CC BY
39
Формат цитирования: Горяева Б.Б. Сюжет АТ 508 «Благодарный мертвец» в калмыцкой сказочной традиции // Известия Дагестанского государственного педагогического университета. Общественные и гуманитарные науки. T. 10. № 4. 2016. С. 78-83.
AT 508 "Grateful Dead Man" Plot in the Kalmyk Fairy Tradition
© 2016 Baira B. Goryaeva
Kalmyk Scientific Centre, Russian Academy of Sciences, Elista, Russia; e-mail:[email protected]
ABSTRACT. The aim of the article is considering the national specificity of international AT 508 "Grateful dead man" plot in the Kalmyk fairy tradition. Methods: comparative-historical, typological comparison.The plot in the Kalmyk narrators' development acquired its specific sound, reflecting the characteristics of the traditional rituals of the ethnic group and their worldview. The peculiarity of Kalmyk fairy tales of this type consists in the description of the hero's hardship in the world of the dead and his return with his assistant. Conclusion. The international plot "Grateful dead" in the development of the Kalmyk narrators acquired its specific sound, reflecting the characteristics of the traditional rituals of the ethnic group and their worldview.
Keywords: Kalmyk fairy tradition, magic fairy tale, plot type, wonderful assistant, grateful dead man.
For citation: Goryaeva B. B. AT 508 "Grateful Dead Man" Plot in the Kalmyk Fairy Tradition. Dagestan State Pedagogical University. Journal. Social and Humanitarian Sciences. Vol. 10. No. 4. 2016. Pp. 78-83. (In Russian)
Особое двойственное отношение к усопшим как к недавним близким родственникам, но уже переставшим быть живыми и не принадлежащим миру людей, у многих народов мира порождало многочисленные табу, которые сопровождали проводы человека в последний путь его земной жизни. В древних мифологических мотивах «путь, дорога означают смерть, дорогу в преисподнюю. Человек должен пройти путь смерти, пространствовать в буквальном смысле слова, и тогда он выходит обновленным, вновь ожившим, спасенным от смерти. Он не должен ни оглядываться на пройденный путь, ни возвращаться по пройденному пути, ибо это означает снова умереть» [10. С. 506].
Нарушение или неисполнение ритуальных действий обрядов похоронного цикла сулило неприятности не только живым. Сказки на сюжетный тип АТ 508 «Благодарный мертвец» отчетливо отражают эти представления. Так, в сказках умирающий отец, изъявляя свою последнюю волю, просит своих сыновей соблюсти положенный церемониал проводов в «иной мир» и три ночи сторожить его могилу, дабы вернуть восставшего в положенное ему место. Этнографические истоки данного мотива освещены в фундаментальном исследова-
нии В. Я. Проппа «Исторические корни волшебной сказки» [8]. Им же рассмотрена «проблема благодарных мертвецов» -умерших отца, матери, выкупленных должников и пр., персонажей, которых можно обозначить как «функциональные синонимы» [5. С. 32].
Сюжетный тип 508 «Благодарный мертвец» является международным и присутствует в устной традиции многих этносов во всех частях света. В «Сравнительном указателе сюжетов» (далее - СУС) отмечено несколько разновидностей сюжетного типа «Благодарный мертвец»:
508=АА 508а Благодарный мертвец: дарит похоронившему его человеку коней и оружие для борьбы со змеями (врагами).
-508** Благодарный мертвец и разбойники: мертвец приводит похоронившего его человека в дом, где пируют разбойники, и убивает их; богатства разбойников достаются этому человеку.
508*=АА 508*В Благодарный мертвец: исполняет трудные задачи (за три дня строит церковь).
В бурятской сказочной традиции есть сказка о Хулмадай Мэргэне, центральным мотивом которой является дежурство сыновей у тела умершего отца, в то время как в русских сказках на сюжетный тип «Сив-
••• Известия ДГПУ. Т. 10. № 4. 2016
••• ОЭРи ЮийЫЛи Уо!. 10. N0. 4. 2016
ка-Бурка» тело отца погребено и братьям нужно три ночи дежурить у могилы. В бурятских сказках следующим образом описывается традиционный обряд захоронения: «забивают коня, переламывают лук и стрелы, принадлежавшие умершему, чтобы положить в могилу вместе с их владельцем. Лук, стрелы, конь, вероятно, должны были служить хозяину на «том свете» [1].
