CC BY-NC-ND
193
Н.Ю. Федунина, Г.С. Банников, О.В. Вихристюк
Московский государственный психолого-педагогический университет
N.Yu. Fedunina, G.S. Bannikov, O.V. Vikhristyuk
Moscow State University of Psychology and Education
Связь семейной сплоченности и адаптивности по опроснику FACES-3 с коррелятами суицидального поведения в подростковом возрасте
Association of family cohesion and adaptation on FACES-3 scale with correlates of suicidal behaviour in adolescence
В статье представлен количественный и качественный анализ связи проявлений коррелятов суицидального поведения в подростковом возрасте и структурных особенностей семейной системы. Выборку составили 615 школьников 12-17 лет г. Москвы. Использовались следующие методики: Шкала безнадежности, Шкала одиночества (UCLA-3), Опросник склонности к агрессии Басса-Перри, Индекс хорошего самочувствия, Опросник личностных расстройств PDQ-IV, Шкала семейной адаптации и сплоченности (FACES-3) и модификация проективного рисуночного теста «Семейная социограмма». Были выявлены возрастные различия в динамике оценок сплоченности и адаптивности, а также показано, что низкий уровень сплоченности (разобщенный тип) и адаптивности (ригидный тип) значимо связаны с проявлениями психологического неблагополучия. В исследовании идеального образа семьи отмечено, что изменения касаются в основном уровня сплоченности. Подростки хотели бы видеть свои семьи более сплоченными, тогда как оценка адаптивности идеальной семьи практически совпала с оценкой адаптивности реальной семьи. Количественный анализ был дополнен качественным анализом и рассмотрением индивидуальных случаев. Проанализировано 98 рисунков реальной и идеальной семьи (модификация проективного рисуночного теста «Семейная социограмма»), выявлены связи с коррелятами суицидального поведения. Наиболее уязвимой оказалась категория респондентов, в чьих рисунках наблюдаются изменения структуры ядерной семьи (в основном, включение или
© Федунина Н.Ю., Банников Г.С., Вихристюк О.В., 2017
исключение фигуры отца). Эти подростки чаще остальных попадают в группу риска суицидального поведения. Опыт анализа индивидуальных случаев показал, что сочетание качественных и количественных методик в пакете инструментов для мониторинга психологического неблагополучия позволяет полнее оценить социальные факторы риска и точнее определить мишени для консультативной работы.
Ключевые слова: семья, Шкала семейной адаптации и сплоченности (FACES-3), подростки, психологическое неблагополучие, одиночество, безнадежность, агрессия.
The article presents qualitative and quantitative analysis of association between manifestations of suicidal behaviour correlate in adolescents and structural characteristics of family system. The sample comprised of 615 Moscow schoolchildren aged 12-17. The following methodics were used: Hopelessness Scale, Loneliness Scale (UCLA-3), Buss-Perry Aggression Questionnaire, Good Health Index, Personal Disorders Questionnaire (PDQ-IV), Family Cohesion and Adaptation Scale (FACES-3) and projective drawing test "Family sociogram". The results show age differences in family cohesion and adaptation. Also, low level of cohesion (disfunctional type) and adaptability (rigidity type) are significantly associated with manifestations of psychological ill-being. The article notes that in an ideal image of the family changes relate mainly to the cohesion level. Adolescents would like to see their families more cohesive, whereas an adaptability assessment of an ideal family practically coincided with the assessment of a real family. The quantitative analysis was supplemented by the qualitative one and consideration of individual cases. 98 pictures of the real and ideal family (modification of the projective pcture test "Family sociogram") were analyzed and connections with correlates of suicidal behaviour revealed. The most vulnerable proved out to be the category of respondents whose pictures showed changes in the structure of the nuclear family (mainly the inclusion or exclusion of the figure of the father). Such adolescents are more likely than others to be at risk of suicidal behaviour. The experience of the analysis showed that the combination of qualitative and quantitative methods in the package of tools for monitoring psychological distress gives an opportunity of more accurate assessment of social risk factors and more accurately determine targets for prevention purposes.
Keywords: family, Family Adaptation And Cohesion Scale (FACES-3), adolescents, psychological distress, loneliness, hopelessness, aggression.
Семья является одним из основных защитных факторов, способствующих переживанию нормативных и ненормативных кризисов и стрессовых событий, источником социальной поддержки,
пространством психического роста и развития. Однако размывание семейных ценностей, низкая сплоченность, нарушение коммуникаций усиливают дисфункциональный потенциал семьи и способствуют росту деструктивности, направленной как вовне, так и на себя. При анализе семейных факторов традиционно большое значение придается структурным характеристикам, среди которых -состав семьи, семейные правила, подсистемы, роли, границы, мифы и семейная история, иерархия, гибкость, сплоченность. Базовые структурные параметры сплоченности и адаптивности семейной системы операционализированы Д.Х. Олсоном и представлены в опроснике FACES-3.
Семейная сплоченность - наиболее важный защитный фактор в сравнении с другими типами социальной связанности (Stone et al., 2015). Она отражает степень эмоциональной близости членов семьи, психологическое расстояние между ними и выражается в возможности обратиться за помощью, чувстве близости друг к другу, ценности единства семьи, способности совместно противостоять внешним и внутренним стрессорам. Нарушения семейной сплоченности сопряжены с повышением риска психологического неблагополучия (Hedeland et al., 2013; Stone et al., 2015). В литературе по подростковой суицидальности семейная сплоченность представлена такими феноменами, как слабость семейных связей, уровень родительской вовлеченности (Saffer et al., 2015; Boeninger et al., 2013), забота, участие, понимание родителей (Shaikh, Shaikh, 2010), возможность обратиться за помощью и быть услышанным (Jantzer et al., 2015), чувство принадлежности (Timmons et al., 2011), доверительные отношения со значимыми взрослыми (Pisani et al., 2013), частота семейных трапез (Goldfarb et al., 2014) и др.
Параметры адаптивности также активно рассматриваются в связи с проблемой девиантного поведения. Среди наиболее распространенных тем можно привести исследования влияния родительского контроля, ригидности семейной структуры, особенностей семейных ролей (Jantzer et al., 2015).
