CC BY
10
УДК 81'22
Е. И. Карпенко
кандидат филологических наук, каф. лексикологии и стилистики немецкого языка, факультет немецкого языка, Московский государственный лингвистический университет; e-maiL: eLena_karpenko@List.ru
СЦЕНАРНОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ В ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИИ (на историческом материале)
В статье рассматривается возможность применения сценарного моделирования в лингвокультурологических диахронических исследованиях. Целью данного метода является экспликация установок культуры, в которой создан текст. Культурный сценарий рассматривается в качестве концептуального посредника между установкой культуры и знаками языка (в основном, фразеологизмами различной протяженности). Структура сценария предполагает стереотипную схему развертывания типичного события: от пред-события через центральное событие сценария к пост-событию. Под установками культуры понимаются духовно-нравственные прескрипции, обобщающие ценностный опыт лингвокультурного сообщества. Установки культуры, носящие имплицитный характер и не вербализирующиеся в языке и тексте, нуждаются в специальных методиках экспликации. В них может быть использован метод сценарного моделирования, позволяющий считать интендиро-ванное отклонение от конвенциональной структуры культурного сценария «сигналом» установки культуры. Данный тезис проиллюстрирован на примере поэмы Гартмана фон Ауэ «Бедный Генрих» (ок. 1190 г.).
Ключевые слова: скрипт; культурный сценарий; установки культуры; сценарное моделирование; фразеология.
E. I. Karpenko
PhD (Philology), Department of German Lexicology and Stylistics, Faculty of German Language, Moscow State Linguistic University; e-mail: elena_karpenko@list.ru
SCRIPT MODELLING IN LINGUO-CULTURAL STUDIES (on Historical Texts)
The paper discusses the potential of script modeling in diachronic linguo-cultural studies. This method aims to reveal cultural prescriptions on which (historical) texts are based. Cultural scenario is a kind of conceptual pattern «lying» between cultural prescriptions and verbal expressions (mostly idioms). Any cultural scenario is proved to contain pre-peak, peak and post-peak episodes that describe the conventional plan of a standard event (according to R. E. Longarce). In case cultural prescriptions don't have verbal representations in language or texts they need to be revealed by а special linguistic method. On the example of Hartmann von Aue's poem «Der arme Heinrich»
(1190) the author shows that the intentional, transformation of the conventional culture scenarios can indicate implicit cuLturaL prescriptions.
Key words: script; cuLture scenarios; cuLture prescriptions; script modeLLing, phraseoLogy.
На протяжении последних десятилетий лингвокультурологиче-ское направление во фразеологии исследует способы отображения в языковых знаках (фразеологизмах) материальной культуры и менталитета народа, заключенного в «концептах, стереотипах, эталонах, символах, мифологемах и т. п. знаках национальной и шире - общечеловеческой культуры, освоенной народом - носителем языка» [Телия 1996, с. 215]. Данная задача успешно решается в трудах М. Л. Ковшовой, И. В. Зыковой (см. [Ковшова 2013; Зыкова 2014]).
В лингвокультурологической школе В. Н. Телия методологическая «ставка» была сделана на когнитивное понимание языкового значения. Структурированное во фрейм (в том числе акциональный), лексическое / фразеологическое значение способно «встраиваться» в структуры знания о мире - «прототипы, фреймы (сценарии), являющиеся своего рода концептуальными посредниками между собственно языковым значением и обозначаемой действительностью» [Телия 1996, с. 91].
В данной статье в качестве «концептуальных посредников» рассматриваются культурные сценарии: сценарное моделирование направлено на выявление установок культуры, транслируемых при помощи языковых значений; а также обсуждается возможность применения данного метода на историческом текстовом материале.
В основе культурных сценариев лежат когнитивные скрипты, описывающие привычные ситуации как стереотипные смены событий [Краткий словарь когнитивных терминов 1997, с. 172]. Такие скрипты структурируют повседневный опыт; при интерпретации текста и дискурса содержащееся в них знание относится к сфере пресуппозиций. Культурный сценарий формируется в результате функционирования когнитивного скрипта в значимой семиотической системе культуры (в Библии, литературе, искусстве, кинематографе)1. Речь идет не
1 Ср.: «Под культурным сценарием мы понимаем вписанный в типичный хронотоп, динамически заданный, повторяющийся разворот определенного события, участниками которого каждый раз становятся разные лица, эксплицирующий жизненные представления, коммуникативно-этические нормы и ценностные установки носителей лингвокультурной общности» [19, с. 32].
