CC BY
30
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 6
МАТЕРИАЛЫ И СООБЩЕНИЯ Д.К. Поляков
СТРУКТУРНО-СЕМАНТИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПАССИВНЫХ КОНСТРУКЦИЙ В ЧЕШСКОМ ЯЗЫКЕ НА ФОНЕ РУССКОГО (к проблеме межъязыковой асимметрии)
В статье рассматриваются структурные и функционально-коммуникативные свойства пассивных форм и конструкций в чешском языке в сопоставлении с русским. Основным объектом анализа являются личные и безличные рефлексивно-пассивные конструкции (статус последних в системе залоговых противопоставлений долгое время остается дискуссионным). После рассмотрения их структурных свойств, семантического объема и коммуникативного потенциала делается вывод о значительности функциональной самостоятельности и обособленности рефлексивных форм в рамках категории залога.
Ключевые слова: рефлексивность, залог, безличность, деагентивность, межъязыковая асимметрия.
Structural and functional-communicative properties of passive forms and constructions in the Czech language as compared to Russian are considered in the article. The main object of analysis are finite and impersonal reflexive-passive constructions (the status of the latter within the system of voice oppositions has remained controversial for a long time). After considering their structural properties, semantic dimensions and communicative potentialities a conclusion is made about their considerable functional independence and about the isolated and detached position of the reflexive forms within the framework of the category of voice.
Key words: reflexivity, voice, impersonality, deagentivity, interlingual asymmetry.
Традиционный для русской и поначалу также для чешской лингвистики морфолого-синтаксический подход к категории залога1 базировался на признании ее двучленной структуры («актив: пассив», где второй член образуют два ряда форм, причастных и рефлексивных, далее РФ) и сугубо синтаксической природы трансформации активных конструкций в пассивные, характеризующиеся перемещением объекта - прежде всего прямого - в позицию субъекта, а в остальном описывающие ту же денотативную ситуацию (ср. рус. Вопрос рассматривается / рассмотрен ^ Вопрос рассматривают / рассмот-
1 Обзор основных работ по залогу в русской лингвистике см. в [Никитина, 2008], в чешской - в [Kopecny, 1954; Sticha, 1984].
рели компетентные инстанции, аналогично чеш. Уёе se projednävä / jeprojednäna ^ Уёеprojednävaji /projednaly kompetentni instance). Впрочем, в русистике уже А. В. Бондарко в рамках традиционного в целом определения залога обратил внимание также на семантическое отличие пассивных конструкций от активных. Сравнивая предложения типа Такие вопросы решают только специалисты - Такие вопросы решаются только специалистами, он заключал: «При активе S интерпретируется как независимая субстанция - носитель предикативного (с морфологической точки зрения - глагольного) признака, O - как субстанция, зависимая от предикативного признака... При пассиве же как независимая субстанция - носитель предикативного (глагольного) признака интерпретируется не S, а O, что же касается S, то он представлен косвенным дополнением как зависимая субстанция, занимающая периферийное положение в содержательно-синтаксической структуре предложения.» [Бондарко, 1978: 60]. Отметим сразу, что перевести указанное выше предложение на чешский язык изоморфной конструкцией с сохранением рефлексивного пассива и так называемого субъектного дополнения при нем невозможно. Эту валентность в чешском допускает только причастный пассив, который, однако, в отличие от русского языка, образуется и от глаголов несовершенного вида, ср.: sporyjsou rozhodovany odborniky z oblasti prävni teorie iprävni praxe 'споры разрешаются (букв. «суть разрешаемы») специалистами в области теории и практики права'.
При изучении категории залога в чешско-русском сопоставительном плане до сих пор описывались в основном именно такие различия между обоими языками, которые «заключаются, с одной стороны, в наборе и распределении формальных средств выражения страдательного залога, с другой - в их функционировании» [Широкова, Васильева, Едличка, 1990: 243]. В первую очередь констатировалось отсутствие в чешском языке дополнительной дистрибуции причастного и рефлексивного пассива в зависимости от глагольного вида, какая прослеживается в русском, напр.: Эти товары производились, производятся и будут производиться ~ Эти товары [были / будут] произведены в достаточном количестве2. Ср. чешские соответствия: Toto zbozi se vyräbelo, vyräbi a bude vyräbёt / bylo, je a bude vyrabeno (несовершенный вид) ~ Tohoto zbozi je [bylo / bude] vyrobeno / se vyrobilo [vyrobi] dostatecne mnozstvi (совершенный вид).
