Научная статья на тему 'Стратегии социально-психологической адаптации мигрантов'

Стратегии социально-психологической адаптации мигрантов Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

CC BY
2521
369
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
МИГРАНТЫ / СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ АДАПТАЦИЯ / СТРАТЕГИИ ПОВЕДЕНИЯ

Аннотация научной статьи по социологическим наукам, автор научной работы — Константинов В.В.

В статье представлены результаты теоретического анализа проблемного поля адаптации мигрантов в новых условиях жизни. Автором описаны результаты эмпирического исследования, итогом которого стало выделение четырех стратегий поведения мигранта в принимающем сообществе: «S-активная адаптация»,«S-пассивная адаптация»,«S-активный негативизм к местному населению и культуре» и «S-пассивная дезадаптация».

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Стратегии социально-психологической адаптации мигрантов»

УДК 159:331

СТРАТЕГИИ СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ АДАПТАЦИИ

МИГРАНТОВ

В.В. Константинов

заведующий кафедрой «Общая психология», канд. психол. наук, доцент e-mail: konstantinov_vse@mail. ru

Пензенский государственный университет

В статье представлены результаты теоретического анализа проблемного поля адаптации мигрантов в новых условиях жизни. Автором описаны результаты эмпирического исследования, итогом которого стало выделение четырех стратегий поведения мигранта в принимающем сообществе: «S-активная адаптация»,«8-пассивная адаптация»,«8-активный негативизм к местному населению и культуре» и «S-пассивная дезадаптация».

Ключевые слова: мигранты, социально-психологическая адаптация, стратегии поведения.

Проблема адаптации личности к другой культурной среде в последние десятилетия стала особенно актуальной как в отечественной [Габдрахманова 2007; Гриценко 2002; Лебедева, Татарко 2009; Смирнова 2011], так и в зарубежной науке [Berry 2015; Cohen 2015; Reilly 2011]. Это объясняется прежде всего ростом миграции и других типов перемещений в иную культурную среду различных социальных групп (туристов, иностранных студентов, участников международных программ профессионального обмена, мигрантов). Многоаспектность феномена кросс-культурной адаптации тесно связана с разнообразием типов перемещений (кратковременное, долговременное, постоянное, добровольное и недобровольное), изучаемых категорий испытуемых, а также неоднозначностью трактовки понятий, описывающих данный феномен (культурный шок, межкультурная адаптация, аккультурация, приспособление).

Американский антрополог Ф. Бок выделяет несколько базовых адаптационных стратегий.

1. Стратегия «геттоизации» (пассивной автаркии), применимая к ситуациям, в которых оказавшиеся в новом окружении адаптанты стремятся избежать прямых контактов с чужой культурой и обусловленных этими контактами негативных симптомов культурного шока. Мигранты, придерживающиеся данной модели, создают свой особый микромир с исключительно «родной» этнокультурной средой, населенный своими соотечественниками и соплеменниками. Пассивная автаркия характерна, как правило, для представителей этнических меньшинств (переселенцев и беженцев), проживающих в крупных городах, мегаполисах, индустриальных центрах.

2. Стратегия «культурной колонизации» (агрессивной автаркии), выражающаяся в активном проявлении этноцентризма и интолерантности «пришельцев». Новая реальность в данном случае воспринимается крайне неадекватно, иная культура резко критикуется и отвергается. Помимо этого, мигранты (колонизаторы) активно стремятся перенести в новую среду атрибуты своей культуры и этнические стереотипы, навязать собственное мировосприятие и образ жизни принимающему окружению.

3. Ассимиляция, характеризующаяся отказом мигрантов (добровольным или вынужденным) от родной культуры и полной идентификацией («растворением») с новым этнокультурным сообществом.

4. Интеграция (аккультурация), являющаяся наиболее предпочтительной и успешной стратегией адаптации, при которой этноменьшинства сохраняют приверженность своей культуре и параллельно интернализируют инокультурные атрибуты. Данная стратегия также способствует активизации паритетного межкультурного диалога между мигрантами и доминирующим этническим большинством, взаимному приспособлению последних, помощи меньшинствам в усвоении базовых ценностей, норм, знаний и образцов новой социокультурной среды, а принимающему сообществу - в адаптации своих социальных институтов к потребностям и запросам всех составляющих его этнических групп [Ионин 1998: 17-18].

