CC BY
278
Юридические науки
УДК 34
СУЩНОСТЬ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ИНСТИТУТА, ПРЕДУСМОТРЕННОГО ГЛАВОЙ 401 УПК РФ, В СВЕТЕ УЧЕНИЯ О ЕДИНСТВЕ И ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОЙ ФОРМЫ 2
В. В. Колесник, Ростовский филиал Российского государственного университета
правосудия (Ростов-на-Дону, Россия), e-mail: [email protected]
Аннотация. Материалы данного номера представляют собой диссертационное исследование досудебному соглашению о сотрудничестве сторон в уголовном процессе РФ, её доктрина и законодательная техника. Данный раздел посвящён сущности уголовно-процессуального института, который предусмотрен главой 401 Уголовно-процессуального кодекса РФ, а рассмотрение происходит в свете учения о единстве и дифференциации уголовно-процессуальной формы
Ключевые слова: юриспруденция, досудебное соглашение, правосудие, сотрудничество с подозреваемым.
Правовая природа института досудебного соглашения о сотрудничестве с обвиняемым является предметом дискуссий в науке и порождает различные мнения и толкования. В целом можно выделить две основные позиции по данной проблеме, одну из которых мы подвергнем анализу в настоящем параграфе.
Данную позицию можно считать традиционной для нашей уголовно-процессуальной теории. Учение о единстве и дифференциации уголовно-процессуальной формы развивалось многими отечественными процессуалистами: вначале применительно к главе 40 УПК РФ [7, C. 367, 368; 18, C. 7 и след.; 21; 35, C. 10; 40, C. 472-473; 47, C. 22-28; 50; 65, C. 537-538; 66, C. 379; 67, C. 502-504], а затем и к главе 40.1 УПК РФ [13, C. 34 и след.]. Согласно этой позиции институт, предусмотренный главой 40.1 УПК РФ, а также другими уголовно-процессуальными и уголовно-правовыми нормами, является продуктом дифференциации уголовно-процессуальных форм [1, C. 94-95; 49, C. 241-242; 63; 70; 75, C. 14; 77, C. 207-208]. Представители этого научного течения квалифицировали указанные институты как сокращенные формы от обычной, «ординарной» формы уголовно -процессуального производства по уголовным делам. Придерживаясь этой позиции, правомерно утверждать, что анализируемое нами явление является следствием дифференциации «формы», а потому - продуктом развития нашего права. Таково наше предположение.
Остановимся подробнее на анализе основных положений данной доктрины, чтобы оценить его объяснительные способности применительно к тому институту, который является предметом нашего исследования.
2 Материалы представлены магистром социальной работы Т.М. Хусяиновым (Нижний Новгород, Россия). Научный руководитель: Доктор юридических наук, профессор Нижегородской академии МВД России А.С. Александров. Оппоненты: профессор кафедры уголовного процесса и криминалистики Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского, доктор юридических наук, профессор П.Г. Марфицин; профессор уголовно-процессуального права Владимирского юридического института ФСИН, доктор юридических наук, профессор И.В. Головинская. Ведущая организация: Башкирский государственный университет.
Интересно отметить, что хотя большинство наших процессуалистов-теоретиков и являются приверженцами такого взгляда, однако, наверное, не каждый из них смог бы объяснить причины своего выбора (если вообще такой выбор осознавался)3. С большой долей вероятности можно предполагать, что для большей частипредставителей научного сообщества какой-то альтернативы этой позиции не было. Почему мы так думаем? Потому что, по признанию некоторых аналитиков, какой-то целостной концепции в рассматриваемом нами учении нет вовсе; есть соображения утилитарного характера, есть проявления здравого смысла, наконец - опыт сравнительного правоведения. Авторы Концепции судебной реформы 1991 г. справедливо указывали на то, что «до сих пор остается нерешенным вопрос о доктринальном обосновании критериев дифференциации форм уголовного судопроизводства. Ни те, кто ратует за упрощение процесса по некоторым делам, ни их противники, отстаивающие унификацию, не привели пока убедительных аргументов в пользу того или иного подхода» [42].
Мы считаем, что альтернатива необходимо любой точке зрения, высказываемой в науке. Несомненно, альтернатива всегда есть, и осознание ее всегда стимулирует к критической оценке собственной позиции, позволяет увидеть ее достоинства и недостатки. Таким образом, из противопоставления различных версий и объяснений складывается более объективное и взвешенное представление об исследуемом объекте. Спор полезен не только в суде, но и в науке, это универсальное средство установление истины. Так что сопоставление различных интерпретаций правовой природы института досудебного соглашения о сотрудничестве, безусловно, способствует объективности в исследовании данного феномена. Более того, вполне уместно таким образом затронуть методологию уголовно-процессуальной науки4, ведь за долгую историю она впитала в себя точки зрения ученых как советских, так и дореволюционных и стала (надо признать) универсальным инструментом познания самых разных объектов в сфере уголовного процесса.
Вникнув в суть проблемы, и изучив взгляды представителей учения о единстве и дифференциации уголовно-процессуальной формы, мы пришли к выводу, что до сих пор в отечественной науке нет единства в понимании природы дифференциации форм и правомерности использования данной категории для объяснения тех или иных правовых феноменов. Сохраняется неопределенность по поводу того, любые ли процедурные особенности свидетельствуют о дифференциации уголовно-процессуальных форм; каковы критерии для выделения таких форм; что является основаниями (причинами) процесса дифференцирования форм, не говоря уже о его закономерностях.
Многие ученые всю проблематику дифференциации сводили к упрощению [16, С. 65; 43, С. 10; 79, С. 66-67]. Они склонны рассматривать дифференциацию в контексте процессуальной экономии [20, С. 65; 24, С. 6; 76, С. 7-9] или оптимизации, рационализации досудебных, судебных уголовно-процессуальных производств [52, С. 50-54]. Отметим, что вопрос об «экономии производства» поднимался И.Я. Фойницким, который писал о процессуальных приоритетах: быстроты, полноты и «экономии производства» [69, С. 171].
3 Наверное, наиболее отчетливо рациональное объяснение данного выбора выражено в монографии А.В. Пиюка «Проблемы применения упрощенных форм разрешения уголовных дел в судопроизводстве Российской Федерации в свете типологии современного уголовного процесса» (Томск, 2011), на взглядах которого мы остановимся позднее.
4 В первой главе данного исследования анализ методологических проблем более чем уместен и даже обязателен. Так что выбранный нами заход на тему (через проблематику формы и ее дифференциации) укладывается в логику классического исследования.
В теории сформулирован и принцип «процессуальной экономии», требующий достижения большего результата с возможно меньшей затратой труда, выражением чего являются быстрота производства и простота его [55, C. 26, 71].
В рамках концепции упрощения выдвигаются проекты, направленные на повышение эффективности уголовно-процессуальной деятельности, неизбежно ведет к изысканию способов оптимизации деятельности, повышения ее оперативности, устранения из нее всего того, что лишь усложняет путь к достижению целей уголовного судопроизводства [22, C. 132]. Так, Т.В. Трубникова, давая достаточно емкое определение упрощенного производства, указывает на то, что его характеризуют такие черты, как быстрота осуществления уголовно-процессуальной деятельности, простота уголовно-процессуальной формы, уменьшение затрат [24, C. 130].
