CC BY
198
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
С. А. Степанов
СУДЕБНОЕ НОРМОТВОРЧЕСТВО, ЕГО ФОРМЫ И МЕСТО В МЕХАНИЗМЕ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ
Цель статьи - анализ нормотворческой деятельности российских судебных органов. Согласно авторской позиции интерпретационная деятельность правоприменителя заключается не только в толковании закона - уяснении смысла юридического правила, но и в создании особых правовых норм. По мнению автора, юридические конструкции, создаваемые судом (преимущественно в частном праве), по своему содержанию и общеобязательности для других судов не могут быть отнесены ни к правоположениям, ни к интерпретационным актам. Признание отдельных результатов интерпретационной судебной деятельности правовыми нормами означает возникновение нового теоретического взгляда на меняющиеся характер и содержание механизма правового регулирования.
Приводя примеры из судебной практики, автор показывает, что разъяснения, содержащиеся в постановлениях пленумов высших судов, впоследствии могут служить основой для создания правовых норм и их включения в тексты нормативных правовых актов (в частности, Гражданского кодекса РФ). Подчеркивается неизбежность осуществления судами нормотворческой деятельности; отмечается, что суд и законодатель не противостоят друг другу, а взаимно обогащают правотворческую и правоприменительную деятельность.
Ключевые слова: толкование, интерпретация, толкование права, интерпретационные нормы, нормотворческая судебная деятельность, судебная власть
Двадцатипятилетний период действия отечественной Конституции, развития законодательства и правовых актов подзаконного регулирования, постоянно прогрессирующая право-создающая деятельность органов правосудия позволяют осмыслить некоторые глубинные изменения российского юридического мира. Право создается обществом для собственного свободного, комфортного и безопасного бытия, право и есть отражение этого общества в двух основных правовых «мирах»: законодательстве и правосудии. Одним из наиболее острых теоретических и практических аспектов сосуществования, взаимодействия и противостояния этих «миров» является не признаваемая ранее ни законодательством, ни доктриной нормо-творческая деятельность судов. Перед отечественным правоведением поставлена сложная задача: признать и осмыслить данный юридический феномен, а также определить его место и значение в теории права в целом и механизме правового регулирования в частности.
Указанная общетеоретическая задача правоведения определяет и цели настоящей статьи: с применением классических (в том числе выработанных юридической герменевтикой) научных методов исследовать соответствующие результаты правоприменительной нормотворческой деятельности, выходящие за границы традиционного судебного толкования, определить природу
создаваемого судами нормативного материала и его роль в правовом регулировании.
Предварительные замечания
Общемировые научно-технические, экономические и социальные процессы последних шестидесяти-семидесяти лет закономерно возвысили общественный (публичный) интерес над частной (эгоистической) ценностью. В России, как и в развитых постиндустриальных государствах Западной Европы (Франция, Германия, Скандинавские страны), Дальнего Востока (Япония, Корея), Северной Америки (США, Канада), сохраняется приоритет общенародных, государственных ориентиров в политической, экономической, социальной и правовой сферах. Отечественный исторический опыт, структура и характер социума, национальный патриархальный менталитет неизменно приводят к абсолютизму верховной политической власти, установлению главенствующей роли государства во всех сторонах общественной жизни. И не просто государства как организации политической власти, а государства как авторитета законодательного.
Принцип верховенства закона не только проникает в юридическую практику, но и ожидает своего преобразования в более значимое основное начало - принцип верховенства права. Единственным «противовесом» вероятному за-
конодательному «гнету», как свидетельствует опыт развитых юридических систем романо-германской правовой семьи, в известной степени является самостоятельная и самодостаточная правоприменительная практика - правосудие. Правосудие, вооруженное не только возможностью толковать законодательные правила, но и возможностью (и даже обязанностью) восполнять статичный законодательный материал особыми правилами, ранее не известными отечественному правоведению.
Недавний сомнительный опыт приватизации российской государственной собственности не принес нам экономического процветания. Частная собственность в силу различных причин (в том числе ввиду отсутствия надлежащего и достойного субъекта права собственности, возрождение которого возможно лишь через несколько поколений) не только не привела к саморазвивающейся рыночной экономике, но и ослабила благодатную для России идею государственного участия в экономике и контроля ее участников. Последнее десятилетие ознаменовано возвращением государства в макроэкономику, но уже благодаря не силе партийной концепции и партийного аппарата, а роли и значению государственных, в первую очередь законодательных и судебных, функций.
