CC BY
22НАЦИОНАЛИЗМ И ДЕМОКРАТИЯ
Александр Горянин
Своими путями. РусскиЕ демократические традиции
Статья четвертая
О конституционных проектах декабристов следует сказать особо. По проекту Павла Пестеля Россия становилась республикой с однопалатным парламентом — Народным вечем, а Державной Думе и Верховному Собору предназначались функции исполнительной и «блюстительной» ветвей власти. В состав Народного веча надлежало выбирать представителей от губернских «наместных собраний» сроком на пять лет с обновлением 1/5 части депутатов ежегодно. Председатель Народного веча (по сути, президент страны) должен был избираться ежегодно из доизбранных — два председательских срока становились, таким образом, невозможны. Только Народное вече наделялось правом издавать законы, объявлять войну и заключать мир. Право роспуска Народного веча отсутствовало у кого бы то ни было. Предусматривалось, что Державная Дума состоит всего лишь из пяти человек, избираемых депутатами Народного веча на пять лет. Верховный Собор из 120 «бояр», избираемых пожизненно, должен был следить за соблюдением конституции и законов (это и была «блюстительная» власть). Избирать депутатов выборных органов должны были всеобщим голосованием, причем право голоса предполагалось даровать мужчинам от 20 лет и старше, избирательные права женщин не предусматривались. Особенно поразительным пунктом была отмена
Статьи 1-3 см.: ВН, № 2-4.
всяких цензов: имущества, образования, оседлости. Пестель был за равные избирательные права всех взрослых лиц мужского пола, такого не было в то время нигде в мире. Г.В. Вернадский характеризует его проект как «образец якобински-централизованной демократической республики».
Конституция (или «Устав» Никиты Муравьева) предусматривала конституционную монархию в форме федеративной империи из тринадцати «держав» и двух областей1 со столицей в Славянске (Нижний Новгород), как самом «гражданственном» городе России — ведь именно там родилась низовая народная инициатива, приведшая в Смутное время к освобождению России от поля-
1 «Державы» были очерчены Муравьевым, естественно, не как этнические, а как территориально-экономические единицы. Они имели вытянутую форму, поскольку привязывались к морям или большим судоходным рекам. Современный студент может спросить: разве не этнично название одной из муравьевских держав, Украинской (со столицей в Харькове)? Нет, для Муравьева это был географический термин, наследующий понятие «украинные земли Русского государства» — так назывались территории нового освоения ХVI-XVШ вв., исторически буферные между русскими землями и Диким Полем. Характерно, что Киеву предназначалось стать столицей не Украинской, а Черноморской державы. Как не вспомнить Григория Сковороду, говорившего, что любит «мать-Малороссию и тетку-Украину».
ков. Верховная законодательная власть была бы у Народного веча, состоящего из двух палат: Верховной Думы (верхняя палата) и Палаты народных представителей (нижняя, представляющая державы и области).
Верховная Дума, по Муравьеву, должна была состоять из 42 членов: по три гражданина от каждой державы, два от Московской области и один — от Донской. Совместно с императором Дума должна была участвовать в заключении мира, назначении верховных судей, главнокомандующих, корпусных командиров, начальников эскадр и верховного блюстителя (генерального прокурора). Каждые два года Верховная Дума обновлялась бы на треть. Любой законопроект должен был проходить три чтения в каждой палате. Законопроект, принятый обеими палатами, получал силу закона после подписания его императором, который мог вернуть его на вторичное обсуждение с замечаниями. Но в случае повторного принятия закона обеими палатами он приобретал силу закона и без согласия императора.
Согласно подсчетам Муравьева, нижняя палата должна была состоять из 450 членов (по одному от каждых 50 тысяч жителей мужского пола; т.е. население империи он определял в 45 млн. чел.). Не было забыто и депутатское содержание: пять рублей серебром за день работы плюс покрытие дорожных трат. Предусматривался высокий имущественный ценз. Сходным образом были бы устроены и «державы»: законодательный орган должен был состоять из двух палат — Палаты выборных и Державной Думы. Державы делились на уезды (всего уездов в империи должно было быть 368), а те на волости или поветы. Начальник уезда назывался тысяцким. Должность эта была выборной, как и судейские должности. Вообще, выборными должны были стать едва ли не все должности в государстве.
Предполагалось введение обязательного ценза оседлости. Император выступал «верховным чиновником рос-
сийского правительства» с жалованием 8 млн рублей в год (в скобках рукой Муравьева было написано: «2 мил.?») — на все, включая двор, придворный штат и содержание представительских зданий.
Не касаясь всего содержания «Русской Правды» Пестеля и «Устава» Муравьева (вопросов собственности, судов, прав граждан, налогов, войска и т.д.), зададимся вопросом: были ли они реалистичны в части конструирования демократической системы власти и управления? Поразительно, но отделяющие нас от декабристов почти два века с их огромным политическим наследием и опытом не выявили каких-то особо наивных идей в этих разделах проекта Никиты Муравьева. И сегодня впечатляет зачин: «Источник верховной власти [в России] есть народ, которому принадлежит исключительное право делать основные постановления для самого себя», как и формула высшего законодательного органа: «Народное Вече, составленное из мужей избранных народа Русского и представляя Его собою»2.
2 На одном из недавних общественно-политических «круглых столов» его участник (утаю его имя) уверял, будто верхи общества в России всегда, а тем более в начале XIX в., исключали себя из понятия «народ», а само это слово употреблялось исключительно для обозначения «простонародья», «мужичья», «черни». Тексты декабристских конституций не оставляют шанса для таких утверждений. Слово «народ» у Муравьева — не какой-то идеальный образ, обращенный в будущее. Будь это так, речь не шла бы о «древних постановлениях народа Русского». Для декабристов было крайне важно, чтобы их конституция, будучи обнародована (опять-таки от слова «народ»), привлекла как можно больше дворян — привлекла, а не оттолкнула. Пребывая в реалиях своего времени, они не сомневались, что формулировки Устава приглашают просвещенное сословие в ряды «мужей избранных народа Русского», а «Народное вече» и «Палата народных представителей» не будут восприняты как сборища пугачевцев. Для верхов тогдашнего общества
Чуть больше сомнений вызывает проект «Русская Правда», особенно принципиальное отсутствие каких бы то ни было цензов. Возможно, Павел Иванович Пестель исходил из того, что в рамках своего сельского м1ра даже самые темные, казалось бы, крестьяне вполне разумно справляются с выбором старост, старшин, десятских и сотских, увольнением из м1ра и приемом в него, раскладкой тягла, м1рскими сборами, установлением опеки и даже с таким чувствительным делом, как передел земель.
Декабристы рассчитывали, что их конституционные проекты будут встречены с полным пониманием. Что давало им повод так думать? Дело в том, что слово «конституция» всю первую четверть XIX в. было в большой моде в политических салонах и в салонах просто. А также вне салонов. О конституциях разных стран писали журналы и газеты. Уже самый первый номер «Вестника Европы» (журнал начал выходить в январе 1802 г.) излагает историю французской революции. К тому же читающая публика видела, что Петербург поощряет конституции по периферии империи.
Еще в 1799-1800 гг. адмирал Федор Ушаков принял деятельное участие в определении политической судьбы Ионического архипелага, отбитого у Франции. «Проект организации управления», соавтором которого был адмирал, носил передовой для своего времени характер, утверждал республиканскую форму правления. Право избирать и быть избранными в органы власти но-восозданной греческой «Республики Семи Соединенных Островов»3 полу-
слово «народ», как и сегодня, было многозначным: с одной стороны, оно было синонимом слова «нация», с другой — означало простых людей, без негативного оттенка: «умный, бодрый наш народ» (Грибоедов).
3 Самое первое в Новой истории государство балканского региона, созданное (как и все остальные, кроме Албании) при участии Российской империи. Республика располагалась на островах Ионической группы Кер-
чали не только представители высших классов, но и зажиточные представители торгово-ремесленного сословия, включая даже богатых крестьян, если они держат магазин. Ушаков, пытавшийся расширить социальную базу управления, в течение нескольких месяцев отстаивал проект. Отстоять удалось не все, но в нашем контексте важно другое: русский адмирал, вполне официально представлявший Российскую империю Павла I, продвигал республиканские, парламентские, демократические и конституционные идеи.
