CC BY
11Д.В. Данелюс
аспирант
Южного федерального университета*
Субъекты социальной безопасности в институциональной системе российского общества: теоретико-методологический аспект исследования1
Рассматривая проблему социальной субъектности в сфере безопасности, необходимо отметить, что основными критериями эмпирической верификации являются объективные, связанные с социальным позиционированием субъектов социальной безопасности и их социальной ресурсностью, и субъективные, выявляемые ценностные установки социальных субъектов к сфере социальной безопасности. В российском обществе, где наблюдаются разнонаправленные тенденции, определяемые как центробежными, так и центростремительными силами, социальная безопасность измеряется не только уровнем и качеством жизни, возможностями самореализации личности, ее социальной и правовой защищенности, но и стабильным социальным самочувствием населения, уверенности в будущем.
Состояние российского общества испытывает влияние внутренних и внешних угроз, вместе с тем наблюдается процесс внутренней консолидации. Безусловное доверие к институту президентства показывает, что россияне придерживаются неоэтакратистской матрицы развития, что для них важны не только опекунство государства в обеспечении жизнедеятельности, но и чувство социального оптимизма, который исходит из того, что в контексте разрушения традиционных институтов и слабой самоорганизации общества государство выступает ядром общественной системы, что отмечал далекий от государствоцентризма российский исследователь В.А. Ядов2. Говоря о наиболее инерционных следах, сохраняющих свое влияние на патерналистские ожидания людей, ожидания помощи со стороны государства, начальства во всех его ипостасях, В.А. Ядов подчеркивал, что российские трансформации будут успешны и эффективны при условии высокого авторитета государственных структур3. Говоря об этом, таким образом, можно заявить, что при сохранении
* Данелюс Денис Владимирович, e-mail: danelyus@mail.ru
1 Статья выполнена в рамках реализации гранта РГНФ № 16-33-01131 «Социальные и гуманитарные технологии профилактики и противодействия агрессии, экстремизму и терроризму на Юге России в контексте геополитической конкуренции в Черноморско-Каспийском регионе».
2 См.: Россия: трансформирующееся общество. М., 2001. С. 14.
3 Там же. С. 16.
запроса на эффективную социальную безопасность, связанную с реализацией принципа социальной справедливости, россияне не возлагают надежды на структуры гражданского общества, на гражданские ассоциации. Можно говорить об историческом фоне, но неменьшее значение имеет и тот факт, что для большинства россиян государство в его идеальном образе является гарантом социальной стабильности и порядка.
В нынешней ситуации, когда возросло влияние кризисных явлений в экономике, политической и социальной жизни, особенно выявляется роль государства как высшего арбитра в конфликте интересов, также и вполне обоснованы ожидания общества в отношении того, что именно государство предложит и реализует наиболее эффективный план выхода из кризисного состояния. Можно констатировать, что в России социальная безопасность так или иначе завязана на проблемах эффективности государства, на ожидании того, что именно системное доверие позволяет воспроизводить социальный порядок вне, к сожалению, низкого социального доверия. Наблюдаемый парадокс между высшей оценкой государства, государствоцентризмом и одновременно низким доверием к функционирующим социальным институтам можно объяснить тем, что для большинства россиян проблема заключается в неэффективной работе представителей государственного аппарата, в их склонности к реализации узкогрупповых интересов и идеологии обогащения.
Между тем социальная безопасность не может воспроизводиться как матрица общественной жизни, если действует правило «государство -одно, а люди - другое», в такой ситуации отношение к социальной безопасности приобретает отстраненный характер, не определяется вовлечением в процесс ее формирования массовых слоев людей. Оценивая эту ситуацию, можно также говорить о том, что, как писал О.В. Бурьянов, не доказывая важность государственно-правовых институтов в обеспечении социальной безопасности, следует подчеркнуть значение социально-ресурсной базы общества, необходимости концентрации ресурсов общества для отражения внешних и внутренних угроз1. Но, соглашаясь с автором в том, что должна существовать сложная многоуровневая система социальной безопасности государства, регионов, социальных групп, отдельных людей, нельзя не внести уточнение, связанное с тем, что состояние социальной безопасности в российском обществе является ситуативным, связанным с функционированием институциональной системы, поддерживаемой авторитетом государства и в то же время апатией, безразличием к системе социальной безопасности на региональном и локальном уровнях.
Кроме данной характеристики, важное значение обретает тот факт, в какой степени прошедшие социальные трансформации повлияли на эффективность социальных институтов. Поддерживая мысль О.Н. Яницкого
1 См.: Бурьянов О.В. Социальная безопасность российского общества. Ростов н/Д., 1999. С. 34.