В устной традиции калмыков также имеются сказки о благодарных мертвецах, соотносимые, но не совпадающие, с сюжетным типом СУС 508. Сказки «Арсмч хаана кевун Овс Темн Мергн хойр» («Сын Арсмч хана и Ээс Мерген Темен») [13. С. 121-127]; «Байн кевун Манщин Зэрлг ялч кевун хойрин туск ут тууль» («Сказка о юноше-богаче Манджин Зарлике и юноше-слуге») [7. С. 1-22] представляют собой варианты рассматриваемого сюжетного типа.
Более ранней по времени фиксации является сказка «Алтн Оргчк хаани нутгт бээдг Мецгн Оргчк байна кевун Манщин Зэрлг ялч кевун хойрин тууль» («Сказка о Манджин Зарлике сыне богача Менгн Оргчк, живущем в нутуке хана Алтн Оргчк, и юноше-слуге»), записанная А. М. Позднеевым в 1884 г. во время его путешествия по калмыцким степям. Зачин сказки повествует о бездетных стариках мифологического возраста: «сам старик дожил до 555 лет, старуха его дожила до 445 лет». По предсказанию ман-джика (послушника хурула) у них рождается сын - наследник несметного богатства, его называют Манджин Зарлик.
Чудесным помощником Манджин Зар-лика становится волшебный мертвец, долг которого вернул герой. Пройдя испытание героя, благодарный мертвец в образе мальчика-работника спасает Манджин Зарлика от семи мусов-людоедов, их жен и дочерей. Найдя средство излечения дочери Кегшин Буурал хана, которая три года находится на грани жизни и смерти, слуга получает в жены ханскую дочь и половину ханства. На обратном пути чудесный помощник расправляется со старухой -мусом, женит Манджин Зарлика на дочери Хормусты тенгрия, спасает молодоженов от ядовитой желто-пестрой змеи.
В финале сказки, когда Манджин Зар-лик узнает о том, что его помощник должен вернуться к Эрлик Номин хану (владыке мира мертвых), герой, не пожелав
расстаться с помощником, отправляется в иной мир. Манджин Зарлик и его товарищ выдерживают испытание Эрлик Но-мин хана, пройдя по железной проволоке над пропастью ада. В награду они оба вернулись в мир живых людей, побратались и зажили в довольстве [3].
Сказка, зафиксированная
Г. Рамстедтом в 1903 г., принимает новеллистическую окраску, повествуя о мальчике-калмычонке, проданном черкесами татарину, дочь которого, влюбившись в юношу, сбегает с ним из родительского дома. На границе калмыцких земель, оставив уснувшую девушку, парень оказывается в плену у русских. Девушка-татарка вызволяет из плена и выхаживает калмыка, помогает ему вернуться домой, становится его женой и настаивает на том, чтобы он обменял деньги в Китае. По пути герой возвращает долг утопленника, потом выбирает себе в помощники юношу-манджика. Пройдя испытания Эрлик Номин хана, герой возвращается домой со своим чудесным помощником [15. С. 74-104].
Следует отметить, что зачин калмыцких сказок на сюжетный тип «Благодарный мертвец» описывает богатство бездетных супругов мифологического возраста, у которых нет наследника: «Если говорить о размере богатств, четырех видов скота так много, что ему не хватает воды и травы. Золота, серебра, имущества, денег счет потерял» (Байнаннь кемщэн гихнь, дервн зусн малнь усн евсн куртш уга олн. Алтн, мецгн, эд, хазнаннь тооhинь алдсн) [3. С. 307]. Исследователями отмечалось, что к концу неолита формой богатства становится скот, благодаря чему возвышается статус мужчины, крепнет отцовской род и утверждается наследование имущества отца его детьми [6. С. 146].
Старик не знает, кому оставить бесчисленные табуны лошадей, стада коров, овец и верблюдов. Сетуя на судьбу, он отправляется к заячи. Несмотря на то, что у старика имеется табун в восемь миллиардов (найн щова) лошадей, отправляется в путь он пешком, отлив из железа девятислой-ные башмаки и выковав девятисаженный железный посох [12. С. 121]. В. Я. Пропп установил на обширном фольклорном и этнографическом материале, «что обувь, посох и хлеб были те предметы, которыми
некогда снабжали умерших для странствий по пути в иной мир. Железными они стали позже, символизируя долготу пути». Долготу пути старика сказка обозначает традиционной формулой пути «день за день не считая, ночь за ночь не считая» (вдриг едр гил уга, сввг се гил уга), дополняя ее следующим устойчивым сочетанием: «сколько дней, ночей, сколько месяцев шел, кто знает» (кедY едр се, кеду сар йовснь кен меднэ) [3. С. 307]. Пройдя «семью семь сорок девять дней», старик пересекает границу своих кочевий. Именно через сорок девять дней, по традиционным представлениям калмыков, душа умершего достигает иного мира.
