CC BY
104
ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА
DOI 10.24412/2227-7315-2021-5-15-28 УДК 342.40
Н.И. Грачев
СУЩНОСТЬ КОНСТИТУЦИИ XXI ВЕКА: ОПЫТ ПОСТКЛАССИЧЕСКОЙ ДЕКОНСТРУКЦИИ
Введение: основные научные подходы к сущности конституции сложились еще в конце XVIII — начале XX в., в эпоху становления и развития капитализма и всех основных политических идеологий Нового времени. Настоящий период развития человечества, характеризующийся радикальной трансформацией социальных и политических систем и идеологических парадигм, требует новых подходов в этом вопросе. В связи с этим, автор рассматривает классические концепции сущности конституции в целях проведения деконструкции (критического переосмысления) данного понятия применительно к настоящему периоду эволюции мирового сообщества, состоянию современной государственности и основополагающим тенденциям ее развития. Цель: определение сущности основного закона государства для XXI в. как эпохи постмодерна на основе постклассической модели правопонимания, исключающей нигилистический отказ от прежних подходов к исследуемому явлению, но предполагающему приостановку целого ряда их концептов, которые кажутся самоподразумеваемыми или очевидными. Методологическая основа: совокупность общенаучных, конкретных и специально-юридических методов: синтез формаци-онного и цивилизационного подходов, феноменологический и герменевтический, формально-юридический, историко-правовой методы, а также метод сравнительного правоведения. Результаты: сущность Конституции XXI века заключается в ее способности быть юридической формулой национальной идеологии, символом общего сознания государствообразующего народа, выражения его этнополитических и духовно-нравственных ценностей. Наличие государственной идеологии и адекватное отражение ее базовых постулатов в основном законе государства может со временем снять перманентно возникающее противоречие между юридической и фактической, формальной и реальной конституцией. Выводы: только конституция, основанная на национальной идеологии, может наиболее полно реализоваться в социально-политической практике, утвердиться в качестве элемента духовной культуры общества, синонима его социального прогресса и «живой» действительности его существования.
Ключевые слова: понятие и сущность конституции, модерн, постмодерн, либерализм, постклассическая теория права, формальная и реальная («живая») конституция, национальная идеология, социально-культурные ценности.
© Грачев Николай Иванович, 2021
Доктор юридических наук, профессор кафедры конституционного и административного права (Волгоградская академия МВД РФ); е-mail: [email protected] © Grachev Nikolai Ivanovich, 2021
Doctor of law, Professor, Department of Constitutional and administrative law (Volgograd Academy of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation) 15
N.I. Grachev
THE ESSENCE OF THE CONSTITUTION OF THE XXI CENTURY: THE EXPERIENCE OF POSTCLASSICAL DECONSTRUCTION
Background: the main scientific approaches to the essence of the constitution were formed at the end of the 18th - the beginning of the 20th century, in the era of the formation and development of capitalism and all the main political ideologies of the New Time. The current period of human development, characterized by a radical transformation of social and political systems and ideological paradigms, requires new approaches to this issue. In this regard, the author examines the classical concepts of the essence of the constitution in order to carry out deconstruction (critically rethinking) of this concept in relation to the present period of the evolution of the world community, the state of modern statehood and the fundamental trends of its development. Objective: definition of the essence of the basic law of the state for the XXI century. as postmodern epochs based on the postclassical model of legal understanding, which excludes the nihilistic rejection of previous approaches to the phenomenon under study, but presupposes the suspension of a number of their concepts that seem self-explanatory or obvious. Methodology: a set of general scientific, specific and special legal methods are used: a synthesis of formational and civilizational approaches, phenomenological and hermeneutic, formal legal, historical legal and comparative jurisprudence. Results: the essence of the constitution of the XXI century lies in its ability to be a legal formula of national ideology, a symbol of the common consciousness of the state-forming people, the expression of their ethno-political and spiritual and moral values. The presence of a state ideology and an adequate reflection of its basic postulates in the basic law of the state can eventually remove the permanently arising contradiction between the legal and factual, formal and real constitution. Conclusions: only a constitution based on a national ideology can be fully implemented in socio-political practice, establish itself as an element of the spiritual culture of society, a synonym for its social progress and the "living" reality of its existence.
Key-words: concept and essence of the constitution, modernity, postmodernity, liberalism, postclassical theory of law, formal and real ("living") constitution, national ideology, socio-cultural values.
Современное понятие и классические подходы к определению конституции, пониманию ее сущности и содержанию теории конституционализма сложились в конце ХУШ-Х1Х в., в эпоху буржуазных революций и становления капиталистической формации в Западной Европе и ее североамериканском анклаве — США. Это был этап истории человечества, когда Новое время (модерн) шло на смену традиционному обществу (премодерну), происходила смена мировоззренческих парадигм, социально-экономических, идеологических и политических структур общества. В этот период возникла теория конституционализма, а конституция получила статус основного закона и стала необходимым элементом в правовых системах западных государств. Первыми документами такого рода были: Конституция США 1787 г., действующая по настоящее время; Конституция («Устава государственная») Польши (Речи Посполитой) 1791 г., которая имела юридическую силу менее 19 месяцев, так как в 1794 г. Речь Посполитая прекратила свое существование как независимое государство; Конституции Франции 1791 и 1793 гг., фактически так и не вступившие в законную силу по причине революционного кризиса.