столько о знании об актантах и последовательности совершаемых ими действий, сколько об отношении к ним представителей лингво-культурного сообщества. Культурный сценарий, в отличие от скрипта, концептуализирует ценностно-значимый опыт: с функционированием сценариев в панхронии связано формирование культурных (духовно-нравственных, эмоциональных)1 концептов, таких как ГНЕВ, СТЫД, СОВЕСТЬ, (СО)СТРАДАНИЕ и других, содержащих информацию ценностного характера.
Как и любая социокультурная модель, культурный сценарий предполагает редукцию сложных знаний с возможностью последующего извлечения любого элемента модели из культурного фона (деФ-зоны) в зависимости от дискурсивных потребностей адресанта [Ирисханова 2014, с. 149]. Очевидно, что при интерпретации текста и дискурса содержание культурных сценариев относится к сфере фоновых знаний.
Культурные сценарии - сложные когнитивные структуры, представляющие собой хронологическое развертывание цепи событий: от пред-события к центральному событию сценария, завершающегося пост-событием ^о^агсе 1985; Карпенко 2016]. Любой элемент сценария может содержать в виде фреймов и микрофреймов культурные знаки других типов, например, эталоны и / или стереотипы.
Культурные сценарии в данном случае являются концептуальными посредниками между целыми текстами и теми установками культуры, в пространственно-временном континууме которой тексты созданы. Под установками культуры традиционно понимают «морально-нравственные ориентиры человека как личности во всех сферах его социального и духовного бытия» [Ковшова 2013, с. 52]. К эксплицитным установкам культуры относят прескрипции, зафиксированные в религиозных текстах, в пословицах, в эталонах обиходного опыта [Телия 1996, с. 219]. Трудность вербализации установок культуры связана с тем, что многие из них носят имплицитный характер, проявляясь в выборе и организации языковых единиц и их форм для создания сообщений о мире, для обмена мыслями и чувствами между людьми в их различных коммуникативных практиках [Ковшова 2013, с. 53]. Вопрос о типологии и иерархии установок культуры остается открытым: они
1 Вопросу типологии концептов посвящена обширная лингвистическая литература, см., например, [16].
могут охватывать разные дискурсы, знаковые системы культуры, временные (хронологические) пласты культуры [Опарина 2004].
Сценарное моделирование, применяемое для экспликации установок культуры, может быть эффективно использовано в диахронических исследованиях. Как известно, средневековые тексты «зашифрованы дважды» (по Ю. М. Лотману); вторичное кодирование текста осуществляется дополнительными кодами (общеэпохальными, жанровыми, стилевыми, функционирующими в пределах всего национального коллектива или узкой группы вплоть до индивидуальных), а реконструировать закодированную ими информацию можно «на основании только внешних по отношению к ним источников» [Лот-ман 1973, с. 20]. Фоновые (социокультурные) знания, структурированные в культурном сценарии, дают представление о ценностных аспектах культурной эпохи, современной автору текста.
Мы полагаем, что «сигналом» той или иной установки культуры может служить интендированное отклонение от конвенциональной структуры культурного сценария. Проиллюстрируем данное утверждение на примере поэмы Гартмана фон Ауэ «Бедный Генрих» (ок. 1190 г.).
Концептуальной основой поэмы «Бедный Генрих» служит культурный сценарий ИСПЫТАНИЕ ПРАВЕДНИКА. Конвенциональная структура сценария предполагает, что в пред-событии сценария на праведника обрушиваются (на первый взгляд незаслуженные) несчастья (болезнь, бедность), центральным событием сценария является прохождение праведником испытаний, результатом которых в постсобытии должно стать нравственное исправление и, как следствие, избавление страдальца от тягот (телесное исцеление).
Подобную концептуальную основу имеет библейская Книга Иова: праведный Иов лишился сначала своего состояния, затем слуг и детей, наконец, здоровья. Гонцы один за другим приносят Иову страшные вести: немецкий фразеологизм Hiobsbotschaft / Hiobspost, («печальное известие», а дословно «весть для Иова») свидетельствует о вербализации пред-события культурного сценария в лексико-фразеологической системе языка.
