CC BY
121
----------------------------------
ЛИТЕРАТУРА НАРОДОВ СТРАН ЗАРУБЕЖЬЯ Foreign Literature
И.В. Ершова (Москва)
СУДЬБА ОДНОЙ ЭПИЧЕСКОЙ ФОРМУЛЫ И ПРОБЛЕМА ТИПОЛОГИИ СРЕДНЕВЕКОВОГО ЭПОСА
Аннотация: В статье речь идет о примере сравнительно-типологического анализа памятников средневековой эпической традиции. В качестве материала для сравнения взята формула с устойчивым эпитетом, а именно формула «белая/ седая борода», закрепленная за значениями «старости», «старшинства», старшего в роде, в статусе и чести, реже - мудрости; применяется обычно к определенному типу персонажа - властителю. Анализ памятников романского эпоса показывает, что употребление этой различительной формулы-эпитета позволяет рассуждать о самых общих проблемах древнего текста. В случае с «Песнью о Роланде», о неизменности амплуа и роли Карла Великого в жесте и даже о генетическом характере эпизода с битвой Карла с эмиром Баллиганом; а в случае с «Песнью о Сиде» - о специфике самого заглавного героя, об обвинениях его в «нестандартности» и даже «неэпичности».
Ключевые слова: средневековый эпос; сравнительно-типологический анализ; формула «имя + эпитет»; различительные эпитеты; «Песнь о Сиде»; «Песнь о Роланде».
I. Ershova (Moscow)
THE FATE OF AN EPIC FORMULA AND THE TIPOLOGY OF MEDIEVAL EPIC
Abstract: The article deals with the medieval epic tradition analyzed in a comparative and typological prospective. As a specific case study, it focuses upon stable formula containing a constant epithet “white/grey beard” bearing the connotations of “age”, “eldership” and marking somebody senior by kin, status, honor, or (more rarely) wisdom. Usually it is applied to the character of a certain type, that is, to epic ruler. Closer investigation of the literary monuments of the Romanic epic tradition shows that specific application of this distinctive formula/epithet refers to a number of general problems relevant to the interpretation of ancient texts. In case of the Song of Roland, it reveals the internal consistency of the role played within the geste by Charles the Great, and even the genetic character of the entire episode of his combat with Emir Baligant. In case of the Song of Cid, it proves to be quite significant for the debates about the specific nature of the poem’s main hero who is often claimed to be “out of standard”, or even ‘un-epic” character.
Key words: Mediaeval epic; comparative analysis; literary typology; epic formula;
127
Новый филологический вестник. 2015. №4(35).
noun + epithet” formulaic type; distinctive epithets; Song of Roland; Song of My Cid.
Типологические исследования эпоса в отечественной науке — одно из серьезнейших ее завоеваний (работы П.А. Гринцера, Е.М. Мелетинского, Б.Н. Путилова, С.Ю. Неклюдова и пр.) и одно из традиционных ее направлений. Сравнительно-типологические исследования в этой области помогают решить целый ряд краеугольных для понимания специфики эпического языка и законов эпического повествования вопросов: проблему «устного» или «письменного» генезиса, проблему реконструкции общеэпического сюжетного фонда, соотношения сюжетного инварианта и вариантов сюжета в конкретных памятниках; вычленить сюжетообразующие эпические мотивы; исследовать «локальные» изменения конкретных мотивов, «тем» и формул в их функциональном использовании. Такого рода наблюдения могут объяснить не только общие закономерности, но прояснить темные и проблемные места памятников книжного эпоса. Вместе с тем именно работы по типологии эпоса — очевидный дефицит в истории изучения романского эпоса.
Уточню, что речь идет о памятниках средневекового, а более узко, романского книжного эпоса. Надо заметить, что принятое в отечественной науке понятие книжный эпос не вполне соответствует всему многообразию определений (ср. literary epic, written epic, transitive text, oral-derived text1), которые используются для обозначения эпических текстов вроде «Илиады», «Одиссеи», «Беовульфа», «Старшей Эдды», «Песни о Роланде» и других chansons de geste, «Песни о моем Сиде» и т.п. В отличие от прочих терминов, именование «книжный эпос» подразумевает, прежде всего, книжную (в смысле, письменную) форму сохранности памятника, т.е. фиксирует способ сохранения и ввода текста в литературную традицию. Вместе с тем, термин этот в уже сложившейся традиции употребления2 предполагает — в качестве непременного условия — связь памятника с фольклорной традицией и с устной техникой сложения. Потому и сравнительно-типологический анализ эпических текстов необходимо проводить на уровне основного строительного «материала» устной традиции — на уровне формул, мотивов, эпических «тем».