Разумеется, как указывали многие ученые, способность к параллельной причастной и рефлексивной пассивизации присуща не
2 Представленную дистрибуцию отчасти нарушает издавна распространенное в разговорном русском языке употребление рефлексивного пассива от глаголов СВ, часто осложненных добавочным значением возможности, ср. примеры - XIX в. и современный: Стены еще побелятся (Даль); В дальнейшем эта площадка забетонируется... (газ.) [Градинарова, 2009: 7, 11].
всем типам чешских предикатов. С точки зрения фреквенции, по-видимому, и в чешском языке причастный пассив шире образуется от глаголов совершенного, а рефлексивный - от глаголов несовершенного вида [Grepl, Karlik, 1998: 135]. Тем не менее само наличие такой способности позволяет поставить вопрос о вероятных семантических и коммуникативно-прагматических отличиях причастного и рефлексивного пассива в чешском. Эти отличия выявляются особенно отчетливо на фоне фактов русского языка, в котором семантика соответствующих - распределенных по виду - форм может быть признана в принципе идентичной постольку, поскольку идентичен набор допускаемых ими валентностей. Ситуация в чешском языке совершенно иная.
Речь идет о проиллюстрированном выше и также уже не раз отмечавшемся исследователями отсутствии у чешского рефлексивного пассива валентности для субъектного дополнения, имеющейся в русском языке (ср. в примере А.В. Бондарко вопросы решаются специалистами при вопросы решены специалистами). Изоморфные русским конструкции РФ с «агентивным творительным» в чешском языке встречаются лишь спорадически. Так, Ф. Штиха приводит архаизм (или русизм?) из книги очерков Яна Неруды, 1864 г. Ciste-ni ulic vykonava se obycejne Elsasany 'Очистка улиц производится обыкновенно эльзасцами' и ненормативный - притом также с точки зрения порядка слов - современный пример Zalezitost se probirala nakupujicimi maminkami v samoobsluze 'Дело обсуждалось покупающими мамашами в магазине самообслуживания' [Sticha, 1988: 26, 28]. Добавим к этому еще сверхсложное синтаксическое построение участницы интернет-конференции газеты «Лидове новины» Kdy se prestane dnesnimi ministry plytvatpernzi danovych poplatniku?, букв. 'Когда прекратится нынешними министрами разбрасываться деньгами налогоплательщиков?', и фразу из интернет-рекламы квартирных перевозок Stehovani se provadi stehovacimi vozy a kvalifikovanymi pra-covniky 'Перевозка производится транспортировочными машинами и квалифицированными рабочими' с объединением следующих друг за другом форм «творительного орудийного» (vozy 'машинами') и творительного падежа одушевленного существительного (pracovniky 'рабочими'), который при таком соседстве явно не может считаться чисто «агентивным». В наши дни эти изолированные конструкции, безусловно, не являются системными: норма современного чешского языка не предполагает и не допускает выражения производителя действия в рамках рефлексивно-пассивной синтагмы. Это означает, что анализируемая чешская конструкция отличается максимальной «дезагентивизацией», как обозначается эта основная типологическая черта пассива в «Коммуникативной грамматике русского языка» [Золотова и др., 2004].
