CC BY
77
СУДЬБА РЕПРЕССИРОВАННЫХ ПИСАТЕЛЕЙ АЛТАЯ : НОВОЕ ПРОЧТЕНИЕ И ОСМЫСЛЕНИЕ
Н.М. Киндикова
Ключевые слова: репрессированные писатели, Горный Алтай,
национальная лиетратура, «Книга памяти».
Keywords: repressed writers, Altai Mountains, National literature,
«Memory Book».
Имена и творчество репрессированных деятелей культуры и литературы долгое время в нашей стране были под запретом. Тем не менее, в последние десятилетия возникает все большая необходимость обращения к архивным материалам, к публикациям, связанным с судьбами творческих личностей, восстановлением их литературного наследия в истории национальных культур. Только в 90-е годы ХХ столетия, когда был издан Указ Президиума Верховного совета СССР о реабилитации невинно осужденных жертв (от 16 января 1989 года) и был принят Федеральный закон «О реабилитации жертв политических репрессий» (от 18 октября 1991 года), появились первые публикации в центральных газетах и журналах. В них отражаются новый взгляд на исторические события 20-30-х годов ХХ столетия, новая методология исследования литературы, оценка творческой деятельности ряда известных писателей таких, как М. Горький, И. Бунин, М. Булгаков, М. Пришвин и многих других классиков литературы [Горький, 1991; Бунин, 1991]. Запоздалая публикация их дневников и писем, запрещенных в свое время художественных произведений позволила разрушить наше традиционное представление о состоянии общества и литературном процессе 1920-30-х годов в целом [Анненков, 1991, с. 4849; Голубков 1995; Сазонова, 1992, с. 38; Троцкий, 1992, с. 42; Чернова, 1992 и др.]. Неслучайно понадобился ретроспективный взгляд на события первой трети ХХ века, на литературу этого периода в особенности.
В национальных литературах вопрос о судьбе и литературном наследии репрессированных до сего времени рассматривался лишь по отношению к определенному периоду развития той или иной национальной литературы, к личности писателя в частности. К таким исследованиям относятся работы ведущих тюркологов Н.А. Баскакова, С.С. Суразакова, З.С. Казагачевой и др. [Баскаков, 1948; Суразаков, 1962; Таудакталып та\' атты, 1976; Алтай совет улгерлик, 1989]. Между
тем тема репрессированных односторонне освещена в исторических очерках 30-х годов ХХ столетия (Л. Мамет, П. Гордиенко, Л.М. Эдокова, Р.И. Эйхе и др.), частично переизданных журналистом В.Э. Кыдыевым в 90-е годы в издательстве «Ак-чечек» [Мамет, 1930; Гордиенко, 1931; Гордиенко, 1994; Эдоков, 1931; Эйхе, 1935]. Все это позволило по-новому рассмотреть исторические события и факты почти столетней давности, выяснить роль общественных деятелей Горного Алтая. В настоящее время настало время почтить их память, осознать новым поколением весь трагизм и драматизм судьбы первых интеллигентов, по-новому оценить литературное наследие творческих личностей, сказать слова покаяния всем убиенным в целом и каждому поименно.
К числу репрессированных в 20-30-е годы писателей Горного Алтая и сопредельных территорий относятся, в первую очередь, известный художник Г.И. Чорос-Гуркин (1870-1937); политические руководители и литераторы А.А. Сыркашев (1899-1938), Л.А. Сарысеп Канзычаков (1891-1937); авторы первых школьных учебников и учителя Н.А. Каланаков (1888-1960), А.В. Тозыяков (1882-1938), поэты и прозаики А.П. Чоков (1908-1938), И.С. (Алтаяк) Толток (1906-1937), П.А. Чагат-Строев (1887-1938), а также сопричастные к этому времени и событиям М.В. Мундус-Эдоков (1897-1942), П.В. Кучияк (1897-1943) и др.
В регионах Сибири были репрессированы Г.М. Токмашев (Горная Шория), С.Д. Майнагашев, Р.А. Кызласов, С.А. Бытотов (Хакасия), П.А. Ойунский, А.И. Софронов-Алампа (Якутия), С. Пюрбю из Тувы и многие другие. Некоторые титульные народы, такие, как татары и башкиры, уже успели включить имена своих репрессированных писателей в энциклопедический словарь «Литературы народов России. ХХ век» (2005).