По пути к своему заячи старик, не раскрывая себя, от мальчика-манджика узнает о том, что нужно ему сделать, чтобы у него появился наследник: «сделай жертвоприношение божествам-бурханам. Хуваракам поднеси дары. Нищим и тем, кто просит милостыню в нутуке того хана, подай милостыню. Помимо этого перед дверями кибитки своей на расстоянии девяти локтей, в высоту на девять локтей, в ширину на девять локтей золотой храм-сюме построй. Потом сделай подношение огню. Если будешь молиться, родится сын, который будет долго жить и будет умным. -здесь и далее перевод наш» [3. С. 315]. В другом тексте мальчик-манджик советует старику «накормить нищих своего аймака и отока, подать милостыню, построить девятиэтажный золотой субурган» [12. С.122].
После выполнения данного совета манджика у стариков рождается сын-наследник. Наиболее ранняя запись сказки 1884 г. на рассматриваемый сюжетный тип рисует героя, рожденного «с золотой грудью и серебряной поясницей» (алтн чеещтэ, мецгн бегстэ) [3. С. 315]. Описание персонажа передается традиционной формулой «чудесные дети», в которой отражается связь компонентов семантического ряда «золотой - солнечный»: золотая грудь персонажа заключает в себе солнце, а задняя часть тела - месяц. В. Я. Пропп отмечал: «Золотая окраска предметов есть окраска солнца. Народы, не знающие религии солнца, не знают золотой окраски волшебных предметов» [8. С. 27]. В поздних записях герой уже утрачивает «золотистость», которая по наблюдениям В. Я. Проппа «присуща богам, умершим и посвященным».
Интересным является отражение обряда имянаречения у калмыков в рассматриваемых сказочных текстах. Е. Э. Хабуновой в исследовании «Героический эпос «Джангар»: поэтические константы богатырского жизненного цикла (сравнительное изучение национальных версий)» на эпическом материале изучено наречение именем богатыря. По представлениям монгольских народов, приобщение ребенка к социуму начинается с момента обретения имени [11. С. 39].
В сказке, зафиксированной в конце XIX века, этнографический субстрат мотива имянаречения героя представлен наиболее полно. Так, старик после рождения сына проводит пир «ик милаhудин XYрм», начатки угощений он преподнес хану, радостно возвестив о появлении наследника, имя младенцу дает хан.
В тексте одной из анализируемых сказок имя герою дает настоятель--бакши хурула. При этом учитываются необычные обстоятельства, сопутствовавшие рождению героя. Узнав о том, что благодаря советам мальчи-ка-манджика, появился наследник у старика, бакши нарекает мальчика Манщин Зэрлг (букв. повеление манджика) [12. С. 123].
Выплатив долг покойника, герой дарует умершему покой и приобретает чудесного помощника. Как отмечает В. Я. Пропп, «в сказке помощник может рассматриваться как персонифицированная способность героя» [8].
Следует отметить, что в сказках на данный сюжетный тип герой перед отправкой в дальний путь проводит испытание своего будущего спутника. Всех, кто садился есть вместе с героем, он отправлял. Лишь благодарный мертвец в образе мальчика (манджика), который не разделил трапезы с главным героем, смог сопровождать его в путешествии. Чудесный помощник помогает герою, отправившемуся торговать, избежать в пути встречи со смертельными врагами. Местом их обитания является черный курган, солончаки, пустыня, лощина. Слуга расправляется с мусами-людоедами (шулму-сами) при помощи меча главного героя, который он в свою очередь получил от своего отца.
Во всех вариантах сказок на сюжетный тип «Благодарный мертвец» в калмыцкой сказочной традиции устойчивым является эпизод исцеления ханской дочери, на которой женится герой. В сказке ранней записи 1884 г. ханскую дочь берет в жены
••• Известия ДГПУ. Т. 10. № 4. 2016
••• DSPU JOURNAL. Vol. 10. No. 4. 2016
чудесный помощник, а герой женится на небесной деве, дочери Хормусты тенгрия [3.С. 315].
