CC BY
526
Яков ПЛЯйС
«СУВЕРЕННАЯ ДЕМОКРАТИЯ» - НОВЫЙ КОНЦЕПТ ПАРТИИ ВЛАСТИ
Осенью 2006 г. в отечественном идейно-политическом пространстве вспыхнула продолжающаяся до сих пор масштабная и весьма острая дискуссия по поводу новой дефиниции - «суверенная демократия». В спор быстро втянулись не только представители науки, но и политической элиты, включая высших представителей власти - президента страны В. В. Путина, двух первых вице-премьеров -Д. А. Медведева, С. Б. Иванова и многих других известных фигур.
Их участие в развернувшихся дебатах явно указывало на то значение, которое придается самому этому концепту и его укоренению с одной стороны — в массовое сознание россиян, а с другой — в политическую и идеологическую реальность. Поэтому неудивительно, что развернувшаяся полемика с самого начала сопровождалась многочисленными статьями в прессе, монографиями и пр.
И участие самых высоких лиц государства и весьма активные масштабные дискуссии среди научной общественности — все это уже само по себе было беспрецедентно и о многом говорило. Например, о том, что руководители страны и элита основательно озабочены поиском новой идеологии власти.
То, что политическая элита ищет новую национальную (точнее говоря — государственную) идеологию, несмотря на конституционное табу, давно очевидно. Этот поиск сначала проводился под видом выработки и формирования национальной идеи при президенте Б. Ельцине, затем в виде программных установок «Единой России», зачастую называемой партией власти, а теперь в виде концепции «суверенная демократия», с которой выступила часть высшего эшелона политической элиты1.
Почему идет такой поиск, ясно и определенно разъяснил В. Сурков на одном из брифингов для западных журналистов в конце июня 2006 г. «Строительство вертикали власти, — отметил он, — было необходимо и сегодня необходимо, но бюрократическое строение недолговечно, если мы не обогатим его идеологией, признаваемой целой нацией». Под термином «идеология» Сурков имеет в виду мировоззрение и ценности, которые можно также назвать «набором убеждений». «Некоторым нашим чиновникам не мешало бы получить эти убеждения»2. Доказывая на этом брифинге, что «нация не может существовать без идеологий», В. Сурков вместе с тем отметил, что российская национальная идеология по принципиальным моментам не будет сильно отличаться от европейской. «Российская модель, — считает Сурков, — конечно, специфична, но не сильно отличается». В тоталитарных режимах идеология не нужна, поскольку «там есть страх». В демократических режимах, «где репрессивный аппарат приводится в действие в основном в ПЛЯйС крайних случаях», «без идеологии, принимаемой обществом доб-
Яков ровольно, не обойтись»3.
Андреевич — _______
д. ист. н., профессор 1 Под партией власти автор в данном случае имеет в виду правящую политичес-
Финансовой кую элиту
академии при 2 «Известия», 2006, 29 июня
правительстве РФ 3 «Независимая газета», 2006, 29 июня
В России, по убеждению Суркова, создается не «управляемая демократия», а «суверенная», а наше понятие о демократии ничем не отличается от европейского. «Мы строим открытое общество,
— заявил Сурков, — не забывая о том, что мы свободны. Мы хотим быть открытой нацией среди других открытых наций и сотрудничать с ними по справедливым правилам, а не управляться извне». По мысли Суркова, «управляемая демократия» — это «навязываемая некоторыми центрами глобального влияния всем народам без разбора — силой и лукавством
— шаблонная модель неэффективных и, следовательно, управляемых извне экономических и политических режимов».
Не развивая дальше тему содержания концепции, поскольку этому посвящен один из специальных последующих разделов, отмечу, что раз уж в ее обсуждении участвует необычно большое число знаковых фигур, разобраться в ней, на мой взгляд, является настоятельной необходимостью. И начать следует с истории вопроса.