Поэтому именно Конституция США положила начало современному пониманию конституции в формальном смысле, что в дальнейшем повлияло и на различные определения ее сущности. Впервые конституцией стал называться единый юридический акт, осуществляющий целостное регулирование основ государственного строя. Его особая значимость, с одной стороны, обусловила наличие у него специфических формально-юридических признаков: наивысшей юридической силы, усложненного порядка принятия и изменения и др. Поэтому все писаные конституционные акты, в известном смысле, можно считать потомками Конституции США [1, с. 9]. С другой стороны, в силу особенностей исторического развития в целом ряде стран основы общественно-политических отношений регулируются не единым правовым документом, а несколькими актами, простыми законами, а также судебными решениями и нормами обычного права. В этом случае говорят о наличии конституции в материальном смысле — как совокупности норм, регламентирующих организацию и порядок реализации государственной власти, на основе которых строятся ее взаимоотношения с гражданами и различными негосударственными структурами, хотя формально конституция как единый правовой документ либо даже как совокупность писаных актов отсутствует. Не случайно родиной конституционализма как теории и практики либерально-демократического устройства общества считается не США, а Англия, в которой до сих пор нет писаной конституции, но где его идейные и политические предпосылки возникли гораздо ранее XVII в., когда произошла английская буржуазная революция [2, с. 9, 61-70].
Методологической основой различных представлений о понятии и сущности конституции являются, во-первых, господствующий тип политической идеоло- е
т
гии, на которой основывается юридическая наука в том или ином государстве и или которой придерживается тот или иной ученый (либерализм, социализм, а? консерватизм), а во-вторых, типы правопонимания (естественно-правовая тео- о
в
рия, позитивизм, социология права, историческая школа права), что зачастую о
5 <
игнорируется в исследованиях по данной проблеме. Эти два критерия могут а пересекаться, образуя достаточно сложный симбиоз, так как однозначной связи Р между политической идеологией и правопониманием не существует. Однако вне е зависимости от возможных вариантов соединения или взаимопроникновения °
5 <
положений этих теорий все их можно определить как классические (современ- р
ные, модернистские) подходы к назначению и сущности конституции, давно 1
признанные научным сообществом или какой-либо значительной его частью. о
Наиболее распространенным понятием конституции является ее трактовка, к
вытекающая из позитивистской теории права (И. Бентам, Д. Остин, А. Эсмен), |
логическим продолжением которой стала нормативистская концепция Г. Кель- и
зена. Обе концепции рассматривают право как систему юридических норм, ¡§
5
установленных государственной властью. Именно отсюда идет отождествление 44 конституции с основным законом государства в сугубо формальном смысле. При ) этом любые версии позитивизма исходят из посыла, что путем принятия консти- 1 туции и конкретизирующего ее законодательства можно произвольно устанавливать и менять общественно-политический строй и природу любого государства. Конституция выступает здесь как сконструированный акт, созданный по воле и плану законодателя, кто бы им не был: верховная власть, господствующий класс или народ. Поэтому данный взгляд на конституцию разделяют позитивистски настроенные представители всех основных политических идеологий Нового 17
времени — либерализма, консерватизма и коммунизма (социализма). Однако все они по-разному подходят к сущности конституции.
Исторически либерализм возник первым. К последней четверти XVIII в. почти все его классические работы были написаны, и его теория имела уже богатую интеллектуальную традицию, идущую из XVII столетия от Г. Гроция, Т. Гоббса, Д. Локка к идеологам французского Просвещения (Ф.-М. Вольтер, Ш.Л. Монтескье и др.), британским экономистам (А. Смит, Д. Рикардо) и отцам-основателям США (Т. Джефферсон, Дж. Мэдисон). Именно либерализм, будучи наиболее последовательным выражением мировоззрения буржуазии, точнее всего соответствовал эпохе модерна, оказался самым устойчивым и успешным, победив в конце концов своих соперников в исторической схватке, провозгласив после победы США над СССР в «холодной войне» устами американского философа Ф. Фу-куямы «конец истории». Иными словами, это означало, что распространение либерализма во всем мире свидетельствует о конечной точке социокультурной эволюции человечества, а конституционный режим в либерально-демократической упаковке становится единственной и окончательной формой политической организации общества [3, с. 84-118].
Наиболее лаконично и емко либеральное понимание сущности конституции и конституционного государства выразила принятая во время буржуазной революции Национальным учредительным собранием Франции 26 августа 1789 г. Декларация прав человека и гражданина в ст. 16: «Государство, в котором не обеспечено пользование правами и не проведено разделение властей, не имеет Конституции»1. В соответствии с этим постулатом, ценностью для отдельных людей и их сообществ может обладать только такое государство, в котором есть конституция, но не любая, а такая, в которой в качестве исходных принципов правового регулирования закрепляются либерально-демократические ценности: формальное равенство всех перед законом и права человека, частная собственность, разделение властей, правовое государство, толерантность и плюрализм в отношении к религиозным, этническим, языковым, гендерным и другим меньшинствам и т.п. Сущность конституции и ее основное назначение заключаются при таком подходе в ограничении государственной власти конституционными принципами и нормами. Конституции присваивается роль, которую играло в обществах древности и Средневековья священное писание. «Она выражает своего рода правовое вероисповедание» [4, с. 31], в соответствии с которым должны действовать все государственные органы, общественные организации, должностные лица и граждане в целях обеспечения определенной меры индивидуальной свободы в обществе.
