CC BY
28
СУДЕБНЫЕ ОПИСАНИЯ В ДЕЯНИЯХ АПОСТОЛОВ,
В РОМАНЕ ХАРИТОНА И В РИМСКИХ СУДЕБНЫХ ПАПИРУСАХ ИЗ ЕГИПТА1
Резюме: В статье рассматривается вопрос о точках соприкосновения между судебными описаниям в Деяниях Апостолов и в романе Харитона. Уточняя предложенную С. Шварц интерпретацию для имеющихся параллелей, автор предлагает видеть в них отражение общего юридического и процессуального фона I в., реконструируемого на основе папирологической информации.
Ключевые слова: Деяния Апостолов, Харитон, греческий роман, папирология.
При интерпретации Деяний Апостолов важное место зани-
2
мает вопрос о жанровой принадлежности этого памятника . Вопрос этот чрезвычайно сложен, и решение его затрудняется множеством обстоятельств. Во-первых, в рамках раннехристианской традиции Деяния - как задуманное самим автором (Деян 1:1) продолжение Евангелия по Луке - присоединяются к корпусу евангельской литературы, так что их интерпретация должна быть приведена в систему с тем или иным решением синоптической проблемы. Во-вторых, новозаветная книга Деяний имеет своим продолжением богатую литературу деяний внеканонических, чьи авторы очевидным образом ориентируются на канонический образец и подражают ему - следовательно, любые рассуждения о «деяниях» как литературном жанре должны предваряться исследованием связей между деяниями каноническими и апокрифическими - прояснением датировок, происхождения текстов, их взаимных генеалогических связей, наличием или отсутствием авторских интенций и т. п. В-
1 Сокращенные названия для изданий папирусов приводятся в соответствии со стандартным изданием: Checklist 2011. Если не указано иное, все даты - н. э.
См. подробнее, например: Witherington 1998: 2-39. Ауни 2000: 137156. Phillips 2005 и др.
третьих, требует ответа и ряд специфических вопросов, связанных с Деяниями: как соотносятся между собой две редакции текста? в какой мере Деяния надежны как исторический источник; как соотносится картина, которую (предположительно post factum) рисуют нам Деяния, с той информацией, которую мы можем вывести из посланий Павла (предположительно, синхронных описываемым в них событиям)? Мог ли автор Деяний (иногда в так называемых «“мы”-отрывках» переходящий к повествованию от первого лица) быть спутником Павла или же это не более чем литературная маска, за которой скрывается человек, лично Павла не видевший? Насколько верно отождествление нигде себя в тексте по имени не называющего автора Деяний и упоминаемого Павлом в Флм 23 сотрудника по имени Лука? Насколько достоверны биографические детали, сообщаемые о Луке в посланиях Павла (Кол 4:14, 2 Тим 4:11) и позднейшей христианской литературе? Наконец, перед исследователем встают и более общие вопросы, связанные с интерпретацией древних литератур вообще и литературы античной в частности - предложить четкие критерии для разграничения тех или иных смежных жанров бывает трудно; границы между реальностью и вымыслом пролегают иначе, чем это готовы допустить позитивистски настроенные исследователи Нового времени; материал для сопоставлений скуден; плохая сохранность текстов допускает множественность интерпретаций; несовершенство исследовательских методов не всегда позволяет прийти к уверенным выводам и т. д. Все это взятое вместе заставляет, как кажется, с осторожностью относиться к попыткам решить вопрос на уровне общих сентенций, особенно в тех случаях, когда предпринимающий таковые попытки исследователь оперирует не столько анализом текстов, сколько сконструированными историографическими категориями, произвольным образом объединяя в них одни тексты и разделяя
3
другие .