В период 60-х гг. ХХ в. психологические аспекты аккультурации стали объектом внимания ученых-психологов. Среди них наиболее известен своими работами, посвященными аккультурации, канадский психолог Дж. Берри, автор так называемых аккультурационных стратегий, основанных на двух следующих факторах: поддержании и развитии этнического своеобразия индивида в обществе, и желании индивида общаться с представителями других этносов. Классификация Дж. Берри выделяет четыре стратегии (они же возможные последствия межкультурных контактов): ассимиляция, интеграция, сепарация и маргинализация [Berry 2011].

Erik H. Cohen предложил расширить теорию стратегий аккультурации Берри в трехмерную модель, которая будет применяться к случаю аккультурации среди мигрантов. Расширенная модель включает сообщество мигрантов в качестве отдельной общности. В нем рассматриваются динамические и многонаправленные отношения между тремя общностями и отдельным мигрантом, которые взаимодействуют для создания опыта аккультурации у мигрантов. E.H. Cohen представил расширенную типологию, описывающую восемь возможных стратегий аккультурации среди мигрантов. Приводятся некоторые примеры, подтверждающие утверждение о том, что в социально-психологическом феномене аккультурации среди мигрантов сообщество мигрантов играет роль, которая может быть дифференцирована. Модель представляет собой структуру для изучения выражения этих стратегий аккультурации среди различных подгрупп в сообществе мигрантов. Принимающие сообщества играют существенную роль в процессе аккультурации и подтверждают, что восемь профилей могут быть распознаны в эмпирическом исследовании [Cohen 2011].

На наш взгляд, успешность адаптации зависит от следующих факторов: социального статуса мигранта, индвидуально-личностных и социально-психологических характеристик мигранта, а также социально-психологических характеристик представителей этнокультурного принимающего общества (принятие/непринятие, наличие этнических стереотипов, дружелюбие/агрессивность, культурное и этническое многообразие, толерантность/интолерантность).

Происходящим под влиянием социальных изменений миграционным процессам на макро- и микроуровне можно дать следующее определение: это социально-демографическая трансформация принимающего сообщества, преобразования в социальной структуре этого сообщества, перемены в социально-ролевых и социально-культурных структурах общества иммигрантов. К примеру, интенсивность «иммиграционной экспансии» во второй половине ХХ в. привела к появлению сообществ с большим культурным и этническим разнообразием [Вершок 2013]. Свой собственный путь регулирования этого процесса пришлось выбирать каждой из принимающих мигрантов стран.

Необходимо отметить, что применительно к условиям миграции проблему социально-психологической адаптации следует рассматривать как своего рода баланс между индивидуализацией и социализацией индивида, поскольку именно взаимодействие этих важнейших составляющих личности формирует «личностное» как смысложизненную концепцию, то есть индивидуальную обобщенную систему взглядов на процесс, цели и результат собственной жизни. В этом смысле адаптация предполагает социализацию или, вернее, ресоциализацию личности.

В качестве показателей успешной социально-психологической адаптации могут использоваться положительные оценки, даваемые личностью своим субъективным возможностям, ценностным ориентациям, эмоциональному фону, уровню активности, изменяющимся в зависимости от этапа, на котором находится процесс социально-психологической адаптации. Необходимо делать акцент на следующих функциях социально-психологической адаптации: приведении динамической системы «личность - социальная среда» в оптимальное равновесие, заключающееся в успешной жизнедеятельности в постоянно изменяющихся условиях; улучшении общения и взаимоотношений, то есть увеличении количества контактов; повышении эффективности деятельности в положительную сторону; сохранении психического здоровья. Процесс адаптации в конечном итоге должен обладать вектором, направленным на формирование социально-компетентной, зрелой личности.

На выбор той или иной стратегии влияет целый ряд микро- и макросоциальных факторов. К факторам микросоциальным следует отнести:

а) индивидуально-личностные характеристики адаптантов (возраст, уровень образования и профессиональной подготовки, ценностные ориентации, коммуникабельность, мотивация, характер ожиданий и притязаний, личностная самооценка, жизненный опыт и др.);

б) характеристики взаимодействующих культурных фреймов этногрупп, в первую очередь культурную дистанцию (объективно существующую и субъективно воспринимаемую степень сходств или различий между этническими культурами).

Макросоциальные факторы следующие: 1) сложившаяся в принимающей стране и в мире политическая и социально-экономическая ситуация; 2) характер этнонациональной и иммиграционной политики властей; 3) характер правового статуса мигрантов; 4) существование (или отсутствие) общественных объединений и организаций соотечественников (землячества, национально-культурные автономии, ассоциации и т.п.), масштабы их деятельности; 5) уровень коррупции и преступности и др.