С самого начала царствования Александра I и на протяжении нескольких лет в верхушечной части российского общества как круги по воде расходились непрестанные слухи о работе «Негласного комитета» во главе с самим императором (членами комитета были его молодые друзья Николай Новосильцев, Павел Строганов, Адам Чарторыйский и Виктор Кочубей), который якобы готовит конституцию и либеральные преобразования в России. Это не опровергалось и запало в умы.
15 марта 1809 г. император Александр I подписал манифест о государственном устройстве Финляндии, ставшей Великим княжеством Финляндским. Часть России, автономия в ее составе, получила право на созыв собственного органа управления, сейма, и выработку своей конституции.
О Сперанском и его проекте создания в 1810 г., одновременно с Государственным советом, выборной Государственной Думы речь у нас уже шла. Считается, что проект был отставлен в связи с ожиданием неизбежной войны с Наполеоном.
В 1814 г., после победы над последним, Александр I стал соавтором Кон-
кира (Корфу), Паксос, Лефкас, Кефалиния, Итака, Закинф и Китира (Цитера) в Ионическом море. Островная республика просуществовала семь лет под защитой русских кораблей и пушек. По Тильзитскому соглашению вернулась под контроль Франции.
185
ституционной хартии для Франции. Отличительными чертами этого документа были: гарантии равенства всех подданных короля перед законом, религиозная терпимость, учреждение (наряду с королевской властью) двухпалатной Ассамблеи на основе ограниченного избирательного права, ответственность правительства перед Ассамблеей.
15 ноября 1815 г. была провозглашена подписанная Александром I вполне либеральная Конституционная Хартия Царства Польского. Все и без того знали, что русскому императору близки политические идеи, содержащиеся в этой хартии, но была ясна и другая причина подобного либерализма. Первая статья документа гласила: «Царство Польское навсегда присоединено к Российской Империи», и полякам давался утешительный приз в виде двухпалатного сейма (собственно сейм и «посольская изба» с «послами» от шляхты и мещан), свободы печати, гарантий личности.
Три года спустя, 15 марта 1818 г., открывая сейм Царства Польского, Александр I объявил о своем намерении ввести конституцию в собственно России. Весть об этом быстро облетела всю Россию. Составление конституционного проекта было поручено Н.Н. Новосильцеву. Его «Государственная уставная грамота Российской империи» из 191 статьи предусматривала гражданские свободы, равенство подданных перед законом, разделение административной и судебных властей, независимость судей, неприкосновенность личности и собственности, свободу печати и вероисповедания, создание двухпалатного парламента. За монархом закреплялось право законодательной инициативы и право вето, но без утверждения Государственным сеймом законопроекты и бюджет не вступали в силу. Россию предполагалось разделить на наместничества — крупные единицы из нескольких губерний, в каждом наместничестве планировался свой двухпалатный сейм для дворянских депутатов и «земских послов».
Избирательные права получали владеющие недвижимостью дворяне, а от городских обществ — владельцы недвижимости, лица с высшим образованием, предприниматели, купцы первых двух гильдий, цеховые мастера; о крестьянах речи не было. Правом избирать наделялись лица старше двадцати пяти лет, а быть избранными — старше тридцати, подпадающие под определенный имущественный ценз. Статья 167 исключала из числа избирателей, а тем более избираемых, евреев — кроме, разумеется, крещеных (они в глазах власти уже не были евреями). Проект был готов к концу 1820 г. Он не был опубликован, но стал известен широкому кругу лиц. Его влияние можно увидеть и в «Уставе» Никиты Муравьева.
Крепостное право в проекте Новосильцева не упоминалось, и это давало повод думать, что готовится скорая его отмена: зачем засорять Основной закон, рассчитанный на века, тем, что вот-вот исчезнет? Крестьянской реформе были посвящены три отдельных проекта (А.А. Аракчеева, Д.А. Гурьева и все того же Новосильцева в соавторстве с М.С. Воронцовым и А.С. Менши-ковым).
Решиться на конституцию было очень трудно, императора можно понять. Он опасался, что появление ограничителя власти может стать катализатором непредсказуемых (вернее, хорошо предсказуемых) потрясений. По зрелому размышлению Александр решил, что конституция должна стать частью универсального свода законов Российской империи, увенчать его. В 1821 г. М.М. Сперанскому было поручено написать «Проект учреждения наместничеств», предусмотренных проектом Новосильцева. Одновременно царь решил провести эксперимент и посмотреть, как будет работать местный представительный орган. Под руководством генерал-губернатора А.Д. Балашова в Рязанской губернии в 1823 г. был создан губернский совет для проверки положений Уставной грамоты практикой — улуч-
шит ли местное представительство сбор налогов и выполнение повинностей, будет ли содействовать благоустройству и просвещению и так далее. Со смертью императора два года спустя эксперимент прервался на стадии, не позволявшей сделать уверенные выводы.
В 1810-1906 гг., то есть еще до появления выборного представительства и дарования гражданских и политических свобод, в России уже действовал коллегиальный орган, в заседаниях которого его члены пользовались неограниченной свободой слова. Это был Государственный Совет (о том, как Непременный Совет, предшественник Государственного, в споре с императором по вопросу о Грузии настоял на своем, речь у нас уже шла). Решения Государственного Совета принимались на общем собрании его членов. Помимо общего собрания, действовали департаменты: законов, гражданских и духовных дел, государственной экономии, военных дел, Комиссия составления законов. Государственный Совет рассматривал бюджет (до 1862 г. именовался «сметой», затем — «росписью»). Для обсуждения важных вопросов создавались различные особые совещания, комитеты и присутствия, куда приглашались эксперты и общественные деятели. В департаментах проводилось предварительное рассмотрение дел, внесенных министрами. Свои заключения департаменты выносили на общее собрание Государственного Совета, которое принимало окончательное решение большинством голосов. В решении излагалось также мнение меньшинства и особые мнения отдельных членов, если были. Императоры, как правило, соглашались с большинством.
Что же касается конституционных замыслов, то царствование Николая I положило им предел — по крайней мере, идущим сверху. Но эти тридцать лет были отнюдь не пустым временем — слишком многое из того хорошего и плохого, что было затем в судьбе России, уходит корнями в николаевские
годы, слишком многие идеи, едва ли не целый век затем определявшие эту судьбу, вызревали в период между восстанием декабристов и Крымской войной. Удивительная вещь: к концу весьма нелиберального, казалось бы, николаевского правления общество было пропитано либеральными и демократическими идеями и в целом готово к далеко идущим преобразованиям. И к конституции, и к отмене крепостного права. Именно эйфорию подобных упований имел в виду Лев Толстой, когда писал в неоконченном романе «Декабристы»: «Кто не жил в [тысяча восемьсот] пятьдесят шестом году в России, тот не знает, что такое жизнь».
Полвека спустя наблюдательный публицист Михаил Меньшиков, вспоминая крепостное право, поражался необыкновенно быстрому нравственному созреванию дворянской России: «О крепостном праве не было двух мнений сто лет назад [т.е. в 1808 г.]; почти всем, за ничтожными исключениями, крепостной быт казался естественным и единственно возможным. О крепостном праве не было двух мнений и пятьдесят лет назад [т.е., в 1858 г.]; почти всем, за немногими исключениями, крепостной быт казался противоестественным и невозможным» (очерк «В деревне»)4. Такое ошеломляющее преображение за такой короткий срок, меньше одной человеческой жизни!5
4 Меньшиков М.О. Выше свободы. М., 1998. С. 142.
5 Связано ли это нравственное созревание с загадочным процессом падения доли крепостных в населении страны? На момент воцарения Павла I она составляла 54% (данные 5-й ревизии 1796 г.). Согласно 10-й ревизии 1857 г., доля помещичьих и дворовых крепостных упала до 29% населения (Энциклопедический словарь Гранат, т. 25. М., б.г. [1914], 2-я паг., стб. 58). Значит, миллионы(!) крестьян вышли за это время из крепостной зависимости. Динамика снижения доли крепостных за 60 лет заставляет думать, что к 1861 г. этот показатель дополнительно снизился до
188
Оно — заслуга неформальных партий.