Количество всех репрессированных не подсчитано. Их число по стране и в регионе великое множество, если брать во внимание то обстоятельство, что пострадали родственники (дети и внуки) обвиненных и незаслуженно расстрелянных. Это прослеживается, к примеру, в роду Аргымая Кульджина, Кару и Алексея Куладжи, скитавшихся по России до 90-х годов и вернувшихся на родину под чужой фамилией [Аргымай ла Мащыныу jypyMHHev, 1995]. Об этом подробнее написано в книге Г. Елемовой «Потомок кегел маймана» (2007). Такова трагическая судьба Г.И. Чорос-Гуркина и его детей, удачно освещенная в книге «Здесь все еще о нем напоминает» Ю.В. Туденевой [Туденова, 2005].
Одних ссылали дважды-трижды, других угоняли за пределы Алтая за то, что они были близки с репрессированными. Так подверглись необоснованным гонениям лучшие сыновья и дочери Алтая, внуки которых до сих пор остаются в неведении о творческой деятельности своих предков или остерегаются сказать слова правды. Вместо гордости за их деяния в душе каждого из них (нового поколения) «вкрался» генетический страх преследования и очередного гонения. Удивительно, но это жизненный факт, характеризующий сегодняшнее состояние общества. Политические деятели выполняли миссию, возложенную на них своим народом, но их репрессировали как «националистов». И что характерно, эти лидеры Алтая в какой-то степени были связаны с лидерами из Горной Шории и Хакасии. Такая же судьба была уготована лидерам башкирского, татарского, якутского и тывинского народов.
По утверждению историка, заведующего отделом хранения спецдокументации Государственной архивной службы Республики Алтай Ф.Н. Марачева, «первые и пока немногочисленные репрессии политического характера в Горном Алтае начались в 20-е годы. Аресту подвергались активные участники, так называемых, бандформирований, баи, крупные священнослужители, зайсаны, как правило, с семьями, то есть ярые защитники старого строя. Но приговоры по ним были относительно мягкими - 2-5 года тюремного заключения или лагерей.
Другое дело, когда эти же люди во второй раз арестовывались в 1936-1938 гг., то здесь приговоры были самые суровые - минимум 10 лет заключения в ИТЛ (исправительно-трудовой колонии), но чаще всего ВМН (высшая мера наказания).
Следующая, более жестокая волна репрессий, проводимых ОГПУ, затем НКВД, относится к началу 30-х годов. Она была связана, в основном, с реакцией сельского населения на только что образовавшиеся колхозы и уровень их жизнедеятельности.
Любой падеж скота, неубранное сено, испортившаяся молотилка, пожар на ферме, неотремонтированные сани или бороны и т.п. немедленно расценивались как антисоветские, антиколхозные, контрреволюционные, вредительские деяния. В ход пускалась печально знаменитая 58-я статья УК РСФСР» [Марачев, 1997, с. 32-33]. И далее историк пишет: «Наибольший разгул беззакония, фальсификации дел и массовых репрессий падает на 1937 год, как "акция по изъятию остатков враждебных классов"». Согласно этой секретной инструкции ЦК ВКП(б) местным органам НКВД устанавливался лимит на арест.
Обычно «брали "шибко умных"», людей с подозрительно нерусской фамилией; людей, хоть один раз побывавших когда-то за
границей; бывших партизан, перебежавших от Колчака; колхозников, не радеющих, по мнению НКВД, за коллективное дело; бывших «буржуев» и многих-многих других безвинных людей» [Марачев, 1997, с. 33].
Основной причиной их незаконного обвинения и расстрела является то, что они были якобы «врагами народа», «японскими шпионами», «вредителями Советской власти», «иностранными разведчиками» и т.д. В действительности же, как они могли быть врагами собственного народа, когда именно деятели культуры открыто и смело ставили национальные вопросы этнического развития? По словам самого Г. Чорос-Гуркина, он заботился «о нуждах <...> и законных правах алтайского народа» (заявление от 1924 года, с. 139).