Небольшой экскурс в историю
Начало дискуссии вокруг «суверенной демократии» относится не к осени 2006 г., как было сказано в начале статьи, а фактически к весне 2005 года, когда В. Сурковым, заместителем главы администрации президента РФ, была инициирована дискуссия о национальных приоритетах. Продолжение последовало в феврале 2006 г., когда он же выступил с основными положениями концепции «суверенной демократии» перед активом «Единой России». Сообщалось, что в ее формировании приняли участие такие известные российские политологи, как Вячеслав Никонов, Глеб Павловский, Валерий Фадеев, Виталий Третьяков, Андраник Мигранян, Алексей Чадаев, Максим Соколов, Леонид Поляков, Виталий Иванов, Леонид Радзиховский, и некоторые другие. В 2007 г. их статьи, опубликованные в разных периодических изданиях и в разное время, были изданы в ряде сборников1.
1 PRO суверенную демократию. Сборник. Сост. Поляков Л. В. М. Изд-во «Европа», 2007. Суверенитет. Сборник. Сост. Никита Гараджа. М. Изд-во «Европа», 2007. Суверенная демократия. От идеи к доктрине. Сборник. М. Изд-во «Европа», 2007
Через некоторое время к дискуссии подключились и руководители партии власти «Единая Россия», начиная с ее председателя Б. В. Грызлова. Они попытались сделать этот проект своеобразным партийным брендом и положить его в основу своей предвыборной программы. Но вскоре, как мне показалось, «едино-россы» как-то «поостыли» к этому «новоязу» и даже несколько дистанцировались от него. Затем, однако (перед думскими выборами 2007 года), он снова зазвучал, теперь уже в предвыборной программе этой партии.
Особенно настойчиво и интенсивно идею суверенной демократии стали продвигать, начиная со второй половины 2006 года. Происходило это в самых разных аудиториях. В некоторых из них (например в вузах) особенно активно. Для иллюстрации сошлюсь на следующие примеры. В начале 2007 г. в Современной гуманитарной академии было издано 46-страничное учебное пособие В. Суркова «Основные тенденции и перспективы развития современной России», в котором утверждается, что «демократия в России — это всерьез и надолго», что «как ни парадоксально, демократическое общество... куда более идеологизировано, чем тоталитарное, где страх заменяет идею». Широко и подробно излагая все, что связано с суверенной демократией, Сурков предупреждает о том, что настоящей угрозой суверенитету России является опасность «мягкого поглощения», при котором «размываются ценности, объявляется неэффективным государство, провоцируются внутренние конфликты». По мнению Суркова, эта опасность не снята с повестки дня. «Думаю, — отмечает он, — эти попытки не ограничатся 2007— 2008 годами». Спасительным лекарством Сурков считает «формирование национально ориентированного ведущего слоя общества» или, иначе говоря, элиты»2.
Весьма важно, что и состояние демократии, и ее перспективы В. Сурков связывает с борьбой против бедности. «Если мы не снизим всерьез уровень бедности в нашей стране, то, конечно, наше общество не сможет быть устойчивым». Сейчас же «рентабельность демократии не для всех пока очевидна»3. В этой связи
2 «Независимая газета», 2007, 25 января
3 «Независимая газета», 2007, 25 января
автор упоминает и президента США Франклина Рузвельта, чей успех в борьбе против Великой депрессии снискал ему заслуженную славу не только внутри его собственной страны. Этот аспект темы был развит Сурковым на научной конференции, состоявшейся 8 февраля 2007 г. в МГИМО. Данное научное мероприятие, проведенное под названием «Уроки «Нового курса» для современной России и всего мира», было посвящено 125-летию соднярождения американскогопрезиден-та. Выступая на конференции, В. Сурков, в частности, отметил: «Демократия — это не коммунизм, который, как известно, мог быть построен однажды и навсегда, это не факт, а процесс, и мне кажется, что система Рузвельта, демократия в ее реальном понимании каждый день проигрывает и отступает там, где совершается несправедливость, нарушается закон и где увеличивается бедность и каждый день побеждает там, где люди добиваются справедливости, где они имеют возможность высказываться и где растет их материальное благополучие»1.
Несколько новых штрихов к своей концепции В. Сурков добавил в выступлении «Напутствие начинающему либералу», произнесенном на «круглом столе» «Февральская революция 1917 года. История и современность», состоявшемся в середине февраля 2007 г. в Российском государственном гуманитарном университете. «Не надо быть семи пядей во лбу, — подчеркнул здесь Сурков, — чтобы понять, что никто же не возражает против свободы, справедливости, демократии, но темп, органическое развитие — вот что важно, только тогда она укоренится и будет питать нацию, а не убивать ее. Она должна расти изнутри страны и народа, а не насаждаться откуда-то извне. У нас могут быть общечеловеческие ценности, но все-таки практика — применение воплощения в жизнь этих идеалов — она у каждого народа своя»2.