Современные последователи тезиса о полезности сокращения процедур по некоторым категорий уголовных дел, именно с данной разновидностью дифференциации (и ее атрибутами - упрощением, ускорением, уменьшением, повышением эффективности) связывают природу досудебного соглашения о сотрудничестве [14, C. 56-59; 19; 39; 53, C. 5-14]. Как пишет А.В. Смирнов ускоренное/упрощенное производство по уголовному делу, каковым является производство, установленное главой 40.1 УПК РФ, - это такая форма уголовного процесса, которая предназначены для разрешения уголовных дел в сокращенные сроки и по упрощенным правилам [53, C. 9]. Факторами, обуславливающими появление сокращенных производств, типа института досудебного соглашения, называют, потребность в повышении эффективности уголовного судопроизводства в целом и в том числе экономия ресурсов (финансовых, людских и т.д.), затрачиваемых на осуществление уголовного судопроизводства, ускорение производства по уголовным делам, что приводит к сокращению срока между совершением преступления и назначением наказания за него, более быстрому восстановление нарушенных прав и законных интересов потерпевших, возмещению преступного вреда; процессуальная экономия временных, материальных и трудовых ресурсов, задействованных в производстве по уголовному делу лиц и органов; стимулирование обвиняемых к содействию в раскрытии преступлений, склонении отдельных категорий лиц к прекращению преступной деятельности, самообнаружению, уменьшении моральных и материальных издержек правопослушной части населения от участия в уголовном судопроизводстве [13, C. 56; 39, C. 49; 59].
Проблематика упрощения отнюдь не сводится к юридико-технической стороне, а тем более к «упрощенчеству» (многократно заклейменному процессуалистами). Она сопряжена с проблемой оптимизации системы уголовно-процессуальных гарантий участников процесса5. И раньше, когда спорили относительно приемлемости протокольной формы и теперь, когда обсуждают сокращенную форму судебного разбирательства или досудебное соглашение о сотрудничестве, вопрос об обеспечении прав участников процесса находится в центре внимания ученых6.
К настоящему времени стало научной аксиомой положение о том, что упрощение форм досудебного производства должно осуществляться «с наименьшими потерями» для
5 Разумеется, это суждение справедливо не ко всем представителям учения о дифференциации форм.
6 Иногда эта проблематика приобретает гротесковый характер, как в случае обсуждения проблемы недостаточного обеспечения прав потерпевшего при заключении и реализации досудебного соглашения о сотрудничестве. Не поняв сущности этой процедуры очень многие предлагают ее улучшить за счет обеспечения доступа к ней потерпевшего и предоставляния ему соответствующих гарантий по защите своих интересов.
гарантий прав личности [22, C. 125; 80, C. 25-29]. Это аксиома и для производства, предусмотренного главами 40.1, 40 УПК РФ. Тем более, что оно, по словам его критиков, является «суррогатным правосудием» [39, C. 49]. Значит, надо искать оправдание его существования не в системе прежних, традиционных уголовно-процессуальных гарантий (даваемых государством гражданину), а в гарантиях состязательного уголовного процесса (институты независимой судебной власти, адвокатуры, самозащиты своих прав человеком, в том числе уголовно-процессуальными средствами). Ведь заключая соглашение с государством, обвиняемый выступает как самостоятельный субъект договорных отношений (с помощью защитника-адвоката), который вправе выбирать любую модель поведения и несет правовые последствия за свой выбор. Это новая идеология свободных людей, о чем мы будем говорить во втором параграфе, и она, конечно, мало свойственна учению о дифференциации уголовно-процессуальных форм.
Важно подчеркнуть, что феномен упрощения при внимательном анализе приобретает определенную сложность. Так, Е.В. Марковичева квалифицирует тенденцию к упрощению формы как одно из направлений «ускорения уголовного судопроизводства»; понятие «ускоренное производство» для нее имеет более широкое значение, чем просто редукция [28 C. 51]. Отсюда уже можно делать шаг в сторону выявления новых сущностных аспектов в сущности досудебного соглашения, что и делает автор в своем исследовании, допуская в данном институте договорные элементы [28]. Заметим, что подобное эклектическое, смешанное направление получает все большее распространение в современной науке: в досудебном соглашении усматривают, с одной стороны, результат дифференциации формы, упрощенную (ускоренную) форму, а с другой стороны - трактуют ее как соглашение, договор7
Есть глобально мыслящие научные деятели, которые усматривают в дифференциации объективную тенденцию развития уголовного процесса, приводящую к сосуществованию внутри уголовного процесса различных производств, отпочкования от основной форм специальных. Одним из первых авторов в отечественной уголовно-процессуальной литературе об этом стал писать Н.Н. Полянский. Н.Н. Полянский отмечал, что при несоответствии между ростом преступности и возможностей правового государства реагирования на нее неизбежно возникает необходимость в более гибкой уголовной политике, в том числе в использовании упрощенных процедур преследования преступлений [41, C. 110]. Под таким углом зрения дифференциация выглядит как объективный процесс умножения форм (как в сторону упрощения, так и усложнения) [4, 16, 22].
Это представление нашло развитие в теории права, где получило поддержку положение о том, что правовые процедуры (формы) должны быть многовариантными. Рассуждая в подобном духе, Д.П. Великий предложил принцип оптимальной организации и дифференциации процесса [9, C. 7-8]. А С.С. Цыганенко проводит аналогию между дифференциацией и уголовно-процессуальной стратегией развития уголовно-процессуального права [70, C. 83]. При этом в своих работах С.С. Цыганенко подчеркивает то, что развитие уголовно-процессуальной формы отстает от преобразований материального уголовного права, уголовной юстиции, потребностей новой уголовной политики. По его словам, «специализация, обеспечивающая до этого момента
7 Мы покажем это на примере воззрений Топчиевой Т.В.
эффективность уголовно-процессуальных институтов, оказалась не способной в полной мере выполнить задачу, стоящую перед модернизацией структуры уголовного процесса. Соответствующим способом преобразования процессуальной формы, приведения ее в соответствие с новыми условиями стала дифференциация» [70, С. 83].
Развивая подобные идеи применительно к процедуре, предусмотренной главой 40.1 УПК РФ, А.В. Смирнов пришел к выводу, что функция упрощения уголовно-процессуальных производств заключаются в осуществлении правосудия, судебной защите прав и свобод человека и гражданина, в том числе потерпевшего от преступления, посредством развития системно-структурной организации уголовного процесса [53, С. 7].
Между тем, мы полагаем, что учение о дифференциации форм, включая его извод в виде «упрощения форм», все-таки ограничено и не способно решать столь масштабные задачи. Мы считаем, что до настоящего времени на теории дифференциации лежит глубокий советский отпечаток, советской науки, с характерной для нее проблематикой, а также инструментарием ее решения. Это может показаться минусом. Однако не будем забывать и того, что современный российский уголовный процесс вышел из недр советского, а потомуунаследовал многие из его проблем, а вместе с ними алгоритм их решения, т.е. все то, что называется стереотипами мышления. Так что в значительной мере мы являемся заложниками инерции мышления. Ведь все продолжают ссылаться на Концепцию судебной реформы 1991 г., которая дала «новый импульс» для правового развития, а в числе ее задач была, между прочим, дифференциация форм судопроизводства [42]. Вместе с Концепцией они унаследовали и актуальную проблематику и пути ее решения [31], т.е. правовые идеологию и психологию.
