Связи России с восточнохристианскими народами в ХVII столетии Текст научной статьи по специальности «История и археология»

М. А. Елдин,

кандидат философских наук, доцент, МГУ им. Н. П. Огарева (г. Саранск)

СВЯЗИ РОССИИ С ВОСТОЧНОХРИСТИАНСКИМИ НАРОДАМИ В XVII СТОЛЕТИИ

В статье анализируются проблемы геополитического положения Российского государства эпохи позднего Средневековья в контексте духовных связей россиян с православными народами Востока.

После территориального расширения Российского государства, после падения ханств Поволжья и Сибири русская традиция начинает значиться не менее господствующей, чем византийская. Россия сама по себе становится миром — «ойкуменой» (по Л. Н. Гумилеву). В XVII столетии Россия лишь укреплялась на Востоке Европы и консолидировалась административно, укрепляя религиозно-правовые аспекты государственности, находясь на стыке христианской и исламской цивилизаций. Турецкие вассалы — крымские татары могли еще спокойно нападать на Москву. Московская Русь была еще поглощена консолидацией вокруг себя русского народа, но уже сознает себя «третьим Римом», русские великие князья в 1546 г. принимают царский титул. Этот титул признается на всем Востоке и патриарх Константинопольский именует русского царя «надеждою и упованием всех родов христианских, которых он избавит от варварской тяготы». Имя русского государя отныне провозглашается во всех церквах Востока как имя светского владыки всех православных христиан. Первое время Россия в силах была только материально поддерживать восточных патриархов, укрепляя связи с православным Востоком.

Было бы не совсем верным утверждать, что те противоречия, которые выявились к XVII в., не были присущи международным отношениям стран Восточной и Юго-Восточной Европы в предыдущие исторические периоды. Именно в XVII в. были заложены основы тех процессов, которые в полной мере были осуществлены российской политикой на Балканах впоследствии, а также были ин-

тенсифицированы связи России с народами Кавказа и Ближнего Востока.

Московские государи стремились продолжить линию внешнеполитических контактов с народами различной конфессиональной и культурной традиций. Разумеется, основные параметры «Восточного вопроса» были иными. Есть все основания говорить о теме с более ранних времен, характеризуя взаимоотношения народов и государств Восточной Европы с Османской империей по меньшей мере с XV в.

Особое значение во взаимоотношениях народов и государств огромного региона евразийской ойкумены (по терминологии Л. Н. Гумилева) приобрел XVII в. Основная черта международного положения в ареале в рассматриваемое время: единственная здесь тогда великая держава — Османская империя, которая из-за внутренней слабости и тяжелой Кандийской войны (с 1645 г.) не имела возможности вести активную наступательную политику, ограничиваясь посылкой татарских войск на Украину, в Молдавию и Валахию, а также на южнорусские земли. Отсюда попытки турецких властей закрепить свое влияние на Северном Кавказе и Причерноморье путем заключения союза с местными правителями, чтобы выступить против Российского государства.

Провоцирующую роль здесь играли активизация политики Османского государства в ареале при великих везирах Кепрюлю и все большая зависимость курса Крымского ханства от действий Порты. В этой связи наибольшую ценность представляют весьма обширные сведения известного турецкого дипломата и политического деятеля Эвлия Челеби,

ГУМА1НТАРНЙ: актуальные проблемы , ,

который в многотомном труде «Книга путешествия» изложил подробные известия о Русском государстве и окружающих его регионах и высказал небезынтересную позицию на характер русско-турецких отношений с точки зрения интересов правящей элиты Турецкой империи середины XVII в.

Следует согласиться с мнением известного русского востоковеда XX столетия В. В. Бартольда, который справедливо отметил, что труд Эвлия Челеби, «несмотря на некоторую долю вымысла, по полноте и всесторонности далеко оставляет за собой произведения лучших арабских географов» [1, с. 112].

Как известно, Закавказье всегда играло важнейшую военно-стратегическую роль в положении империи османов и было «яблоком раздора» между турками и шахским Ираном. Этот регион всегда являлся своеобразным перекрестком дорог из Восточной Европы на Ближний Восток. Возможное заключение военнополитического союза закавказских правителей с Москвой представляло большую опасность для Турции, как и для Ирана, что не было не замечено и Э. Челеби. Сближение России с Грузией в XVII столетии серьезно обеспокоило мусульманских соседей последней.