о том, что в нынешней ситуации следует отказаться от концепции всеобщей безопасности и исходить из спонтанных социальных и техногенных рисков, следует подчеркнуть, что хотя на массовом уровне безопасность выражает консолидированную позицию россиян, в обществе нет согласия относительно базовых ценностей и целей и проявляется всеобщий дефицит доверия1. Если к государству сохраняется инерционное доверительное отношение, то социальные субъекты, претендующие на роль носителей общественной безопасности и акторов влияния на ее формирование, нуждаются в межличностном и функциональном доверии. Пока же можно констатировать, что российское общество, которое прошло точку невозврата к прошлому, тем не менее не обрело контуры видения будущего. Это обстоятельство осложняет формирование консенсусной модели социальной безопасности, которая бы в нормативном аспекте выражала паритет и баланс различных интересов.
Ключевой характеристикой состояния социальной безопасности в российском обществе является сдвиг к сужению институциональной системы, доминирование институционального доверия к институтам порядка (армия, полиция) показывает, что в российском обществе до сих пор социальная безопасность понимается как политика, осуществляемая в контексте управляемого или законного принуждения. Такая интерпретация ведет к тому, что осложняется процесс формирования новых субъектов социальной безопасности, в социальном позиционировании хотя и действует правило поддержки социальной безопасности на уровне социальной стабильности, в то же время социальная безопасность не осознается как групповой или личностный выбор. Также следует подчеркнуть, что при возложении ответственности на государство сокращается социально-ресурсная база социальной безопасности, особенно в условиях, когда ситуация всеобщей апатии к проблемам безопасности создает в обществе в качестве непреднамеренных последствий зоны социальных угроз и социального риска. В качестве примера можно привести маргинализацию целых социальных слоев, которые, испытывая влияние нисходящей социальной мобильности, становятся не только ареалом социального бедствия, но и распространением таких опасных социальных явлений, как наркомания, нездоровый образ жизни, преступность, массовое неповиновение закону2.
Отмечая, что сфера социальной безопасности хотя и осмысливается интенсивно российскими исследователями, и на эту тему вышло немало работ, есть тревожащее обстоятельство, которое заключается в том, что социальная субъектность безопасности декларируется, но не определяются механизмы, которые бы позволили сформировать опережающую многоуровневую модель социальной безопасности. Делая это
1 См.: Россия: трансформирующееся общество. М., 2001. С. 33.
2 Сериков А.В. Факторы социальной напряженности в Ростовской области (анализ результатов социологического исследования) // Социально-гуманитарные знания. 2011. № 7. С. 34-39.
замечание, уместно отметить, что развитие системы социальной безопасности осознается и российскими элитами, и обществом в целом, но существует определенный разрыв в понимании содержания и целей социальной безопасности. Если для элит главным является сохранение социальной и политической стабильности в рамках сохранения и воспроизводства власти, для общества социальная безопасность связана с целями социальной и правовой защищенности личности, обеспечением достойных условий жизни, отсутствием угроз национальной целостности и независимости России.
Безусловно, есть точки соприкосновения, связанные с тем, что Россия должна сохраниться как суверенное состоявшееся государство, однако в обществе действует закон неравномерного распределения рисков и угроз, и стратификационное правило состоит в том, что социальная нестабильность прежде всего влияет на состояние основных, базовых слоев российского общества. Говоря об этом, имеется в виду, что демонтаж централизованного государства в 90-е гг., который мог быть оправдан издержками чрезмерной централизации и невозможности применения старых силовых и идеологических методов для поддержания социальной стабильности, в то же время не создал ситуацию, в которой социальная безопасность могла бы рассматриваться всеобщим делом.
Если проанализировать объективные параметры социальной безопасности в российском обществе, безусловно сохраняется ядро институциональной системы, воспроизводящее матрицу социального порядка, но при этом ослабло или не проявляется влияние институтов социального развития, направленных на самоорганизацию и саморегуляцию населения. В.Г. Федотова, описывая ситуацию анархии 90-х гг. Хх в., отмечала, что анархическая формула заключалась в правиле «вы нас не трогайте, мы не касаемся вас»1. В нынешнем контексте нельзя безоговорочно утверждать, что влияние государства на социальную безопасность снижается в силу того, что население вновь обратилось к схемам адаптации или выживания, к социальным субститутам, заменяющим влияние формальных институтов. По этому поводу В.Г. Федотова пишет, что есть условия для преодоления анархии и беспорядка, но тенденция распада социального порядка, преобладания дифференциации над интеграцией, отсутствие системного распределения власти, проявление нелегитимного насилия2, учитывая то, что возросло влияние внешних угроз, содержат риски, связанные с суверенизацией страны.