Снова о партиях
Повторимся еще раз: партии — едва ли не ровесники человеческих обществ. Партии возникали там и тогда, где и когда появлялись совпадающие интересы и совпадающие убеждения. Активные элементы общества всегда ищут и находят сторонников, стремятся склонить как можно больше людей к тому или иному образу действий. Я уже упоминал вывод академика С.Ф. Платонова (что характерно, питавшего, применительно к своему времени, «отвращение ко всякой партийности») о том, что Новгород XII в. уже был разделен на отчетливые партии: «на Вече идут не лица, а союзы; голосуют там не лица, а союзы». К такому же убеждению («Партии типичны для всех городов-государств Древней Руси») почти 80 лет спустя пришел И.Я. Фроя-нов. Выше, в главе «Из российской партийной истории» приводились примеры партий разных периодов русской государственности.
28%, если не стал еще ниже. Каким образом крепостные «увольнялись в иные сословия»? Прадед Чехова по матери Герасим Морозов выкупился с семьей из «крепости» в 1817 г., а дед по отцу Егор Чехов, тоже с семьей (за 875 рублей), — в 1841-м. Предок по одной линии мог быть исключением, предки по обеим линиям — уже тенденция. Но вряд ли могли выкупиться миллионы семей. Известно, что пополнение мещанского сословия за счет вольноотпущенных шло постоянно, однако статистика ненаходима. Как дореволюционные либеральные историки обличительного направления (а других почти не было), так и идеологически стреноженные советские выискивали малейшие упоминания о произволе крепостников, сознательно пропуская остальное. Они не могли оставить феномен совсем без внимания, но непонятные цифры списывались на «невыносимый помещичий гнет», якобы вызывавший падение рождаемости среди крепостных и рост смертности. Ни то, ни другое не подтверждается цифрами.
Почти во всем мире «Большой XIX век» (1789-1911) ознаменовался эволюцией расплывчатых партий прошлого к более формализованным объединениям, кое-где — уже и с фиксированным членством. Но нас, естественно, интересует российский случай. В России начиная с 30-х годов позапрошлого века общественная мысль стала адекватно отражаться в литературе и журналистике, постепенно выявляя и одновременно формируя ряд партий — консервативно-этатистскую, монархическую, сословно-элитарную, национально-патриотическую, клерикальную (советская наука пыталась свалить их одну кучу, навешивая ярлыки «реакционеров», «охранительных сил», а то и «мракобесов»)6, либералов, а также социалистов, отчасти окормля-емых нелегальными изданиями. А также сепаратистов, поначалу скрытых, федералистов и областников. Визитеры из России рассказывают живущему в Лондоне Герцену «об университетских и литературных партиях».
В литературоцентричной России именно печатное слово уже около полутора веков назад взрастило все основные политические течения, дошедшие — разливаясь и мелея, сливаясь и вновь расходясь — до наших дней.
Выраженной партией были славянофилы. Славянофилы сами себя так не называли, они предпочитали название «Московская партия». Одной из их идей было возрождение Земских соборов, идея более чем демократическая. Западников, в отличие от славянофилов, было бы трудно назвать партией. Западничество было скорее направлением без четких очертаний.
Характерен заголовок статьи зна-
6 Их нередко валили в одну кучу и некоторые современники, обзывали «внутренними турками», с легкой руки М.П. Драгоманова (обличавшего «турецкие порядки» в России и их защитников). Настоящее изучение российских партий и течений XIX в., кроме социалистических, еще впереди.
менитого журналиста М.Н. Каткова из «Русского вестника» (№ 7, 1862) «К какой мы принадлежим партии?», характерен и такой отрывок из нее: «Вырвите с корнем монархическое начало... уничтожьте естественный аристократический элемент в обществе, и место его не останется пусто, оно будет занято бюрократами, демагогами, олигархией самого дурного свойства». Что-то слышится родное.
Как и в следующем отрывке из письма Аполлона Майкова Достоевскому (апрель 1869): «Эта [революционная] среда, как мы знаем, первым врагом себе считает не правительство, а русскую так называемую партию»1.
Особенно много печатных органов выпускалось либералами (после 1917 г. их полагалось называть «буржуазными либералами»). Иван Аксаков негодовал: «Целый сонм газет и журналов с самодовольной осанкой возглашает: "мы, либеральная печать" ». Чернышевский не упускал случая посмеяться в своих статьях над русскими либералами и пе-чатно заявить, что ни он, ни вся «крайняя партия» не имеют с ними ничего общего. «Крайняя», она же «прогрессивная», партия социалиста Чернышевского — это «революционные демократы» советских учебников. Демократы, заметьте.
Демократическую терминологию употребляли даже самые выдающиеся нравственные уроды, грезившие массовыми расправами. Поскольку Сергей Геннадьевич Нечаев (сайт «Википедия» именует его «великим русским революционером»), создатель организации «Народная расправа», сидя на скамье подсудимых, выкрикивал «Да здравствует Земский собор!», как не отнести его к демократам? Добрым словом однажды отозвался о конституции и политических свободах Андрей Желябов. Еще один «зловещий» (по выражению
7 Цит. по: Ашимбаева Н.Т. Достоевский: контекст творчества и времени. СПб., 2005. С. 141-142.
Бердяева) революционер, Петр Ткачев8, оставил такие строки: «Упрочив свою власть, опираясь на Народную Думу и широко пользуясь пропагандой, революционное государство осуществит социальную революцию »9, так что демократом можно изобразить и его. И даже, вероятно, лондонских мелких нигилистов, «штурманов будущей бури»1® — так ярко описанных Герценом «собакевичей и ноздревых нигилизма».
«Мирные» народники были в целом скорее равнодушны к парламентаризму и свои прожекты нового общества боль-
8 Его родная сестра Александра Никитична Анненская, оставившая записки «Из прошлых лет», вспоминала, как 17-летний Ткачев носился с идеей, что революция окажется успешной лишь в том случае, если всем лицам старше 25 лет отрубить голову. Достигнув 25-летия сам, брат А.Н. Анненской на этом, насколько известно, уже не настаивал.
9 Цит. по: Пушкарев С.Г. Россия в XIX веке (1801-1914). М., 2001. С. 279.
10 Эти слова из «Былого и дум» откровенно ироничны, но Ленин В.И. не уловил иронию. В известном тексте, где у него декабристы будят Герцена, читаем далее: «Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом. "Молодые штурманы будущей бури" — звал их Герцен». Да, звал, поясняя при этом, какого рода связь была у этих «штурманов» с народом: «сближались с ним книжно и теоретически», «России вовсе не знали», «свои мнения и воззрения принимали за воззрения и мнения целой России», «народ их так же мало счел за своих, как славянофилов в мурмолках». Герцен уличал «штурманов» также «в домогательстве денег нахрапом, с пристрастием и угрозами, под предлогом общих дел» и в мести «кляузами и клеветами за отказ» («В самый разгар эмигрантского безденежья разнесся слух, что у меня есть какая-то сумма денег, врученная мне для пропаганды. Молодым людям казалось справедливым ее у меня отобрать»). Начинаешь лучше понимать, почему эта профессия, «профессиональный революционер», не знала отбоя от соискателей.
ше связывали с крестьянской общиной, ими же предельно мифологизированной. Народников в русской литературе и публицистике 1860-1890-х гг. было великое множество, целый ряд из них стали полезными членами общества, а кое-кто и выдающимися — достаточно назвать писателей Глеба Успенского и Владимира Короленко, академика А.Н. Пыпина (кстати, двоюродного брата Чернышевского), первую женщину — почетного доктора российской истории А.Я. Ефименко, социолога и главного редактора 20-томной «Большой энциклопедии» С.Н. Южакова. Народники были либеральные, радикальные, консервативные, славянофильские, анархистские — почти ни одно из этих течений невозможно вычленить в чистом виде, они постоянно перекрещивались и меняли оттенки. Неверно истолковав опыт европейских революций 1848 г., большинство народников пришло к негативной оценке представительного правления. Но даже их иногда пристегивают к конституционалистам. Эту задачу облегчает высказывание одного из идеологов народничества Н.К. Михайловского, написавшего в прокламации «Летучий листок»: «разрозненные беспорядочные факты» [весны 1878 г.11] «должны быть возведены в принцип. Принцип этот называется: конституция, Земский Собор... Общественные дела должны быть переданы в общественные руки... в формах представительного правления с выборными от русской земли».