Всемирно известный офтальмолог Эрнст Мулдашев удивлялся тому, как его дед, башкир по национальности, будучи лесником в глухой тайге, мог оказаться «японским шпионом». А некоторых алтайцев репрессировали только за то, что в народной песне звучало слово «токой», которое ассоциировалось со столицей Японии. Точнее, в строке «Бурул токой Алтайым» («Алтай с седыми холмами») как будто слышалось слово «Токио». Трудно поверить, но адская машина репрессий действовала именно так, выполняя план репрессивных органов власти.
Профессор Хакасского государственного университета им. Н.Ф. Катанова В.П. Прищепа в своих воспоминаниях пишет: «Мой дед был раскулачен в 1931 году и выслан из деревни Моисеевка Краснотуранского района Красноярского края на север Томской области, где и погиб. Отец был репрессирован в г. Черногорске в 1937 году, отсидел к этому времени 10 лет и чудом остался жив» [Прищепа, 2009, с. 7].
Такие примеры мы можем привести, изучая историю каждой второй семьи, к сожалению, о них в свое время не вели речь, не сохранились записи - об этом нельзя было не только писать, но и боялись произносить вслух. К слову сказать, старший сын М.В. Мундус-Эдокова Леонид Миронович случайно стал прототипом исторического романа «Синяя птица смерти» (1993) Аржана Адарова. Вера Федоровна в свои 85 лет сумела опубликовать воспоминания о династии Тозыяковых в книге «Жестокого времени дети» (2007). Н.В. Суразакова подготовила к изданию книгу «Возращенные судьбы и события» (2007).
О том, как угоняли репрессированных, в частности из Эликманарского района, Вера Федоровна пишет: «Отца, Федора Сергеевича Тозыякова (1866-1937), соратника Чорос-Гуркина, учителя
школы села Узнезя, забрали милиционеры ночью в августе 1937 года, сначала в райцентр, затем, в октябре, в Кызыл-Озек».
Однажды, в полдень, тогда тринадцатилетняя девочка, из окна своего дома увидела изнуренных арестованных, их было около 20-25 человек. Они шли пешком под конвоем. Узнав среди них своего отца, она быстро собрала еду и побежала за ними. Догнав их уже за деревней, она все же передала отцу пожитки. С тех пор его семья (а их было восемь детей и мать) жила в неведении о судьбе отца и мужа, а дети с того времени вынуждены были носить клеймо «дети врага народа». И лишь по истечении 57 лет им удалось узнать, что его расстреляли в ноябре того же года.
Очевидец тех событий, просидевший 10 лет в лагерях, Ефим Степанович Бакиянов (1917-1995) вспоминал при жизни, как их, арестованных (а ему тогда было всего 18 лет), привели в душный барак за городом (это район гардинно-тюлевой фабрики), где невозможно было не только сидеть, но и стоять, устроили допрос обвиняемых. При этом их заставляли подписывать чистый лист бумаги или сочиненный кем-то текст, где содержались ложные сведения. А кто отказывался подписывать, били рукояткой ружья, пинали ногами, издевались, надевали осужденному на голову мешок, завязав ноги веревкой, пороли железной нагайкой. После этого выбрасывали обессиленное тело человека на растерзание собакам. Существовал даже барак, названный осужденными «собачьим домом».
Выживших в Кызыл-Озекской тюрьме в декабре месяце, в лютый мороз, отправляли в Бийск, а дальше в Новосибирск. Затем через станции Юрга, Тайга их увозили поездом на север, в Коми. Из 500 угнанных до места ссылки, по словам Ефима Степановича, оставалось всего половина. А в одном лагерном пункте было три тысячи человек. Так, отказавшись подписывать сфабрикованный документ, Ефим Бакиянов выжил и вернулся домой только вместе с фронтовиками. И что характерно, в лагере, по его рассказам, среди простых репрессированных были видные военачальники, такие, как маршал Советского Союза Егоров, начальник НКВД Алиев, начальник погранотряда на границе России и Монголии Соколов и многие другие [Петешева-Кыдыева, 1997, с. 65-70]. Алтаяк Толток, не выдержав мучений и издевательств, вынужден был подписать сфабрикованную бумагу (в тюрьме ему сломали пальцы рук, заставив положить ладонь на стык косяка и двери, а на раненую кожу тела нарочно сыпали соль).