Анархическая модель поведения населения как инструмент смягчения нагрузки на государство не является адекватной реакцией на сохранение социальной безопасности, хотя и может канализировать социальные конфликты. Также следует подчеркнуть, что для российского об-
1 См.: На перепутье. М., 1999. С. 146.
2 Там же. С. 142.
щества, которое в 2000-е гг. прошло период упорядочения правил социальной игры, возвращение к анархии 90-х невозможно и по тому обстоятельству, что практически сократилось пространство индивидуального выживания и индивидуальных стратегий, хотя теневизация, рост экономической самодеятельности и стратегий выживания доказывают этот процесс, но есть одно немаловажное обстоятельство, связанное с тем, что если в 90-е гг. государство сталкивалось с внутренними угрозами (конфликт в Чечне), то очевидным является воздействие на систему безопасности негативных влияний, происходящих из-за рубежа.
В обществе сформировались городские зажиточные слои, которые освоили матрицу потребительского поведения и не готовы идти на самоограничение ради поддержания социального мира и порядка. Говоря о том, что нынешнее российское общество является обществом социального расслоения и приоритетным для социальной безопасности можно считать устранение социальных и социально-территориальных различий, следует в то же время подчеркнуть, что в контексте углубляющейся социальной дифференциации (поляризации) тем не менее социальные конфликты не перерастают в открытые социальные столкновения. Однако нельзя уповать на ресурс терпения или безразличия, негативным последствием такого позиционирования является устранение отчуждения массовых слоев населения от противодействия угроз, которые возникают в результате социальной депривации.
Иными словами, российское общество находится на инертной стадии развития, на инертной стадии восприятия действительности, нарастает социально-депрессивное настроение - и такой фон не благоприятствует для формирования модели социальной безопасности, основанной на консенсусе всех слоев общества относительно целей и ценностей безопасности. Социальная безопасность находится в тени национальной, экономической безопасности, ассоциируется с социальной политикой, с выполнением государством заниженных социальных обязательств. Однако есть три существенных момента, которые если не драматизируют, то усложняют нынешнюю социальную ситуацию. Речь идет о том, что нарастает маргинализация целых социальных и территориальных групп (работающие бедные, молодежь, жители моногородов), это является поводом для размышлений о том, что социальная безопасность актуализируется в нынешних условиях, если и не проявляются открытые про-тестные настроения, то нельзя игнорировать процессы распада и полураспада, связанные с низким институциональным доверием, которое может легко перекинуться на системный уровень, вызвать деструкцию иерархии социальных институтов в российском обществе. Из всех перечисленных групп риска особняком стоит молодежь, как показали последние протестные выступления1.
1 Черноус В.В., Сериков А.В. Общественная активность молодежи Ростовской области (по результатам социологического исследования) // Социально-гуманитарные знания. 2012. № 7. С. 52-61.
В этом контексте социальная субъектность в институциональной системе социальной безопасности выявляется в социальном позиционировании, в том, какое место занимают конкретные социальные группы в системе социальной безопасности, и даже учитывая, что безопасность является монополией российских элит, следует обратить внимание на то, что проблемы безопасности волнуют уже не только экспертов и патерналистские настроения истончаются в связи с кризисными явлениями, на повестку дня выходят социально активные слои, обладающие достаточным потенциалом, те, кого Ю.Г. Волков характеризует как креативный класс1.
Смысл включения новых социальных групп в систему социальной безопасности связан с рядом условий: первое - чтобы ощущался запрос структур социальной безопасности на участие данных социальных групп, новых социальных слоев. Отмечая, что в российском обществе вопросы социальной безопасности обсуждаются достаточно редко в публичном дискурсе и не получают критически взвешенного анализа, создается впечатление, что до сих пор сохраняется административная, нисходящая сверху модель социальной безопасности. Однако если понимать ситуацию, в которой государству не хватает ресурсов и усилия, направленные на нейтрализацию внешних и внутренних вызовов, не являются всегда удовлетворительными, то привлечение новых социальных слоев к проблемам безопасности становится приоритетным. Во-вторых, в институциональной системе российского общества социальная безопасность в основном ассоциируется с правовым порядком, с тем, чтобы если не приглушить протестные настроения, то перевести их на уровень «заморожен-ности».