Возврат государства и политической власти в экономическую и социальную жизнь страны состоялся не только и не столько через власть исполнительную, сколько через власть законодательную и судебную. И возвращение это приобретает особое значение, поскольку политическая воля, законодатель и правоприменитель должны активно поддерживать новый и главный ориентир отечественного правоведения -обеспечение прав и свобод человека.
Политическая воля и ожидания общественности стимулировали законодателя к активной и результативной (по количеству нормативных актов) правотворческой деятельности. Казалось бы, отсутствие четкой правовой идеологии, философского ощущения времени, роли и значения закона как главного глашатая права вкупе с нередким игнорированием отраслевого характера отечественной юриспруденции, определенной процедурной торопливостью, законодательной небрежностью и даже нормотворческой неряшливостью отнимают у права два его основных качества - системно-иерархический характер и формальную определенность. Но такое впечатление может быть недостаточно объективным, не отражающим все закономерности развития форм и методов правового воздействия. Возможно, законодатель проявил так долго ожидаемые от него мудрость и дальновидность.
Нормотворец мог намеренно преодолеть социалистический синдром «урегулировать все и вся» и «допустить» на свободную юридическую территорию правоприменителя, предоставив ему возможность «заполнения» этого пространства [Степанов 2017: 23]. Как бы то ни было, суд не мог не создавать нормы. Нормотворческая судебная деятельность свидетельствует о начале действительного разделения единой политической власти на ветви. Осуществлять свои функции в качестве независимой и самостоятельной ветви власти в сложившихся правовых реалиях судебная власть иначе, чем посредством активной нормосозидающей деятельности не может.
Неизбежность судебного нормотворчества и необходимость его развития
Отечественное правопонимание является строго позитивистским, основанным на признании безусловного верховенства законодательной нормы - формы государственного властного веления. Закрепленное в нормативном акте правило - это по существу единственный источник публичного права и подавляющая числом форма в праве частном. И это обстоятельство традиционно предопределяет минимальную или максимальную «территорию свободы» усмотрения (толкования и применения права и закона по аналогии) судебного правоприменителя.
Публично-правовая «территория свободы» в механизме применения императивной нормы, казалось бы, зачастую сводится только к толкованию закона1. Впрочем, нередко к толкованию и распространительному, восполняющему ткань позитивной нормы. Такой подход не может быть определен как необходимая и допустимая юридической герменевтикой интерпретация юридического правила, если для уяснения смысла и содержания нормы достаточно грамматического (буквального) толкования. Придание же ей судом иного смысла свидетельствует о создании правоприменителем новой правовой нормы.
1 Удивительной стойкостью обладает отечественное правоведение, которое в части осмысления юридической силы, значения и функций судебного усмотрения порой все еще исходит из принципов, выработанных политической властью в рамках реформы 1864 г.: «Законы должны быть исполнены по точному и буквальному смыслу оных, без всякого изменения или распространения... все без изъятия места, не исключая и высших правительств, во всяком случае должны утверждать определения свои на точных словах закона, не переменяя в них без доклада Императорскому Величеству ни единой буквы и не допуская обманчивого непостоянства самопроизвольного толкования».
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
В качестве примера такого судебного нормотворчества можно указать складывающуюся практику применения п. 21 приложения № 1 к постановлению Правительства РФ от 14 августа 1992 г. № 587 «Вопросы частной детективной (сыскной) и частной охранной деятельности». Указанная правовая норма хотя и предусмотрена на подзаконном уровне, тем не менее вытекает из ряда федеральных законов и ведет к весьма значительным экономическим последствиям. Согласно ей в перечень объектов, на которые частная охранная деятельность не распространяется, входят «объекты электроэнергетики - гидроэлектростанции, государственные районные электростанции, тепловые электростанции, гидроаккумулирующие электростанции, электрические подстанции, геотермальные станции, объекты передачи электрической энергии, оперативно-диспетчерского управления в электроэнергетике и сбыта электрической энергии, объекты нефтяной и нефтехимической промышленности, газовой и газохимической промышленности, отнесенные к опасным производственным объектам, за исключением объектов, которые предназначены для добычи, переработки, транспортирования, хранения продукции, поставляемой по государственному контракту, а также стратегических предприятий, стратегических акционерных обществ и их дочерних обществ».