Связь сплоченности и адаптивности с проявлениями психологического неблагополучия рассмотрена в статье на материале скринингового обследования обучающихся в 7-11 классах школ и колледжей города Москвы. Проанализированы потенциальные и актуальные факторы риска суицидального поведения. К первым относятся патохарактерологические особенности личности. Ко вторым - депрессивное состояние с переживаниями обиды, безысходности, безнадежности, одиночества, агрессии. Корпус литературы
по связи отдельных особенностей семейной системы и коррелятов суицидального поведения достаточно велик, однако очень редко встречается сочетание количественного и качественного анализа. Данный подход представлен в статье.
Цель исследования: Изучение связи семейных факторов и коррелятов суицидального поведения.
Гипотезы: 1. Существуют половозрастные особенности связи параметров психологического благополучия и семейных факторов (типа семейной системы с точки зрения параметров адаптивности и сплоченности). 2. Подростки, оценивающие свои семьи как более функциональные, менее подвержены риску психологического неблагополучия.
Выборка
В исследовании приняли участие 615 школьников 12-17 лет (329 девушек и 286 юношей, средний возраст - 14,5 лет) из 20 школ и колледжей г. Москвы.
Методики:
- для оценки восприятия прошлого, настоящего, будущего использовалась «Шкала безнадежности» (Hopelessness Scale, A. Beck);
- для оценки уровня субъективно переживаемого одиночества применялась «Шкала одиночества» (UCLA, версия 3, Д. Рассел);
- «Опросник склонности к агрессии Басса-Перри» включен в исследование для выявления степени выраженности физической агрессии, гнева и враждебности;
- «Индекс хорошего самочувствия» (WHO-5, Well-Being Index, ВОЗ) применялся для выявления депрессивной симптоматики;
- оценка личностных характеристик, отражающих эмоциональную нестабильность, импульсивность, негативизм и нарциссическая уязвимость производилась с помощью «Опросника личностных расстройств» (PDQ-IV);
- для исследования особенностей семейного функционирования использовалась методика «Шкала семейной адаптации и сплоченности» (FACES-3 / Тест Олсона);
- для выявления структурных особенностей семьи применялась модификация проективного рисуночного теста «Семейная социограмма» (Э.Г. Эйдемиллер, О.В. Черемисин).
Статистический анализ данных производился с помощью компьютерной программы SPSS Statistics 14.0.
Процедура
Обследование проводилось в рамках скрининга риска суици-дальности в групповой форме с согласия родителей, обручающихся и преподавателей. Данные собирались посредством заполнения опросников фронтально, на бумажных бланках.
Описание и обсуждение результатов
Для оценки особенностей семейной системы был использован опросник РАСЕБ-3 Д.Х. Олсона - один из наиболее распространенных в отечественной и зарубежной психологии инструментов диагностики семейной структуры. Рассмотрим полученные результаты в соответствии с логикой структуры опросника: уровень семейной сплоченности, уровень семейной адаптации и степень функциональности семейной системы.
Семейная сплоченность
Представляя сплоченность как континуальную характеристику, Д. Олсон определил ее противоположности как эмоциональную взаимозависимость (при максимальной степени выраженности сплоченности) и дистанцированность (при минимальной) и выделил 4 типа семейной структуры по сплоченности: разобщенный, разделенный, связанный, сцепленный. В рассматриваемой выборке было получено следующее распределение по типу сплоченности: 33,7% - разобщенный, 33,6% - разделенный, 25,5% - связанный и 4,2% - сцепленный. Средний показатель сплоченности 33,22 балла соответствует норме для семей с подростками. В целом можно говорить о большей тенденции к автономности и дистанцированности, чем к сильной эмоциональной связанности и взаимозависимости, что соответствует существующим данным (Яблонская, 2013).
Не было выявлено значимых возрастных или половых различий по уровню сплоченности. Отметим, однако, интересную динамику перехода от 10 к 11 классу. Для учащихся 10 класса характерна равная представленность разобщенного и разделенного типов семейной системы (по 41,7%), а связанный тип составил 16,7%. Таким образом, наблюдается тяготение к полюсу дистанцированности, снижения эмоциональной сплоченности, отражающей тенденцию к сепарации от родителей. Для выпускного 11 класса ситуация в корне меняется. Процент разобщенного стиля падает до 25%, а разделенного и связанного возрастает до 53,6% и 21,4% соответственно. Можно предположить, что стресс выпускного класса, предстоящих экзаменов приводит к повышению эмоциональной сплоченности в семье, делает подростков снова более близкими к родителям, активно включающимся в академическую сферу. В этом плане интересны и паттерны, характерные для учащихся колледжа, которые
вне ситуации академического стресса «возвращают» выявленную у десятиклассников тенденцию к дистанцированию (разобщенный тип представлен у 42,9% респондентов).
Подростки, описывающие свои семьи как менее сплоченные, отличались более высокими показателями по выраженности переживания безнадежности (р = 0,000), одиночества (р = 0,043), негативизма (р = 0,043) (тест Краскала-Уоллиса).
Уровень семейной сплоченности включает эмоциональную связь, семейные границы, принятие решений, время, друзья, интересы и отдых. Большинство подшкал обнаружило значимую корреляцию с такими факторами риска, как безнадежность и одиночество, а также с проявлениями характерологических акцентуаций (см. табл. 1).
Подшкала «эмоциональная связь» и ее поведенческие корреляты в виде отстраненных отношений и чувства непонятности, неуслышанности, показывает значимую связь с девиантными и антивитальными проявлениями, снижением успеваемости, а также трудностями отношений со сверстниками (Hedeland et al., 2013). Низкая эмоциональная связь может быть сопряжена со снижением чувства принадлежности и повышением ощущения себя как бремени. В проведенном исследовании подшкала «эмоциональная связь» показала корреляцию практически со всеми факторами риска суицидального поведения. Девушки показали значимо более высокие баллы, чем юноши (р = 0,000) (критерий Манна-Уитни), а более юные респонденты (7 и 8 класс) оценили эмоциональную связь в своей семье выше, чем старшеклассники (р = 0,014) (тест Краскала-Уоллиса).