Одним из основных источников либеральной идеологии выступала теория естественного права (Д. Локк, Ж.-Ж. Руссо, И. Кант), которое признается ее адептами более высоким, чем позитивные законы государства. Оно коренится в природе и разуме человека, в его основе находятся естественные (природные) и неотъемлемые права личности, присущие ей от рождения: право на жизнь, свободу и личную неприкосновенность, частную собственность и др., которые выступают критерием демократичности позитивного законодательства и которым оно должно соответствовать. В силу этого предполагается, что в разработке и при-
1 См.: Декларация прав человека и гражданина 1789 г. // Французская Республика: Конституция и законодательные акты. М., 1989. С. 29.
нятии конституции должны иметь право и реальную возможность участвовать все граждане государства посредством политических партий и общественных организаций, выражающих интересы различных социальных групп и слоев населения в соответствии с естественно-правовым принципом политического и идеологического многообразия. Поэтому конституция рассматривается здесь как своеобразный «общественный договор», выражающий общее согласие населения страны по поводу основных принципов и форм организации ее жизнедеятельности и дальнейших путей развития. В различных версиях конституции как общественного договора ее сущность рассматривается либо как социальный компромисс или консенсус между различными классами и слоями общества [5, с. 49], либо как юридически оформленный гражданский мир между ними [4, с. 190-200], форма и способ легитимации социального согласия и партнерства [6, с. 134-135], всегда основанных на личной и политической свободе. В этом смысле конституция полностью совпадала с либеральной идеологией, краеугольным камнем которой она всегда и являлась.
Теория консерватизма (Э. Берк, Ж. де Местр, Л. Бональд) стала критической реакцией на Великую французскую буржуазную революцию и доктрину либерального конституционализма «справа», с позиций монархической и религиозной традиции. Она возникает в самом конце XVIII — начале XIX в. Ее наиболее ярким представителем был Ж. де Местр, идеям которого были во многом близки основные положения возникшей примерно в это же время исторической школы права (Г. Гуго, Ф.К. Савиньи, Г.Ф. Пухта). Все они оспаривали постулаты теории естественного права и полностью отвергали концепцию общественного договора, критиковали претензии либерализма на универсальность провозглашаемых им политико-правовых ценностей. «Конституция, которая создана для всех наций, не годится ни для одной, — писал де Местр, — это схоластическое произведение, выполненное в расчете на абстрактного „общечеловека", не существующего в природе». Исходя из этого, он различает естественные и писаные конституции. Под естественной конституцией понимаются исторически сложившиеся «коренные» права народа, аристократии и суверена, устоявшиеся на уровне обычаев и основывающиеся на нравах, религии, географическом положении, политических традициях и свойствах характера конкретного народа. Такая конституция обычно не имеет ни даты, ни творца. Писаная конституция, если она не опирается на естественную, «есть не что иное, как лоскут бумаги, не имеющий престижа и власти над людьми». Она «всегда бездушна, а между тем вся сущность дела в народном духе, которым и стоит государство». Он выражается в чувстве патриотизма граждан, которое чуждо всякой выгоды и совершенно безотчетно. Поэтому де Местр отстаивал тезис о непрочности писаных конституций, считая, что пространно написанные тексты, в которых детально закрепляются права граждан и компетенция органов власти, не способны придать конституционным нормам какую-либо реальную силу. Множество писаных законов свидетельствует, по его мнению, лишь об опасности распада государства [7, с. 120-135]. Таким образом, сущность конституции с точки зрения консервативной теории заключается в гарантировании традиционных социально-нравственных ценностей государствообразующего народа, выработанных им в процессе своего исторического развития, и формировании на этой основе национально ориентированной политико-правовой системы,
легитимируемой исключительно изнутри общества и недоступной для внешнего вмешательства.