Грамматический способ толкования данного текста приводит и правоведа-интерпретатора, и ученого-лингвиста к однозначному выводу: объекты электроэнергетики стратегических предприятий, стратегических акционерных обществ и их дочерних обществ исключаются из перечня объектов, на которые частная охранная деятельность не распространяется1. Но смысл анализируемой нормы права перестает быть ясным и однозначным, если официальный интерпретатор без надобности прибегает к более сложным профессиональным приемам: толкованию логическому (формальному и диалектическому), систематическому, историко-политическому и телеологическому (целевому). Общие тенденции усиления государственной охранительной функции, очевидный законодательный акцент (возрастание роли предписаний в ущерб дозволениям и запретам) смежных правовых актов различной силы, террористические угрозы, единый (технологически и юридически) характер на-
1 Текстовый фрагмент «а также стратегических предприятий, стратегических акционерных обществ и их дочерних обществ» относится к предлогу «за исключением» (входящие в этот фрагмент существительные образуют ряд однородных членов со словом «объектов» в родительном падеже).
ционального энергетического комплекса, неизменная для новейшего времени и повсеместная меркантильность наряду с возможностью применить более сложные и глубокие способы толкования позволяют суду обнаружить иной, прямо противоположный буквальному смысл исследуемой нормы: объекты электроэнергетики, принадлежащие стратегическим предприятиям, стратегическим акционерным обществам и их дочерним обществам, подлежат государственной охране. Судебные решения, содержащие такие выводы, становятся типовыми для подобного рода дел, приобретают свойства правовой нормы2. Противоречие же между официальным (судебным) и неофициальным (грамматическим, лингвистическим) толкованием может быть устранено либо изменением правового акта, либо разъяснением его аутентичным интерпретатором, либо признанием выработанных судебной практикой правил особыми правовыми нормами.
В сфере частного права преимущественно диспозитивный характер применяемых судом норм предполагает неизбежный выход судебного правопонимания за границы толкования, более того - создание судом особых юридических правил, именуемых иногда интерпретационными нормами. Вся судебная практика изобилует примерами нормотворческой деятельности правоприменителя. «Новые» нормы (в дальнейшем включенные законодателем в соответствующие федеральные законы), в частности, сформулированы в информационном письме Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 13 сентября 2011 г. № 147 «Обзор судебной практики разрешения споров, связанных с применением положений Гражданского кодекса Российской Федерации о кредитном договоре» (п. 2), постановлении Пленума ВАС РФ от 17 февраля 2011 г. № 10 «О некоторых вопросах применения законодательства о залоге» (п. 25) и др.
Особое внимание обращает на себя постановление Пленума ВАС РФ от 23 июля 2009 г. № 64 «О некоторых вопросах практики рассмотрения споров о правах собственников помещений на общее имущество здания». Традиционно жесткие, ранее всегда исходившие от государства вещно-правовые конструкции в указанном постановлении сформулированы судом и
2 Решение Арбитражного суда Томской области от 24 мая 2017 г. по делу № А67-1405/2017 (рассмотрено всеми инстанциями и оставлено в силе определением Верховного Суда РФ от 20 февраля 2018 г. № 304-ЭС17-22883), решения Арбитражного суда Республики Хакасия от 26 апреля 2018 г. по делу № А74-3026/2018, от 31 мая 2018 г. по делу № 3807/2018, решение Арбитражного суда Кемеровской области от 17 июля 2018 г. по делу № А27-6260/2018 и др.
получили широкое применение. В литературе неоднократно отмечалось, что казуальное толкование норм судами высших инстанций становится нормообразующим [Вопленко 2008; Лазарев 2012: 97-99; Пиголкин 1998: 70-74].
Отечественная правовая доктрина уже не может не замечать столь важного юридического явления. «Судебный правоприменительный акт есть внешнее, формально-юридическое проявление „реального" права, т. е. того смысла, который придается правовой норме применительно к конкретным жизненным обстоятельствам на основании юридико-герменевтического подхода. Право, будучи социальной реальностью, воплощается не только в юридических нормах, но и в действиях субъектов права, правовых актах. Результат этого воплощения всегда динамичен, он находится между нормами позитивного права, устанавливающими идеальную модель общественных отношений, и их реализацией» [Пучков 2017: 34]. Аналогичные выводы встречаются и в работах других ученых [Галыгина, Зуев 2013: 40; Малинова 2017].
