CC BY
55
Кандидат филолог. наук С.Н.Каргинова-Кайтукова
Судьба горянки в поэмах «Ікпрая скап», «Перед судом», *
Тот факт, что свои эпические и лироэпические произведения Коста писал на русском языке, отсылает нас, помимо прочего, к проблемам русско-осетинских литературных связей. Значительную роль здесь сыграло то, что у Коста не было, за исключением Нартских сказаний, образцов эпического творчества на осетинском языке, в то время как передовая русская литература уже была богата произведениями соответствующих жанров. Кроме того, «в сочинениях передовых русских писателей прошлого Коста находил родственные ему взгляды и мысли» [1]. Касаясь вопросов межлитературного взаимодействия, С.Б. Сабаев подчеркивает, что «в осетинской литературе одним из первых значение такого влияния понял и претворил в практику своей творческой работы К. Л. Хетагуров» [2]. Впрочем, эту особенность творчества Хетагуро-ва верно подметил еще в 1939 году А. А. Фадеев. Выступая на юбилейных торжествах в честь 80-летия со дня рождения великого осетинского поэта, он сказал: «...Коста Хетагуров, будучи истинным сыном своего народа, отражая его думы и чаяния, будучи глубоко национальным по форме, в то же время не мог бы сложиться как писатель, как поэт, таким, каким представляется нам сейчас, без той замечательной идейно-художественной переклички, какая происходила у него с лучшими революционными демократами» [2, с. 98-99].
Действительно, в части реализма, социального критицизма и гуманизма русскоязычное творчество Коста состоит в теснейшей связи с традициями русской литературной классики. В частности, «Коста Хетагуров был, - пишет С.Б. Сабаев, - продолжателем традиций Пушкина и в отражении кавказской тематики. Он не только разделял взгляды своего великого предшественника на необходимость установления дружественных взаимоотношений между русским и кавказскими народами, и в особенности с Осетией, но и развил их в соответствии с велениями более поздней эпохи и новых обстоятельств <...> Коста, как и Пуш-
С.Н. Каргинова-Кайтукова
кин (и, конечно, не только он; выше мы не раз указывали хетагуровский идеал человеческой личности, ярко выраженный в его поэзии, в стихотворениях, посвященных выдающимся деятелям русской культуры и истории. - С. К.), был поборником приобщения горцев к передовой русской культуре <...> Пушкин и Хетагуров прекрасно понимали, что усилению недоверия горцев к России в немалой степени способствовала и местная феодальная верхушка, которая преследовала свои корыстные цели <...> Это ярко выражено в его поэмах «Перед судом», «Плачущая скала» и «Фатима» [2, с. 98-99].
Указанные русскоязычные поэмы, написанные на осетинском мате риале, занимают в творчестве Коста особое место и интересуют нас ввиду того, что в них получает оригинальную интерпретацию весь комплекс проблем осетинского национального исторического бытия. «Жанр поэмы позволил Коста расширить сферу художественного освоения современной ему действительности», - подчеркивает К.Ц. Гутиев [3]. И не только современной .
Поэма «Плачущая скала», над которой поэт работал в годы херсонской ссылки, посвящена историческому прошлому осетинского народа. Она, как известно, осталась незаконченной, но, как нам представляется, это можно категорически утверждать только в отношении ее формы; что же касается идеи, она нашла полное воплощение и выражение.
Для начала проследим сюжет поэмы. В горном ауле Осетии живет старик Сабан со своей дочерью Азау. Несмотря на молодые годы, Азау уже вдова, у нее есть сын. С севера царская Россия предпринимает попытки завоевать Кавказ. Обеспокоенные старейшины собираются на Ныхас; двенадцать человек двенадцать дней держат совет. Наконец, на тринадцатый день они постановляют, что «лучше умереть народом свободным, чем кровавым потом рабами деспоту служить». Народ начинает строить в знак готовности к битве боевую башню. Через некоторое время башня возведена, но на следующий день она исче-
02181871
зает. Ныхас принимает новое решение - спросить о воле Бога ясновидящего Мами. Жрец открывает старейшинам волю небес: Аларды требует в жертву ребенка. Жребий падает на внука Сабана.
Народ, надеясь вернуть себе расположение богов и подчиняясь воле жреца, соглашается, в соответствии с древними традициями, принести в жертву безвинную душу.
Мами сына Азау взял за ручонку,
Довел до костра и бросил в огонь бушующий;
Мать с раздирающим душу воплем к
сыну горевшему
Кинулась в пламя принять с ним его муку.
