CC BY
476
УДК 341.01 ББК 67.5
© 2015 г. Ж. И. Овсепян
СТАТУС ИСТОЧНИКОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА В ПРАВОВОЙ СИСТЕМЕ РОССИИ
В статье предпринято исследование соотношения источников международного права с Конституцией Российской Федерации и федеральными законами как юридическими формами, обеспечивающими в процессах внутригосударственной имплементации международного права неотъемлемые полномочия государственного суверенитета. Автор анализирует внутригосударственное (российское) право и источники международного права в контексте коллизионных решений Европейского суда по правам человека по делам против Российского государства.
Ключевые слова: глобализация, государственный суверенитет, источники (формы) права в России,федеральный закон, международный договор, международный судебный прецедент.
STATUS OF INTERNATIONAL LAW SOURCES IN THE LEGAL SYSTEM OF RUSSIA
The article makes a study of the correlation of the sources of international law with the Constitution of the Russian Federation and the Federal laws as legal forms, providing in the process of domestic implementation of international law inherent powers of state sovereignty. Investigated the ratio of domestic (Russian) law and sources of international law in the context of conflict of laws decisions of the European Court of human rights in cases against the Russian state.
Keywords: globalization, state sovereignty, sources (forms) of law in Russia, a Federal law, the international Treaty, in the Russian legal system, international judicial precedent, the resonance of the dilisions.
Характерной чертой глобализирующегося мира является активное взаимодействие международной и национальной правовых систем во внутригосударственном правовом регулировании. Расширение присутствия международного права в правовых системах современных государств, возникающие в этой связи проблемы возможных коллизий их с внутригосударственными источниками, в том числе в связи с коллизионными судебными решениями, повышают ответственность суверенных государств - участников международных договоренностей в обеспечении надлежащей внутригосударственной имплементации соответствующих международно-правовых норм и принципов соответственно принятым на себя международно-правовым обязательствам, что актуализирует научные исследования по тематике предлагаемой статьи - о статусе источников международного права в правовой системе государства, осуществленном применительно к России.
1. Соотношение источников международного права и Конституции - Основного закона Российской Федерации - в правовой системе страны. В тематике вопросов о соотношении источников внутригосударственного и международного права особое значение имеют вопросы соотношения источников международного права и конституции государства, что объясняется тем,
что Конституция есть высшая юридическая форма воплощения государственного суверенитета. Новые признаки российской Конституции в период глобализации заключаются в том, что в процессе конституционного развития достигнут конституционный (в Конституции РФ 1993 года) уровень регулирования статуса международного права как части правовой системы страны.
В советский период отечественной истории, во время существования СССР и РСФСР (70-е годы XX века), международное право было признано, однако только в части, касающейся регулирования межгосударственных отношений. Так, в ст. 29 Конституции СССР (от 7 октября 1977 года) и аналогично в ст. 28 Конституции РСФСР (от 12 апреля 1978 года в связи с ее изменениями и дополнениями в 1989-1992 годах) были сформулированы 10 принципов международных отношений, провозглашенных в Заключительном акте совещания в Хельсинки 1975 года (ст. 29 гл. 4 «Внешняя политика» Конституции 1977 года). В Конституции России переходного периода этот перечень был еще более расширен (ст. 28 гл. 4 «Внешнеполитическая деятельность и защита социалистического Отечества» Конституции Российской Федерации - России 1978 года, в редакции 1989-1992 годов).
Однако источники (формы) международного
права в период СССР и РСФСР не признавались непосредственными регуляторами внутригосударственных отношений. В советской отечественной истории в российской науке и официальной практике признавалась дуалистическая концепция соотношения международного и отечественного права, причем в ортодоксальной ее интерпретации. В связи с господствовавшей политической идеологией «закрытого общества» многие исследователи отрицали какую-либо возможность включения норм международного права в правовую систему Российской Федерации. Существенный прорыв в этом направлении, по мнению С. В. Полениной, «связан с принятием в 1961 году Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик. В ст. 129 этих Основ было записано, что если международным договором СССР установлены иные правила, чем те, которые содержатся в советском гражданском законодательстве, то применяются правила международного договора. В дальнейшем аналогичные нормы были закреплены в подавляющем большинстве основополагающих законов разных отраслей законодательства. Воспроизводили их и корреспондирующие им республиканские кодексы, в том числе кодексы РСФСР» [1, с. 28-29]. Конституционное значение этому правилу было придано лишь в начале 90-х годов XX века (в переходный период российской истории, когда в действовавшую в то время Конституцию РСФСР 1978 года в процессе поэтапных конституционных поправок впервые была введена норма о приоритете общепризнанных международных норм над российским законодательством, причем действие этого принципа ограничивалось сферой прав человека [1, с. 29; 2, с. 62].