Таким образом, проект дифференциации уголовно-процессуальных форм имеет концептуальные основания в советской науке, уже в новейшее время они были актуализированы в Концепции судебной реформы, и в силу этого обрели позитивное значение для научного сообщества. Соответственно, мы делаем вывод о том, что первая причинавостребованности учения о дифференциации уголовно-процессуальных форм состоит в закономерностях развития науки и может быть - инерции мышления (кто-то скажет - «лености» ума). Мы имеем и используем те научные наработки, то теоретический фундамент и методологию, которые созданы нашими предшественниками. Учение о дифференциации уголовно-процессуальных форм - это не просто позиция, за ней стоят целые школы (томская школа процессуалистов, например), которые предопределяют научную картину мира для современных исследователей8.
Мы говорим об образе мыслей, об определенной интенции в структуировании реальности, о привычке и т.п., но можно ли говорить обпродуманнойидеологии, четкой системе ценностей? Уместно ли относить учение о дифференциации к либеральной (западной) системе правовых ценностей или к консервативной (почвеннической) идеологии, которая? Производится ли такой выбор при использовании учения о дифференциации уголовно-процессуальной формы для объяснения правовой природы досудебного оглашения или данное учение безыдейно в данном случае?
8 На наш взгляд, те, кто пытается через учение о дифференциации объяснить сущность досудебного соглашения, на половину (как минимум) что называется «гонят порожняк». Все эти глубокомысленные рассуждения о гарантиях прав человека, рационализации и пр. бьют мимо цели - соглашения, договора, который и является правовым ядром данного института.
Полагаем, что идеология в этом учении есть и потому с его использованием сопряжены определенные идейные соглашения и соответственно - критика оппонентов. Сторонники анализируемого подхода к объяснению института досудебного оглашения любят опереться на авторитет классиков, в частности - И.Я. Фойницкого, который писал, что «при одинаковости задачи и основных начал уголовный процесс... представляет значительные различия в путях, им избираемых. Исторические условия народной жизни и строй государственный в этом отношении оказывают на него огромное влияние. Пригодное и возможное при одних условиях неуместно или невозможно при других... Этим обусловливается и различие в процессуальных порядках» [69, C. 12].
Таким образом, используется серьезный аргумент в виде исторической традиции формирования государственно-правового строя, условия народной жизни. Современный сторонник данного подхода - А.В. Пиюк так и пишет, что именно различные исторические условия развития человеческих социумов и групп, предопределившие образование и развитие тех или иных государственных органов, выполнявших определённые государственные функции, различные культурные и этнические особенности той или иной нации и народа, разность менталитетов народов и явились причиной образования (или заимствования) того или иного способа построения уголовного судопроизводства.В этой связи попытки объявить какое-либо построение уголовного судопроизводства более «цивилизованным», «основанным на принципах классической состязательности» либо дающим «большие возможности для уяснения истинных обстоятельств дела» не могут приветствоваться. И англо-американский процесс, и процесс континентальный, к которому относится процесс России, обладают собственной историко-культурной и социальной ценностью, отражают уровень развития и менталитет граждан и общества, в котором и сложился тот или иной порядок [39, C. 99].
Сейчас стали достаточно модными исследования в области типологии процесса9, где проводятся линии между нами и другими, пытаются доказать самобытность нашего правого и в том числе уголовно-процессуального правового развития. Так, по мнению, О.Б. Семухиной в отличии процесса англо-американского типа наш процесс основан на приоритете публичного, «общественного» интереса [51, C. 33-45]. Предпосылки, предопределяющие возможность заключения «сделок с правосудием», имеющиеся в США, действительно лежат в области конструкции типа уголовного судопроизводства англоамериканской модели. К ним относятся и частно-исковой характер обвинения, и теория разделения процессуальных функций на защиту, обвинение и разрешение дела, и трактовка принципа состязательности, и большая реализация принципа диспозитивности. Признание вины в англоамериканской модели (guilty plea) традиционно считается отказом от спора и основанием дня упрощения процесса, в странах, которые ее восприняли, этот институт остается одной из основ судопроизводства и никаких сомнений не вызывает, хотя от судей всегда требовали выяснять мотивы такого признания и его соответствие иным установленным обстоятельствам [51].
Наше правосознание, проникнутой романо-германской публично-правовой идеологией, отвергает прагматизм англо-саксов. Даже несомненные достоинства судопроизводство англо-американского типа, которое является более гибким, допускает большую диспозитивность сторон, возможность компромисса между государством и
9 Что можно считать разновидностью учения о единстве и дифференциации, но более отвлеченного характера.
лицом, совершившим преступление, не могут служить причиной игнорирования глубокого различия между нами и ими. Следует отметить, что и эти различия между двумя типами судопроизводства возникли исторически, как результат развития того или иного государственного образования, характеризовавшегося объективной потребностью регулировать в большей мере ту или иную область деятельности общества, различием подходов политических элит к организации защиты тех или иных интересов, что обусловливало в том или ином государстве возникновение и развитие органов, выполнявших те или иные функции и наделенных определённой компетенцией, и т.д.[39, С. 100].
Мы считаем, что использование учения о дифференциации (упрощении) форм для объяснения природы досудебного соглашения о сотрудничестве имеет скорее реакционное (может быть - консервирующее), а не прогрессивное (прогресс нами ассоциируется все-таки с западной моделью) значение10. Понятно, что идеологические оценки (ярлыки) - своего рода условность. Ведь они зависят от идеологических предпочтений (чаще всего неосознаваемых) автора оценки. И нельзя не видеть, что исходная установка свести природу института, предусмотренного главой 40.1 УПК РФ, к форме бессодержательна, она сопротивляется (исключает) чуждому объяснению [61, С. 139].
И все же надо попытаться выявить в анализируемом подходе позитивные конструктивные моменты, которые в нем должны быть. Итак, является ли изучаемая процедура уголовно-процессуальной формой? Разумеется, является, как и всякий отрегулированный нормами УПК порядок производства по уголовному делу - институт позитивного права. Все характеристики, даваемые нашими учеными форме, все панегирики в ее честь вполне уместны и по отношению к «форме», предусмотренной главами 40, 40.1 УПК РФ.
Так, можно ожидать, что она в полной мере создает «стабильный правовой режим производства по уголовным делам» [80, С. 111]. Значит, ценность такой уголовно-процессуальной формы, как урегулированной главой 40.1 УПК РФ, состоит в том, что она создает детально урегулированный, устойчивый, юридически определенный, строго обязательный, стабильный правовой режим производства по уголовному делу, отвечающий задачам судопроизводства и его принципам. Как подчеркивал А.Д. Бойков, процессуальная форма обретает объективное свойство ценности только тогда, когда она, во-первых, служит осуществлению социально значимых целей; во-вторых, обеспечивает оптимальное достижение этих целей; в-третьих, предполагает использование при этом не любых средств, а лишь тех, которые соответствуют требованиям законности и нравственности, опираются на достоверные и проверенные достижения науки [22, С. 131].
Значит, если подводить уголовно-процессуальную процедуру досудебного соглашения о сотрудничестве под понятие «форма», то эти характеристики к ней уместны. Разумеется, можно утверждать, что она создает некий правовой режим (эпитеты могут быть какие угодно: от восторженных до критических, но это не отменяет правовой сущности процедуры) производства по уголовному делу и этот правовой режим отвечает целям и задачам уголовного процесса и основывается на принципах уголовного процесса.
10 В свое время, т.е. в 70-80-е годы прошлого столетия, было все наоборот. Она привнесла свежесть и определенный драйв в научную дискуссию, и главное - заставила критически посмотреть на некоторые институты позитивного права.