Самое опасное то, что, не зная правды истории, не осознавая противоречивость и трагизм судьбы репрессированных писателей, новое
поколение может оказаться на ложном пути. Причиной этому могут послужить некоторые публикации, например, статья П. Кучияка, опубликованная в газетах на родном языке «Кызыл Ойрот» (за 23 октября 1934 года) и русском языке «Красная Ойротия» (за 29 октября 1934 годы), где упоминаются имена А.В. Тозыякова, М.В. Мундус-Эдокова и др. А также воспоминания художника Н.И. Чевалкова (18921937), соратника Г.И. Чорос-Гуркина, написанные в 1936 году, впервые опубликованные к 50-летию Горно-Алтайской автономной области и впоследствии напечатанные в альбоме художника Н.И. Чевалкова «Живопись и графика» (Горно-Алтайск, 2006). В нем пишется о том, что в 30-е годы Г.И. Чорос-Гуркин будто бы действовал как «националист»: «Пора нам жить по-своему и самим управлять своим народом», -вспоминает Чевалков слова художника [Чевалков, 2006, с. 27]. И далее: «Будем защищать свою священную землю, свои национальные обычаи» [Чевалков, 2006, с. 29].
Национализм обычно проявляется там, где ущемлены права и свободы граждан. При этом необходимо отличать национализм от решения национальных проблем этноса. В начале ХХ века лидеры малочисленных народов остро ставили вопросы о правах малочисленных народов, в том числе о самоопределении нации. С точки зрения сегодняшнего решения национального вопроса, тут ничего националистического нет. Время расставило свои акценты.
Лидер алтайского народа Г.И. Чорос-Гуркин прежде всего был обеспокоен судьбой своих сородичей. В своем чистосердечном заявлении он писал: «В жизни своей я был кровным защитником всех интересов своей родины: самоопределения и автономии алтайского народа. За его законное право быть равным и свободным в семье великих народов. За сохранение его национальной культуры, языка и быта. За его новое создание и развитие в области своей экономической жизни, искусства и науки» (цит. по : [Эдокова, 1994, с. 138]). Эти идеи воплощены в статьях Г.И. Чорос-Гуркина «Самоуправление и нужды алтайцев» (1913, 28 марта), «Об Алтае и его нуждах» (1917, апрель-май), в статье Леонида Сарысеп Канзычакова «К выделению алтайцев в автономную область», опубликованной в журнале «Жизнь национальностей» (1922, 14 апреля), и статье П.А. Чагат-Строева «Ойротский народ» (газета «Известия», 1922, 16 ноября) и т.д.
Архивные материалы, обнаруженные в Государственной архивной службе Республики Алтай, рассекреченные материалы НКВД представляют важный источник для дальнейшего изучения жизни и
творчества деятелей культуры. Появилась возможность сравнивать анкеты арестованных с их личными делами, автобиографией.
В материалах УФСБ, переданных в 90-е годы из Краевого архива г.Барнаула в Горно-Алтайский республиканский архив нами обнаружены документы, содержащие новые сведения о судьбе Н.А. Каланакова, П.А. Чагат-Строева и многих других политических деятелей Ойротской (впоследствии Горно-Алтайской. - Н.К.) автономной области.
Документальные и личные материалы о Г.И. Чорос-Гуркине, раскиданные по российским архивам и в Монголии, все еще не опубликованы, не прочитаны, не осмыслены новым поколением. Поэтому в ближайшие годы необходимо активизировать поисковую деятельность ученых: издать хотя бы хрестоматию литературных трудов, статей Чорос-Гуркина, а в перспективе подготовить академическое издание его наследия, исследования его жизни и творчества.
Теперь попытаемся понять трагическую судьбу и оценить литературное творчество незаслуженно репрессированных деятелей Горного Алтая. Имя Андрея Александровича Сыркашева неизвестно было алтайскому читателю до 90-х годов ХХ столетия. Родился он в с. Мыюта Шебалинского района, закончил Бийское миссионерское катехизаторское училище, работал учителем в с. Аюлу. В свое время он был редактором газеты «Кызыл Ойрот», заведующим Облоно, председателем Кузедеевского райисполкома Горно-Шорского района Западно-Сибирского края, секретарем Онгудайского райкома ВКП(б), председателем облисполкома. Арестован по доносу 2 октября 1937 года «как враг народа».