Широким воплощением новой концепции соотношения международного и национального права во внутригосударственном правовом пространстве стала Конституция РФ 12 декабря 1993 года. В ее преамбуле речь идет об осознании многонациональным народом Российской Федерации себя частью мирового сообщества, уважении к общепризнанным принципам равноправия и самоопределения народов, о вере в добро и справедливость, утверждении прав и свобод человека. В Конституции 1993 года впервые в отечественной истории закреплено: «Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы» (п. 4 ст. 15). А из ст. 46 (п. 3) Конституции РФ следует, что в России признается юрисдикция и, следовательно, обязательная юридическая сила решений международных судов по жалобам человека (гражданина) против Российской Федерации: «Каждый
вправе в соответствии с международными договорами Российской Федерации обращаться в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты». Прямые упоминания либо отсылки на общепризнанные принципы и (или) общепризнанные нормы международного права и (или) международные договоры, помимо преамбулы, п. 4 ст. 15 и п. 3 ст. 46, содержатся также в ст. 17 (п. 1), 55 (п. 1), 62 (пп. 1-3), 63 (пп. 1-2), 67 (п. 2), 69, 71 (п. «к»), 72 (п. 1 «о»), 79, 85 (п. 2), 86 (п. «б»), 106 (п. «г»), 125 (п. 2 «в») Конституции Российской Федерации от 12 декабря 1993 года.
Конституция России, таким образом, с начала 90-х годов XX века приобретает качество базового юридического документа, обеспечивающего введение норм международного права во внутригосударственную правовую систему, на основе которого обеспечено признание регулятивной и охранительной функции источников международного права во внутригосударственном правовом пространстве России. Еще одно свойство российской Конституции в период глобализации (с принятием Конституции 1993 года) связано с все большим ее утверждением (с 2010-2014 годов) в статусе Основного закона, идентичного системе норм «jus cogens», то есть норм, обладающих приоритетом по отношению к нормам международного права в случае коллизии (конфликта) международных и национальных правовых норм, возникшей, в частности, в результате толкования международно-правовой нормы международным судом.
Так, в постановлении Конституционного суда Российской Федерации от 14 июля 2014 года [3] зафиксировано, что «как следует из Конституции Российской Федерации, ее статей 4 (часть 1), 15 (часть 1) и 79, закрепляющих суверенитет России, верховенство и высшую юридическую силу Конституции Российской Федерации и недопустимость имплементации в правовую систему государства международных договоров, участие в которых может повлечь ограничения прав и свобод человека и гражданина или допустить какие-либо посягательства на основы конституционного строя Российской Федерации и тем самым нарушить конституционные предписания, ни Конвенция о защите прав человека и основных свобод как международный договор Российской Федерации, ни основанные на ней правовые позиции Европейского суда по правам человека, содержащие оценки национального законодательства либо касающиеся необходимости изменения его положений, не отменяют для российской правовой системы приоритет Конституции Российской Федерации и потому подлежат реализации в
рамках этой системы только при условии признания высшей юридической силы именно Конституции Российской Федерации». Также указывается, что «постановление Европейского суда по правам человека не может считаться обязательным для исполнения, если в результате толкования конкретного положения Конвенции о защите прав человека и основных свобод, на котором основано данное постановление, осуществленного в нарушение общего правила толкования договоров, смысл этого положения разойдется с императивными нормами общего международного права (jus cogens), к числу которых, безусловно, относятся принцип суверенного равенства и уважения прав, присущих суверенитету, а также принцип невмешательства во внутренние дела государств».
Кроме того, ссылаясь на п. 1 ст. 46 Венской конвенции, Конституционный суд разъяснил, что «государство вправе блокировать действие в отношении него отдельных положений международного договора, ссылаясь на то обстоятельство, что согласие на обязательность для него данного договора было выражено им в нарушение того или иного положения его внутреннего права, касающегося компетенции заключать договоры, если данное нарушение было явным и касалось нормы внутреннего права особо важного значения». Согласно постановлению Конституционного суда в Российской Федерации к числу норм jus cogens «в первую очередь относятся положения глав 1 и 2 Конституции Российской Федерации, изменение которых не допускается посредством конституционных поправок, а может быть осуществлено, как установлено ее статьей 135, исключительно посредством принятия новой Конституции Российской Федерации».
