случайная разновременность» [2. С. 242].
Авантюрный сюжет в романе «Меж двух времен» связан с ситуацией испытания героя на тождество себе самому. Эта линия сюжета изображает пребывание Саймона Морли в первоначально «чужом мире» и «чужом времени», т. е. в 1882 году; это также история Джека Пикеринга и Кармоди, их сговора и преступления; совсем не случайны здесь такие авантюрные мотивы, как слежка, погоня, подслушивание и подсматривание, подмена и др.
М. М. Бахтин писал, что «авантюрный сюжет в этом смысле глубоко человечен. Все социальные, культурные учреждения, установления, сословия, классы, семейные отношения - только положения, в которых может очутиться вечный и равный себе человек» [1. С. 76], а «авантюрное положение - такое положение, в котором может очутиться всякий человек как человек» [1. С. 75]. При этом авантюрный сюжет определяют «задачи, продиктованные его (героя. - Е. К.) вечной человеческой природой - самосохранением, жаждой победы и торжества, жаждой обладания, чувственной любовью.» [1.С. 76].
Это позволяет сказать, что авантюрность в романе «Меж двух времен» вводит ситуацию «частного человека», вовлеченного в историческую, и более того - надысториче-скую, коллизию; человека, который проходит испытание на тождество себе самому как человеку, равность себе в любых исторических обстоятельствах и кризисах.
Внутренний план сюжета изображает изменение точки зрения героя (прежде всего «идеологической», по Б. А. Успенскому). Это изменение имплицитно содержится в эпизодах, которые условно названы мной «оживлением истории», т.е. это те фрагменты,
в которых эпоха перестает восприниматься героем «теоретически», отстраненно; он вживается в нее, разделяет образ жизни других людей, приобретает внутреннюю точку зрения и меняет оценку окружающего. С наибольшей очевидностью это проявлено в таком фрагменте: «В предвечерние и первые вечерние часы город казался мне волшебным царством - стремительный бег саней, звуки песен, искренний смех. Но теперь, ночью, я понял, что это также и город кучера конки, с которым только что разговаривал. И что, пока я мчался с Джейком на санях через Сентрал-парк, множество бездомных детей копошилось в трюмах сенных барж на Ист-Ривер, устраиваясь на ночлег. Город перестал быть просто экзотическим фоном к моемуудивительному приключению (выделено мной. -Е. К.). Он обрел реальность, и я сам наконец осознал, что мое пребывание здесь, в этом времени, совершенно реально и что люди вокруг меня живые» [11. С. 275].
Именно здесь город перестает быть просто местом действия для авантюр, он становится способом «врастания» героя всей своей человечностью в чужую историческую эпоху. Происходит «оживление» уже прошедшего; чужая эпоха становится частью собственной личной жизни, а не просто знанием о ней. Поэтому герою в финале невозможно отказаться от истории, согласиться на ее переписывание. Это решение Саймон Морли принимает постепенно.
Сюжет в целом представляет собой одну общую ситуацию испытания героя на тождество себе как человеку и дробится на ряд частных испытаний, каждое из которых синонимически дублирует общее значение испытания, но в своем аспекте.
Первый выбор героя связан с его участием в эксперименте: первоначально ему предлагают перенестись в Сан-Франциско в 1894 год, но он ставит условие - Нью-Йорк, январь 1882 года. Это очень важный момент, так как он связан с особым отношением Саймона Морли к происходящему, он преследует личные цели: «... чтобы увидеть, как один человек отправляет письмо.» [11. С. 85]. Именно из этой завязки возникнет авантюрная составляющая сюжета романа «Меж двух времен». Интересно, что и руководитель проекта - доктор Данцигер - тоже проявляет личный интерес к выбранному Саймоном Морли периоду времени: «Знаете, - с улыбкой сказал Данцигер, - вы вводите меня в искушение. В 1882 году моей матери исполнилось шестнадцать лет. В день ее рождения - 6 февраля - родители и старшая сестра повели ее в театр Уоллака, и именно там она познакомилась с моим отцом. <.> Но если вдруг удастся, Сай, если вы действительно попадете в Нью-Йорк той поры и, стоя незаметно где-нибудь в уголке фойе, увидите их встречу. Раз уж есть одна личная причина, почему бы не появиться и второй? Я был бы очень вам признателен, если бы вы набросали для меня их портреты, какими они были тогда» [11. С. 93-94].