Побывав в 1648 г. в Закавказье, Эв-лия Челеби возвращается в Турцию, где совершает остановку в Анкаре — «древней крепости румских императоров, построенной из белого камня», где широко распространены на продажу изделия «из нежнейшей шерсти коз» [7, с. 273—278]. При этом центр Анатолии, как отмечает турецкий автор, населен по преимуществу армянами, туркменами и денме. Конечным пунктом, описанным Э. Челеби, является греческая «христианская деревня» Пендик на берегу Мраморного моря [7, с. 59].

Итак, исходя из данных турецкого автора XVII в. Э. Челеби можно отметить, что, несмотря на некоторую долю вымысла, реальность многих сведений, сообщенных по истории Турции XVII в. в «Книге путешествий», не вызывает сомнений.

Надо сказать, многие этнографические данные «Книги путешествия» дают нам весьма пеструю картину состава населения малоазиатского региона Османской империи в XVII в. Кроме того, данные Э. Челеби, дают нам возможность несколько иначе взглянуть на этноконфессиональ-ную политику османского государства, направленную на исламизацию греков, армян, лазов, курдов и других народов Малой Азии и Закавказья.

Данные даже не христианского, а исламского автора XVII в., Э. Челеби, свидетельствуют о том, что даже законы пророка Мухаммада в отношении «райя» не исполнялись. В России же в XVII в. и до Екатерины II мы не можем наблюдать ни одного «антимусульманского законодательного акта», подобного фирманам и указам османского периода об райе и зиммиям. Следует напомнить, что еще со времен Ивана III на Русь приходили служить «от татар» мусульмане, и в Касимове, например, существовало фактически татарское государство, союзное Москве.

Исходя из данных Э. Челеби по территориям малоазиатского региона можно утверждать, что даже к середине XVII в. Анатолия не была этнополитическим и конфессиональным монолитом. В Малой Азии все еще существовало полиэтническое население, некоторые представители которого, например греки-румийцы, как их называли турки, весьма сочувственно относились к русско-казаческим элементам этнополитической системы в Причерноморье.

В 1640—1644 гг. Эвлия Челеби в первый раз побывал на территории Северного Причерноморья, когда он проехал по Черноморскому побережью Кавказа через Анапу до Азова, где участвовал в осаде захваченного казаками города и подробно описал ход войны за Азов 1640—1641 гг. и неоднократно отмечал причастность «московского короля» к этим событиям. Как пишет Э. Челеби, в те годы татары совершили опустошения и грабежи русских земель «до самой древней столицы московского короля. Взяты в плен до семидесяти тысяч кяфи-

29

ров. Сто тысяч их порублено саблями. Московский король как следует получил по заслугам» [7, с. 35].

Разбойничьи набеги крымско-татарских орд на соседние страны, особенно на Московское государство, совершалось систематически. Почти не проходило года без их походов, сопровождавшихся грабежами и захватами «ясыря». Набеги та-тар-крымчаков в первой половине XVII столетия фактически были настоящим бичом для русского народа.

Султанская Турция регулировала военную деятельность Крыма и подчиненных его хану отрядов татарских войск. Крымско-татарские ханы по требованию султана выставляли определенное количество войск во время военных действий против политических соперников Стамбула и Крымского ханства. Как показывают данные Э. Челеби, мобильная и высокоманевренная крымско-татарская конница была ощутимым инструментом, действовавшим в интересах внешнеполитических устремлений Османской империи и крымско-татарской военно-феодальной элиты.

Как уже отмечалось, Московское государство предпринимало меры противодействия татарской агрессии, как военные, так и дипломатические. Но долгое время это не приносило результатов. Во многом еще не слишком прочные позиции Москвы в Северном Причерноморье в первой половине XVII в. служили основанием для явно негативной обстановки на юге России и усиливали экспансионистские устремления Османской Турции в отношении российских земель. Ярким свидетельством тому служит труд Э. Челеби «Книга путешествия».