2. Соотношение федеральных законов России и международных договоров в процессе имплементации международных договоров в правовую систему России. Как указывалось, в Конституции Российской Федерации 12 декабря 1993 года установлен приоритет применения международных договоров в сравнении с федеральными законами. Этой норме корреспондирует и установление ст. 106 Конституции РФ, где указано, что федеральные законы о ратификации и денонсации международных договоров подлежат обязательному рассмотрению в обеих палатах российского парламента: не только в Государственной Думе, но и в Совете Федерации Федерального Собрания Российской Федерации, что объясняет приоритет применения международных договоров как показатель их особой юридической силы, проистекающий из ратификационной законодательной формы введения их в действие на
территории государства. В отличие от конституционных (в Российской Федерации) основ статуса международных договоров, в отношении другого источника международного права - общепризнанных принципов и норм международного права - конституционное регулирование менее объемно; их юридическая сила в Конституции и ином праве Российской Федерации не устанавливается. Но из совокупного анализа ст. 17 и 18 Конституции РФ 1993 года следует, что «общепризнанные принципы и нормы международного права, касающиеся прав и свобод человека и гражданина, являются непосредственно действующим правом в Российской Федерации». Этот вывод вытекает из сопоставительного анализа п. 1 ст. 17 и 18 Конституции РФ 12 декабря 1993 года. То же относится к международным договорам, где закреплены соответствующие общепризнанные принципы и нормы международного права.
Нормы Конституции РФ 1993 года о приоритете применения международного договора в Российской Федерации (п. 4 ст. 15) следует оценивать в увязке с п. 2 ст. 125 Конституции РФ 1993года, в котором записано, что не вступившие в силу международные договоры могут проверяться на предмет их соответствия Конституции РФ в Конституционном суде РФ по запросам компетентных органов и должностных лиц: указанное положение обеспечивает презумпцию конституционности международного договора Российской Федерации. Соответствующее положение п. 4 ст. 15 Конституции РФ 1993 года воспроизведено и в п. 2 ст. 5 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» (от 15 июня 1995 года, с изменениями и дополнениями). Исходя из анализа конституционного (Конституция РФ 1993 года) принципа приоритета применения международных договоров в Российской Федерации по сравнению с федеральным законом многие российские специалисты обращают внимание на то, что названная формула Конституции закрепляет не более высокую юридическую силу международного договора, чем закона государства, а приоритет их действия. В юридической литературе, посвященной комментарию ст. 15 Конституции РФ, отмечается, что необходимо различать понятия «более высокая юридическая сила» и «приоритет применения». Так, указывается: «Международный договор, устанавливающий иные правила, не отменяет действия российского закона, его преимущественная сила может проявляться только на стадии правоприменения». Специалисты также акцентируют внимание на необходимости разграничения понятий «действие» и «применение» международного договора, что актуально для юридической практики. Б. С. Эбзеев пишет: «Прямое действие до-
говора еще не означает возможности его непосредственного применения. В частности, согласно ч. 3 ст. 5 Закона о международных договорах Российской Федерации «положения официально опубликованных международных договоров Российской Федерации, не требующие знания внутригосударственных актов для применения, действуют в Российской Федерации непосредственно. Для осуществления иных положений международных договоров Российской Федерации принимаются соответствующие правовые акты» [4, с. 171].
По нашему мнению, соответствующая формулировка: «приоритет применения», а не «более высокая юридическая сила» - является более приемлемой с позиции требований принципа государственного суверенитета и одновременно уважения требований Венской конвенции о праве международных договоров.
Вышесказанное находит подтверждение в практике Конституционного суда, который использует нормы международного права при аргументации своих постановлений, в том числе и для выяснения смысла законодательства (например, в постановлении от 21 января 2001 года указывается: «Данное положение - в его конституционно-правовом смысле, выясненном в настоящем Постановлении и во взаимосвязи со статьями 6 и 41 Конвенции по защите прав человека и основных свобод...»). Однако суд не может устанавливать в резолютивной части соответствие закона нормам международного права и тем самым лишать закон юридической силы. Одновременно Конституционный суд отмечает, что суд общей юрисдикции в конкретном деле должен применять нормы международного права, а не противоречащий ей закон [5, с. 44; 4, с. 67; 6, с. 62].
Сложность практического правоприменения конституционного правила заключается в том, что и международный договор Российской Федерации, и закон в Российской Федерации (каждый из этих источников права) неоднородны по своему видовому разнообразию и юридической силе в пределах каждого из видов. Из этого следует, что международные договоры должны быть дифференцированы между различными уровнями иерархической системы законов, иных форм (источников) государственного права. Так, правовой системе России согласно Конституции 1993 года известны такие виды законов, как федеральные конституционные законы и федеральные законы, конституционные законы и законы субъектов Российской Федерации. Поскольку международный договор сопоставляется с федеральным уровнем компетенции, то, очевидно, что в п. 4 ст. 15 Конституции РФ подразумевается в первую очередь приоритет применения международного договора по отношению к законам не только федерального уров-
ня, но, как следствие - и к законам субъектов.