Он обвинен по 6 пунктам, приговорен 1 января 1938 года в Барнауле без суда к расстрелу. Дома остались жена Анна Николаевна, 34 лет, сыновья Иван и Геннадий, 15 и 12 лет [Марачев, 1997, с. 34]. В его литературном наследии осталось одно из первых автобиографических повествований под названием «О себе» (1932). В системе развития автобиографического жанра в национальной литературе оно имеет свое логическое продолжение.
Репрессиям подвергся Леонид Алексеевич Сары-Сеп Канзычаков, написавший лишь один рассказ «Темдеш» (1931), до сих пор не вошедший в историю алтайской литературы. Загадкой остается то, что, несмотря на занятость, тревожную политическую обстановку, алтайские лидеры находили время для литературного творчества.
В антологии «Алтайская советская поэзия» (1917-1987) за 1987 год имеется краткая справка о репрессированных, в частности, о том, что А. Тозыяков, А. Чоков, П. Чагат-Строев и др. умерли в ссылке в 1938 году. Пока неизвестно, как в один и тот же год умерли все эти деятели литературы: от болезни или они были попросту расстреляны. Такова судьба, в частности, А.В. Тозыякова, написавшего в 20-е годы ряд стихотворений и рассказов для школьных учебников. В истории алтайской литературы вошли пьесы «Хитрость белых» - «Актардын мекези» (Улалу, 1927), «Порог богача высок» - «Бий эжиги бийик» (Улалу, 1927), изданная в соавторстве с Ф.В. Тозыяковым.
Алтаяк Толток - родом из села Отогол Шебалинского района. Экстерном закончил Барнаульский комвуз, был активным комсомольским, партийным работником, председателем облрадиокомитета. В 20-30-е годы сочинял стихи. За что арестован, неизвестно. Умер в 1937 году. Репрессиям подвергся и Алексей Чоков -алтайский поэт и переводчик русской классики. Он был родом из села Кумуртык Улаганского района.
Автор первых букварей и книг для чтения Андрей Николаевич Каланаков был почти неизвестным алтайскому читателю. В архивной справке 30-х годов записано: «В 1933 году по линии КрайОГИЗ и КрайОНО он был направлен в г. Новосибирск, где работал по составлению учебников для алтайских школ. В процессе работы Н.А. Каланаков встречался с представителями педагогической интеллигенции Хакасии и Горной Шории с целью создания общей терминологии для алтайского, шорского и хакасского языков. Это и послужило основанием для ареста в августе-сентябре 1934 года. За участие в контрреволюционной организации "Союз сибирских тюрков" он осужден Сибирским краевым судом по ст. 58-12 УК РСФСР на 3 года лишения свободы с исправительным сроком 3 года» (Дело № 17702. Т. 5 (от 13.01.06)). С точки зрения сегодняшнего дня представители трех народов начали тогда доброе дело - создание единой терминологии, которое необходимо будущему поколению. К сожалению, начатое им перспективное дело приостановлено. В настоящее время Н.А. Каланаков известен как поэт, прозаик и драматург.
П.А. Чагат-Строев - яркая личность, талантливый поэт. Его имя восстановлено в истории алтайской литературы профессором С. Суразаковым. В 1958 году переизданы его произведения. С тех пор произведения Чагат-Строева не издавались. Разве что известные его стихи повторялись в различных изданиях. В 20-е годы он был членом
ВЦИК от Ойротской автономной области. Преследования его начались с публикации вышеупомянутой статьи в газете «Известия» (1922 год, № 259, 16 ноября). Как никто другой, он понимал политическую обстановку на Алтае и выступал в защиту 112 тысяч алтайцев.
Отзыв на эту статью написан еще Г.И. Чорос-Гуркиным, не по своей воле оказавшимся в то время в Танна-Туве. Он сообщал в своем письме: «Вы являетесь очень пламенным защитником нужд алтайского народа, честным и верным сыном и своей страны - Алтая, отдающим все свои силы и труд на благо угнетенного народа своей Родины. Приветствую Вас и желаю вам сил и здоровья продолжить свою работу - защиту пролетарской свободы и революции!» (письмо от 9 февраля 1924 года).
