CC BY
58
3. Доклад Чувашского обчека о результатах ликвидации крестьянского восстания в области // Крестьянское восстание 1921 г. в Чувашии / ЧГИГН. Чебоксары, 2009. 416 с.
4. Донесение Ядринского оперштаба в обчека и облоперштаб о восстании в Убеевской волости; Сообщение председателя Норусовского волисполкома Н.Д. Денисова о начале восстания в волости и др. // Крестьянское восстание 1921 г. в Чувашии / ЧГИГН. Чебоксары, 2009. 416 с.
5. Инструкция уполномоченным Норусовского райпосевкома по проведению семенной кампании // Крестьянское восстание 1921 г. в Чувашии / ЧГИГН. Чебоксары, 2009. 416 с.
6. Крестьянское восстание 1921 г. в Чувашии / ЧГИГН. Чебоксары, 2009. 416 с.
7. Постановление VIII Всероссийского съезда Советов РСФСР «О мерах укрепления и развития крестьянского хозяйства» от 28 декабря 1920 г. // Крестьянское восстание 1921 г. в Чувашии / ЧГИГН. Чебоксары, 2009. 416 с.
8. Ратникова А.Р. Деятельность волисполкомов на территории Чувашии в 1917-1927 гг.: дис. ... канд. ист. наук. Чебоксары, 2011.
9. Сводка донесений в Ядринский оперштаб по Тораевской вол. от 28 января 1921 г. и др. // Крестьянское восстание 1921 г. в Чувашии / ЧГИГН. Чебоксары, 2009. 416 с.
РАТНИКОВА АЛЬБИНА РАДИМИРОВНА - кандидат исторических наук, старший преподаватель кафедры истории и культуры зарубежных стран, Чувашский государственный университет, Россия, Чебоксары ([email protected]).
RATNIKOVA ALBINA RADIMIROVNA - candidate of historical sciences, senior teacher of History and Culture of Foreign Countries Chair, Chuvash State University, Russia, Cheboksary.
УДК 947
ББК 67.7:63.3(0)6:60.54
С.Н. РУБЦОВ, Д.Б. КАВЕЦКИЙ
СУДОПРОИЗВОДСТВО И ИНТЕРЕСЫ СОЦИАЛЬНЫХ ГРУПП НА ТЕРРИТОРИИ ПРИАНГАРЬЯ В 1918-1919 ГОДАХ
Ключевые слова: суд, следственная комиссия, прокурорский надзор, Приангарье, Иркутская губерния, Советская власть, Временное сибирское правительство.
На основе анализа функционирования судебно-следственных учреждений Иркутской губернии в 1918-1919 гг. показано, что неизбежным результатом детерминированности судопроизводства интересами главным образом отдельных социальных групп, а не государства, является недоверие к власти со стороны широких слоёв населения, исключающее эффективное управление местной жизнедеятельностью.
S.N. RUBTSOV, D.B. KAVETSKIY LEGAL PROCEEDINGS AND INTERESTS OF SOCIAL GROUPS IN THE TERRITORY OF ANGARSKI KRAI IN 1918-1919
Key words: court, commission of inquiry, public prosecutor's supervision, Angarski Krai, Irkutsk province, Soviet power, Provisional Siberian government.
On the basis of the analysis of functioning of judicial and investigative establishments of the Irkutsk province in 1918-1919 it is shown that an inevitable consequence of determinancy of legal proceedings by interests mainly separate social groups, instead of the state, is mistrust to the power from the wide segments of the population, excluding effective management of local activity.
Бегством от юрисдикции называют эксперты одно из существенных препятствий на пути формирования в Российской Федерации современной рыночной экономики. Как отмечал в послании Федеральному Собранию президент страны, по некоторым оценкам, в настоящее время девять из десяти значимых сделок, заключённых крупными российскими компаниями, не регулируются отечественными законами. Российские бизнесмены предпочитают иностранное законодательство. В связи с этим глава государства считает необходимым «сделать привлекательной российскую юрисдикцию», предлагая «исправлять свои собственные недоработки в судебной системе, в нормотворчестве, в практике применения законов» [24].
