2012
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 2
Вып. 2
ПУБЛИКАЦИИ ПО ДИССЕРТАЦИОННЫМ ИССЛЕДОВАНИЯМ
УДК 94(37).04 А. В. Васильев
СЦИПИОН АФРИКАНСКИЙ КАК ПОЛИТИЧЕСКИЙ И ВОЕННЫЙ ЛИДЕР НОВОГО ТИПА
Образ Публия Корнелия Сципиона, получившего после победы над Ганнибалом прозвище Африканского, всегда оставался одним из самых востребованных в европейской культуре. Начало интересу к личности Сципиона в Новое время положила посвященная ему поэма итальянского гуманиста Франческо Петрарки «Африка», а один из ведущих мастеров итальянского Ренессанса, Рафаэль, посвятил одну из своих картин («Сон Сципиона») сюжету, описанному в поэме Силия Италика «Пуника». Интерес к Сципиону в живописи более всего проявился в ХУП-ХУШ вв.: это и картина Симона де Воса «Великодушие Сципиона Африканского», и два полотна на сюжет «Воздержанность Сципиона Африканского» итальянца Помпео Батони и главы английской Королевской Академии Джошуа Рейнолдса.
В историографии XIX в. одну из наиболее ярких и противоречивых характеристик Сципиону, как, впрочем, и всем крупнейшим фигурам республиканской истории Рима, дал Теодор Моммзен: «Он не принадлежал к числу тех немногих, которые силой своей железной воли заставляют мир в течение целых столетий двигаться по указанной ими новой колее... Тем не менее в этой привлекательной личности героя было какое-то особое очарование...» [1, с. 496]. Для Моммзена Сципион — это человек «с царственным складом ума», «искусный оратор и приятный в обхождении человек», привлекавший к себе сердца солдат и женщин, но не сознававший, «сколь была непатриотична и своекорыстна его политика». Невозможность принять обыкновенный царский титул не мешала ему, по мнению немецкого историка, действовать, не задумываясь о распространявшихся также на него установлениях республиканской конституции [1, с. 497].
Споры вокруг личности Сципиона, мотивов его действий, его реальной или мнимой религиозной экзальтированности велись на протяжении всего XX в. и по-прежнему ведутся с неугасающим пылом1. Это связано главным образом с тем, что Сципион — одна из первых в римской истории фигур, о которой мы имеем, по крайней мере, два связных повествования — Полибия и Ливия, при этом, несмотря на общность основных контуров своих исторических сочинений, в некоторых оценках и в особенности интерпретациях личности Сципиона сильно различающихся. Как бы то ни было, целью данной статьи будет не продолжение дискуссии о личности нашего героя, а попытка рассмотреть некоторые его политические и военные шаги в контексте тех изменений, которые привнесла в римскую жизнь Вторая Пуническая война.
1 См., напр.: [2; 3; 4; 5; 6].
© А. В. Васильев, 2012
С началом Второй Пунической войны, с одной стороны, из-за невиданного распыления сил на многочисленных театрах военных действий главным координационным центром управления войсками становится сенат, с другой — учащаются пролонгации консульского и преторского империя, впервые имевшие место во время Второй Самнитской войны2.
В 216 г. до н. э. продлили консульскую власть Марку Атилию и Гемину Сервилию ^ге, XXII, 34, 1) и преторскую власть Титу Отацилию ^ге, XXII, 37, 13), а кроме того, хотя об этом напрямую и не сообщается, с момента их отправки и до их гибели постоянно продлевалась власть братьев Сципионов в Испании. Помимо двух городских преторов в год Канн избираются еще два: для Сицилии (Марк Клавдий Марцелл) и Галлии (Луций Постумий Альбин), что само по себе было для римлян нетрадиционно ^ге, XXII, 35, 6). То есть уже в это время Рим располагал на разных театрах военных действий девятью военачальниками. В 214 г. это число возросло до одиннадцати ^ге, XXIV, 10), а в 212 г. — до четырнадцати ^ге, XXV, 3).
Однако подобные частые пролонгации встречались и раньше, хотя и в меньших количествах [7, с. 190-91]. Гораздо более опасным и нехарактерным для римлян было пренебрежение во время войны основными конституционными нормами. Чего стоит знаменитая диктатура Фабия Максима в 212 г. до н. э., когда он сначала вопреки всей предшествующей традиции был избран, а не назначен диктатором ^ге, XXII, 8, 5-6), а затем столь же неслыханным образом был ограничен во власти путем уравнения ее с властью его начальника конницы ^ге, XXII, 25-27). Того же рода одновременное наличие двух диктаторов, причем одного из них без начальника конницы с цензорскими, по существу, полномочиями. Подобным нарушениям возмущался даже сам пожилой Марк Бутеон, который и был этим «странным» диктатором, назначенным для составления списка сенаторов и сложившим с себя полномочия сразу по выполнении этой задачи ^ге, XXIII, 23).
