© 2011
С. С. Егорова
СУДЬБА РУССКОГО ПРОСТОРЕЧИЯ (ПО МАТЕРИАЛАМ ИСТОРИЧЕСКИХ СЛОВАРЕЙ)
Статья посвящена проблеме изучения судьбы русского просторечия как стилистической категории и как одной из форм существования общенародного языка. Автор статьи рассматривает просторечие, учитывая факт меняющегося с течением времени его содержания, объёма и функций. Особое внимание уделяется концу XVIII в. и XIX в., а также роли Словаря Академии Российской в формировании и описании стилистической системы языка (сниженного яруса). Далее в статье рассматриваются стилистические смыслы сниженного яруса, которые появились уже в ХХ в. В целом же можно говорить о движении от очень широкого понимания просторечия к более конкретному и точному.
Ключевые слова: просторечие, простонародные слова, Словарь Академии Российской, стилистические пометы, семантика.
Статья посвящена проблеме изучения судьбы русского просторечия как стилистической категории и как одной из форм существования общенародного языка. Исследуя просторечие, необходимо учитывать факт меняющегося с течением времени содержания, объёма и функций просторечия. На факт «историчности» просторечия, в частности, как стилистической категории обращает внимание и П. А. Семёнов, говоря, что «категория "просторечие" исторически изменчива: её содержание в предпушкинский период не совпадало с содержанием этой категории в ломоносовский период и в пушкинскую эпоху» [Семёнов 2002: 131].
Корни просторечия уходят в XVII в. и ведут к феномену «проста мова», о котором достаточно подробно писал Б. А. Успенский в своих трудах по истории русского литературного языка. Так, он указывал на факт заимствования из юго-западной языковой ситуации самого понятия «простой язык» (или «проста мова») как компонента оппозиции, как «литературный язык, противопоставленный языку церковнославянскому и с ним конкурирующий» [Успенский 1994].
В «Материалах для словаря древнерусского языка» представлены, напр., следующие слова, в семантическую структуру которых входит сема 'простой': простор^кпи ('говорящий без искусства, не красноречивый'), простпи ('простой, понятный', 'простой, принадлежащий простому народу', 'мирской, не принадлежащий духовенству') [Срезневский, 2, 1895: 1577, 1582].
Формирование литературного языка нового типа продолжалось и далее, в XVIII в. Шёл процесс сближения литературного языка с живой устной речью; был провозглашён отказ от употребления признаков книжности, от использования «высоких словенских слов» в пользу употребления «простого» языка. В переводной литературе, которая составляла основной фонд книжной продукции первой половины XVIII в., преобладал также «простой» язык. И в этом отношении показателен, напр., приказ Петра I Ф. Поликарпову, переводившему «Географию»:
Егорова Светлана Сергеевна — аспирант кафедры русского языка филологического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. E-mail: [email protected]
«... высоких слов словенских класть не надобеть, но посольского приказу употреби слова».
Большой вклад в описание «простого» языка внёс М. В. Ломоносов; однако он оперировал понятием «простонародный». М. В. Ломоносов разработал и поместил в «Предисловии о пользе книг церковных в российском языке» (1785) «теорию трёх штилей», где в пределах «чистой» лексики выделил в том числе и слова «российские простонародные» (т. е. русские слова, «которых нет в остатках Сла-венскаго языка, то есть в церковных книгах, например: говорю, ручей, которой, пока, лишь»). Их учёный противопоставлял двум другим разрядам: словам «сла-венским» (отсутствовавшим в русском языке: отверзаю, Господень и др.) и словам «славенороссийским» (общим церковнославянскому и русскому языкам: Богъ, слава) [Ломоносов http].
Одним из ключевых этапов в формировании и описании стилистической системы русского языка является составление Словаря Академии Российской [САР 1789-1794]. Попытки стилистической маркировки слов русского языка применительно к системе трёх стилей М. В. Ломоносова, конечно, предпринимались и ранее, но только в Словаре впервые всё это представлено более или менее системно и осознанно.
В Словаре Академии Российской использованы следующие пометы: умали-тельное, уменьшительное, уничижительное, в просторечии, простонародное, обветшалое слово. Но мы не находим ещё ни таких помет, напр., как областное, диалектное, бранное и т. д., ни пометы разговорное.
«Славенское» было противопоставлено в Словаре словам живого, собственно русского разговорного языка, характерным для простого, а отчасти и среднего слога [САР 1789-1794]. Для маркировки таких лексем были введены пометы просто (а также иногда давались при соответствующих словах ремарки, выражающие аналогичное значение — в обыкновенном или в общем употреблении), просторечие и простонародное.