Рассматривая соотношение русских активных и пассивных конструкций с точки зрения коммуникативных различий между ними, Г.А. Золотова определяет пассивизацию как «результат дезак-ционализации, дезактуализации и дезагентивизации», замечая, что «глагол с утратой действительного залога утрачивает и акциональное значение», ввиду чего «агентивный компонент становится факультативным или ненужным» [Золотова и др., 2004: 131]. Заметим, что для рефлексивного пассива в русском языке, по-видимому, правомерно констатировать именно лишь факультативность такого компонента. Хотя рефлексивно-пассивная конструкция с субъектным дополнением, по наблюдениям исследователей, малоупотребительна [Хра-ковский, 1991: 165] и имеет книжный характер [Русская грамматика, 1980: 615], сам факт, что данный тип пассива вообще допускает экспликацию субъекта, представляется принципиально важным3. Следует учесть и высказывавшееся в русистике мнение, что «наиболее типичная синтаксическая трансформация - активно-пассивная - невозможна без приглагольного второстепенного члена - дополнения (Плотник строит дом - Дом строится плотником)» [Юрченко 1972: 10]. Чешская же рефлексивно-пассивная конструкция предстает в сравнении с русской более отвлеченной от субъекта пропозиции, на который в случае необходимости может быть только косвенно указано в контексте: ср. формулировку из инструкции по покупке недвижимости Podpis Smlouvy kupníse overuje u notáre 'Подписание Договора купли-продажи заверяется у нотариуса' (но je overován notá-rem 'заверяется нотариусом') или протокольную формулу schvaluje se 7hlasyprítomnych 'принимается 7 голосами присутствующих' (но schváleno vsemiprítomnymi 'принято всеми присутствующими'; при этом в первом случае творительным падежом 7 hlasy выражается не субъектное дополнение, а обстоятельство, характеризующее процедуру голосования). Тем самым в чешском языке возникает структурная и семантическая асимметрия между рефлексивным и причастным пассивом, отсутствующая в русском.
Поиски инвариантного значения тех и других форм привели к распространению в чешской лингвистике с конца 1960-х гг. новой трактовки пассива с опорой на понятие деагентивности (близкое «дезагентивизации» у Г.А. Золотовой). Эта трактовка представляла собой развитие концепции Б. Гавранека, изложенной им в классическом труде «Genera verbi в славянских языках», где суть пассивной моди-
3 Реализацию этой возможности, впрочем, сдерживают определенные ограничения коммуникативного характера. Например, существуют фразеологизованные рефлексивные формы-клише (типа спрашивается), исключающие внедрение в конструкцию субъекта и других актантов. В иных случаях, однако, субъект способен эксплицироваться даже в клишированных рефлексивных конструкциях, что используется в целях языковой игры, ср.: Как уже говорилось ранее, вполне возможно, что даже мною ...
фикации активной конструкции усматривалась в устранении агенса действия из позиции субъекта глагольного предиката (подлежащего), причем автором выделялись два случая: a) подлежащее вообще отсутствует и b) им является «цель или результат глагольного действия» [Havranek, 1928: 14-15]. Рефлексивные конструкции типа b), такие как dùm se stavi 'дом строится' или obilise mlâti 'зерно молотится', Б. Гавранек называл личным пассивом (passivum osobni), но также и конструкции типа a), как napredse mlâti,potom seplati 'сперва молотят, потом платят' (букв. «молотится», «платится»), он толковал как пассив - только «безличный» (passivum neosobni). В статьях [Грепль, 1967; Grepl,1973] и в «Синтаксисе чешского литературного языка» [Bauer, Grepl, 1975] обе эти структуры были охарактеризованы как деагентивные предложения (противопоставленные агентивным4), соответственно дву- и односоставные; к этому же классу были отнесены предложения с причастной пассивной конструкцией типа dùm byl stavën / postaven 'дом строился / был построен' (и односоставные, как Uz o tom zde bylo hovoreno 'Об этом здесь уже говорилось'; ср.... было говорено) а также неопределенно- и обобщенно-личные предложения с глагольными формами 2 л. ед., 3 л. мн. ч. и др. [Bauer, Grepl, 1975: 64-71].