Весьма интересен подход Челеби к политике султана в отношении России как к слабому и враждебному Турции государству: «Семь тысяч татар ходили войной в Московскую страну. Они возвратились в армию ислама с девятью-двадцатью тысячами пленных, и каждого пленного они продавали за десять куршей. В конце концов московский король взмолился: «Пощади, пощади, о избранный дома Османа!» Он направил в Стамбул послов и

горячо просил о заключении мира» [8, с. 41].

Таким образом, в Стамбуле продолжали рассматривать Россию как объект экспансии и военной агрессии. Так продолжалось до тех пор, пока в южных регионах Русского государства не было усилено сооружение крепостей и оборонительных линий с середины XVII в.

В основе внешней политики турецких властей лежала фундаменталистско-исламистская идеология, согласно которой все мусульманские народы Крыма, Кубанского края и Северного Кавказа должны были объединиться в союз против России. Как видно по данным Э. Челеби, Стамбулу это частично удавалось в XVII в.

Как отмечалось выше со всеми оговорками, все-таки восточный вопрос возник 29 мая 1453 г., когда столица Византийской империи Константинополь была штурмом захвачена турецкими войсками. «Новый Рим» превратился в столицу Османской империи — Стамбул. У православной цивилизации, соединявшейся неизменными традициями религии и политико-правовых, моральных устоев было ликвидировано насильственно центральное соединительное основание народа Балкан, Причерноморья, Закавказья и Леванта — Византия, а лишившиеся исторического центра цивилизации народы оказались в жесточайшей политической и духовной системе восточного порабощения и деспотизма. Проблема «восточного вопроса» как политическая реальность, со всей остротой его противоречий, окончательно оформлялась к XVIII в., когда Османская империя, некогда наводившая трепет на правителей европейских государств, окончательно пришла в упадок и тема наследия Порты стала фактором военно-политического плана: раздел турецкого государства и тех регионов, где распространялось влияние Турции.

Проблема взаимодействия русской интеллектуальной элиты и балканских об-шин носит глубоко исторический, традиционный характер, генетически восходящий к эпохе византийского присутствия на Балканах. В эпоху исламского домини-

рования в регионе, как отмечает выдающийся исследователь Б. Н. Флоря, первые контакты русских начала XVII столетия с греческой общиной были осуществлены при отправке в Стамбул в 1613 г. посольства от царя Михаила Федоровича, когда русский государь просил у патриарха Тимофея оказать содействие русским послам [6, с. 9].

Деятельность патриархов Константинополя и других представителей православной греческой общины говорит о том, что в основе их отношений с российскими представителями государства и общества было сильное стремление содействовать укреплению России, как мощного социально-политического фактора, стабилизировавшего положение единоверных русским народов на Ближнем Востоке и в Восточной Европе. В то же самое время, кроме греков, исторически длительными были активные связи русских интеллектуалов с представителями других балканских народов.

Обстановка, в какой происходило формирование идейной сущности политической концепции преемственности Москвы от византийских правителей, была достаточно острой. Так, в 1636 г. письмоносец вселенского патриархата Иоанн Варда отмечает: «Писать невозможно, потому, что путь нынеча стал тяжел, везде спрашивают и обыскивают» [6, с. 36].

Значительную роль в русско-греческих отношениях сыграл в эпоху Нового времени константинопольский патриарх Кирилл Лукарис, который всячески содействовал русским в поиске новых сведений о византийском наследстве и организовывал дипломатические миссии российского правительства в Османскую империю. По данным Б. Н. Флори, в беседах с русскими представителями патриарх Кирилл не раз жаловался на притеснения немусульман в Турции. В указанный период активизируются внешнеполитические, духовные связи российского государства со странами Балканского полуострова, подчас с инициативой по активизации отношений выступала вовсе не российская сторона. Например, 20 фев-

раля 1645 г. молдавский господарь В. Лупу от имени своего и правителя валашского Матвея Бесараба направил грамоту с просьбой об оказании «вселенскому патриарху» Константинополя Пар-фению, которого султанское правительство обложило поборами, материальной помощи.

В своих грамотах царю Алексею В. Лупу очень часто просил помочь православным народам, живущим под игом турецкого султана, обещая службу России до «конца дней» [3, с. 148].