Коммунистическая (социалистическая) теория появляется в середине XIX в. как критическая реакция на становление капиталистической системы и либеральной идеологии «слева», со стороны угнетенных классов буржуазного общества. Ее концепция сущности конституции зиждется на идеях одного из основателей германской социал-демократии Ф. Лассаля, который стоит также у истоков социологического правопонимания. Как и де Местр, Лассаль разделяет конституции на действительные (реальные) и писаные (юридические). Реальную конституцию, под которой понимается сложившийся общественный уклад, имеют все государства во все времена. Писаные конституции являются характерной чертой Нового времени. Их основное назначение Лассаль видит в отражении фактического соотношения социально-политических сил, действующих в обществе, чем и определяется, по его мнению, сущность любой конституции [8, с. 5-24]. Из этой мысли вырос классовый подход к сущности конституции, который наиболее ярко выразил В.И. Ленин: «Сущность конституции в том, что основные законы государства вообще и законы, касающиеся избирательного права в представительные учреждения, их компетенции и пр., выражают действительное соотношение сил в классовой борьбе» [9, с. 345]. В буржуазном обществе конституция выражает волю эксплуататорских классов: всего класса буржуазии, как это было в XIX в Великобритании, США и Франции, либо совместную волю крупной буржуазии и дворянской аристократии в странах с феодальными пережитками (Германия, Россия), либо волю монополистической буржуазии в период вступления капиталистических государств в эпоху империализма (с начала XX в.). Классовый характер конституции не отрицался и для первого, социалистического этапа построения коммунистического общества, основной политической формой которого выступает государство диктатуры пролетариата. Но с момента построения социализма государство становится общенародным, его конституция перестает носить классовый характер и начинает выражать волю и интересы всего народа, что просматривалось уже в Сталинской Конституции 1936 г. и было прямо закреплено в Конституции СССР 1977 г. В них основным принципом социалистического строительства провозглашалось обеспечение социальной справедливости: «от каждого — по способностям, каждому — по труду», а его целью выступало построение бесклассового коммунистического общества [10, с. 146-150]1. Тем самым важнейшим вопросом, поставленным советскими конституциями, был «вопрос создания правовых предпосылок социального прогресса» [11, с. 423]. Поэтому видеть социалистический подход к сущности конституции в выражении воли господствующего класса или сводить его к социальному конфликту, как это часто делается в литературе, не совсем точно. Кроме того, содержание и сущность социалистической конституции в неменьшей степени, чем буржуазной, основывались на юридических ограничениях публичной власти, в том числе и воли правящей партии, только не буржуазно-либеральными принципами, а базовыми устоями социализма, в соответствии с которыми обязаны были
1 См. также: Конституция (Основной Закон) Союза Советских Социалистических Республик 1936 г. (глава I); Конституция (Основной Закон) Союза Советских Социалистических Республик 1977 г. (преамбула) // Хрестоматия по истории отечественного государства и права. 20 1917-1991 гг. М., 1997.
действовать партийные и государственные органы и которые на практике имели не более формальный характер, чем в развитых капиталистических странах.
Из идей Ф. Лассаля о наличии в обществе действующего государственного порядка как фактической конституции в полемике с юридическим позитивизмом сложилась социологическая школа права, представители которой (О. Эрлих, К. Левеллин, Г.Д. Гурвич и др.) противопоставляли подходу к праву как системе норм его понимание как «живого» правопорядка. По аналогии возникло понятие «живой конституции», впервые появившееся в 1927 г. в названии книги североамериканского профессора Г. Макбейна [12]. Ее теория исходит из того, что содержание конституции, какой бы реальной она не была на момент своего принятия, является динамичным и не может не меняться с течением времени. По сути, «живая конституция» ассоциируется с политико-правовой практикой. При этом одни ученые относят к источникам «живой конституции» нормы, судебные решения, законодательные и административные акты, правовые обычаи и даже доктрины. Другие считают, что ее понятие включает в себя сам текст основного закона плюс толкование его положений Верховным Судом США, что позволяет приспособить ее положения к изменяющимся историческим условиям и сообщает ей гибкость и эластичность [13, с. 109]. Как выразился Ч.Э. Хьюз, возглавлявший Верховный Суд США с 1930 по 1941 гг., «конституция — это то, что скажут о ней судьи», что вполне соответствует североамериканским реалиям, где без учета судебного толкования, путем лишь одного ознакомления с текстом Конституции, невозможно понять ни одного ее положения, в частности решить вопрос о том, соответствует ли ей тот или иной закон [14, с. 372]. Таким образом, социологическая юриспруденция видит сущность конституции в ее реальности и фактической действенности в жизни общества.
Все указанные идеологические и теоретические концепты были интеллектуальным порождением Нового времени и достигли пика своего распространения и влияния в Х1Х-ХХ вв. Они воплощали, хотя и по-разному, дух модерна. Но к концу ХХ столетия после разрушения СССР и скорой вестернизации бывших социалистических стран (что в идеологическом плане означало победу либерализма над коммунизмом и различными версиями консервативной традиции) мир стал стремительно меняться. Возник феномен глобализации, наметился переход от индустриального к постиндустриальному, информационному обществу, началась эпоха постмодерна. Победивший либерализм, в лице своих наиболее ярких представителей, заявил о «конце идеологий» [15, с. 549-582], а затем и о «конце истории». Его учение стало почти общеобязательным, перестав быть теорией, превратившись в единственную постполитическую практику [16, с. 30-31], где государства и нации, вовлекаясь в плавильный котел глобализации, должны прийти, в соответствии с различными постлиберальными версиями, к «мировому государству» во главе с мировым правительством или к «глобальному гражданскому обществу». Казалось бы, безальтернативным при сложившейся конъюнктуре является и либеральный подход к сущности конституции. Юридические конституции почти всех государств, за небольшим исключением (Китай, Иран, Саудовская Аравия и другие ближневосточные монархии, КНДР, Вьетнам, Куба), основываются на принципах буржуазной демократии. И даже фиктивный характер конституционных положений во многих странах не вызывает серьезного сомнения в окончательной и бесповоротной победе ставшего «единственно
верным» учения, поскольку подразумевается, что со временем, по мере усвоения их народами (пост)либеральных ценностей, они должны стать реальными.