Помета просто характеризует слова и формы живого употребления в противопоставлении их устаревшим формам славенского языка или славянизмам высокого слога (напр., «Есень <...> простоже (sic!) Осень»; «Охра, просто же Вохра» [САР, 2, 1790: 1017; 4, 1793: 670]).
Помета просторечие была определена в самом Словаре как «употребление слов простым народом»; в предисловии же было указано, что "просторечные" — это слова, употребляемые «в разговорах» [САР, 1, 1789: XVI]. На основании всего этого исследователи отмечают, что «уже в самом определении «просторечного» была отражена двойственность, сближающая слой просторечной лексики, с одной стороны — со словами, для которых даётся помета просто, а с другой, — с простонародными словами» [История русской лексикографии 2001: 107].
И действительно, просторечная лексика в Словаре оказывается внутренне неоднородной. На это указывается в «Истории русской лексикографии» [История русской лексикографии 2001]. Под понятие просторечной лескики, таким образом, попадают следующие единицы языка:
1) слова, широко распространённые в разговорной речи, которые противостоят словам «славенским», высоким на том основании, что они не употреблялись
в произведениях высокого стиля (напр., свадьба — как противостоящее слову брак; крыша — противопоставленное лексеме кровля);
2) слова с экспрессией фамильярности, грубости, которые противостоят не только «славенским», но и общим, нейтральным, лишённым экспрессии (рожа, рыло, зенки, мамон и др.);
3) слова, связанные с речью простого народа или с диалектной средой — они нередко сливаются с простонародным разрядом лексики (напр., ономедни, очесли-вый 'учтивый' и пр.).
Кроме того, была и помета простонародное, которая давалась при словах, свойственных речи «простого» народа, т. е. речи крестьян и мещан. Тематически сюда также вошли слова и выражения, связанные с крестьянским бытом (напр., большак 'старшина в доме или деревне', валенок, зипун, варенуха, сусляник); диалектные слова (бахарь, ботать, бутор, дубец), слова с резкой грубоватой экспрессией (ахинея, верзило, глазеть, дрязги, грабаздать).
Часто в Словаре Академии Российской можно встретить внутри самой словарной статьи указание на стилистическую принадлежность слова. Так, в самом толковании лексемы даётся указание на то, что данный предмет одежды или обуви «простолюдинами носим», «употребляется простым народом», является «деревенской одеждой», «народной», «простолюдинской», «крестьянской», «по-селянской» и т. д. Напр., братина ('круглый или кубовастый сосуд, в котором у крестьян ставят на стол квас или пиво'), сарафан ('род простолюдинской, длиною до пят, женской верхней одежды, с рукавами и без рукавов, у которой весь перед застёгивается пуговицами. Нарядный же называется ферез, по-старинному охабень), валенок ('зимняя простым народом употребляемая обувь, сваляная из овечьей шерсти так плотно, как шляпа'), душегрея ('род простонародной короткой женской одежды, без рукавов, на груди с выемкою'; 'фуфайка') и др. И подобные фразы можно наблюдать в толковании слов из сферы игр, музыкальных инструментов и т. п.
Что касается вопроса о составе просторечной лексики, то сюда входили в основном слова с конкретными значениями; а если говорить о частеречной принадлежности слов, то преимущественное положение занимали имена существительные (картошка, лытки, клеть, вариво) и глаголы (горланить, вопить, балакать, жрать, трескать), т. к. среди лексем этих лексико-грамматических категорий велик массив слов с конкретным значением.
Относительно других ограничительных стилистических помет и ремарок, которые характеризуют говорящего с позиции социальной, профессиональной, региональной, то в Словаре лишь рядом с отдельными словами (немногочисленная группа слов) можно встретить следующие указания: «на Волге», «на Урале», «в Сибири» и пр. (напр., нарты, лахтак, балаган, ерник 'мелкий лес', свинчатка 'род сети').
Таким образом, из всего вышесказанного можно заключить, что просторечие в конце XVIII и XIX в. было представлено как некое синкретическое явление и семантика его такова:
а) просторечие выступает как язык устного общения, разговорная форма;
б) просторечные единицы передают информацию о социальной, региональной, профессиональной принадлежности говорящего;
в) просторечие сообщает об уровне образованности говорящего лица и в то же время свидетельствует о колебаниях фонетической и грамматической нормы русского языка, о неустойчивой его регламентации;
г) просторечные слова и обороты выражают субъективное мнение говорящего, его оценки и эмоции;
д) просторечие выступает как полнокровная система, способная вербализовать действительность в самом широком объёме.