П.А. Чагат-Строев подвергался репрессиям дважды. По статье 111 УК на 6 лет принудительных работ, по ст. 74 УК на 1 месяц. В 1937 году осуществлены три допроса (от 2 июля, от 8 и 9 июля). П.А. Чагат-Строев арестован 12 июня 1937 года по статье 58 УК РСФСР и осужден к 10 годам исправительных работ в трудовых лагерях (Дело № 633. Фонд-37. Опись 1). Известны его поэмы «Мудрый богатырь» (1925) и «КараКорум» (1927), в которых автор выступал как свидетель исторических событий. Никто из алтайских поэтов не сочинял так вдохновенно и ярко, как Чагат-Строев. В этой поэме он выразил свое отношение к гражданской войне, Советской власти, коллективизации. Правдиво показано время - ценой каких потерь и жертв установлена Советская власть на Алтае.
М.В. Мундус-Эдоков не был репрессирован, но репрессиям подвергся его сын Леонид Миронович. Неслучайно, он перестал сочинять в последующие десять лет. Кроме того, его портрет до 90-х годов прошедшего столетия ошибочно путали с фотографией молодого П.А. Чагата-Строева. Наконец-то, в конце 80-х годов нами найден портрет М. Мундус-Эдокова, принадлежащий кисти художника Г.И. Чорос-Гуркина, и восстановлен его образ. Наследие М. Мундус-Эдокова опубликовано его внучкой Л.Г. Чернышевой, а также подготовлены к изданию статьи о нем.
Репрессии случайно не коснулись судьбы писателя П.В. Кучияка. Однако имеется газетная статья от 1934 года, подписанная им. В ней критикуются отдельные произведения М.В. Мундус-Эдокова, А.В. Тозыякова и др. Возникают вопросы о заказном характере статьи, о том, сфабрикована ли она или написана деятелем культуры собственноручно, как ему удалось избежать массовых репрессий?
Вышеупомянутый Ф.Н. Марачев поясняет: «К выявлению "классово-чуждых, враждебных, контрреволюционных" элементов подключались газеты, "общественное мнение" коллективов, агентурные сведения, оговоры ранее арестованных на своих товарищей, остававшихся пока на свободе, выбивание следователями "признательных показаний", просто буйная фантазия руководителей местных органов НКВД» [Марачев, 1997, с. 33].
Возможно, П. Кучияк и мог написать заказную статью, в ней легко заметен идеологический налет. С точки зрения сегодняшнего прочтения, это - всего лишь критическая статья на новинки алтайской литературы. В наказание за эту публикацию произведения самого П. Кучияка не печатали на родине. Его стихи, как известно, впервые были опубликованы в Новосибирске, лишь позднее - в Горно-Алтайске. В годы массовых репрессий он оказался в Новосибирске, затем в Москве. В окружении известных артистов, писателей, интеллигенции столицы он работал наиболее плодотворно.
Его обвиняли в национализме чуть позднее. В своем дневнике от 7 июня 1936 года П. Кучияк писал: «"Ойротский комсомол" газетти алдым. Мени национализмниу писатели деп Енчиновтыу выступлениезин (Здесь имеется статья Толуша Енчинова от 24 мая 1936 г. - Н.К.) канайдар база? Кижиниу б збгин ¡ара кезеле, оныу кандый ла ¡ажытту санаазын билетен болзо, мен кыйышпас эдим. Мен на ц ио нал исттсрд и у писатели деп тунде де туженбедим, туште де сананбадым да [Кучияк, 1979, с. 104]. 11 июня он пишет: «Кайда барар? Jизе де бору, jибезе де бору деген бирузи. Азыйдагы jyрyм коомой болгон керегинде бир ле ¡астыра неме боло берзе, ол неме 100 катап кбптбй берер, конрреволюционный националисттиу шачогын ¡апшырып ийгилеер. Андый сагыш Кучиякта болбогон, болотон учуры да jок» [Кучияк, 1979, с. 105]1.