Другой выбор героя обусловлен необходимостью провести эксперимент повторно. Морли решает участвовать в нем, и снова по личной причине. С одной стороны, его просит об этом Кейт (ей необходимо до конца раскрыть тайну письма), с другой - Саймон Морли хочет еще раз встретиться с Джулией. Этот выбор неоднозначен для самого героя: «Ни кивком, ни словом я не дал ему (Рюбу. - Е. К.) понять, что остаюсь, но и не сказал нет. <.> Совесть мучает меня даже теперь - оправдания я себе не вижу никакого. Но я не мог отказаться от возможности совершить новое “путешествие”, не мог, и точка» [11. С. 259].
Далее Саймон принимает решение помешать Джулии выйти замуж за Пикеринга, он ощущает, с одной стороны, ценность любой человеческой жизни («В этом мире жизнь Джулии - отнюдь не давно прошедший и позабытый эпизод: она вся еще впереди» [11. С. 276]), а с другой - сугубо личное отношение к Джулии и равнозначность для себя этих двух периодов истории («.если в своем собственном времени я не смог бы стоять в стороне и созерцать, как рушится жизнь девушки, которую я знаю и которая мне нравится, - а я не смог бы созерцать, будучи в силах предотвратить, - то и здесь, я все-таки понял это, я не могу поступить иначе» [11. С. 276]).
Следующий выбор Саймон совершает, когда Джулия спрашивает его, остаться ли ей в ее будущем времени или отправиться обратно в свое время: «Нет, я не позволю тебе остаться здесь» [11. С. 399].
Дальнейший выбор снова связан с экспериментом и с новым путешествием во времени. Эстергази, уговаривая Саймона перенестись в прошлое еще раз, аргументирует это тем, что надо «исправить ошибки прошлого, имевшие неблагоприятные последствия для настоящего» [11. С. 412]. Саймон Морли вступает в «идеологический спор», в котором отстаивает невозможность «правильной» оценки истории людьми: «Да не знаю я! И никто не знает. И самые ответственные из решений принимаются людьми, которые тоже не знают. Они только думают, что знают» [11. С. 414]. Принятое решение Саймон называет «важнейшим решением в своей жизни»: он остается в XIX веке, но предварительно устраивает все так, чтобы доктор Данцигер никогда не появился на свет и не изобрел возможность манипулирования историей.
Все поступки Саймона Морли такого рода - звенья сюжета, значением которых является испытание на самотождественность: не только индивидуальную (тождество героя себе и своей человечности), но и на общечеловеческое тождество. В случае победы тех, кого возглавляет Рюб и Эстергази, человечество утрачивает свою историю и свое естественное будущее. На смену приходит Провидение в образе небольшой группы людей, которые будут решать, какая история должна быть у той или иной страны. Однако, обладая возможностями Провидения, люди, между тем, не соответствуют этой силе. Саймон Морли размышляет: «Только в связи с войной во Вьетнаме я понял наконец, что важнейшие исторические решения принимаются подчас людьми, которые на деле нисколько не осведомленнее и не умнее остальных, что собственные мои суждения и взгляды могут быть ничуть не хуже, а то и лучше, чем у деятелей, принимающих самые ответственные решения. <.> Даже если вдруг вы правы, в чем я лично сомневаюсь, посмотрите, куда это поведет дальше. Ко все более значительным переменам в истории, к тому, что кучка генералов примется переписывать прошлое, настоящее и будущее, подгоняя их под свои представления о пользе человечества» [11. С. 412-415]. И потому решение Саймона Морли изменить историю так, чтобы в ней не оказалось доктора Данцигера, изобретателя эксперимента, - это попытка вернуть человечеству право на историю и на его тождество самому себе.