3
Пример подобного подхода мы находим у Ричарда Перво (Pervo 1987) - стремясь сблизить в жанровом отношении Деяния с греческим романом, этот исследователь исключает из топики романа тему любви и странствий, разделяет в жанровом отношении Лк (как «biographical novel») и Деян (как «historical novel») и, постулируя жанровое единство Деян и позднейшей литературы апокрифических деяний, пользу-
Проверка предложенных интерпретаций может быть проведена на материале отдельных более или менее изолированных сюжетов; мы изберем для анализа вопрос о том, как соотносятся судебные описания в Деяниях Апостолов4 и в наиболее раннем из известных нам греческих романов - «Повести о любви Херея и Каллирои» Харитона5. Подобному сопоставлению благоприятствует как то, что два сочинения разделены небольшим временным промежутком, так и то, что в нашем распоряжении находится корпус римских грекоязычных судебных протоколов, относящихся к I—II вв. н. э., позволяющий восстановить формуляр судебного описания и тем самым получить точку отсчета для оценки стилистических, редакторских и иных приемов обоих авторов. Наконец, близость судебных описаний у Харитона и у Луки уже давно была замечена и истолкована как свидетельство влияния греческого романа на Деяния Апостолов (Scherling & Schierling 1978), и исследование обоих литературных произведений на соответствующем их эпохе документальном фоне даст удобную возможность проверить это предположение.
До нас дошло около 20 римских судебных протоколов I в. и еще около 140 документов II в., следующих тому же формуляру (Браткин 2008: 180-203). Протоколы как правило невелики по объему и содержат в среднем несколько десятков строк стандартной длины. Наиболее ранним самостоятельным документом является P. Oxy. I 37 (49 г.), наиболее ранним протоколом, чей текст до нас дошел в цитации, инкорпорированной в текст другого документа, является SB I 9016.5-9 (48 г.) (Браткин 2009а). Оригиналом судебного протокола была запись в служебном журнале (upomnhmaTLCTmoL, commentarii) римского провинциального администратора, выступавшего судьей на слушаниях. Те немногие оригинальные журналы, которые дошли до нас (наиболее представительный - P. Paris 69, 232 г.), настолько фрагментарны, что по ним можно судить лишь о самых общих
ется в своем анализе главным образом признаками и сюжетами последних.
4 В качестве датировки Деяний я принимаю промежуток между 70 и 90 гг., см. подробнее: Левинская 1999: 19-33.
5 Для датировки романа Харитона я принимаю промежуток между последней четвертью I в. до н.э. и серединой I в. н.э., см. подробнее: Chariton 1995: 1-2; Schwartz 1998: 425-429; CAGN: 5, 17-18.
чертах оформления. Основная масса документов представляет собой официальные выписки из upomnhmaTismol, и в этом качестве некоторым документам предпосылается заголовок avTLypafov upomnhmaTismou (например, P. Hamb. 29, 89 г.) с факультативным указанием имени судьи или заголовок еХ upomnhmaTLCTmwn в котором такое указание было обязательным (P. Oxy. 37, 49 г). Обязательной частью преамбулы является дата по стандартной формуле (год по эре императора, месяц, день). Преамбула также могла содержать указание на место выездной сессии - Sialoyismo" (содержится в SB 9016 I.5-9) и на отправление правосудия pro tribunali (epl tou bhmaTo" - самое раннее в P. Oxy. I 37). Пропуски текста, сделанные изготавливавшем копию писцом, оговаривались с помощью формул сокращения (me0’ eTepa или ек Twn ph0enT<wn, самый ранний пример -P. Oxy. 2757, 70-74 гг.). Собственно отчет о слушаниях начинается представлением сторон. Их имена могут вводиться либо при помощи versus-формулы (nTolema ppo" Ap[l]an, SB I 5761, 91-96 гг.), или же в виде genetivus absolutus с именем истца ([pp]ose10onTw[n nToXe]maiou ml AiSumaplou [Ka]l ' HpaKlelS[ou Alo]vuslou, BGU 1085, 165 г.), причем имя ответчика в этом случае дается только рубрикой его собственного выступления. Рубрикация выступлений также может быть
V> /— Т J7- / С /
двоякой: либо имя говорящего и eipen: KasTwp phTwp eipen (P. Mil. Vogl 98, 138-139 г.), либо также genetivus absolutus, в который входит имя истца и причастие verbum dicendi: Aioyenou" leyonTo" (PSI 281, 118 г.), либо же, чаще всего, просто именем тяжущегося. Характернейшей чертой протоколов римского времени является изложение выступлений, сжато сформулированных в прямой речи (этим они отличаются от птолемеевских протоколов, где слова тяжущихся пространно передаются косвенной речью). Ближе к концу I века начинают появляться протоколы, в которых выступления, по-прежнему краткие, тем не менее даны в косвенной речи (самый ранний пример - P. Vind. Worp 1, 90-96 гг.). Как правило, exordium речи адвокатов не записывается: единственный документ, в котором мы его встречаем - P. Flor. 61 (85 г.). Завершающая часть протокола может содержать указание на наличие собственноручной подписи судьи, печати и иных официальных пометок. Папирусные документы также показывают, что протоколы слушаний были доступны как собственно тяжущимся, получавшим копии протоколов по окончании слушаний, так и любым
заинтересованным лицам, которые могли заказать в архивах выписки из интересующих их иротплтат1стт01, а также из документальных досье - особого рода подборок, построенных по тематическому принципу и составленных из протоколов, вердиктов, административных документов, освещавших те или иные постоянно востребованные в юридической практике сюжеты (Браткин 2008: 204-265).