Допустимо утверждение, что адаптивной стратегией для большинства мигрантов является интеграция (аккультурация). Однако для некоторых сообществ (узбекская и киргизская этнические группы) столь же актуальна и стратегия геттоизации, связанная с тем, что мигранты указанных национальностей относятся к типу временной миграции. Тем не менее обе стратегии имеют сходство в целом ряде проблем, сопровождающих процесс адаптации всех мигрантов, а именно - сохранение своих этнических отличительных черт и успешное сосуществование с принимающим населением.

На наш взгляд, данные стратегии не охватывают всю картину социально-психологической адаптации. Мы полагаем, что в современных условиях возможны и иные варианты. В частности, стратегии ухода из реальности в виртуальные миры, включения в социальные сетевые сообщества и т.п. Стратегии адаптивного поведения мигрантов отличаются по степени активной/пассивной включенности в жизнь принимающего сообщества в зависимости от социально-психологических характеристик принимающего этнокультурного сообщества, типа миграции (по намерению), типа проживания мигранта.

На основании выделенного критерия субъектности в процессе адаптации нами выделено четыре стратегии поведения мигранта в принимающем сообществе. Стратегия поведения «Б-активная адаптация» формируется после того, как мигранты принимают решение остаться в принимающем сообществе на длительный срок. Данный этап характеризуется структурными изменениями социальных, культурных, психологических установок индивидов и групп, причем изменение внешних этнокультурных и социолингвистических характеристик имеет предел, при котором исходная социокультурная (этническая) идентичность человека остается неизменной. Если же исходная социокультурная идентичность разрушается, личность включается в необратимый, по сути, процесс «растворения» в принимающем сообществе, ассимиляции. В этом главное отличие указанной стратегии от «интеграции», заключающейся в сохранении этническими меньшинствами «верности» своей исходной культуре (при этом идет параллельная интернализация инокультурных особенностей).

Стратегия поведения «Б-пассивная адаптация» состоит в том, что в процессе адаптации не меняется каким-либо кардинальным образом тип и характер поведения, ценностные ориентации и коммуникативные модели. Данный процесс не нуждается в глобальном освоении образов и норм культуры принимающего сообщества.

Стратегия поведения «Б-активный негативизм к местному населению и культуре» предполагает отрицание чужой культуры при сохранении идентификации со своей культурой. Представители недоминантной группы предпочитают большую или меньшую степень изоляции от доминантной культуры. Данная стратегия отчасти напоминает стратегию «сепарации» Дж. Берри в ее «усиленном» варианте.

Стратегия поведения «Б-пассивная дезадаптация» представляет собой, с одной стороны, потерю идентичности с собственной культурой, с другой - отсутствие идентификации с культурой большинства. Данная ситуация возникает из-за невозможности поддерживать собственную идентичность (обычно в силу каких-то внешних причин) и отсутствия интереса к получению новой идентичности (возможно, из-за дискриминации или сегрегации со стороны культуры принимающего населения). В отличие от маргинализации, в данной стратегии ведущую роль играет этническая составляющая.

Стиль адаптации личности определяется сочетанием в индивидуальном поведении вышеупомянутых четырех стратегий. Цели, преследуемые различными стратегиями, не всегда одинаковы, во многом противоречивы и нередко даже взаимоисключаемы, поэтому все возможные варианты исходов можно разделить следующим образом (в зависимости от степени продуктивности):

1) усовершенствование и развитие обеих взаимодействующих систем (или хотя бы одной из них), при этом функционирование другой не нарушается («Б-активная адаптация», «Б-пассивная адаптация»);

2) содействие сохранению целостности личности или социальной структуры в случае угрозы ее нарушения («Б-пассивная адаптация»);

3) отсутствие каких-либо существенных изменений («Б-пассивная адаптация»);

4) деструктивные последствия: нарушение функционирования, разрушение, снижение исходного уровня организации одной или обеих сторон («Б-активный негативизм к местному населению и культуре», «Б-пассивная дезадаптация»).

