CC BY
60
ISSN 1998-4812
611
УДК 111
раздел ФИЛОСОФИЯ, СОЦИОЛОГИЯ, КУЛЬТУРОЛОГИЯ и ПОЛИТОЛОГИЯ
СУБЪЕКТИВНЫЙ СУБСТАНЦИАЛИЗМ КАК НАУЧНАЯ ОНТОЛОГИЯ
© Р. А. Ярцев
Уфимский государственный авиационный технический университет Россия, Республика Башкортостан, 450000 г. Уфа, ул. К. Маркса, 12.
Тел./факс: +7 (34 7) 273 78 23.
Email: rust-66@yandex.ru Обсуждается авторская концепция субъективного субстанциализма, которая рассматривает предметный мир как гносеологическое порождение субъекта познания, отражающее коллективные поиски субъектами мирового единства. При этом данный мир предстает как совокупность различных видов бытия, небытия и потенциального бытия, упорядоченная по уровням иерархии и содержащая интерсубъективную часть. Уточняются предпосылки введенной концепции, показывается ее научный характер и соответствие здравому смыслу. Выявляются отличия от другой подобной онтологии - теории предметов А. Мейнонга, упрощающей и догматизирующей познание.
бытие, небытие, существование, субстанция, объект,
Ключевые слова: онтология, предмет, наука, познание, истина.
Введение
Принимая фаллибилизм научного знания [1] и преодолевая методологический анархизм [2], постпозитивистская философия науки, на наш взгляд, все больше приближается к пониманию того, что познавательная активность субъекта научной когнитивной практики подчинена принципу, который в отношении приобретаемого знания может быть назван рациональным скептицизмом [3], а в отношении познаваемого объекта - рациональным конструктивизмом [4]. В результате такой активности онтология субъекта приобретает личностный характер и «заполняется сложно сконструированными на основе знания объектами» [5]. Однако конструктивистский подход к онтологии, применяемый представителями «нового рационализма», не свободен от недостатков, обусловливающих необходимость его дальнейшего совершенствования.
Так, отказ от субстанциального подхода в «новом рационализме» не оправдан с теоретической точки зрения, поскольку препятствует поискам мирового единства. А чтобы избежать догматизации познания, к которой ведет употребление онтологических категорий в классическом философском смысле, достаточно изменить понимание обозначаемой ими объективной реальности, признав эпистемологическую зависимость последней от познающего субъекта [6]. Кроме того, современная философия науки требует создания единой системы таких категорий, пригодной для описания научных объектов с различным онтологическим статусом [7].
С необходимостью построения категориальной системы научной онтологии мы впервые столкнулись при попытке дать определение понятию «объект» в кибернетике. Однако ни одна известная нам концепция не предлагала онтологии, охватывающей основные виды объектов науки и свободной в своем применении от догматизма. Поэтому нами была построена новая онтология, получившая название субъективного субстанциализма [8-10]. Хотя данная разработка имеет своей целью науку, а все ее положения претендуют на достоверность, научный характер этой онтологии до сих пор не обосновывался, поскольку принципы научного познания были ясны нам, как и большинству авторов, лишь интуитивно.
Однако наши недавние исследования по методологии науки выявили критерий демаркации и обоснования научного знания, представляющий собой универсальный познавательный метод, который нормирует проведение исследований в любой области [11].
Также было показано, что данный метод находит непротиворечивый компромисс между познавательным и практическим здравым смыслом, первый из которых требует от познания регресса в бесконечность обоснований, а второй пресекает этот регресс верой в «очевидные» истины [12-13]. Таким образом, научное познание всегда предполагает логический вывод из предпосылок, принимаемых ненаучным путем, что обусловливает скептицизм в отношении любого научного знания и относительность всякой научной истины [3].
Эти результаты позволяют уже открыто ставить вопрос о соответствии нашей онтологии принципам научного познания, требующий уточнения ее предпосылок и связи с познавательным здравым смыслом. Кроме того, наши построения следует обобщить, дополнить и соотнести с аналогичными разработками, среди которых особо выделяется теория предметов А. Мейнонга (Meinong) [14], исторически предшествующая нашей концепции. Перечисленные задачи и составляют предмет настоящей статьи.