И в таком понимании смысл фантастического исторического романа повторяет смысл классического варианта жанра, о котором пишет Н. Д. Тамарченко: «.испытание на тождество, присущее, вероятно, в той или иной форме и степени всем разновидностям авантюрного жанра, в данном случае выявляет устойчивые начала, обеспечивающие сохранение основных человеческих ценностей в кризисные моменты истории» [7. С. 129] с той лишь разницей, что в фантастическом варианте речь идет о человечестве в целом, а в качестве ценности выступает неизменная (как казалось) сущность человека. Таким образом, фантастическому варианту романа оказывается присуща глобальность поднятых проблем, их общечеловеческий характер.
Но испытание героя и человечества - лишь часть сюжета испытания, реализуемого в романе «Меж двух времен». Главное здесь - испытание философской (моральной) идеи вмешательства в историю. Поэтому существенную роль в романе играет такая композиционно-речевая форма, как идеологическая дискуссия персонажей. Наиболее яркий пример такой формы - разговор на «ответственном совещании», где изображена полемика между Данцигером, с одной стороны, и Эстергази и Рюбом - с другой. Дискуссия возникла, когда выяснилось, что в результате одного из путешествий Саймона Морли в чужую эпоху в настоящем времени не оказалось реального человека, как будто он никогда и не существовал. Для Данцигера - это событие, требующее морального вывода: «Но один человек, пусть заурядный - хотя для себя самого он не был заурядным, он был
единственным, - этот человек не существует более. <...> Мы не имеем права делать больше ни одного шага в прошлое. Мы не имеем права вмешиваться в него даже самым незначительным образом. Не имеем права, поскольку не знаем, что значительно и что незначительно» [ll. С. 248].
Позиция Эстергази и Рюба в этом случае принципиально иная: «Брител вызвал перемену? Да, вызвал. Но незначительную. <...> Безусловно значительную для того человека, которого она непосредственно коснулась, однако. <...> по сравнению с огромными потенциальными благами для всего остального мира. перемена была незначительной.» [ll. С. 252].
Этот диалог напоминает знаменитый разговор студента и офицера из романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»: «За одну жизнь - тысячи жизней, спасенных от гниения и разложения. Одна смерть и сто жизней взамен - да ведь тут арифметика!» [4. С. б2].
Попробуем подвести итоги нашего анализа сюжета в романе «Меж двух времен».
Основные характеристики сюжета - циклическая схема, авантюрность, ситуация испытания - внешне подобны характеристикам сюжета классического исторического романа, однако их смысл в романе приобретает иной характер. Историческое время становится обратимым, и это позволяет поставить героя перед лицом таких испытаний, каких в классическом варианте жанра не может быть (возможность «конца истории»). При этом не только герой, но и все человечество испытывается на тождество себе самому, своей человеческой природе. С разных сторон обсуждается потенциальная проблема вмешательства в исторический ход событий; не просто физическая возможность, а моральное право вершить судьбу человечества в прошлом, настоящем и будущем. Не случайно практически во всех фантастических исторических романах возникает мотив бога («вершителя судеб»), в романе Стругацких даже вынесенный в заглавие («Трудно быть богом»).
Разумеется, что все сказанное выше - лишь частный случай и касается только конкретного произведения Дж. Финнея «Меж двух времен». Но при накладывании подобной сюжетной матрицы на другие фантастические исторические романы, становится понятно, что многие выделенные черты, характеризующие сюжет этой разновидности романа, инвариантны. Дальнейшее более детальное сопоставление сюжетов романа этого типа позволит подтвердить или опровергнуть эту гипотезу.
Список литературы
1. Бахтин, М. М. Проблемы творчества Достоевского [Текст] I М. М. Бахтин II Собрание сочинений. Т. 2 : «Проблемы творчества Достоевского». Статьи о Толстом. Записи курса лекций по истории русской литературы. - М.: «Русские словари», 2OOO. - С. 5-l75.
2. Бахтин, М. М. Формы времени и хронотопа в романе : Очерки по исторической поэтике [Текст] I М. М. Бахтин II Вопросы литературы и эстетики. - М. : Художественная литература, l975. - С. 234-4O7.
3. Брандис, Е. Джек Финней меж двух времен [Текст] IЕ. Брандис II Финней Дж. Меж двух времен. - М. : Мир, l972. - С. 5-l4.
4. Достоевский, Ф. М. Преступление и наказание [Текст] I Ф.М. Достоевский. - М. : Художественнаялитература, l97l, 56l с.