В двухтомном сочинении аё ТЬеорЫ1иш эпизоды, которые включают в себя сочетание определенных условий (предъявление претензий или требований; наличие формальной инстанции, выносящей решение; выступления сторон; вердикт) и которые в силу этого можно назвать (квази)судебными - занимают важное место. Суд над Иисусом, стадии разбирательства, казнь и сопутствующие ей события (Лк 22-23) являются кульминацией Евангелия от Луки. В Деяниях мы встречаем слушания с участием Петра (4:5-21), сцену в Синедрионе (Деян 5:17-42, типологически параллелен ей рассказ о гонении Ирода и спасении Петра в 12:1-19), аудиенция Ирода тирянам и сидонянам (12:20-23), аудиенция Сергия Павла (13:6-12). Намек на ту или иную юридическую перипетию сюжета следует видеть также в рассказе об изгнании миссионеров из Антиохии Писидийской (13:50). В 16:16-40 содержится рассказ о событиях в Филиппах и суде дуумвиров с развернутым повествованием о предыстории эпизода - исцелении бесноватой служанки Павлом - и со вставной новеллой о землетрясении и обращении тюремщика. Следующая глава включает в себя рассказ о суде политархов (17:510), а также миссионерское выступление Павла в Ареопаге (17:19-34) - автор особо оговаривает несудебный характер этого слушания (17:21), но тем не менее оно удовлетворяет критериям, заявленным выше для судебного эпизода. За ним следует рассказ о событиях в Коринфе и суде проконсула Галлиона (18:12-17), о мятеже (= незаконном народном собрании) в Эфесе (19:23-40). С 21:27 начинается длинный рассказ о предыстории и ходе многоступенчатого Кесарийского процесса, апелляции и путешествии Павла в Рим. Фактически, рассказ об этом процессе занимает всю последнюю четверть Деяний и является кульминацией Деяний в той же мере, в какой рассказ о суде над Иисусом - кульминацией Евангелия по Луке.