Что касается соотношения международных договоров с федеральными конституционными законами, то обзор высказываемых в российской юриспруденции точек зрения «о соотношении международных договоров (согласие на обязательность которых было принято в форме ратификационного федерального закона) и федеральных конституционных законов (ФКЗ)» приведен, в частности, в статье С. Патракеева. По данным его исследования, «единого мнения на этот счет пока не существует. Так, Б. Л. Зимненко считает, что ФКЗ и международный договор имеют равный статус. И. И. Лукашук предлагает отдавать приоритет ФКЗ, мотивируя это тем, что ратифицируется международный договор обычным федеральным законом» [6, с. 64-65, 68]. По мнению С. Патракеева и Н. В. Витрука, «международные договоры Российской Федерации обладают приоритетом перед всеми видами законов Российской Федерации, но уступают по юридической силе самой Конституции».
В постановлении Пленума Верховного суда Российской Федерации от 10 октября 2003 года № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» на основе норм Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» (1995 года) различаются три категории международных договоров соответственно виду внутригосударственного источника (формы) их включения в правовую систему Российской Федерации. В отечественном законодательстве определяется: «Международные договоры Российской Федерации могут заключаться от имени Российской Федерации (межгосударственные договоры), от имени Правительства Российской Федерации (межправительственные договоры) и от имени федеральных органов исполнительной власти (межведомственные договоры)» (п. 2 постановления Пленума Верховного суда).
В указанном ряду международных договоров с участием Российской Федерации на самом высоком уровне по юридической силе расположены договоры, ратифицированные федеральным законом. Иные международные договоры соответствуют по их распределению в системе внутригосударственных нормативных правовых актов уровню того подзаконного нормативного акта Российской Федерации, которым они имплемен-тированы в российскую правовую систему, и имеют приоритет применения по отношению к одноуровневым им подзаконным актам. В постановлении Пленума Верховного суда Российской Федерацией от 10 октября 2003 года «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных прин-
ципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» содержатся разъяснения о порядке судебного применения норм международных договоров, различающихся по юридическим источникам (формам) их имплементации в правовую систему Российской Федерации. Это дает представление об официальных позициях относительно уровня юридической силы международных договоров в российской правовой системе, дифференцированных исходя из конкретных «ратификационных» нормативных актов Российской Федерации. В постановлении Пленума отмечается: «Правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении законов Российской Федерации. Правила действующего международного договора Российской Федерации, согласие на обязательность которого было принято не в форме федерального закона, имеют приоритет в применении в отношении подзаконных нормативных актов, изданных органом государственной власти, заключившим данный договор (часть 4 статьи 15, статьи 90, 113 Конституции Российской Федерации)» (п. 8 постановления).
Кроме того, в отечественном законодательстве и практике установлены особенности действия и применения наиболее высоких по юридическому статусу международных договоров с участием Российской Федерации - тех, что ратифицируются федеральным законом - они поставлены в зависимость от их привязки к той или иной отрасли законодательства. Так, согласно уже упомянутому постановлению Пленума Верховного суда Российской Федерации (от 10 октября 2003 года), если ратифицированные международные договоры устанавливают иные правила, чем федеральные законы, то нормы международных договоров имеют приоритет действия и должны применяться судами Российской Федерации непосредственно, в случаях, когда эти международные договоры регулируют отношения и ответственность, составляющие предметы таких отраслей законодательства, как гражданское право, гражданский процесс, уголовный процесс, законодательство об административных правонарушениях.
Что же касается соотношения международных договоров и законодательства Российской Федерации, предусматривающих признаки составов уголовно наказуемых деяний, то как указано в постановлении Конституционного суда Российской Федерации от 29 июня 2004 года № 13-П: если «в ходе производства по уголовному делу будет установлено несоответствие между федеральным конституционным законом (либо меж-
дународным договором Российской Федерации) и Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации, применению - согласно статьям 15 (часть 4) и 76 (часть 3) Конституции Российской Федерации - подлежит именно федеральный конституционный закон или международный договор Российской Федерации как обладающие большей юридической силой по отношению к обыкновенному федеральному закону».