Вместе с тем результаты изучения правоохранительной деятельности в условиях социально-экономического кризиса свидетельствуют о том, что од-
ной из наиболее важных среди «недоработок в судебной системе» является детерминированность судопроизводства интересами не столько государства, сколько отдельных социальных групп. Неизбежным следствием такого положения дел становится недоверие к власти со стороны широких слоёв населения, исключающее эффективное управление местной жизнедеятельностью. Это убедительно подтверждается результатами анализа событий, разворачивавшихся на территории Приангарья в 1918-1919 гг.
Уже через день после того, как вооружённые отряды большевиков покинули административный центр Иркутской губернии, 13 июля 1918 г. общее собрание действовавших ранее департаментов Иркутской судебной палаты решило «возобновить отправление правосудия» [22]. Это решение соответствовало требованию постановления Временного сибирского правительства от 6 июля 1918 г. о возобновлении работы всех судебных учреждений Сибири, функционировавших до октября 1917 г. Суды, образованные решениями Советской власти, ликвидировались, а работавшие в них лица отстранялись от исполнения своих обязанностей.
Восстановленным судам следовало руководствоваться судебными уставами 1864 г., законами Всероссийского временного правительства, Временного сибирского правительства и Сибирской областной думы. Приговоры и решения нужно было выносить, используя формулировку «по указу Временного сибирского правительства», о чём старший председатель Судебной палаты Н.П. Ераков 20 июля 1918 г. информировал все суды, действовавшие на территории региона. Днём ранее, 19 июля 1918 г., вышло в свет официальное сообщение о том, что «начал работу Прокурорский надзор Иркутского окружного суда». К осени
1918 г. возобновилась работа мировых судов [28. № 2. Ст. 15; № 22. Ст. 200].
Кроме того, по ходатайству местных органов власти и прокурорского надзора в городах, селах и казачьих станицах можно было формировать судебноследственные комиссии, в состав которых наряду с постоянными членами могли входить, имея право совещательного голоса, представители профессиональных организаций и политических партий [14].
Руководствоваться в своей деятельности судебно-следственным комиссиям следовало постановлением Временного сибирского правительства от 3 августа 1918 г. «Об определении судьбы бывших представителей Советской власти в Сибири». Согласно этому постановлению «все представители так называемой Советской власти подлежали политическому суду Всесибирского Учредительного собрания» и должны были впредь до его созыва «содержаться под стражей». Представители Советской власти, «совершившие преступные деяния, носящие характер государственной измены, а также виновные в преступных деяниях общеуголовного характера, совершенные ими при осуществлении или по поводу осуществления Советской власти», подлежали «ответственности в общеустановленном порядке на основаниях, определённых в уголовных законах» [13].
Судебно-следственные комиссии получили возможность «освобождать лиц, задержанных без достаточных оснований, выдавать ордера на производство обысков и арестов, содержать под стражей до 3 месяцев арестованных, чья преступная деятельность могла быть признана явно угрожающей государственному строю и общественной безопасности». При этом «особо опасных лиц» разрешалось задерживать без ордера, но с последующим предоставлением следственной комиссии сведений и доказательств «правильности произведённого ареста».
Председателем губернской судебно-следственной комиссии назначили члена Сибирской областной думы М.В. Сабунаева, а его товарищами (заместителями) - представителей гражданского отделения Иркутского окружного
суда М.П. Сеткина и С.Н. Раевского. «По три члена для представительства» предложили избрать иркутскому городскому самоуправлению и иркутскому губернскому земству. Помимо губернской сформировали подобные ей уездные и поселковые следственные комиссии [15].
Вместе с тем наряду с судопроизводством «гражданским» начало действовать и судопроизводство «военное». В июле 1918 г. была учреждена следственная комиссия под председательством генерал-майора П.В. Скосы-рева. Затем 1 августа 1918 г. Временное сибирское правительство приняло постановление «Об учреждении особых прифронтовых военно-полевых судов». Они создавались военным командованием для охраны «государственного порядка и общественного спокойствия» в пределах территорий, объявленных на военном положении в соответствии со ст. 8 «Временных правил о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» [28. № 8. Ст. 78; № 2. Ст. 23].