5. Кривонос, В. Ш. Испытания сюжет [Текст] I В.Ш. Кривонос II Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий. - М. : Издательство Кулагиной; Intrada, 2OO8. - С. 8б.
6. Малкина, В. Я. Поэтика исторического романа : Проблема инварианта и типология жанра [Текст] I В. Я. Малкина. - Тверь : Твер. гос. ун-т, 2OO2. - l4O с.
7. Тамарченко, Н. Д. «Капитанская дочка» Пушкина и жанр авантюрно-исторического романа [Текст] I Н. Д. Тамарченко II Russian Language Journal (Michigan State University). - l999. - Vol. 53, nos. 174-176. -P. ll9-l39.
8. Тамарченко, Н. Д. Фантастика авантюрно-философская [Текст] / Н. Д. Тамарченко // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий. - М. : Издательство Кулагиной; Intrada, 2008. - С. 277-278.
9. Тамарченко, Н. Д. Циклический сюжет [Текст] / Н. Д. Тамарченко // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий. - М. : Издательство Кулагиной; Intrada, 2008. - С. 293.
10. Топоров, В. Н. Мост [Текст] / В. Н. Топоров // Мифы народов мира. Энциклопедия :в2т.-Т.2. -М.: Сов. энциклопедия, 1992. - С. 176-177.
11. Финней, Дж. Меж двух времен [Текст] / Дж. Финней. - М. : Мир, 1972. - 432 с.
Bibliography
1. Bahtin, М. М. Problemy tvorchestva Dostoevskogo [Tekst] / М. M. Bahtin // Sobranie sochinenij. T. 2 : «Problemy tvorchestva Dostoevskogo». Stat’i o Tolstom. Zapisi kursa lekcij po istorii russkoj literatury. - M. : «Russkie slovari», 2000. - S. 5-175.
2. Bahtin, М. M. Formy vremeni i hronotopa v romane : Ocherki po istoricheskoj pojetike [Tekst] / М. M. Bahtin // Voprosy literatury i jestetiki. - М. : Hudozhestvennaja literatura, 1975. - S. 234-407.
3. Brandis, E. Dzhek Finnej mezh dvuh vremen [Tekst] / E. Brandis // Finnej Dzh. Mezh dvuh vremen. - M. : Mir, 1972. - S. 5-14.
4. Dostoevskij, F. M. Prestuplenie i nakazanie [Tekst] / F.M. Dostoevskij. - M. : Hudozhest-vennajaliteratura, 1971, 561 s.
5. Krivonos, V. Sh. Ispytanija sjuzhet [Tekst] / V.Sh. Krivonos // Pojetika: slovar’ aktual’nyh terminov i ponjatij. - M. : Izdatel’stvo Kulaginoj; Intrada, 2008. - S. 86.
6. Malkina, V. Ja. Pojetika istoricheskogo romana : Problema invarianta i tipologija zhanra [Tekst] / V. Ja. Malkina. - Tver’ : Tver. gos. un-t, 2002. - 140 s.
7. Tamarchenko, N. D. «Kapitanskaja dochka» Pushkina i zhanr avantjurno-istoricheskogo romana [Tekst] / N. D. Tamarchenko // Russian Language Journal (Michigan State University). - 1999.-Vol. 53, nos. 174-176. -P. 119-139.
8. Tamarchenko, N. D. Fantastika avantjurno-filosofskaja [Tekst] / N. D. Tamarchenko // Pojetika: slovar’ aktual’nyh terminov i ponjatij. - M. : Izdatel’stvo Kulaginoj; Intrada, 2008. -S.277-278.
9. Tamarchenko, N. D. Ciklicheskij sjuzhet [Tekst] / N. D. Tamarchenko // Pojetika: slovar’ aktual’nyh terminov i ponjatij. - M. : Izdatel’stvo Kulaginoj; Intrada, 2008. - S. 293.
10. Toporov, V. N. Most [Tekst] / V. N. Toporov // Mify narodov mira. Jenciklopedija : v 2 t. -T.2. - М.: Sov.jenciklopedija, 1992. - S. 176-177.
11. Finnej, Dzh. Mezh dvuh vremen [Tekst] / Dzh. Finnej. - M. : Mir, 1972. - 432 s.