Еще одной площадкой Суркова для изложения своих взглядов стал «круглый стол» «Суверенная демократия и справедливость», проведенный 24 апреля 2007 г. в Институте США и Канады РАН. «Я ношусь, как всегда, со своей концепцией суверенной демократии, — говорил он на
1 Подробнее о выступлении В. Суркова на конференции в МГИМО, «Известия», 2007, 12 февраля
2 «Известия», 2007, 15 марта
этом «круглом столе». — Это наша попытка формулировать в гуманитарной сфере ту позицию, которая повлияет на политику». Однако «с точки зрения практической политики теория о том, что суверенитет отмирает — это большая натяжка. Я верю, что наше будущее национально, что Россия, русская культура — они будут». Вместе с тем стремление сохранить свою суверенность не исключает для России возможности заимствовать что-то из-за рубежа. В качестве «дорожной карты суверенной демократии» участники «круглого стола» признали формулу: «Справедливость для каждого в России и справедливость для России в мире».
Об уроках, оставленных Франклином Рузвельтом, подробно говорили самые разные участники упомянутого «круглого стола». «На мой взгляд, — отметил Сурков, — Рузвельт стал олицетворением высшей власти народа, власти, неотчуждаемой большими деньгами и большими начальниками, он сам был властью, которая стремилась к свободе для всех, поощряя активных и защищая слабых».
По мнению американского посла в России Уильяма Бернса, также участвовавшего в дискуссии, гений Рузвельта заключался в том, что «он понял, что опираться надо не на личности, а на институты». Позицию У. Бернса попытался подкорректировать Константин Косачев, глава Комитета по международным делам Госдумы, отметивший, что «допустимо ограничение священных коров демократии, но только в том случае, когда они направлены на решение проблем нации и общества, а не на укрепление режима личной власти». Но его тут же поправил Сурков, заявивший: «Замечание о том, что от демократии можно отступить методологически неверно». Демократия, по мнению Суркова, это живой организм, в котором могут смещаться акценты, как в любом организме».
Спор вокруг концепции «суверенная демократия» развивался, надо признать, совсем не так прямолинейно, как может показаться на первый взгляд. После встречи В. Путина с участниками международного дискуссионного клуба «Валдай» 14 сентября 2007 г., во время которой акценты были расставлены достаточно ясно и твердо (хотя и с оговорками о пользе таких дискуссий, как видно ниже), кое-кто пришел к выводу,
что дискуссия вообще скоро утихнет. Но этого почему-то не случилось, что также наводит на новые размышления и определенные выводы. Например, на вывод о том, что в высшем эшелоне политической элиты бытуют существенные (если не глубинные) идеологические расхождения, которые, наверное, сказываются и на политической практике. Как внутренней, так и внешней. Здесь, однако, надо оговориться: такие расхождения существуют всегда и во всех странах. Но их масштаб, степень остроты дискуссий, а также формы проявления различны. В современной России они достигли почти крайних проявлений, что чревато не просто расколом элит, но и острой борьбой между их сегментами. В частности, по поводу стратегии развития страны.
К вопросу о цели и содержании концепции
Масштаб и уровень дискуссии вокруг концепции «суверенной демократии» наводит на такие вопросы: в чем состоит цель проекта, каково его содержание и какие перспективы его ждут?
Что касается цели, то она представляется достаточно очевидной — заполнить образовавшуюся в начале 1990-х годов идеологическую брешь и одновременно указать на ту идеологическую доминанту, которая должна определять и основное содержание идейно-политической жизни страны.
Относительно содержания ситуация сложнее, потому что с самого начала, как уже можно было почувствовать выше, споры развернулись именно вокруг этого. При этом кто-то был и остается однозначно «за» суверенную демократию, кто-то
— очевидно «против», а кто-то осторожничает и ищет золотую середину.