В отличие от судов «гражданских» военно-полевой суд состоял из трёх лиц - председателя и двух членов, назначавшихся из офицеров и солдат распоряжением командира военного соединения, при котором он формировался. Основанием к началу судебного производства служили представления начальника военного соединения и жалобы других лиц, подававшиеся на его имя. Приговор военно-полевого суда считался окончательным и вступал в законную силу через 24 ч после вынесения, но мог обжаловаться в кассационном порядке на протяжении следующих суток. Однако подача жалобы не приостанавливала приведение вынесенного приговора в исполнение. Военнополевой суд должен был направить её вместе с материалами дела в находившийся в Омске Высший сибирский суд, а до начала его работы - в Военноокружной суд. Приговоры исполнялись на месте их вынесения по приказу воинских начальников [7].
При этом различными были не только порядок формирования и деятельности, но и принципы и результаты функционирования судебно-следственных учреждений, создававшихся гражданскими и военными властями. Руководствуясь действовавшими законами, «гражданские» суды и судебно-следственные комиссии выносили правомерные решения. О наиболее типичных из них сообщают материалы судебных заседаний. Так, в октябре 1918 г. военные арестовали О.А. Селицкого, который, согласно результатам проведённого расследования, «высказал недовольство чехами и мобилизацией». Суд в действиях О.А. Селицкого «не усмотрел признаков уголовно-наказуемого преступления» [6].
Затем 15 октября 1918 г. было вынесено постановление в отношении В.З. Фёдорова, «33 лет, крестьянина села Черемхово, участвовавшего в составе Черемховского отряда Красной гвардии в декабрьских боях 1917 г. в г. Иркутске». Установив только факт участия В.З. Фёдорова в «грабеже одежды», которую он привёз в Черемхово, а затем «отдал обратно по распоряжению начальника Красной гвардии», констатировав, что доказана «только принадлежность Фёдорова к большевизму, каковое обстоятельство само по себе не может служить предметом предварительного расследования», Иркутский окружной суд освободил подозреваемого [8].
В мае 1919 г. милиция задержала крестьянина И. Смоляка. Из протокола, составленного в итоге «личного обыска», следует, что у него обнаружили «шесть первомайских прокламаций партии социалистов-революционеров, содержащих в себе призыв к ниспровержению Временного правительства и борьбе за грядущий Интернационал». Во время следствия И. Смоляк заявил о том, что «обнаруженные у него листки он подобрал на улице с целью использовать при отправлении естественных надобностей, а содержание бумаг не знал по причине неграмотности». Подводя итоги следствия, прокурор вынес
заключение о прекращении уголовного преследования И. Смоляка. Иркутский окружной суд это заключение одобрил [4].
Расследуя дело о восстании крестьян в селах Икей и Катарбей, а также переселенческих участках Пушкинский и Отрадное, следователи Иркутского окружного суда установили участников и организаторов происходивших событий. Однако при этом служители Фемиды обратили внимание и на причины случившегося. Крестьяне выражали недовольство «раскладкой податей». Будучи «столыпинскими переселенцами», местные жители имели десятилетнее освобождение от уплаты большей части взыскивавшихся с них налогов. В результате проводившегося расследования были выявлены также «беззакония, чинимые чинами милиции». Рассмотрев материалы этого дела, суд оправдал многих его участников [9].
Также действовали и судебно-следственные комиссии. Массовые аресты представителей и сторонников Советской власти, лиц, ранее служивших в Красной армии и Красной гвардии, а также не имевших иных документов «кроме как от Советских властей», резко увеличили численность тюремных арестантов. Количество заключённых, содержавшихся только в Иркутской губернской тюрьме, уже через месяц после падения Советской власти удвоилось: было 312 человек, стало 667. Судебно-следственные комиссии освобождали тех, кому нельзя было предъявить обвинения, а тех, за кем обнаруживались преступления, передавали соответствующим судебно-следственным органам, которые рассматривали поступавшие к ним дела в установленном законом порядке. При этом представители судебно-следственных комиссий публично заявили о том, что «к ответственности будут привлечены только лица, виновные в уголовных преступлениях, а за политические убеждения никто ни привлекаться к ответственности, ни подвергаться арестам не будет [16].
