CC BY
80
СОЦИАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА: ВЛИЯНИЕ НА СТАНОВЛЕНИЕ ФИНАНСОВОГО КАПИТАЛА
ВОЛКОВ Ю.Ю.,
кандидат экономических наук, старший преподаватель кафедры экономики и регионального менеджмента, Институт по переподготовке и повышению квалификации Южного федерального университета,
e-mail: Y-y-volkov@yandex.ru
SOCIAL STRATIFICATION OF RUSSIAN SOCIETY: THE INFLUENCE ON THE FORMATION OF FINANCIAL CAPITAL
VOLKOV Y.Y.,
В статье, посвященной влиянию социальной стратификации российского общества на
становление финансового капитала, определяется тенденция социального и культурного см
обособления финансового капитала на уровне группы интересов под влиянием социальных ¡5
и культурных неравенств. Для автора статьи очевидно, что в российском обществе де- ^
фицитны самостоятельные финансовые практики населения, что в силу инерционности -Г
восприятия финансов только как меры обмена и накопления, скудости личных финансо- ^
вых средств, субъектность финансового капитала строится на принятии статуса «за- ^ крытой» ассоциации и востребованности корпоративного этоса.
см
Ключевые слова: финансовый капитал; субъектность; социоструктурные измене- 2 ния; социальная стратификация; социальная зависимость.
о см
PhD, Senior Lecturer of the Chair of Economics and Regional Management, ^ Institute of Retraining and Professional Development of Southern Federal University,
e-mail: Y-y-volkov@yandex.ru O
z O
In the paper on the impact of social stratification of Russian society on the formation of O
financial capital the trend of social and cultural isolation of financial capital at the level of interest ^
groups under the influence of social and cultural inequalities is defined. For the author it is obvious g
that in Russian society independent financial practices of the population are deficient, and the ¡ü
subjectivity of financial capital is based on acceptance of the status of «closed» association and relevance of corporate ethos because of the inertia of the perception of finance only as a measure of exchange and accumulation of personal poverty funds.
Keywords: financial capital; subjectivity; socio-structural change; social stratification; social dependence.
JEL classification: G14, G21, Z13.
Соглашаясь с тем, что российское общество в перспективе не является обществом социального единства и есть кардинальные отличия между различными группами не только по социально-имущественным параметрам, но и по несущей основе (Россия - трансформирующееся общество, 2001. С. 108), следует говорить о том, что в исследовании социальной структуры необходимо выявить ведущие тенденции социальной структури-
© Волков Ю.Ю., 2014
зации, т. е. определить закономерный и необходимый характер отношений между различными социальными субъектами в социальном пространстве. Речь идет о том, что социальное неравенство оказывает неоднозначное влияние на субъектность финансового капитала в российском обществе как способность обладателей финансового капитала включиться в социально-инвестиционные практики, нацеленные на снижение социальных диспропорций на основе роста человеческого капитала.
Конечно, важным является определение структур господства, влияния, зависимости и самостоятельности. Имеется в виду, что занятие определенной социальной позиции возможно, во-первых, на уровне объективации, во-вторых, интериоризации социальных отношений, распределения между агентами ресурсов социального действия (Россия - трансформирующееся общество, 2001. С. 108). Поэтому так важно для анализа условий, определяющих логику становления и развития финансового капитала, считать параллельность процесса профессиональной дифференциации и социальной, что «принуждает» и выявляет возможности формирования практических групп. Это важное замечание, так как объективация позиций невозможна без деятельности целого ряда социальных институтов.
Важным замечанием в отношении финансового капитала можно считать введение в обществе института т частной собственности и определение финансов как важнейшего инструмента экономической жизни. Однако само по себе существование финансов необязательно влечет за собой существование социальной группы в
^>
т качестве коллективного агента, а не статистического конструкта (Россия - трансформирующееся общество, О 2001. С. 109). В российском обществе многие группы в себе так и не стали группами для себя, не мобилизо-2 ваны ради единых целей, не сформировали общие интересы. Это относится к старым, новым общественным М группам (рабочему классу, сельскому населению, работникам бюджетной сферы).