Половые различия были получены и для шкал «семейные границы» и «принятие решений». У девушек наблюдаются более высокие показатели, чем у юношей (p = 0,006) (критерий Манна-Уитни). Кроме того, девушки ощущают большую вовлеченность всех членов семьи в принятие решений (р = 0,032) (критерий Манна-Уитни). Параметр «семейные границы» отражает степень проницаемости/закрытости границ семейной системы. Отмечается, что чем более открытыми являются внешние границы, тем больше закрыты внутрисемейные. Особенности границ находят отражение в различных проявлениях: коалициях, коммуникативных особенностях, степени близости между детьми и родителями и др. (Варга, Драбкина, 2001). Например, горизонтальные коалиции, в частности крепость и сплоченность супружеской подсистемы, является защитным фактором против суицидальности (Jelenova et al., 2013; Shek, Ng, 2014; Shek, Moon, 2014).
Таблица 1
Связь показателей сплоченности и ее составляющих с коррелятами суицидального поведения
Факторы риска Сплоченность Эмоц. связь Семейные границы Принятие решений Время Друзья Интересы
безнадежность ,290(**) ,307(**) ,173(**) -,257(**) ,302(**) ,152(**) -,067
,000 ,000 ,000 ,000 ,000 ,000 ,107
615 615 615 615 615 615 615
одиночество ,360(**) ,359(**) ,179(**) ,338(**) ,338(**) -,248(**) -,086(*)
,000 ,000 ,000 ,000 ,000 ,000 ,040
615 615 615 615 615 615 615
физическая агрессия ,110(**) ,094(*) ,095(*) -,082 -,149(**) ,136(**) -,035
,009 ,025 ,023 ,050 ,000 ,001 ,399
615 615 615 615 615 615 615
гнев ,160(**) -,182(**) ,084(*) ,114(**) -,195(**) ,126(**) -,009
,000 ,000 ,044 ,006 ,000 ,002 ,826
615 615 615 615 615 615 615
враждебность ,290(**) ,312(**) ,186(**) -,247(**) ,261(**) ,192(**) -,069
,000 ,000 ,000 ,000 ,000 ,000 ,098
615 615 615 615 615 615 615
вербальная агрессия -,035 -,062 ,087(*) ,001 -,098(*) -,023 -,002
,400 ,136 ,037 ,988 ,018 ,586 ,960
615 615 615 615 615 615 615
настроение ,260(**) ,301(**) -,181(**) ,252(**) ,280(**) ,149(**) ,027
,000 ,000 ,000 ,000 ,000 ,000 ,525
615 615 615 615 615 615 615
нарциссизм -,065 -,085(*) ,049 -,002 -,025 -,049 -,053
,123 ,042 ,238 ,960 ,555 ,238 ,209
615 615 615 615 615 615 615
пограничность ,157(**) -,202(**) ,153(**) ,130(**) -,172(**) ,092(*) -,044
,000 ,000 ,000 ,002 ,000 ,029 ,290
615 615 615 615 615 615 615
негативизм -,218(**) ,262(**) ,170(**) ,215(**) ,239(**) ,174(**) -,030
,000 ,000 ,000 ,000 ,000 ,000 ,477
№ 615 615 615 615 615 615 615
Примечание. Коэффициент корреляции Спирмена.
** - уровень значимости 0,01; * - уровень значимости 0,05.
Подшкала «интересы и отдых» («На семейных мероприятиях присутствует большинство членов семьи. Нам трудно представить себе, что мы могли бы предпринять всей семьей») коррелирует в рассматриваемой выборке только с параметром «одиночество». Однако интересно, что в литературе совместное проведение времени признается одним из ключевых защитных факторов для ряда форм рискованного поведения подростков (ОоЫ1агЬ е1 а1., 2014). Впрочем, схожую смысловую нагрузку в опроснике Олсона несет параметр «время» («Мы любим проводить свободное время все вместе»), обнаруживающий корреляцию практически со всеми параметрами психического здоровья. Аналогичная тенденция характеризует и вопрос подшкалы «друзья» («Мы с одобрением относимся к друзьям других членов семьи»), который также показывает возрастные различия: более юные респонденты имели более высокие баллы (р = 0,08) (тест Краскала-Уоллиса). Возможно, большая открытость семьи к друзьям у младших подростков связана с меньшими тревогами родителей по поводу попадания в плохую компанию, большим контролем жизни ребенка. Данное предположение нуждается в дополнительном исследовании.
Если выделять вопросы, наиболее связанные с признаками социально-психологической дезадаптации (корреляции значимы при р < 0,05), то к таковым можно отнести: «Члены нашей семьи более близки с посторонними, чем друг с другом» с самоповреждающим поведением (0,175), одиночеством (0,095110), безнадежностью (0,02354); «Правила в нашей семье изменяются» с самоповреждающим поведением (0,065344), одиночеством (0,095110); «Нам трудно представить себе, что мы могли бы предпринять всей семьей» с самоповреждающим поведением (0,111605); «Дети самостоятельно выбирают форму поведения» с одиночеством (0,035344), безнадежностью (0,075344).
Семейная адаптация
Уровень адаптивности семейной системы представляет собой вторую характеристику в модели Олсона. Он охарактеризован четырьмя типами: хаотичный, структурный, гибкий, ригидный. В рассматриваемой выборке было получено следующее распределение по типу адаптивности: 63,1% - хаотичный, 7,8% - структурный, 24,7% - гибкий и 4,4% - ригидный. Таким образом, явное преобладание имеет хаотичный стиль. Для него свойственна
неустойчивость руководства, импульсивность в принятии решений, неясность ролей, непредсказуемость. Средний показатель 29,32 балла несколько превышает норму.
Группы по типу адаптивности обнаруживают значимое различие по показателям безнадежности (р = 0,002), одиночества (р = 0,001) и Индекса хорошего самочувствия (р = 0,006) по тесту Краскала-Уоллиса. Ригидный тип семейной системы связан с более высокими показателями безнадежности и одиночества и пониженным настроением. Для хаотичного стиля, напротив, свойственны наиболее благоприятные показатели по этим параметрам.