Сторонники и пропагандисты термина «суверенная демократия» утверждают, что связан он с президентским Посланием-2005. В нем Владимир Путин, не употребляя сам этот термин, предложил закрепить за Россией как «суверенной страной» исключительное право «самостоятельно определять для себя и сроки, и условия» реализации «принципов свободы и демократии»1.
1 PRO суверенную демократию. Сборник. Сост. Поляков Л. В. М. Издательство «Европа», 2007, стр. 3
Аналитики вспоминают и о том, что до озвучивания этого термина у нас в России его стали произносить на Западе. Так, в 2004 году Романо Проди назвал Европейский союз «федерацией суверенных демократий». А вице-президент США Дик Чейни заявил в 2006 году на конференции в Вильнюсе, что провидит на постсоветском пространстве «сообщество суверенных демократий»2.
И Романо Проди, и Дик Чейни вкладывали свой особый смысл в свои высказывания. Первый скорее всего имел в виду, что страны ЕС, все более сближаясь и превращаясь в реальную федерацию, вместе с тем остаются суверенными демократическими странами. Едва ли он имел в виду независимость от США. А вот Дик Чейни явно подразумевал совсем другое, а именно — независимость новых прибалтийских государств от России.
Какой же смысл вкладывают в термин «суверенная демократия» российская политическая элита и российские ученые-обществоведы?
Отвечать на этот вопрос надо, на мой взгляд, с учетом той интерпретации этого термина, которую предлагает политическому и научному сообществу Владислав Сурков. В концептуальной статье «Национализация будущего. Параграфы pro суверенную демократию», которая была опубликована в журнале «Эксперт» (№ 43 (537) от 20—26 ноября 2006 г.) есть маленький параграф «Определение», в котором автор излагает свое понимание этого термина. «Рассуждение о суверенной демократии в России, — пишет он,
— отвечает положениям Конституции, согласно которым, во-первых, «носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ»; во-вторых, «никто не может присваивать власть в Российской Федерации».
Таким образом, «допустимо определить суверенную демократию как образ политической жизни общества, при котором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляются исключительно российской нацией во всем ее многообразии и целостности ради достижения материального благосостояния, свободы и справедливости всеми гражда-
2 Там же, стр. 4
нами, социальными группами и народами, ее образующими»1.
Фактически в то же время, когда была опубликована статья В. Суркова, представители руководства партии «Единая Россия» объявили на «круглом столе» «Суверенная демократия: от идеи к доктрине», состоявшемся в московской штаб-квартире партии, о том, что доктрина «суверенной демократии» станет основой программы этой партии. Объявивший об этом заместитель секретаря президиума генсовета «Единой России» Олег Морозов отметил: «Мы признаем все демократические ценности, но все они реализуются в конкретной национальной модели». По его оценке, концепция «суверенной демократии» — это «ответ на конкретные ожидания общества». «Статья настолько отвечает на ожидания, — подчеркнул О. Морозов, — что ее хочется не критиковать, а только приумножать заявленные в ней позиции»2.
Защищая демократию, которая «нам также дорога, как и суверенитет», О. Морозов целью партийной работы определил: сделать термин «суверенная демократия» «понятным для любого гражданина». «Доктрина, — добавил он, — должна «спуститься» на бытовой, общедоступный уровень»3.
Интересными и весьма показательными представляются данные исследования ВЦИОМа, которые представил на «круглом столе» директор центра Валерий Федоров. По данным этого исследования, слово «суверенитет» вызывает эмоции лишь у 14% россиян (у 10% — положительные, у 4% — отрицательные). Остальные в большинстве своем его просто не понимают, а если понимают, то не реагируют. Для обывателя независимость — это что-то далекое, а вот демократия и особенно один из ее фундаментальных принципов
— равенство всех граждан перед законом
— это близко. И людей очень раздражает, что этот принцип в России по-прежнему не соблюдается. Хуже того, большинство респондентов, охваченных исследованием ВЦИОМа, убеждены, что он у нас «вряд ли приживется». «У россиян, — отметил Федоров, — за последние годы накопился
1 «Эксперт», № 43 (537), 20—26 ноября 2006, стр. 102
2 «Российская газета», 2006, 29 ноября
3 «Известия», 2006, 29 ноября
дефицит ощущения того, что демократия
— это для тебя, а элита таких настроений не улавливает, разговор между властью и обществом по-прежнему ведется на разных языках».