После расправы над ядовитой желто -пестрой змеей чудесный помощник вытирает каплю яда со щеки девушки. Проснувшись, она обвиняет слугу в посягательстве. Выясняется, что помощником героя был мертвец, который отпросился у владыки царства мертвых Эрлик Но-мин хана, чтобы отблагодарить своего спасителя. Р. Г. Назиров в своей статье «Сказочные талисманы невидимости» отмечал, что сюжеты о женихе-мертвеце (АТ 365) и сюжеты о благодарном мертвеце (АТ 506 и 507) отражают один и тот же обряд, но с разных точек зрения: первые - с точки зрения девушек, вторые - с точки зрения женихов. Подчеркивая то, что ар-
1. Бурятские волшебные сказки / сост. Е. В. Баранникова, С. С. Бардаханова, В. Ш. Гунга-ров. Новосибирск: ВО «Наука», 1993. 341 с.
2. Горяева Б. Б. Калмыцкая волшебная сказка: сюжетный состав и поэтико-стилевая система. Элиста: Джангар, 2011. 128 с.
3. Записки восточного отделения русского археологического общества. 1889. Т. IV. С. 307-346.
4. Назиров Р. Г. Сказочные талисманы невидимости // Фольклор народов РСФСР. Вып. 11. Уфа, 1984. С. 19-33.
5. Назиров Р. Г. Сюжет об оживающей статуе // Фольклор народов РСФСР. Межвузовский научный сборник. Уфа: изд-во Башкирского унта, 1991. С. 24-37.
6. Назиров Р. Г. Генезис и пути развития мифологических сюжетов // Фольклор народов России. Русский фольклор Башкортостана в его межэтнических отношениях: Межвуз. науч. сб. Уфа: изд-во Башкирского ун-та, 1995. С. 138-166.
1. Buryatskie volshebnye skazki [Buryat magic fairy tales]. Comp. E. V. Barannikova, S. S. Bardakhanova, V. Sh. Gungarov. Novosibirsk: VO Nauka Publ., 1993. 341 p. (In Russian)
2. Goryaeva B. B. Kalmyckaya volshebnaya skazka: syuzhetnyj sostav i poehtiko-stilevaya sistema [Kalmyk magic fairy tale: plot structure and poetic style system]. Elista, Dzhangar, 2011. 128 p. (In Russian)
3. Zapiski vostochnogo otdeleniya russkogo arheologicheskogo obshchestva [Proceedings of east office of the Russian archaeological society]. 1889. Vol. IV. Pp. 307-346 (In Kalmyk)
4. Nazirov R. G. Fairy mascots of invisibility. Fol'klor narodov RSFSR [Folklore of the peoples of RSFSR]. Inter-university scientific collection. Issue 11. Ufa, 1984. Pp. 19-33. (In Russian)
хаическое мышление считало усопших незримо присутствующими на земле, исследователь писал: «благодарный мертвец в сказках, он же брачный помощник в обряде, не нуждался в шапке-невидимке: невеста не могла (не смела) его видеть» [4. С. 26].
Особенность калмыцких сказок сюжетного типа «Благодарный мертвец» заключается в описании дальнейших действий героя. Так, он выдерживает испытания в мире умерших и возвращается домой со своим помощником.
Таким образом можно сделать вывод о том, что международный сюжет «Благодарный мертвец» в разработке калмыцких сказителей приобрел свое специфическое звучание, отражающее особенности традиционной обрядности этноса и его мировоззрения.
7. Научный архив КИГИ РАН. Ф. 5. Оп. 2. Ед. хр. 81.
8. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 1998. 352 с.
9. Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка / сост. Л. Г. Бараг, И. П. Березовский. Л.: Наука, 1979. 438 с.
10. Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М.: Восточная литература, 1978. 605 с.
11. Хабунова Е. Э. Героический эпос «Джангар»: поэтические константы богатырского жизненного цикла (сравнительное изучение национальных версий). Ростов-н/Д: изд-во СКНЦ ВШ, 2006. 255 с.
12. Хальмг туульс. I боть. Элст, 1961. 220 х.
13. Хальмг туульс. II боть. Элст, 1968. 267 х.
14. Хальмг фольклор. Элст, 1941.