В данном контексте очевидного структурного кризиса республиканской государственной машины [8, р. 187-89] уже не кажется столь удивительным и первое в римской истории избрание в проконсулы частного лица на народном собрании, которое произошло в 210 г. до н. э. и вручило империй не занимавшему до этого консульской магистратуры Публию Корнелию Сципиону, сыну испанского проконсула ^ге, XXVI, 18, 4). В. Эренберг называл чрезвычайный проконсулат Сципиона «разрывом с конституцией и традицией, который показывал, насколько неадекватны оказались во время войны существующие конституционные формы, в то время как необходимость в индивидуальном лидерстве во времена внутреннего или внешнего давления сохранялась» [9, р. 125].
Однако Сципион к этому времени уже побывал в роли военного трибуна, когда после поражения при Каннах ему было вручено коллегами командование бежавшими остатками войска в Канузии, где он упрекал Марка Цецилия Метелла за малодушное желание покинуть Италию и затем передал войско подошедшему консулу Варрону ^ге, XXII, 53-54). А в 212 г. до н. э. 22-летний Сципион избирается курульным эдилом вопреки желанию народных трибунов, считавших, что он не достиг еще установленного для эдила возраста (и это несмотря на то, что еще не существовал закон Виллия,
2 В 326 г. был впервые продлен imperium Публилия Филона, чтобы дать ему возможность завершить осаду Неаполя (Liv., VIII, 23, 11-12).
предусматривавший возрастные ограничения при занятии должностей). В ответ на это Сципион, как сообщает Ливий заявил: «Если все квириты желают сделать меня эдилом, то лет мне достаточно» («si me omnes Quirites aedilem facere volunt, satis annorum habeo» — Liv. XXV, 2, 6-7)3.
Так или иначе, но в 210 г. Сципион наделяется проконсульскими полномочиями в центуриатных комициях и отправляется в Испанию, где с 25 тыс. пехоты и 2,5 тыс. конницы переходит Ибер и решительным броском достигает Нового Карфагена, столицы карфагенских владений в Африке (Liv., XXVI, 42). Взятие Нового Карфагена стало «Сципионовским Тулоном», первой блестяще проведенной военной операцией, которая имела огромное военно-политическое значение для всех дальнейших событий в Испании (Polib., X, 8).
Ливий и Полибий единодушны в рассказе о последовавших военных упражнениях, которым Сципион подверг свои войска: в первый день он заставлял их пробегать тридцать стадий (или четыре мили), на второй — чистить и приводить в порядок свое оружие, на третий — отдыхать, а на четвертый — сражаться друг с другом деревянными мечами, обернутыми в кожу (Liv., XXVI, 51; Polib., X, 20). Подобные упражнения проводились и на море.
Х. Скаллард считал, что эти упражнения были частью значительной военной реформы Сципиона: по мнению автора, он отказался от деления войска на три линии и вместо этого ввел более маневренные манипулы, каждый из которых превратился в самостоятельную единицу на поле боя. Именно этим, по мнению Скалларда, и объясняется новая система тренировки воинов: отныне каждый из них должен был быть одинаково готов сражаться и в пешем, и в конном бою, и мечом, и дротиком [4, р. 65-74]4.
В Испании Сципион стал автором новой политической линии в отношении местного населения. Если до него римляне не особо беспокоились о судьбе туземных племен, проживавших на территории, контролируемой карфагенянами и вынужденных поддерживать их, то с прибытием Сципиона положение изменилось. Молодой полководец намеренно сделал ряд шагов, направленных на укрепление авторитета римлян и приобретение новых союзников (позднее он точно так же будет поступать и в Африке).
Одним из них явилось то, что он отпустил по домам испанских заложников, находившихся в Новом Карфагене, при условии, что их племена будут друзьями римского народа (Liv., XXVI, 49, 7-10); другой — принятие у себя вождей испанских племен, одаривание их подарками и расположение к себе (об одном из таких случаев в связи с вождем племени эдетанов Эдеконом рассказывает Полибий — Polib., X, 34-35).
