CC BY
85
Е.А. Петрова
Петрова Екатерина Алексеевна — кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры теории и истории государства и права
Ивановский государственный университет
Судебная интерпретация и юридические коллизии
Проблема соотношения судебной интерпетационной деятельности и юридических коллизий достаточно многоаспектна. Во многом это обусловливается неоднозначностью самой терминологии, приводящей к различному толкованию и юридических коллизий, и судебной интерпретации. Не вдаваясь в дискуссию, обозначим наше понимание используемых категорий. Так, юридическую коллизию мы определяем как противоречие в правовом регулировании однородных общественных отношений, которое неизбежно (объективно) возникает в силу определенной консервативности права, с одной стороны, и динамичности социальных процессов, с другой. Кроме того, на возникновение коллизий нередко влияют и субъективные факторы, действующие со стороны как правотворцев (несовершенство законодательной техники, правотворческие ошибки и т. п.), так и правоприменителей (судебные ошибки и т. п.).
Под судебной интерпретацией мы понимаем деятельность судов (прежде всего высших инстанций) по созданию прецедентов толкования. Данный процесс весьма специфичен, так как сочетает в себе элементы сразу трех видов юридической деятельности: правоприменительной (прецеденты, как правило, создаются в процессе рассмотрения конкретных дел), правотворческой (прецеденты содержат «новые» конкретизирующие правовые предписания) и собственно интерпретационной — разъясняющей толкуемые нормы. Следует, однако, оговориться, что при применении нормы права судья всегда так или иначе ее интерпретирует, но не всегда при этом создает прецеденты толкования: критерием выступает появление нового (конкретизирующего) правоположения.
Теперь собственно об аспектах соотношения судебной интерпретации и юридических коллизий. Мы бы хотели обратить внимание на два из них. Первый аспект — традиционный, при котором судебная интерпретация рассматривается как средство преодоления (разрешения) юридических коллизий. Второй аспект — менее распространенный в исследованиях, но не реже встречающийся на практике, при котором судебная интерпретация выступает фактором, обусловливающим возникновение юридических коллизий. Первый вариант, несомненно, имеет положительный характер, второй — негативный, поскольку в идеале судебная деятельность должна быть направлена на обеспечение единства судебной практики, а не на противоречивость правового регулирования. Тем не менее и тот, и другой аспект — это объективная реальность, которая может быть проиллюстрирована конкретными примерами из близкого нам международного права, тем более что проблема разрешения коллизий между национальным и международным правом — одна из наиболее значимых и сложных в правовой системе любого государства, стремящегося, с одной стороны, следовать нормам, установленным мировым сообществом, а с другой — не желающим, что естественно, ограничивать свой суверенитет.
Общий принцип преодоления коллизий между нормами международного права (а точнее — международными договорами) и нормами российского права (а точнее — законами) закреплен в ч. 4 ст. 15 Конституции РФ: «Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». Однако из указанного положения не ясно, о каких именно международных договорах (межгосударственных, межправительственных, межведомственных или всех) идет речь, и о каких законах (федеральных конституционных, федеральных или всех, включая Конституцию). Например, как разрешить коллизию между ратифицированным международным договором РФ и федеральным конституционным законом; или между межведомственным международным договором и федеральным законом? Ни в Конституции РФ, ни в федеральном законе от 15 июля 1995г. № 101-ФЗ «О международных договорах Российской Федерации»1 (его ст. 5 дублирует положения Конституции РФ) ответа на эти вопросы нет.
Ответ мы находим в акте судебной интерпретации — Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров РФ»2. Сама цель принятия этого Постановления показывает его роль в предупреждении и преодолении юридических коллизий: «В целях обеспечения правильного и единообразного применения судами международного права при осуще-
1 Собрание законодательства РФ. 1995. № 29, ст. 2757.
2 Российская газета. 2003. 2 декабря.
ствлении правосудия Пленум Верховного Суда Российской Федерации постановляет дать следующие разъяснения...».
Так, в п. 8 Постановления закрепляется: «Правила действующего международного договора РФ, согласие на обязательность которого было принято в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении законов РФ. Правила действующего международного договора РФ, согласие на обязательность которого было принято не в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении подзаконных нормативных актов (курсив наш. — Е.П.), изданных органом государственной власти, заключившим данный договор.». Соответственно положения, например, межправительственного международного договора РФ не должны противоречить не только законам, но и указам Президента РФ. Федеральное министерство не вправе заключать межведомственный международный договор, положения которого не соответствуют не только положениям федеральных законов, но и указам Президента РФ и Постановлениям Правительства РФ1.