Сначала Иов терпеливо переносит страдания, повторяя:
der HERR hat's gegeben, der HERR hat's genommen: der Name des
HERRN sei gepriesen! [Hiob 1: 21] (LB1)
1 LB - Luther-Bibel.
Господь дал, Господь и взял, да будет имя Господне благословенно!
[Иов 1: 21] (РСП1).
Эта часть библейского сценария закреплена в паремиологической системе языка, ср.:
рус. Бог дал, Бог взял
нем. Der Herr hat's gegeben, der Herr hat's genommen.
Дополнительные страдания праведнику доставляют его друзья - Елифаз, Вилдад и Софар, которые не только не утешили его, но и несправедливо обвиняли в показной праведности, ибо Бог, по их мнению, не посылает столь страшных испытаний незаслуженно [Энциклопедия Библейская 2002, с. 303]. Данный эпизод центрального события сценария выделен в итальянском фразеологизме amici di Giobbe, которое дословно означает «друзья Иова» и используется для характеристики надоедливых советчиков [Карпенко 2013, с. 182].
Постепенно Иов склоняется перед натиском испытаний, начинает упрекать Бога и проклинает день своего рождения. Бог открывает Иову свое величие, и тот раскаивается:
Ich hatte von dir mit den Ohren gehört; aber nun hat dich mein Auge
gesehen. Darum spreche ich mich schuldig und tue Buße in Staub und Asche
[Hiob 42: 5-6] (LB).
Ср.:
Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому
я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле [Иов 42: 5-6] (РСП).
В пост-событии сценария Бог снова благословляет Иова, возвращает семью и все потерянное в двойном размере.
Библейский культурный сценарий HIOB / ИОВ МНОГОСТРАДАЛЬНЫЙ сфокусирован на идее терпеливого перенесения страданий с твердым упованием на помощь Божию. Несмотря на то, что в Книге Иова отчетливо прослеживается мотив сопротивления Божьему миропорядку, уже в средневековой литературе Иов становится воплощением христианского стоицизма [Карпенко 2012, с. 87].
Поэма Гартмана фон Ауэ «Бедный Генрих» не только имеет в основе нарратива культурный сценарий ИСПЫТАНИЕ ПРАВЕДНИКА, но и содержит эксплицитные аллюзии на образ библейского Иова. На
1 РСП - Русский Синодальный перевод Библии.
первый взгляд страдание Генриха (как и страдание Иова) незаслуженно. Однако именно оно раскрывает духовный изъян героя, подлежащий исправлению.
В светском отношении Генрих представляет собой идеал рыцаря: обладает всеми «высокими» добродетелями: ere, triuwe, zuht, milte, geburt, richeit, он - «зеркало, отражающее все радости мира» [Aue 2011, c. 7].
Его духовный изъян проявляется в болезни: как некогда Иова, Генриха поразила проказа (in ergreif diu miselsuht [Aue 2011, c. 11]). Образцовый рыцарь отличается от библейского праведника отношением к этому испытанию, а именно - отсутствием терпения: dö schiet in sin bitter leit von Jöbes geduldigkeit [Aue 2011, c. 11]. Иов переносил свои испытания с терпением (mit geduldigem muote [Aue 2011, c. 12]) ради спасения души (durch der sele gemach [Aue 2011, c. 12]), благодарил за них Бога (des lobete er got [Aue 2011, c. 12]) и был радостен (und vreute sich [Aue 2011, c. 12]). Чтобы показать несовершенство Генриха, в этом месте нарратива Гартман фон Ауэ отклоняется от конвенциональной структуры культурного сценария, бытующего в Средневековье. Генрих огорчен (truric [Aue 2011, c. 12]) и опечален (unvrö [Aue 2011, c. 12]); в отчаянии1 он проклинает день своего рождения (vervluochet und verwäzen / wart vil dicke der tac, / da sin geburt ane lac [Aue 2011, c. 12]), что, как ни парадоксально, противоречит конвенциональной структуре средневекового культурного сценария.
Пропозиция с элементами оценочной модальности (dö tete der arme Heinrich leider niender alsö [Aue 2011, c. 12]) одновременно
1 Ср. в переводе Льва Гинзбурга:
Он, погрузясь в кромешный мрак, поник, осунулся, обмяк, забилось сердце глухо за недостатком духа. И стал его бессмыслен взгляд, и мед преобразился в яд, и тучей день затмился: так тяжко он томился.