В статье речь пойдет, прежде всего, о «Песни о Сиде» (Cantar de mio Cid, сокр. CMC) и о «Песни о Роланде» (Chanson de Roland, сокр. №R), а также о функционировании в них общеэпических формул.
Определяя формулу как «группу слов, постоянно используемую в одной и той же метрической позиции для выражения определенной содержательной идеи», М. Пэрри и А. Лорд акцентировали несколько основных ее критериев - повторяемость, метрическую позицию и содержательную наполненность3. Все три критерия в романских «песнях о деяниях» не выдерживаются строго и безукоризненно. Обычно формула закреплена за определенным полустишием, но может, например, расширяясь, растягиваться на всю строку или менять полустишие. Романская формульная система (а речь, по-видимому, может идти о единой генетике) выдержана,
128
как принято считать, не так строго: формулы «эпического языка», т.е. те, где семантическое ядро формулы дает сюжетное развитие песни и отражает традиционные эпические мотивы, в отличие от грамматико-синтаксических формул, немногочисленны, и их употребление под пером книжников, фиксирующих текст, постепенно расшатывается метрически и приобретает все более орнаментальный, т.е. оторванный от сюжета характер.
Посмотрим на судьбу одной из таких традиционных формул. Собственно, речь пойдет о формульном оформлении в эпосе устойчивых эпитетов, применяемых к тому или иному типу персонажа. Устойчивые эпитеты в эпосе разделяют на «общие», «родовые», относящиеся ко многим субъектам и объектам (например, все формулы с эпитетом «добрый» - молодец, воин, воитель, король, конь, или «злой, плохой» - «злые недруги», «злая судьба» и пр.), и «дистинктивные», т.е. различительные — к одному герою4. Такую различительную функцию в средневековом эпосе зачастую приобретают эпитеты, определяющие «бороду» персонажа.
Борода в эпосе — признак мужественности или статуса. В первом случае, как атрибут мужского начала, зачастую происходит простое упоминание бороды персонажа, и связано оно с особенностями той или иной традиции: где-то бороды почти отсутствуют, а, например, в исландских сагах бороды встречаются на каждом шагу, на любой цвет и размер — «рыжий» (связанный с цветом крови) у героя, «седой/белый» у властителя. Соответственно, там значимым может оказаться не наличие бороды, а ее отсутствие - как в случае с Ньялем, которые и стар, и мудр, но подчеркнуто не воинственен («Njall var vel au6igur аб fe og v$nn ma6ur yfirlits en sa hlutur var a ra6i hans аб honum ox eigi skegg - «Ньяль был богат и хорош собой, но у него не было бороды»). В случае если борода содержит дополнительные указания на возраст и статус, соответствующие эпитеты закрепляются, как правило, за одним персонажем, отражая тем самым значимый эпический мотив. Формулы, описывающие бороду, обычно имеют ряд устойчивых коннотаций, отразившихся в прилагаемых к ней эпитетах. Оговорю сразу, что речь идет именно об устойчивых эпитетах при бороде конкретного персонажа, а не просто об упоминаниях факта бородатости того или иного персонажа.
Итак, например, может быть «белая/седая борода» — эта формула чаще всего закреплена за значениями «старости», «старшинства», старшего в роде, в статусе и чести, реже - мудрости (борода - частый атрибут «мужа совета», но не всегда отражена при этом в закрепленном эпитете-формуле). Преимущественно носителем этих характеристик оказывается эпический правитель, монарх. Так, в гомеровском эпосе формула «седая борода» появляется всего дважды, в одинаковой позиции, оба раза по отношению к Приаму (no^iov те карп no^iov те yevsiov «седую голову и седую бороду» 22,74; 24, 576 - винительный падеж). В нартском эпосе глава нартов, персонаж Насрен-Жаче («Насрен-борода»), седобородый старик, - патриарх, организатор мирной и военной жизни нартов, пользуется среди них и богов большим авторитетом. Борода у него становится частью имени и
129
Новый филологический вестник. 2015. №4(35).