Предпосылки научной онтологии
Соответствие онтологии принципам научного познания означает, на наш взгляд, наличие у нее двух основных свойств: а) положения онтологии представляют собой результат научного познания, т.е. научное знание; б) данные положения сами используются в качестве предпосылок для выведения научного знания. Из-за возникающей здесь «проблемы круга» ни одна онтология не может быть обоснована как научная истина, а только как гипотеза, которая расширяет принципы научного познания. Конечно, такие гипотезы существуют в изрядном количестве, и мы пытаемся обосновать лишь одну из них, принимая базисные предпосылки, соответствующие интерсубъективным установкам здравого смысла.
Согласно результатам работ [12; 15], здравый смысл, характеризующийся дуализмом, не станет возражать против выдвигаемого положения в следующих случаях: а) отсутствует альтернативное положение, которое противоречит данному и также претендует на статус научной истины, отыскиваемой познавательным здравым смыслом; б) среди всех подобных альтернатив лишь данное положение является для практического здравого смысла «очевидным» или «полезным». Хотя построить научную онтологию на полностью безальтернативной основе не удается, все же можно обеспечить ей определенные преимущества перед конкурентами в практическом отношении, вы-
бирая в качестве предпосылок только такие положения, когнитивная критика которых будет восприниматься как пустая схоластика. Но каковы же тогда должны быть предпосылки нашей онтологии?
Начнем с того, что человек в течение жизни переживает разнообразный эмпирический и мыслительный опыт: как известно, первый из них делится на восприятия или явления, а также отдельные ощущения, тогда как второй состоит из представлений и отдельных образов. Существование двух видов опыта не в состоянии оспорить ни практический, ни познавательный здравый смысл, хотя последний и допускает, что любой опыт может оказаться не объективной реальностью, а лишь иллюзией, переживаемой как подобная реальность. При этом содержание мыслительного опыта может быть сведено к эмпирическому опыту, который копируется и обрабатывается в сознании субъекта: иначе говоря, действует принцип эмпиризма.
Принцип эмпиризма поддерживается практическим здравым смыслом и в практическом отношении может считаться интерсубъективным. Однако познавательный здравый смысл может эффективно оспорить этот принцип, допуская подход врожденных идей и априорных форм знания, поскольку нет ничего невозможного в том, что некоторая информация передается у людей генетически. Тем не менее попытка применить данный подход к какому-то конкретному знанию ведет в антинаучный догматизм: поэтому в интересах науки мы все же включаем в онтологический базис как сам эмпиризм, так и связанный с ним метод индукции.
Практический разум согласен и с тем, что носителем мыслительного опыта является сознание человека как духовная субстанция, обладающая свободой воли. Познавательный же здравый смысл понимает, что сознание и свобода воли в действительности могут оказаться фикциями, поскольку ни то, ни другое не имманентно опыту. Однако и он не способен указать, как можно обойтись в науке без подобных представлений: столь же бесполезно было бы игнорировать существование опыта. Поэтому нам остается только принять положения о сознании и свободе воли в качестве базисных истин.
Мы также принимаем, что сознание обладает ин-тенциональностью, т.е. свойством всегда быть направленным на тот или иной объект. Концентрируя внимание на некотором мысленном или эмпирическом образе, субъект абстрагирует от всякого иного содержания опыта, включая представления самосознания: тем самым при ограниченных природных возможностях человека реализуется наиболее экономный способ его мышления. Подобное абстрагирование, реализующее свойство интенциональности, есть акт объективизации или трансценденции, рассматриваемый как выход субъекта за пределы восприятий и представлений. При этом трансцендируемый объект приобретает для субъекта самостоятельное, внешнее существование, а также свойства, не только адекватные отдельным восприятиям и представлениям субъекта, но и неизвестные ему. Реальность такого существования, однако, для науки проблематична, поскольку обусловливается мышлением человека.
Другая принимаемая предпосылка состоит в том, что каждый объект бытия, конструируемого субъектом, отражается в сознании последнего как некоторый мысленный образ, и возникает корреспондентская концепция истины, основанная на соответствии обра-
зов внешним объектам, которое устанавливается при помощи аффекта веры. Это удобная когнитивная схема, не только принимаемая практическим здравым смыслом, но и лежащая в основе традиций научного познания. Конечно, она открыта для критики теоретическим разумом, однако сомнения в достоверности данной схемы и получаемого с ее помощью знания пока что не привели к появлению альтернативы, столь же адекватной общим представлениям о познании.