с Следует подчеркнуть, что социальное структурирование проявляет себя в том, что связано с преобразова-
ть нием институциональных основ, переменами в системе знания и появлением новых рыночных профессий. Так как институциональные основы финансовой деятельности реально были заложены не в ранние 90-е, а только 7 после кризиса 1998 г., можно утверждать о существовании протокласса финансистов, тех, кто, занимаясь финансовой деятельностью, не определяли себя в качестве профессиональных финансистов и примыкали либо к
0 бывшим советским кооператорам, либо исполняли схему «либеро», считая финансы только одним из способов 7 повышения материального статуса.
При том что структура современного российского общества характеризуется возникновением новых видов социальной зависимости доминирования и господства, основная тенденция такова, что финансисты обязаны своим возникновением плюрализации форм собственности, появлению частной собственности. ° И факт, что до конца 90-х гг. эта собственность была сращена с властью, свидетельствует, что развитие этой
1 социальной группы было замедленно по сравнению с другими социальными стратами. Властные притязания ю «семибанкирщины» лишь оттеняют то обстоятельство, что реально самостоятельные интересы финансистов
2 не были представлены и нельзя было говорить о мобилизованности как для совместных практик. Именно от-2 сутствие этих практик и привело к тому, что наиболее кратчайшим и экономным путем представлялось непосредственное влияние на власть.
а Современные исследования социальных структур, где преобладают многомерные стратификационные
о модели, дают возможность выявить критерии, связанные и с доходами, и с самооценкой социального положения и самочувствия. В условиях социальной поляризации финансовый сектор автоматически подпадал под подозрение богатых, того слоя, который позволяет не только удовлетворить собственные социальные потребности, но и организовать самостоятельную экономическую деятельность. Это очень важный момент, который, тем не менее, нельзя считать окончательно достоверным, так как практически отсутствовали слои, которые бы могли стать потенциальными вкладчиками, и финансовый капитал имел в своей основе «порочные» вещи: заимствование из государственного бюджета и спекуляция на финансовых рынках.
Поэтому группа образования, хотя и была связана с профессиональным самоопределением, но в рамках камерной деятельности, не открытой для общества. Класс финансистов оставался и остается достаточно трудным для выявления так называемых объективных параметров, составляющих часто коммерческую тайну. В этом случае важным является мониторинг социального самочувствия, так как для этой группы уровень материальной удовлетворенности является менее важным показателем, чем возможности экономической самодеятельности.
Анализируя социоструктурные условия становления финансового капитала, следует говорить о том, что заявленная в 90-е гг. субъектность может быть охарактеризована как имитационная по той причине, что не сформировалась практическая группа, которая могла заявить о себе как акторе самостоятельных финансовых практик и влиять на политическую и общественную жизнь с целью реализации собственных интересов.
Переход к действенной социальной субъектности связывался с тем, что в обществе по мере становления новой социальной структуры утвердились критерии престижности и привлекательности работы. Очевидно,
что, хотя проблема избыточных социальных неравенств воспринимается остро, у четверти россиян (О чем мечтают россияне? 2012. С. 84) престижная и интересная работа занимает одно из приоритетных мест (По-сухова, 2013. С. 132). Поэтому обладатели финансового капитала, которые воспринимались как обладающие определенной самостоятельностью в приватной сфере и независимостью от государства, стали оцениваться и как группа социально-престижной профессии.
В отличие от предпринимателей, которые могут быть «обвинены» в эксплуатации и обмане своих работников, финансовая сфера, хотя и имеет дело с эффектом беловоротничковых преступлений, является менее открытой социально-имущественным расслоениям на фоне реального упадка доходов старых профессиональных групп. Примечательно, что в этой сфере в большей степени утверждается принцип карьерного лифта, несмотря на прозрачный потолок, связанный с гендерным неравенством.