Разумеется, все это справедливо и по отношению к «дифференцированным формам», о которых идет речь. Да и как же иначе? После того как упрощенный порядок разрешения уголовного дела (вынесения обвинительного приговора), а потом и досудебное соглашение, нашли свое нормативно-правовое закрепление, мы volens nolens принуждены говорить тоже самое и по отношению процессуальной форме, регламентированной той же главой 401 УПК РФ.
Но ведь то же самое можно сказать по отношению к любому из институтов позитивного уголовно-процессуального права. Получается прямо по Гегелю: все существующее - действительно, и соответственно - разумно, правомерно (конституционно). Значит, все достоинства, априори присущие «форме», автоматически приобретаются законодательной новеллой с момента вступления в силу закона.
Таким образом, значение процессуальной формы, ее социальная ценность состоят в том, что она обеспечивает режим законности в процессе, создает условия для достоверных выводов по делу, содержит гарантии защиты прав и законных интересов участвующих в деле лиц, способствует воспитательному воздействию процесса [65, C. 93]. Далее утверждается, что уголовно-процессуальная форма, являясь неотъемлемым признаком уголовного судопроизводства, охватывает уголовно-процессуальную деятельность во всем ее многообразии. Она предстает в виде некой многоэтажной, многоступенчатой конструкции: ее основу, фундамент составляет предусмотренный законом единый порядок осуществления процессуальной деятельности, который определяется общими принципами российского уголовного процесса [27, C. 9-10]. Таким образом, «примеряя» понятие «форма» (дифференцированная) к «досудебному соглашению» мы примиряем его с нашим правовым сознанием, приспосабливаем его имеющемуся у нас правовому опыту.
Однако, если вспомнить - на этапе обсуждения законопроектов о рассматриваемых процедурах им давались негативные оценки. Противники введения «сделки с правосудием» в отечественное уголовно-процессуальное право последовательно выступали с одним и тем же набором аргументов вначале против института, введенного главой 40 УПК РФ [30, C. 37-38; 38, C. 35-36], а затем против главы 401 УПК РФ. В аргументации против этих институтов использовались тезисы о том, что они чужды российскому менталитету [15; 23; 38; 71, C. 72], аморальны и безнравственны [58], противоречат основам романо-германской правовой системы и природе российского уголовно-процессуального права, являющегося органической частью этой правовой системы. После принятия ФЗ№ 141-ФЗ [68] эта критика стала во многом неактуальной, но зато она нашла проявление в объяснении недоговорной природы нового института.
«Волшебное свойство» формы состоит в том, что она дает правовое бытие хотя бы и первоначально выглядевшему спорным проекту; сомнения в разумности и действительности юридической модели отпадают сразу, как она становится законом, т.е. приобретает «форму». Схема рассуждения проста: (1) «процедура досудебного соглашения» имеет «форму»; (2) «форма» обладает безусловной ценностью; (3) значит, на досудебное соглашение о сотрудничестве в полной мере распространяются все положительные моменты «права»: законность, обеспечение прав человека и пр. Такая схема удобна и вполне вписывается в стратегию некритического восприятия правовой действительности, характерной для отечественной уголовно-процессуальной науки.
Однако беспристрастный и непредвзятый ум требует более веских объяснений тому, почему «досудебное соглашение» стало «формой», т.е. «правовой реальностью»? Только ли благодаря воле «мудрого законодателя», просто принявшего законодательный акт, ознаменовавший событие «дифференциации» и таким образом сотворившего (из ничего) новую форму? Или это проявление объективной закономерности развития российского права нового (постсоветского) этапа развития, которая нашла отражение в законодательстве. Все-таки думается, что простая констатация того, что процедура, предусмотренная главами 40, 401 УПК РФ, есть «уголовно-процессуальная форма» со всеми вытекающими из этого последствия, мало что дает для понимания правовой природы явления. Кроме того, что позволяет повторять на все лады набор избитых истин о достоинствах новой, дифференцированной формы. Возможно и так. Но всегда актуальным (пусть и отложенным в теоретическую плоскость) остается фундаментальный вопрос о том, а соответствует ли стандартам «настоящей», «подлинной формы» новелла, изобретенная законодателем, и стала ли она «своей» (или, по крайней мере, станет) для данного правового организма или это чуждый для него элемент, который разрушает традиционную «форму» (структуру).
Есть в рассматриваемой научной теории тезис, заслуживающий внимания; он состоит в постулировании единства формы, как внутренней организации, структуры процесса, при всем многообразии производств - форм процессуальной деятельности. Развивая данную мысль, А.В. Руновский пишет: «Единство в многообразии - вот ключ в понимании диалектики общей формы процесса (его идеологии) и отдельной взятой, конкретной формы производства по уголовному делу» [45, С. 86].
Переводя на более простой язык смысл приведенной цитаты, наверное, можно сказать, что сведение сущностной проблематики института досудебного соглашения о сотрудничестве к базовой категории «формы», имеющей для теории (особенно для нее) и практики неоспоримую ценность, преследует несколько целей: 1) поиск универсалий11 (категория «форма» имеет онтологическую сущность для уголовно-процессуальной науки12, т.е. это уголовно-процессуальная «универсалия), 2) оправдание (а в случае необходимости - критика)конкретной, в томчисле «новой» формы, 3) самоидентификация (самооправдания) научного уголовно-процессуального дискурса (как сверхзадача каждой научной дисциплины), его предмета и метода.
Таким образом, перенос обсуждения проблематики о сущности правовых процедур, регламентированных главами 40, 40.1 УПК РФ, в интеллектуальное русло обсуждения дифференциации уголовно-процессуальных форм является в определенной степени продуктивным актом: поскольку благодаря ему явление помещается в привычную интеллектуальную среду и, следовательно, адаптируется, «переваривается» - делает «своим» для всех субъектов юридической деятельности. И недавние критики
11 «Универсалия» (от лат. Universalis - общий) - термин, использовавшийся в средневековой философии для обозначения общих понятий. Отечественная уголовно-процессуальная наука во многих чертах напоминает средневековую схоластику, суть которой толкование мира через сакральный текст (там - Библия, у нас - Кодекс). Существует система авторитетных текстов и авторитетов, к которым необходимо обращаться при разработке аргументации. При этом корпоративные нормы «наукотворчества» (прохождение и защита диссертаций -квалификационных работ) достаточно жестко контролируются властными инстанциями.
12 Уголовно-процессуальная наука - это наука о юридических формах, в которых она ищет свое содержание. Вполне можно сказать, что уголовно-процессуальная наука - это уголовная морфология.
превращаются в комментаторов закона, силящихся объяснить природу нового явления. Так происходило с главой 40 УПК, а затем и с главой 401 УПК РФ.
Итак, главный «позитив» учения о дифференциации уголовно-процессуальных форм состоит в его интеграционной способности. При самом общем приближении (отдалении) учение о дифференциации уголовно-процессуальных форм вполне уместно для анализа формы, предусмотренной главами 40-401 УПК РФ. Как минимум данное учение позволяет переходить к констатации того, что досудебное соглашение - это «уголовно-процессуальная форма»; сокращенная, отличающаяся от традиционной формы, но, тем не менее, органическая часть единого целого - уголовного процесса России; объединенная с другими процедурами системой общих принципов, назначением процесса. А вместе с тем, постулируется, что новая форма - это благо, что это реальность, что это ценность, которой надо дорожить. И хотя такого рода утверждения могут показаться недостаточно креативными, но консервативным моментом нельзя пренебрегать. И даже напротив, надо иметь якоря в виде незыблемых стандартов «настоящей» формы».