Коста изображает народ в переломный момент его национального и культурного сознания. Народ, до того еще безмолвствовавший и слепо доверявший старикам и знати, находившийся в плену невежества и предрассудков, вдруг прозревает. Собственно, это был еще не народ, а толпа - такова мысль автора. Только теперь, осознав ужас совершенного с молчаливого согласия Мами преступления, толпа становится народом.
Народ растерзал Мами тут же с диким
азартом
И отдал его труп на съедение псам.
Решено не строить башню на этом проклятом месте, не жить в этом ущелье. Из скалы, на которой совершено страшное жертвоприношение, начинает бить «родник материнских слез». «С тех пор проходящие мимо осетины идут к роднику и поют эту песню».
В этом, хоть и жестоком, слепом и стихийном мщении проявляется глубокий гуманизм народа, входящего в историческую фазу своего развития. А в поэтическом памятнике устного народного творчества, исключительного по красоте и силе нравственного воздействия, в волнующей легенде-песне о «материнских слезах», которыми заплакала скала после сожжения матери и ребенка, народ как бы принес свое покаяние перед лицом потомков.
В поэме «Плачущая скала» Коста Хетагуров на материале истории устного поэтического творчества народа раскрывает непримиримый антагонизм между его чаяниями и заветными устремлениями, его представлениями о Добре и Правде и интересами так называемых «почетных стари ков» и патриархально-феодальной знати; показывает во всей жестокости и бесчеловечности антинародную сущность деятельности и мировоззрения этой касты и ее идеологических прислужников, проповедников религиозных предрассудков и суеверий.
Д.В. Сокаева отмечает важный момент, касающийся фольклорной основы поэмы Хетагуро-ва. «В горском предании «Плачущая скала», -пишет она, - жертва также принесена во имя благополучия жителей аула... Башня-минарет построена, но скала, на уступе которой она возведена, не выдерживает жестокости людей <...> Смысл древней формулы жертвоприношения не нарушен; башня построена в результате жертвоприношения, но предельная конкретика и реализм предания вызвали дополнительные мотивировки, объяснения и оценки. Жестокости содеянного, каким бы ритуальным оно ни было, люди не посмели противостоять открыто, но в образе плачущей скалы выражено их беспредельное горе. Поэма Коста практически параллельна по сюжету горскому преданию, но, сохранив яркую и глубоко трагическую формулу древнего жертвоприношения, Коста совершенно иначе расставил акценты. Растерзан жрец, возвестивший народу о необходимости человеческой жертвы, не построена башня, жители покинули аул...» [4].Это одна из самых просветительских по своему пафосу поэм, а ее жизнеутверждающая сила еще более убедительна и цельна в силу того, что историческая память народа о преступлении против человечности и всенародное покаяние выражены в ней в образе простой горской женщины Азау, боль которой пробудила и заставила плакать камень.
«Женская» тема в поэме «Перед судом» является одной из ведущих, поскольку в событийной основе произведения лежит любовная интрига.
Родители продали Залину, полюбившую Эски, богатому жениху. Не желая мириться с этим, Эски убивает жениха. Сегодня мы можем ска зать, что поступок вряд ли адекватный; но в те времена простые горцы не имели возможности выбирать адекватное оружие: у них были лишь кинжал и свое представление о чести. Пожалуй, это единственное произведение Коста, в котором сердце девушки откликнулось на любовь неравного ей по происхождению человека (в «Фатиме» ситуация, при внешней схожести, в корне иная. Сердца молодых людей готовы соединиться, но их разлучает жестокая воля старших, исповедующих адаты и социальные предрассудки; и счастье опять недостижимо).
Невыносимо тяжела была жизнь горцев, но Коста особенно выделяет судьбу горянки-матери. Анализируя лирику Коста, мы уже говорили об образе женщины-Матери; но вряд ли мы ошибемся в утверждении, что всю трагичность судьбы горянки - дочери, жены и матери - Хетагуров раскрыл всесторонне в своей главной поэме
- «Фатима». (Не зря Н. Тихонов называет ее «самой сильной, зрелой и отточенной» из пяти поэм Хетагурова) [5]. И, пусть даже несколько забе-
гая вперед, отметим, что особую остроту переживаниям Фатимы придает то, что она, будучи героем, в высшей степени интеллектуальным, отчетливо сознает, что ее трагическая участь -не случайная беда, а закономерное следствие всего уклада горской жизни.