На рубеже XVIII и XIX вв. стилистическая система не достигала ещё уровня чёткой дифференциации. Не было определённых критериев, по которым слова распределялись на просторечные, простонародные или нейтральные; часто таким критерием становилась интуиция составителей Словаря. Профессиональных лексикографов в тот период не было. Так, в работе над Словарём Академии Российской, напр., принимали активное участие С. Я. Румовский (математик, преподававший в Академической гимназии и Академическом университете, составитель ежегодных Астрономических календарей с метеорологическими прогнозами), И. Б. Иноходцев (преподаватель математики, переведший с немецкого языка книгу Л. Эйлера «Универсальная арифметика», или «Алгебра»), А. А. Барсов (специалист по математике и философии), И. И. Лепёхин (специалист по биологи, ботанике, медицине), митрополит Гавриил (Петров) и некоторые другие духовные и светские лица.
В ХХ в. картина меняется. Более определённым становится понятие о просторечии. Кроме того, в словарях используется достаточно подробная и детальная система стилистических помет.
Вводится понятие разговорной речи. Теперь именно разговорная речь, понимаемая как одна из форм существования общенародного языка, призвана выступить в качестве той системы, с помощью которой описывают различные ситуации, возникающие в повседневной жизни. Изменения коснулись, соответственно, и просторечия как функционально-стилистической категории русского языка. Часть слов, которая ещё в XIX в. наделялось пометой просторечное / простонародное, общей для всего, что осознавалось как стилистически не нейтральное, теперь классифицировалась как разговорная. Так, слово башка в словаре Д. Н. Ушакова сопровождается пометой разговорное [Ушаков, 1, 1935: 97], а в Словаре церковнославянского и русского языка оно дано как просторечное [СЦРЯ, I, 1, 1847: 25]. Система помет стала более разветвлённой, т. е. область лексики, которая ранее покрывалась пометой просторечное, резко сократилась. В толковых словарях Д. Н. Ушакова [Ушаков 1935-1940], С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой [Ожегов 1995] представлены пометы:
— указывающие на стилистическую особенность слова: разг., простореч., фам., детск., вульг., арго, обл.;
— пометы, оценивающие слово с эмоционально-экспрессивной стороны: презр., неодобр., пренебр.,укор., шутл., ирон., бран.;
— помета, обозначающая принадлежность слова не общему, а профессиональному употреблению: спец.
Приведём пример того, как одни и те же слова толкуются в разных словарях.
Слово [САР 1789-1794] [СЦРЯ 1847] [Ушаков 1935-1940] [Ожегов 1995]
Сволочь Простонар. 'со- Без пометы 1) Простор. презрит. устар. 1) Простореч.
брание, скопище, ' люди низкого, 'мелкота, всё незначитель- бран. ' негодяй,
сходбище разных подлого состоя- ное, собравшееся вместе мерзавец';
людей низкого ния; сброд' (о людях, животных)'; 2) Простореч.
состояния' 2) Разг. бран. презрит. 'сброд, подлые, негодные люди'; 3) Простореч. бран. 'дрянной, подлый человек, негодяй (употр. также по отношению к животным)' бран. ' сброд, подлые, негодные люди'
Подлец Без пометы Без пометы Разг. бран. 'низкий, подлый Без пометы ' под-
'человек низкий; ' подлый чело- человек' лый человек, не-
поступками сво- век' годяй'
ими презрение
заслуживающий'
Поганец Без пометы Без пометы Простореч. презрит. бран. Не зафиксир.
' осквернившийся ' осквернивший- ' отвратительный и презрен- Только погань
нечистотою' ся какою-либо нечистотою; «бусурман, не-кресть»' ный мелкий человек' (прост.)
Обратимся к «Толковому словарю русского языка» [Ожегов 1995] и приведём определения некоторых из интересующих нас стилистических категорий. При этом следует отметить, что цель подачи этих определений — подтверждение факта их оформления и использования в лексикографической практике XX в.; кроме того, эти определения, с нашей точки зрения, являются отнюдь не бесспорными. Также, рассматривая стилистическую систему ХХ в. и первого десятилетия XXI в. (сниженный её ярус), нам необходимо отмечать и стилистический смысл деструктивность; фиксировать такие явления, как сленг, жаргон, арго.
Просторечие — речь малообразованных носителей языка (преимущественно горожан); черты произношения, слова и выражения, грамматические формы и конструкции, свойственные нелитературному разговорному употреблению.
Разговорный — 1. см. разговор. 2. Свойственный устной речи, обиходным выражениям. Разговорная речь (речь носителей литературного языка при их непринужденном общении). 3. Имеющий характер диалога.
Жаргон — речь какой-нибудь социальной или иной объединённой общими интересами группы, содержащая много слов и выражений, отличных от общего языка, в том числе искусственных, иногда условных.
Арго — условные выражения и слова, применяемые какой-нибудь обособленной социальной или профессиональной группой, её условный язык.