Так, когерентная теория истины, требующая согласованности знания, не является универсальной, поскольку вне науки допустимы противоречия между отдельными знаниями. А концепции прагматизма и конвенционализма нарушают нормы научного познания, потому что смешивают критерий демаркации научных знаний, действующий в сфере их рационально-теоретического обоснования, с критериями качественного отбора этих знаний за пределами проводимых исследований. Ведь в результате такого смешения внешние для познания факторы начинают влиять на установление научной истины, что может привести к ее искажению.
Разумеется, для признания тех или иных положений научным знанием недостаточно одной веры в их соответствие некоторой реальности: научная вера рациональна и возникает вследствие веры в определенную методологию приобретения научных знаний, которую мы называем рациональным скептицизмом [3]. Ее основу составляет выведенный нами универсальный метод [11], применение которого обеспечивает также непротиворечивость научного знания [15]. Тем самым поддерживается взгляд, согласно которому корреспондентская и когерентная концепции дополняют друг друга [16, с. 48].
Рассмотренные предпосылки обусловливают выведение нашей онтологии.
Личностный предметный мир субъекта познания
Существование объектов может рассматриваться в категориях бытия и небытия: первая из них обозначает все те объекты, которые субъект считает реально существующими, а вторая - все нереальные для него объекты. При этом интерсубъективное и догматическое определение бытия во многих известных концепциях встречает возражение теоретического разума: ведь любой объект бытия есть результат трансценден-ции, предпринимаемой конкретным субъектом. Поэтому бытие объективно и реально, вообще говоря, только для данного субъекта, а реальность эта проблематична, т.е. бытие есть создаваемый субъектом гипотетический конструкт.
Реже в философии употребляется категория небытия, содержание которой отлично от абсолютного «ничто». Одним из первых такой подход применял А. Мейнонг, создававший свою «теорию предметов» [14; 17]. Содержание категории небытия также нуждается в субъективистском и скептическом толковании, поскольку объекты, бытие которых отрицается, могут реально существовать как идеи. Примером здесь является концепция самого А. Мейнонга, который считал все понятия идеальными предметами, относящимися к платоновским идеям [17, с. 25].
Но решение о реальности объекта, принимаемое субъектом, допускает третий, неопределенный вариант, когда возникают затруднения по поводу того, следует относить объект к бытию или небытию. Для обозначения таких объектов нами вводится понятие потенциального бытия [10]. Подчеркнем, что название
связано не со становлением или развитием, а с особым статусом объектов данного вида по отношению к субъекту. В итоге пара категорий реальности дополняется до триады, отражающей нечеткую логику суждений об истинности научных положений: «да», «нет» или «может быть» [18].
Вводимая триада категорий применима не только для первичной классификации объектов по их отношению к безусловной или абсолютной реальности, но и для последующей, более детальной классификации путем отнесения объектов к различным видам условной реальности, определяемым конкретными познавательными интересами. Иначе говоря, в любой сфере бытия, небытия или потенциального бытия можно выделить бытие второго порядка как подмножество объектов данной сферы, удовлетворяющих некоторому условию, причем все прочие ее объекты будут отнесены либо к небытию, либо к потенциальному бытию второго порядка. Например, категория «небытия в бытии» применима в тех концепциях, где небытие понимается как «инобытие» по отношению к известному нам бытию [ 19-20].
Область же «бытия в небытии» понадобится, прежде всего, для понятий, поскольку из-за деятельности воображения, участвующего в их образовании, каждое понятие рассматривается практическим разумом как ноумен. При этом к «небытию в небытии» относится такое содержание понятий, которое субъект считает ложным, а к «потенциальному бытию в небытии» - сомнительным. Однако если от изучения понятий он переходит к их применению для познания других объектов, то понятия становятся реальными свойствами последних. Иными словами, реальный объект, отнесенный к понятию и обладающий всеми необходимыми признаками рода, тем самым обладает и небытийными формами, присущими данному понятию как самостоятельному объекту.