Изложенный в указанном интерпретирующем судебном акте подход к соотношению по юридической силе международных договоров и национальных законов, на наш взгляд, достаточно обоснован, так как учитывает тот уровень, на котором заключается международный договор (межправительственный, межведомственный и т. д.). Подобный вариант разрешения коллизии не отрицает приоритета международных договоров, но исключает его безусловность. В рассмотренной ситуации мы видим, как судебная интерпретация позволяет преодолеть коллизию международных и национальных норм. Но возможна и обратная ситуация в том же вопросе соотношения международного и национального права.
Так, весьма сложная юридическая коллизия возникает при противоречии норм ратифицированного РФ международного договора и Конституции РФ. Она приобрела особую практическую значимость после вынесения Европейским судом по правам человека ряда решений, исполнение которых якобы нарушает Конституцию РФ. В своем Постановлении от 14 июля 2015 г. № 21-П Конституционный суд РФ разъяснил, как разрешать подобные коллизии, отдав приоритет конституционным нормам. Он прямо указал: «Вместе с тем, как следует из Конституции Российской Федерации, ее статей 4 (часть 1), 15 (часть 1) и 79, закрепляющих суверенитет России, верховенство и высшую юридическую силу Конституции Российской Федерации и недопустимость имплементации в правовую систему государства международных договоров, участие в которых может повлечь ограничения прав и свобод человека и гражданина или допустить какие-либо посягательства на основы конституционного строя Российской Федерации и тем самым нарушить конституционные предписания, ни Конвенция о защите прав человека и основных свобод как международный договор Российской Федерации, ни основанные на ней правовые позиции Европейского Суда по правам человека, содержащие оценки национального законодательства либо касающиеся необходимости изменения его положений, не отменяют для российской правовой системы приоритет Конституции Российской Федерации и потому подлежат реализации в рамках этой системы только при условии признания высшей юридической силы именно Конституции Российской Федерации (выделено нами. — Е.П.)...
Исходя из этого в ситуации, когда самим содержанием постановления Европейского Суда по правам человека, в том числе в части обращенных к государству- ответчику предписаний, основанных на положениях Конвенции о защите прав человека и основных свобод, интерпретированных Европейским Судом по правам человека в рамках конкретного дела, неправомерно — с конституционно-правовой точки зрения — затрагиваются принципы и нормы Конституции Российской Федерации, Россия может в порядке исключения отступить от выполнения возлагаемых на нее обязательств, когда такое отступление является единственно возможным способом избежать нарушения основополагающих принципов и норм Конституции Российской Федерации» (выделено нами. — Е.П.)2.
Следствием данного решения Конституционного суда стало внесение в декабре 2015 г. изменений в федеральный конституционный закон «О Конституционном суде Российской Федерации»3, на основании которых Конституционный суд получил право по запросам соответствующих органов разрешать вопрос о возможности исполнения решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека (ст. 3). Основанием к рассмотрению дела является обнаружившаяся неопределенность в вопросе о возможности исполнения решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека, основанного на положениях соответствующего международного договора РФ в истолковании, предположительно приводящем к их расхождению с Конституцией РФ (ст. 36). Согласно ст. 104.4 по итогам рассмотрения дела Конституционный Суд РФ может, в частности, принять постановление о невозможности исполнения в целом или в части в соответствии с Конституцией РФ решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека, принятого на основании поло-
1 См.: Зимненко Б.Л. О применении норм международного права судами общей юрисдикции. М., 2005. С. 71—72.
2 URL: http://www.pravo.gov.ru
3 О внесении изменений в Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации»: федеральный конституционный закон от 14 декабря 2015 г. № 7-ФКЗ. URL: http://www.pravo.gov.ru
Петрова Е.А. Судебная интерпретация и юридические коллизии
жений международного договора РФ в их истолковании межгосударственным органом по защите прав и свобод человека, в связи с которым был подан запрос в Конституционный Суд РФ. В случае, если Конституционный Суд РФ принимает такое постановление, какие-либо действия (акты), направленные на исполнение соответствующего решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека, в Российской Федерации не могут осуществляться (приниматься).