Создание судом особых юридических правил - это не только и не столько известное свойство правовых систем общего права, сколько неизбежный этап развития права, в том числе для семей романо-германского права. Российские правоприменитель и законодатель освободили сдерживаемую на протяжении социалистического периода правосозидающую энергию. Отечественная судебная практика, выраженная преимущественно в актах высших судебных органов, стремительно сформировалась в самостоятельную нормативно-правовую реальность. И это уже не некие не относящиеся к юридической норме «правоположения» [Покровский 1998: 159], а правила общеобязательного характера (хотя бы в границах судебной системы). Особая юридическая материя правоприменительных актов и норм является объективированным элементом правовой действительности. Задача современного правоведения состоит не в признании или отрицании нормативного характера результатов судебной деятельности, а в исследовании нового феномена и определении его видов, содержания, функций и места в отечественной правовой доктрине в целом и в механизме правового регулирования в частности.
Функции и место правотворческой судебной деятельности в механизме правового регулирования
Традиционная и разумная осторожность российского правоведения в признании нормативного свойства судебных актов проистекает, в том числе, из давнего недоверия к «человеческому»,
эмоциональному содержанию правосудия, которое может обернуться судебным произволом1. Современная юриспруденция в отдельных случаях обращает внимание на иные обстоятельства, препятствующие признанию правотворческой функции правосудия, в частности на «эмансипи-рованность», ярко выраженную, чрезмерную независимость правосудия от юридической науки, идеологии, политики [Тарасов 2012: 22].
Автономность судебной деятельности сущ-ностна и вытекает из принципа разделения политической власти. Суд и законодатель не противостоят друг другу, а взаимно обогащают правотворческую и правоприменительную деятельность, в одинаковой степени зависящую от экономики, идеологии и политики. Причины же «недолжного» восприятия судами юридической науки, возможно, проистекают вовсе не из правоприменительной практики, а из традиционного для академической методологии «отставания» правоведения от стремительно меняющейся правовой материи.
Суд и законодатель не противостоят друг другу, а взаимно обогащают правотворческую и правоприменительную деятельность
Но как бы отрицательно ни относилась отечественная юридическая наука к судебному нормотворчеству как источнику права и элементу механизма правового регулирования, следует констатировать активизирующуюся правотворческую деятельность высших органов правосудия и признать одной из первоочередных задач российского правоведения углубленное и комплексное исследование существа и функций правовых норм, создаваемых судом. Нор-мотворческая судебная деятельность (повторим) остается актуальной темой последние два десятилетия. Кроме отмеченных выше авторов, судебное правотворчество изучали многие другие ученые [Верещагин 2004; Лебедев 2001; Марченко 2007]. Все исследователи единодушны, во-первых, в признании вырабатываемых высшими судами юридических правил (интерпретационных норм, нормативных правоположений и пр.) полноценными и самостоятельными источниками права и, во-вторых, в классификации результатов судебного нормотворчества по видам (восполнение пробелов в праве, конкретизация общих правил, судебный нормоконтроль, определение пределов полномочий и др.). Вместе с тем предметом оживленных дискуссий остают-
1 Об опасностях свободного судебного усмотрения также предупреждал И. А. Покровский [1998: 160].
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
ся другие не менее значимые аспекты научного признания вырабатываемых правосудием правил правовыми нормами. В частности, это: 1) форма нормативного результата деятельности суда;
2) юридическая сила этих результатов в иерархии официальных источников правовых норм;
3) место создаваемых судом юридических норм в механизме правового регулирования.
1. Российская правовая действительность неизменно демонстрирует приоритет «буквы» правовой нормы, а также обусловленные пан-дектным правоощущением уровень (юридическую силу), форму, структуру и реквизиты официального документа, содержащего эту норму. Формально разобщенная судебная практика (типизированные решения по схожим делам), безусловно, учитывается судами при рассмотрении аналогичных конфликтов, но к источникам правовых норм ее отнести нельзя ни по сущностным свойствам (отсутствие общеобязательности, абстрактного характера и универсальности), ни по «внешним» признакам» (отсутствие формальной определенности, внутреннего нормативного (системного) строения и пр.). Указанными свойствами источника правовых норм обладают только постановления Пленума Верховного Суда РФ (равно как и действующие постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда, Верховного Суда СССР, Верховного Суда РСФСР)1.