Можно заметить, что судебные эпизоды Деяний четко делятся на две группы6. К первой относятся римские суды par excellence - все описания слушаний в римских судах, где против Павла выдвигается формальное обвинение (18:12-17; 24:1-23; 25:1-27:32). В этих отрывках словоупотребление Луки довольно точно следует формуляру судебных протоколов и отчетам об административных разбирательствах их UpomnhmaTLCTmOL (Браткин 2008: 101-146) вплоть до полного совпадения между Деян 24, где автором переданы exordia речей Тертулла (ст. 2-4) и Павла (ст. 10-11), и уникального в своем роде Р. Flor. 61 (85 г.), в котором составитель протокола сохранил exordium речи одного из адвокатов. Ко второй группе относятся рассказы о слушаниях, не имеющих легитимного с точки зрения римского государства статуса или не протоколировавшиеся по римскому образцу (в Синедрионе, в Ареопаге, в Эфесе и др.). Здесь отсутствуют прямые параллели с формуляром судебных протоколов, но напротив, широко используются вставные новеллы, редакторские резюме, аллюзии к другим эпизодам внутри и вне повествования. Гипотеза о том, что Лука использует судебные описания лишь как литературный прием, не объясняет этого различия между трактовкой разных судебных описаний в самих Деяниях, и на мой взгляд, это может свидетельствовать о том, что Лука мог иметь доступ к подлинным документам судов над Павлом (Браткин 2008: 142-146). Косвенно подобный вывод может быть сопоставлен с восходящим ко II веку и сохраненным в латинском тексте «Каноне Муратори» упоминанием о том, что Павел взял с собой Луку quasi ut iuris studiosum secum (secundum?)7 - даже если это лишь сделанная читателем II века догадка, она показывает, что точность Луки в передаче административных терминов и близкая к протокольному стилю манера описания римских судов могли натолкнуть современных ему читателей на мысль о профессиональной юридической компетентности их автора.
В романе Харитона судебные повествования также имеют большое значение, но трактовка их существенно отличается от
6 К сожалению, этого не замечает Шварц (Schwartz 2003) в своем сопоставлении судебных эпизодов Деян и греческого романа.
7 Большинство ученых отвергало традицию о Луке как юристе, прибегая к конъектурам и перетолкованию текста, но оснований для этого нет. См. подробнее: Браткин 2009б.
трактовки рассмотренных выше эпизодов Деяний. Первое и главное отличие состоит в том, что Лука стремится убедить своего читателя в точности и реальности описываемых событий (Лк 1:1-4; Деян 1:1-2) (Браткин 2009в), происходивших недавно и в обществе, к которому принадлежали и автор, и адресат -иными словами, первые читатели Деяний могли сопоставить описания с собственным опытом участия в тяжбах. Харитон же относит свое повествование к V веку до н. э., к периоду, знакомому читателям лишь по книгам. Второе отличие заключается в том, что у Харитона судебные эпизоды по объему составляют лишь небольшую часть его пространного сочинения, а судебные разбирательства оказываются лишь одной из многих составных частей в топике его романа - но тем не менее, длина каждого судебного эпизода далеко превышает длину судебных описаний в Деян; то же относится и к насыщенности деталями, относящимися как к состоянию героев, так и к обстоятельствам разбирательства.
Всего у Харитона можно выделить четыре судебных эпизода. Два происходят в Сиракузах, это суды над Хереем за убийство Каллирои (1, 4-6) и над пиратом Фероном за разграбление ее могилы (3, 3-4); два в Вавилоне, при дворе персидского царя (Дионисий против Митридата: 5,4-9, и Дионисий против Херея: 5,10-6,2) Первый эпизод (1, 4-6), по справедливому мнению С. Шварц, устанавливает критерии для читательских ожиданий относительно дальнейших судебных сюжетов (Schwartz 1998: 30), но одновременно и опрокидывает все ожидания: Херей, будучи ответчиком, обвиняет себя, а отец убитой, Гермократ, защищает Херея и призывает к закрытию суда. Обе речи сопоставимо кратки и одинаково не следуют риторическим конвенциям, однако замечание от автора указывает, на что ответчик «вправе ... был сослаться в свое оправдание, и клевету, и ревность, и непреднамеренность совершенного им деяния» (1,5,4; пер. И. И. Толстого, Харитон 1959: 15), и, по-видимому, следует согласиться со Шварц в том, что подобная ремарка указывает на знакомство автора с практикой составления риторических упражнений (controversiae, Schwartz 1998: 36). Второй эпизод - суд над Фероном (3, 3-4) подхватывает намеченное в первой сцене распределение ролей, превращая Херея из ответчика, несправедливого обвиняющего самого себя, в истца, справедливо выдвигающего обвинение против Ферона. Обращает на себя внимание небольшой, но ярко выраженный exordium его