Однако упадок суверенной национальной государственности, сопровождающий процесс строительства глобального мирового порядка, не делает жизнь подавляющего большинства людей и народов лучше. Скорее наоборот. Либеральная идеология, претендующая на универсальность западных политико-правовых ценностей и распространение их на все страны мира, по сути, отказывает каждой из стран в собственной культурной и политико-правовой идентичности. Стремление к созданию глобального общества жестко элиминирует все национальное и грозит появлением нового тоталитарного порядка. По сути, речь идет о создании гиперимперии, развитие которой, по мнению одного из идеологов политической глобализации Ж. Аттали, должно привести через долгий процесс разрушения государств к гипердемократии [17, с. 167-265]. Не вызывает, однако, сомнения, что в указанной версии нового империализма уничтожению подвергается цивилизационно-культурная идентичность подавляющего большинства наций и народов, которая на самом деле тождественна их существованию. В таких условиях либеральный конституционализм как политико-правовой срез господствующей идеологии выступает во многих государствах незападного мира средством понуждения широких народных масс к уважению чуждых им западных ценностей, которые продолжают выдаваться за общечеловеческие, а действующие конституции перестают быть фактором стабилизации общества. При этом, как показывает практика государственного строительства, за фасадом формальной либерально-демократической конституции способен скрываться я самый антидемократический политический режим.
0
? Вместе с тем постмодерн как эпоха перехода к новому посткапиталистическому
а обществу характеризуется «резким ростом культурного и социального » многообразия, отходом от унификации и принципов чистой экономической
1 целесообразности, возрастанием многовариантности прогресса, формированием | новой системы стимулов и мотивов деятельности человека, замещением I материальных ориентиров культурными и др.», а в международной сфере § «связывается с утратой европейским регионом доминирующих позиций в | мировой экономике и политике, с отказом от идеи национального государства и § выдвижением на первый план иных социокультурных моделей» [18], что влечет
за собой трансформацию социальных и политических систем, идеологических | парадигм, в том числе формирование новых моделей государственности, | соответствующих новому жизненному укладу, что создает предпосылки для & перехода к многополярному политическому устройству мира. !| Радикальные изменения в общественной жизни побудили правоведов к
¡5 поискам новой модели правопонимания, отвечающей исторической эпохе. Ре-§ зультатом стало появление постклассической теории права. Основываясь на | изменениях в научной картине мира, ее представители обосновывают необходи-| мость смены концепта в самом понимании права, отождествляя его с правовой реальностью, понимаемой как правовая система, или бытие права.
Эта реальность включает в себя совокупность элементов: человека и различные социальные образования, вплоть до государства, социализированные в определенной культуре и конструирующие вполне определенную правовую систему; знаковые формы, образцы должного, упрощенно-правовые и другие социальные 22 нормы; действия человека, его поведенческую и ментальную активность по вос-
производству, в том числе по переконструированию, правовой системы [19, с. 18]. Соответственно праву эпохи постмодерна присущи следующие черты: а) динамичность как постоянное «воспроизводство» в соответствии с изменяющимся социальными условиями при сохранении нормативности; б) диалогичность (полифо-ничность) — расщепление на противоположные моменты, такие как должное и сущее, материальное и идеальное, общее и особенное, которые обусловливают друг друга, переходя один в другой; в) незавершенность (перманентность становления) как постоянность изменения внутреннего содержания; г) антиуниверсализм, понимаемый как отказ от претензий на всечеловечность западных социально-правовых ценностей и от представлений о наличии единой сущности права для всех времен и народов; д) социокультурный контекстуализм как обусловленность права историей и культурно-цивилизационными ценностями государствообразующего народа; е) преемственность, проявляемая в постоянном воспроизводстве юридических норм в правоприменительных практиках; ж) общеобязательность, означающая, что именно право обеспечивает целостность и нормальное функционирование общества, то есть само его существование [20, с. 366-370, 74, 292-293, 630, 242-243]
Постклассическая теория права подвергает все классические подходы к пониманию и сущности права, деконструкции (от лат. ёе — «обратно» и сопв^ис-йо — «строю»), то есть переосмыслению. Она представляет собой форму критического исследования объекта с выходом из традиции его рассмотрения, но без отказа от нее, с нахождением новых возможностей мысли, без нигилистического отказа от старого, но лишь с его «подвешиванием», приостановкой его рецептов, которые ошибочно кажутся самоподразумеваемыми [21; 22, с. 25, 51, 59]. Именно е
т
это необходимо сегодня для анализа политико-правовых явлений, включая и конституцию и конституционализм. а
а
Настоящий период развития человечества требует такого права, которое о
в
было бы более гибким, эластичным и адаптивным по отношению к внешним о
5 <
и внутренним условиям существования любого государства, желающего а
обеспечить суверенное существование, в основе которого всегда находится Р
культурно-цивилизационная идентичность государствообразующего народа. е
Такое государство должно не только закрепить в тексте своей конституции в о
качестве основополагающих принципов социально-нравственные ценности, р
отвечающие духу национальной политико-правовой традиции, но и воплотить ч
их в реальной жизни, в собственном политико-правовом порядке. Это непростая о
задача, поскольку в настоящий период конституция любого государства вмещает к
в себя в различных пропорциях как национальный компонент, так и опыт м
мирового политико-правового развития. Поэтому текст конституции фактически I
суверенного государства не может имплицитно не содержать в себе критическое ¡§
ш
переосмысление сущности и содержания основного закона, представляемого 44 различными версиями классического правопонимания Х1Х-ХХ вв. Их 22 необходимо переосмыслить, переработав и приняв то, что несет в себе ценность, 1 и отбросив все, в чем они уже теоретически и практически несостоятельны.