Вслед за Б. Гавранеком и в соответствии с разделяемой сейчас большинством чешских ученых концепцией деагентивности мы будем рассматривать лично- и безлично-пассивные РФ в чешском языке как единый континуум. К этому побуждает их свободное образование в принципе от любого невозвратного глагола (исключения можно задать списком), независимо от его переходности/непереходности и - шире - объектности/безобъектности, как и тот факт, что те и другие одинаково связаны с личными формами актива регулярными парадигматическими отношениями. Ср. примеры из юмористической книги К. Чапека Jak se dëlâ film («Как делается фильм»), из подглавок, названных Stavime («Строим») и Tocime («Снимаем»):
1) с личными РФ переходных глаголов:
... a ted' se to na mistë stavi, zavësuje, vzpira latëmi, montuje, sbiji, pretira, klizi, prestrikuje a vùbec dâvâ dohromady
'и вот все это на месте устанавливается (букв. «строится»), подвешивается, укрепляется рейками, монтируется, сколачивается, подмазывается, подклеивается, подкрашивается и вообще собирается воедино'5;
4 В [Грепль, 1967] - «(де)агенсные».
5 Нельзя обойти стороной также синтагматические связи рефлексивных форм разнообразных глаголов в тексте, где они часто объединяются общим для них рефлексивным компонентом se. В разговорном чешском языке в такой цепочке однородных форм рефлексивного пассива бывают способны фигурировать - при одном, обслуживающем всю группу, или повторяющемся компоненте se - и лексически рефлексивные глаголы, ср. примеры из Интернета: A pak se jedlo, pilo (nejvice teda
2) с безличной РФ непереходно употребленного глагола:
"Tak at' tlucou tiseji", vybuchuje rezisér. "Tady se zkousí!"
'- Пускай стучат потише! - взрывается режиссер. - Мы тут репетируем!' (букв. «репетируется»),
ср. "Ticho, zkousíme zvuk", kricí rezisér '- Тихо, репетируем со звуком! - кричит режиссер' (букв. «пробуем звук»);
3) с безличными РФ объектного непереходного и непереходно (но с адвербиальным распространением) употребленного глагола:
... a potom se nadává na slunce a tocí se i venku v zári uhlíkü
'а потом ругаются на солнце (букв. «ругается», безличн.) и снимают (букв. «снимается») даже на пленере при свете угольных стержней',
ср. из фельетона «Как делается газета»: [vsichni redaktori] nadá-vajína ten sakramentsky zivot 'все редакторы ругают эту распроклятую жизнь';
4) с безличной РФ безобъектного глагола:
"Stop", praví rezisér. "Tak osvétlit a jedeme". <.. .> A jede se dál.
'- Стоп, - говорит режиссер. - Теперь свет и поехали. <...> И съемка идет дальше' (букв. «едется дальше»).
Общетипологической чертой «безличного пассива» (в новейшей литературе именуемого также «субъектный имперсонал», см. [Князев, 2007: 301-304]), рефлексивные формы которого широко распространены в западно- и южнославянских языках, а в русском существуют лишь на периферии системы или же как потенциальные члены залоговой оппозиции6, является, как ни парадоксально, персональность семантического субъекта: конструкции с такими формами «всегда имплицируют только субъект-лицо - обобщенное, неопределенное или конкретное» [Генюшене, Недялков, 1991: 271]. Чешский лингвист Ф. Штиха в ряде работ, начиная со статьи [Stícha 1979], распространяет это также на личные формы рефлексивного пассива, утверждая: «Рефлексивной конструкцией типа Dum se staví нельзя обозначить любое переходное действие - ее можно употребить лишь в случае персональности агенса и невыраженности его в
nealkopivo) a veselilo 'А потом ели, пили (большей частью, конечно, безалкогольное пиво) и веселились', Pojedlse úzasny, veliky (60 cm vpruméru) dort... pilo se, bavilo, fotbalkovalo... 'Съели потрясающий, огромный (60 см в диаметре) торт... пили, болтали, в футбол играли...', Hodné se bálo, trosku se spalo, zakrátko svítalo a vstávalo se 'Порядком попугались, немножко поспали, быстро рассвело - и был подъем'.