Поэма «Фатима» написана в конце 80-х годов XIX века и отражает события 50-70-х годов, связанные со сближением Северного Кавказа с Россией в результате завершения Кавказской войны. Сразу отметим, что эта поэма создавалась спустя полвека со времени бурного расцвета романтической поэмы в русской классической литературе. Этому произведению предшествовала в русской литературе прочная и богатая традиция. Одна за другой появляются в те времена «Дагестанская узница» А. Шишкова, «Гребенской казак» А. Шидловского, «Мщение черкеса» В. Яковлева и другие поэмы романтического характера, посвященные северокавказской действительности.
Время работы над поэмой было трудным периодом в развитии общественного сознания не только горских народов, но и России. Рушились еще недавно господствовавшие воззрения и мучительно осмыслялись новые пути. Коста, «как и другие осетинские прогрессивные деятели, ясно видел грань, разделяющую «две России». Он видел, что и в тяжелых условиях царского режима при помощи русской передовой культуры его земляки-осетины становятся врачами, инженерами, педагогами, юристами и стремятся оказать помощь родному народу<...>. В русской поэзии услышал он многое, что воспринималось как очень близкое, начиная с отношения к женщине и кончая думой о будущем своего народа...» [5, с. 13].
Коста обращается к сравнительно недавнему прошлому в поисках истоков и причин тех процессов, свидетелями которых он являлся и желал понять, к чему они могут привести родной народ в грядущем. Отсюда столь драматический накал борьбы различных мировоззрений, различных этических систем в «Фатиме»: как и прежде, речь идет о «веке минувшем» и «веке нынешнем», о патриархальных адатах и стихийном гуманизме народа, по Ф.М. Достоевскому, «всегда знающего правду».
Наиболее, как было сказано выше, совершенное творение пера К. Хетагурова, «Фатима» написана в жанре лиро-эпической поэмы. И если в отношении некоторых его лирических стихотворений эта категория употребляется с известной долей условности, то «Фатиме» она соответствует полностью.
В основу своей поэмы автор положил рассказ о трагической судьбе двух любящих сердец -Ибрагима и Фатимы.
Старый Наиб, представитель высшего горс-
кого сословия, взял на воспитание девочку-си-роту Фатиму и удочерил ее. Фатима росла в доме Наиба вместе с его сыном Джамбулатом, Они полюбили друг друга и дали клятву в вечной верности. Супругами, однако, стать им не довелось: Джамбулат ушел воевать с «гяурами» и не вернулся к оговоренному сроку.
Пять лет не было от него известий, а между тем по условиям адата для Фатимы наступило время выходить замуж. Наиб предлагает Фатиме дать согласие кому-нибудь из «лихих князей и узденей»:
Фатима, быстротечны лета, -
Тебе быть матерью пора...
Законы святы Магомета, -
Их неминуема кара... [6]
Наиб - безупречный исполнитель святых законов Магомета, адатов и преданий отцов. Но и Фатима не совсем свободна от их власти. Поэтому духовное величие Фатимы не только в том, что она решительно порывает с патриархальнородовыми и феодальными традициями, с веками установившимися взглядами на жизнь и брак
- выходит замуж по любви за бедного горца «вопреки воле отца», как это утверждает А. Ца-голова. (Как раз одну из причин ее трагедии мы склонны видеть в том, что она не разорвала связь со своим сословием до конца). Подлинное величие Фатимы мы видим, скорее, в том, что она, осознав бесчеловечность вековых традиций и «святых законов Магомета», поняла в то же время, что правду, человечность и справедливость - в конце концов любовь и счастье -можно найти не в сердце «лихого князя или узденя», а в бедной хижине рядового горца-тру-женика, что счастье может быть только в браке, основанном на взаимной любви.
Другое дело, что она еще верит в справедливость Бога, авторитетом которого освящены адаты. Больше того, бороться против этических норм феодальной среды она не в силах, ибо совершенно одинока. Ясно сознавая свое положение, Фатима решает отступить от своей среды, «уйти в народ» [8, с. 61].
В первом же разговоре с отцом (будем называть Наиба отцом Фатимы) она раскрывает свое отношение к адатам и, в широком смысле, раскрывается сама. Разговор этот служит завязкой для сюжета поэмы; послушаем, что говорит здесь Фатима:
Я жду его (Джамбулата. - С. К.)
... Но что мечты
И клятвы девушки презренной!
Они не стоят, чтобы ты
Закон отцов попрал священный...
Должно быть, так угодно року,
Что друг для друга мы равно Погибли с ним давно, давно...