В настоящее время на территории Российской Федерации проживают миллионы трудовых мигрантов. Немалую их часть составляют представители узбекского этноса. Именно представители нескольких групп мигрантов-узбеков были выбраны для исследования, проведенного с целью выявления различий в типах этнической идентичности, выбираемых стратегиях аккультурации и содержательных

характеристиках идентичности [Константинов, Вершинина 2011]. В опросах участвовали следующие группы: входящие в состав общины узбеки с большим опытом пребывания на территории РФ (далее — группа О-2), входящие в состав общины узбеки с малым опытом пребывания (далее — группа О-1), не входящие в состав общины узбеки с большим опытом пребывания (далее — группа В-2) и не входящие в состав общины узбеки с малым опытом пребывания (далее — группа В-1). Математико-статистическая обработка результатов эмпирического исследования проводилась с помощью статистического пакета «SPSS 17.0 for Windows», а также с помощью математических критериев Манна-Уитни, Крускала-Уоллеса и Спирмена. Обобщенные результаты анализа полученных данных приводятся далее.

Результаты анализа с помощью критерия различий Крускала-Уоллеса и критерия Манна-Уитни выявляют значимые различия в выраженности этнической идентичности у представителей выделенных групп, так как H = 288,813; при p= 0,001.

Если сравнить с помощью критерия Манна-Уитни показатели этнической идентичности у представителей групп В-2 и О-1, окажется, что в группе В-2 показатели этнической идентичности являются более выраженными (Шмп = 106,5; при p = 0,001). Сравнение групп В-2 и В-1 приводит к выводу, что показатели этнической идентичности более выражены у представителей, отнесенных нами к группе В-2, по сравнению с респондентами группы В-1 (Шмп = 173,5; при p = 0,001); такое же сравнение показателей этнической идентичности в группах О-1 и О-2 даёт большую выраженность показателей у группы О-2 (Шмп = 54,0; при p = 0,001), то же сравнение в группах О-2 и В-1 отмечает более высокие показатели у группы О-2 (Шмп = 108,0; при p = 0,001). При сравнении показателей этнической идентичности в группах О-1 и В-2 и в группах В-2 и О-2 выраженные различия не обнаруживаются (в первом случае Шмп = 4789,0, во втором случае Шмп = 4399,0).

Таким образом, наибольшая выраженность балльных показателей этнической идентичности у представителей узбекского этноса наблюдается в группе В-2, по сравнению с респондентами группы О-1 и группы В-1. В случае сравнения тех же

Этническая идентичность (средний балл)

■ общинные узбеки-1 (О-1)

■ вне общинные узбеки-2 (В-2)

■ вне общинные узбеки-1 (В-1)

■ общинные узбеки-2 (О-2)

Рис. 1. Средние показатели в группах по этнической идентичности

данных по группам О-2, О-1 и В-1, выраженность показателей этнической идентичности намного выше у группы О-2. Более высокие показатели этнической идентичности свидетельствуют о большей выраженности такого типа этнической идентичности, как этноиндифферентность, то есть безразличное отношение к этническим вопросам. Иными словами, в группах представителей узбекского этноса, проживающих на иной территории более 5-10 лет, преобладает этническая идентичность по типу этноиндифферентности, вне зависимости от степени участия в деятельности общины. В группе О-1, респонденты которой проживают на территории России менее 5 лет и участвуют в деятельности общины, преобладает позитивная этническая идентичность, а в группе В-1, наряду с позитивной этнической идентичностью, выражена также и гиперидентичность.

Полученные результаты являются свидетельством того, что увеличение опыта пребывания в принимающей этнической среде приводит к постепенному значительному преобладанию процессов адаптации и ассимиляции над процессами сохранения своей этнической идентичности, следствием чего является постепенное размытие исходной этнической идентичности и в целом снижение значимости этнического фактора в повседневной жизни. Вовлеченность в деятельность национальной общины помогает приобретению или сохранению желательной позитивной этнической идентичности только на начальном этапе пребывания в принимающем сообществе, что хорошо заметно, если сравнить по данному признаку группы с опытом пребывания в иной этнической среде менее пяти лет.

Выявлены значимые различия в том, как выражены стратегии поведения у представителей выделенных нами групп в принимающем сообществе.

4,5 4 3 ,5 3 2,5 2 1,5 1 0,5

2,0,

I

8-активный негативизм к местному населению и культуре

8-пассивная дезадаптация

8-активная адаптация

8-пассивная адаптация

общинные узбеки-1 (О-1)

вне

общинные узбеки-2 (В-2) вне

общинные узбеки-1 (В-1)

общинные узбеки-2 (О-2)

0

Рис. 2. Средние показатели в группах по стратегиям аккультурации

В частности, обнаружены значимые различия в выраженности у представителей указанных выше групп стратегии сепарации (Н = 294,488; при р = 0,001), стратегии

маргинализации (H = 161,158; при p = 0,001), стратегии интеграции (H = 302,754; при p = 0,001) и стратегии ассимиляции (H = 236,590; при p = 0,001).