Если «единороссы» всерьез возьмутся внедрять в общественное сознание концепцию суверенной демократии, перед ними, по мнению Федорова, «возникнет целый ряд проблем». Первая из них заключается в том, что в течение 90-х годов «понятие «демократии» оказалось подзатертым (точнее сказать — девальвированным. — Я . П .) и потеряло часть своей силы». Что же касается термина «суверенитет», то по исследованиям ВЦИОМа, молодежи это слово незнакомо, а для более старшего поколения оно ассоциируется с «парадом суверенитетов» или, иначе говоря, носит негативный смысл. «Люди просто не понимают, что это такое...» — говорит директор центра.
Наиболее полное и весьма аргументированное толкование нового термина было дано, по моему убеждению, В. Путиным на уже упоминавшейся выше его встрече с участниками международного дискуссионного клуба «Валдай» в Сочи 14 сентября 2007 г. Отвечая на вопрос одного из ее участников о том, какая будет демократия следующего президента, Владимир Путин сказал: «Суверенная демократия, на мой взгляд, это спорный термин. Это все-таки небольшое смешение. Суверенитет — это нечто такое, что говорит о качестве наших взаимоотношений с внешним миром, а демократия
— это наше внутреннее состояние, внутреннее содержание нашего общества. Но в современном мире и в точных науках, и в гуманитарных многие вещи находятся как бы на грани, на стыке различных областей и сфер. Определенная логика у тех, кто утверждает, что такой термин возможен и его можно взять на вооружение, тоже есть. Поэтому я стараюсь, если вы заметили, не вмешиваться в эту дискуссию. Не считаю, что она наносит какой-то ущерб. Наоборот — хорошо, когда люди об этом думают, то есть думают о том, как обеспечить наши национальные интересы вовне, создав эффективное, очень чувствительное к происходящим в мире событиям и комфортное для наших собственных граждан общество. Мне кажется, поиск подобных концепций полезен. Поэтому я не вмешиваюсь и не занимаю
какую-то однозначную позицию, потому что сама дискуссия мне нравится.
Если совсем откровенно говорить, не так уж много сегодня в мире стран, которые имеют удовольствие и счастье заявить, что они являются суверенными. Это Китай, Индия, Россия и еще несколько стран. Все остальные находятся в определенной и очень существенной зависимости либо друг от друга, либо от лидеров блока. Это не очень приятно, но это мое глубокое убеждение и это правда.
Поэтому суверенитет — это очень дорогая вещь и на сегодня, можно сказать, эксклюзивная. Но Россия — такая страна, которая не может существовать без защиты своего суверенитета. Она будет либо независимой и суверенной, либо скорее всего ее вообще не будет».
Достаточно четкую позицию в споре о суверенной демократии с самого начала его возникновения занял также, бывший в то время первым вице-премьером Д. А. Медведев. Свое отношение к этому термину он излагал не раз. И внутри страны, и за ее пределами. Например, на популярном Давосском форуме в конце января 2007 г. Обращаясь к западным экспертам, Медведев отметил, что «в России существует реальная демократия», что демократия «как общественное явление, как юридическая конструкция не требует специальных пояснительных слов и является вполне универсальным термином». Отметив также, что «та ситуация, в которой Россия живет сегодня, принципиально отличается от той конструкции, которая была еще 15 лет назад», Медведев вместе с тем заявил: «Но мы не будем останавливаться на достигнутом, мы будем совершенствовать здание нашей демократии еще долгие-долгие годы».
«Сегодня мы строим новые институты, основанные на базовых принципах полноценной демократии. Демократии — без ненужных дополнительных определений. (курсивмой. — Я . П .). Демократии эффективной — опирающейся на принципы рыночной экономики, верховенства закона и подотчетности власти остальному обществу. Мы хорошо понимаем, что еще ни одно недемократическое государство не стало по-настоящему процветающим по одной простой причине
— свобода — лучше несвободы». На взгляд Медведева, демократические государства «тем и отличаются от недемократичес-
ких, что в случае прихода к власти других сил, других партий сохраняется преемственность курсов».