Табу великому пророку!..
Изволь, отец, я покоряюсь Своей нерадостной судьбе, —
Преступным бременем тебе Я оставаться не решаюсь, —
Сдаюсь пред силою адата...
Нарушу юности обет...
Забуду имя Джамбулата...
И выхожу — позволишь, нет, -За Ибрагима... [6, с. 13]
Было бы ошибкой думать, что Наиб однозначно типизируется Хетагуровым как тиран и мракобес. Напротив, это человек, способный подняться над моралью своего века, коль скоро эта мораль не соответствует принципам гуманности и любви к единственному родному человеку, который у него остался. Он пытается сначала возразить дочери, образумить ее, но вынужден согласиться с ее аргументами.
- Дочь?!
Сам бог
Его в удел мне посылает...
- Но он ничтожен, он убог,
Опомнись, дочь!..
- Отец, пылает
Любовью сердце в нем давно...
- Но он не князь...
-Мне все равно...
Там, где нашла в себе я силу Зарыть мечты мои в могилу,
Поверь, отец мой дорогой, -В труде, облитом потом, кровью,
Согретом правдой и любовью,
Найду отраду и покой...
Отец, ты выслушал признанье Безумной дочери своей Суди преступницу скорей!.. -Старик прикрыл глаза рукою...
Он только мог ответить ей
Упавшей на ковер слезою... [6, с. 13-14]
Фатима знает, что «отдать ее кому желает» отец может, имеет на это полное право по законам Магомета. Конечно, она, считая это право бесправием, несправедливостью, преступлением, понимает, что Наиб, решившись на это, будет прощен и мнением света и Аллахом. Фатима одна - против Бога, света и отца - в этом источник и причина ее драмы.
В поэме Коста носитель старого - Наиб - уже идет на незначительные уступки, ему уже, как видно, нечего противопоставить упрекам и об-личеньям своей дочери, сознательно выбравшей не князя или узденя, а простого горца-тружени-
ка. Слова о труде, правде и любви, об истинных ценностях человеческого бытия - не случайные слова; в них выражено действительное убеждение Фатимы, симпатии которой на стороне народа. В этом-то и заключается та огромная разница между моралью патриархальной старины, высших сословий и нравственными принципами новой, нарождающейся действительности. Фатима «видит, что правда на стороне трудового народа, в нормах жизни человека труда» [7]. Тем не менее, как верно заметил Б.И. Кандиев, «до социально-политического протеста она еще не поднялась. Решительно порвать все и всякие связи с воспитавшей ее социальной средой, бороться с ней она еще не может...» [8].
Морально-этические декларации предшествуют в поэме непосредственным драматическим событиям; в этом смысле они, безусловно, относятся и к экспозиционной характеристике героини. Однако образ Фатимы, разумеется, обрисован не только «идеологически» - тогда Фатима не была бы Фатимой, а Коста не был бы Коста. Нельзя забывать (как то делают иногда некоторые критики и исследователи), что Фатима прежде всего - женщина. Ее портрет окончательно вырисовывается в нашем воображении в воссозданных автором чисто бытовых картинах. Важное место в их ряду занимает сцена, с которой начинается третья глава поэмы;
У крайней сакли, под навесом,
Играет с маленьким черкесом -Сынишкой - молодая мать.
Она старается поймать,
А он, бутузик, убегает...
Хохочет... Вот упал... Кряхтит...
Она проворно подымает Его, целует... он визжит,
Барахтаясь в ее объятьях... [6, с. 20]
Эту идиллическую сцену, пронизанную светом и радостью, нарушает незваный гость, Джамбулат, которого в критике не зря называют «мрачным гением зла», «романтическим злодеем» и т. п. Сцена их диалога и узнавания Фатимой Джамбулата позволяет говорить о психологическом мастерстве Хетагурова: буквально каждая реплика героев и каждое их движение -свидетельство глубоких внутренних процессов, в которых, в конечном счете, и выражается их индивидуальность. Мы не будем подробно останавливаться на этих вопросах. Отметим только, что Фатима, судя по всему, еще не в состоянии совсем забыть «имя Джамбулата», как она обещала Наибу (к тому времени скончавшемуся). Появление человека, с которым она в юности обменялась клятвами любви, ввергло ее в
трепет и глубокое смятение. Однако теперь ее жизнь принадлежит другим людям, у нее иное понимание нравственных ценностей, и высшая из них для нынешней Фатимы - верность Ибрагиму и честь матери. Проследим фрагмент второго диалога с Джамбулатом, настойчиво домогающимся ее благосклонности:
- Клянусь аллахом,
Обиды никогда такой
Я не ждала от Джамбулата...