Так, признавая за конституцией сущностное качество общей меры свободы в обществе, на чем настаивают представители различных разновидностей либерализма, постклассическая методология не абсолютизирует свободу как социальную ценность. Во-первых, в разных обществах и культурах существует совсем различное понимание свободы. Во-вторых, при любых условиях 23
жизни социума свобода всегда подчинена функционированию общественного целого, из чего вытекает, что в современном государстве существуют и другие не менее важные, чем свобода, общезначимые ценности, выступающие ее нормативными ограничителями: государственный суверенитет, социальный характер государства, общественная нравственность, здоровье населения, обороноспособность страны, общественная безопасность и др.
Постклассическое правопонимание во многом смыкается с консервативной трактовкой сущности конституции, полагая, что фундаментом конституционного строя могут быть только принципы, воплощенные в правовой культуре и традиционном правопорядке конкретного общества. Но, соглашаясь с указанным постулатом, следует отмести примитивно понятый метафизический подход классического консерватизма к историческому процессу, свойственный также исторической школе права и естественно-правовой теории, которые рассматривают все природные и социальные явления, в том числе человека, государство и право, как пребывающие в стабильном (статичном) состоянии, тогда как реалии модерна и постмодерна свидетельствуют о все нарастающем динамизме общественных процессов, на вызовы которых конституция и правовые системы суверенных государств должны уметь отвечать, одновременно адаптируясь к ним.
Мало кому могут не импонировать принципы социальной справедливости и направленность на прогрессивное развитие общества, которые выступали главными сущностными чертами социалистических конституций. Однако в целом можно согласиться с мнением о фиктивности социалистических я конституций, что было связано с попытками правящей партии отвергнуть
0
? государственно-правовые традиции прошлого и построить совершенно новое а общество в соответствии с основными постулатами марксизма-ленинизма. » Поэтому эти конституции были чрезмерно идеологизированы: в них закреплялось
1 множество программных положений, цели развития нередко выдавались за уже | достигнутые результаты. Это постепенно привело к все большему расхождению I идеологически окрашенных положений с реальной жизнью. Кроме того, в § СССР так и «не удалось создать конституционную концепцию общественного | прогресса», которая была заменена нормативным описанием экономических и § политических основ идеальной модели социалистического общества [11, с. 423].
Весьма близка к постклассическому правопониманию социологическая | идея «живой конституции». Однако это не свидетельствует о том, что юриди-| ческая конституция (ее текст) не имеет существенного значения. Кроме того, & практически все течения социологической школы «ограничиваются изучением | влияния права на фиксируемые параметры общества, и наоборот», не предлагая ¡5 механизма изменения правовой реальности [20, с. 623].
§ Критическое переосмысление сущности конституции в классических
| парадигмах правопонимания вплотную подводит к новому концепту природы | основного закона государства, базирующемуся на принципах культурной и политической многополярности существующего мира, где этот мир выступает пространством предельно открытой истории с участием всех стран и народов в создании жизненной реальности, не ограниченной никакими внешними рамками чужой гегемонии, никаким универсализмом или навязанными со стороны транснациональными правилами. Западные страны могут оставаться 24 в рамках аутентичной для них либеральной идеологии. Но выбор государств
иных цивилизаций — евразийской, исламской, китайской, индуистской, латиноамериканской, африканской — в настоящих условиях заключается в том, чтобы, освободившись от глобального влияния гегемонистского дискурса Запада, принуждающего к копированию чуждых политико-правовых образцов, раскрыть собственную версию смысла и содержания конституции, построенную на основе собственного исторического и культурного наследия. Тем более что в этих странах под тонкой пленкой вестернизированных политических систем в подавляющем большинстве сохраняется традиционная социокультурная матрица.
По своей основополагающей тенденции такой выбор есть движение к преодолению западного конституционализма посредством постепенного возрождения обновленных форм традиционного государственного и правового порядка через осознание собственных социально-экономических, политических и правовых ценностей, закрепление их в конституционном законодательстве, с одновременной адаптацией заимствованных принципов, институтов и норм к автохтонной социокультурной среде и их абсорбцией на собственной духовной основе. При этом конституции восточноевропейских, азиатских, латиноамериканских государств могут отличаться и друг от друга и от западноевропейских, и любая из них может развиваться и видоизменяться со временем, так как содержание конституции не есть нечто раз и навсегда данное и неизменное, а сама конституционно-правовая реальность становится в условиях многополярности намного более сложной и многомерной, поскольку разные цивилизации оперируют различными смысловыми конструктами по отношению к одним и тем же политико-правовым явлениям. Они по-разному интерпрети- е руют понятия человека, общества, государства, права, свободы, прав личности, и власти, суверенитета, парламента и парламентаризма, демократии и авторита- а ризма, конституции и конституционализма и др. Идентичные и аутентичные о их культуре смысловые интерпретации этих понятий должны стать исходным о пунктом начала развития собственного, самобытного конституционализма, не о
с
сводимого к ограничению власти правом, правам человека и гарантиям частной | собственности. в
е
В этом случае подлинные субъекты верховной власти, укорененные в о
социальных структурах традиционных обществ, утратят необходимость р
скрывать себя под поверхностно принятыми и двусмысленными либерально- |
демократическими стандартами и получат возможность институционализировать к
свои особые формы организации власти и управления, соответствующие а
традиционному укладу, историческому состоянию общества и волеизъявлению |
социальных сил, выступающих выразителями культурного кода нации. и
Эксплицитность самобытной формы устройства верховной власти даст ¡§
возможность насытить эксклюзивным цивилизационным содержанием и 1
остальные конституционно-правовые институты, закрепив в основном законе ) такие модели экономической, политической и правовой систем общества, личной и публичной свободы, которые адекватны объективному состоянию и уровню развития того или иного государства, создавая тем самым предпосылки для его дальнейшего поступательного развития.