Признание отечественным правоведением нового источника права - процесс достаточно долгий, постепенный (даже поэтапный). Общеобязательность, обеспеченность государством, универсальность, формальная определенность, общий характер закрепляемых правил, структурированность постановлений Пленума Верховного Суда РФ, их доступность для ознакомления соответствуют всем признакам нормативного правового акта. Судебная практика, судебные прецеденты, судебные обычаи, тем не менее, не могут быть причислены к источникам правовых норм. Но в то же время, к примеру, отдельные правила, содержавшиеся в постановлении Пленума ВАС РФ «О некоторых вопросах применения законодательства о залоге», практически в неизменном виде были включены законодателем в Гражданский кодекс РФ.
2. Нормативные акты пленумов высших судов, по мнению некоторых исследователей, относятся к подзаконным правовым актам. «Речь идет не о квалификации этих постановлений
1 В литературе отмечается, что акты пленумов высших судов - это принятые компетентным государственным органом акты, которые закрепляют абстрактные, рассчитанные для многократного применения и подлежащие обязательному опубликованию правила поведения для неограниченного числа лиц [Судебная власть 2003: 360].
в качестве судебного прецедента, но об отнесении их к совершенно иному виду источников права - нормативным актам подзаконного характера» [Судебная власть 2003: 360]. Вероятно, такой подход обусловлен разумным представлением о линейной иерархии нормативных правовых актов (Конституция, федеральный закон и далее по убывающей).
Представляется, что отнесение нормативных актов пленумов высших судов в силу их особой природы к классическим нормативным правовым актам, издаваемым органами законодательной или исполнительной власти, некорректно. Издаваемая высшим судом норма - это тоже норма права, но в силу своей природы существующая и применяемая «параллельно» с традиционными нормативными правовыми актами любого вида (за исключением, естественно, Конституции и федеральных конституционных законов). И юридическая сила, и уровень судебной нормы, как минимум, равны силе и уровню нормативного правового акта, который задействован в конкретном случае применения права. К примеру, уже упомянутые в статье правовые нормы, содержащиеся в постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ «О некоторых вопросах практики рассмотрения споров о правах собственников помещений на общее имущество здания» действуют наравне с нормами Гражданского и Жилищного кодексов РФ.
3. Нормотворческая судебная деятельность будет безоговорочно признаваться юридической наукой в качестве источника права при непременном условии: создаваемые правосудием нормы должны стать самостоятельным и необходимым элементом механизма правового регулирования2. В порядке постановки научной гипотезы для определения места нормотворческой деятельности суда в механизме правового регулирования следует разделить все результаты правотворческой судебной деятельности на две группы: во-первых, «полноценные» правовые нормы, создаваемые пленумами высших судов, и, во-вторых, все иные результаты судебной правотворческой и правоприменительной деятельности (индивидуальные акты, интерпретационные акты и интерпретационные нормы-правоположения, иные результаты судебного толкования, применения судами аналогии права и др.).
Правовые нормы первой группы включаются в начальное звено механизма правового регулирования - нормативную регламентацию. Такие нормы занимают «равное» с правилами тради-
2 Для целей настоящей статьи используется классический подход к определению механизма правового регулирования, сложившийся в отечественной теории права и получивший развитие в трудах С. С. Алексеева [Алексеев 1966].
ционных, исходящих от законодательной и исполнительной власти нормативных правовых актов положение, выполняют ту же функцию и дополняют друг друга, обеспечивая эффективность механизма правового регулирования. Иные результаты судебной деятельности относятся к элементам заключительного звена механизма правового регулирования - реализации (применения судом) права [Пучков 2017: 36]. Интерпретационные результаты судебной деятельности второй группы - важнейший элемент правоприменения и всего механизма правового регулирования, обеспечивающий полноту, объективность, всесторонность и стабильность отечественного правосудия.
Может быть, впервые за тысячу лет российский суд обрел себя, ощутил свою юридическую миссию быть творцом «живого» права, обогащать «вечность» позитивной нормы чудесным «мгновением» ее судебной интерпретации и применения. С. С. Алексеев писал: «В России наметилась перспектива овладения ценностями современной правовой культуры, есть основания для того, чтобы отказаться от отзвуков стыдливого лукавства, выраженного в категории „правоположение". Правоположе-ние, как ни играй словами, - это тоже норма, во всяком случае - с того момента, как только вы-
работанное судами положение начинает применяться ими в качестве типизированного решения данной жизненной ситуации. Стало быть, понятие „правоположение" может быть сохранено для обозначения и характеристики лишь тех „реальностей" в сфере права, которые путем толкования или аналогии создаются судами для данного дела. Но как только эти реальности приобретают общее значение, перед нами - настоящие юридические нормы как типизированные решения соответствующих жизненных ситуаций» [Алексеев 2000: 121].