«Хождение в народ» развернулось с подачи Петра Лаврова (Тургенев писал о нем: «воркует о необходимости Пугачевых и Разиных. слова страшные, а взгляд умильный и улыбка добрейшая»)11. Его «Исторические
11 Главным из этих фактов было оправдание судом присяжных террористки Веры Засулич.
12 Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем. Письма. Т. XII. Кн. 1. М.-Л.,
1966. С. 411.
письма», появившиеся, разумеется, в открытой печати — сперва в газете «Неделя», а затем отдельной книгой, — уловили и погубили сотни, если не тысячи молодых душ. Вечный эмигрант Николай Русанов (1859-1939), народоволец, затем эсер, был полностью серьезен, когда вспоминал, что на книгу Лаврова «падали при чтении ночью наши горячие слезы идейного энтузиазма». Академик А.В. Никитенко, один из самых зорких свидетелей своей эпохи, сам из крепостных, легковерной впечатлительностью не страдал. По его свидетельству, Лавров был «особенно падок до молодых людей и женщин, которых ему легче начинять всяким вздором во имя прогресса »13.
«Хождение в народ» было движением, не имеющим аналогов. По словам доктора исторических наук В.А. Твардовской, ни одна другая страна не знала такого. Великое множество чистой сердцем молодежи из дворянских семей, нередко даже пройдя обучение какому-то навыку или ремеслу (кузнеца, сапожника, портного или просто дровосека), одевшись в крестьянское платье и стараясь разговаривать как крестьяне, отправилось по селам просвещать их жителей и готовить крестьянскую революцию. (Кстати, интересно: ни одна другая страна такого не знала, только Россия; почему?) Из-за границы их приободрял Бакунин, к тому времени не видевший настоящую русскую деревню больше тридцати лет. Он считал русских бунтарями «по инстинкту, по призванию» и не сомневался, что у этого народа за века уже выработался ясный идеал свободы. Поднять любую русскую деревню, по его уверению, ничего не стоило.
Поднять не удалось. Разочарование породило движение народовольцев (сперва «землевольцев»), готовых силой тащить глупых людей в земной рай. Тащить с помощью террора. Но и
13 Никитенко А.В. Дневник. Т. 3. М., 1956. С. 28.
тут историки не упускают указать, что народовольцы требовали созыва Учредительного собрания для определения устройства России (в программных документах «Земли и воли» о подобных вещах ни слова), обещая подчиниться воле этого собрания.
То есть даже террористы были немножко демократы. Но вот вопрос: сдержали ли бы они свое слово, если бы крестьянское по преимуществу Учредительное собрание высказалось за самодержавие? Боюсь, нет. Они в очередной раз решили бы, что неразвитое крестьянство не понимает своего счастья. Они ни за что не признали бы, что «Народная воля» не воплощает народную волю.
Огромный объем печатных трудов и диссертаций, посвященных прото-социалистическим, социалистическим и околосоциалистическим течениям в России XIX в. может создать впечатление, что эти течения доминировали на идейном поле, но это не так. Доминировали либералы, неизмеримо сильнее настроенные в пользу конституционных и демократических преобразований. Преимущественно либеральной была такая мощная общественная сила, как зародившееся в середине 1860-х гг. земское движение. «Земцев» также часто называли партией, говорили о «земском либерализме».
Более скромное место занимал правоконсервативный лагерь идейных и стихийных противников «демократизации»14. Этот лагерь был интеллектуально пестр и очень неравноценен внутри себя, но был един в том, что выступал с максимально патриотических и националистических позиций, нередко панславистских, поднимал голос против засилья иностран-
14 Этим негативным термином Константин Леонтьев в своих статьях в журнале (затем газете) «Гражданин» обозначал равносильный катастрофе, с его точки зрения, переход от сословно-монархического к буржуазно-эгалитарному обществу.
цев, а главное, против проводимых правительством реформ — как подрывающих вековые устои российского общественно-политического строя, инспирируемых врагами России из-за границы, антидворянских и антинародных в целом (издатель «Гражданина» В.П. Мещерский называл политику реформ «государственным переворотом»). Против этого лагеря либералы боролись куда более непримиримо, чем против социалистов.
Время выявило, что самой опасной силой в России, начиная с 1860-х гг., была радикальная ветвь либерализма. Именно эта сила, а не социалисты, полвека с лишним вела страну к крушению. И привела к февральской революции 1917 г. Речь об этом в следующей статье цикла.
Приближение неизбежного
Можно подытожить: в своем саморазвитии, в движении к конституционному строю и правовому государству Россия совершила в XIX в. значительный рывок сразу по ряду направлений. Это далеко зашедшее, даже при Николае I, преодоление цензуры, без чего была бы невозможна великая русская литература XIX в. и фактически свободная печать. Это крестьянская, университетская, военная, городская, судебная реформы, проведенные его сыном. Армия, земства, высшие учебные заведения, городские думы стали всесословными, и это был исторически важнейший шаг.
Особо следует отметить земскую реформу 1864 г., которая не только восстановила земское самоуправление, но и подтолкнула его на путь модернизации деревни. В результате этой реформы и других преобразований эпохи Александра II в стране появилось такое число выборных лиц, что это сократило удельный вес чиновничества в управлении. В этом смысле данный период допустимо рассматривать как реакцию на петровские бюрократические рефор- 191 мы.
Видный деятель земской реформы (а в 23-летнем возрасте — секундант на роковой дуэли Лермонтова) князь Александр Илларионович Васильчи-ков, автор трехтомного труда «О самоуправлении. Сравнительный обзор русских и иностранных земских и общественных учреждений» (1869-1871), писал: «Надо признать совершившийся факт, что мы с смелостью беспримерной в летописях мира выступили на новое поприще общественной жизни. Примеры других стран, сравнение наших учреждений с иноземными доказывают, что ни одному современному народу европейского континента не предоставлено такого широкого участия во внутреннем управлении, как русскому: все хозяйственное управление с неограниченным правом самообложения; вся мировая юстиция и некоторые административные обязанности поручены в России местным жителям; все должности внутреннего управления, кроме полицейских, замещаются по выбору местных жителей; все сословия участвуют в совещаниях и решениях по местным делам». Земства сами избирали свои руководящие органы. Источником средств земств служило «самообложение», т.е. земские налоги, а также сборы с недвижимого имущества: земель, лесов, фабрик. Благодаря земствам повсеместно появлялись школы, библиотеки, улучшалось здравоохранение, ветеринарное дело, страхование, агрономия, ремонтировались дороги.
С момента вступления на престол Александра II неизбежность радикальных реформ ощущалась почти всеми — наверху так же императивно, как внизу, и это порождало соответствующие проекты. Наиболее известны проекты Валуева, великого князя Константина Николаевича, Лорис-Меликова и Игнатьева. В 1863 г. министр внутренних дел П.А. Валуев предложил создать при Государственном Совете «съезд государственных гласных». Ее члены (150-200 человек) избирались бы на три
года от губернских собраний и крупных городов, а пятая их часть назначалась бы императором. При всех оговорках, это было бы всероссийское представительство. После обсуждения гласными вопрос поступал бы в Государственный Совет для рассмотрения в обычном порядке, но с участием 15 представителей съезда. После волнений 1861-1863 гг. Александр II счел проект преждевременным и потому опасным.
Три года спустя председатель Государственного Совета великий князь Константин Николаевич предложил облегченный вариант валуевской идеи. Он подготовил проект создания при Государственном Совете съезда депутатов от земств и дворянских собраний в составе 46 человек «для предварительного обсуждения законодательных предположений, требующих ближайшего соображения с местными потребностями». Проект не имел последствий.
Более известен проект министра внутренних дел М.Т. Лорис-Меликова, предложившего ввести выборных представителей земств и городов в состав правительственной комиссии по разработке законов «для облегчения Государственного Совета в предстоящих ему работах». Этому проекту (его называют также «конституцией Лорис-Меликова») посвящена целая литература, что избавляет от необходимости на нем останавливаться. Император склонялся к его принятию (и даже говорил своим сыновьям — Александру, будущему императору, и Владимиру: «Я не скрываю от себя, что мы идем по пути конституции»), но был убит террористами из «Народной воли».