И что удивительно, именно в это время пишет свои воспоминания художник Н.И. Чевалков, соратник Г.И. Чорос-Гуркина. В них критикуется политическая деятельность художника, Мастера.
Г.И. Чорос-Гуркину в этом году исполнилось 140 лет со дня рождения. Нет человека на Алтае, кто бы ни знал имя художника: Мастер восстал из небытия. «Это Человек, попытавшийся в пору
1 Основной смысл высказывания писателя мы отразили в своем переводе: «Если можно было вспороть живот и выявить затаенные мысли человека, то я не отказался бы от этого эксперимента. В моей голове никогда и не было таких мыслей и не могло быть» (перевод наш. - Н.К.).
безвластия и кровавого хаоса объединить земляков вокруг идеи Горной Думы - этого органа самоуправления, который он подкрепил своим собственным авторитетом» [Суразаков, 1962]. Лидер алтайского народа в своих статьях, письмах, литературных сочинениях прозорливо предсказывал будущее Алтая, выражал свое отношение к власти. В свое оправдание Мастер написал чистосердечные письма-завещания родным и близким в художественной форме (письма 1935 года, 7 января; 1937 года, 8 апреля). Не случайно, его личные письма вошли в историю алтайской литературы как литературные произведения. Кроме того, обнаружены новые произведения Чорос-Гуркина, достойные глубокого изучения. Важнейшая задача - издание литературного наследия великого художника.
Поражают беззакония, творящиеся в отношении арестованных: допросы вели, имея «по сути, заранее готовые ответы осужденных, которые подавались именно в том аспекте, в котором они были необходимы для обвинительного заключения» [Эдоков, 1994, с. 196]. Для достоверности можно сравнить обвинительные дела Г.И. Чорос-Гуркина и П.А. Чагат-Строева. В частности, «Г. Гуркин является одним из руководителей контрреволюционной националистической организации, существующей в Ойротии, ведет подготовку вооруженного восстания для свержения Советской власти и установления буржуазно-демократического государства из народностей Алтая, Хакасии, Горной Шории под руководством Японии». Почти так же звучит обвинительный акт у П.А. Чагат-Строева. История обнаруживает непосредственную ложь. В целом, непонятно, за что пострадали творческие работники Горного Алтая.
Таким образом, в 20-30-е годы происходило чудовищное уничтожение самых умных, образованных, политически грамотных людей общества, национальных лидеров народа, творческих работников страны, региона, области. Мы до настоящего времени не знаем, в каких местах они были в ссылке, когда и как они были убиты, где они похоронены. По мнению Заслуженного юриста Российской Федерации Д.И. Табаева, «точное число репрессированных, наверное, никогда не удастся установить в связи с давностью, секретностью и утерей архивных материалов, а также не обработанностью архивов Кемеровской, Новосибирской, Иркутской, Томской, Камчатской, Магаданской областей, Республики Коми, Северных областей Казахстана, в связи с отдаленностью, разбросанностью и сложностями в их сборе. Поиски затрудняются тем, что в архивах дела заключенных хранятся не по территориальным адресам высылки, а по алфавиту».
Родственники ссыльных предложили посетить места заключения и поклониться земле, сказать слова покаяния. Ради справедливости необходимо «вернуть» также семью Г.И. Чорос-Гуркина в восстановленную усадьбу села Онос Чемальского района в скульптурном изображении.
Так, из вышеупомянутых одними из первых реабилитированы А.А. Сыркашев, расстрелянный в Барнауле (19 августа 1955), Г.И. Чорос-Гуркин, расстрелянный в Новосибирске (29 марта 1956), П.А. Чагат-Строев, умерший (возможно, расстрелян - Н.К.) в г. Тайшет Иркутской области (31 мая 1956), А. Чоков - в 1958 году, а в последующие, точнее, в 90-е годы ХХ столетия - Н.А. Каланаков (8 июня 1992), Тозыяковы, А. Толток и многие другие. Даже после того, как репрессированные были реабилитированы, собственно алтайцы вначале боялись упоминать их имена, в страхе от того, что им припишут ярлык «националиста». Лишь в 90-е годы удалось преодолеть генетический страх преследования. Именно в эти годы издаются книги о возвращении Мастера, Г.И. Чорос-Гуркина, возобновлены Оносские встречи творческой интеллигенции в его селе [Возвращение, 1993; Эдоков, 1994; Прибытков, 2000; Туденева, 2005; Оносские встречи, 2006].