Критический заряд для развития теории, конечно, необходим, наряду с обеспечением преемственности в развитии. Но ведь и в определенной доле креативности учению о единстве и дифференциации форм нельзя отказать. Если всю уголовно-процессуальную науку можно трактовать как проект о форме, т.е. морфологию, то тему об упрощении(но в равной степени и об усложнении) формы, можно квалифицировать скорее как критику традиционной (действительной) формы и как показатель кризисаили, по крайней мере, неспособности существующих форм адекватно отвечать на вызовы времени, потребности практики. Короче говоря, в этой теории можно увидеть диалектическое снятие формы при ее сохранении, происходит не отказ от существующей формы, не отрицание формы (а стало быть - «закона»), но подтверждение его через порождение новых форм (возможно, качественно отличающихся от традиционного формата).
Как уже отмечалось, упрощение или сокращение является одним из мотивов и последствий дифференциации форм уголовного судопроизводства. Соображения целесообразности и эффективности являлись двигателем проекта дифференциации форм, ее приверженцы специально указывали на важность процессуального обеспечения быстроты судопроизводства [33, С. 75]; дифференциация порядка уголовного судопроизводства, согласно их планам, должна была заменить сложную (обычную) форму более простой и гибкой формой, не связанная со значительными затратами времени и материальных средств [2, С. 72; 5; 8, С. 49-51; 16, С. 65; 32; 33; 34; 43, С. 10; 49; 79, С. 6667]. Мы видим в этом проявление естественной для любой сферы человеческой деятельности тяги к рационализации. И в этом есть несомненное новаторство (но не разрушение, ведь старая форма остается «матрицей»).
Отвечают ли этим требованиям проекты наподобие процедур, предусмотренных главами 40, 401 УПК РФ? Разумеется, ответ должен быть утвердительным. Элемент упрощения, несомненно, присутствует и в процедуре досудебного соглашения о сотрудничестве; он имеет много проявлений: начиная от «сокращения» доказывания, круга участников, до количественного сокращения объема следственных и судебных действий. Это совершенно очевидно. Так же очевидным (на первый взгляд) является и сокращение традиционных уголовно-процессуальных гарантий, связанных с полной формой (скажем, запрет на использование «признания обвиняемым своей вины» в качестве основы обвинительного приговора или обеспечение прав потерпевшего).
Вероятно, не случайно неприятие идеи дифференциации (упрощения) уголовно -процессуальной формы предопределило и негативное отношение к главе 40 УПК РФ и к идее «сделки о признании вины» И.Л. Петрухина и других, выступали резко против идеи дифференциации процессуальных форм, исходя из положения о необходимости сохранения единой процессуальной формы производства по всем уголовным делам, недопустимости упрощенчества. По их мнению, любые упрощенческие тенденции абсолютно несовместимы с правом [37, С. 106-107].
Противники дифференцированных форм уголовного судопроизводства, как правило, исходили из того, что упрощение процессуальных процедур несовместимо с обеспечением «подлинных» процессуальных гарантий [57, С. 50-53; 74, С. 68-85], с общей демократической, гуманистической тенденции развития уголовного судопроизводства [36, С. 53]. Это же набор аргументов (с поправкой на современность) использовался и во время обсуждения проектов сокращенного судебного разбирательства и досудебного соглашения о сотрудничестве. Так Л.В. Головко писал, что континентальный уголовный процесс «настороженно» относится к признанию обвиняемым своей вины, принципиально не рассматривая ее в качестве «признания уголовного иска» как это принято сторонниками «чистой состязательности». Признает обвиняемый свою вину или не признает ее, следователь, суд в любой обязаны исследовать все обстоятельства дела, не будучи связан формальной позицией сторон, а будучи обязаны установить объективную истину по делу [15, С. 192].
Признаем справедливость соображений о том, что любая уголовно-процессуальная форма, включая и такую «сокращенную форму», что регламентирована главой 401 УПК РФ, не может служить легальным прикрытием лжи, фабрикации уголовных дел, халатности расследования. Нельзя не согласиться с требованием о том, что дифференциация (а фактически: упрощение) форм уголовных судопроизводств объективно необходима и практически важна, но это не должно наносить ущерба правам и законным интересам личности13. Это предостережение сохраняет актуальность и в отношении производства по делу, по которому было заключено соглашение о сотрудничестве. Разумеется, дифференциация процессуальных форм, создание аналогов сделки о признании должно осуществляться при соблюдении принципов уголовного судопроизводства, сопровождаться сохранением основных процессуальных гарантий [6; 10; 25; 63; 72, С. 251-255].
Таким образом, проблема дифференциации уголовно-процессуальных форм имеет одной из своих важнейших составляющих такой аспект нахождение баланса между удешевлением и рационализацией уголовного судопроизводства, с одной стороны, и сохранением и даже упрочением процессуальных гарантий правосудия и прав личности, с другой стороны.
Возможно, разработчиками учения о дифференциации уголовно-процессуальных форм были созданы предпосылки14 для создания процедур вроде тех, что были введены главами 40, 401 УПК РФ, ведь теперь тезис о том, что уголовно-процессуальные формы
13 Такова неизменная позиция сотрудников Института государства и права Российской академии наук (ИГП РАН), которые со времен академика М.С. Строговича, негативно воспринимают любые попытки упрощенчества, как противоречащие духу демократизации и гуманизации уголовного судопроизводства. См. напр.: Уголовно-процессуальное законодательство Союза ССР и РСФСР: Теоретическая модель / Под ред. В.М. Савицкого. М.: Изд-во ИГПАН СССР, 1990. С. 11.
14 Как подготавливается почва для взращивания плода или формируется предуготовленность к восприятию чего-то нового в смысловом пространстве.
подлежат дифференциации не оспаривается и потому можно ставить вопрос о создании все новых и новых форм. Мы поддерживаем точку зрения С.С. Цыганенко, согласно которой дифференциацию следует понимать как применяемый в уголовно-процессуальном праве способ воздействия на общественные отношения, складывающиеся в уголовном судопроизводстве, ведущий к использованию в уголовном процессе различных по своему характеру и назначению судебных и несудебных производств и форм, что обеспечивает разнородную по методам, но общую по целям структурную систему уголовного процесса, направленную на предоставление его участникам адекватной защиты их прав и свобод в соответствии с характером и тяжестью мер уголовной ответственности [70, С. 86].
Другой тезис сторонников теории дифференциации форм уголовного судопроизводства, который также оценивается нами позитивно, состоит в том, что дифференциация (подобно мутации) объективно связана с развитием права: на каждом новом витке диалектического развития уголовно-процессуального права в нем появляются новые разновидности форм. Как отмечает В.Т. Томин, существует необходимость в непре -рывной модификации существующих в каждый исторический момент нормативных, опытных и доктринальных форм уголовного судопроизводства в зависимости от происходящих в обществе социальных (в широком смысле) изменений [60, С. 196-197].
В целом, можно согласиться с мнением о том, что тенденция дифференциации процессуального регулирования рассматривается как нормальный, естественный процесс развития законодательства, причинами которого являются рационализация и оптимизация процесса [26, С. 149]. Как утверждает Д.П. Великий, дифференциацию уголовно-процессуальной формы следует понимать как возможность в рамках единой судебной системы, единого уголовно-процессуального законодательства, основываясь на единых принципах, решать единые задачи различными способами [9, С. 22]. Е.Г. Лукьянова пишет о том, что две противоположных тенденции дифференцирования: усложнение и упрощение, взаимно переплетаются; усложнение процессуальных форм сопровождается вкраплением упрощенных элементов, и наоборот [26, С. 148].