6 Ср. замечания Ю. П. Князева о том, что «близкую аналогию субъектному им-персоналу составляют русские Р[ефлексивные] К[онструкции] с глаголами речи», где при этом «допустимо агентивное дополнение» (с примером Обо всем этом неоднократно говорилось лингвистами - Л.В. Щерба), и что «в непринужденной письменной речи встречаются и точные аналоги рефлексивного субъектного импер-сонала» (с примером принялся ухаживать <...> так резво, как ухаживается только за «ничьей женой» - К.И. Чуковский) [Князев, 2007: 302], а также наши примеры типа (беретсяранец и) идется в школу в [Поляков, 2010].
предложении. <.. .> Действия, вызванные неперсональным агенсом, можно репрезентировать в пассивной перспективе исключительно причастной формой: List je unasen proudem...» [Sticha, 1984: 113]. Если рассматривать параллель данной чешской причастной конструкции в русском языке - рефлексивную конструкцию Листок уносится течением - как принадлежащую к сфере пассива, т.е. как результат трансформации активной конструкции Течение уносит листок (куда-то вдаль), то следует признать персональность семантического субъекта еще одной чертой отличия чешских РФ, как безлично-, так и лично-пассивных, от соответствующих последним русских, которые по этому признаку не маркированы.
Разумеется, поскольку для русского языка «условие образования пассивного залога - это наличие значения акциональности в исходной глагольной форме»7 [Золотова и др., 2004: 341], а прототипическим активным агенсом в любом языке является одушевленный субъект целенаправленной деятельности, реально также русский рефлексивный пассив репрезентирует в первую очередь такие ситуации, в которых в качестве семантического субъекта выступает живое существо (по большей части человек). Однако - главным образом благодаря метафорическому переносу - субъектами, которым может быть предицировано активное действие, предстают и периферийные компоненты поля агентивности: названия механизмов, природных и физических явлений, абстрактных понятий. При этом характерной особенностью русского языка, с точки зрения некоторых исследователей, оказывается распространение, по крайней мере, потенциальной возможности пассивизации на всю сферу метафорической номинации субъекта: «во многих случаях в такой П[ассивной] К[онструкции] Субъект не является каноническим, т.е. его референтом выступает не человек» [Храковский, 1991: 165]. Заметим, однако, что конструкции типа Грузы поднимаются краном, Деревья раскачиваются ветром допускают двоякое толкование: существительное в творительном падеже может трактоваться здесь как агенс (^ Кран поднимает грузы, Ветер раскачивает деревья), но также и как инструмент в первом случае или «проводник» действия, выраженного так называемом декаузативом, - во втором (ср. Деревья раскачиваются от ветра / под ветром). По мнению Ю.П. Князева, «более естественное понимание Р[ефлексивного] Г[лагола] в таких примерах - декауза-тивное, когда ситуация представляется как возникшая под влиянием неагентивной стихийной силы» [Князев, 2007: 272]. Безусловно не-агентивный «проводник» влияния такой внешней силы выражается
7 Для чешских безлично-пассивных РФ это ограничение, впрочем, несущественно, ср.: Cestou se spalo v telocvicne v mestecku Luze... (Internet) 'По дороге спали в спортзале в городке Луже.'; Opalovanim se starne (CNK) 'От загара стареют / стареешь'.
существительным в творительном падеже в безличных конструкциях с нерефлексивным глаголом в 3 лице ед. ч. Деревья раскачивает ветром либо также Листок уносит течением.