- Не любишь ты!..
- Люблю, как брата,
Мне небом посланного вновь...
- Не больше?
- Это ль не любовь!
- Фатима!.. Полно! Где же слово,
Где клятвы наши и обет?..
- Теперь не воскресишь былого,
Не требуй, не ищи, - их нет...
- Изменница!..
- Ждала я долго...
Суди, легко ли ждать, когда Кругом все осуждают строго Мой возраст, девичьи года?
Просить руки моей, как счастья,
Шли и уздени и князья И, не найдя во мне участья,
Чернили клеветой меня...
Боролась я четыре года...
Мне не легка была свобода Такого выбора, поверь,
Но все ж я счастлива, теперь...
Я не ропщу... Нарушив клятвы,
Дала я верности обет...
Кормлюсь плодом нелегкой жатвы, -Где труд, там преступленья нет. Благословлять мой выбор скромный Обязан был бы ты, как брат,
А ты вступаешь с ночью темной В союз... Опомнись, Джамбулат!
Перенесла я слишком много,
Чтоб так бездумно разрушать
Мою святыню... Бойся бога, -
Теперь я замужем, я мать. [6, с. 27-28]
С этими драматическими диалогами, сулящими страшную развязку, резко контрастирует сцена беседы Фатимы с мужем, Ибрагимом. Она в поэме одна, Ибрагиму вообще уделяется автором куда меньше внимания; но это — закон художественного творчества, в силу которого отрицательное с точки зрения идейноэстетической требует большей композиционной конкретности. Из этой сцены читатель выносит чувство глубокой нравственной удовлетворенности - и одновременно окончательной уверенности в том, что мир, построенный Ибрагимом и Фатимой, скоро рухнет, что Джамбулат сдержит свое обещание.
Так и случилось. Предательским выстрелом Джамбулат оборвал жизнь Ибрагима. И не только его: по сути дела, погибла и героиня поэмы, поскольку ее любящее сердце оказалось не готово принять такой удар - Фатима лишается рассудка.
Факт сумасшествия Фатимы гораздо больше говорит нашему сознанию, сердцу, нежели если бы она, скажем, покончила собой, как это бывало с героями романтических - да и реалистических
- произведений. Это еще более решительный и жесткий укор господствовавшим нормам морали. Фатима не изменила не только Ибрагиму и горячо любимому сыну - она не изменила и самой себе, она не покорилась насилию.
Очевидно, что этот образ создан Коста с большой любовью, уважением и едва ли не поклонением (если автор может поклоняться своему герою). Она - идеал Хетагурова, подобно тому, как Татьяна была идеалом А. С. Пушкина (кстати говоря, и для Татьяны верность супружескому долгу, как помним, оказалась дороже всего остального). Смысл этого женского образа, его безусловно прогрессивное значение в том, что она бросила вызов общественной неправде и, более того, той самой среде, в которой, как было сказано выше, была воспитана и которой была, как-никак, обязана своим хоть и кратким, но благополучием. Главной чертой, организующей ее характер, мы склонны считать беспредельную любовь к свободе, независимость натуры, непреклонность перед лицом опасности. Как пишет Н. Джусойты, «образ Фатимы как единое целое предстает перед нами оправданным и возвеличенным и этикой, и эстетикой, и социальным критерием оценки» [7, с. 292].
«Участь Фатимы и Ибрагима, - указывает С. Марзоев, - потрясает трагизмом социальных отношений пореформенной Осетии. Люди труда, обыкновенного мужества, глубоких чувств и помыслов становятся жертвами тех, кто исповедует дворянскую спесь, эгоизм и жестокость, право сильного...» [1, с. 15]. В поэме проблема человеческого счастья распадается на несколько аспектов. Коста Хета-гуров мыслил подлинное счастье шире, не в одних только восторгах любви, не в одном только блаженстве свободы, но и в наслаждениях труда. Именно с этим концептом идейного содержания поэмы связано идейное и эстетическое значение образа Ибрагима. Суть в том, что «глубокое чувство Ибрагима к Фатиме завладело всем его существом, «выпрямило» вчерашнего холопа, разбудило в нем необыкновенное желание утвердить себя в жизни и тем самым стать достойным выбора княжеской дочери» [7, с. 297]. Коста, таким образом, утверждает гуманистическую идею способности человека стать «кузнецом своего счастья»,
а также способности любви и труда преобразовать к лучшему всю социальную жизнь человека. Воплощением, подобным солнцу, всех этих светлых идей является, конечно, образ Фатимы.