Дифференциация юридической силы международных договоров в зависимости от способа их имплементации в правовую систему Российской Федерации весьма актуальна. Как обращалось внимание на Всероссийском совещании, посвященном практике конституционного правосудия, еще в 2002 году конституционные принципы общего характера о приоритете договоров над законами следует дополнительным образом раскрыть в кодексах и законах, многие из которых не учитывают, «что не все договоры могут иметь приоритет и не над всеми законами.... Не может договор, заключенный органом, акты которого ниже по юридической силе, чем закон, быть выше закона»» [7, с. 51].
3. Соотношение внутригосударственного (российского) права и источников международного права в контексте коллизионных решений Европейского суда по правам человека по делам против Российского государства . В Конституции признается юрисдикция международных судов, из этого следует обязательность для России исполнения решений международных судов по жалобам человека (гражданина) против Российской Федерации (п. 3 ст. 46 Конституции). Вместе с тем в 2010-2015 годах имели место ряд случаев коллизий правовых позиций Конституционного суда, связанных с толкованием Конституции РФ и правовых позиций Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ), сформулированных на основе толкования Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, которые в России были оценены как нарушающие положения Конституции государства - ее основного закона и, соответственно, поставили российскую практику перед проблемой обсуждения вопросов о способах (методах) исполнения Россией как членом Совета Европы подобного рода решений ЕСПЧ.
Наиболее очевидные расхождения решений ЕСПЧ с положениями Конституции Российской Федерации возникли в связи с принятием Европейским судом в 2010-2013 годах постановлений по трем резонансным делам, в которых ответчиком выступала Россия: в связи с постановлением Европейского суда по правам человека от 7 октября 2010 года по делу «Константин Маркин против России»; постановлением ЕСПЧ от 4 июля 2013 года по делу «Анчугов и Гладков
против России» и постановлением ЕСПЧ от 20.09.2011 по «Делу ОАО "Нефтяная компания Юкос" против Российской Федерации». О коллизиях с Конституцией РФ и коллизиях внутригосударственного и международного судебных толкований в связи с указанными выше тремя постановлениями Европейского суда отмечено в постановлении Конституционного суда РФ от 14 июля 2015 года как о примерах наиболее очевидного расхождения решений ЕСПЧ с положениями Конституции Российской Федерации.
В Российской Федерации относительно последнего из названных трех постановлений ЕСПЧ многими политиками высказывается мнение о его политической мотивированности. Как известно, после того как 18 марта 2014года по итогам референдума* в Крыму Крымский полуостров был присоединен к России [8], возникли разногласия между США, Европейским союзом и НАТО, с одной стороны, и Россией - с другой; были объявлены экономические и политические санкции против России. В число субъектов международных отношений, заявивших о международных санкциях против России, включился и Совет Европы, парламентская ассамблея которого приняла решение о санкциях в отношении делегации России, лишении ее права голоса и на участие в руководящих органах ПАСЕ. Ответные меры были предприняты и Россией. На этот период приходится принятие постановления ЕСПЧ по делу ЮКОС против России и ответного постановления Конституционного суда Российской Федерации (от 14 июля 2015 года).
В связи с санкциями против России и резонансными решениями ЕСПЧ, принятыми в 20102014 годах, в стране высказываются различные суждения относительно сохранения приоритета применения международного права над федеральными законами. Так, сторонники одного подхода, в частности, «глава Следственного комитета А. Бастрыкин, считают, что из Конституции давно пора убрать 15 статью - ту, в которой прописан приоритет норм международного права над национальными. По словам Бастрыкина, это лишь укрепит "независимость Российской Федерации в правовой сфере, вернет ее к лучшим традициям отечественного судопроизводства"» [9]. Другие возражают против того, чтобы Россия отгородилась от всего внешнего мира, установив свой закон и справедливость, против возвращения к практике советских судов, которые, как известно, "самые гуманные в мире"» [9].
Согласно третьей позиции необходимо сохранение конституционно установленного в Россий-
ской Федерации приоритета норм международного права над национальными, однако Конституция РФ как основной закон и юридический документ, воплощающий государственный суверенитет, должна сохранять абсолютный приоритет (верховенство) по отношению как к внутригосударственному, так и к международному праву. Ссылаясь на указанный аргумент, в 2015 году группа депутатов Государственной Думы Российской Федерации обратилась с запросом в Конституционный суд о допустимости исполнения «вынесенного по жалобе против России постановления Европейского суда по правам человека (по делу ЮКОСА), возлагающего на государство обязательства, реализация которых не согласуется с Конституцией Российской Федерации» [3].