В чешском языке как безличные, так и личные рефлексивно-пассивные конструкции наподобие Листок уносится течением на уровне системы отсутствуют; соответственно в спорадически встречающихся здесь контекстах типа odkanalizování viaduktu u nádrazí, ktery se zaplavujepri vétsím desti vodou (CNK) 'прокладка отводного канала от привокзального виадука, который при сильном дожде заливает водой' (букв. «заливается») глагол тем более однозначно интерпретируется как декаузатив («виадук затопляется»), а существительное в творительном падеже - как адвербиальное по существу обозначение вызвавшей такое действие внешней силы. Метафорически в качестве такой стихийной силы могут быть представлены иногда и живые существа, ср. фразу из чешского Интернета: Praha se zaplavila americkymi mladíky pochybnych mravü 'Прага наводнилась американскими юнцами сомнительных нравов'. Эти примеры в очередной раз показывают, что в чешской рефлексивной конструкции дополнение в творительном падеже не имеет значения деятеля и его наличие не является «тестом» на пассив, как это допускают для соответствующих русских конструкций, в том числе с неперсональным субъектом. Напротив, рефлексивно-пассивная конструкция в чешском даже при появлении такого дополнения, которым может обозначаться инструмент, средство, причина или «проводник» действия, подразумевает невыражение персонального семантического субъекта, имплицируемого в качестве такового только контекстом. Ср. с предыдущими примерами фрагмент из описания выделки кожи: Cinéníusné... probíhalo v cinicích jamách... Jáma se zaplavila vodou a zakryla, postupem casu se z kury vylouhovaly trísloviny a rozpustila sül 'Выделка кожи проводилась в выделочных ямах. Яма заполнялась водой и закрывалась (т.е. людьми, дважды пассив), со временем из коры выделялись дубильные вещества и растворялась соль (сами по себе, дважды декаузатив)'.
Интересны в этой связи обнаруженные нами в чешском Интернете примеры употребления безличных рефлексивно-пассивных форм глаголов, обозначающих действия животных (которые в строгом смысле не относятся к прототипическим персональным агенсам). Ср.: Sem tam se cvicístékání napovel, ale to je "trikrát a dost""nevím, zdajsou v plánu obrany, tam by se opravdu stekalo... 'Время от времени отрабатывается лай по команде, но это «три раза и хватит», не знаю, стоит ли в плане защита, вот там бы по-настоящему лаяли' (cvicí se - лично-пассивная РФ, имплицирующая во всяком случае соучастие персонального субъекта; stékalo by se - букв. «лаялось», безличная РФ с анимальным субъектом); Tak dneskapo ránu dostala
sténátka 1. injekci - moc se jim to nelíbilo, vrcelo se a stékalo, ale za chvilku se na vsechno zapomnélo! 'Сегодня с утра щенятам сделали первый укол - им это совсем не понравилось, они рычали и лаяли, но быстро обо всем забыли' (букв. «рычалось», «лаялось», «забылось»). В контекстах подобного рода агенс персонифицируется, т. е. животные воспринимаются как способные совершать активные действия, подобно человеку. Противоположную метафору демонстрирует употребление РФ в контексте V ceské politice se vzdy víc stékalo nez kousalo 'В чешской политике всегда больше лаяли, чем кусали' (букв. «лаялось», «кусалось»). Эти примеры дают основание включать в понятие персонального семантического субъекта чешских рефлексивно-пассивных конструкций также животных как членов ближайшей периферии поля агентивности.
Характерная для лично- и безлично-пассивных РФ в чешском языке сильная сема персональности обусловливает, по-видимому, и некоторые другие их особенности, в частности, коммуникативного характера. Укажем на две из них, особенно заметные при сравнении чешского языка с русским.
Во-первых, обращает внимание употребление чешских рефлексивно-пассивных конструкций при выражении действий лиц, не только известных из контекста, но даже конкретных участников данной коммуникативной ситуации. В таких случаях РФ оказываются синонимичны личным глагольным формам. Например:
5) Nic se mi nereklo, kdyz jste pripravovali ten cirkus! Proc jsem já jediná nesméla védét, co na náspadá?! (Legátová)
'Мне ничего не сказали (букв. «не сказалось»), когда вы готовили этот цирк! Почему я единственная не вправе была знать, что на нас валится?!'
6) Do Indie se jede, koukám? (речь)
'Вы едете (букв. «едется») в Индию, как я погляжу?'
7) My jsme se tuhle sPetrem dohodli, ze ode dneska se nepije. Jsi pro? (CNK)
'Мы тут с Петром договорились, что с сегодняшнего дня не пьем (букв. «не пьется»). Ты за?'