Образ этот приобретает для современного читателя значение символа - настолько он ярок, убедителен и самобытен. Но при всей его самобытности он как бы требует себе идеологического расширения в нашем сознании - хотя бы в силу того, что имеет в русской (и даже мировой) литературе прецеденты и аналогии. На это не раз обращали внимание наши исследователи. 3.М. Са-лагаева, например, пишет: «Фатима поднимает свой голос в такое время, когда считалось, что попрать адаты и предания отцов - преступно. При этом она сознает всю трудность своего положения, прекрасно понимает, что бороться ей небезопасно, - и все-таки борется. В поступке Фатимы проявилась большая сила характера, которая роднит ее с женскими образами Некрасова и с образом Катерины в драме Островского «Гро-за»[9].
В пореформенной жизни горцев Северного Кавказа «самой оскорбленной и обездоленной была личность женщины. Тяжесть социальных противоречий, бесчеловечность и реакционность адатов резче всего отражались на судьбе горянки. Поэтому в творчестве Коста тема женской доли занимает такое большое место. Женские образы у него почти всегда положительны, согреты чувством глубокого участия поэта и проникновенно лиричны. Несмотря на трагичность своего положения, женщины-горянки всегда одерживают моральную победу, всегда проявляют исключительную красоту и силу духа. Хотя женщина-горянка в творчестве Коста и не поднимается до осознанного социального протеста, она всегда проявляет громадную силу внутреннего сопротивления напору окружаю щей среды и жизненных обстоятельств, пронося сквозь все невзгоды свое нравственное величие и возвышаясь на целую голову над угнетающей и унижающей ее средой» [7, с. 105].
Литература
1. Марзоев С. Т. Звонкая лира горной страны. Собр. соч. - Владикавказ, 1970, т. 1. С.14.
2. Сабаев С. Б. А. С. Пушкин и К. Л. Хетагуров // Венок бессмертия. - Владикавказ, 1999. С. 96.
3. Гутиев К. Ц. Комментарий// К.Л. Хетагуров. Собр. соч. в 5 томах, 1990, т. 1. С. 286.
4. Сокаева Д. В. Фольклорная основа поэмы К. Л. Хе-тагурова «Плачущая скала» // Венок бессмертия. - Владикавказ, 1999. С. 130-131.
5. Тихонов Н.С. О Коста Хетагурове // Стихи, поэмы. -
Ставрополь, 1983. С. 20.
6. Хетагуров К. Л. Фатима // К.Л. Хетагуров. Собр. соч. в 5 томах, 1990, т.1. С. 10.
7. Джусойты Н.Г. Коста Хетагуров. - Сталинир, 1958. С. 66.
8. Кандиев Б. И. Сюжетно-композиционные особенности поэмы К. Л. Хетагурова «Фатима». - Орджоникидзе, 1959. С. 97-98.
9. Салагаева 3. М. Коста Хетагуров и осетинское народное творчество. - Орджоникидзе, 1959.
КОСТА В ФОТОГРАФИЯХ
Серия: Выдающиеся личности России 140-ЛЕТИЕ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ К.Л.ХЕТАГУРОВА
Дата выпуска: 06.10.1999. Каталожный номер: 5110-0031
Номинал: 2 рубля. Качество: пруф. Металл, проба: серебро 925/1000.
Общая масса: 17,00 (±0,18) г. Содержание химически чистого металла не менее15,55 г. Тираж, шт. 3000.
Аверс:
в центре диска - эмблема Банка России (двуглавый орел художника И.Би-либина, под ним надпись полукругом «БАНК РОССИИ»), обрамленная кругом из точек и надписями по кругу:вверху - «ДВА РУБЛЯ », внизу - «1999 г.», слева - обозначение металла, проба сплава, справа - содержание драгоценного металла в чистоте и товарный знак монетного двора.
Реверс:
портрет К.Л. Хетагурова на фоне горных вершин Кавказа, на втором плане слева - очертания горного селения, ниже - даты в две строки «1859-1906», справа вверху надпись в две строки: «КОСТА ХЕТАГУРОВ».
Художник: А.А. Колодкин. Скульптор: Э.А.Тользин. Чеканка: Московский монетный двор (ММД). Оформление гурта:195 рифлений.