Общепринятый вывод из этого трагического события таков: если бы уже в начале 1880-х гг. при Госсовете появилось выборное представительство от городов и «земли», оно к концу века просто силой вещей превратилось бы в нижнюю (по отношению к Государственному Совету) палату, и это, в сочетании с другими «великими реформами» Александра II, окончательно
перевело бы Россию на рельсы мирной демократической эволюции. Но стало встречаться и другое мнение: бомбы убийц остановили политику уступок темным подпольным силам, уберегли страну от скорой смуты и распада, подарили время на проведение модернизации конца XIX — начала ХХ в. — модернизации, без которой Россия не выдержала бы испытаний столетия мировых войн и революций. Мы никогда не узнаем, какое из этих мнений верно.
Конституционные проекты15 не перестали появляться и при Александре III — например, смелый проект созыва Земских соборов. Его автор Н.П. Игнатьев, министр внутренних дел (как за двадцать лет до него Валуев), увидел в соборах возможность прямого общения царя с народом и средство борьбы как с бюрократией, так и с революцией. Идею Земского собора Игнатьеву подсказал Иван Аксаков. Затея имела шанс на успех, поскольку царь был душевно близок к славянофилам, в чем не оставляют сомнений ни его художественные вкусы, ни многие из его политических взглядов.
В апреле 1882 г. министр подал царю соответствующую записку и проект манифеста. Более половины участников Собора Игнатьев предполагал избрать от крестьян. Решив убить двух зайцев разом, Игнатьев предложил «создать кабинет на западный образец, составленный из единомышленных, то есть
15 Все конституционные проекты в истории России здесь перечислить невозможно, это отдельная задача. В первой статье цикла у нас уже шла речь о «конституции Михаила Салтыкова», принятой 401 год назад, когда, по словам А.Л. Янова, «конституцией еще и не пахло ни во Франции, ни тем более в Германии» (Янов А.Л. Европейское будущее России. М., 2009). Этот же автор напоминает, что «между 19 января и 25 февраля 1730 в московском обществе ходило тринадцать конституционных проектов» (Там же). Я коснулся только тех проектов, которые имели какой-то шанс воплотиться в жизнь.
покорных, министров со всесильным премьером во главе».
Кто-то из противников замысла организовал утечку, М.Н. Катков в «Московских ведомостях» приписал идею Собора народовольцам. Игнатьев затеял печатную кампанию в защиту своей идеи и стал искать сторонников среди министров. Такая самодеятельность царю не понравилась, Игнатьев был отправлен в отставку, идея Земских соборов оказалась похороненной.
Конституционная идея прорастала в русском обществе не в последнюю очередь благодаря «либеральным бюрократам» — неформальной группировке в чиновничестве, возникшей в конце 1830-х гг. Современники называли их также «прогрессистами» и «интеллигентной административной партией». Эстафета этой партии передавалась до начала 1890-х. Наиболее яркие ее представители (из числа занимавших высокие посты): Л.А. Перовский, П.Д. Киселев, братья Д.А. и Н.А. Милютины, А.В. Головнин, А.П. Заблоцкий-Десятовский, Д.Н. Набоков, М.Х. Рей-терн, В.А. Черкасский, С.С. Ланской, А.А. Абаза, В.А. Татаринов, Н.Х. Бунге, Д.Н. Замятнин. На идейное формирование этих людей повлияли личные контакты с общественными деятелями и писателями, в разное время состоявшими на государственной службе, — такими как В.И. Даль, М.Е. Салтыков-Щедрин (был вице-губернатором рязанским, а позже — тверским; подавал записку об устройстве градских и земских полиций, проникнутую идеей децентрализации), П.П. Семенов-Тян-Шанский, К.Д. Кавелин, Ю.Ф. Самарин16.
Наличие в верхних этажах власти сторонников либерально-конституционного развития порождало странные комбинации. Всего один пример. В 1881-1883 гг. в Женеве вы-
16 Полунов А.Ю. «Либеральные бюрократы» // Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 года. Энциклопедия. Том третий. М., 2000.
193
ходила русская газета «Вольное слово» либерально-конституционного направления, объявившая себя органом общества «Земский союз». Программа Земского союза провозглашала своей целью «достижение политической свободы народов России на основе самоуправления». Газета тайно ввозилась в Россию и на какое-то время превратилась в главный зарубежный орган русских конституционалистов. Газета помещала также проекты государственных преобразований земско-славянофильского направления, выступления радикальной части эмиграции, статьи о рабочем движении в Европе. Позже стало известно, что газета содержалась на средства «Священной дружины» — тайной организации, созданной для охраны монархии от террористов и других колебателей трона (включая либеральных). Организация была защищена двойной конспирацией — не только от революционеров, но и от полиции. В руководство «Священной дружины» входили великие князья, несколько высших сановников империи, обер-прокурор Синода К.П. Победоносцев, князь Павел Демидов, князь Александр Щербатов (будущий первый председатель Союза русских людей, принципиальный сторонник сословности). Считается, что идеологами организации были граф Павел Шувалов, министр двора Илларион Воронцов-Дашков, генерал-панславист Ростислав Фадеев, у которых тоже были свои проекты государственных преобразований, и они их без колебаний публиковали в «Вольном слове». Газета оказала несомненное влияние на последующее развитие либерально-конституционной (как минимум) мысли. Входило ли это в планы «Священной дружины», остается загадкой. Несмотря на все последующие разоблачения, либеральный журнал «Освобождение» 1900-х гг. заявлял, что он считает М.П. Драгома-нова, главного редактора и основного автора «Вольного слова», своим предшественником.
На пути к Думе
К исходу XIX в. ощущением того, что самодержавие себя изжило, прониклось почти все сознательное общество России, это начал понимать и царь. Десятки людей, не знавших о существовании друг друга, сочиняли свои варианты конституции. Символично, что один из первых проектов, достигших самого верха, проект под названием «Основной государственный закон Российской империи» (написан, видимо, в 1903 г., поступил в Кабинет министров в январе 1904 г.), подготовили представители земств. Разработчики, скорее всего, не знали, что в верхах российской власти в это время уже обсуждалось несколько «законодательных предположений» о государственных преобразованиях, причем каждое предусматривало какую-то форму народного представительства парламентского типа. Царь недолго колебался между идеями Земского собора и «Государевой» Думы. Историческая память о Земских соборах, избиравших и отрешавших царей, делала мысль о Соборе менее привлекательной. Многолюдный Собор, по соображениям некоторых советников, мог присвоить себе функции Конституционного. Напоминали, что едва Людовик XVI имел неосторожность воскресить не созывавшиеся 175 лет Генеральные Штаты, близкий аналог Земских соборов, как немедленно разразилась французская революция, а Генеральные Штаты провозгласили себя сперва Национальным, а затем и Учредительным собранием. Старинная же Дума, которой цари настолько доверяли, что отдавали важнейшие дела на ее усмотрение, не будила тревожных исторических воспоминаний. Вопрос стоял о круге полномочий будущего представительного собрания.
В условиях начавшейся Русско-японской войны Николай II счел слишком опасным для такого тревожного времени придание Думе законодательных функций и сделал выбор в пользу «смягченного» варианта. Было учреж-
дено Особое совещание во главе с министром внутренних дел Александром Булыгиным для разработки соответствующего проекта. Споров было много — в частности, о том, должно ли каждое сословие (духовенство, дворяне, купцы, мещане, крестьяне) выбирать своих представителей в Думу отдельно или избирательная система должна быть всесословной. Подобные вопросы многим казались тогда страшно важными и небесспорными — хотя всесослов-ность в большинстве сфер жизни уже сорок лет как была фактом. Интересно, что в совещаниях, проходивших 1926 июля 1905 г. в Новом Петергофе под председательством Николая II, принимал участие Василий Ключевский. Ему было что рассказать о русской традиции представительной власти.
Голос профессора был, впрочем, лишь одним из многих. Кое-кто из разработчиков убеждал составить избирательный закон так, чтобы в Думу попало больше крестьян — дабы сделать природный консерватизм крестьянина политической силой. По меткому замечанию историка И.В. Лукоянова, эти люди почерпнули образ крестьянина, видимо, из оперы «Жизнь за царя».