В память о жертвах политических репрессий в Республике Алтай издана «Книга памяти» в трех томах (1996, 1998, 2000), установлен мемориал в честь незаслуженно расстрелянных. Так восстанавливается историческая справедливость, в средних и высших школах вводится раздел для изучения творческого наследия репрессированных деятелей культуры Алтая.
В целом, по Республике Алтай пострадало от репрессий более 7417 человек. Но эта цифра неточная, так как вместе со ссыльными пострадали и их семьи и родственники. Волна репрессий прошла, как известно, в три этапа. Мы ограничились только 20-30-ми годами. Впереди изучение третьего этапа. Решение этой проблемы только начато и имеет свое продолжение в рамках региона и страны в целом. Наша задача по-новому осмыслить трагическую судьбу репрессированных писателей и включить их творческое наследие в историю национальных литератур.
Литература
Анненков Ю. Дневники моих встреч (Цикл трагедий). М., 1991. Кн. 1.
Аргымай ла Мащыныу jypyMHHev (Из жизни Аргымая и Манди Кульджиных). Горно-Алтайск, 1995.
Баскаков Н.А. Алтайский фольклор и литература. Горно-Алтайск, 1948.
Бунин И. Окаянные дни // Русские писатели лауреаты Нобелевской премии. М.,
1991.
Возвращение. Сборник докладов и сообщений научно-практической конференции «Чорос-Гуркин и современность» (11-12 января, 1991 г.). Горно-Алтайск, 1993. Голубков М.М. Утраченные альтернативы. М., 1995. Гордиенко П. Ойротия. - Новосибирск, 1931 ; Горно-Алтайск, 1994. Горький А.М. Несвоевременные мысли. М., 1991.
Жестокого времени дети (О династии Тозыяковых). Горно-Алтайск, 2007. Киндикова Н.М. Автобиографический жанр : истоки и традиции // Башкы. Кызыл. 2007. № 1.
Киндикова Н.М. П. Чагат-Строев : салымы ла энчизи (П. Чагат-Строев : судьба и наследие) // Киндикова Н.М. Алтайская литература: проблемы и суждения. Горно-Алтайск, 2008.
Киндикова Н.М. Чорос-Гуркин учун сос (Слово о Чорос-Гуркине) // Киндикова Н.М. Статьи об алтайской литературе. Горно-Алтайск, 2010.
Книга памяти жертв политических репрессий : в 3 т. Горно-Алтайск, 1996, 1998,
2000.
Кучияк П. Воспоминания. Дневники. Письма. Горно-Алтайск, 1979. Мамет Л.П. Ойротия. Очерк национально-освободительного движения и гражданской войны на Горном Алтае. М., 1930.
Марачев Ф.Н. Конец пути // Кан-Алтай. 1997. № 1(13). Оносские встречи. Горно-Алтайск, 2006.
Питешева К. Jyрер ойин талдап алар эмес. (Судьба не подвластна времени). Горно-Алтайск, 1997.
Прибытков Г.И. Чорос-Гуркин. Горно-Алтайск, 2000.
Прищепа В.П. «Щемящей совести срока...». Абакан, 2009.
Сазонова В.В. Горький о Ленине // Литература в школе. 1992. № 2.
Суразаков С.С. Алтайская литература. Горно-Алтайск, 1962.
Таудакталып тау атгы (Зажглась заря). Горно-Алтайск, 1976.
Алтай совет улгерлик (Алтайская советская поэзия). Горно-Алтайск, 1989.
Троцкий Л.Д. Верное и фальшивое о Ленине // Литература в школе. 1992. № 2.
Туденева Ю.В. Здесь все еще о нем напоминает. Горно-Алтайск, 2005.
Чернова И.И. Осмысление трудных тем // Литература в школе. 1992. № 2.
Эдоков В.И. Возвращение мастера. Горно-Алтайск, 1994.
Эдоков Л.М. Ойротская автономная область. М., 1931.
Эйхе Р.И. Социалистическая Ойротия на новом подъеме. Новосибирск, 1935.