Арестанты, занимавшие при Советской власти административные должности, но, не будучи уличёнными в совершении уголовно наказуемых действий, освобождались. В связи с этим газета «Свободный край» 25 сентября
1918 г. сообщала о том, что «бывший стрелочник» и одновременно «бывший комиссар материального склада Забайкальской железной дороги Кроток уволен от службы» и «освобождён из тюрьмы» [30]. Полагая, что судьбу находившихся в тюрьмах «советских деятелей» должно решить Учредительное собрание, созыв которого постоянно откладывался, судебно-следственные комиссии в конце 1919 г. выпустили их из тюрем, отправив на поселение в отдалённые районы Иркутской губернии. Например, председатель исполнительного комитета Бодайбинского Совета Мальцев был выслан в Усть-Уду, военный комиссар г. Бодайбо - в Киренский уезд, а бывший, как писали в газетах, «советский деятель» профессор Стоянович - за границу [33].
Отсутствие необходимых документов затрудняло установление не только виновности, но и зачастую личности арестованных. В таких случаях судебноследственные комиссии, как правило, руководствовались презумпцией невиновности. А это, как обоснованно утверждал один из советских работников г. Бодайбо, «позволило многим товарищам скрыть своё истинное положение, выдать себя за рядовых красногвардейцев, милиционеров» и выйти на свободу [17. С. 234]. Согласно официальному отчёту того времени, к 18 февраля
1919 г. «через губернскую следственную комиссию прошло 1473 дела о лицах, причастных к большевистской власти», по 1035 из которых, т.е. в более чем в 70% случаев, приняли оправдательные решения [21].
Такая деятельность восстановленных учреждений судебно-следственной системы возмущала тех, кто вёл вооруженную борьбу против Советской власти и обоснованно полагал, что её сторонники могут уйти от возмездия «в ру-
ках гражданского правосудия». Они считали принимавшиеся решения несправедливыми, публично называя их «смешными» [19]. Противники Советской власти руководствовались не имевшимся законодательством, а логикой беспощадной гражданской войны. Стремясь уничтожить своих врагов, они активно проводили внесудебные обыски и аресты. Это приводило к тому, что, как писали современники, «происходят аресты, в большинстве основанные лишь на доносах лиц, желающих свести свои личные счеты» [2]. Широкое распространение получил самосуд. Так, 12 июля 1918 г. шашкой отсекли голову Г.Л. Беренбауму за то, что тот служил, по словам его палачей, «в анархии» [27]. Без суда расправлялись со сторонниками анархистского движения, как сообщали газетные корреспонденты, «утомлённые отряды войск Сибирского правительства». Военнослужащие объясняли это тем, что «при выходе в поход дали слово ни одного из них не оставлять в живых» [23].
Однако убивали не только анархистов. «На глазах у публики», по утверждению обозревателей, в парке «Звездный» г. Иркутск зверски расправились с начальником технического отдела Управления городским хозяйством Караваевым. «Сбежавшимся гражданам, - свидетельствовали очевидцы, - представилась ужасная картина этого гнусного убийства: на земле лежал человек в луже крови с почти отделенной от шеи головой и с несколькими огнестрельными ранами на груди» [29]. В лесу у посёлка Иннокентьевский, сообщалось в газетах, «при большом стечении народа был повешен Евжен Шпачек, бывший комиссар посёлка по судебным делам» [32].
Добиваясь неотвратимости возмездия для противника, генерал-майор
А.В. Элерц-Усов настоятельно просил управляющего губернией П.Д. Яковлева «уведомлять его заранее о предстоящем освобождении большевистских деятелей, для дальнейшего содержания которых нет достаточных оснований с точки зрения следственной власти» [18. С. 148].
В отличие от учреждений Иркутской судебной палаты, военно-полевые суды и следственная комиссия под председательством генерал-майора П.В. Скосырева действовали согласно условиям военного времени, принимая адекватные специфике происходивших событий решения, которые были абсолютно понятны военнослужащим и поддерживались ими, несмотря на свою жестокость. Уже первые заседания военно-полевых судов вынесли смертные приговоры активным сторонникам Советской власти. В частности, по решению военно-полевого суда, работавшего при штабе Восточного фронта, 3 августа 1918 г. были казнены через повешение председатель Сибирской чрезвычайной комиссии И.С. Постоловский, командир первой роты Забайкальского полка Красной армии М.П. Яньков, организатор коммунистического отряда в Барнауле Оскар Гросс, командир третьей красноармейской роты К. Петрак, организатор добровольческих боевых дружин Карнуков. Через два дня после этого к смертной казни приговорили помощника начальника первого отряда интернациональной кавалерии Олегова [5].