Были выявлены значимые различия по возрасту (р = 0,016) (по тесту Краскала-Уоллиса). Интересно, что максимальный процент ригидного типа семей наблюдается у учеников 7 класса и у студентов колледжа и составляет 7,8 и 10,7% соответственно. С одной стороны, это может говорить о снижении давления и контроля в переходном возрасте, где возраст 7 класса оказывается рубежным. С другой стороны, отражает ощущение необходимости новых семейных перестроек у учащихся колледжа. Интересно, что у учеников 11 класса ригидный тип не встречается вообще. В этой возрастной группе основным (57,1%) является хаотичный тип семейной системы. Возможно, это связано с тем, что на стресс подготовки к ЕГЭ и поступлению в выпускном классе семья реагирует упрощением и ослаблением структуры семейных правил, требований и норм, воспринимая это как условие, содействующее успешному окончанию школы и поступлению («только бы ребенок учился»). Напротив, учащиеся колледжа, где стресс поступления уже позади, на порядок реже отмечали свои семьи как хаотичные по типу сплоченности (25%) и наиболее часто относят их к структурированному и гибкому типу (64,3%). Впрочем, как уже отмечалось, для студентов колледжа был свойствен и наибольший процент ригидного типа семейной системы, показавший связь с неблагополучием по целому ряду параметров психического здоровья.
К параметрам адаптивности Олсон отнес «лидерство», «контроль», «дисциплина», «роли», «правила». Были рассмотрены корреляционные связи с факторами риска (см. табл. 2).
Таблица 2
Связь показателей гибкости и ее составляющих с коррелятами суицидального поведения
Факторы риска Гибкость Лидерство Контроль Дисциплина Роли Правила
безнадежность ,096(*) -,062 -,158(**) ,090(*) -,008 -,051
,021 ,138 ,000 ,032 ,847 ,226
615 615 615 615 615 615
одиночество ,119(**) -,058 ,224(**) ,091(*) -,032 -,018
,004 ,164 ,000 ,030 ,451 ,675
615 615 615 615 615 615
физическая агрессия ,042 ,014 -,042 -,001 ,071 ,069
,320 ,740 ,312 ,988 ,089 ,100
615 615 615 615 615 615
гнев ,062 ,025 -,055 ,037 ,071 ,116(**)
,137 ,551 ,191 ,377 ,090 ,005
615 615 615 615 615 615
враждебность -,007 ,012 -,172(**) -,035 ,092(*) ,061
,873 ,776 ,000 ,410 ,027 ,148
615 615 615 615 615 615
вербальная агрессия ,100(*) ,046 ,052 ,045 ,074 ,115(**)
,016 ,270 ,212 ,284 ,076 ,006
615 615 615 615 615 615
настроение ,095(*) ,069 ,183(**) ,046 ,044 -,005
,022 ,101 ,000 ,274 ,292 ,904
615 615 615 615 615 615
нарциссизм ,124(**) ,089(*) ,001 ,044 ,129(**) ,097(*)
,003 ,034 ,988 ,292 ,002 ,021
615 615 615 615 615 615
пограничность -,015 ,008 ,107(*) -,022 ,029 ,032
,723 ,849 ,010 ,598 ,490 ,451
615 615 615 615 615 615
негативизм ,036 ,003 -,172(**) ,011 ,003 ,035
,384 ,946 ,000 ,790 ,939 ,405
615 615 615 615 615 615
Примечание. Коэффициент корреляции Спирмена.
** - уровень значимости 0,01; * - уровень значимости 0,05.
Контроль как форма родительской включенности является значимым защитным фактором в группах риска (Jantzer et al., 2015). Поведенческий и психологический контроль, наряду с качеством детско-родительских отношений, являются предикторами рискованного поведения и его изменений (Shek, Moon, 2014). Семейный контроль и мониторинг связаны с меньшим распространением суицидальных попыток в группе высокого риска, а семейная связанность - со снижением суицидальных попыток в группе невысокого риска (Rosso, 2011). Параметр «контроль» («При решении проблем учитываются предложения детей»; «В нашей семье большинство решений принимается родителями») отражает в трактовке пунктов опросника Олсона степень агентивности подростка, возможность его активного участия в жизни семьи. Были выявлены значимые различия в выраженности этой характеристики по возрасту (р = 0,018). В старшей группе показатели по данному параметру выше, чем в младшей.
Параметр «дисциплина» («Дети самостоятельно выбирают форму поведения. Наказания обсуждаются родителями и детьми вместе») в трактовке опросника Олсона также скорее отражает активность подростка, чем вовлеченность родителя. Он предполагает учет позиции ребенка даже в контроле негативных проявлений. Параметр «правила» («Правила в нашей семье изменяются») отражает лишь один процесс - изменчивость. Безусловно, это важная составляющая адаптивности семьи, учитывая, насколько болезнен и сложен процесс изменения правил. Правила задают распределение семейных ролей и функций, мест в семейной иерархии, решение о том, что можно делать, а что нельзя (Варга, Драбкина, 2001). Параметр «роли в семье» («В нашей семье изменяется способ выполнения повседневных дел»; «Домашние обязанности могут переходить от одного члена семьи к другому»; «Трудно сказать, какие обязанности в домашнем хозяйстве выполняет каждый член семьи») отражает особенности распределения обязанностей по дому. Он показал положительную корреляцию со всеми проявлениями акцентуации и с показателями по одиночеству.
Резюмируя представления о разных типах сплоченности и адаптивности, Олсон выделил три интегральные характеристики семей: функциональная (раздельная и структурированная, раздельная и гибкая, связанная и структурированная и связанная и гибкая), полуфункциональная (разобщенная и структурированная, разобщенная и гибкая, сцепленная и структурированная, сцепленная и гибкая, ригидная и раздельная, ригидная и связанная, хаотичная и раздельная, хаотичная и связанная) и дисфункциональная
(разобщенная и ригидная, разобщенная и хаотичная, сцепленная и ригидная, сцепленная и хаотичная).