И свет в очах его померк,
он мир презрел и жизнь отверг,
прокляв без снисхожденья час своего рожденья
[Ауэ Гартман фон].
выявляет и соответствующий эпохе идеал поведения, и эксплицирует неодобрение автором настроения Генриха.
По нашему предположению, отклонение в конвенциональной структуре сценария маркирует определенную установку культуры. Действительно, к концу XII в. представителю рыцарского сословия было недостаточно иметь только светские добродетели, ему надлежало быть примерным христианином.
В целом, для многих героев Гартмана фон Ауэ характерно преодоление какого-либо порока, ставшего избытком определенной добродетели. Генрих имел все в избытке [Aue 2011, c. 5-7], тогда как идеал куртуазной жизни - diu maze - состоял в умеренности, гармонии и равновесии. Результатом избытка земных благ стала гордыня, отсутствие упования на Бога, желание Генриха излечиться земными средствами [Aue 2011, c. 15-16].
Итак, испытания, которые проходит Генрих, направлены на стяжание смирения. На этом пути он осознает свою основную ошибку -желание снискать уважение и богатство «без Бога»:
...als alle werlttôren tuont,
den daz ritet ir muot,
daz si êre unde guot
âne got mügen hân1 [Aue 2011, c. 26].
Генрих становится на путь Иова (возвращение к конвенциональной структуре культурного сценария) и, неслучайно, повторяет основную мысль библейского сюжета о том, что все дается Богом [Aue 2011, с. 26]2. Апофеозом его испытаний становится благодушный (!) отказ от исцеления ради спасения жизни невинной жертвы (der arme Heinrich
1 Ср. в переводе Льва Гинзбурга:
Так я, глупейший из глупцов,
вообразил в конце концов,
что обойдусь без Бога,
имеючи столь много... [Ауэ Гартман фон].
2 Ср. в переводе Льва Гинзбурга:
Но позабыл я лишь одно:
всё это Богом мне дано,
а то, что Им дается,
то и назад берется [Ауэ Гартман фон].
ez emphienc / tugentlichen unde wol [Aue 2011, c. 81]). Только теперь Генрих становится образцовым рыцарем (ein vrumer ritter) [Aue 2011, c. 81]:
daz begunde er allez keren
stiteclichen hin ze gote
und warte sinem gebote
baz dan er e tite1 [Aue 2011, c. 85].
Неслучайно, в заключительной части поэмы восстанавливается пост-событие, соответствующее конвенциональной структуре культурного сценария: Бог исцеляет Генриха (machete in da zestunt / reine unde wol gesunt [Aue 2011, c. 83]) и дарует ему еще большее богатство и почет, чем прежде (er war richer vil dan e / des guotes und der eren [Aue 2011, c. 85]).
Итак, ключевые моменты нарратива (обнаружение порока, осознание вины, исправление и исцеление) маркируют вербальные манифестации библейского культурного сценария ИОВ МНОГОСТРАДАЛЬНЫЙ:
in ergreif diu miselsuht; Jobe, dem edeln und dem richen; Jobes geduldigkeit; Job der guote; mit geduldigem muote; des lobete er got; er si versuochte ...sam Joben den richen; machete in ...reine unde wol gesunt; alsus bezzerte sich (der guote herre Heinrich); er war richer vil dan e; warte sinem gebote baz dan er e tite.
В основе творческой работы автора с конвенциональной структурой культурного сценария (его трансформации с последующим восстановлением) - установка средневековой рыцарской культуры, предписывающая представителю данного сословия быть добродетельным христианином, идеал которого воплощал ветхозаветный праведник Иов - символ набожности, праведности, терпеливого перенесения страданий и упования на Бога.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Ауэ Гартман фон. Бедный Генрих / пер. Л. Гинзбурга URL : facetia.ru/ node/1317.
Библия. Русский Синодальный перевод. URL : www.bibleonline.ru/bible/rus/
1 Ср. в переводе Льва Гинзбурга: «Но жить он стал иначе: достойней, чище, строже, в согласье с волей Божьей» [Ауэ Гартман фон].
Зыкова И. В. Роль концептосферы культуры в формировании фразеологизмов как культурно-языковых знаков : дис. ... д-ра филол. наук. М., 2014. 510 с.