С этой политикой связан примечательный эпизод, приводимый Полибием и как нельзя лучше характеризующий тот новый неформальный статус, который Сципион приобрел в Испании. В рассказе о сражении при Бекуле c Гасдрубалом в 208 г. греческий историк дважды упоминает о том, что иберы называли Сципиона царем (Polib., X,
3 Иначе передает эти события Полибий: Публий Сципион избирался на должность эдила вместе со своим братом Луцием, который не был столь популярен и без его поддержки не был бы избран (РоНЬ., X, 4). Однако связанный с этим сообщением рассказ о якобы виденном им сне и о матери Публия позволяют предположить, что с этой легендой Полибий познакомился либо от кого-то из семьи Сципионов, либо от близкого друга Публия, Гая Лелия, о котором он упоминает в предшествующем рассказе (РоНЬ., X, 3).
4 Эту точку зрения в отечественной историографии поддержала Т. А. Бобровникова [6, с. 95-96].
38, 3; 40, 2). Тот же в ответ объявил, «что хотя и желал бы казаться для всех и быть на самом деле человеком с царской душой, но не желает ни быть царем, ни именоваться таковым, и посоветовал называть его военачальником (strategos. — А. В.)» (Polib., X, 40, 3-5). В данном случае еще более показательно свидетельство Ливия, который передает, что Сципион считал самым почетным для себя титул imperator, данный ему солдатами, а царское звание — ненавистным римскому народу (Liv., XXVII, 19, 3-5). Если верить сообщениям античных авторов, Сципион был первым римлянином, которого войска провозгласили императором.
В историографии по этому поводу высказывались сомнения. Р. Девелин отмечал, что если внимательно читать Ливия, становится ясно: Сципион сам попросил иберов называть его императором, а вовсе не легионеры дали ему этот титул. Автор предполагал, что Ливий, переводя на латинский язык фразу Полибия, перестроил ее на основе собственного понимания того, как провозглашают полководца императором, а потому в реальности никакой воинской аккламации не было [10, p. 110-113].
Впрочем, В. Леус указывает на почетную надпись сагунтийцев, установленную в благодарность за восстановление их родного города и датируемую 205 г. до н. э. (Liv., XXVIII, 39). В надписи упомянут консул и император Публий Сципион, ранее считавшийся отцом нашего героя. Однако, как полагает автор, речь в надписи идет именно о Сципионе Африканском, что доказывает факт его аккламации [11, с. 81-83].
Победа над войсками Магона и Гасдрубала (сына Гескона) при Илипе фактически поставила крест на карфагенском владычестве в Испании [6, с. 102-07]. После нее Сципион решился на очередную авантюру: переправиться в Африку и заключить союз с Сифаксом, одним из местных правителей (Liv., XXVIII, 17-18). Подобное же соглашение Сципион вскоре заключил и с Масиниссой, который до этого был одним из важнейших союзников карфагенян (Liv., XXVIII, 35). Такое поведение, в общем, тоже было нестандартным для римского полководца, а заключение договоров без санкции римского сената сводило эти соглашения к частной договоренности, и было своего рода прообразом тех патрон-клиентских отношений с чужеземными общинами и царями, которые впоследствии стали нормой для всех крупных римских поли-тиков5.
Вернувшись, Сципион столкнулся с солдатским мятежом в Сукроне, который ему удалось погасить в самом начале, не прибегая к крайним мерам (Liv., XXVIII, 24-29). Завершив войну в Испании и передав провинцию новым военачальникам, Сципион вернулся в Рим, где по формальным причинам не получил триумфа, но, однако же, был избран консулом на следующий 205 г. Тут Сципион выступил со своей давней идеей переправки в Африку и при яростном сопротивлении сената ему все же удалось добиться, по крайней мере, разрешения на эту операцию, хотя фактически без поддержки со стороны государства и без права проводить официальный воинский набор (Liv., XXVIII, 40-45). Несмотря на это, Сципион получил все необходимое для похода от союзных городов Италии.
Вызывающее поведение Сципиона в отношениях с сенатом и обращение за поддержкой к народному собранию было бы более приличествующим для плебейского трибуна, а не для консула. Правда, в данной ситуации даже трибуны встали на сторону
5 Х. Скаллард, опираясь на свидетельство Цицерона (Cic. De rep., I, 43), указывает на возможность еще более раннего установления клиентских связей массалиотов с родом Эмилиев, однако такое предположение слабо обосновано [12, p. 37].