Чтобы как-то сгладить явные разночтения с Сурковым, Медведев уже на следующий день после возвращения из Давоса на встрече с активистами молодежных организаций, съехавшимися со всей страны, отвечая на вопрос, не окончен ли его давний спор с Владимиром Сурковым по поводу того, какая демократия нужна России, отметил, что этот спор носит исключительно «дружеский характер». «Дело ведь не в терминах и прилагательных, которые могут быть применимы к понятию «демократия», — добавил Медведев. — Я считаю, что демократия может быть эффективной только в условиях суверенного государства. А суверенитет может принести результат только в условиях демократического режима». Присутствовавший на встрече В. Сурков также отметил, что никаких принципиальных расхождений во взглядах на демократию у него с Медведевым нет. «Наши расхождения во взглядах — это мелочи», — подчеркнул Сурков.
Наряду с так сказать мягкими оппонентами у концепции «суверенная демократия» есть и значительно более «жесткие». Наиболее последовательным противником понятия «суверенная демократия» является спикер Совета Федерации ФС РФ Сергей Миронов. Общаясь в начале августа 2007 г. с воронежскими журналистами, С. Миронов заявил: «Под термином «суверенная демократия» нужно понимать наращивание суверенитета и сокращение демократии». Миронов считает, что термин этот «надуманный», поскольку «демократия не нуждается в каких-то эпитетах, определениях или прилагательных»1.
Оценивая заявление Миронова, аналитики немедленно связали его с предвыборной борьбой и необходимостью левой «Справедливой России», лидером которой является С. Миронов, противопоставлять себя «Единой России» и ее идеологии2.
К достаточно «жестким» оппонентам новой концепции можно, на мой взгляд, отнести и неординарного политика, академика РАН Е. М. Примакова. По его
1 «Независимая газета», 2007, 7 августа
2 Более подробно по этому вопросу см. там же
мнению, категория «суверенная демократия» имеет ярко выраженный защитный характер, направленный на отстаивание суверенитета государства от внешнего диктата.
Об этом он говорит, в частности, в своей статье «Чем создается демократия. Полемические заметки об идеологии и политической культуре»1. В разделе «О понятии суверенности» он пишет: «Суверенитет выражает право нации на свободный и независимый политический, экономический и социальный курс при запрете на какое бы то ни было вмешательстве извне. Суверенитет непосредственно проявляется в процессе осуществления государством его функций во внутренней и внешнеполитической деятельности».
Понимая, что В. Сурков назвал российскую демократию «суверенной» для того, чтобы подчеркнуть самостоятельный тип нашей демократии», Е. Примаков призывает вместе с тем «видеть и негативные моменты, связанные с этим термином. Такие моменты он видит в том, что организаторы и проводники необъявленной пропагандистской войны против нас могут использовать этот термин «как показатель справедливости своих упреков в отгороженности России от общепринятых демократических принципов».
Отделяя политическую оценку от научной ценности термина «суверенная демократия», Е. Примаков отмечает, что она, как представляется, весьма сомнительна.
В доказательство своего вывода он совершенно обоснованно ссылается на то, что «сама суверенность, даже будучи органично отнесенной к государственности, становится в настоящее время далеко не абсолютной. Ее относительность хотя бы в том, что в интеграцион-
1 Эта статья была опубликована в «Независимой газете» 24 августа 2007 г. в рамках дискуссии о лекции Владислава Суркова «Русская политическая культура. Взгляд из утопии» (НГ от 22.06.07). Ранее в этой же газете по этой тематике были опубликованы статьи Константина Ремчукова и Сергея Бовта (22.06.07), Сергея Степашина и Михаила Барщевского (29.06.07), Владимира Жириновского и Анатолия Стреляного (06.07.07), Алексея Малашенко и Дмитрия Орлова (13.07. 07), Никиты Белых и Бориса Грызлова (20.07.07), Андрея Богданова (10.08.07). Понятно, что таков состав авторов и подбор пар не случайны. Один «за» суверенную демократию, другой «против». Как это происходило в реальности, будет показано ниже
ных объединениях государства делегируют часть своего суверенитета на наднациональный уровень. Относительность государственного суверенитета вытекает и из ряда положений Устава и практики Организации Объединенных Наций. Группа высокого уровня, созданная бывшим Генеральным секретарем ООН Кофи Аннаном, в которой мне довелось состоять, пришла к единодушному мнению о возможности (но обязательно при решении Совета Безопасности ООН) вмешательства во внутренние дела государства, если внутренняя ситуация в нем угрожает миру и стабильности в регионе или на глобальном уровне. Это положение, рассматриваемое как альтернатива американскому унилетерализму, вытекает из главы VII Устава ООН»2.