В обследованной выборке 15,3% составили функциональные семьи, 64,1% - полуфункциональные и 20,7% - дисфункциональные. Таким образом, большинство семей может быть отнесено к полуфункциональному типу семейной системы. Были получены различия между группами по переменным: «безнадежность» (р = 0,000), «одиночество» (р = 0,000), гнев (р = 0,007), враждебность (р = 0,000), «Индекс хорошего самочувствия» (р = 0,001), нарциссизм (р = 0,0053), «негативизм» (р = 0,020) (Kruskal Wallis Test).
Дополнительно нами был проведен сравнительный анализ представлений о реальной и идеальной семье.
50 45 40 35 30 25 20 15 10 5 0
Ж
реальная идеальная
■ разобщенная
□ разделенная
□ связанная
□ сцепленная
\Л
□ ригидныи
■ структурированный
□ гибкий
□ хаотичный
Гистограмма 1. Реальная и идеальная сплоченность
Гистограмма 2. Реальная и идеальная гибкость
60
50
40
30
20
10
0
При анализе идеального образа семьи было выявлено, что оценка адаптивности идеальной семьи практически совпадает с реальной, тогда как распределение типов по сплоченности меняется в основном за счет снижения процента предпочтения разобщенного типа и повышения связного, то есть роста показателя сплоченности.
Таким образом, обе выдвинутые гипотезы получили частичное подтверждение. Во-первых, были выявлены половозрастные различия по ряду параметров шкал сплоченности и адаптивности. Особый интерес представляет показанная тенденция к изменению структурных показателей семейной системы у учеников 11 класса (повышение сплоченности и снижение ригидности). Во-вторых, была установлена связь оценки уровня функциональности семьи и коррелятов суи-
цидального поведения (безнадежности, одиночества, агрессии, настроения, патопсихологических характеристик). Сочетание высокой ригидности и низкой сплоченности оказалось наиболее драматичным для психологического комфорта подростка. Однако в целом подшка-лы «сплоченности» обнаружили большее количество корреляций с параметрами психологического здоровья, чем «адаптивности».
Реальная и идеальная семья. Анализ рисунков
Количественный анализ был дополнен качественным анализом индивидуальных случаев. Проанализировано 98 рисунков реальной и идеальной семьи. По результатам анализа были выделены следующие категории: отказ от задания, совпадение рисунка идеальной и реальной семьи, рисунок будущей семьи, рисунок семьи с изменениями в семейной системе. 9 человек отказались от выполнения задания и 15 человек отметили, что не хотят ничего менять («в моей семье меня все устраивает»). Респонденты, представившие рисунки идеальной семьи, распределились по двум основным группам: с отображением своей будущей семьи и описанием изменений в своей реальной семейной системе.
Рисунки будущей семьи представили 23 подростка, 7 из которых входят в группу риска (2 с самоповреждающим поведением).
Один испытуемый на рисунке идеальной семьи изобразил стадию «монады». Рисунок принадлежит респонденту А., девушке 16 лет (10 класс). Для нее характерно снижение настроения (по «Индексу хорошего самочувствия» - 5 баллов), повышенные показатели агрессивности (по «физической агрессии» (31 балл), и «гневу» (27 баллов) (опросник Басса-Перри)), риск по шкалам негативизма (72,9 балла) и эмоциональной неустойчивости (пограничности) (80,8 балла) (опросник РБЦ). По результатам опросника Олсона респондент А. оценивает свою реальную семью как обособленную и хаотичную (35 баллов по сплоченности и 32 по адаптивности), а в идеале - как взаимозависимую и хаотичную (39 баллов по сплоченности и 35 баллов по гибкости).
Респондент изображает семью в виде роботов, у которых вместо лиц вписаны семейные роли. В рисунке идеальной семьи лицо и вовсе пусто, что может свидетельствовать, с одной стороны, о высокой внутренней напряженности, снижении чувства реальности и радости жизни, остро протекающем процессе сепарации с выраженным переживанием одиночества, а с другой стороны, о трудностях конструирования индивидуальной и социальной идентичности.
Рис. 1. Реальная семья. Рис. 2. Идеальная семья.
Респондент А. Респондент А.
Стадия диады представлена в 7 рисунках (4 респондента группы риска, из них 1 с самоповреждающим поведением). В трех случаях это собственно диада («я и кто-то еще»), еще в 3 случаях образы «я» и партнера приводятся вместе со всеми фигурами родительской семьи, фигурирующими в рисунке реальной семьи. А в одной случае показан процесс сепарации.
Респондент Я., девушка 16 лет. На фоне благополучных результатов по методикам оценки переживаний одиночества и безнадежности обращает на себя внимание низкий показатель по «Индексу хорошего самочувствия» (7 баллов), повышенный уровень физической агрессии (30 баллов) и враждебности (23 балла), а также нарциссизма (93,6) и эмоциональной неустойчивости (по-граничности) (86,4) (опросник РЭЦ). Респондент Я. оценивает свою семью сейчас как обособленную и хаотичную (36 баллов по сплоченности и 34 по адаптивности), что практически совпадает с идеальным образом (37 баллов по сплоченности и 31 балл по гибкости).
Оба рисунка выдержаны в едином стиле. Образ девушки практически повторяет материнский. Однако на рисунке идеальной семьи респондент обретает тело, а также меняется подпись: обретенное в семье имя на «я». Фигура матери становится меньше. Руки мамы на втором рисунке удлиняются, как бы следуя за выходящей за пределы семейного круга дочерью. Вид у родителей вполне довольный,
вот только голова и правые конечности папы перестают умещаться в семейном кругу (он тоже совершает движение из круга). Вероятно, это может говорить о тревоге, что при сепарации дочери, обретающей свое «я», мать остается одна.
Рис. 3. Реальная семья. Рис. 4. Идеальная семья.
Респондент Я. Респондент Я.
Наиболее распространенной в обследованной выборке оказалась стадия триады. 15 респондентов (3 случая группы риска, 1 с самоповреждающим поведением) изобразили ее на рисунке идеальной семьи.