Развивались и отношения России с Валахией в обозначенный период. Так, господарь этой страны Матвей Бесараб в грамоте от 1 декабря 1638 г. к царю Михаилу передал желание валашского правителя укрепить дружественные отношения с Россией [5, с. 52]. 18 февраля 1645 г. из Валахии в Москву было направлено посольство для укрепления политических связей с русскими правительством [3, с. 140—141]. В обстановке войн с Молдавией, правитель которой В. Лупу пытался объединить все влахо-румынские земли под своей властью, Матвей Беса-раб (1632—1654) пытался заручиться поддержкой России.

Утвердившись окончательно господарем Молдавии, Константин Щербан в 1660 г. отправил в Москву к царю Алексею посла нектария Степанова. В грамоте русскому царю К. Щербан писал: «Желаю обороны и помощи от вашей крепкой Руси против врагов наших, с кем бы мог землю Молдавскую и Мунтянскую, истинные православные веры ревнителя на вечную вашего царского величества... из неволи освободити» [3, с. 318—319].

В 1656 г. от имени господаря Молдавии Георгия Штефана в Москву прибыло посольство митрополита Гедеона и логофета Григория Нянула с просьбой о вступлении Молдавии в русское подданство: «Государь наш Георгий Стефан послал нас глав своих поимати... и со всеми, которые живут в Молдавской земле с великим желанием поклониться и покориться честным стопам и царствию твоему.» [3].

31

Фактически молдавские послы Г. Стефана предлагали от имени своего правителя договор о вступлении Молдавского княжества в конфедеративные отношения с Московским государством на правах автономии. Царь Алексей дал согласие на вступление Молдавского княжества в подданство России и 29 июня 1656 г. отправил «жалованную грамоту» о согласии русского царя на подданство молдаван Москве [3, с. 286—287].

Надо сказать, что не только государственные деятели и посольства посещали Балканы, но просто церковники, путешественники стремились продолжить традицию духовных связей с восточно-христианскими общинами, идущими со времен христианизации Руси.

Сохранилось очень много описаний путешествий по территории региона, где наряду с описанием Турецкой империи достаточно четко прослеживается сочувственное отношение к балканским народам. Это прежде всего нарративные данные, путевые заметки: «Рождение Василия Гагары в Иерусалим и Египет» (1634—1637) и «Проскинитиарий» Арсения Суханова (1649—1653) [2]. В этих описаниях весьма подробно зафиксировано достаточно интересное свидетельство о духовных отношениях россиян и народов христианского Востока.

Так, например, описывая Валахию, В. Гагара отмечает: «.живет волоской князь, имя граду Яш. в нем монастыри многие. храмы каменные. и вера христианская» [2, с. 84]. Несмотря на крайнюю конспективность и краткость сведений в «Рождении» В. Г агары, следует отметить, что здесь весьма явно прослеживаются сведения о доброжелательности, если не верноподданничестве, настроя греческого населения Турции по отношению к русским и России [2, с. 85—86].

Более информативным и веским является сообщение Арсения Суханова, известного русского церковного деятеля

XVII в., который хорошо владел греческим, польским и латинским языками, подробно изучал многочисленные летописные своды. В 1651 г. по приказу рос-

сийского царя Алексея Михайловича А. Суханов прибывает в Стамбул ко двору константинопольского патриарха с поручением: выявить отношение греческих церковных иерархов к России и соответствует ли их «этос», как и обычай всего народа, русским духовным традициям. Весьма характерно в этой связи выглядит описание константинопольской патриархии, которая заключена в «Проскинитиа-рии» А. Суханова: «Царьград стоит на самом берегу моря. и на холмах ставлены мечети, велики и высоки. и украшены зданием, драгоценным мрамором всяким и резными видами превидными, .а около их столпы высокие. на них входят же кричат к студной их молитве. На Галате франкских два монастыря чудны от камня мрамора. Патриарши дворы с малыми воротами, якобы калитка.» [2, с. 93— 94]. Арсений подробно извещает Москву о политическом и моральном положении православных народов в Османской империи. В его записях о Турции не просто замечания паломника, но и описание хозяйства страны, образа жизни населения, нравов и обычаев. Именно в «Проскини-тиарии» мы можем проследить фиксированные русским посланцем довольно сочувственные и тесные отношения России, ее интеллигенции XVII в. и политической элиты к православным народам Востока, как к братским — по культуре и вере.