В заключение следует констатировать, что активная нормотворческая и интерпретационная деятельность органов правосудия за короткий исторический период сформировалась в особый нормативный массив (наиболее интенсивно и объемно - в сфере частного права). Унифицированные постановлениями пленумов высших судов судебные решения и акты, надо полагать, восприняты юридической наукой как нормы права и иные результаты правотворческой судебной деятельности. Предложенные в порядке постановки проблемы место и функции нормотворческой деятельности суда в соответствующих звеньях механизма правового регулирования нуждаются в дальнейшем углубленном исследовании.
Список литературы
Алексеев С. С. Механизм правового регулирования в социалистическом государстве. М.: Юрид. лит., 1966. 187 с.
Алексеев С. С. Право на пороге нового тысячелетия. Некоторые тенденции мирового правового развития - надежда и драма современной эпохи. М.: Статут, 2000. 256 с.
Верещагин А. Н. Судебное правотворчество в России. Сравнительно-правовые аспекты. М.: Междунар. отношения, 2004. 344 с.
Вопленко Н. Н. Виды и акты официального толкования права // Ленинградский юридический журнал. 2008. № 2. С. 29-54.
Галыгина Е. С, Зуев С. В. Способы и пределы толкования норм уголовно-процессуального права // Правопорядок: история, теория, практика. 2013. № 1. С. 36-41.
Лазарев В. В. Нормативная природа судебного прецедента // Журнал российского права. 2012. № 4. С. 92-99.
Лебедев В. М. Судебная власть в современной России: проблемы становления и развития. СПб.: Лань, 2001. 384 с.
Малинова И. П. Синергетика: кодовые основания социального конструирования // Российский юридический журнал. 2017. № 2. С. 10-18.
Марченко М. Н. Судебное правотворчество и судейское право. М.: Проспект, 2007. 512 с.
Пиголкин А. С. Толкование норм права и правотворчество: проблемы соотношения // Закон: создание и толкование / под ред. А. С. Пиголкина. М.: Спарк, 1998. С. 65-75.
Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М.: Статут, 1998. 353 с.
Пучков О. А. Судебные интерпретационные акты в российском праве: юридико-герменевтиче-ский аспект // Российский юридический журнал. 2017. № 6. С. 34-39.
ОБРАЗОВАНИЕ ПРАКТИКА НАУКА
Степанов С. А. Интерпретация интерпретации // Российский юридический журнал. 2017. № 6. С. 23-33.
Судебная власть / под ред. И. Л. Петрухина. М.: ТК Велби, 2003. 720 с.
Тарасов Н. Н. Юридическая наука и юридическая практика: соотнесение в методологическом аспекте (о практичности юридической науки и научности юридической практики) // Российский юридический журнал. 2012. № 3. С. 19-24.
Сергей Аркадьевич Степанов - доктор юридических наук, профессор кафедры теории государства и права Уральского государственного юридического университета, директор Института частного права (Екатеринбург). 620137, Российская Федерация, Екатеринбург, ул. Комсомольская, д. 21. E-mail: stepanov@privatelaw.ru.
Judicial Rule-Making, Its Forms and Role in the Mechanism of Legal Regulation
The article is devoted to analysis of judicial rule-making activities performed by courts in Russia. Interpretation activity of the judiciary is not limited by understanding the sense of a legal rule, but also includes creation of specific legal rules. In the author's opinion, legal constructions designed by courts (especially in private law) could be neither laws nor interpretation acts. But they bind the lower courts and have a special content. Considering the courts' interpretational activities as a rule-making process is a new theoretical approach to the legal regulatory mechanism changing over time.
Bringing the examples from court practice, the author shows that provisions of higher courts decisions can be used as a base for creation of new legal rules and their incorporation into normative legal acts (e. g. the Russian Civil Code). The author states that performing rule-making activity by courts is inevitable. The legislator and the judiciary do not oppose each other but do mutually enrich law-making and law-enforcement activities.