Респондент Б., девушка 15 лет. В ее результатах обращает на себя внимание повышенный уровень физической агрессии (30 баллов), а также пики по нарциссизму (89,6 балла), эмоциональной неустойчивости (пограничности) (72,9) и негативизму (86,5). По результатам опросника Олсона респондент Б. оценивает свою семью как обособленную и хаотичную (33 балла по сплоченности и 34 по адаптивности), а в идеале - как разобщенную и хаотичную (23 балла по сплоченности и 33 балла по гибкости). Кроме того, по ряду ответов на пункты различных опросников («будущее мне представляется во тьме», «расплывчатым и неопределенным» (шкала безнадежности), «я не понимаю, почему иной раз мне так горько» (шкала агрессии), «чувство, что вас никто не знает по-настоящему» (шкала одиночества) и др.) можно предположить, что, несмотря на социальную желательность и распахнутость / открытость (см. рисунок реальной семьи), респонденту пока не хватает символических средств и инструментов. Отсюда и безрукость действующих
лиц на рисунке идеальной семьи. Интересно нетипичное снижение баллов по сплоченности в оценке идеальной семьи. От распахнутых объятий реальной семьи в рисунке идеальной семьи ничего не остается. Возможно, в семье респондент не получает достаточного контейнирования своих переживаний и тревог, несмотря на обилие окружающих персонажей и внешнюю эмоциональную теплоту. Фигура матери обрезана, а фигура отца отдалена и походит на удивленную куклу Пьеро с жабо, фигура девочки опирается на образ бабушки, больше напоминающей облако.
Основной массив материалов составили рисунки, в которых изображены изменения в семейной системе. В 22 случаях на рисунке идеальной семьи представлено изменение состава семьи. Рассмотрим основные типы изменений:
- введение/исключение фигур ядерной семьи (8 случаев). В 5 случаях (3 группы риска, из них 2 случая самоповреждающего поведения) респонденты вводят фигуру отца в рисунок идеальной семьи. В одном случае (респондента с историей самоповреждающего поведения) на рисунке идеальной семьи фигура отца исключена из состава семьи. В другом случае нарочито исключен младший брат (зачеркнута фигура брата и подписано «никаких мелких»). В третьем случае (респондента с историей самоповреждающего поведения) на рисунке реальной семьи представлена лишь одна фигура «я», тогда как в идеальной происходит дополнение фигурами родителей и сиблингов;
Рис. 5. Реальная семья. Респондент Б.
Рис. 6. Идеальная семья. Респондент Б.
- введение / исключение фигур расширенной семьи: бабушки, дедушки, двоюродные братья и сестры, родные сиблинги, живущие отдельно. Сюда вошли 9 респондентов (4 группы
- введение фигуры домашнего животного (кошки, собаки, рыбки). Сюда относятся 5 случаев. Все респонденты в этой группе показали по опросникам результаты, соответствующие норме. Рассмотрим подробнее несколько случаев. Респондент Г., юноша 16 лет, 9 класс. Профиль результатов по тестам показывает высокий уровень одиночества, безнадежности, снижение настроения (4 балла по «Индексу хорошего самочувствия»), высокий уровень эмоциональной неустойчивости (пограничности) (опросник РБЦ). Реальная семья оценивается как разделенная и гибкая (32 балла по сплоченности и 29 баллов по адаптивности). Идеальная семья видится как связанная (38 по сплоченности) и гибкая (25 по адаптивности).
Фигура отчима на рисунке реальной семьи является самой большой и грозной. Мать смотрит более ласково, но она самая бледная из всех. Бабушка далеко, к тому же она занята: она вяжет. Фигура «я» прорисована тревожно, особенно область гениталий. Руки короткие и практически сливаются с телом, что может отражать чувство беспомощности. Фигура отца на рисунке
риска);
Рис. 7. Реальная семья. Респондент Г.
Рис. 8. Идеальная семья. Респондент Г.
идеальной семьи - единственный одетый персонаж. Кроме того, он изображен в социально значимой роли добытчика семьи - ходит на работу.
Респондент С., юноша 15 лет, 9 класс. Отмечает эпизод самоповреждающего поведения, повышенный уровень безнадежности, одиночества, агрессии, черт негативизма (89,6), эмоциональной неустойчивости (пограничности) (86,4). По результатам опросника Олсона респондент С. оценивает свою семью сейчас как разобщенную и гибкую (27 баллов по сплоченности и 25 по адаптивности), а в идеале - как связанную и хаотичную (42 балла по сплоченности и 30 баллов по гибкости).
Рис. 9. Реальная семья. Рис. 10. Идеальная семья.
Респондент С. Респондент С.
В рисунках респондента С. отражено желаемое уменьшение дистанции с отцом, живущим отдельно.
Респондент Е., девушка 15 лет. Высокий уровень безнадежности и одиночества, низкий балл по «Индексу хорошего самочувствия» (4), самоповреждающее поведение, черты негативизма, эмоциональной неустойчивости (пограничности). По результатам опросника Олсона респондент Е. оценивает свою семью сейчас как разобщенную и ригидную (21 балл по сплоченности и 17 по адаптивности), а в идеале - как разделенную и гибкую (32 балла по сплоченности и 29 баллов по адаптивности).
Сильная и многократная штриховка, а также исключение фигуры отца в идеальной картине семьи в сочетании с повышенными показателями неблагополучия могут свидетельствовать о высоком уровне конфликтности в семье и служить сигналом о помощи и мишенью для интервенции.
Рис. 11. Реальная семья. Рис. 12. Идеальная семья.
Респондент Е. Респондент Е.
И последняя группа рисунков связана с изменением расстояния между фигурами членов семьи, их формой, размером, типом связей между ними. Сюда входит 29 анкет. 8 респондентов - группа риска, из них 3 - с самоповреждающим поведением.
Респондент Н., девушка 16 лет, учится в 9 классе. Высокий уровень безнадежности, эпизод самоповреждающего поведения. Опросник Олсона заполнила не до конца.
Рис. 13. Реальная семья. Респондент Н.
Рис. 14. Идеальная семья. Респондент Н.