Теперь задумаемся над тем, где критерий для дифференциации форм? Что является признаком настоящей сокращенной формы? Ведь некоторые авторы склонны к чрезмерно широкому пониманию дифференцирования, и утверждают о факте дифференциации уголовно-процессуальной формы, когда имеются какие-либо отличия в порядке процессуальной деятельности. Скажем, к дифференцированным формам они относятся производства по уголовным делам в отношении «спецсубъектов» (ст. 447 УПК РФ), несовершеннолетних (глава 50 УПК РФ), по делам о применении принудительных мер медицинского характера (глава 51 УПК РФ) и пр. [11, С. 34-37; 46, С. 39; 56, С. 64, 71-73]. Считаем, что это не вполне верный подход к определению дифференциации, следуя ему мы можем выделять еще целый ряд дифференцированных форм: производство по делам о налоговых преступлениях ил производство по делам в отношении «предпринимателей» или в отношении «женщин», международное сотрудничество по уголовным делам и т.п. Потому правы те, кто предлагает различать уровни дифференциации: дифференциация низшего уровня, высшего, переходные уровни [56, С. 53; 70].
Мы считаем, что для характеристики качественно новой формы, каковой является досудебное соглашение о сотрудничестве, требуется новый подход. К появлению новой формы, иного режима соответствующего этапа процессуальной деятельности способна привести лишь «дифференциация высшего уровня», то есть когда создается
действительно новая модель урегулирования уголовно-процессуальных отношений, разрешения уголовного дела. Согласимся с тем, что «дифференциация» есть не что иное, как наличие «качественных», конструктивных отличий у новой формы [13, С. 33; 27, С. 51; 45, С. 99; 62, С. 10].
Верно подмечено, что «процессуальная» дифференциация сопровождает (как правило) «материально-правовую» дифференциацию реакции государства на преступность, от или иной ее вид. М.К. Свиридов в качестве основания дифференциации указывал на процессуальные и материальные факторы. При этом к процессуальным основаниям автор относил степень сложности познавательной деятельности по установлению всех обстоятельств дела; и необходимость (или ее отсутствие) принудительного обеспечения надлежащего поведения обвиняемого и подозреваемого, а также наличие у обвиняемого и потерпевшего особых качеств, таких как несовершеннолетие, физические, психические недостатки и др.) [49, С. 241]. Материально-правовую детерминанту усматривают в уголовно-процессуальной дифференциации и другие исследователи [17, С. 29]. В частности, Т.В. Трубникова полагает, что такими детерминантами могут быть: а) не слишком тяжкий характер последствий производства для лица, в отношении которого оно ведется; б) учет интересов лица, в отношении которого ведется судопроизводство, или лица, пострадавшего от преступления; в) отсутствие признаков, свидетельствующих о повышенной сложности установления фактических обстоятельств по определенной категории дел или по конкретному делу; г) отсутствие определенных законом признаков (несовершеннолетие, неспособность самостоятельно защитить свои интересы и т. д.) у лица, в отношении которого ведется судопроизводство, и лица, пострадавшего от преступления; д) отсутствие у конкретного дела признаков, свидетельствующих о его особой значимости [62, С. 100].
По мнению Д.П. Великого, критериями (основаниями) для конструирования самостоятельных уголовно-процессуальных форм являются: степень общественной опасности преступления, выраженная в принадлежности преступления к одной из четырех категорий (ст. 15 УК РФ) или в максимальном или минимальном пределе уголовной санкции; значение совершенного преступления для тех или иных субъектов (степень реализации публичных начал); специфические характеристики личности обвиняемого (обвиняемых) [9, С. 7, 11-12]. Как считает указанный автор, не являются основаниями для дифференциации (конструирования самостоятельных процессуальных форм) общественно-политическое значение совершенного преступления, а также степень сложности рассмотрения и расследования дела. Основаниями для производства в той или иной процессуальной форме могут быть, во первых, совершение преступления, производство по делу о котором предусмотрено в данной процессуальной форме; во -вторых, согласие обвиняемого(ых) или подозреваемого(ых) на производство в данной процессуальной форме; в-третьих, мнение должностного лица или государственного органа, осуществляющих производство по делу о необходимости (возможности) производства в данной процессуальной форме. А для некоторых форм достаточно всего одного из перечисленных оснований, для других - совокупности двух или всех трех оснований [9, С. 10]. Несмотря на то, что в вышеизложенных соображениях есть позитивные моменты, на наш взгляд, они не могут быть рапространены на абсолютно все «сокращенные производства», включая институт досудебного соглашения.
На наш взгляд, жесткая детерминация между материально-правовыми и уголовно-процессуальными элементами прослеживается не всегда. В случае с возникновением такой «сокращенной формы», как особый порядок судебного разбирательства и досудебное соглашение, наверное, надо говорить о глубинных изменениях в уголовной политике. Цель ставится не в искоренении преступности и даже не в борьбе с ней, а контроле и поиске форм сосуществования с криминалом. В контексте смены всего инструментария воздействия на преступность появляется и потребность в дифференциации уголовно-процессуальной формы, вплоть до отрицания старой формы.
Как утверждает А.В. Рудовский, не следует сводить уголовно-процессуальную дифференциацию к сугубо материально-правовым детерминантам, у нее есть своя логика и свой комплекс причин. В этой связи уместным будет рассмотреть вопрос об основаниях дифференциации форм уголовного судопроизводства [45].
Обсуждение новых форм дифференциации в современном контексте требует учета новых социально-политических и юридических реалий, именно они лежат в подоснове дифференциации, что же касается технической стороны вопроса то, здесь в первую очередь важно определиться с направлениями дифференциации, определиться с приоритетом в целеполагания при дифференциации.
Таким образом, ключевой вопрос, возникающий применительно к проблеме дифференциации процессуальных форм, наряду с вопросами о принципиальной возможности этого явления, его критериях и основаниях, — это вопрос о направлениях дифференциации уголовного судопроизводства. Традиционно в этом плане выделяют три формы процесса: общий порядок процессуальной деятельности и производные от него порядок с более сложными процессуальными формами (или с дополнительными процессуальными гарантиями) и упрощенный порядок производства (или суммарное производство). Вопрос состоит в том, на какой правовой основе проводить дифференциацию, какую модель взять за образец. За образец берут следственную форму [27, С. 97-98].
Таковы основные результаты, к которым приводит исследование сущности досудебного соглашения о сотрудничестве с позиции классического учения о дифференциации форм уголовного судопроизводства.
Экскурс в историю вопроса о дифференциации форм позволяет предположить, что он становится в повестку дня каждый раз, когда предстоит качественный скачок в развитии формы уголовного судопроизводства, что является составляющей смены уголовной политики.
Итак, анализ правовой природы института, предусмотренного главой 401 УПК РФ и соответствующими статьями УК РФ, в свете учения о единстве и дифференциации уголовно-процессуальных форм имеет как свои достоинства, так и недостатки.
Несомненно, сильной стороной данного подхода является то, что имеет глубокие корни в правовой идеологии нашего процесса, который по сути, несмотря на смену политических режимов, остается по сути одним и тем же на протяжении последних двух веков: это смешанный уголовный процесс.
Современные авторы начинают помаленьку разбавлять теорию о дифференциации уголовно-процессуальной форме допущениями и дополнениями, из другой - договорной концепции [13, С. 68, 70]. Так, Т.В. Топчиева обосновывает тезис о дуалистической природе института [61, С. 25-29]. Делается вывод, что предметом досудебного соглашения о
сотрудничестве является объем действий, определяющих соблюдение условий данного соглашения, которые предусмотрены уголовно-процессуальным законом и направлены на установление существенных обстоятельств по конкретному уголовному делу [61, С. 30-32].