Однако в этой ситуации следует учитывать возрастание конфликтности и возможность подхода к критически предельному уровню. Говоря об этом, также следует подчеркнуть, что в рамках создавшегося элитного конструкта социальной безопасности возникает проблема коридора доступных возможностей для активных слоев населения ориентироваться на диалог с элитами. Российскому обществу еще предстоит честный и откровенный разговор о проблемах социальной безопасности, которые не могут быть сведены к политической и экономической стабильности. В-третьих, важный момент состоит в том, чтобы субъекты социальной безопасности не были ввергнуты в борьбу за властные ресурсы, а действовали в институциональных рамках.
Рассмотрение этой проблемы, разрабатываемой российскими социологами М.Г. Горшковым, Ж.Т. Тощенко, Ю.Г. Волковым, представляется необходимым, так как напрямую связано с проблемой институциональных и социальных основ безопасности. Исходной позицией является характер взаимосвязи между институтами и социумом. С этой точки зрения субъекты социальной безопасности так и не находят свое место в
1 Волков Ю.Г. Креативность: Исторический прорыв России. М., 2011. С. 167.
силу нереализованности институтов развития (рынка, демократии). В плане социальной организации наблюдается не дифференциация функций и форм социального взаимодействия, не их институционализация, а продолжающийся процесс фрагментации социальных вкладов и изоляции их фрагментов1.
Таким образом, социальное позиционирование не определяется партикуляристскими интересами и не связано с профессией, гражданским самопониманием, критериями самостоятельности и ориентирами жизненного пути2. Жизненные стратегии россиян выстраиваются по принципу инструментального оптимизма, что содержит шансы реализации на социальном уровне или в низком сегменте жизнедеятельности, но социальная безопасность является состоянием системы, касающейся всех, основывающейся на межгрупповом взаимодействии, характеризуется общими ценностями, и сформировавшийся партикуляризм интересов и потребностей представляет удобную схему для того, чтобы перевести эти интересы в действия отдельных изолированных групп, но при этом важно, что в силу слабой институционализации социальной безопасности не сформированы механизмы, которые бы имели низкое влияние универсалистских ценностей.
Социальная безопасность так и не стала ориентиром большинства россиян, хотя в обществе есть определенный месседж по отношению к социальной справедливости. Но понимаемая как равенство возможностей социальная справедливость дробится, расползается по различным социальным сегментам, главное - отсутствует межгрупповое доверие. Обращение к институту президента как раз является свидетельством растерянности в обществе, воспроизводства виртуального единства. Новые социальные группы, достигшие достаточных успехов в доходах, профессионализме, образовании, мобильности, тем не менее не организуются в субъекты социальной безопасности, не становятся группами-референтами, носителями ценностей социальной безопасности. Указанное обстоятельство осложняет становление субъектного уровня социальной безопасности. В сложившейся институциональной системе, как отмечала В.Г. Федотова, есть предпосылки углубления травмы, которые возможны из-за новых витков шоковой терапии или при ухудшении ситуации, новых манипуляций на выборах, следствия терроризма3.
Доверие к институту президента, по мнению В.Г. Федотовой, является своего рода отчаянием, так как потеря доверия означала бы полный разрыв общества и институциональной системы. Реабилитация социальной безопасности позволяет вернуть представление о социально признанных идеалах, конечно, если исходить из реального распределения социального знания, памяти традиции, опыта, следует подчеркнуть, что
1 Дискин И.А. Россия, которая возможна. М., 2011. С. 37.
2 Сериков А.В. Влияние уровня гражданской идентичности на экстремизацию межнациональных отношений в регионе // Вестник РАЕН. 2013. № 3. С. 35-39.
3 См.: Федотова В.Г. Хорошее общество М., 2005. С. 139.
потенциальные субъекты социальной безопасности в российском обществе, а по всем критериям к ним подходят новые социальные группы, городские слои не могут быть удовлетворены ситуацией общественной апатии или надеждой на патернализм, и самыми приемлемыми в социальном позиционировании можно полагать нахождение диалога с властью и принятие критериев социальной безопасности в качестве инструментов легитимации, самолегитимации в общественной среде. То, что В.Г. Федотова называет главной формой отношения российской власти с обществом (зондаж), имеет значение для мониторинга общественных настроений, но не является условием подготовки консенсуса для формирования новой модели социальной безопасности.