При сравнении групп по стратегии «S-активный негативизм к местному населению и культуре» с помощью критерия Манна-Уитни было обнаружено, что данная стратегия более выражена у представителей группы О-1 по сравнению с респондентами групп В-2 и В-1. Также проявление стратегии «S-активный негативизм к местному населению и культуре» оказывается более высоким в группе О-1, чем в группе О-2; в группе В-1 выше, чем в группе В-2, в группе О-1 выше, чем в группе О-2, в группе В-1 выше, чем в группе О-2, и в группе В-2 выше, чем в группе О-2.

Таким образом, можно отметить наибольшую выраженность стратегии «S-активный негативизм к местному населению и культуре» у представителей группы О-1, то есть у испытуемых, проживающих на территории России менее 5 лет и участвующих в деятельности национальной общины. Такие данные свидетельствуют о том, что в некоторых случаях участие в национальной общине на первых порах тормозит сближение между культурами и препятствует полному соприкосновению с другой идентичностью.

При сравнении групп по стратегии «S-пассивная дезадаптация» с помощью критерия Манна-Уитни выясняется, что данная стратегия более выражена у представителей группы В-2, по сравнению с респондентами группы О-1, и у представителей группы В-1, по сравнению с респондентами группы В-2. У представителей групп О-1 и О-2 выраженных различий в проявлении стратегии «S-пассивная дезадаптация» не обнаружено. Данная стратегия имеет большую выраженность в группе В-1, по сравнению ее с группами О-2 и О-1, а также в большей степени проявляется у представителей группы В-2, чем у респондентов группы О-2.

Таким образом, мы видим, что стратегия «S-пассивная дезадаптация» наиболее ярко выражена в группе В-1, то есть у тех испытуемых, которые проживают в России недавно и не имеют отношения к национальной общине. Полученные результаты объясняются нами стрессовой ситуацией, которая вынуждает испытуемых к отказу от своей идентичности, и невозможностью принять для себя другую идентичность, которая более приемлема в новых культурных условиях. Указанная ситуация обостряется отсутствием контактов с соотечественниками и взаимодействия с национальной общиной, потому что в группе, где налажены контакты с национальной общиной, стратегия «S-пассивная дезадаптация» выражена значительно меньше.

При сравнении групп по стратегии «S-активная адаптация» с помощью критерия Манна-Уитни оказывается, что данная стратегия более выражена у представителей группы В-2, по сравнению с респондентами групп О-1 и В-1. При попарном анализе стратегия «S-активная адаптация» обнаружила большую выраженность в группе О-2, по сравнению с группами О-1, В-1 и В-2, и в группе О-1, по сравнению с группой В-1.

Таким образом, наиболее ярко стратегия «S-активная адаптация» выражается в группе О-2, то есть у испытуемых, проживающих в России более 5 лет, а в основном более 10 лет, и участвующих в национальной общине. Из всех стратегий именно «S-активная адаптация» является наиболее адаптивной и желательной, так как только данная стратегия предполагает наличие в обществе мультикультурной идеологии и способствует более успешной адаптации недоминирующих групп в принимающем обществе.

Сравнение групп по стратегии «S-пассивная адаптация». Данная стратегия, согласно сравнениям, более выражена у представителей группы В-2, по сравнению с респондентами групп О-1 и В-1, а также у представителей группы О-2, по сравнению с группой О-1, группы В-1, по сравнению с группой О-1, и группы О-2, по сравнению с

группой В-1. У представителей групп В-2 и О-2 выраженных различий в стратегии «8-пассивная адаптация» не обнаружено.