Нельзя не поддержать выводы этого автора о том, что в целом институт досудебного соглашения о сотрудничестве соответствует принципам и назначению отечественного уголовного процесса, следует современным тенденциям индивидуализации уголовного наказания и упрощению (дифференциации) уголовного судопроизводства [61, С. 42-49].
На наш взгляд, теория единства и дифференциации формы должна быть дополнена теорией уголовно-процессуального договора, который характеризует сущность части упрощенных (согласительных) процедур, включая досудебное соглашение о сотрудничестве.
Литература
1. Аверченко А.К. Проблемы законодательного регулирования дознания по новому УПК России // Проблемы уголовного процесса в свете нового Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Томск, 2002. С. 92-95.
2. Анашкин Г.3. Вопросы науки советского уголовного процесса и судоустройства // Вопросы борьбы с преступностью. Вып. 20. М., 1974. С. 72.
3. Анашкин Г.3. О едином порядке производства по уголовным делам и пределах его дифференциации // Вопросы борьбы с преступностью. Иркутск, 1970. С. 32-37.
4. Арсеньев В.Д., Метлин И.Ф., Смирнов А.В. О дальнейшей дифференциации порядка производства по уголовным делам //Правоведение. 1986. № 1.С. 78-83.
5. Арсеньев В.Д. Упрощение не равнозначно упрощенчеству // Социалистическая законность. 1975. №3. С. 63-64.
6. Аширов Р.Д. Институт ускоренного производства как средство повышения эффективности советского уголовного процесса // Вопросы эффективности советского уголовного процесса. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1976. С. 59-74.
7. Безлепкин Б.Т. Комментарий к уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный). М., 2002.
8. Бойков А.Д. Перспективы развития уголовного судопроизводства // Вопросы борьбы с преступностью. Вып. 43. М.: Юрид. лит., 1985. С. 41-52.
9. Великий Д.П. Единство и дифференциация уголовно-процессуальной формы: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2001.
10. Волынская О.В. Ускоренное производство в уголовном процессе. М., 1994.
11. Воскресенский В.О. О дифференциации судопроизводства // Законность. 1995. № 11. С. 34-37.
12. Гарифуллина А.Х., Сафаров И.Г. Предпосылки возникновения и развития упрощенных форм производства в уголовном судопроизводстве // Вестник Казанского юридического института МВД России. 2012. № 9. С. 118-122.
13. Головинская И.В., Головинский М.М. Досудебное соглашение о сотрудничестве: Монография. Владимир, 2011.
14. Головинская И.В. Расширение перечня особых порядков судебного разбирательства в отечественном уголовном процессе: досудебное соглашение о сотрудничестве // Вестник Владимирского юридического института. - 2009. - №3(12). - С.
56-59.
15. Головко Л.В. Сделки с правосудием: объективная тенденция или модное поветрие // Закон. 2009. № 9. С. 187-196.
16. Гуляев А.П. Единый порядок предполагает дифференциацию // Социалистическая законность. 1975. № 3. С. 64-65.
17. Дубовик Н.П. Особый порядок судебного разбирательства и его место в системе упрощенных производств по уголовным делам: Дис... канд. юрид. наук. М., 2004.
18. Дьяконова В.В. Особый порядок судебного разбирательства в уголовном судопроизводстве Российской Федерации // Автореф. дис... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2005.
19. Иванов А.А. Соотношение института досудебных соглашений о сотрудничестве со смежными правовыми институтами // Пробелы в российском законодательстве. 2012. № 4. С. 141-144.
20. Каз Ц. О единстве и дифференциации уголовного судопроизводства // Социалистическая законность. 1975. № 1. С. 65.
21. Кищенков А.В. Упрощенные производства: проблемы теории, законодательного регулирования и правоприменения // Дис. канд. юрид. наук. Владивосток, 2010.
22. Курс советского уголовного процесса. Общая часть / Алексеев В.Б., Алексеева Л.Б., Божьев В.П., Бойков А.Д., и др.; Под ред.: Бойкова А.Д., Карпеца И.И. М.: Юрид. лит., 1989. 640 с.
23. Кучерена А. Ловушка для мафии или сделка с совестью? // РГ. 2009. 9 сентября.
24. Ленский А.В., Трубникова Т. В., Якимович Ю.К. Дифференциация уголовного процесса / Под общ. ред. М.К. Свиридова. М., 2000.
25. Лонь С.П. Протокольное производство - новый вид уголовно-процессуальной формы// Правовые вопросы борьбы с преступностью на современном этапе: Сборник. Томск. 1989. С. 135-143.
26. Лукьянова Е.Г. Теория процессуального права. 2-е изд., перераб. М., 2004.
27. Манова Н.С. Досудебное и судебное производство: сущность и проблемы дифференциации процессуальных форм / Под ред. В.М. Корнукова. Саратов, 2003.
28. Марковичева Е.В. Ускорение уголовного судопроизводства как гарантия обеспечения прав лиц, вовлеченных в сферу уголовной юстиции // Российская юстиция. 2009. № 9. С. 65-66.
29. Маршев С.А. О дифференциации форм уголовного судопроизводства // Развитие и совершенствование уголовно-процессуальной формы. Воронеж, 1979. С. 141-147.
30. Михайлов П. Сделки о признании вины - не в интересах потерпевших // Российская юстиция. 2001. № 5. С. 37-38.
31. О Концепции судебной реформы в РСФСР. М., 1991.
32. Пашкевич П.Ф. О процессуальной экономии в досудебных стадиях уголовного судопроизводства // Труды ВНИИСЗ: Проблемы совер-шенствования советского законодательства. Т. 1. М., 1974. С. 160-173.
33. Пашкевич П.Ф. Проблема процессуального обеспечения оперативности и быстроты судопроизводства // Вопросы борьбы с преступностью. М., 1971. Вып. 14. С. 7879.
34. Пашкевич П.Ф. Процессуальные формы уголовного судопроизводства нужно дифференцировать // Социалистическая законность. 1974. № 9. С. 54-56.
35. Перекрестов В.Н. Уголовно-процессуальное значение признания обвиняемым своей вины в уголовном судопроизводстве РФ // Автореф. дис... канд. юр. наук. Волгоград, 2010.
36. Петрухин И.Л. Об упрощенной (протокольной) форме расследования преступлений // Проблемы правосудия и уголовного права. М., 1978.
37. Петрухин И.Л. Оптимальная уголовно-процессуальная форма // XXV съезд КПСС и дальнейшее укрепление социалистической законности. М., 1977. С. 104-113.
38. Петрухин И.Л. Сделки о признании вины чужды российскому менталитету // Российская юстиция. 2001. № 5. С. 35-36.
39. Пиюк А.В. Проблемы применения упрощенных форм разрешения уголовных дел в судопроизводстве Российской Федерации в свете типологии современного уголовного процесса. Томск, 2011.
40. Победкин А.В., Ямин В.Н. Уголовный процесс: Учебник / Под ред. В.Н. Григорьева. М., 2004.
41. Полянский Н.Н. Право обществ на уголовный иск // Вопросы права. 1911. Кн. 6(2). С. 75-122.
42. Постановление Верховного Совета РСФСР от 24 октября 1991 г. «О Концепции судебной реформы в РСФСР» // Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР от 31 октября 1991 г. № 44. Ст. 1435.