Можно утверждать, что если 1990-е гг. ассоциировались у российских граждан с некоторым увеличением возможности заниматься предпринимательством, то в 2000-е наступила эпоха сложных профессий, требующих профессионального труда. Точнее, исчезло адекватное понимание предпринимательства, оно стало восприниматься как сфера низкоквалифицированной деятельности, извлечения торговой ренты. И потому неудивительно, что финансовый капитал стал показателем освобождения от предпринимательской рутинности и перехода в новое престижное социальное состояние.
Резкие изменения в социальной структуре открыли новые возможности для социальной мобильности, о по мере усложнения экономической структуры привели и к новым эффектам формирования среднего класса (Социальная стратификация российского общества, 2003. С. 69). Со средним классом связывается и переход см финансового капитала к модели «демократических» практик: имеется в виду реальное возникновение слоев ^ кредиторов, когда услуги стали предоставляться для массового потребления. 2
Определяющая роль социоструктурных изменений состояла и состоит в том, что вне формирования новых социальных слоев было бы невозможно раздвинуть рамки элитного назначения финансового капитала. о Собственно, потребность в социальной субъектности возникала по мере перехода конкуренции за монополию властными ресурсами к стратегии мягкого принуждения. Преферентами, презентирующими социальный ^ статус обладателей финансового капитала, стали выполнения высококвалифицированных обязанностей по сфере накопительства, в реализации сберегательной, накопительной, кредитной развивающих функций. ^г
Речь идет о том, что объективация социальных отношений выразилась в повышении самооценки, в том, 2о что рост занятости в финансовой деятельности класса (Социальная стратификация российского общества, 2003. С. 75) дал возможность выявить тенденцию профессионализации. Таким образом, приоритетность фи- -<> нансовой сферы, наряду со страхованием, транспортом, промышленностью, наукой и научным обслуживанием, строительством, свидетельствовала о том, что по крайней мере обладатели финансового капитала легити- ^ мировались в массовом сознании как выполняющие определенную полезную функцию работники. У
Так как финансовый сектор представлялся негосударственным, в нем произошло резкое омоложение ^ профессионального состава, хотя наибольшую часть составляли и составляют работники среднего возраста. ^ На фоне снижения востребованности к образовательному статусу в других сферах экономической самодея- о тельности, можно было проследить повышение требований к специализированному образованию, что также дало возможности говорить о повышении значимости образовательно-профессионального статуса и, таким образом, расширило возможности конвертации, когда для влияния общества использовался и финансовый, и культурный (образовательный) капиталы.
Это выразилось в том, что обладатели и пользователи, распорядители финансового капитала (работники банковско-финансовой сферы) имеют и социальные, и культурные различия. В этом важным обстоятельством является то, что в российском обществе произошло разъединение бедности и образованности. Важно, что образованный человек не воспринимается человеком бедным, и это обстоятельство, связанное внешне с интенсификацией социального расслоения, привело к тому, что для этой группы наименее существенным оказался круг близких и резко снизилось влияние родственной модели.
Властно-коррупционные и криминальные, которые характеризуют появление слоя богатых в российском обществе, занимают первое и второе места в оценке происхождения богатства, но для финансового капитала делается упор на высокоресурсную модель, личностную, определяемую способностями самого человека (Россия реформирующаяся, 2004. С. 47). Можно говорить о том, что весомым индикатором богатства выступает индивидуально-личностный потенциал. Наиболее показательными в этом отношении стали обладатели финансового капитала как специалисты. Такую группу можно охарактеризовать как обладающую высокими социальными амбициями, стремлением к успеху, продвижению.