В данном случае идеальная картина ведет к еще большей слитности всех членов семьи. Если в рисунке реальной семьи фигуры «я» и «брат» «поглощены» и находятся внутри фигур мамы и бабушки, а фигура дедушки отделена, то на рисунке идеальной семьи «я» и «брат» уже не прослеживаются, несмотря на введение отцовской фигуры. Можно предположить значительные трудности сепарации, индивидуализации, нарушения детско-родительских отношений. Требуется консультация специалиста.
Общее распределение респондентов по стратегии изображения идеальной семьи представлено в табл. 3.
Таблица 3
Распределение по типам рисунка идеальной семьи
Отказ Совпадение Буду- Изменения Изменения
от рисунка щая структуры дистанции,
рисунка идеальной и реальной семьи семья в реальной семье связей, форм
Число респондентов 9 15 23 22 29
Группа риска
по коррелятам
психологического
неблагополучия
(одиночество,
безнадежность, 3 1 5 5 5
агрессия,
патохарактеро-
логические
особенности,
снижение
настроения)
Респонденты
с историей самоповреждаю- 1 1 2 4 3
щего поведения
Таким образом, наиболее уязвимой среди наших респондентов оказалась категория изменения структуры семейной системы (введение или исключение членов семьи). Проведенный детальный
анализ этой категории показал, что рост группы риска в этой категории происходит в основном за счет изменения структуры ядерной семьи, в частности включения или исключения фигуры отца. В этой подгруппе наблюдается самый высокий процент случаев самоповреждения.
Выводы
Для обследованной выборки характерно снижение баллов по сплоченности (33,7% - разобщенный, 33,6% - разделенный) и высокие баллы по адаптивности (63,1% - хаотичный), что отражает неустойчивость руководства, импульсивность в принятии решений, неясность ролей, непредсказуемость в сочетании с эмоциональным дистанцированием и слабостью семейных связей. Схожие результаты были получены в исследовании Т.Н. Яблонской (Яблонская, 2013), показавшей снижение уровня сплоченности и предпочтение гибкого и хаотичного стиля по адаптивности. Были выявлены возрастные различия в динамике показателей по сплоченности и адаптивности, в частности показана роль стресса выпускного класса и его влияние на особенности структуры семейной системы. В образе идеальной семьи отражено увеличение показателей сплоченности, что может свидетельствовать о потребности в более глубоком эмоциональном контакте. Распределение типов по адаптивности осталось практически неизменным.
В сравнении с параметром «сплоченности» и его подшкалами «гибкость» обнаруживает значимо меньше связей с коррелятами суицидального поведения. По отношению к некоторым подшкалам были выявлены половозрастные различия. Подростки из семей с разным типом сплоченности и адаптивности значимо отличались по выраженности переживания безнадежности и одиночества, заострений характера (нарциссизма и негативизма), а рассмотрение интегральных характеристик семей по степени их функциональности показало также отличие по «Индексу хорошего самочувствия» и опроснику совладания с агрессией Басса-Перри. Низкий уровень сплоченности (разобщенный тип) и адаптивности (ригидный тип) значимо связан с коррелятами суицидального поведения.
Использование опросника ЕАСЕЗ-Ш может представлять диагностический интерес в сочетании с проективными методиками семьи, существенно расширяющими данные о субъективно воспринимаемых структурных и коммуникативных особенностях семейной системы, ресурсных и проблемных точек, возможных мишеней психологической консультативной работы.
Литература
Варга А.Я., Драбкина Т.С. Системная семейная психотерапия: Краткий лекционный курс. СПб.: Речь, 2001. 144 с.
Яблонская Т.Н. Динамика семейных отношений в период кризиса подростковости ребенка // Личность и общество: проблемы взаимодействия: Материалы VI Междунар. науч. конф. / Челябинский филиал Университета РАО, 25 апреля 2013 г. Челябинск: Монограф, 2013. C. 128-134.
Boeninger D.K., Masyn K.E., Conger R.D. Testing Alternative Explanations for the Associations Between Parenting and Adolescent Suicidal Problems // Journal of Research on Adolescence. 2013. June. Vol. 23. n 2. P. 331-344.
Goldfarb S., Tarver W.L., Sen B. Family structure and risk behaviors: The role of the family meal in assessing likelihood of adolescent risk behaviors // Psychology research and behavior management. 2014. n 7. P. 53-66.
Hedeland R.L., Jorgensen M.H., Teilmann G. Childhood suicide attempts with acetaminophen in Denmark: characteristics, social behaviour, trends and risk factors // Scandinavian journal of public health. 2013 May. Issue 41(3). P. 240-246.
Jantzer V., Haffner J., Parzer P. Does parental monitoring moderate the relationship between bullying and adolescent nonsuicidal self-injury and suicidal behavior? A community-based self-report study of adolescents in Germany // BMC public health. 2015. № 15. P. 583-590.
Jelenova D., Lacinova L., Prasko J. Interparental conflict and adolescent suicidality // European Psychiatry. 2013. Vol. 28. P. 1.
Pisani A.R., Wyman P.A., Petrova M. Emotion regulation difficulties, youth-adult relationships, and suicide attempts among high school students in underserved communities // Journal of Youth and Adolescence: A Multidisciplinary Research Publication. 2013. Vol. 42. N 6. P. 807-820.
Rosso A.E. It's all relative: the differential effects of family connectedness on adolescent suicide attempts: Thesis (MPH). University of Auckland, 2011.
SabiaJ.J., Rees D.I. The effect of parental involvement laws on youth suicide // Economic Inquiry. 2013. January.Vol. 51. n 1. P. 620-636.
Saffer B.Y., Glenn C.R., Klonsky E.D. Clarifying the relationship of parental bonding to suicide ideation and attempts // Suicide and Life-Threatening Behavior. 2015. August. Vol. 45. N 4. P. 518-528.
Shaikh I.A., Shaikh M.A. Correlates of seriously considering attempting suicide among Jordanian students in grades 8 to 10 // Eastern Mediterranean Health Journal. 2010. Nov., № 16 (11). P. 1198-1199.
Shek D.T.L., Ng C.S.M. Family quality of life, personal well-being, and risk behavior in early adolescents in Hong Kong: related phenomena and research gaps // Chinese adolescents in Hong Kong. 2014. Vol. 5 of the series Quality of Life in Asia. P. 1-18.