речи (3,4,5), в котором почти полностью воспроизведен рекомендуемый Квинтилианом для построения exordium’а мотив8. Повествование вновь насыщено деталями как более конкретными (свидетельство рыбака, орудия пыток и их применение), так и более общим (аффектация публики, драматизм происходящего и т. п.). Третий (Дионисий против Митридата, 5,4-9) и четвертый (Дионисий против Херея, 5,10-6,2) эпизоды помещены автором в Вавилоне, при дворе персидского царя. Они связаны между собой еще теснее, чем сиракузские судебные разбирательства. Перри справедливо замечает, что суд между Дионисием и Митридатом является абсолютной кульминацией всего повествования (“culminating point of a suspense which has been gathering momentum for the space of an entire book”, Perry 1930: 113). Харитон добивается этого эффекта, в том числе, через детализацию предшествующих суду событий, через объяснение мотивов и ожиданий обеих сторон и симпатизирующих им партий в публике до, во время и после суда. Началом судебного отрывка можно считать подачу царю прошения в защиту Дионисия (4,6,3), но собственно судебное описание, едва начавшись, прерывается сценой, нарушающей ожидания как героев романа, так и читателя: вопреки нормальной процедуре (на которую указывает и автор в 5,4,9) вместо истца Дионисия первым начинает говорить ответчик Митридат, формально защищая процедуру судопроизводства, но по сути обвиняя противную сторону в нарушении царского предписания. Противная сторона возражает (и автор вновь с позиции судебного комментатора замечает: таита Зькаткй" men elpen o Aionusio", plhn ouSena epeiOen (5,4,11)9. Второе заседание открывается двумя безупречно построенными судебными речами (каждая из которых заставляет вспомнить об учебных риторических упражнениях, см. Penella 2011); Дионисий завоевал
о
Quod sine dubio multo magis ipsis litigatoribus faciendum est ut ad agendum magna honesta ratione aut etiam necessitate accessisse videantur (Inst., 1, 4, 7; «.Безусловно, для самих тяжущихся необходимо создать впечатление, что приступить к тяжбе их заставила какая-либо значительная и достойная причина или даже обязанность»).
9 Примечательно то, как переводчики передают эту фразу. Акад. И. И. Толстой: «с судебной точки зрения слова Дионисия были правильны.» (Харитон 1959: 94); Гулд: “Dionysius’ contention was technically true, but failed to persuade anyone” (Chariton 1995: 251), в обоих случаях выделено мной - Д.Б.
симпатии как слушателей, так и самого царя (5,6,11); Митридат завершает свою речь угрозой выставить прелюбодеем самого Дионисия (и вновь автор сопровождает эти слова кратким психологическим комментарием, объясняющим мысли и публики, и Дионисия, 5,7,8-9) - после чего судебная процедура опрокидывается с театральным появлением Херея, на которое реагирует Каллироя, смятением публики10 и дальнейшую пикировку Херея с Дионисием (которую автор вновь сопровождает комментарием: 5,8,6). Суд завершается оправданием Митридата, и переносом спора между Дионисием и Хереем на отдельное разбирательство, для подготовки к которому им выделяется пять дней (5,8,9). Четвертый эпизод (5,10-6,2), тем не менее, выглядит в описании Харитона скорее пародией на судебное разбирательство. Пятидневная отсрочка используется автором для изложения разговоров заинтересованной публики и внутреннего монолога судьи - самого царя11. Суд не состоялся: царь через евнуха сообщает подданным о том, что видел во сне требование богов принести жертвы и объявляет месячную иеромению. В дальнейшем судьба героев устраивается без обращения к судебным тяжбам, но примечательно, что роман завершается тем же, чем и открывается: сценой в народном собрании; vomimo" eKKlhSLa в 1,1,12-13 устраивает брак героев, в 8,7-8 Херей рассказывает народу обо всем, что им пришлось испытать. За текстом Харитона, таким образом, стоит автор не просто образованный риторически, но знакомый со скрытыми механизмами судебного процесса, умеющий завоевывать симпатии публики и использовать ее в своих целях, разбирающийся в психологии судьи и групп, влияющих на судью в своих интересах. Иными словами, манера и стиль судебных эпизодов в романе подтверждает характеристику, которую дает себе его автор в первых строках текста: ’AOhvayOpou р^торо" upoypafeti" -секретарь или помощник постоянно выступавшего на суде оратора, разумеется, не мог не разбираться в тайных и явных пружинах судебных процессов.