В целом, если сравнивать отношение русского общества к современным ему и близким по культуре народам, то можно отметить все большее влияние России на духовную и политическую жизнь восточно-христианских народов. Фактически Россия к XVII в. становится одним из важнейших духовных центров борьбы за освобождение некогда «византийских» по культуре народов от турецкого владычества на православном Востоке, достаточно упомянуть отмеченную источниками посольского приказа дипломатическую активность русских миссий в Стамбуле [4]. Более того, исследования как дореволюционных авторов, так и новейших в России показали, что представители православных общин (милети) на Востоке ста-

рались оказать всяческое воздействие на состояние русской духовной культуры, обращаясь к русским властям с просьбами о поддержке православных школ и училищ в России, итогом которых явилось создание Славяно-Греко-Латинской Академии в Москве, Киево-Могилянской Академии на Украине (Киев). За период с XIV по XVII в. в Москву было переправлено значительное количество памятников византийской и новогреческой духовно-просветительской литературы из тогдашнего центра православной культуры Греции — константинопольского Свя-тогробского монастыря на Фанаре.

«Неоцареградская» мечта была со временем забыта и отложена, но все же в России никогда не отрекались от того нравственно-исторического родства с народами «византийской культуры» и духовного наследия, что было открыто при принятии христианства от Византии в 988 г. Враждебность многих соседей по отношению к России в немалой степени объяснялась и тем, что именно русские цари и духовенство в большей мере, нежели в других обществах, использовали в своих интересах традиции и моральный престиж Византии. Можно отметить, что нити, связующие православных русских и греков, лишь примеры той давней и крепкой связи, которая всегда была характерна для

отношений Эллады и Руси. Переняв более десяти веков назад христианскую веру от византийцев, Русь никогда не отрекалась от этого духовного родства.

Россия конца XVII — начала

XVIII в. — это страна, вполне оправившаяся от потрясений Смутного времени и восстановившая с Украиной государственное единение, вернувшая себе многие исконно русские земли на западе и в значительной мере обуздавшая хищность крымских татар. Но и Россия, живущая трагедией церковного раскола и уже испытавшая первое потрясение от расстройства традиционно тесных связей церкви и государства. В этой обстановке российское правительство стремилось геополитически замкнуть на себя некогда византийские территории Балкан и Ближнего Востока. Однако ожесточеннейшая борьба за независимость украинского народа за независимость с Крымом, Польшей и Турцией, международные и внутриполитические события тех лет помешали осуществлению этих планов. Тогда, в начале XVII в., Россия, находившаяся в условиях ослабления экономических и социальных структур (после Смуты), еще не могла проводить активную внешнюю политику по освобождению балканских и других народов от деспотии османских властей.

Библиографические ссылки

1. Бартольд В. В. Культура мусульманства. — Петроград : Огни, — 1918.

2. Записки русских путешественников XVI—XVII вв.— М. : Сов. Россия, 1988. — 528 с.

3. Исторические связи народов СССР и Румынии в XV — начале XVIII в : док. и материалы : в 3 т. — М. : Наука, 1968. - Т. 2. - 446 с.

4. Опись архива Посольского приказа за 1673 год : в 3 ч. — М. : Изд-во при Центр. гос. архиве древних актов, 1990. — Ч. 1. — 589 с.

5. Семенова Л. Е. Русско-валашские отношения в конце XV—XVIII в. — М. : Наука, 1969.

6. Флоря Б. Н. К истории политических связей между русским правительством и высшим греческим духовенством // Связи России с народами Балканского полуострова. — М., 1990. — С. 9—39.

7. Эвлия Челеби. Книга путешествия : перевод и комментарии : в 3 вып. Вып. 1. — М. : Изд-во восточ. лит., 1961.

8. Эвлия Челеби. Книга путешествия : перевод и комментарии : в 3 вып. Вып. 2. — М. : Изд-во восточ. лит., 1972.

33