Таким образом, в многополярном мире сущность конституции может определяться только через назначение и основную цель государства,
которые заключаются в сохранении, воспроизводстве и благополучии 25
государствообразующего народа. Соответственно назначение конституции заключается в создании правовых условий для этого. Конституция должна играть консолидирующую роль в государстве и обществе, объединять страну и народ не только политически, но также духовно и нравственно. В этом состоит особая социально-культурная архитектоника конституции в государственно организованном обществе, не исчерпывающаяся формальным признанием за ней высшей юридической силы, ограничителя государственной власти или выразителя интересов господствующей социальной группы.
Исходя из вышесказанного, сущность конституции в XXI веке заключается в «ее способности быть юридической формулой национальной идеологии» [11, ^ 428], символом общего сознания государствообразующего народа, выражения его этнополитических и духовно-нравственных ценностей. При этом необходимо иметь в виду, что никакая идеология не вырабатывается в тиши академических кабинетов и бюрократических канцелярий. Она может быть там только окончательно сформулирована. Национальная (государственная) идеология рождается в практической борьбе за суверенное, независимое и самостоятельное, существование государствообразующего народа среди других стран и народов. Лишь при наличии такой идеологии и адекватном отражении ее базовых постулатов в основном законе государства может быть снято перманентно возникающее противоречие между юридической и фактической, формальной и реальной конституцией. Оно заключается в необходимости фактической конституции неизбежно объективироваться в формально закрепленных в ее тексте нормах, которые, однако, не могут полностью совпадать с реально действующими, что вытекает из самого предмета конституционного регулирования. С одной стороны, нормы основного закона должны отразить реальные отношения властвования, требующие правового закрепления и легитимации. С другой стороны, их задачей является закрепление в явной или скрытой форме определенного социально-политического, национального или цивилизационного проекта как идеальной модели общественного устройства и цели общественного развития. И в этом смысле, «конституция нормативно провозглашает не реальное, а должное состояние государства», выступая «не отражением действительности, а образцом для нее» [4, ^ 13]. Однако указанное противоречие полностью устраняется максимально ясным, четким и полным отражением в конституции этнополитических и духовно-нравственных ценностей государствообразующего народа, официально установленной иерархией принципов, составляющих основы конституционного строя, которые вместе с конкретизирующими их нормами адекватно определяют формы экономической, политической, социальной и духовной организации общества, пути и средства государственного строительства, способные обеспечить суверенное существование государства, справедливый общественный порядок и поступательное развитие (курсив наш. — Н.Г.) на длительную перспективу. В этом случае конституция, основанная на обновленной национальной идеологии, постепенно все более реализуясь в социально-политической практике, сможет со временем утвердиться не только в качестве элемента духовной культуры государствообразующего народа и синонима его социального прогресса, но и «живой» действительности его существования.
Библиографический список
1. Конституционное (государственное) право зарубежных стран: учебник: в 4 т. / отв. ред. Б.А. Страшун. М.: НОРМА-ИНФРА, 2001. Т. 4: Часть Особенная: страны Америки и Азии. 656 с.
2. История буржуазного конституционализма XVII-XVIII вв. / отв. ред. В.С. Нер-сесянц. М.: Наука, 1983. 295 с.
3. Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. № 3. С. 84-118.
4. Арановский К.В. Конституционная традиция в российской среде. СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. 658 с.
5. Хабриева Т.А., Чиркин В.Е. Теория современной конституции. М.: Норма, 2005. 320 с.
6. Эбзеев Б.С. Конституция, власть и свобода в России: Опыт синтетического исследования. М.: Проспект, 2014. 336 с.
7. Местр Ж. де. Рассуждения о Франции. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1997. 216 с.
8. Лассаль Ф. О сущности конституции: сочинения: в 3 т. М.: Круг, 1925. Т. 2. С. 5-24.
9. Ленин В.И. Как социалисты-революционеры подводят итоги революции и как революция подвела итоги социалистам-революционерам // Полное собрание сочинений. М.: Политиздат, 1968. Т. 17. С. 339-353.
10. Сталин И.В. О проекте Конституции Союза ССР. Доклад на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов 25 ноября 1936 года // Сочинения. Издание второе. Тверь: Информационно-издательский центр «СОЮЗ», 2007. Т. 14. С. 137-169.
11. Синюков В.Н. Российская правовая система. Введение в общую теорию. М.: Норма, 2010. 672 с.