Ирисханова О. К. Игры фокуса в языке. Семантика, синтаксис и прагматика дефокусирования. М. : Языки славянской культуры, 2014. 320 с.
Карпенко Е. И. Имя и событие // События в коммуникации и когниции. М. : ФГБОУ ВО МГЛУ, 2016. С. 96-104. (Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та; вып. 7 (746). Сер. Языкознание).
Карпенко Е. И. Символизация библейских имен и установки культуры // Лингвокультурологические исследования: Язык лингвокультуроло-гии: теория vs. эмпирия / отв. ред. М. Л. Ковшова. М. : ЛЕНАНД, 2016. С. 262-264.
Карпенко Е. И. Варьирование концептуальной структуры библейского сюжета в религиозной драме XVI века // Мир лингвистики и коммуникации: электронный научный журнал. 2015. № 3. URL : www.tverlingua.ru
Карпенко Е. И. Почему беда не приходит одна: размышление об одном ар-хетипическом представлении // Когнитивные факторы взаимодействия фразеологии со смежными дисциплинами. Белгород : ИД «Белгород», НИУ «БелГу», 2013. С. 180-185. (Сборник научных трудов по итогам III Междунар. науч. конф., Белгород, 19-21 марта 2013 г.).
Карпенко Е. И. «Плохая новость» для теологии и литературы? («Иов Многострадальный» в немецком языке и в немецкоязычной художественной литературе) // Проблемы взаимодействия языка и религии. М. : ФГБОУ ВО МГЛУ, 2012. С. 85-89. (Вестн. Моск. гос. лингвист. ун-та; вып. 4 (637). Сер. Языкознание).
Ковшова М. Л. Лингвокультурологический метод во фразеологии. Коды культуры. 2-е изд. М. : Книжный дом «Либроком», 2013. 456 с.
Ковшова М. Л. Словарь лингвокультурологических терминов: идея, принципы, схема, опытный образец // Язык, сознание, коммуникация: сб. статей. Вып. 46. М. : МАКС Пресс, 2013. С. 48-57.
Краткий словарь когнитивных терминов / под ред. Е. С. Кубряковой, В. З. Де-мьянкова, Ю. Г. Панкрац, Л. Г. Лузина. М. : Филологический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова, 1997. 243 с.
Лотман Ю. М. Каноническое искусство как информационный парадокс // Проблема канона в древнем и средневековом искусстве Азии и Африки / отв. ред. И. Ф. Муриан. М. : Наука, 1973. С. 16-22.
Опарина Е. О. Установка культуры и диапазон метафоризации. К вопросу о мотивах образной концептуализации // Культурные слои во фразеологизмах и в дискурсивных практиках. М. : Языки славянской культуры, 2004. С. 53-59.
Пименова М. В. Коды культуры и типы концептов // Язык. Текст. Дискурс: Научный альманах Ставропольского отделения РАЛК / под ред. проф. Г. Н. Манаенко. Вып. 11.Ставрополь : Изд-во СКФУ, 2013. С. 121-130.
Рахманова Н. И. Фразеология в контексте средневековой этики // Реализация междисциплинарной парадигмы в различных типах текста / сб. науч. тр. М. : МГЛУ. Вып. 465. 2002. С. 116-127.
Телия В. Н. Русская фразеология: семантический, прагматический и линг-вокультурологический аспекты. М. : Школа «Языки русской культуры», 1996. 464 с.
Шалина И. В. Культурный сценарий «жизнь в деревенской семье»: из опыта лингвокультурологической интерпретации // Вестник Томского государственного университета. № 320. Март, 2009. С. 31-37.
Энциклопедия Библейская. М.: Локид-Пресс, 2002. 768 с.
Aue Hartmann von. Der arme Heinrich. Mittelhochdeutsch. Neuhochdeutsch. Stuttgart : Reclam, 2011. 136 S.
Longarce R. E. Interpreting Biblical stories // Discourse and Literature / ed. by Teun A. van Dijk. Vol. 3. Amsterdam / Philadelphia : John Benjamins Publishing Company, 1985. P. 169-181.
Luther-Bibel von 1984: Das Bibelportal der Deutschen Bibelgesellschaft. URL : www.bibelwissenschaft.de/online-bibeln/luther-bibel-1984/lesen-im-bibeltext/