8) "Tri minutky a uz se to nese!" volá matka. "Vydrzte!" <...> Matka prinásí mísu horky polívky. (Viewegh)
'- Три минутки, и уже несу (букв. «несется»)! - кричит мать. -Потерпите! ... Мать приносит супницу с горячим супом.'
В примере 5) подразумеваемый говорящим семантический субъект РФ - несколько его собеседников (что сразу же эксплицировано личной формой глагола в придаточном предложении); в примере 6) это один собеседник, в примере 7) - группа, включающая собеседника, говорящего и третье лицо, а в примере 8) - только говорящий. Хотя также и в русском языке референтом пассивной конструкции
«может быть любое лицо, в том числе и то, которое контролирует факт сообщения» [Храковский, 2004: 514], тем не менее такой свободы предицирования действия любому из участников ситуации или третьему лицу русские рефлексивно-пассивные формы все же не предоставляют.
Во-вторых, такая актуализация примарно деагентивной семантики чешских РФ по отношению к участникам коммуникативной ситуации обусловливает развитие ими в некоторых контекстах вторичного значения побуждения, которое может быть обращено говорящим к собеседнику или к собеседникам, в том числе с включением самого себя, а также только к самому себе. В этих случаях РФ оказываются синонимичны формам императива или индикатива в императивной функции. Ср. примеры (первый - вновь из книги К. Чапека Jak se délá film:
9) "Tak müzeme jet", oddychne si rezisér. "Tocí se!.." (Capek)
'- Значит, можно начинать, - облегченно вздыхает режиссер. -Снимаем!' (букв. «Снимается»), ср. "Tak teda budeme tocit", praví rezisér. '- Ну, начнем снимать! - произносит режиссер.';
10) "Tak nediskutuj a skákni do kuchynéudélat snídani". - "Dokud nebudete rádné oblecen, budu vás ignorovat!" <...> "Tak se de varit, ne?" povzbudil jsem ji lehkym konverzacním tonem. (Páral)
'Тогда не спорь и ступай на кухню приготовить завтрак. - Пока вы не будете как следует одеты, я буду вас игнорировать! <.> - Ну что, идешь готовить? - подбодрил я ее в легком разговорным тоне' (букв. «идется»);
11) Pochopil jsem, ze mohu ve svém zivoté délat néco lepsího. Tak jsem si rekl: Jde se! (CNK)
'Я понял, что могу в жизни заняться чем-то получше. И я сказал себе: Вперед!' (букв. «идется»);
12) Tady se bude! A hlídat se bude! [Belicová-Krízková, 1976: 355]
'Чтоб был тут и караулил!' (букв. «тут будется», «караулить
будется»).
Последний пример содержит редкую в чешском языке рефлексивно-пассивную форму («субъектный имперсонал») экзистенциального глагола byt 'быть', употребленную здесь в побудительном значении. На фоне того факта, что безличные РФ обычно вообще считают несвойственными русскому языку, уместно отметить, что и это употребление находит довольно близкий аналог в русской разговорной речи, ср. рефрен популярной песни Мне сейчас хорошо с тобой, а потом будь что будется! Характерно, однако, что - в отличие от чешской в конструкции Tady se bude! - ненормативная РФ будется в русском примере не подразумевает персонального субъекта и соответственно не получает побудительного значения (а только оптативное).
Сказанное позволяет заключить, что даже на периферии, как и в центральной области категории залога вообще и рефлексивного пассива, в частности, между чешским и русским языками обнаруживается глубокая асимметрия. Будучи заложена уже в структуре чешских конструкций с РФ (недопустимость в них субъектного дополнения в творительном падеже, отсутствие распределения по виду с причастным пассивом, свободное образование РФ от непереходных и безобъектных глаголов), она закономерно находит отражения также на семантическом и коммуникативно-прагматическом уровнях. Невозможность обозначения производителя действия или носителя признака/состояния в рамках этих конструкций ведет к их максимальной деагентивности, т.е. семантический субъект из них оказывается полностью устранен. При этом, однако, устраняемый субъект неизменно мыслится как персональный, что в свою очередь порождает появление у чешских РФ в некоторых контекстах дополнительной коммуникативной нагрузки (ср. отмеченные выше случаи экспликации персональности и побудительной модальности). Охарактеризованные свойства чешского «рефлексивного пассива», являющиеся для него дифференциальными, дают основания говорить о присущей ему значительной - гораздо большей, чем у РФ в русском языке, - функциональной самостоятельности как в пределах категории залога, т.е. по отношению к формам причастного пассива, так и в ряду других деагентивных форм.