Следственная комиссия, работавшая под председательством генерал-майора П.В. Скосырева, расследовала деятельность «офицеров, служивших у Советских властей». Виновные подлежали немедленному аресту и тюремному заключению. Наряду со следствием по делам уже арестованных офицеров комиссия занималась активным поиском и тех из них, кому после падения Советской власти удалось избежать ареста и даже поступить на службу в соединения Временного сибирского правительства. Так, 18 сентября 1918 г. в Иркутске был арестован и заключён в тюрьму прапорщик Ануфриев, являвшийся при Советской власти комиссаром топографического отдела штаба Иркутского военного округа, а после её падения поступивший на военную службу в армию Сибирского временного правительства «как бывший прапорщик» [1].
Был установлен также факт пятидневной службы в должности помощника начальника штаба Иркутского военного округа Красной армии генерал-майора
В.Л. Попова. К тому времени В.Л. Попов уже занимал должность генерал-квартирмейстера Сибирской армии. Соответствующие материалы направили в Центральную следственную комиссию, действовавшую под руководством генерал-лейтенанта Г.Е. Катанаева при Военном министерстве Временного сибирского правительства. Привлекался к ответственности и генерал-майор А.А. Таубе, занимавший при Советской власти должность начальника штаба Сибвоенкома-та. По решению следственной комиссии его направили в Екатеринбургскую губернскую тюрьму, где весной 1919 г. он умер от тифа [12].
Однако «военное» судопроизводство отличалось не только бескомпромиссностью, но и ярко выраженной избирательностью. Жестоко наказывая врага, оно попустительствовало противникам Советской власти, снисходительно относясь к совершённым ими противозаконным действиям и преступлениям. Типичным и наиболее известным был случай, связанный с именем генерал-майора А.В. Элерц-Усова. Будучи начальником Иркутского военного округа, он превысил свои служебные полномочия. В связи с этим 25 августа 1918 г. Иркутскому военному прокурору поступила телеграмма от управлявшего Военным министерством Временного сибирского правительства генерал-майора М.К. Менде с приказом «привлечь Элерц-Усова к уголовной ответственности за самочинное без ведома Временного сибирского правительства объявление мобилизации в округе молодых с образовательным цензом людей в возрасте от 18 до 25 лет» [10].
Представителям судебно-следственной власти свои действия А.В. Элерц-Усов объяснял чрезвычайными обстоятельствами, сложившимися в августе 1918 г., когда «нужны были люди и притом надежные настолько, чтобы в их лице нельзя было встретить скрытых сторонников большевиков», поскольку «во всех гарнизонах округа имелось 3576 человек» при 18 931 военнопленном. Меру наказания А.В. Элерц-Усову не могли определить на протяжении десяти месяцев. Наконец, в мае 1919 г. Верховный правитель адмирал А.В. Колчак распорядился «по делу о призыве никого к уголовной ответственности не привлекать» [11].
Военно-полевые суды систематически расследовали многочисленные случаи превышения воинскими начальниками своих полномочий. Офицеры обоснованно обвинялись в организации «самочинных» порок и даже расстрелах крестьян. В то же время ни по одному из таких расследований не принимались судебные постановления, на основании которых виновные привлекались бы к заслуженной ими ответственности. Это неоднократно констатировалось и местной периодикой. Показательно сообщение корреспондентов газеты «Наша деревня» от 25 апреля 1919 г., «о проведении расследования по распоряжению командующего войсками» и о передаче собранных материалов военно-полевому суду «на предмет привлечения к ответственности прапорщика Николаева -виновника порки и незаконного расстрела двух крестьян Осинского уезда Бала-ганской волости». Суд фактически оправдал убийцу [20].
Практически безнаказанными оставались многочисленные военнослужащие, занимавшиеся «простыми» грабежами. Характерный случай описывала газета «Наше дело» от 20 мая 1919 г. в связи с преданием военно-полевому суду «трёх офицеров за ограбление ресторана "Сибирь"» и символическим за это наказанием [25].