обретает постоянный эпитет. В древнеисландском эпосе бог Один среди своих многочисленных прозвищ и имен носил и имя Харбард (Harbar6r, седая борода). Иногда значение старшинства и особого почета, оформленное в формуле «борода + эпитет», в традиции может быть закреплено не за властителем, а за героем — старшим из богатырей, как, например, в случае с нашим Ильей Муромцем: он всегда стар, изображается седым, с развевающейся по ветру белой бородой («Не белые-то снежки забелелися / Забе-лелася у старого седая борода»). А вот правитель в русских былинах такой же устойчивой формулы-эпитета не имеет. Двум персонажам одного эпоса одинаковый дистинктивный эпитет, как правило, не принадлежит.
«Седобородость» как признак самого старшего или самого почитаемого в традиции почти непременно влечет в качестве дополнения указание на длину (весьма значительную) бороды. Зачастую эти эпитеты выступают в семантическом плане синонимами и применяются к одному и тому же персонажу, подтверждая его статус старшего, мудрейшего, лучшего. Тот же Один имеет еще два имени, закрепленных только за ним, Сидграни (Si6grani, «длинная борода»); Сидскегг (Si6skeggr, «длиннобородый»).
Обратимся к романскому эпосу. В нем формулы, связанные с бородой, как правило, сообщают о том, что персонаж, к которому они применены, выступает в амплуа властителя/монарха. Во французских «шансон-дежест» сама по себе борода может обнаружиться у любого персонажа (хотя и не часто), но устойчивый эпитет, а соответственно и его формульное выражение (имя + эпитет) применяются только к конкретному герою. Одна из самых распространенных — формула blanche barbe, а также ее разновидности (la barbe flurie, la barbe canue - белая борода, борода седая), описывает короля, подчеркивая внешним знаком его возраст, верховный статус, мудрость. Это один из немногих устойчивых эпитетов-формул Карла Великого в «Песни о Роланде» (наряду с «великий император» («emper[er]e magnes») «праведный король» («dreiz emprere», vv. 308, 706, при том, что последний эпитет принадлежит к типу «общих»). Среди прочих его носителей во французской традиции выделяется Эмери Нарбоннский, герой жесты Гарена де Монглан, эпическая биография которого в жестах, как и биография Карла, начинается с рассказа о его зрелости и смерти («Смерть Эмери Нарбоннского»). Однако взглянем на функционирование этого эпитета и содержащих его формул в «Песни о Роланде». Три указанные формулы применяются к Карлу неоднократно:
А. Blanche ad la barbe e tut flurit le chef Desur <...> sa brume li gist sa blanche barbe. 1843 Que Carles tient, ki ad la barbe blanche 2334 Sa barbe blanche cumencet a detraire 2931
Blanc[he] ad la barbe cume flur en avrill 3503 Blanche ad la barbe ensement cume flur 3173
130
Ploret des oilz, sa blanche bar[b]e tiret 2943 Pluret des oilz, tiret sa barbe blance 3712 Pluret des oilz, sa barbe blanche tiret 4001
B. Carles li velz a la barbe flurie, 970
Que Carles les tent, ki la barbe ad flurie. 2353 Li emperere od la barbe flurie 2605
C. Que Carles tient, ki la barbe ad canue! 2308 Fiers est li reis a la barbe canue 3654
И лишь однажды формула применяется к воинам Карла: «Les chefsfluriz e les barbes unt blanches» (v. 3087) и к Балигану: «E] tut le vis tresqu’en la barbe blanche» (v. 3618).
Использование формулы «седая/белая борода» чаще всего призвано либо подчеркнуть статус и возраст Карла (но не физическую мощь), что является традиционным, почти орнаментальным употреблением; либо усилить выражение эмоций императора, если они передаются на физиономическом уровне, например, когда Карл плачет, что в значительной мере определяет его основную функцию в поэме - оплакивание героя (в жесте есть еще целый ряд формул с плачем Карла, он лишь один раз смеется -3654). Это целые формульные выражения с устойчивым первым и вторым полустишием (Ploret des oilz, sa blanche bar[b]e tiret - Плачет слезами и рвет седую бороду, v. 2943). Можно заметить, что, как ни парадоксально, частотность появления эпитета и формул с «седой бородой» возрастает именно во второй части, где, оплакав Роланда, Карл вступает в битву с эмиром Балиганом, мстя маврам за смерть Роланда. Ранее, с точки зрения его амплуа в песни, он монарх, принимает решения и дает поручения воинам, видит предзнаменования, оплакивает погибших, во второй же части - Карл как бы занимается не своим делом, беря на себя функции героя воина. Его функция - возглавлять войско, а не идти самому в битву.