сенаторов, что не помешало Сципиону добиться своей цели. Этот поступок Сципиона, тем не менее, еще раз свидетельствовал о его разрыве с конституционной традицией, согласно которой консулы должны были принимать во внимание мнение сената и, по возможности, следовать ему.
Прибыв на Сицилию, Сципион взялся за подготовку операции и, что характерно, отбирал в первую очередь солдат, ранее служивших под началом Марцелла ^ге, XXIX, 1, 12). Марк Клавдий Марцелл, которому римляне были обязаны взятием Сиракуз, был, пожалуй, наиболее близок по стилю своей политики и военной деятельности будущему победителю Ганнибала: как и Сципион, он в течение длительного времени (215-208 гг. до н. э.) имел консульские и проконсульские полномочия, как и Сципион, прославился войной вне Италии, как и Сципион, завязал патрон-клиентские связи с покоренным городом ^ге, XXV, 29, 6; XXVI, 32, 8). С гибелью Марцелла в 208 г. до н. э. Сципион остался единственным лидером действительно нового типа на политической арене Рима.
Перед тем как отправиться в Африку Сципион решил покончить с последним крупным городом на южном берегу Италии, остававшимся во власти карфагенян, Локрами. После взятия города и отъезда Сципиона здесь произошла весьма странная история, которая чуть не стоила Сципиону политической карьеры.
Легат молодого консула Квинт Племиний, оставленный в городе начальником гарнизона, из-за своего разнузданного поведения в отношении местного населения вступил в конфликт с двумя военными трибунами, причем этот конфликт, судя по описанию Ливия, не обошелся без кровавых эксцессов6. Прибывший на место Сципион оправдал Племиния и велел заковать и отправить в Рим трибунов. Впрочем, после отъезда Сципиона Племиний, сочтя его решение слишком мягким, подверг трибунов пыткам и бросил их тела непогребенными ^ге, XXIX, 9, 8-10).
На следующий год в сенат явилось посольство от локрийцев с жалобами на бесчинства Племиния (в особенности на ограбление сокровищницы храма Прозерпины) и мольбами о справедливости ^ге, XXIX, 17-18). Интересно, что после этого в сенате разгорелись дебаты, касавшиеся главным образом не судьбы локрийцев или вины Пле-миния, а поведения его начальника Сципиона ^ге, XXIX, 19). Квинт Фабий Максим предложил вызвать Сципиона в Рим и запросить народ о лишении его командования. В итоге было принято компромиссное предложение Квинта Цецилия Метелла: послать специальную комиссию в составе претора, двух народных трибунов, эдила и десяти сенаторов для расследования поведения Публия Корнелия Сципиона и его легата в отношении Локр ^ге, XXIX, 20).
Сенату и прежде приходилось слышать жалобы на римских наместников: не так давно сицилийцы умоляли защитить их от Марцелла, а капуанцы — от Фульвия Флакка ^ге, XXVI, 27, 10-16). Однако история с Племинием — чрезвычайно темная, и ясной оценки в историографии она так и не получила7. Интересна в данной связи параллель между тем критическим положением, в котором оказался Сципион в 205 г.
6 Трибунов по приказу Племиния высекли розгами, а верные им солдаты в ответ на это схватили легата и отрезали ему нос и уши ^ге, XXIX, 9, 4-7).
7 Э. Линтотт, например, удивляется главным образом тому, что в комиссию были включены два народных трибуна, учитывая, что их власть действовала лишь в пределах померия [13, р. 106-107], а Р. Хейвуд, не давая никакого объяснения самой ситуации в Локрах, говорит лишь об использовании ее консерваторами в сенате во главе с Фабием и о том, что у Сципиона, тем не менее, оказалось достаточно сторонников, чтобы избежать своего отзыва из провинции [3, р. 55].
до н. э., и положением Алкивиада перед отправкой в Сицилийскую экспедицию. Впрочем, Сципион в отличие от Алкивиада все же не был отозван из Африки благодаря наличию партии его сторонников в сенате [6, с. 140].
Спустя три года была одержана победа над Ганнибалом, и одержана она была именно Сципионом, получившим после этого прозвище Африканского. Для него это был крупнейший триумф: не только военный, но и политический. Он означал торжество проводимой им линии и поражение партии его противников в сенате. И действительно, именно Зама на самом деле открывает так называемое «Сципионовское десятилетие» [подробнее см.: 8, p. 189-90; 14, p. 67-74; 5, с. 108-112]. Р. Хейвуд, правда, считал, что еще консулы 204 г. до н. э. были избраны при поддержке Сципиона и, в свою очередь, оказывали ему свое политическое содействие [3, p. 55-56]. Как бы то ни было, уже в 201 г. сенат принял постановление о создании комиссии из десяти человек для наделения ветеранов африканской кампании землей в Самнии и Апулии, а эдилы распределили среди граждан множество зерна, привезенного из Африки Сципионом (Liv., XXXI, 4). Эти действия уже напоминают нам основные методы укрепления своего политического влияния, которые будут практиковать крупные полководцы Поздней республики.