Отсюда следует, что в ходе познания объект переконструируется: часть образованного субъектом небытия неявно проникает в его бытие и становится частью познаваемого объекта. Благодаря этому объект бытия может приобретать свойства, которым не адекватен ни один представляемый образ: ведь в сферу понятий входят и абстракции, образуемые на «верхних этажах» абстрагирования. Например, безусловной реальностью считаются такие свойства объектов, как принадлежность той или иной субстанции, положение во времени и пространстве, отношения собственности и подчиненности, которые в природе не встречаются.
Таким образом, все объекты познания, их субстанции и акциденции являются гносеологическим порождением субъекта и составляют сущность конструируемого им предметного мира: поэтому даже вещами самими по себе они могут быть не иначе, как по отношению к данному субъекту. Любая же попытка абстрагировать от личностного происхождения объекта также представляет собой действие субъекта и в принципе не может привести к выходу за пределы его бытия. Отсюда мы заключаем, что обезличенное понимание бытия и его субстанций во всякой объективистской философии есть ложный принцип, не совместимый с нормами науки: по этой причине наша онтология и получила название субъективного суб-станциализма [10].
Сказанное относится также к условному бытию, включающему другую важную область «бытия в небытии» - неактуальное бытие, которое для субъекта есть «нереальная реальность». Избежать противоре-
чия здесь удается благодаря различию во времени, к которому относятся свойства быть реальным и нереальным, поскольку первым из них наделяется бытие в прошлом или будущем, а вторым - в настоящем времени. При этом субъект полагает также реальность причинных связей, обусловливающих перетекание прошлого в настоящее, а настоящего - в будущее, благодаря чему возможно отождествление любого объекта с самим собой в другие моменты времени.
Но такое отождествление требует и тождества субстанций, лежащих в основе отождествляемых объектов, что противоречит принципу движения этих субстанций, принимаемому для выведения изменений являемых свойств объектов из скрытых причин. Данное противоречие, конечно, может быть устранено, если допустить прерывное движение субстанций, удивительно совпадающее с восприятиями субъекта и, тем самым, исключающее скрытые изменения в объекте. Однако есть и иная, более предпочтительная для нас возможность: абстрагируя от времени, в котором субстанции движутся непрерывно, допустить также их неподвижное вневременное существование, подобное бытию у Парменида. Эта постоянная основа или ядро субстанций будет определять тождество всякого реального объекта с самим собой вне зависимости от изменений, происходящих в данном объекте со временем.
Подобная вневременная реальность, с одной стороны, объединяет в особый класс все возможные объекты человеческих восприятий, а с другой - не препятствует их разделению субъектом во времени по отношению к возможности собственного восприятия. Такой подход, позволяющий рассматривать объекты небытия как самостоятельное «нечто», относящееся к условной реальности субъекта, дополняет подход известных онтологических концепций, согласно которому небытие рассматривается, главным образом, как «ничто» по отношению к актуальному состоянию развивающегося объективного бытия [20-22]. Он также поддерживает скептицизм в отношении суждений о любой реальности, поскольку субстанция для нас -это гипотетическая сущность, образующая возможное содержание соответствующего понятия.
Еще одной разновидностью «бытия в небытии», отличной от абстрактного и неактуального бытия, является воображаемое или виртуальное бытие. Основу для конструирования виртуального бытия предоставляет реальное бытие, объекты которого служат носителем информации о будущих виртуальных объектах. Однако восприятие реальных объектов - только отправной пункт такого конструирования, в ходе которого главная роль отводится воображению субъекта как активной мыслительной способности, дополняющей получаемые эмпирические образы другими, более значимыми образами, генерируемыми из его прошлого опыта.
Поскольку виртуальное бытие конструируется из тех же опытных данных, что и реальное бытие, оно обнаруживает сходство с последним. Но, несмотря на это, осознание роли своего воображения в ходе конструирования не позволяет субъекту отождествлять виртуальные и реальные объекты. Тем не менее в сфере «бытия в небытии» и воображаемом времени виртуальные объекты также могут отождествляться друг с другом, и отсюда возникают основания для введения виртуальных субстанций, аналогичных реальным субстанциям, за исключением самого признака их реальности. Подробнее проблемы виртуального бытия и реальности мы рассматриваем в работе [8].