6 августа 1905 г. были обнародованы сразу три акта: Манифест об учреждении Государственной Думы, Закон об учреждении Государственной Думы и Положение о выборах в Государственную Думу. Манифест состоял из осторожных, тщательно выверенных выражений: «Ныне настало время призвать выборных людей от всей земли Русской к постоянному и деятельному участию в составлении законов, включив для сего в состав высших государственных учреждений особое законосовещательное установление, коему предоставляется предварительная разработка и обсуждение законодательных предложений и рассмотрение росписи государственных доходов и расходов». После обсуждения законопроектов, бюджета и отчетов государственного контроля проектируемая Дума передавала бы
свои заключения в Государственный Совет; оттуда законопроекты (не отклоненные двумя третями Думы и Совета) представлялись бы на «Высочайшее благовоззрение».
В 1860-е гг. такое законосовещательное собрание было бы в самый раз, но на дворе стоял новый век. Дальновидные люди сразу объявили, что «Булы-гинская дума» (к ней с порога прилипло это название) — мертворожденное дитя. И были правы. Пока шла подготовка к выборам, в стране началась (6 октября) забастовка железнодорожников, вскоре она переросла в события, известные в литературе под названием Октябрьской всероссийской политической стачки. Вскоре от Вислы до Тихого океана бастовало, если советские историки не придумали эту цифру, до двух миллионов человек, вся страна буквально встала — не только железные дороги, но и заводы, фабрики, шахты, учебные заведения.
И вот 17 октября 1905 г., в самый разгар стачки, Николай II подписывает новый Манифест, озаглавленный «Об усовершенствовании государственного порядка». В нем говорилось о «непреклонной воле» монарха «даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на основах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Государственной Думе придавались законодательные полномочия: Манифест провозглашал, что «ни один закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной Думы». На Думу возлагался, кроме того, «надзор за закономерностью действий» исполнительной власти. Манифест, который сегодня невозможно читать без волнения, завершался призывом «ко всем верным сынам отчизны помочь прекращению неслыханной смуты. напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле».
Это был очень смелый шаг. Надо ясно представлять себе, на каком распутье тогда стояла Россия и какую от-
ветственность император брал на себя в этот миг. Очень многие склоняли его к прямо противоположному решению — введению неограниченной военной диктатуры, но Николай II поступил иначе: он погасил революционный пожар 1905 г. «встречным палом». Страна повернула на путь коренного политического переустройства.
Вместе с тем справедливо и следующее утверждение: появление в 1906 г. конституции и Государственной Думы — не только следствие царской мудрости или даже гения, это результат, пусть и запоздавший, многих веков саморазвития России.
Основная часть общества восприняла Манифест 17 октября как победу всей страны17, победу без проигравших, и была готова закрыть глаза на недостатки акта. Правда, советские историки и учебники знакомили нас исключительно с мнением другой части общества.
Было очевидно, что Манифест знаменует собой закат абсолютизма, начало эпохи легальной политической и парламентской деятельности. Не меньшей очевидностью было то, что за первым шагом обязательно последуют другие. Многие восприняли день 17 октября в качестве судьбоносной даты, которой уготовано поделить историю России на время до и после этого дня. Не зря одной из главных российских политических партий стал (хоть и не сразу) «Союз 17 октября». Манифест открыл путь к консолидации всех здоровых сил России и обеспечил их победу на опаснейшем историческом этапе 1905-1907 гг. В конечном счете именно он удержал тогда страну на краю пропасти. Разу-
196
17 Рассказ Валентина Катаева «Отец» (1925) содержит красноречивую и трогательную подробность. Зима 1922 г., у героя рассказа умер отец, бывший учитель гимназии, и сын ликвидирует его квартиру. «Откуда-то вылетел и раскрылся желтый, тщательно хранимый исторический номер газеты с манифестом 17 октября».
мная Россия превозмогла неразумную, маргинальную, бесноватую.
За день до обнародования Манифеста царь пишет петербургскому генерал-губернатору Дмитрию Трепо-ву: «Да, России даруется конституция. Немного нас было, которые боролись против нее. Но поддержки в этой борьбе ниоткуда не пришло, всякий день от нас отворачивалось все большее количество людей и в конце концов случилось неизбежное! Тем не менее, по совести, я предпочитаю даровать все сразу, нежели быть вынужденным в ближайшем будущем уступать по мелочам и все-таки прийти к тому же».
В ближайшие же дни была объявлена частичная амнистия политическим заключенным, преобразовано правительство и создан Совет министров. Вскоре была отменена цензура, и без того очень слабая, утвержден новый избирательный закон, одна за другой регистрировались политические партии (фактически уже существовавшие). Всего четыре месяца спустя стало возможным проведение первых всероссийских выборов в первую Государственную Думу.
Конституционная монархия
Строго говоря, конституцию Россия получила только через полгода, накануне открытия первого заседания только что избранной Государственной Думы. 23 апреля 1906 г. Николай II утвердил Свод Основных (т.е. неизменяемых) государственных законов Российской империи. Конституция не была названа Конституцией по двум причинам: царь вообще не любил заемные слова, но главное — он не хотел слишком явно показать, что уступил давлению конституционалистов. Это не обмануло крайне правых, документ вызвал у них оторопь. С резкой критикой «Основных законов» выступил авторитетный монархический публицист, в прошлом народоволец, Лев Тихомиров (в наши дни, что удивительно, вновь популярный). В срочно написанной работе «О недостатках Конституции 1906 года»
он доказывал ее губительность для монархии. С особенной настойчивостью он убеждал, что Государственная Дума должна быть не более чем совещательной палатой.
Изменять «Основные законы» Дума могла только по инициативе самого императора. Все принимаемые Думой законы подлежали его утверждению. Ему же подчинялась исполнительная власть империи. Именно от императора, а не от Думы зависело правительство. Он назначал министров, руководил внешней политикой, ему подчинялись вооруженные силы, он объявлял войну, заключал мир, мог вводить в любой местности военное или чрезвычайное положение. «Основные законы» содержали специальный параграф 87, который разрешал царю в перерывах между сессиями Думы издавать новые законы только от своего имени. В дальнейшем Николай II использовал этот параграф для того, чтобы вводить законы, которые Дума наверняка завернула бы.
Тем не менее это был громадный шаг вперед. Другие монархии переходили к конституционному строю куда более мелкими шажками. Царь, еще вчера самодержавный, вдруг оказывался связан регламентациями и ограничениями. Осуществлять свою власть он был обязан отныне «в единении с Государственным Советом и Государственною Думою», он уже не распоряжался бюджетом, не мог самолично принять по-настоящему важный закон (параграф 87 был предусмотрен в норме для случаев, не терпящих отлагательства).
Большевистская версия истории, согласно которой Россия жила вплоть до 1917 г. под «царским самодержавием», исключала возможность даже обсуждать вопрос о том, какой же строй установился в России в 1906 году — уж не конституционная ли, чего доброго, монархия? Историкам советского разлива было тем проще, что само российское общество как-то проглядело главное политическое событие 1906 г. В вихре событий оно вообще едва заметило
«Основные законы»18. Александр Блок почтил их таким упоминанием: «Ты будешь доволен собой и женой, / Своей конституцией куцей, / А вот у поэта всемирный запой, / И мало ему конституций».