В 199-197 гг. до н. э. четыре консула из шести избираются в обход обычного порядка занятия должностей: Луций Корнелий Лентул, Гай Корнелий Цетег и Секст Элий Пет — после эдилитета (Liv., XXIX, 11; XXXI, 20; 50), Тит Квинкций Фламинин — после квестуры (Liv., XXXII, 7). Все они в той или иной степени были сторонниками проводимой Сципионом политической линии. Карьера Лентула и Цетега началась сразу с испанского проконсульства, которое после Сципиона на некоторое время вообще стало негласной монополией рода Корнелиев [5, с. 104].
В 90-е годы II в. до н. э. Сципионы и их ставленники преобладают на выборах практически на все ключевые посты в республике. Сам Публий избирается вначале цензором в 199 г., а затем и консулом, во второй раз в 194 г. Оппозиция Сципионам в это время ослаблена смертью своих вождей Квинта Фабия Максима (203 до н. э.) и Квинта Фульвия Флакка (ок. 204 г. до н. э.), но на политическую арену Рима выходит молодой политик и сторонник их политической линии Марк Порций Катон [подробнее см.: 15, с. 19-58]. Он включается в борьбу против сципионовского клана под видом борьбы за нормализацию функционирования римской магистратуры: в 200-199 гг. до н. э. консулам было отказано в продлении полномочий, в 198 г. до н. э. были отменены экстраординарные испанские проконсулаты и выбраны еще два ординарных претора (всего их стало теперь шесть) для управления обеими Испаниями (Liv., XXXII, 27, 5), к этому же времени относятся и первые дебаты по поводу нарушения «лестницы магистратур»: народные трибуны Марк Фульвий и Маний Курий выступили против кандидатуры Тита Квинкция Фламинина на выборах в консулы, поскольку до этого тот занимал лишь должность квестора (Liv., XXXII, 7).
Несмотря на принятые меры, сенат не мог избежать продления полномочий провинциальных наместников. Например, даже после отмены экстраординарного прокон-сулата, в 190 г. до н. э. в Испании был продлен преторский империй Эмилия Павла, шурина Сципиона Африканского, опять-таки в ранге проконсульского (Plut. Aem., IV; Liv., XXXVII, 46).
Именно Марк Порций Катон оказался способен политическими методами сокрушить преобладание Сципионов в римской политике. Вследствие этого последние годы жизни победителя Ганнибала были омрачены начатым против него делом по обвине-
нию в присвоении средств, взысканных с царя Антиоха после победоносной Сирийской войны [подробнее см.: 15, с. 65-86].
Однако Сципион с честью вышел из этого сложного положения. В назначенный для суда день он явился в праздничной одежде, с венком на голове, а когда ему дали слово, произнес: «Народу римскому не подобает слушать чьи бы то ни было наговоры на Публия Корнелия Сципиона, ибо что осмелятся говорить обвинители, ему одному обязанные тем, что могут говорить» (Polib., XXIII, 14, 1-4), и призвал всех проследовать за ним на Капитолий и отпраздновать годовщину битвы при Заме. И все собрание бросилось вслед за ним, включая даже писцов, которым надо было вести протокол, и самого обвинителя, народного трибуна Марка Невия [6, с. 326].
Катон, правда, не успокоился, пока, став цензором в 184 г., не лишил Публия звания принцепса сената, а его брата Луция — сенаторского звания как уличенного взяточника (Plut. Cat. Mai., 32). Победитель Ганнибала удалился в свое имение в Кампании (Литерн), а спустя год скончался и завещал не хоронить себя в Риме (Liv., XXXVIII, 53, 8). После его смерти расследование по делу возобновилось с новой силой. Характерно, что обвинители не хотели, чтобы дело рассматривалось сенаторами, сетуя на имевшее место «царствование Сципионов в сенате» («regnum in senatu Scipionum» — Liv., XXXVIII, 54, 6). Речь Катона «О деньгах царя Антиоха» решила исход прений, и Луций Сципион, по-видимому, был все же осужден после смерти брата [5, с. 101].