Сопоставив судебные рассказы в греческих романах и Деяниях, С. Шварц приходит к интересным выводам. Она заключает, что ясных указаний, позволяющих говорить о влиянии
10 ть" а фраа^ кат' аХьап екеХпо то стхлта тои бькаат^р'юи; 5,8,2.
11 С примечательной ремаркой: upepOou т^п кр'ьстьу тоито gap е^е^ть каь ISiwrh 8ькаат^, 6,1,12.
романов на Деяния в нашем распоряжении нет - по ее мнению, материал скорее свидетельствует о том, сколь всепроникающим явлением в греческой литературе времени Империи стали судебные описания (it does illustrate the pervasiveness of trials in narratives of the imperial period); в римском мире, пишет она, суды функционировали и как массовое зрелище, и как средство продемонстрировать механизм, при помощи которого власть действовала на пользу целому обществу. Именно поэтому, продолжает она, судебная сцена оказывалось столь важным выразительным средством для текстов, проникнутых определенной идеологией (в случае романа - идеей о превосходстве греческой paideia, в Деяниях - идеей распространения христианства среди широкой языческой аудитории), и судебное описание давало гибкую и сразу понятную для аудитории формулу, при помощи которой можно было передать эту идеологию (Schwartz 2003: 130-131).
Вывод Шварц об отсутствии прямого влияния греческого романа на Деяния Апостолов представляется справедливым, более того, он ценен тем, что дезавуирует попытки доказать обратное путем экстраполирования на канонические Деяния черт, характерных для позднейших беллетризованных апокрифических деяний. Но Шварц тем не менее сама прибегает к подобному смешению более поздних текстов с более ранними, когда анализирует греческий роман: в качестве параллельного для исследования Деяний материала она привлекает не только самый ранний и почти современный Деяниям роман Харитона, но рассматривает также романы Ксенофонта Эфесского, Лонга, Ахилла Татия и Гелиодора. Позднейшая новеллистическая традиция, бесспорно, эволюционирует, и не всегда исследователь вправе promiscue указывать на те или другие черты более поздних текстов как на аргумент в дискуссии о более ранних. Другой слабой чертой ее аргументации является отсутствие сопоставления судебных описаний с протоколами - что дало бы твердую точку отсчета для анализа судебного описания в историографическом и/или беллетризованном тексте. Если же мы ограничим поле сопоставления Деяний только романом Харитона и введем в это сопоставление грекоязычные судебные и административные документы, можно будет уточнить выводы Шварц.
Во-первых, станет понятно, что широкое распространение документов и их доступность всем заинтересованным лицам
предполагает массовое знакомство с протокольным формуляром и судебной процедурой - аудитория и Деяний, и романа Харитона была не только пассивно знакома с судопроизводством как ярким зрелищем, но и в значительной мере обладала активным его знанием, полученным в тяжбах - а, следовательно, была способна распознать скрытый юридический и процессуальный подтекст. Таким подтекстом в Деяниях была протокольная фразеология в описании римских (и только римских) судебных заседаний, которая могла стать причиной содержащегося в «Каноне Муратори» сообщения о Луке как «знатоке закона» - возможно, юридическом консультанте Павла. Судебные сцены у Харитона помещены в Сиракузах и Вавилоне V века до н. э., но, тем не менее, хорошо знакомый аудитории процессуальный контекст I века проявляется в построении речей, в продуманном нарушении ожиданий аудитории, в авторских комментариях, объясняющих побуждения и аффекты тяжущихся и судьи.
Во-вторых, становится очевидным, что единственным сознательно выбранным авторским приемом, сближающим Деяния с романом Харитона, является совмещение кульминации повествования с судебным эпизодом, прочие же точки соприкосновения могут объясняться общим судебным и процессуальным контекстом, знакомым обоим авторам.