Справка: из ныне существующих конституций старейшей является американская (1787). Вторая по старшинству — бельгийская, действует с 1831 года, за ней идет Конституция Норвегии (принята в 1841 году). Лишь еще в четырех странах конституции написа-
18 Тем не менее даже беглое знакомство с политической и юридической литературой 1906-1917 годов показывает, что факт установления конституционного строя не признавали тогда лишь совсем маргинальные авторы. Приведу названия десятка книг тех лет, освещающих конституционно-монархическое уст ройство России: Слонимский Л. Конституция Российской империи. СПб., 1908; Са-вичГ. Новый государственный строй в России. Справочная книга. СПб., 1907; Алексеев В. Начало и конец самодержавия в России. М., 1906; Обнинский В. Новый строй. СПб., 1909; Белоконский И. Земство и конституция. М., 1911; Пиленко А. Русские парламентские прецеденты. СПб., 1907; Лазаревский Н. Лекции по русскому государственному праву. Т. 1. Конституционное право. СПб., 1910; Коркунов Н. Русское государственное право: В 2 т. СПб., 1910; Нольде Б.. Очерки русского конституционного права. Вып. I и II. СПб., 1908-1909; Штильман Г. Внепарламентское законодательство в конституционной России (Статья 87 Основных Государственных законов). СПб., 1908; Роговин Л. Конституция Российской империи. Сборник законов, относящихся к обновленному строю и к личным и общественным правам граждан. СПб., 1913. Казалось бы, все это лежит на поверхности. Однако, приняв в 2005 и 2006 гг. участие в нескольких теле- и радиопередачах к столетию Государственной Думы, я всякий раз сталкивался с одним-двумя мамонтами, иногда молодыми, почти падавшими в обморок от
словосочетания «российская конституцион- _
ная монархия». Крепка оказалась советская 197 историческая беллетристика! _
ны до начала ХХ в.: в Аргентине (1853), Люксембурге (1868), Швейцарии (1878) и Колумбии (1886). Остальные созданы уже в ХХ в. Подавляющее большинство конституций мира принято после 1906 года19.
Поскольку многие историки старшего поколения не хотят признать, что в 1906-1917 гг. Россия была конституционной монархией, имеет смысл приглядеться к наиболее важным статьям Основных законов Российской империи и современной Российской Федерации. Сопоставив их, каждый может убедиться, что полномочия царя ничуть не произвольны, они описаны конституционным образом и едва ли существенно превышают президентские. До 1906 г. такого в России не было. Кроме того, основные законы Российской империи гарантировали ее подданным весь основной набор гражданских прав и свобод.
Наглядности ради привожу близко совпадающие (они же главные) статьи двух Основных законов (см. с. 199).
Вслед за учреждением Государственной Думы манифестом от 20 февраля 1906 г. был реформирован и Государственный Совет, существовавший к тому времени уже более века (учрежден, напомню, 30 марта 1801 г. — сперва, напомню, как Непременный Совет), но до того не бывший выборным. Отныне половина его членов продолжала назначаться, а другая подлежала избранию по твердым квотам: от Академии наук и университетов — 6 человек, от промышленности — 6, от торговли — 6, от землевладельцев Царства Польского — 6, от губернских земств — по 1 человеку и т.д. Государственный Совет, как и задумал когда-то М.М. Сперанский, становился верхней палатой, а Государственная Дума —
198
19 Washington ProFile, 26.10.2007, № 92/832. Этот же источник добавляет: «Но кто их читает? Треть американцев выразили уверенность, что в Конституции США есть пункт, запрещающий пользование сотовым телефоном за рулем».
нижней. В том, что касается Государственной Думы, это и сегодня так.
Парламент подростковый и задиристый
Порядок выборов в первую Думу определялся законом, изданным в декабре 1905 г. Учреждались четыре избирательные курии: землевладельческая, городская, крестьянская и рабочая. По рабочей курии к выборам допускались лишь те, кто был занят на предприятиях с числом работающих не менее 50. По современным меркам, выборы не были всеобщими. Участие или неучастие в них обусловливалось имущественным цензом. Не были они и прямыми — депутатов избирало не население, а выборщики. Сто лет назад так или примерно так голосовали почти везде в мире — точнее сказать, в тех странах мира, где голосовали вообще. Считалось, что всеобщее избирательное право ведет (цитируя С.Ю. Витте) «к деспотизму масс — наиболее тягостному из всех видов тираний». Николай II уточнял: «Идти слишком быстрыми шагами нельзя. Сегодня — всеобщее голосование, а затем недалеко и до демократической республики». Он не готов идти «слишком быстрыми шагами», но он готов идти. Вряд ли можно требовать от монарха большего.
В куриальной системе были свои плюсы. Без отдельной курии рабочие едва ли выбрали бы от себя хоть одного депутата: даже в самых промышленных губерниях максимальное число рабочих-выборщиков в губернском собрании едва достигало 15%. Своя курия была гарантией представительства.
Подготовка к выборам превратилась в первую в России общенациональную политическую кампанию, в ходе которой с предельной откровенностью ставились важнейшие общегосударственные вопросы. Часть из них была затем решена Думой.
Значение той, первой избирательной кампании и созыва первой Государственной Думы трудно переоценить.
Российская Империя (1906-1917) Российская Федерация (с 1993)
Государь Император осуществляет законодательную власть в единении с Государственным Советом и Государственною Думою (статья 7) Государственную власть в Российской Федерации осуществляют Президент РФ, Федеральное Собрание (Совет Федерации и Государственная Дума), Правительство РФ (статья 11)
Государь Император утверждает законы, и без его утверждения никакой закон не может иметь своего совершения (ст. 9) Принятый федеральный закон в течение пяти дней направляется Президенту Российской Федерации для подписания и обнародования... (ст. 107)
Государь Император назначает и увольняет Председателя Совета Министров, Министров и Главноуправляющих (ст. 17) Президент РФ назначает с согласия Государственной Думы Председателя Правительства РФ. принимает решение об отставке Правительства РФ (ст. 83)
Государь Император есть Державный Вождь российской армии и флота. Ему принадлежит верховное начальствование над всеми сухопутными и морскими вооруженными силами Российского Государства (ст. 14) Президент РФ является Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами Российской Федерации (ст. 87)
Государь Император объявляет местности на военном или исключительном положении (ст. 15) Президент РФ вводит на территории Российской Федерации или в отдельных ее местностях военное положение. вводит на территории Российской Федерации или в отдельных ее местностях чрезвычайное положение (ст. 87 и 88)
Государственная Дума может быть до истечения пятилетнего срока полномочий ее членов распущена указом Государя Императора. Тем же указом назначаются новые выборы в Думу (ст. 63) Государственная Дума может быть распущена Президентом РФ... В случае роспуска Государственной Думы Президент РФ назначает дату выборов (ст. 109)
Государь Император есть верховный руководитель внешних сношений Российского государства с иностранными державами. Им же определяется направление международной политики Российского Государства (ст. 12) Президент РФ определяет основные направления внутренней и внешней политики государства... осуществляет руководство внешней политикой Российской Федерации (ст. 80 и 86)
Государю Императору принадлежит помилование осужденных, смягчение наказаний (ст. 23) Президент РФ осуществляет помилование (ст. 89)
Жилище каждого неприкосновенно. Производство в жилище, без согласия его хозяина, обыска или выемки допускается не иначе, как в случаях и в порядке, законом определенных (ст. 33) Жилище неприкосновенно. Никто не вправе проникать в жилище против воли проживающих в нем лиц иначе как в случаях, установленных законом, или на основании судебного решения (ст. 25)
Каждый российский подданный имеет право свободно избирать место жительства и занятие, приобретать и отчуждать имущество и беспрепятственно выезжать за пределы государства (ст. 34) Каждый... имеет право свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства. Каждый может свободно выезжать за пределы РФ (ст. 27)
Каждый может высказывать изустно и письменно свои мысли, а равно распространять их путем печати или иными способами... Российские подданные имеют право образовывать общества и союзы в целях, не противных законам. Российские подданные пользуются свободою веры (ст. 37-39) Каждому гарантируется свобода мысли и слова. Каждый имеет право на объединение. Свобода деятельности общественных объединений гарантируется. Каждому гарантируется свобода совести, вероисповедания (ст. 28-30)
Российские подданные имеют право устраивать собрания в целях, не противных законам, мирно и без оружия. Законом определяются условия, при которых могут происходить собрания (ст. 48) Граждане РФ имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование (ст. 31)
Выборы прошли гораздо спокойнее и на гораздо более высоком уровне, чем опасались (или надеялись) многие в стране и за рубежом. Вообще-то участие в выборах было для российского населения привычным делом: люди давным-давно привыкли избирать гласных (депутатов) в городские думы, избирать руководство земств, сельских и волостных миров. Всего в голосовании в феврале 1906 г. приняло участие 54% избирателей. Спокойствие и почти обыденность происходившего мало вязались с самим фактом первых в истории общероссийских многопартийных выборов, происходящих одновременно по всей стране. Хотя были смешные исключения (над ними много потешались газеты), большинство людей шли на выборы так, словно с рождения жили при парламентской системе. Общероссийское народное представительство превращалось из проекта, казавшегося многим невозможным, в реальный политический институт.