Очевидно, что новые социальные группы, высокопрофессиональные слои, по характеристике М.К. Горшкова, преодолели синдром анархизма, так как не ориентированы на мелкий и средний стихийный бизнес, для них важны долгосрочные жизненные и социальные инвестиции, самореализация и объективно действует правило выхода за чисто профессиональные рамки, кроме того, важное значение имеет безопасность личности, которая в условиях маргинализации населения подвергается риску. Говоря об этом, также следует подчеркнуть, что социальная безопасность не может поддерживаться исключительно закручиванием гаек или ужесточением наказаний за преступность, или борьбой с преступностью, продвижение социальной субъектности новых городских слоев связано с выявлением их специфических интересов и позиций, акцентированием внимания на создании коалиции для поднятия уровня социальной безопасности. Указания на пути формирования такой схемы могут быть успешными, если вычленяются из всей системы формирования, притом что общество не отделяется в диалоге с государством, обосновываются новые коллективные позиции относительно того, в какой очередности и какими способами поднимать уровень социальной безопасности.
Нормативное определение социальной безопасности как организации всех сторон общественной жизни полезно, но здесь следует учитывать, что в современном российском обществе возросло влияние индивидуализирующих стратегий, что совпадает с фрагментацией, социальным сегментированием и ослаблением институциональных норм как универсальных. Анализ социального позиционирования, таким образом, является определяющим в том, что можно охарактеризовать как объективный срез социальной субъектности в российском обществе. Следует также подчеркнуть, что, как писала З.Т. Голенкова, прежняя советская и новая постсоветская социальные структуры своеобразно переплетаются друг с другом. Упоминая о том, что отдельные сегменты характеризуются собственными слоями, иерархией, системой ценностей, моралью, социальными институтами1, можно говорить о том, что в процессе социального
1 См.: Россия: трансформирующееся общество. М., 2001. С. 96.
позиционирования возникают барьеры на пути формирования референтных социальных групп, следовательно, проблема заключается в том, чтобы выработать общее видение социальной безопасности, договориться на уровне общества и государства, хотя внешне очевидны приоритеты о ликвидации избыточных социальных неравенств и сокращении пространства маргинализации в обществе.
Тем не менее важным моментом можно считать, что существующая стратификационная модель, принимающая во внимание имущественное положение, доход, образование, позицию во властных структурах, выявляет существенный недостаток. Социальная безопасность, в силу присвоения ее на уровне элит, нередко переводится на язык власти, в то время как сама ее субъектность состоит не в обладании властными ресурсами, а в символическом и социальном капитале. Существующая система стратификации, где социальная безопасность воспринимается как один из ее признаков, является искажающей, и это обстоятельство деформирующим образом влияет на институциональную систему, где институты социальной безопасности, функционирующие нормально при условии их открытости, демократизма и доступности, корпускулизиру-ются, не налаживают обратные коммуникации с обществом, с социально активными слоями1.
Констатируя этот факт, можно подчеркнуть, что нельзя ожидать возникновения альтернативных социальных институтов, и это достаточно рискованно в условиях наступившего социального кризиса. Наиболее оптимальной формой институционализации являются включение механизмов социальной субъектности, и является доступом новых социальных групп к институциональным ресурсам, на уровне соучастия, и формализация сложившихся институциональных практик этих групп для выработки модели общего социального пространства.
Данелюс Д.В. Субъекты социальной безопасности в институциональной системе российского общества: теоретико-методологический аспект исследования. В представленной статье анализируются критерии социальной субъектности в институциональной системе социальной безопасности российского общества. Автор статьи в контексте исследования особенностей формирования системы социальной безопасности в российском обществе и отношения россиян к проблемам социальной безопасности делает вывод о том, что с целью получения достоверной социологической информации необходимо акцентировать внимание на структурных факторах, институциональных практиках и установках россиян в сфере социальной безопасности.
Ключевые слова: социальная субъектность, социальная безопасность, социальные институты, эффективность государства.
1 Посухова О.Ю., Сериков А.В., Черноус В.В. Бедность и социальное неравенство в Ростовской области. Часть 2 // Вестник Ин-та социологии. 2014. № 1 (8). С. 33-55.
Danelus D.V. Subjects of social safety in the institutional system of the Russian society: teoretiko-methodological aspect of a research. In the
submitted article criteria of social subjectivity in the institutional system of social safety of the Russian society are analyzed. The author of article in the context of a research of features of formation of system of social safety in the Russian society and the attitude of Russians to problems of social safety draws a conclusion that for the purpose of obtaining reliable sociological information it is necessary to focus attention to structural factors, institutional practicians and installations of Russians in the sphere of social safety.
Key words: social subjectivity, social safety, social institutes, efficiency of the state.