Применительно к ХХ в. часто говорят о литературном и внелитературном просторечии. Существовали разные точки зрения относительно выделения этих двух типов просторечия. Значимым этапом в изучении просторечия в указанном аспекте стала публикация статьи Ф. П. Филина «О структуре современного рус-
ского литературного языка», в которой он показал принципиальную разницу между элементами типа выпендриваться, каюк, с одной стороны, и процент, крайний 'последний (в очереди)' с другой. Первые единицы, по его мнению, это «языковые средства (слова, обороты, синтаксические конструкции, грамматические формы, особенности произношения), употребляемые всеми образованными людьми для грубоватого, сниженного изображения предмета мысли (своего рода "низкий стиль" нашего времени)», тогда как вторые — «элементы речи лиц, не вполне овладевших литературным языком или вовсе малограмотных. К внелитературному просторечию относятся языковые явления всех уровней, которые образованный человек не может употребить ни при каких обстоятельствах, разве что только нарочито, подражая малограмотному или передразнивая его» [Филин 1979: 20, 22]. Элементы первого типа Филин называет литературным просторечием, элементы второго — внелитературным просторечием. Однако, на наш взгляд, очень часто учёные подменяют понятия и неоправданно расширенно понимают термин просторечие в своих трудах.
Кроме того, некоторые исследователи предлагают различать среди просторечных элементы с отрицательной экспрессией (эта экспрессия направлена на само слово) и элементы с положительной. Первый подвид принято называть просторечием малограмотных (ихний, здря), а второй — народным просторечием (вчерась, давеча). В рамках народного возможно выделение деревенского просторечия.
В целом на протяжении всего ХХ в. происходило движение от очень широкого понимания просторечия к более конкретному и точному.
В настоящее время стилистическая система языка продолжает развиваться и видоизменяться, изменяются и подходы к её изучению. Так, напр., сейчас создаётся Новый академический словарь, и в нём снимается помета просторечное, которая традиционно была заявлена во всех словарях. Причины, по которым создатели Словаря решили отказаться от этой пометы, достаточно чётко сформулированы в исследовании «История русской лексикографии». Так, «помета "прост.", функционируя в русской лексикографии два столетия, полностью изменила в это время свой статус по социальной отнесённости и функционально-стилистическим характеристикам» [История русской лексикографии 2001: 592-593].
Однако судьба русского просторечия всё-таки будет решена в реальной практике, а не в теоретических работах по лексикографии и стилистике.
ЛИТЕРАТУРА
История русской лексикографии / Ин-т лингвист. исслед. — СПб.: Наука, 2001. — 616 с.
ЛомоносовМ. В. Предисловие о пользе книг церковных в российском языке, 1785. [Электронный ресурс]. URL: http://feb-web.ru/feb/lomonos/texts/lo0/lo7/lo7-5852.htm (дата обращения: 14.02.2011).
Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Словарь русского языка. — М.: Азъ, 1995. — 928 с.
САР: Словарь Академш Россшской: в 6 т. — СПб: Изд. при Императ. Акад. наук, 1789-1794.
Семёнов П. А. Язык предпушкинской драматургии / под ред. Т. В. Рождественской. — СПб.: СПбГУ, 2002. — 280 с.
Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. — СПб: Тип. Императ. Акад. наук, 1895. — Т. 2. — 1803 с.
СЦРЯ: Словарь церковно-славянскаго и русскаго языка, составленный Вторымъ отд^лешемъ Императорской Академш наукъ: в 4 т. — СПб.: Тип. Императ. Акад. наукъ, 1847.
Успенский Б. А. Краткий очерк истории русского литературного языка (ХИ-ХХХ вв.). — М.: Гнозис, 1994. — 239 с.
Ушаков: Толковый словарь современного русского языка: в 4 т. / гл. ред. Д. Н. Уша-ков. — М.: ОГИЗ, 1935-1940.
Филин Ф. П. О просторечном и разговорном в литературном языке // Филол. науки. — 1979. — № 2. — С. 20-25.
RUSSIAN POPULAR SPEECH HISTORY (BASED ON HISTORICAL
DICTIONARIES)
S. S. Yegorova
The article deals with the study of Russian popular speech as a stylistic category and as a mode of a national language existence. The author of the article considers Russian popular speech with proper account of its changing content, meaning, volume, and functions. Particular emphasis has been placed on the late 18th and 19th centuries, and on the role the Dictionary of Russian Academy played in forming and describing stylistic system of Russian (its substandard level, in particular). Then the author progresses to substandard layer stylistic meanings that appeared in the 20th century. By and large, one can perceive popular speech progress from a broad sense to more concrete and exact.
Key words: russian popular speech, demotic words, the Dictionary of Russian Academy, stylistic marks, semantics.