В соответствии с официальной позицией, высказанной полномочным представителем Президента Российской Федерации в Конституционном суде М. В. Кротовым, которая также основана на идее безусловного приоритета Конституции РФ в правовой системе России, «не отрицая наличия системной проблемы в определении границ компетенции Европейского суда по правам человека, основ его взаимодействия с национальными конституционными судами», нельзя подвергать сомнению обязательность исполнения решений ЕСПЧ. Вместе с тем им сделано заявление, которое, на наш взгляд, можно оценивать как признание всегда преюдициальности, но не всегда прецедентной природы (в части коллизионных) решений ЕСПЧ: по его мнению, исполнение решений ЕСПЧ следует считать обязательным, имея в виду, что «решения Европейского суда не носят абстрактный характер, они принимаются по конкретным делам, констатируют конкретные нарушения положений в отношении конкретных лиц». Те решения ЕСПЧ, которые указывают на «ущербность национального законодательства, безоговорочно не могут быть исполнены» [10].
В анализируемых постановлениях Конституционного суда 2013-2015 годов разработана концепция средств и методов исполнения такого рода резонансных решений ЕСПЧ, концепция порядка исполнения в Российской Федерации «резонансных» решений ЕСПЧ, входящих в противоречие с Конституцией РФ и правовыми позициями Конституционного суда, связанных с законотворчеством, в случаях коллизий (конфликтов) правовых позиций ЕСПЧ и КС РФ.
Суть правовых позиций Конституционного суда Российской Федерации относительно российской практики исполнения решений ЕСПЧ в случаях
* На референдуме в Крыму 16 марта 2014 года 96,77 % избирателей (из 82,71 % принявших участие в голосовании) поддержали образование Республики Крым с последующим присоединением к России на правах субъекта Федерации.
коллизии толкований Конституции РФ Конституционным судом РФ и толкований Европейской конвенции 1950 года Европейским судом по правам человека в следующем.
Так, в постановлении от 6 декабря 2013 года № 27-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 11 и пунктов 3 и 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом президиума Ленинградского окружного военного суда» (об исполнении решений ЕСПЧ по делу «Маркин против России») Конституционный суд дал разъяснения, указав: «В случае, если суд общей юрисдикции придет к выводу о невозможности исполнения постановления Европейского суда по правам человека без признания несоответствующими Конституции Российской Федерации законоположений, относительно которых ранее Конституционный суд Российской Федерации констатировал отсутствие нарушения ими конституционных прав заявителя в конкретном деле, он правомочен приостановить производство и обратиться в Конституционный суд Российской Федерации с запросом о проверке конституционности этих законоположений». Конституционный суд отметил также, что недопустимо новое рассмотрение дела в КС РФ после ранее вынесенного отказного определения, осуществленного в порядке конкретного нормоконтроля на основе процедуры абстрактного нормоконтроля в том же контексте содержания обращения в КС, в том числе с целью обеспечения исполнения международных судебных прецедентов, следующих из международных обязательств России. Однако российское законодательство «не препятствует оценке конституционности иных оспариваемых в запросе законоположений именно в контексте возможных коллизий между выводами Конституционного суда Российской Федерации и Европейского суда по правам человека и тем самым - оценке влияния решений Конституционного суда Российской Федерации на возможность пересмотра вступившего в законную силу судебного постановления по такому основанию, как установление Европейским судом по правам человека нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом конкретного дела, в связи с принятием решения, по которому заявитель обращался в Европейский суд по правам человека»». «При этом, - как отмечено в постановлении КС РФ, - если в ходе конституционного судопроизводства рассматриваемые законоположения будут признаны не противоречащими Конституции Российской Федерации, Конституционный суд Российской Федерации -имея в виду, что для суда общей юрисдикции в любом случае исключается отказ от пересмотра
вступившего в законную силу судебного постановления как процессуальной стадии, обусловленной, в частности, вынесением постановления Европейского суда по правам человека, - в рамках своей компетенции определяет возможные конституционные способы реализации постановления Европейского суда по правам человека».
В постановлении Конституционного суда Российской Федерации от 14 июля 2015 года поддерживается позиция Европейского суда, заявившего о дискреционных полномочиях государств -членов Совета Европы в отношении способов и методов исполнения постановлений Европейского суда как соответствующих Европейской конвенции: «Конкретные средства, с помощью которых в рамках национальной правовой системы будет исполняться возлагаемое на государство-ответчика в соответствии со статьей 46 Конвенции о защите прав человека и основных свобод правовое обязательство, избираются по общему правилу самим государством-ответчиком при условии, что эти средства будут совместимы с выводами, содержащимися в соответствующем постановлении Европейского суда по правам человека».