Понятие «бытия в небытии» позволяет разрешить известный парадокс, состоящий в том, что объекты, существование которых отрицается, должны каким-то образом существовать, иначе отрицать было бы нечего: ведь «бытие в небытии» непротиворечиво существует по отношению к небытию и не существует относительно бытия субъекта [10]. Полезной оказывается и категория «небытия в небытии», применимая, например, к понятию «круглый квадрат», являющемуся небытием и по отношению к реальному миру, в котором не существует абстракций, и по отношению к геометрии, где не бывает фигур, удовлетворяющих противоречивым определениям. А в сфере потенциального бытия в небытии, относящейся к прошлому бытию, может быть рассмотрена та или иная версия происхождения Вселенной. Таким образом, триада категорий существования имеет прикладное значение.
Онтология коллективного познания
Из сказанного выше следует, что предметный мир каждого субъекта, объединяющий все сконструированные им объекты бытия, небытия и потенциального бытия, носит личностный характер, структурируем на отдельные области и хотя бы в небольшой степени открыт его познанию. Принимая же положение о реальности других познающих субъектов, необходимо сразу же заключить и о существовании их предметных миров. Отсюда возникает вопрос: как же соотносятся между собой эти миры?
Из опыта каждому известно не только о существовании других субъектов, но и об их взаимодействии между собой, разновидностью которого является информационный обмен. А наличие такого обмена позволяет рассматривать человеческое познание как коллективный процесс, элементарной составляющей которого является познавательная активность отдельного субъекта, обменивающегося результатами с другими субъектами. Информационный обмен обеспечивает взаимное обучение субъектов через переработку получаемой информации и приобретение новых знаний.
При этом знания, приобретаемые в процессе такого обучения, каждый субъект использует для конструирования не только своего предметного мира, но и предметных миров тех людей, с кем он обменивается информацией: ведь обмен всегда предполагает сопоставление имеющихся точек зрения на объект, которые могут и совпадать, и отличаться друг от друга. Так, если мы согласны с чужим мнением, что на практике случается чаще всего, то объект, который принадлежит предметному миру нашего собеседника и к которому напрямую относится его знание, мы полностью или частично отождествляем с объектом своего мира, соответствующим нашему знанию. Если же мы отвергаем чужую точку зрения, то ее объект становится для нас частью небытия по отношению к бытию, в котором находится объект нашего знания.
Как можно видеть, личностные предметные миры, конструируемые субъектами, связываются между собой через коллективный обмен информацией и могут влиять друг на друга, а также сами изменяться под этим двусторонним влиянием. Поскольку при этом каждому субъекту доступен лишь опосредованный образ чужого предметного мира, то его суждения о последнем чреваты ошибками и неточностями, снижающими достоверность коллективного познания по сравнению с индивидуальным познанием. В то же время благодаря информационному обмену коллективное познание получает отражение в индивидуаль-
ном познании, что расширяет границы последнего и не противоречит возможности солипсизма, который допускается наукой из-за присущего теоретическому разуму скептицизма.
Неизбежность разногласий в ходе обмена ведет к тому, что личностные миры субъектов не могут отождествляться друг с другом. В идеале, если представить, что каждый субъект уже достиг абсолютной истины, которая является конечной целью научного познания, и никому больше не нужно ни познавать, ни обмениваться информацией, то все личностные миры должны слиться в один интерсубъективный предметный мир. Однако такой идеал не представляется достижимым, поэтому всякая научная онтология должна обосновывать полемику ученых по любым вопросам.
Правда, одновременно она должна поддерживать и движение к идеалу, т.е. получение учеными некоторых общих истин, являющихся для познавательного здравого смысла относительными и непостоянными. С учетом этих требований можно заключить, что научная онтология необходимо обладает следующими свойствами: а) она полионтична по числу субъектов познания и отражает когнитивные установки каждого из них; б) она содержит общую, интерсубъективную часть, отражающую поиски мирового единства всеми субъектами; в) ее объективность, обусловленная актом трансценденции каждого субъекта, носит проблемный характер.