Литература
Ауни 2000 - Ауни Д. Новый Завет и его литературное окружение / Пер. с англ. В. В. Полосина под ред. А. Л. Хосроева. СПб: РБО. Phillips 2005 - Phillips Th. E. The Genre of Acts: Moving Toward a Consensus? // Currents in Biblical Research. Vol. 4. P. 365-96.
Браткин 2008 - Браткин Д. А. Римский судебный протокол по данным папирологии как источник для изучения раннехристианской истории (на материале Деяний Апостолов). Дисс. ... к. и. н. (специальность 07.00.09). СПбФ ИВ РАН.
Браткин 2009а - Браткин Д. А. К вопросу о древнейшем судебном протоколе на папирусе // Письменные памятники Востока. № 1.
С. 149-151.
Браткин 2009б - Браткин Д. А. Был ли евангелист Лука юридическим консультантом апостола Павла? // Страницы. 13:1. С. 3-33.
Браткин 2009в - Браткин Д. А. Употребление afaleia в папирусах и его значение для интерпретации Лк 1:4 // Индоевропейское языкознание и классическая филология. 2009. Т. XIII. С. 81-91. Левинская 1999 - Левинская И. А. Деяния Апостолов. Главы I-VIII. Историко-филологический комментарий. М.: ББИ.
Харитон 1959 - Харитон. Повесть о любви Херея и Каллирои / Пер. с древнегреческого и комментарии акад. И. И. Толстого. Изд. 2-е. М.-Л.: АН СССР.
CAGN - Collected Ancient Greek Novels, ed. by B. P. Reardon, with a New Foreword by J. R. Morgan. Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 2008.
Chariton 1995 - Chariton.. Callirhoe, Ed. and Translated by G. P. Goold.
Cambridge, Mass.; London: Harvard College (LCL 181)
Checklist 2011 - Checklist of Editions of Greek, Latin, Demotic, and Coptic Papyri, Ostraca, and Tablets [Last Updated 1 June 2011] Editors: Joshua D. Sosin, Roger S. Bagnall, James Cowey, Mark Depauw, Terry G. Wilfong, and Klaas A. Worp Founding Editors: John F. Oates and William H. Willis: http://library.duke.edu/rubenstein/ scriptorium/papyrus/texts/clist.html [дата обращения 10 мая 2013 года].
Penella 2011 - Penella R. J. The Progymnasmata in Inmerial Greek Education // Classical World. Vol. 105. P.77-90.
Pervo 1987 - Pervo R. Profit with Delight. The Literary Genre of the Acts of the Apostles. Philadelphia: Fortress Press.
Scherling & Scherling 1978 - Scherling S. P., Schierling M. J. The Influence of Ancient Romances on the Acts of the Apostles. Classical Bulletin. Vol. 54. P. 81-88.
Schwartz 1998 - Schwarts S. Courtroom Scenes in the Ancient Greek Novels. Ph.D. Dissertation, Columbia University.
Schwartz 2003 - Schwartz S. The Trial Scene in the Greek Novels and in Acts // Contextualizing Acts: Lukan Narrative and Greco-Roman Discourse / Penner, Todd. and Caroline Vander Stichele, eds. Symposium Series. Atlanta, Ga: Society of Biblical Literature. P. 103-135 Witherington 1998 - Witherington Ben III. The Acts of the Apostles. A Socio-Rhetorical Commentary. Grand Rapids, Mich./Cambridge, UK: Eerdmans; Carlisle: Paternoster.
D. A. Bratkin. The trial scenes in the Acts of the Apostles, in Chariton’s Callirhoe and in the Roman forensic papyri
The aim of this paper is to examine the trial scenes in the Acts of the Apostles and those in Chariton’s Callirhoe against the background of Roman forensic papyri. Following Saundra C. Schwartz in dismissing any attempts to treat similarities in forensic descriptions of Chariton and Acts as indication of literary influence, it is argued that the evidence of the papyri would suggest that similarities may have originated due to the common forensic and legal background known to Luke, Chariton and their respective audiences.