Keywords: interpretation, interpretation of law, interpretative rules, judicial rule-making, judicial authority
References
Alekseev S. S. Mekhanizm pravovogo regulirovaniya v sotsialisticheskom gosudarstve [The Legal Regulation Mechanism in a Socialist State], Moscow, Yurid. lit., 1966, 187 p.
Alekseev S. S. Pravo na poroge novogo tysyacheletiya. Nekotorye tendentsii mirovogo pravovogo razvitiya - nadezhda i drama sovremennoi epokhi [Law in the Eve of the New Millennium. Some Trends of the World Legal Development - Hope and Drama of the Modern Epoch], Moscow, Statut, 2000, 256 p.
Galygina E. S., Zuev S. V. Sposoby i predely tolkovaniya norm ugolovno-protsessual'nogo prava [Methods and Limits of Interpretation of Rules of Criminal Procedural Law], Pravoporyadok: istoriya, teoriya, praktika, 2013, no. 1, pp. 36-41.
Lazarev V. V. Normativnaya priroda sudebnogo pretsedenta [A Normative Nature of Judicial Precedent], Journal of Russian Law, 2012, no. 4, pp. 92-99.
Lebedev V. M. Sudebnaya vlast' v sovremennoi Rossii: problemy stanovleniya i razvitiya [Judicial Power in Modern Russia: Problems of Formation and Development], Saint-Petersburg, Lan', 2001, 384 p.
Malinova I. P. Sinergetika: kodovye osnovaniya sotsial'nogo konstruirovaniya [Synergetics: the Code Foundations of Social Designing], Rossiiskii yuridicheskii zhurnal, 2017, no. 2, pp. 10-18.
Marchenko M. N. Sudebnoe pravotvorchestvo i sudeiskoe pravo [Judicial Law-Making and Judges' Law], Moscow, Prospekt, 2007, 512 p.
Petrukhin I. L. (ed.) Sudebnaya vlast' [The Judiciary], Moscow, TK Velbi, 2003, 720 p.
Pigolkin A. S. Tolkovanie norm prava i pravotvorchestvo: problemy sootnosheniya [Interpretation of Legal Rules and Law-Making: Problems of Interrelation], Pigolkin A. S. (ed.) Zakon: sozdanie i tolkovanie [Law: Creation and Interpretation], Moscow, Spark, 1998, pp. 65-75.
Pokrovskii I. A. Osnovnye problemy grazhdanskogo prava [The Main Issues of Civil Law], Moscow, Statut, 1998, 353 p.
Puchkov O. A. Sudebnye interpretatsionnye akty v rossiiskom prave: yuridiko-germenevticheskii aspekt [Judicial Interpretation Acts in Russian Law: the Legal and Hermeneutic Aspects], Rossiiskii yuridicheskii zhurnal, 2017, no. 6, pp. 34-39.
Stepanov S. A. Interpretatsiya interpretatsii [Interpretation of an Interpretation], Rossiiskii yuridicheskii zhurnal, 2017, no. 6, pp. 23-33.
Tarasov N. N. Yuridicheskaya nauka i yuridicheskaya praktika: sootnesenie v metodologicheskom aspekte (o praktichnosti yuridicheskoi nauki i nauchnosti yuridicheskoi praktiki) [Legal Science and Legal Practice: a Correlation in the Methodological Context (on the Practicality of Legal Science and Scientific Legal Practice), Rossiiskii yuridicheskii zhurnal, 2012, no. 3, pp. 19-24.
Vereshchagin A. N. Sudebnoe pravotvorchestvo v Rossii. Sravnitel'no-pravovye aspekty [Judicial Law-Making in Russia. Comparative-Law Aspects], Moscow, Mezhdunar. otnosheniya, 2004, 344 p.
Voplenko N. N. Vidy i akty ofitsial'nogo tolkovaniya prava [Kinds and Acts of Official Interpretation of Law], Leningradskii yuridicheskii zhurnal, 2008, no. 2, pp. 29-54.
Sergey Stepanov - doctor of juridical sciences, professor of the Department of theory of state and law, Ural State Law University, director of Institute of Private Law (Yekaterinburg). 620137, Russian Federation, Yekaterinburg, Komsomol'skaya str., 21. E-mail: stepanov@privatelaw.ru.
Дата поступления в редакцию / Received: 09.10.2018
Дата принятия решения об опубликовании / Accepted: 20.12.2018