Первые выборы всегда и везде предельно идеологичны. Избираемые еще не пробовали себя в парламентской работе и могут предъявить пока лишь одни партийные программы, а это у начинающих партий обычно (хотя и не всегда) просто набор обещаний — утопических, простодушно-радикальных. Потом это проходит, жизнь вносит поправки. Как бы то ни было, уже с избирательной кампании зимы 1905/1906 г. партии стали играть решающую роль в политической жизни страны. Практически все видные депутаты первого российского парламента были членами или сторонниками той или иной партии. Эта тенденция закрепилась во второй, третьей и четвертой Думах. Следующий шаг сделало Временное правительство. На основании закона от 8 мая 1917 г. были проведены (в июле-октябре) муниципальные выборы в 130 городах страны20. Эти выборы,
200
20 Эти выборы почти забыты, ибо их всегда замалчивали советские историки. И не удиви-
как и выборы в Учредительное собрание, также подготовленные Временным правительством, проходили (21 октября — 5 декабря 1917 г.) уже по системе пропорционального представительства в чистом виде — на основе партийных списков. Избиратель делал выбор не между кандидатами, а между партиями, между партийными программами. Важная подробность: возрастной ценз составлял тогда двадцать лет, но на фронте был опущен до восемнадцати.
Система партийно-пропорционального представительства, как мы знаем, недавно вернулась в Россию, но почему-то никто не удосужился напомнить, что она не взята с потолка, а именно возрождена, и что девяноста годами ранее она была принята не произвольно, а на основании накопленного, притом достаточно бурного, политического опыта.
На первых выборах в первую Думу уверенно победила конституционно-демократическая партия (кадеты). Это была не случайная победа. Кадеты провели исключительно грамотную и активную избирательную кампанию. Они располагали всем необходимым для этого. В руках кадетов было полсотни газет по всей России, около 200 партийных групп на местах, занимавшихся агитацией, их предвыборное бюро ежедневно отправляло из Петербурга на места порядка 5 тысяч экземпляров агитационных изданий. В ряде городов России открылись кадетские клубы, в столице работали курсы пропагандистов. Кадеты получили в Думе 153 места из 499. Позже ккадетской фракции присоединилось 26 депутатов из беспартийных. Остальные места распределились так: трудовики — 97, «автономисты» (представители польских, литовских, латышских и других национальных групп, выступавших за национальную
тельно: показатель большевиков по России — семь с половиной процентов голосов, хотя их петроградский показатель оказался близок к тридцати процентам.
автономию) — 63, мирнообновленцы — 25, социал-демократы — 18, октябристы (партия «Союз 17 октября») — 16, партия демократических реформ — 14, беспартийные — 105. О партийной принадлежности восьми депутатов по довыборам данные противоречивы.
То, как кадеты теряли свой политический капитал на протяжении всех последующих «думских» лет и продолжали его терять, неделя за неделей, все восемь месяцев существования Временного правительства, — очень поучительная история. Поучительная и сегодня.
Странной особенностью первой Думы было отсутствие в ней монархистов. Можно сказать шире: за все время существования Государственной Думы Российской империи в ней, как ни странно, ни разу не было партии, которую можно было бы назвать партией поддержки власти. В Думе третьего созыва появились правые, но назвать их проправительственной группой тоже нельзя. Большая личная ошибка царя заключалась в следующем: вплоть до 1917 г. он продолжал считать, что всем оппозиционным политическим партиям противостоит незримая партия возглавляемого им народа, которая бесконечно сильнее всех и всяких оппозиционеров. Видимо, поэтому для организации настоящей парламентской проправительственной партии европейского типа, способной стать правящей, ничего сделано не было. Правда, Николай мог решить, что «Союз русского народа», возникший в ноябре 1905 г., и есть такая партия. Он даже «милостиво принял» значок ее члена. Однако Союз не был и не мог быть такой партией.
Объявляя себя выразителем чаяний народа, Союз не допускал даже мысли об аграрной реформе в пользу крестьян за счет помещиков. Открыто защищать помещичьи земли «союзники» не решались, а признавать желательность передела — значило наступать на горло собственной песне. Такая уклончивость отталкивала крестьян. Непростым было отношение «союзников» и к рабочим.
А.А. Майков, один из учредителей и лидеров СРН, выступая на третьем «Съезде русских людей» в Киеве в октябре 1906 г., сказал следующее: «Первые виновные в смуте — это русские рабочие. Но русские рабочие, верю, искупят свою вину». (Сегодня даже начинающий политтехнолог немедленно вычеркнет подобную фразу из программной речи политика безотносительно к тому, соответствует эти слова действительности или нет.) Не сложились у СРН отношения и с государственным аппаратом, где к «союзникам» относились со скрытой (иногда открытой) враждебностью — ведь те всячески противопоставляли плохую высшую бюрократию хорошему царю.
В программе СРН было много пунктов «против»: против бюрократии, против космополитизма «господ», против иностранцев («союзники» протестовали, к примеру, против приезда английской парламентской делегации, называя это оскорблением России), против евреев, против предоставления малейшей автономии национальным меньшинствам, против признания украинцев и белорусов отдельными народами, против «миндальничанья» со студентами — участниками демонстраций (предлагали забривать их в солдаты), наконец, против самой идеи Государственной Думы как чуждого «русскому духу» учреждения, куда «союзники», впрочем, стремились попасть. Их положительная программа опиралась на лозунг: «Православие, самодержавие, народность». Из него идеологи СРН выводили: бесплатное начальное образование в традициях православия, поддержку казачества, сохранение сельской общины, заселение русскими (включая украинцев и белорусов) окраин империи, преимущества русским на всех поприщах и т.д.
Им казалось, что такая «национальная» программа неотразима для народа. Но именно к «национальной» составляющей народ остался равнодушен. Зато невнятица в аграрном вопро-
201
се привела к тому, что СРН стал прибежищем в основном малообразованного населения (в городах в Союз почему-то вступило множество дворников). В первую Думу СРН не смог провести ни одного кандидата, а во вторую — всего двух, включая известного думского скандалиста В.М. Пуришкевича, как-то заявившего с думской трибуны: «Правее меня — только стена!».
Всего в первой Государственной Думе было представлено семь партий. Особой «политической отсталости» они не ощущали, так как по сравнению с подавляющим большинством политических партий мира, существовавших в то время, были моложе не на века, а на десятилетия или годы. А то и были их ровесниками. Уже в июне 1906 г. делегация российской Думы участвовала в работе Социалистической конференции Межпарламентского союза в Лондоне. Не наблюдалось у русских партий и страха перед «царизмом». Думцы, не защищенные тогда парламентской неприкосновенностью, вели себя отважно, даже если и глупо (самый яркий пример — чудовищное по безответственности «Выборгское воззвание»). Забегая вперед, упомяну, что общее число партий в Российской империи к концу 1917 г. превышало 300.
Государственная Дума и «Основные законы» Российской империи появились не на голом месте. Они были достаточно подготовлены предшествующим развитием страны и ожидались обще-
ством. Ожидались даже слишком долго. «В 1905 году Россия имела перед глазами опыт стран, где парламентская система действовала уже 35-50 лет: она была введена в Австро-Венгрии 21 декабря 1867 года, во Франции — со 2 февраля 1852, в Германии — с 31 мая 1869»21.
Вообще, чем больше общество устает ждать перемен, тем больше вероятность, что оно не только не оценит их, когда они придут, но и почти не заметит. Или заметит, но после краткого восторга тут же забудет. Так было в 1906 г., так было в 1991-м.
Тем не менее, Россия очень неплохо выглядит на фоне европейской истории выборного представительства. Хотя развитие представительных органов у нас четырежды прерывалось (оно прерывалось, и не раз, в любой стране, особенно если ей, как России, больше тысячи лет), они всякий раз, что замечательно, начинали отстраиваться по прежней или обновленной модели.
Наша демократия — не новодел. Вече и Дума, Собор и земство, Городское собрание и Государственный Совет, излюбленный староста и земский целовальник, старшина и гласный, предводитель дворянства и городской голова — все это элементы нашего наследия, нашей богатейшей политической цивилизации.
21 Лукоянов И.В. У истоков российского парламентаризма. СПб., 2003. С. 66.