Кроме того, формула с эпитетом переходит и на все его войско (молодые герои все погибли), и на эмира Балигана. В битву с Балиганом он ведет войско «бородачей»: «Les chefs fluriz e les barbes unt blanches» (С седыми головами и седыми бородами, 3087). В момент нанесения Балигану смертельной раны говорится, что Карл разрубил шлем, голову и все лицо до седой бороды: «[E] tut le vis tresqu’en la barbe blanche», 3618.
Как видно, эта формула (и ее разновидности) в финальной части «Песни о Роланде» фиксирует старость в самом общем виде; свободно, с ослабленной различительной задачей (т.е. только применительно к Карлу), переходит на других персонажей и, что важно, теряет метрическую закрепленность, как следует из приведенных примеров. Эта метрическая незакрепленность (формула легко меняет полустишие), очевидно, является не только следствием необходимости подстраиваться под ассонанс лессы.
131
Новый филологический вестник. 2015. №4(35).
Пожалуй, самые спорные вопросы в современных исследованиях «Роланда» — кто заглавный герой поэмы и сразу ли появился в песни эпизод с битвой с Балиганом? Достаточно вспомнить примечательную фразу
А. Лорда: «Хотя внимание слушателей в основном обращено на Роланда, подлинный герой песни — Карл Великий»5; или вопрос Ж. Дюфурне: «Не была ли “Песнь о Роланде” в той же мере “Песнью о Карле Великом”?»6. За этими двумя ремарками стоит целый комплекс недоумений и претензий исследователей. В частности, обоснование главной роли Карла в «Песни о Роланде» и вопрос о способе введения эпизода с Балиганом, возникшего, по общему ощущению, на последнем этапе формирования текста Оксфордской версии. Вопросы эти имеют важнейшее и очень общее значение для интерпретации «Песни о Роланде», однако даже функционирование в поэме одной значимой формулы может пролить на него свет.
Как показывает употребление во второй части поэмы формулы с постоянным эпитетом la barbe blanche, Карл по ходу поэмы амплуа не меняет, новых эпических характеристик не приобретает и мыслится традицией в том же самом статусе, в каком и обрисован в самом начале песни. А потому, при наличии героя-воина в той же самой поэме, властитель сам по себе не может быть центральным героем эпоса. Даже выполняя воинскую функцию, он не приобретает специальных характеристик героя-воина. Более того, неразборчивое применение Карлова эпитета к другим персонажам, как и метрическая незакрепленность основной формулы с ним (sa blanche barbe), скорее говорит о позднем добавлении эпизода с битвой и о подстраивании книжника к традиции, а не о ее естественном развитии в процессе устного сложения. Конечно, для окончательного вывода нужна совокупность примет отступления от общеэпической модели, тем не менее, применение даже одного эпитета позволяет делать выводы самого общего свойства.
Иначе обстоит дело с бородой и ее эпитетами в «Песни о моем Сиде». Отметим, «бородатая» формула, а соответственно и дистинктивный, различительный, эпитет, есть только у Сида. Такую формулу Сид наследует вполне традиционно, ибо ее главное значение соотносимо с общеэпической традицией в целом и с параллельным французским эпосом, в частности. Это показатель, прежде всего, статуса внутри иерархии, немолодого возраста героя и его мудрости. Знаменитая борода Сида Кампеадора, правда, имеет другие эпитеты («barba vellida» — «прекрасная борода»; варианты: «barba complida» — «отменная борода»; «barba luenga» — «длинная борода»). Наличие прекрасной, длинной бороды — знак чести, мужественности и мудрости Сида. Не в последнюю очередь эта формула подчеркивает своеобразную «старость» героя; благодаря бороде Сид традиционно воспринимается как человек зрелого возраста. И сама борода в романском эпосе, и немолодой возраст персонажа — неотъемлемые черты властителей, королей, монархов, глав феодальных родов. При этом формулы, указывающие на возраст и наличие бороды, не всегда означают, как мы видели, беспомощность и слабость персонажа; скорее то, что битва уже не
132
является его главной функцией, как у героя-воина, что он почти не сражается, больше наблюдает, дает советы, наставляет.