Наконец, нам хотелось бы коснуться вопроса о воззрениях Сципиона на отношения Рима с Карфагеном. Аппиан передает, что, по сообщениям некоторых историков, «он (Сципион. — А. В.) ради поддержания благоразумия у римлян желал навсегда оставить им соседа и соперника, внушающего страх, чтобы они, достигнув огромного счастья и безопасности, не стали высокомерными» (App. Lib., 65) и потому сохранил Карфаген после окончания Ганнибаловой войны. Действительно ли так считал Сципион или нет, но, по иронии судьбы, его главный противник Марк Порций Катон, как известно, и стал главным виновником разрушения Карфагена.
Подводя итоги всему вышесказанному, можно выявить те основные моменты в деятельности Сципиона Африканского, которые позволяют нам говорить о нем как о политическом и военном лидере нового типа. Это в первую очередь долгосрочное военное командование в заморской провинции — то, что для поздней республики стало обычной и даже необходимой составляющей карьеры любого выдающегося политика и полководца. Затем, установление личных патрон-клиентских связей с чужеземными царями и общинами, позволявшими опираться на них в ходе заморских кампаний. Наконец, наделение землей собственных ветеранов и хлебные раздачи в столице (по крайней мере, их прообраз) — также неотъемлемая черта политической жизни поздней республики.
Мы намеренно не касались в нашей статье легенды о божественном происхождении Сципиона и связанного с этим сложного вопроса об искренности его религиозного чувства и веры в покровительство богов. Так или иначе, но, на наш взгляд, очевидно, что и здесь можно увидеть некие черты, которые сближают Сципиона с Суллой, Цезарем или Октавианом, распространявшими слухи о своей прямой связи с богами и божественной поддержке их действий.
Все это не означает, конечно, что Сципион сознательно пролагал путь для военных лидеров поздней республики, но его пример должен был, несомненно, вдохновлять их честолюбивые натуры на то, чтобы попытаться достигнуть того же величия, что и победитель Ганнибала.
Литература
1. Моммзен Т. История Рима / отв. редактор А. Б. Егоров. Т. 1. СПб.: Наука; Ювента, 1994. 733 с.
2. Liddell Hart B. H. Scipio Africanus: Greater Than Napoleon. London: W. Blackwood and Sons, 1926. 281 p.
3. Haywood R. M. Studies on Scipio Africanus. Baltimore: The Johns Hopkins Press, 1933. 111 p.
4. Scullard H. H. Scipio Africanus: Soldier and Politician. Bristol: Thames and Hudson, 1970. 299 p.; ill.
5. Трухина Н. Н. Политика и политики «золотого века» Римской республики (II в. до н. э.). М.: Изд-во МГУ, 1986. 184 с.
6. Бобровникова Т. А. Сципион Африканский: картины жизни Рима эпохи Пунических войн. М.: Молодая гвардия, 2009. 382[2] с.; ил. (Сер. Жизнь замечательных людей, вып. 1185).
7. Егоров А. Б., Васильев А. Римское консульство V-I вв. до н. э.// Мнемон: исследования и публикации по истории античного мира. Вып. 7. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2007. C. 173-196.
8. Colognesi L. C. Diritto e potere nella storia di Roma. Napoli: Jovene editore, 2007. 383 p.
9. Ehrenberg V. Imperium Maius in the Roman Republic // American Journal of Philology. 1953. Vol. LXXIV. 2. № 294. P. 113-136.
10. Develin R. Scipio Africanus Imperator // Latomus. 1977. Vol. 36. P. 110-113.
11. Леус В. А. Сципион Африканский и титул imperator в политической системе римской республики // Изв. Саратовск. гос. ун-та. 2010. Т. 10. Сер. История. Международные отношения. Вып. 1. С. 82-84.
12. Scullard H. H. The Carthaginians in Spain // The Cambridge Ancient History. Vol. VIII. Ed. 2. Cambridge: Cambridge University Press, 2008. P. 17-43.
13. Lintott A. The Constitution of the Roman Republic. Oxford: Clarendon Press, 1999. 297 p.
14. Briscoe J. The Second Punic War // The Cambridge Ancient History. Vol. VIII. Ed. 2 Cambridge: Cambridge University Press, 2008. P. 44-80.
15. Квашнин В. А. Государственная и правовая деятельность Марка Порция Катона Старшего. Вологда: Изд-во Вологодск. гос. пед. ун-та, 2004. 138 с.
Статья поступила в редакцию 29 декабря 2011 г.