Список литературы
Бондарко А.В. Грамматическое значение и смысл. Л., 1978. Генюшене Э.Ш., Недялков В.П. Типология рефлексивных конструкций // Теория функциональной грамматики: Персональность. Залоговость / Отв. ред. А.В. Бондарко. СПб., 1991. Градинарова А. Из жизни русского возвратного перфективного пассива:
прошлое и настоящее // Болгарская русистика. 2009. № 1-2. Грепль М. К сущности типов предложения в славянских языках // Вопросы
языкознания. 1967. № 5. Золотова Г.А., Онипенко Н.К., Сидорова М.Ю. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 2004. Князев Ю.П. Грамматическая семантика: Русский язык в типологической
перспективе. М., 2007. Никитина Е.И. Акциональность/неакциональность возвратных глаголов и категория субъекта: к грамматической сущности категории залога: Дисс. ... канд. филол. наук. М., 2008. Поляков Д.К. Потенциальные члены залоговых оппозиций в современном русском языке (на фоне других славянских) // Русский язык: Исторические судьбы и современность: IV Международный конгресс исследователей русского языка (Москва, филологический факультет МГУ, 20-23 марта 2010 г.): Труды и материалы. М., 2010.
Русская грамматика / Отв. ред. Н.Ю. Шведова. Т. I. М., 1980.
Храковский В.С. Пассивные конструкции // Теория функциональной грамматики: Персональность. Залоговость / Отв. ред. А. В. Бондарко. СПб., 1991.
Храковский В.С. Концепция диатез и залогов (исходные гипотезы - испытание временем) // 40 лет Санкт-Петербургской типологической школе. СПб., 2004.
Широкова А.Г., Васильева В.Ф., Едличка А. Чешский язык. М., 1990.
Юрченко В.С. Простое предложение в современном русском языке. Саратов, 1972.
Bauer J., Grepl M. Skladba spisovné cestiny. Praha, 1975.
Bélicová-Krízková H. Kategorie osoby a systém diateze v slovanskych jazy-cích (Ke vztahu morfologické a syntaktické roviny v jazyce) // Slavia. 1976. C. 4.
Grepl M. Deagentnost a pasívum v slovanskych jazycích // Ceskoslovenské píednásky pro VII. Mezinárodní sjezd slavistü ve Varsave. Lingvistika / Hl. red. B. Havránek. Praha, 1973.
GreplM., KarlíkP. Skladba cestiny. Olomouc, 1998.
HavránekB. Genera verbi ve slovanskych jazycích I. Praha, 1928.
Kopecny F. Passivum, reflexivní forma slovesná a reflexivní sloveso // Studie a práce linguistické I. Praha, 1954.
Stícha F. K uzívání a vyznamu dvojí formy trpného rodu v soucasné spisovné
^ cestine // Nase íec. 1979. C. 2.
Stícha F. Utváíení a hierarchizace struktury vetného znaku. Praha, 1984.
Stícha F. K vyvoji zvratného pasíva ve spisovné cestine // Listy filologické. 1988. C. 1.
Источники
Cesky národníkorpus (CNK). Ústav Ceského národního korpusu FF UK. Praha, 2005. Dostupny z WWW: <http://www. korpus. cz>.
Capek K. Jak se co delá. Praha, 2010.
Legátová K. Jozova Hanule. Praha, 2002.
Páral V. Radost az do rána. Praha, 1978.
Viewegh M. Bájecná léta pod psa. Praha, 1994.
Сведения об авторе: Поляков Дмитрий Кириллович, соискатель кафедры славянской филологии филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: vbnz2005@
yandex.ru