Наряду с мягкой критикой, сочетающейся с определенной поддержкой, которая звучит, к примеру, в той же упомянутой статье Е. Примакова, за прошедшие два года по теме «суверенной демократии» было опубликовано немало и остро критических статей и отзывов. Приведу лишь некоторые из них. Откровеннее всех высказалась, пожалуй, либеральный политолог Лилия Шевцова, считающая, что «.слова «суверенитет», «территория», «мощь», «державность» уже выброшены из политического лексикона», что «...российская элита продолжает считать военную мощь, территорию и суверенитет, то есть атрибуты прошлого века, единственно возможным способом существования государства, потому что по-другому она править не научилась»3. Другой либеральный политолог — заместитель председателя федерального политсовета СПС Леонид Гозман пишет: «Невозможно разделять идею угрозы суверенитету России. Через страхи такого рода проходили многие страны, но ведь давно прошли. Бороться сегодня за суверенитет России
— это то же самое, что готовиться к отражению нашествия марсиан.»4
Весьма критично по поводу «суверенной демократии» и идей В. Суркова относительно русской политической культуры высказывается и лидер СПС Никита Белых. «Изложенные в его докладе идеи,
— пишет он в статье «Идеология суверен-
2 «Независимая газета», 2007, 24 августа
3 «Известия», 2006, 24 апреля
4 «Известия», 2006, 24 апреля
ной бюрократии», — сами по себе вряд ли кого-то объединяют и на что-то вдохновляют». «Внимательно изучив «рассказ» Суркова, — читаем мы дальше — можно сделать вывод: в нем не только, да и, честно говоря, не столько содержатся идеи главного идеолога страны, сколько формулируются принципы, на которые опирается верховная власть, а если говорить прямо, то эти принципы «спускаются» обществу сверху. Именно «ореол власти», присущий автору, делает этот текст ценным (или даже «бесценным»), интересным и заслуживающим внимания и подробного обсуждения»1.
Можно было бы и дальше цитировать мнения и оценки сторонников и противников концепции «суверенной демократии», коих более чем достаточно. Но приведенных, как мне представляется, вполне достаточно, чтобы прийти к некоторым обобщениям.
Некоторые итоговые размышления и выводы
1. Появление в последние годы концепции «суверенной демократии», как и жаркая непрекращающаяся крупномасштабная дискуссия вокруг нее, — явления вполне понятные и объяснимые. Идет поиск государственной идеологии (или системы идейных ценностей), без которой ни одна страна нормально существовать и целенаправленно развиваться не может. Ясно и то, что на начальном этапе разработки концепции ее трактовки, естественно, различные и нередко весьма противоречивые. Как противоречивы и взгляды В. Суркова, основного автора концепции, допускающего, кстати сказать, и элементарные ошибки (например, о ненужности идеологии при тоталитаризме, заменяемой, по его мнению, там страхом). В одной обстановке (выступая, например, перед западными журналистами) он говорит, что демократия в России не отличается от европейской, в другой же ситуации он утверждает, что у каждого народа она своя. Противоречивых взглядов, нередко диаметрально противоположных, придерживаются также другие авторы и различные элитные группы. (Кстати говоря, абсолютной интегри-
1 «Независимая газета», 2007, 20 июля
рованности элит нет ни в одной стране, даже в тоталитарных. Степень консолидации элит — это всегда понятие весьма относительное. Таков закон функционирования элит.)
Концепцию суверенной демократии Сурков с самого начала связывал с идеей национальной идеологии. Ни левой, ни правой, а центристской. Когда в процессе дискуссий (например в Институте США и Канады) эту концепцию стали увязывать с идеей социальной справедливости, стало ясно, что она по сути своей левая. И не только в России. Нет никакого смысла говорить о подлинной власти народа, не задумываясь об условиях, которые эту власть могут реально обеспечить.