На социальное позиционирование определенным образом влияет и массовая бедность в российском обществе, которая все чаще (48,9% опрошенных) начинает восприниматься как следствие индивидуально-личностных качеств. Хотя богатству и не отводится роль решающего условия субъектности, но с ним связыва-
<
а а
ют индивидуальность, оценку личности. Быть успешным в финансовой сфере, как важный момент социального самочувствия, означает действовать вне влияния политики власти и обладать продуктивными ценностями экономического поведения (Россия реформирующаяся, 2004. С. 47).
В сравнении с периодом 90-х гг., можно говорить и о постепенной деноменклатуризации финансовой деятельности. Влияние родственных связей в управлении банковскими структурами нейтрализуется тем обстоятельством, что массовый слой подтверждает влияние и высокоресурсную модель. Чрезвычайно важно, что в условиях социальной анархии, царящей в среде определенных групп российского населения как наследие девяностых, финансовый капитал объективно нуждался в правовой и социальной легитимации, что некоторым образом уводит от позиции социального анархизма к нахождению новых путей влияния на властную сферу.
Учитывая, что для финансовой деятельности очень высок риск государственного вмешательства и невозможно формирование формулы отказа от претензий, субъектность финансового капитала определялась ее воздействием на активизацию тех слоев населения, которые ориентировались на расширение возможности потребления путем доступного кредитования. т Таким образом, в социоструктурном измерении финансовый капитал имеет дифференцирующий смысл, но
выступает в массовом групповом сознании представителей финансового капитала не как фактор социально-т имущественного расслоения, а связан в большей степени с престижем, репутацией, профессионализмом, т. е. О имеет культурно-символическое значение. В пользу этого предположения говорит тот факт, что «финанси-2 сты» в российском обществе наделены в равной степени и отрицательными характеристиками, особенно это М касается оценки закредитованных граждан.
с Хотя в целом россияне, которые не сталкиваются с негативными последствиями возврата долгов, как
правило, относятся к этому нейтрально. «Пальма первенства» в наделении отрицательными качествами принадлежит российской бюрократии. Именно чиновники представляются населению теми людьми, которые ис-7 пользуют государственные ресурсы для достижения личных целей. Можно также говорить, что коррумпированность элиты выступает наиболее препятствующим фактором (49,9%) (Бюрократия и власть в новой
0 России: позиции населения и оценки экспертов, 2005. С. 9) в снижении влияния социально-имущественных различий.
Представители финансового капитала по умолчанию считаются за таких же «страдающих», как и другие 7 слои населения, что подтверждается низким профессионализмом управленцев. В то же время, курс на рыночные реформы, с которыми и связывается накопление финансового капитала, имеет менее негативный оттенок, ° в части восприятия процессов «обнищания» населения.
1 Финансовый капитал представляется как инструмент достижения узкогрупповых целей на основе исполь-ю зования рыночных, безличностных и противопоказанных социальным добродетелям ценностей. В то же время
2 негативное отношение к чиновничеству определяется тем, что в отличие от финансового капитала, именно от 2 государства, которое представляют чиновники, ожидают большего внимания к повседневным нуждам людей,
и именно чиновники, по мнению респондентов, обладают большим влиянием и властью, чем финансисты. а В этом смысле финансовые круги не считаются теми, в чьих руках находится сегодня реальная власть в обще-т стве (Бюрократия и власть в новой России: позиции населения и оценки экспертов, 2005. С. 11).
Социально-имущественное расслоение, хотя и обострило проблему бедности населения, не проецируется на отношение к финансовому капиталу как единственному источнику зла в российском обществе. Характерно, что население воспринимает финансовый капитал именно в виде богатства, не претендуя на то, чтобы раскрыть и оценить его иные свойства, связанные с развитием экономики и хозяйственной деятельностью. Низкая инвестиционная активность россиян является отчасти и следствием бедности, когда в первую очередь респонденты заботятся о предметах потребления (Собственность в жизни россиян: домыслы и реальность, С. 80). Если 18% мечтают о приобретении аудио-, видео- и прочей бытовой техники (Собственность в жизни россиян: домыслы и реальность, С. 80), то это свидетельствует о трендах потребительского сознания, о формировании в российском обществе массы потребителей, что свойственно рыночной экономике в целом. Однако это показывает и нехватку средств у населения, неутоленность потребительского голода и стремление овладеть и пользоваться атрибутами внешнего благосостояния в силу недостижимости накопления финансового капитала как инструмента экономической самодеятельности.