Такова, в частности, наша онтология, образованная пересекающимися между собой предметными мирами различных субъектов. Мир, который представляет собой пересечение личностных или частных миров субъектов определенного сообщества и отражает поддерживаемые здесь коллективные представления, может быть назван общим предметным миром данного социума: в предельном случае это есть общий мир всего человечества, предполагаемый каждым субъектом. Другой мир, который образован объединением частных миров сообщества, является его интегральным миром, куда входят также объекты противоречивых представлений. При этом можно считать, что каждый субъект познает указанный интегральный мир, разделяя его на триады «бытие - небытие - потенциальное бытие».
Вводимая онтология порождает и новые теоретические средства познания, которыми являются, прежде всего, категории частной, общей и интегральной истины, соответствующие рассмотренным видам предметных миров. Так, частная истина субъекта - это истина о некотором объекте его частного мира, а если данная истина еще и выражает коллективное мнение людей, то она может считаться общей истиной или неявной конвенцией всего социума: особое место среди общих истин занимают интерсубъективные истины, приписываемые субъектом всему человечеству. Интегральная же истина есть положение, принимаемое хотя бы одним членом сообщества. Необходимость данной категории обусловлена тем, что любая точка зрения может оказаться важной для коллективного познания: ведь истину можно извлечь даже из заблуждений путем их отрицания.
Поскольку настоящая концепция направлена, главным образом, на создание предметных основ научного познания, ее можно представить как развитие теории предметов А. Мейнонга, выявив ряд отличительных признаков. Так, в нашей концепции применяется апостериорный и субъективистский подход,
предполагающий гносеологическое порождение и конструирование онтологии субъектом, вследствие чего предметный мир науки становится полионтич-ным, а научное знание приобретает, в первую очередь, личностный характер, подчиняясь скептицизму. Отсюда следует также невозможность «чистого предмета», который «дан» в познании таким образом, что о его существовании нельзя вынести никакого суждения. Тем самым оспаривается не только априорный подход теории предметов, который упрощает и догматизирует научное познание, но также ее важнейшее положение, согласно которому «предмет по своей природе является внебытийственным» [14, с. 212].
Предлагаемая нашей концепцией категория потенциального бытия в соответствии с нечеткой логикой науки реализует неопределенные суждения субъекта о существовании объектов, не предусмотренные в теории А. Мейнонга. Вводимая же нами возможность многократного применения категорий существования позволяет рассматривать области условно реальных объектов и уточнять причины, по которым тот или иной объект относится к небытию, что для А. Мейнонга не является существенным [14, с. 208]. В нашей концепции также нет необходимости различать объекты и предметы познания, их существование и наличие в предметном мире, что требует особый онтологический статус, вводимый теорией предметов для общих понятий.
Выводы
1. Отбор предпосылок научной онтологии целесообразно производить в соответствии с интерсубъективными установками здравого смысла, принимающими выдвинутое положение в тех случаях, когда либо отсутствует альтернативное положение, которое противоречит первому, но также претендует на истинность, либо среди всех подобных альтернатив лишь данное положение представляется «очевидным» или «полезным».
2. Две разновидности опыта и принцип эмпиризма, сознание и свобода воли, интенциональность сознания, реализуемая через акт трансценденции, корреспондентская концепция истины, три вида суждений субъекта о реальности каждого объекта, реальное существование множества познающих субъектов - таковы основные предпосылки, которые были приняты нами для выведения онтологии субъективного суб-станциализма без претензий на их абсолютную достоверность.
3. Из принятых предпосылок следует, что познаваемые объекты и соответствующие субстанции являются гносеологическим порождением или конструктом познающего субъекта, предметный мир которого можно охватить с помощью категорий бытия, небытия и потенциального бытия: так, вводимая категория «бытия в небытии» обобщает бытие общих понятий, неактуальное и виртуальное бытие, обладающие для субъекта условной реальностью.
4. Благодаря информационному обмену между субъектами их предметные миры являются взаимозависимыми, коллективное познание людей получает отражение в индивидуальном познании, а субъективный субстанциализм как научная онтология обладает
полионтичностью, содержит интерсубъективную часть, отражающую поиски субъектами мирового единства, и носит гипотетический характер.
5. Субъективный субстанциализм оспаривает априорный подход теории предметов А. Мейнонга, приводящий к упрощениям и догматизации научного познания, а также утверждает невозможность «чистого предмета», который «дан» в познании таким образом, что о его существовании нельзя вынести никакого суждения.