43. Рахунов Р.Д. Дифференциация уголовно-процессуальной формы по делам о малозначительных преступлениях // Советское государство и право. 1975. №12. С. 60-68.
44. Рахунов Р.Д. Проблемы единства и дифференциации уголовно-процессуальной формы // Вопросы борьбы с преступностью. М., 1978. Вып. 29. С. 83-91.
45. Руновский А.В. Дифференциация уголовно-процессуальных форм досудебного производства по делам публичного обвинения: Дис. канд. юрид. наук. М., 2012.
46. Рустамов Х.У. Дифференциация форм уголовного процесса (современные тенденции и проблемы совершенствования): Дис. ... докт. юрид. наук Москва, 1998. 337 с.
47. Рыбалов К.А. Особый порядок судебного разбирательства в Российской Федерации и проблемы его реализации. М., 2004. С. 22-28.
48. Самойлюк Р.Н. Методы осуществления государственной власти в современной россии // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2011. № 3. С. 310-314.
49. Свиридов К.М. О сущности и основаниях дифференциации уголовного процесса // Актуальные вопросы государства и права в период совершенствования социалистического общества. Томск : Изд-во Том. гос. ун-та., 1987. С. 241-242.
50. Сердюков С.В. Ускоренное судебное разбирательство: необходимость, реальность, перспективы. М.: ЮРКНИГА, 2006.
51. Семухина О.Б. Типология уголовного процесса и деятельность суда в рамках обвинительного и состязательного типов уголовного процесса: Дисс. ... канд. юрид. наук. Томск, 2002.
52. Сереброва С.П. Методология рационализации уголовно-процессуальной деятельности: Монография. Н. Новгород, 2003.
53. Смирнов А.В. Особый порядок принятия судебного решения при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве //Уголовный процесс. 2009. №10. С. 5-14.
54. Смирнов А.В. Состязательный процесс. СПб.: Альфа, 2001. 320 с.
55. Смолин А.Г. Сделка о признании уголовного иска: Монография. Саранск, 2005.
56. Снегирева Н.И. Обеспечение прав и законных инте-ресов несовершеннолетних участников уголовного процесса на стадии предварительного расследования: Дис... канд. юрид. наук. Воронеж, 2001.
57. Строгович М.С. О единой форме уголовного судопроизводства и пределах ее дифференциации // Социалистическая законность. 1974. №9. С. 50-53.
58. Тарасов А.Н. Сделка с прокурором - как способ избежать справедливого наказания или неспособность органов правоохраны самостоятельно раскрывать преступления? // Академический вестник. 2011. № 1. С. 143-147.
59. Тимошенко, А.А. Досудебное соглашение о сотрудничестве: оценка эффективности процессуального института // Уголовное право. 2011. № 4. С. 105-111.
60. Томин В.Т. Острые углы уголовного судопроизводства. М.: Юрид. лит., 1991. 240 с.
61. Топчиева Т.В. Досудебное соглашение о сотрудничестве в российском уголовном процессе: Дис. канд. юрид. наук. СПб, 2013.
62. Трубникова Т.В. Теоретические основы упрощенных судопроизводств. Томск: Изд-во Том ун-та, 1999. 132 с.
63. Трубникова Т.В. Упрощенные судебные производства в уголовном процессе России: Автореферат дисс... канд. юрид. наук. Томск: Томский государственный университет. 1997. 30 с.
64. Уголовно-процессуальное законодательство Союза ССР и РСФСР: Теоретическая модель / Под ред. В.М. Савицкого. М.: Изд-во ИГПАН СССР, 1990.
65. Уголовно-процессуальное право РФ: Учебник / Отв. Ред. П.А. Лупинская. - М.: Юристъ, 2003.
66. Уголовный процесс: Учебник для студентов юридических вузов и факультетов / Под общ. ред. В.М. Лебедева. М., 2003.
67. Уголовный процесс. Учебник для студентов юридических вузов и факультетов. Под ред. К.Ф. Гуценко. Издание 5-е, перераб. и доп. М., 2004.
68. Федеральный закон «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» от 29 июня 2009 г. № 141-ФЗ // СЗ РФ. 2009. № 26. Ст. 3139.
69. Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства: в 2-х томах. СПб., 1912. Т. 1.
70. Цыганенко С.С. Дифференциация как модель уголовного процесса (уголовно-процессуальная стратегия) // Стратегии уголовного судопроизводства : материалы междунар. науч. конф., посвящ. 160-летней годовщине со дня рождения проф. И. Я. Фойницкого, г. Санкт-Петербург, 11-12 окт. 2007 г. СПб., 2007. С. 83-84.
71. Шарапов, Р.Д. Досудебное соглашение о сотрудничестве в уголовном праве -"хотели как лучше, а получилось как всегда" // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: Материалы Восьмой Международной научно-практической конференции. 27 - 28 января 2011 г. М.: Проспект, 2011. С. 71 - 74.
72. Элькинд П.С. К вопросу о суммарном судопроизводстве // Сибирские юридические записи. Иркутск-Омск, 1973. Вып. 3. С. 145-148.
73. Элькинд П.С. Уголовно-процессуальная форма, процессуальные нормы и производства // Юридическая процессуальная форма. М., 1976. С. 251-275.
74. Элькинд П.С. Цели и средства их достижения в советском уголовно -процессуальном праве. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1976. 143 с.
75. Якимович Ю.К. Дифференциация уголовного судопроизводства по новому Уголовно-процессуальному кодексу России // Проблемы уголовного процесса в свете нового Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Томск, 2002.
76. Якимович Ю К. Необходимость и содержание дифференциации уголовного процесса // Правовые проблемы укрепления российской государственности : сб. ст. / под ред. Ю. К. Якимовича. Томск, 2001. Вып. 7. С. 7-9.
77. Якимович Ю.К. Проблемы дифференциации уголовного судопроизводства // Актуальные вопросы государства и права в период совершенствования социалистического общества. Томск, 1987.
78. Якуб М.Л. О совершенствовании уголовно-процессуального законодательства // Вестник Московского государственного университета. 1964. Сер. 10. Право. № 2. С. 11-19.
79. Якуб М.Л. Порядок уголовного судопроизводства следует дифференцировать // Социалистическая законность. 1975. № 1. С. б6—67.
80. Якуб Л.М. Процессуальная форма в советской уголовном судопроизводстве. М.: Юридическая литература. 1981. 144 с.
zj Kolesnik V.V. Sushhnost" ugolovno-processual"nogo instituta, predusmotrennogo
glavoj 401 UPK RF, v svete uchenija о edinstve i differenciacii ugolovno-processual"noj formy / V.V. Kolesnik //Nauka. Mysl'. - № 10. - 2015.
© В.В. Колесник, 2015.
© «Наука. Мысль», 2015.
— • —
Abstract. Materials of this issue are the thesis research of pretrial agreement on cooperation of the parties in a criminal trial of the Russian Federation, its doctrine and legislative technique. This section is devoted to the essence of criminal procedural institution that provided by the chapter 401 of the Criminal Procedure Code and the consideration takes place in light of the doctrineof the unity and differentiation of criminal procedural form.
Keywords: law, pre-trial agreement, justice, cooperation with suspects.
— • —
Сведения об авторе
Вероника Вячеславовна Колесник - кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры гражданского права юридического факультета Ростовского филиала Российского государственного университета правосудия (Ростов-на-Дону, Россия).
— • —
Подписано в печать 12.12.2015.
© Наука. Мысль, 2015.