При том что 41% населения желали бы использовать эти средства на развитие бизнеса и инвестирование в финансовые и физические активы (Собственность в жизни россиян: домыслы и реальность, С. 80), недостаточный уровень распространенности инвестиционного поведения имеет причину в социоструктурных изменениях. Во-первых, для большинства россиян финансы имеют смысл повседневных денег, т. е. того, на что можно купить определенный товар или воспользоваться в иных, значимых для индивида, целях, не имеющих инвестиционную ориентацию. Во-вторых, группа представителей финансового капитала не дифференциро-
ванна, размыта в слое богатых людей, и связано это с тем, что в российском обществе слишком велико влияние эффекта бедности. В докладе «Бедность и неравенства в современной России: десять лет спустя» прямо указывается, что российское общество опривычено к феномену бедности. 35% россиян относятся к бедным не лучше и не хуже, чем к остальным слоям общества (Бедность и неравенства в современной России: десять лет спустя, 2013. С. 9).
Можно предположить, что нехватка финансового капитала не выступает самой действенной причиной бедности (Бедность и неравенства в современной России: десять лет спустя, 2013. С. 9). Примечательно, что лидирующая длительная безработица также имеет социоструктурное значение и связана с формированием рыночного хозяйства. Какова в этом негативно воспринимаемом процессе роль финансиста, трудно сказать, разве что россияне могут обвинять представителей финансовых структур в нежелании, незаинтересованности инвестировать производительную экономику или создавать жесткие условия производственного кредитования.
Таким образом, социоструктурные изменения демонстрируют, что финансовый капитал содержит в себе, прежде всего культурно-символический смысл для легитимации социальных неравенств; что с финансовым капиталом не связывается значимость факторов социальной дифференциации, поскольку бедность в России воспринимается гетерогенно, т. е. как не однородная по социальному составу.
Тем не менее, было бы неоправданным считать, что социальная структура российского общества имеет о благоприятную среду для расширения и укрепления позиций обладателей финансового капитала.
см
ЛИТЕРАТУРА г
Бедность и неравенства в современной России: десять лет спустя (2013). М., с. 9. см
Бюрократия и власть в новой России: позиции населения и оценки экспертов (2005). М., с. 9.
О чем мечтают россияне? (2012). М., с. 84. £
Посухова О.Ю. (2013). Работа мечты: сравнительный анализ представлений жителей Ростовской области и России // Власть, № 5, с. 130-134. ^
Россия - трансформирующееся общество (2001). М., с.108.
Россия реформирующаяся (2004). М., с. 47. ?
Собственность в жизни россиян: домыслы и реальность (2005). М., с. 80. 041
Социальная стратификация российского общества (2003). М., с. 69.
О
REFERENCES
co
Bureaucracy and Power in the New Russia: the position of the population and evaluation experts (2005). M., (j p. 9. (In Russian.)
Ownership in Russia: fantasies and reality (2005). M., p. 80. (In Russian.) Poverty and inequality in modern Russia: ten years later (2013). M., p. 9. (In Russian.) O
Posukhova O. (2013). Dream job: a comparative analysis of views of residents of Rostov region and Russia. ^ Vlast, no. 5, pp. 130-134. (In Russian.) <
Reforming Russia (2004). M., p. 47. (In Russian.) g
Russia - Transforming Society (2001). M., p. 108. (In Russian.) Social stratification of Russian society (2003). M., p. 69. (In Russian.) What do Russians dream about? (2012). M., p. 84. (In Russian.)