ЛИТЕРАТУРА
1. Поппер К. Р. Предположения и опровержения: Рост научного знания. М.: ООО «Изд-во АСТ», «Ермак», 2004. 638 с.
2. Фейерабенд П. Против метода: очерк анархистской теории познания. М.: ООО «АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ», 2007. 413 с.
3. Ярцев Р. А. О ранжировании научного знания на основе рационального скептицизма // Философия науки. 2013. №2 (57). С. 48-60.
4. Башляр Г. Новый рационализм. М.: Прогресс, 1987. 376 с.
5. Абушенко В. Л. Гонсет Ф. // Философский словарь. URL: http://www.socionic.rU/index.php/g/6460-gonset (дата обращения 31.01.2015).
6. Кунафин М. С. Эволюция принципа объективности. Уфа, 1998. 316 с.
7. Кудряшев А. Ф., Елхова О. И. Общенаучная картина мира: старое в новом одеянии // Вестник Башкирского университета, 2013. Т. 18, №>4. С. 1255-1259.
8. Ярцев Р. А. Виртуальное бытие как «бытие в небытии» // Бытие. Уфа: изд-во УЮИ, 2000. С. 64-79.
9. Ярцев Р. А. Категории кибернетики: объект // Ядкяр. 1997. №1. С. 46-49.
10. Ярцев Р. А. Парадокс Мейнонга-Рассела и его связь с кибернетикой // Ядкяр. 1999. №2. С. 71-75.
11. Ярцев Р. А. О научном и ненаучном познании // Вестник ЯГУ. 2010. №2. С. 161-166.
12. Ярцев Р. А. Может ли мировоззрение быть научным? // Философская мысль и философия языка в истории и современности: сборник научных статей. Уфа: Восточный университет, 2008. С. 224-233.
13. Ярцев Р. А. Принципы практического разума и их значение для научной рациональности // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2014. №12 (50): в 3-х ч. Ч. I. С. 210-215.
14. Мейнонг А. О теории предметов // Эпистемология и философия науки. 2011. №1. С. 202-229.
15. Ярцев Р. А. Противоречия и научное знание // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2012. №8 (22): в 2-х ч. Ч. II. С. 229-233.
16. Ушаков Е. В. Введение в философию и методологию науки: учебник для вузов. М.: Экзамен, 2005. 528 с.
17. Мейнонг А. Самоизложение / пер. с нем. и послеслов. Романа Громова. М.: ДИК, 2003. 80 с.
18. Ярцев Р. А. О субъективном субстанциализме // Философские и прикладные вопросы методологии искусственного интеллекта. М.: Машиностроение, 2009. С. 61-71.
19. Легошин Г. М. Философия ничто и нулевого мира: Nec plus ultra. Саратов: Сарат. ГАУ, 2006. 157 с.
20. Селиванов А. И. Бытие и постижение развивающихся миров. Уфа: изд-во БашГУ, 1998. 360 с.
21. Солодухо Н. М. Философия небытия. Казань: изд-во КГТУ, 2002. 146 с.
22. Чанышев А. Н. Трактат о небытии // Вопросы философии. 1990. №10. С. 158-165.
Поступила в редакцию 13.01.2015 г.
616
ohhocoohm, g'ouhq.torhfl. ky^btypo.torhfl h no^hto^ofh^
SUBJECTIVE SUBSTANTIALISM AS A SCIENTIFIC ONTOLOGY
© R. A. Yartsev
Ufa State Aviation Technical University 12 Karl Marx, 450000 Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia.
Phone: +7 (347) 273 78 23.