В «Песни о моем Сиде» это формула при имени, характеризующая именно Сида, казалось бы, выступающего совершенно в другом амплуа: героя-воина. Так и есть в начале песни, начинающейся с традиционной ссоры героя и властителя (который, кстати, лишен специальных указаний на бороду), изгнания героя, его славных набегов и битв с врагами. Вместе с тем, «нестандартность» Сида, на мой взгляд, как раз и заключается в его двусоставности, он наделен характеристиками и героя-воина, и героя-вла-стителя, которые по мере развития сюжета последовательно сменяют друг друга. Соответственно и формула бороды не просто выполняет орнаментальную функцию, но оказывается семантически наполненной. Так, в первой части, где Сид выступает в первую очередь как воитель, это в основном просто формула при имени (хотя и не постоянная, а варьирующаяся), во второй же (по возрастании доли характеристик властителя) - борода героя все больше приобретает знаковый характер и к тому же начинает расти («Ya le crege la barba y vale allongando» - «Растет борода, становится длиннее», v. 1238), чтобы, в конце концов, превратиться в классическую бороду властителя, подчеркивающую особую исключительность и статус ее носителя (например, в сцене любования бородой героя на кортесах). Меняется и эпитет, ее описывающий, основной по мере возрастания славы и чести Сида, а также его вхождения в роль властителя, становится длина бороды (Сид делается «длиннобородым» - «barba luenga»).
A. jMerced, ya Qid, barba tan cumplida! v. 268 (Милости, Сид, борода так отменна)
B. Enclino las manos en la su barba bellida, v. 274 (сложил руки на своей прекрасной бороде)
jDios, como es alegre la barba bellida, v. 930 (Боже, как радуется прекраснобородый)
Grado al Criador y a vos Qid, barba bellida, v. 2192 (спасибо Создателю и вам Сид, прекраснобородый )
C. Arrancolos mio Qid, el de la luenga barba, v. 1226 (Разбил их Сид, тот, длиннобородый)
Vistiose el sobregonel, luenga trae la barba, v. 1587 (Одел камзол, длинную носит бороду)
La barba habie luenga y prisola con el cordon, v. 3097 (Длинна его борода, подвязал ее тесьмой)
A la barba que habia luenga y presa con el cordon, v. 3124
Dexola creger y luenga trae la barba, v. 3273 (Отрастил ее, длинную носит бороду).
Борода растет вместе с победами Сида, и ее длина подчеркнута в эпизоде с судом над инфантами, где Сид уже не сражается сам, а посылает на бой с обидчиками своих дружинников. Стоит заметить, что особая
133
Новый филологический вестник. 2015. №4(35).
роль бороды в истории с бесчестием, нанесенным инфантами, определена, безусловно, тем, что в Средние века непочтительное отношение к бороде («драть бороду» - «mesar la barba») законодательно расценивалось как тягчайшая обида и оскорбление7, тем самым и в поэме длина бороды Сида становится показателем его чести: он клянется бородой, подвязывает ее, чтобы его не могли оскорбить, гордиться ею в финале.
Как видно из приведенных примеров, метрически формулы с бородой в «Песни о Сиде» закреплены гораздо строже, не меняя позиции в полустишиях. Итак, в «Сиде» эпитеты бороды героя, обладая четко выраженной дистинктивной функцией, ведут себя гораздо логичнее с точки зрения функционирования формулы в устной традиции. Во-первых, эти формулы имеют фиксированный облик и твердо закреплены метрически, во-вторых, изменение эпитета с «прекрасного» на «длинный» имеет смысловое обоснование, поскольку связано с переходом героя из одного амплуа в другое.
Таким образом, типологическое сравнение функционирования одного общеэпического приема - дистинктивного эпитета - (а в нашем случае, его «мелкость» намеренно усилена выбранным мной примером формул с бородой) позволяет рассуждать о самых общих проблемах древнего текста. В случае с «Роландом» - о неизменности амплуа и роли Карла Великого в жесте и даже о генетическом характере эпизода с битвой Карла с эмиром Балиганом; а в случае с «Сидом» — о специфике самого заглавного героя, об обвинениях его в «нестандартности» и даже «неэпичности».