Shek D.T.L., Moon Y.M. Law Parental Behavioral Control, Parental Psychological Control and Parent-Child Relational Qualities: Relationships to // Chinese adolescents in Hong Kong. 2014. Vol. 5 of the series Quality of Life in Asia. P. 51-69.
Stone DM., Luo F., Lippy C. The role of social connectedness and sexual orientation in the prevention of youth suicide ideation and attempts among sexually active adolescents // Suicide and life-threatening behavior. 2015. August. Vol. 45. n 4. P. 415-430.
Timmons K.A., Selby E.A., Lewinsohn P.M., Joiner T.E. Parental displacement and adolescent suicidality: exploring the role of failed belonging // Journal of clinical child and adolescent psychology. 2011. n 40(6). P. 807-817.
References
Varga A.Ya., Drabkina T.S. Sistemnaya semeinaya psikhoterapiya. Kratkii lektsionnyi kurs. SPb.: Rech', 2001. 144 s.
Yablonskaya T.N. Dinamika semeinykh otnoshenii v period krizisa podrostkovosti rebenka // Lichnost' i obshchestvo: problemy vzaimodeistviya: Lichnost' i obsh-chestvo: problemy vzaimodeistviya: materialy VI Mezhdunarodnoi nauchnoi kon-ferentsii / Chelyabinskii filial Universiteta RAO, 25 aprelya 2013 g. Chelyabinsk: Monograf, 2013. S. 128-134.
Boeninger D.K., Masyn K.E., Conger R.D. Testing Alternative Explanations for the Associations Between Parenting and Adolescent Suicidal Problems // Journal of Research on Adolescence. 2013. June. Vol. 23. n 2. P. 331-344.
Goldfarb S., Tarver W.L., Sen B. Family structure and risk behaviors: the role of the family meal in assessing likelihood of adolescent risk behaviors // Psychology research and behavior management, 2014, n 7. P. 53-66.
Hedeland R.L., Jorgensen M.H., Teilmann G. Childhood suicide attempts with acetaminophen in Denmark: characteristics, social behaviour, trends and risk factors // Scandinavian Journal of Public Health. 2013. May. Issue 41 (3). P. 240-246.
Jantzer V., Haffner J., Parzer P. Does parental monitoring moderate the relationship between bullying and adolescent nonsuicidal self-injury and suicidal behavior? A community-based self-report study of adolescents in Germany // BMC Public Health. 2015. n 15. P. 583-590.
Jelenova D., Lacinova L., PraskoJ. Interparental conflict and adolescent suicidality // European Psychiatry. 2013. Vol. 28. P. 1.
Pisani A.R., Wyman P.A., Petrova M. Emotion regulation difficulties, youth-adult relationships, and suicide attempts among high school students in underserved communities // Journal of Youth and Adolescence: A Multidisciplinary Research Publication. 2013. Vol. 42. n 6. P. 807-820.
Rosso A.E. It's all relative: the differential effects of family connectedness on adolescent suicide attempts: Thesis (MPH). University of Auckland, 2011.
SabiaJ.J., Rees D.I. The effect of parental involvement laws on youth suicide // Economic Inquiry. 2013. January. Vol. 51. n 1. P. 620-636.
Saffer B.Y., Glenn C.R., Klonsky E.D. Clarifying the relationship of parental bonding to suicide ideation and attempts // Suicide and Life-Threatening Behavior. 2015. August. Vol. 45. n 4. P. 518-528.
Shaikh I.A., ShaikhM.A. Correlates of seriously considering attempting suicide among Jordanian students in grades 8 to 10 // Eastern Mediterranean Health Journal. 2010. Nov. № 16 (11). P. 1198-1199. Shek D.T.L., Ng C.S.M. Family quality of life, personal well-being, and risk behavior in early adolescents in Hong Kong: related phenomena and research gaps // Chinese adolescents in Hong Kong. 2014. Vol. 5 of the series Quality of Life in Asia. P. 1-18. Shek D.T.L., Moon Y.M. Law Parental Behavioral Control, Parental Psychological Control and Parent-Child Relational Qualities: Relationships to // Chinese adolescents in Hong Kong. 2014. Vol. 5 of the series Quality of Life in Asia. P. 51-69. Stone D.M., Luo F., Lippy C. The role of social connectedness and sexual orientation in the prevention of youth suicide ideation and attempts among sexually active adolescents // Suicide and life-threatening behavior. 2015. August. Vol. 45. n 4. P. 415-430. Timmons K.A., Selby E.A., Lewinsohn P.M., Joiner T.E. Parental displacement and adolescent suicidality: exploring the role of failed belonging // Journal of clinical child and adolescent psychology. 2011. n 40 (6). P. 807-817.
Сведения об авторах
Федунина Наталия Юрьевна - кандидат психологических наук, ведущий научный сотрудник, Центр экстренной психологической помощи, Московский государственный психолого-педагогический университет, natalia_fedunina@mail.ru Банников Геннадий Сергеевич - кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник, отделение суицидологии, Московский научно-исследовательский институт психиатрии; заведующий лабораторией научно-методического обеспечения экстренной психологической помощи, Центр экстренной психологической помощи, Московский государственный психолого-педагогический университет, bannikovgs@mgppu.ru Вихристюк Олеся Валентиновна - кандидат психологических наук, руководитель Центра экстренной психологической помощи, Московский государственный психолого-педагогический университет, vikhristukov@mgppu.ru
About authors
Bannikov Gennady S. - Ph.D. in Medicine, senior researcher, Department of Suicidology, Moscow Research Institute of Psychiatry; head, Laboratory of Scientific and Methodological Support of Emergency Psychological Aid, Center for Emergency Psychological Aid, Moscow State University of Psychology and Education, bannikovgs@mgppu.ru Fedunina Natalia Yu. - Ph.D. in Psychology, leading researcher, Center for Emergency Psychological Aid, Moscow State University of Psychology and Education, natalia_fedunina@mail.ru Vikhristyuk Olesya V. - Ph.D. in Psychology, head, Center for Emergency Psychological Aid, Moscow State University of Psychology and Education, vikhristukov@mgppu.ru