Email: rust-66@yandex.ru
In this article, the author discusses the concept of the subjective substantialism that offers an ontology corresponding to the principles of scientific cognition and common sense. For each of the prerequisites of this ontology the possible alternatives either are absent or defy common sense. These prerequisites that do not claim absolute reliability include two kinds of experience and the principle of empiricism, consciousness and free will, the intentionality of consciousness realized through the act of transcendence, the correspondent conception of the truth, three kinds of judgments of the subject about the reality of each object, the actual existence of many cognizers. These prerequisites imply that the cognizable objects and related substances are epistemological production or a construct of the cognizer, the object world of whom can be reached by using the category of being, non-being and potential being: for example. the introduced category of "being in non-being" summarizes the being of general concepts, the old-fashioned and virtual being, that feature conditional reality for the subject. It is established that due to the information exchange between subjects their subject worlds are interdependent: therefore the subjective substantialism is polyontic, it contains an intersubjective part and it is hypothetical. We challenge a priori approach of the theory of objects by A. Meinong, as well as the statements of this theory about the "pure object". which is "given" in the cognition so that one cannot make any judgment about its existence.
Keywords: ontology, being, non-being, existence, substance, object, thing, science, knowledge, truth.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at bulletin_bsu@mail.ru if you need translation of the article.
REFERENCES
1. Popper K. R. Predpolozheniya i oproverzheniya: Rost nauchnogo znaniya [Conjectures and refutations: the growth of scientific knowledge]. Moscow: OOO «Izd-vo AST». «Ermak», 2004.
2. Feierabend P. Protiv metoda: ocherk anarkhist-skoi teorii poznaniya [Against method: outline of an anarchist theory of knowledge]. Moscow: OOO «AST MOSKVA: KhRANITEL'», 2007.
3. Yartsev R. A. Filosofiya nauki. 2013. No. 2 (57). Pp. 48-60.
4. Bashlyar G. Novyi ratsionalizm. Moscow: Progress, 1987.
5. Abushenko V. L. Gonset F. Filosofskii slovar'. URL: http://www.socionic.ru/index.phplg/6460-gonset (data obrashcheniya 31.01.2015).
6. Kunafin M. S. Evolyutsiya printsipa ob''ektivnosti [Evolution of the principle of objectivity]. Ufa, 1998.
7. Kudryashev A. F., Elkhova O. I. Vestnik Bashkirskogo universiteta, 2013. Vol. 18, No. 4. Pp. 1255-1259.
8. Yartsev R. A. Bytie. Ufa: izd-vo UYuI, 2000. Pp. 64-79.
9. Yartsev R. A. Yadkyar. 1997. No. 1. Pp. 46-49.
10. Yartsev R. A. Yadkyar. 1999. No. 2. Pp. 71-75.
11. Yartsev R. A. Vestnik YaGU. 2010. No. 2. Pp. 161-166.
12. Yartsev R. A. Filosofskaya mysl' i filosofiya yazyka v istorii i sovremennosti: sbornik nauchnykh statei. Ufa: Vostochnyi universitet, 2008. Pp. 224-233.
13. Yartsev R. A. Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki. Tambov: Gramota, 2014. No. 12 (50): v 3-kh ch. Ch. I. Pp. 210-215.
14. Meinong A. Epistemologiya i filosofiya nauki. 2011. No. 1. Pp. 202-229.
15. Yartsev R. A. Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kul'turologiya i iskusstvovedenie. Voprosy teorii i praktiki. Tambov: Gramota, 2012. No. 8 (22): v 2-kh ch. Ch. II. Pp. 229-233.
16. Ushakov E. V. Vvedenie v filosofiyu i metodologiyu nauki: uchebnik dlya vuzov [Introduction to the philosophy and methodology of science: textbook for universities]. Moscow: Ekzamen, 2005.
17. Meinong A. Samoizlozhenie [Self-Presentation] / per. s nem. i posleslov. Romana Gromova. Moscow: DIK, 2003.
18. Yartsev R. A. Filosofskie i prikladnye voprosy metodologii iskusstvennogo intellekta. Moscow: Mashinostroenie, 2009. Pp. 61-71.
19. Legoshin G. M. Filosofiya nichto i nulevogo mira: Nec plus ultra [The philosophy of nothing and zero world: nec plus ultra]. Saratov: Sarat. GAU, 2006.
20. Selivanov A. I. Bytie i postizhenie razvivayushchikhsya mirov [Being and cognition of developing worlds]. Ufa: izd-vo BashGU, 1998.
21. Solodukho N. M. Filosofiya nebytiya [Philosophy of nothingness]. Kazan': izd-vo KGTU, 2002.
22. Chanyshev A. N. Voprosy filosofii. 1990. No. 10. Pp. 158-165.
Received 13.01.2015.