В целом, на наш взгляд, постановления Европейского Суда по правам человека (ЕСПЧ СЕ), как и постановления Конституционного Суда РФ (КС РФ), значительно повышают авторитет Европейской Конвенции в плане ее действия в правовой системе России, а благодаря позиции Конституционного Суда РФ - повышают авторитет Конституции РФ как основного закона, воплощающего в себе идею государственного суверенитета. В этой связи заметим, что авторитет Российской Конституции будет укрепляться при условии ее стабильности.
Вместе с тем существует еще один момент как следствие коллизионных судейских толкований 2010-2015 гг. - рост авторитета и юридического значения постановлений соответствующих судов - ЕСПЧ СЕ и КС РФ, поскольку их решения становятся судьбоносными для национального государства и благополучия международного сообщества в целом. Высокая миссия предполагает высокий уровень ответственности судейства. Полагаем, что проанализированные выше и иные правовые позиции Конституционного суда мотивируют новые форматы его деятельности как «проводника» имплементации решений ЕСПЧ в национальную правовую систему России. Возможно, речь идет об активизации деятельности Конституционного суда Российской Федерации как субъекта права законодательной инициативы, других юридических форм, которые, очевидно, будут созданы законодателем Российской Федерации и практикой самого суда.
Литература
Bibliography
1. Поленина С. В. Законотворчество в Российской Федерации. М.,1996.
2. Оксамытный В. В., Рахманина Т. Н. Комментарий к ст. 15 Конституции Российской Федерации 1993 года // Комментарий к Конституции / отв. ред. Л. А. Окуньков. М., 1996.
3. Постановление Конституционного суда Российской Федерации от 14 июля 2015 года «По делу о проверке конституционности положений статьи 1 Федерального закона "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и протоколов к ней", пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации", частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы». Ц^^йр://соши!1ап1;.га.
1. Polenina S. V. Lawmaking in the Russian Federation. Moscow, 1996.
2. Oximity V. V., Rakhmanina T. N. The commentary to article 15 of the Constitution of the Russian Federation 1993 // A commentary on the Constitution / ANS. Ed. by L. A. Okounkov. Moscow, 1996.
3. The decision of the constitutional court of 14 July 2015 «On the case about the verification of constitutionality of the provisions of article 1 of the Federal law "On ratification of the Convention on the protection of human rights and fundamental freedoms and the Protocols thereto", paragraphs 1 and 2 of article 32 of the Federal law "On international treaties of the Russian Federation", parts of the first and fourth of article 11, paragraph 4, of the fourth part of article 392 of the Civil procedure code of the Russian Federation», parts 1 and 4 of article 13, paragraph 4 of part 3 of article 311 of the Arbitration procedure code of the Russian Federation, parts 1 and 4 of article 15, paragraph 4 of part 1 of article 350 of the Code of administrative procedure of the Russian Federation and item 2 of the fourth part of article 413 of the Criminal procedure code of the Russian Federation in connection with the request of a group of deputies of the State Duma». URL:http://consultant.ru.
4. Ebzeev B. S. The commentary to article 15 of the Constitution // A commentary on the Constitu-
Zor-
4. Эбзеев Б. С. Комментарий к ст. 15 Конституции // Комментарий к Конституции Российской Фе- tion of the Russian Federation / ed. by V. D дерации / под. ред. В. Д. Зорькина, Л. В. Лазарева. kin, L. V. Lazarev. Moscow, 2009.
М., 2009. 5. Lukashuk I. I. The Russian Constitution and
5. Лукашук И. И. Конституция России и между- international law // The commonly recognized princi-народное право // Общепризнанные принципы и норр^ and norms of international law. URL:http:// мы международного права. URL: http://consultant.ru.consultant.ru.
6. Патракеев С. Международные договоры о 6. Patrakeev S. International treaties for the pro-защите прав и свобод человека и гражданина в tection of the rights and freedoms of man and citizen системе российского права // Сравнительное кон- in the system of Russian law // Comparative consti-ституционное обозрение. 2005. № 2. tutional review. 2005. № 2.
7. Марочкин С. Ю. К 10-летию Конституции Рос- 7. Marochkin S. Yu. K 10 anniversary of the Con-сийской Федерации: проблемы реализации принци- stitution of the Russian Federation: problems of real-па о нормах международного права как составной ization of the principle of international law as part of
части правой системы России // Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры. Ц^:1Ш;р://соши11ап1.га.
8. Путин В. В. Обращение Президента Российской Федерации от 18 марта 2014 года к членам Совета Федерации и депутатам Государственной Думы по поводу присоединения к России Республики Крым и города Севастополь. и^:Ь1р://соши11ап1.га.