Таким образом, теперь именно Конституционный суд дает конституционное толкование возможности или невозможности исполнения решений международных судов в России.
При этом из указанных положений федерального конституционного закона следует, что возникнуть юридическая коллизия может только вследствие соответствующей судебной интерпретации Европейской конвенции Европейским судом по правам человека (сама Конвенция Конституции РФ не противоречит, иначе она не могла быть ратифицирована), а также вследствие соответствующего толкования Конституции РФ Конституционным судом, перед которым и ставится вопрос о возможности исполнения решения Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ). И здесь уже Конституционный суд либо подтверждает наличие данной коллизии между судебным толкованием Конституции РФ и судебным толкованием Конвенции и разрешает ее на основе приоритета конституционных норм и, как следствие, делает невозможным исполнение решения ЕСПЧ; либо, напротив, предотвращает ее возникновение, так истолковав конституционные положения, чтобы решение ЕСПЧ им не противоречило.
Второй вариант, на наш взгляд, более предпочтительный, хотя, по мнению некоторых авторов, и посягает на суверенитет России. Но если российское государство желает быть частью мирового (или хотя бы европейского) пространства, то оно (государство) неизбежно должно идти на определенные ограничения своих суверенных прав. Ведь не зря же Конституционный суд РФ в своем июльском постановлении подчеркнул «фундаментальное значение европейской системы защиты прав и свобод человека и гражданина, частью которой является постановление Европейского Суда по правам человека», и подтвердил готовность к поиску правомерного компромисса ради поддержания этой системы, указав, правда, что «границы компромисса в данном вопросе очерчивает именно Конституция Российской Федерации»1.
Насколько Конституционный суд смог найти этот компромисс, мы видим в его решении от 19 апреля 2016 года №12-П «По делу о разрешении вопроса о возможности исполнения в соответствии с Конституцией Российской Федерации постановления Европейского суда по правам человека от 4 июля 2013 года по делу «Анчугов и Гладков против России» в связи с запросом Министерства юстиции Российской Федерации»2.
В данном Постановлении Конституционный суд опять же подчеркнул свое стремление избежать юридических коллизий между международным и национальным правом, указав: «...взаимодействие европейского конвенционного и российского конституционного правопорядков невозможно в условиях субординации, поскольку только диалог между различными правовыми системами является основой их надлежащего равновесия.». И далее: «.Конституционный Суд Российской Федерации как последняя инстанция по разрешению в рамках действующего конституционного регулирования вопроса о возможности исполнения постановлений Европейского Суда по правам человека как межгосударственного органа по защите прав и свобод человека должен в соответствии с международными обязательствами России находить при осуществлении данного полномочия разумный баланс, с тем чтобы принятое им решение, с одной стороны, отвечало бы букве и духу постановления Европейского Суда по правам человека, а с другой — не вступало бы в противоречие с основами конституционного строя Российской Федерации и установленным Конституцией Российской Федерации правовым регулированием прав и свобод человека и гражданина» (курсив наш. — Е.П.).
В данном решении Конституционный суд применил указанное им еще в июльском Постановлении правило о верховенстве конституционных норм: «Соответственно, основанные на интерпретации Конвенции о защите прав человека и основных свобод постановления Европейского Суда по правам человека, в том числе содержащие предложения о необходимости внесения каких- либо изменений в национальные правовые нормы, не отменяют для российской правовой системы приоритет Конституции Российской Федерации, а потому — в контексте ее статьи 15 (части 1 и 4) — подлежат реализации на основе принципа верховенства и высшей юридической силы именно Конституции Российской Федерации в правовой системе России, составной частью которой являются международно-правовые акты. К числу таких актов относится и сама Конвенция о защите прав человека и основных свобод, которая в качестве международного договора Российской Федерации обладает в правоприменительном процессе большей юридической силой, чем федеральный закон, но не равной и не большей, чем юридическая сила Конституции Российской Федерации».