Такая лояльность военно-полевого суда к совершавшим уголовные преступления военнослужащим особенно контрастировала с его отношением к тем из них, кто не хотел участвовать в военных действиях. Например, солдаты Н. Аранов и К. Федотовских за «побег с военной службы» были расстреляны по приговору военно-полевого суда в январе 1919 г. Полковник Фелицин,
признанный виновным в «содействии уклонению от призыва», судебным постановлением от 31 мая 1919 г. был приговорён к «каторжным работам на 20 лет, лишению прав, орденов и чинов», а Фельдман, Перцель и Левин «за злостное уклонение от призыва» - «к смертной казни через повешение», которую заменили бессрочной каторгой [31].
При этом если военнослужащие армии Верховного правителя адмирала А.В. Колчака арестовывались за противоправные действия и предавались суду, правда, не получая в конечном итоге заслуженного наказания, то преступные действия иностранных солдат и офицеров не пресекались даже таким образом. Чехи, словаки, румыны беспрепятственно занимались грабежом и избиением местных жителей. Многочисленные очевидцы описывали это следующим образом: «Село Илир. 13 августа прибыл чехословацкий отряд. Набрали товару на 259 рублей. Оплатили только 200 рублей. Румынский отряд 3 июля в 4 часа утра оцепил село Залари. Солдаты избили и ограбили сельского старосту, арестовали двух милиционеров, председателя земской управы, заведывающего училищем, счетовода и еще нескольких лиц» [3].
О степени подобной безнаказанности можно судить по ставшим достоянием гласности событиям, произошедшим 15 сентября 1919 г. на станции Черемхово. В тот день по приказу, как писали газетные корреспонденты, «командира чеховойск» майора Герберта был расстрелян служащий Черемхов-ской городской милиции Григорий Елистратов. На просьбы помощника начальника местной милиции о «приостановлении казни» и передаче Елистра-това «русским властям» для проведения дознания и предания его военнополевому суду, т.е. разрешения возникшего конфликта на основании действовавших законов, был получен категорический отказ. Управляющий Иркутской губернией официально обратился к начальнику штаба «чеховойск» с протестом «против такого рода насилия над российскими подданными и просьбой назначить расследование дела о привлечении Герберта к ответственности». Никакой реакции на это обращение не последовало [26].
Лишь однажды возмущение российских властей противоправными действиями вооружённых иностранцев нашло отклик у их руководителей: после того, как 13 октября 1919 г. трое военнослужащих тридцать первого пехотного полка вооружённых сил Соединенных Штатов Америки, по свидетельству очевидцев, «устроили дебош на улицах Иркутска, приставали к женщинам и побили милиционера». Доставленные в помещение милиции, они побили там стекла. Вице-консул США счёл возможным извиниться «перед Иркутскими властями», заверив их в том, что виновники случившегося «будут преданы военно-полевому суду по прибытии во Владивосток» [34].
Будучи разделённым на «гражданское» и «военное», судопроизводство, осуществлявшееся на территории Приангарья в 1918-1919 гг., не могло сложиться во взаимосвязанную, эффективно действовавшую систему из-за решающей детерминированности всегда противодействующими интересами отдельных социальных групп.
«Гражданское» судопроизводство, представленное Иркутской судебной палатой, Иркутским окружным судом, прокурорским надзором, мировыми судами, губернской, уездными, поселковыми судебно-следственными комиссиями, руководствуясь ранее действовавшим законодательством, выражало интересы широких слоёв населения, охраняя их от произвола военнослужащих.
«Военное» судопроизводство, исходя из специфических условий Гражданской войны и олицетворённое особыми прифронтовыми военно-полевыми судами, а также следственной комиссией под председательством генерал-майора П.В. Скосырева, защищало участников вооружённой борьбы против
Советской власти, обеспечивая им фактическую безнаказанность за противоправные действия по отношению к местным жителям.
В таких условиях функционирование судебных учреждений не разрешало противоречий между интересами отдельных социальных групп, а напротив, обостряло их, превращаясь в сильнейший фактор дестабилизации текущей жизнедеятельности.
Литература
1. Арест большевистского командира // Свободный край. 1918. 21 сент. Л. 3.
2. В городе // Иркутские дни. 1918. 14 июля. Л. 4.
3. Вести из деревни // Наша деревня. 1919. 3 окт. Л. 4.