В рассуждениях и аргументации авторов и сторонников «суверенной демократии» прослеживается очевидная методологическая ошибка. Она состоит, во-первых, в стремлении соединить то, что соединять не следует, а именно — в стремлении соединить такие разнонаправленные феномены, как суверенитет и демократия. Понятие суверенитет предполагает независимость государства от внешнего мира, а демократия имеет внутреннюю направленность. Тем не менее авторов «суверенной демократии» понять можно. Настаивая на такой интерпретации, они имеют в виду, что никакая внешняя сила не имеет права вмешиваться во внутренние дела России и диктовать, как должна строиться и развиваться наша демократия и есть ли она у нас вообще или нет.
Другая сторона методологической ошибки авторов и сторонников рассматриваемой концепции заключается, как мне представляется, в том, что они недостаточно ясно представляют себе теорию вопроса. Начиная с различий между типами идеологий (в частности, партийной, государственной и национальной) и заканчивая тем, как каждая из них формируется, как одна трансформируется в другую и как они укореняются в государственной жизни и общественном сознании. (Эта особая тема заслуживает отдельного рассмотрения.)
В ускоренно глобализирующемся мире подлинно суверенными могут быть только те страны и государства, которые обладают мощным совокупным потенци -алом, который позволяет им принимать решения без оглядки на мнение и реак-
ф
цию остального мира. Но таких стран в сегодняшнем мире фактически нет. Даже самые могущественные, начиная с США, признаваемые как сверхдержавы, как и великие державы, вынуждены считаться с другими, порой самыми слабыми. В этом контексте у нас нет достаточных оснований говорить об абсолютном или полном суверенитете, которого, к слову сказать, не было и в прежние времена. Поэтому речь может идти лишь об относительном суверенитете. И степень этой относительности также различна. Тот, кто сильнее, опытнее, успешнее, тот более свободен в своих решениях и действиях, и наоборот.
К сказанному надо добавить, что ускоренная глобализация объективно ведет к унификации, преодолению и в конечном счете, вполне вероятно, к стиранию различий между государствами. Особенно это касается унификации механизмов взаимодействия между ними с целью решения все более обостряющихся глобальных проблем. Именно поэтому государства вынуждены по объективным причинам заимствовать друг у друга передовой, наиболее эффективный опыт и унифицировать не только институты и механизмы внешнеполитических отношений, но и внутренней политики. Поскольку наиболее эффективными в этой ситуации оказываются институты и механизмы, основанные на конкурентных демократических началах, постольку их объективно берут за основу. В подтверждение этого тезиса сошлюсь на тот хорошо известный факт, как много при разработке российской Конституции 1993 г. было заимствовано у западных стран из их политического опыта.
Но нельзя думать, что процесс унификации моментальный. По историческим меркам он достаточно быстротечен, но по меркам человеческой жизни немоментален.
Надо ясно представлять себе всю относительность демократии, как и вообще любого социально-политического феномена. Эта относительность выражается во многом. Например, в том, что демократия предполагает подчинение воли меньшинства воле большинства. Но именно меньшинство (и таких примеров история знает немало) нередко оказывается правым. В то время как большинство, подчиняясь влиянию момента или другим обстоятельствам и ища сиюминутную выгоду, выбирает подчас неверное с исторической точки зрения решение.
Подлинная, зрелая демократия, в том числе так называемая суверенная, может образоваться там, где есть для этого необходимые условия. Прежде всего мощная экономика, способная обеспечить социальные права и свободы граждан. Голодный и социально незащищенный человек — зависимый субъект — объект манипуляции государства. Ему нет дела до типа и содержания демократии. Он думает лишь о том, как добыть кусок хлеба насущного и как найти надежный и безопасный кров, а не о том, какая должна быть в стране избирательная система: смешанная или пропорциональная. Но в этом мире все тотально взаимосвязано и взаимозависимо. Поэтому от того, какая власть в стране, как она формируется и относится к своим гражданам и как они к ней, в конечном счете зависят результаты деятельности страны и благополучия ее жителей.