9. Постановление Конституционного суда Рос-
legal system of Russia // The commonly recognized principles and norms of international law and international treaties. URL:http://consultant.ru.
8. Vladimir Putin the President of the Russian Federation of 18 March 2014. to the members of the Federation Council and deputies of the State Duma on the occasion of the Republic joining Russia Crimea and Sevastopol. URL:http://consultant.ru.
9. The decision of the Constitutional Court of the Russian Federation of 19 March 2014 № 6-P on the
сийской Федерации от 19 марта 2014 года № 6-П по case about the verification of constitutionality is not делу о проверке конституционности не вступивше- in force an international Treaty between the Russian го в силу международного договора между Россий- Federation and the Republic of Crimea on the adop-ской Федерацией и Республикой Крым о принятии tion in the Russian Federation the Republic of Crimea в Российскую Федерацию Республики Крым и об- and the formation within the Russian Federation new
разовании в составе Российской Федерации новых субъектов. URL:http://www.pravo.gov.ru.
10. Федеральный конституционный закон от 21 марта 2014 года № 6-фкз «О принятии в Российскую Федерацию Республики Крым и образовании в составе Российской Федерации новых субъектов - Республики Крым и города федерального значения Севастополя". Ц^^йр:// consultant.ru.
11. Да судимы будете. Готова ли Россия жить
subjects // The official Internet portal of legal information. URL: http://www.pravo.gov.ru.
10. FKZ of 21 March 2014 № 6-FKZ «About acceptance to the Russian Federation the Republic of Crimea and the formation within the Russian Federation new subjects - the Republic of Crimea and the Federal city of Sevastopol». URL:http:// consultant.ru.
11. You shall be judged. Is Russia ready to live by their own laws // Newspaper. EN. 2015.14 july.
только по своим законам // Газета. Ru. 2015. 14 июля. 12. Krotov M. V. Performance in COP 1 July 12. Кротов М. В. Выступление в Конституцион- 2015 in the case about the verification of constitu-ном суде Российской Федерации 1 июля 2015 года tionality of the provisions of article 1 of the Federal по делу о проверке конституционности положений law "On ratification of the Convention on the protec-статьи 1 Федерального закона «О ратификации Кон-tion of human rights and fundamental freedoms and венции о защите прав человека и основных свобод the Protocols thereto", paragraphs 1 and 2 of article и Протоколов к ней», пунктов 1 и 2 статьи 32 Феде- 32 of the Federal law "On international treaties of рального закона «О международных договорах Рос- the Russian Federation»», parts of the first and fourth сийской Федерации», частей первой и четвертой of article 11, paragraph 4, of the fourth part of article
статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы. ЦЕЪ:1Ш;р://соши11ап1га.
392 of the Civil procedure code of the Russian Federation, parts 1 and 4 of article 13, paragraph 4 of part 3 of article 311 of the Arbitration procedural code of the Russian Federation, parts 1 and 4 of article 15, paragraph 4 of part 1 of article 350 of the Code of administrative procedure of the Russian Federation and item 2 of the fourth part of article 413 of the Criminal procedure code of the Russian Federation in connection with the request of a group of deputies of the State Duma. URL:http://consultant.ru.
УДК 347.214.2 ББК 67.99
© 2015 г. H. Ю. Шеметова
ВОЗВРАЩЕНИЕ В РОССИЙСКИЙ ПРАВОВОЙ ОБИХОД ТЕРМИНА «УКРЕПЛЕНИЕ ПРАВ НА НЕДВИЖИМОЕ ИМУЩЕСТВО»
В статье методом сравнительно-правового анализа рассматривается система укрепления прав дореволюционной России и проблемы государственной регистрации недвижимого имущества и прав на него в современном законодательстве, исследуются иные формы закрепления (укрепления) прав на недвижимость.
Ключевые слова: недвижимость, земля, укрепление прав на недвижимость, государственная регистрация прав на недвижимое имущество, правовой режим.
RETURN TO THE RUSSIAN LEGAL USE THE TERM «STRENGTHENING
OF RIGHTS TO IMMOVABLE PROPERTY»
This article by comparative - legal analysis considers strengthening the rights of pre-revolution-ary Russia and the problems of the state registration of immovable property and rights to it, the current law, we also study other secure form (strengthening) of real property rights.
Keywords: real estate, land, strengthening the rights ofproperty, the state registration of rights to immovable property, the legal regime.
Оформление сделок с имуществом, в том числе со столь дорогостоящим и социально значимым имуществом, как недвижимое, требует за-
крепления в законодательстве особого порядка осуществления сделок с ним либо возникающих на основе этих сделок прав на недвижимость.