4. Государственный архив Иркутской области (Далее ГАИО). Ф. 242. Оп. 3. Д. 6. Л. 12-19.
5. ГАИО. Ф. 242. Оп. 3. Д. 64. Л. 27.
6. ГАИО. Ф. 242. Оп. 3. Д. 65. Л. 3.
7. ГАИО. Ф. 242. Оп. 3. Д. 65. Л. 28.
8. ГАИО. Ф. 242. Оп. 3. Д. 77. Л. 27.
9. ГАИО. Ф. 242. Оп. 4. Д. 41. Л. 6-10.
10. ГАИО. Ф. 524. Оп. 2. Д. 29. Л. 7.
11. ГАИО. Ф. 524. Оп. 2. Д. 29. Л. 11,36.
12. ГАИО. Ф. 524. Оп. 4. Д. 25. Л. 54, 80.
13. ГАИО. Ф. 750. Оп. 1. Д. 81. Л. 3.
14. ГАРФ. Ф. Р-151. Оп. 1. Ед. хр. 6. Л. 246.
15. Губернская следственная комиссия // Иркутские дни. 1918. 25 июля. Л. 2.
16. Допрос арестованных губернским комиссаром // Иркутские дни. 1918. 16 июля. Л. 3.
17. Захаров И.А. В ленской тайге // Как мы боролись за власть Советов в Иркутской губернии. Воспоминания активных участников Великой Октябрьской социалистической революции / сост. Г. Вендрих. Иркутск: Иркутск. кн. изд-во, 1957. 560 с.
18. Звягин С.П. Правоохранительная политика А.В. Колчака. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2001. 352 с.
19. Луков Е.В. Законодательные акты Западно-Сибирского комиссариата и Временного Сибирского правительства как источник по истории Гражданской войны в Сибири: дис. ... канд. ист. наук. Томск, 1999. C. 113.
20. Местная жизнь // Наша деревня. 1919. 25 апр. Л. 4.
21. Местная жизнь // Наше дело. 1919. 18 февр. Л. 4.
22. Объявление // Иркутские дни. 1918. 14 июля. Лист-прибавление.
23. Письмо в редакцию гр. Вагнур // Иркутские дни. 1918. 16 июля. Л. 3.
24. Послание Президента Владимира Путина Федеральному Собранию РФ // Российская газета. 2012. 13 дек. С. 3.
25. Предание военно-полевому суду // Наше дело. 1919. 20 мая. Л. 2.
26. Расстрел милиционера // Наша деревня. 1919. 3 окт. Л. 3.
27. Самосуд // Иркутские дни. 1918. 14 июля. Л. 4.
28. Собрание узаконений и распоряжений Временного Сибирского Правительства. 1918.
29. Убийство техника городской управы Караваева // Иркутские дни. 1918. 17 июля. Л. 3.
30. Увольнение комиссара // Свободный край. 1918. 25 сент. Л. 3.
31. Хроника // Иркутские губернские ведомости. 1919. 20 янв. Л. 1.
32. Хроника // Иркутские дни. 1918. 21 июля. Л. 2.
33. Хроника // Свободный край. 1919. 11 нояб. Л. 3.
34. Хроника // Свободный край. 1919. 2 нояб. Л. 3.
РУБЦОВ СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ - доктор исторических наук, профессор, заместитель директора по учебной работе, Красноярский институт железнодорожного транспорта -филиал Иркутского государственного университета путей сообщения, Россия, Красноярск.
RUBTSOV SERGEY NIKOLAEVICH - doctor of historical sciences, professor, deputy director, Krasnoyarsk Institute of Railway Transport - Branch of Irkutsk State Transport University, Russia, Krasnoyarsk.
КАВЕЦКИЙ ДМИТРИЙ БОРИСОВИЧ - соискатель ученой степени кандидата исторических наук кафедры гуманитарных дисциплин, Красноярский институт железнодорожного транспорта - филиал Иркутского государственного университета путей сообщения, Россия, Красноярск ([email protected]).
KAVETSKIY DMITRIY BORISOVICH - competitor of a scientific degree of the candidate of historical sciences of Humanitarian Disciplines Chair, Krasnoyarsk Institute of Railway Transport -Branch of Irkutsk State Transport University, Russia, Krasnoyarsk.