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Foley J.M. Traditional Signs and Homeric Art // Written Voices, Spoken Signs: Tradition, Performance, and the Epic Text. Cambridge, Mass., 1997. P. 56-82, 238243; LordA.B. The Singer Resumes the Tale. Ithaca; London, 1995; Лорд А.Б. Сказитель / пер. с англ. Ю.А. Клейнера и Г.А. Левинтона. М., 1994; Памятники книжного эпоса. Стиль и типологические особенности / ред. Е.М. Мелетинский. М., 1978. С. 271.
2 Проблемы изучения книжного эпоса // Памятники книжного эпоса. Стиль и типологические особенности / ред. Е.М. Мелетинский. М., 1978. С. 7-15.
3 Лорд А.Б. Сказитель / пер. с англ. Ю.А. Клейнера и Г.А. Левинтона. М., 1994. С. 14.
4 Надь Г. Греческая мифология и традиция. М., 2002. С. 472; Edwards M.W. Homer and the Oral Tradition: The Formula. Part 1 // Oral Tradition. 1986. № 1/2. P. 171-230; Parry M. L’epithete traditionnelle chez Homere. Paris, 1928. Р. 153-165.
5 Лорд А.Б. Сказитель / пер. с англ. Ю.А. Клейнера и Г.А. Левинтона. М., 1994. С. 233.
6 Dufournet J. La Chanson de Roland. Paris, 1993. P. 49.
7 Cantar de mio Cid. Barcelona, 1993. P. 423.
134
References
(Articles from Scientific Journals)
1. Edwards M.W. Homer and the Oral Tradition: The Formula. Part 1. Oral Tradition, 1986, no. 1/2, pp. 171-230.
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
2. Foley J.M. Traditional Signs and Homeric Art. Written Voices, Spoken Signs: Tradition, Performance, and the Epic Text. Cambridge, Mass., 1997, pp. 56-82, 238243.
(Monographs)
3. Lord A.B. The Singer Resumes the Tale. Ithaca; London, 1995.
4. Lord A.B. Skazitel [The Singer of Tales]. Transl. by Iu.A. Kleiner and G.A. Levinton. Moscow, 1994.
5. Meletinskiy E.M. (ed). Pamjatniki knizhnogo jeposa. Stil i tipologicheskie osobennosti [Monuments of Written Epic. The Style and Typological Characteristics]. Moscow, 1978, p. 271.
6. Problemy izuchenija knizhnogo jeposa [Problems of the Investigation of Written Epic]. Meletinskiy E.M. (ed). Pamjatniki knizhnogo jeposa. Stil i tipologicheskie osobennosti [Monuments of Written Epic. The Style and Typological Characteristics]. Moscow, pp. 7-15.
7. Lord A.B. Skazitel [The Singer of Tales]. Transl. by Iu.A. Kleiner and G.A. Levinton. Moscow, 1994, p. 14.
8. Nad G. Grecheskaja mifologija i tradicija [Greek Mythology and Tradition]. Moscow, 2002, p. 472.
9. Parry M. L’epithete traditionnelle chezHomere. Paris, 1928, pp. 153-165.
10. Lord A.B. Skazitel [The Singer of Tales]. Transl. by Iu.A. Kleiner and G.A. Levinton. Moscow, 1994, p. 233.
11. Dufournet J. La Chanson de Roland. Paris, 1993, p. 49.
Ирина Викторовна Ершова - кандидат филологических наук, доцент; профессор кафедры сравнительной истории литератур Института филологии и истории РГГУ.
Область научных интересов: испанская эпическая традиция, теория и типология эпоса, средневековая и ренессансная культура, компаративистика.
E-mail: i.v.ershova@list.ru
Irina V. Ershova is Candidate of Philology, Associate Professor; Professor at the Department of Comparative Studies of Literature, Institute for Philology and History, Russian State University for the Humanities.
Research interests are the medieval Spanish epic tradition, epic theory and typology, medieval and Renaissance culture, comparative studies.
E-mail: i.v.ershova@list.ru
135