Однако в резолютивной части Постановления определенный разумный баланс и компромисс был все-таки Конституционным судом найден, так как он признал невозможность исполнения решения
1 иВ1_: http://www.pravo.gov.ru
2 УВ_: http://www.pravo.gov.ru
Европейского суда лишь в части и указал на определенные способы устранения противоречий между российским и европейским законодательством в отношении избирательных прав осужденных:
«1. Признать исполнение в соответствии с Конституцией Российской Федерации. постановления Европейского Суда по правам человека от 4 июля 2013 года по делу «Анчугов и Гладков против России» (жалобы № 11157/04 и № 15162/05), принятого на основании положений статьи 3 «Право на свободные выборы» Протокола № 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод в их истолковании Европейским Судом по правам человека, — в части мер общего характера, предполагающих внесение изменений в российское законодательство (и тем самым изменение основанной на нем судебной практики), которые позволяли бы ограничивать в избирательных правах не всех осужденных, отбывающих наказание в местах лишения свободы по приговору суда, — невозможным, поскольку предписание статьи 32 (часть 3) Конституции Российской Федерации, обладающей верховенством и высшей юридической силой в российской правовой системе, со всей определенностью означает императивный запрет, согласно которому не имеют избирательных прав без каких бы то ни было изъятий все осужденные, отбывающие наказание в местах лишения свободы, определенных уголовным законом.
2. Признать исполнение в соответствии с Конституцией Российской Федерации. постановления Европейского Суда по правам человека от 4 июля 2013 года по делу «Анчугов и Гладков против России» принятого на основании положений статьи 3 «Право на свободные выборы» Протокола № 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод в их истолковании Европейским Судом по правам человека, — в части мер общего характера, обеспечивающих справедливость, соразмерность и дифференциацию применения ограничений избирательных прав, — возможным и реализуемым в российском законодательстве и судебной практике, поскольку в соответствии со статьей 32 (часть 3) Конституции Российской Федерации и конкретизирующими ее положениями Уголовного кодекса Российской Федерации, по общему правилу, исключается наказание в виде лишения свободы и тем самым лишение избирательных прав осужденных, совершивших впервые преступления небольшой тяжести, а за преступления средней тяжести и тяжкие преступления лишение свободы, как более строгий вид наказания из числа предусмотренных Особенной частью данного Кодекса за совершение соответствующего преступления, назначается по приговору суда и, следовательно, влечет лишение избирательных прав только в том случае, если менее строгий вид наказания не может обеспечить достижение целей наказания.
Вместе с тем, руководствуясь Конституцией Российской Федерации, в том числе ее статьей 32 (часть 3), и правовыми позициями Конституционного Суда Российской Федерации, выраженными в настоящем Постановлении, федеральный законодатель правомочен, последовательно реализуя принцип гуманизма в уголовном праве, оптимизировать систему уголовных наказаний, в том числе посредством перевода отдельных режимов отбывания лишения свободы в альтернативные виды наказаний, хотя и связанные с принудительным ограничением свободы осужденных, но не влекущие ограничения их избирательных прав»1.
Таким образом, очевидно, что у Конституционного суда гораздо больше возможностей «не увидеть» противоречия решения ЕСПЧ Конституции РФ, чем у Европейского суда предусмотреть все последствия своего истолкования Европейской конвенции в контексте соотнесения его с национальным законодательством. Поэтому хочется верить в слова замдиректора правового департамента МИД России Г. Кузьмина: «Между Конституционным судом и ЕСПЧ нет конкуренции, они оба осуществляют защиту прав человека, но каждый в своем поле. решение проблемы заключается не в том, чтобы уйти от выполнения неудобных постановлений ЕСПЧ, а в том, чтобы наладить эффективную национальную систему защиты прав граждан»2.
В заключение еще раз подчеркнем, что рассмотренные нами примеры из сферы коллизий международного и внутригосударственного права подтверждают, что в определенных ситуациях судебная интерпретация позволяет как разрешить юридические коллизии, так и создать их. И здесь главная задача — сделать, чтобы первый вариант стал общей тенденцией, а второй — редким исключением из общего правила. И решать эту задачу должны как сами правоприменители, так и ученые, на чьи теоретические конструкции могли бы опираться практики при интерпретации норм права.
1 URL: URL: http://www.pravo.gov.ru
2 Михайлова А. Кремль подтвердил превосходство Конституции над решениями ЕСПЧ. URL: http://www.rbc.ru/ politics/01/07/2015/5593da1b9a7947944d937ba0 (дата обращения: 15.09.2016).
539
Петрова Е.А. Судебная интерпретация и юридические коллизии