15. Kalmuckische Sprachproben gesammelt und herausgegeben von G. J. Ramstedt. Erster teil. Kalmuckische marchen. Helsinki: Societe Finno-Ougrienne, 1909.
5. Nazirov R. G. A plot about the coming to life statue. Fol'klor narodov RSFSR [Folklore of the peoples of RSFSR]. Inter-university scientific collection. Ufa, Bashkir University Publ., 1991. Pp. 24-37]. (In Russian)
6. Nazirov R. G. Genezis i puti razvitiya mi-fologicheskih syuzhetov [Genesis and ways of development of mythological plots]. Folklore of the peoples of Russia. The Russian folklore of Bashkortostan in its interethnic relations. Interuniversi-ty scientific collection. Ufa, Bashkir University Publ., 1995. Pp. 138-166]. (In Russian)
7. Scientific archive of the Kalmyk Scientific Centre RAS. F. 5. Оp. 2. Dep. item 81.
8. Propp V. Ya. Istoricheskie korni volshebnoj skazki [Historical roots of the magic fairy tale]. Moscow, Labirint Publ., 1998. 352 p. (In Russian)
Литература
References
9. Sravnitelnyiy ukazatel syuzhetov. Vos-tochnoslavyanskaya skazka [Comparative index of plots. East Slavic fairy tale]. Comp. L. G. Barag, I. P. Berezovsky. Leningrad, Nauka Publ., 1979. 438 p. (In Russian)
10. Freidenberg O. M. Mif i literatura drevnosti [Myth and literature of antiquity]. Moscow, Vos-tochnaya Literatura Publ, 1978. 605 p. (In Russian)
11. Khabunova E. E. Geroicheskij ehpos «Dzhangar» [The heroic epic «Dzhangar»]: poetic constants of heroic life cycle (comparative study
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ Принадлежность к организации
Горяева Баира Басанговна, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник отдела фольклора, Калмыцкий научный центр РАН, Элиста, Россия; email: [email protected]
Принята в печать 05.12.2016 г.
of national versions). Rostov-on-Don, SKSC HS Publ., 2006. 255 p. (In Russian)
12. Khalmg tuuls. Vol. I. Elista, 1961. 220 p. (In Kalmyk)
13. Khalmg tuuls. Vol. II. Elista, 1968. 267 p. (In Kalmyk)
14. Khalmg folklore. Elista, 1941. (In Kalmyk)
15. Kalmuckische Sprachproben gesammelt und herausgegeben von G. J. Ramstedt. Erster teil. Kalmuckische marchen. Helsinki: Societe Finno-Ougrienne, 1909.
AUTHOR INFORMATION Affiliation
Baira B. Goryaeva, Ph. D. (Philology), senior researcher, the Folklore Department, Kalmyk Scientific Centre of the Russian Academy of Sciences, Elista, Russia; e-mail: [email protected]
Received 05.12.2016.
Филологические науки / Philological Sciences Оригинальная статья / Original Article УДК 821(470.67) / UDC 821(470.67)
Особенности сюжетов о «невинно гонимых» героинях
в сказочной традиции табасаранцев
© 2016 Гюлев А. С., Курбанов М. М.
Дагестанский государственный педагогический университет, Махачкала, Россия; e-mail:[email protected]
РЕЗЮМЕ. Целью статьи является изучение причин возникновения сюжетов о «невинно гонимых» героинях в волшебных сказках табасаранцев. Методы исследования: сравнительный и генетический. Выводы: сюжеты возникли в средневековой социальной среде, главным приемом является контрастность в обрисовке образов героинь и их действий. Тематическая реконструкция сюжета сказки «Шюшеханум» подтверждает общность ее мотивов с подобными мотивами поэтики сказок народов Дагестана.
Ключевые слова: сюжет, мотив, типология, падчерица, мачеха, горцы.
Формат цитирования: Гюлев А. С., Курбанов М. М. Особенности сюжетов о «невинно гонимых» героинях в сказочной традиции табасаранцев // Известия Дагестанского государственного педагогического университета. Общественные и гуманитарные науки. Т. 10. № 4. 2016. C. 83-88.
The Features of the Plots of "Wrongfully Persecuted" Heroines in the Tabasarans' Fairy Tradition
© 2016 Alim S. Gyulev, Мagomed М. Kurbanov.
Dagestan State Pedagogical University, Makhachkala, Russia; e-mail: [email protected]