12. McBain H.L. The Living constitution, a consideration of the realities and legends
of our fundamental law. New York: The Workers education bureau press, 1927. ш
13. Егоров СА. Современная наука конституционного права США. М.: Наука, 1987. и 191 с. С
14. Давид Р. Основные правовые системы современности. М.: Прогресс, 1988. 496 с. т
15. Липсет М. Политический человек: социальные основания политики. М.: Мысль, к 2016. 612 с. о-
16. Дугин А.Г. Четвертый путь. Введение в Четвертую Политическую Теорию. М.: д Академический проект, 2014. 683 с. с
17. Аттали Ж. Краткая история будущего. СПб.: Питер, 2014. 288 с. Н
18. Иноземцев В.Л. Постмодерн, постсовременность // Новая философская энци- ° клопедия: в 4-х т. М.: Мысль, 2001 г. Т. 3. 692 с. ЮР
s
19. Честнов И.Л. Постклассическое правопонимание: основные характеристики Ч // Право и государство. 2017. № 12 (74-75). С. 13-25. |
20. Честнов И.Л. Постклассическая теория права. СПб.: Алеф-Пресс, 2012. 650 с. а'
к
21. Деррида Ж. О грамматологии. М.: Ad Marginem, 2000. 512 с. ш
22. Автономова Н.С. Философский язык Жака Деррида. М.: Российская полити- | ческая энциклопедия (РОССПЭН), 2011. 510 с. №
23. Государственное право Германии: в 2 т. / редкол.: Б.Н. Топорнин (отв. ред.), 1 Б.М. Лазарев, Ю.П. Урьяс. М.: ИГПАН, 1994. Т. 1. 312 с. )
2
l\J
References м
1. Constitutional (State) Law of Foreign Countries: Textbook: In 4 volumes. Vol. 4. Part Special: the countries of America and Asia / resp. ed. B.A. Strashun. M.: Publishing group NORMA-INFRA, 2001 656 p.
2. History of Bourgeois Constitutionalism of the 17th-18th Centuries. / resp. editor V.S. Nersesyants. Moscow: Nauka, 1983.295 p.
3. Fukuyama F. End of the Story? // Questions of philosophy. 1990. No. 3. Р. 84-118. 27
4. Aranovskiy K.V. Constitutional Tradition in the Russian Environment. Saint Petersburg: Legal Center Press, 2003. 658 p.
5. Khabrieva T.A., Chirkin V.E. The tTheory of the Modern Constitution. M.: Norma, 2005. 320 p.
6. Ebzeev B.S. Constitution, Power and Freedom in Russia: The Experience of Synthetic Research. Moscow: Prospect, 2014. 336 p.
7. Mestre J. de. Reasoning About France. Moscow: Russian Political Encyclopedia (ROSSPEN), 1997. 216 p.
8. Lassalle F. On the Essence of the Constitution // Works: In 3 volumes. M.: Publishing house "Krug", 1925. Vol. 2. P. 5-24.
9. Lenin V.I. How Socialist-Revolutionaries Sum Up the Results of the Revolution and How the Revolution Summed Up the Results of Socialist-Revolutionaries // Complete Works. M .: Politizdat, 1968. Vol. 17. P. 339-353.
10. Stalin I.V. "On the Draft Constitution of the USSR". Report at the Extraordinary VIII All-Union Congress of Soviets on November 25, 1936 // Works. Second edition. Tver: Information and Publishing Center "SOYUZ", 2007. Vol. 14. P. 137-169.
11. Sinyukov V.N. Russian Legal System. Introduction to General Theory. Moscow: Norma, 2010. 672 p.
12. McBain H.L. The Living Constitution, a Consideration of the Realities and Legends of Our Fundamental Law. New York: The Workers education bureau press, 1927.
13. Egorov S.A. Modern Science of US Constitutional Law. Moscow: Nauka, 1987. 191 p.
14. David R. Basic Legal Systems of Our Time. Moscow: Progress, 1988. 496 p.
15. Lipset M. Political Person: Social Foundations of Politics. M.: Mysl, 2016. 612 p.
16. Dugin A.G. Fourth Way. Introduction to the Fourth Political Theory. Moscow: Academic project, 2014. 683 p.
g 17. Attali J. Brief History of the Future. SPb.: Peter, 2014. 288 p.
? 18. Inozemtsev V.L. Postmodern, Postmodernity // New philosophical encyclopedia: in
| 4 volumes. Moscow: Mysl, 2001. Vol. 3. 692 p.
£ 19. Chestnov I.L. Postclassical Legal Thinking: Basic Characteristics // Law and State.
t 2017. No. 1-2 (74-75). P. 13-25.
| 20. Chestnov I.L. Postclassical Theory of Law. SPb.: Publishing House "Alef-Press",
f 2012.650 p.
21. Derrida J. About Grammatology. M.: Ad Marginem, 2000. 512 p. IP 22. Avtonomova N.S. The Philosophical Language of Jacques Derrida. Moscow: Rus-
| sian Political Encyclopedia (ROSSPEN), 2011. 510 p.
2 23. State Law of Germany: in 2 volumes / editorial board: B.N. Topornin (editor-in-
| chief), B.M. Lazarev, Yu.P. Uryas. Moscow: IGPAN, 1994. Vol. 1. 312 p.
(D CO
U
a ro
u O
5 S
O *
u CO O