Сравнение групп попарно по стратегиям поведения _с помощью критерия Манна-Уитни_

Группы Стратегии

8-активный 8-пассивная 8-активная 8-пассивная

негативизм к дезадаптация адаптация адаптация

местному

населению и

культуре

О-1 и иэмп=88,5; при Иэмп=3182,5; Иэмп=415,5; Иэмп=106,5;

В-2 р= 0,001 при р= 0,001 при р= 0,001 при р= 0,001

О-1 и иэмп=3751,0; Иэмп=739,0; Иэмп=1515,0; Иэмп=2707,5;

В-1 при р= 0,002 при р= 0,001 при р= 0,001 при р= 0,001

О-1 и Иэмп=63,0; при Иэмп=5115,0 Иэмп=200,5; Иэмп=50,0; при

О-2 р= 0,001 при р= 0,733 при р= 0,001 р= 0,001

В-2 и Иэмп=78,5; при Иэмп=1327,0; Иэмп=94,5; при Иэмп=1603,5;

В-1 р= 0,001 при р= 0,001 р= 0,001 при р= 0,001

В-2 и Иэмп=3979,0; Иэмп=3364,5; Иэмп=4026,5; Иэмп=4340,0

О-2 при р= 0,020 при р= 0,001 при р= 0,027 при р= 0,152

О-2 и Иэмп=63,0; при Иэмп=859,0; Иэмп=42,5; при Иэмп=1458,5;

В-1 р= 0,001 при р= 0,001 р= 0,001 при р= 0,001

Таким образом, нами делается вывод, что стратегия «8-пассивная адаптация» наиболее ярко выражена в группах О-2 и В-2. В группе О-2 стратегия «8-пассивная адаптация» выражена наравне со стратегией интеграции, то есть имеет место выбор как той, так и другой стратегии аккультурации. Также стратегия «8-пассивная адаптация» наблюдается в группе В-2, испытуемые которой проживают в России более 5 лет и не принимают участия в деятельности национальной общины.

Для изучения содержательных характеристик идентичности была применена методика Куна-Макпартленда «Кто Я?».

Существуют значимые различия в показателях испытуемых по следующим шкалам: шкала соотношения социальных ролей и индивидуальных характеристик (Н = 33,240; при р = 0,001), шкала уровня самооценки (Н = 111,086; при р = 0,001), шкала половой идентичности (Н = 47,295; при р = 0,001), шкала уровня дифференцированности (Н = 11,383; при р = 0,001), шкала социального Я (Н = 237,707; при р = 0,001), шкала материального Я (Н = 101,109; при р = 0,001), шкала деятельного Я (Н = 225,725; при р = 0,001), шкала перспективного Я (Н=20,801; при р = 0,001) и шкала рефлексивного Я (Н = 50,921; при р = 0,001).

Не выявлено значимых различий показателей испытуемых по следующим шкалам: шкала коммуникативного Я (Н = 1,669; при р = 0,644) и шкала физического Я (Н = 5,012; при р = 0,171).

Сравнивая группы О-1 и В-2, можно обнаружить, что представители группы В-2 имеют более высокие показатели по шкале соотношения социальных ролей и индивидуальных характеристик, материального Я, деятельного Я, перспективного Я и рефлексивного Я. В группе О-1 наблюдаются более высокие показатели по шкале уровня самооценки и шкале социального Я. Различия в показателях по шкале половой идентичности и по шкале дифференцированности не выявляются. При сравнении групп О-1 и В-1 выясняется, что более высокие показатели по шкале уровня самооценки, половой идентичности, дифференцированности социального Я, материального Я и рефлексивного Я имеют представители группы О-1. Различий в показателях по шкале

соотношения социальных ролей и индивидуальных характеристик, деятельного Я и перспективного Я обнаружено не было. Группа О-2, по сравнению с группой О-1, обладает более высокими показателями по шкале соотношения социальных ролей и индивидуальных характеристик, материального Я, деятельного Я, перспективного Я и рефлексивного Я, а группа О-1, по сравнению с группой О-2, — более высокими показателями по шкале уровня самооценки и шкале социального Я. Различия в показателях по шкале половой идентичности и по шкале дифференцированности не обнаружены.

Анализ показателей по шкалам в группах В-2 и В-1 позволяет сделать вывод о более высоких показателях по шкале соотношения социальных ролей и индивидуальных характеристик, уровня самооценки, половой идентичности, дифференцированности, материального Я, деятельного Я, перспективного Я и рефлексивного Я в группе В-2. В группе В-1, по сравнению с группой В-2, выявляются более высокие показатели по шкале социального Я. Сравнение группы В-2 с группой О-2 не обнаруживает значимых различий ни по одной из шкал опросника: соотношения социальных ролей и индивидуальных характеристик, уровня самооценки, половой идентичности, дифференцированности, социального Я, материального Я, деятельного Я, перспективного Я и рефлексивного Я. В группе О-2, по сравнению с группой В-1, выявляются более высокие показатели по шкале соотношения социальных ролей и индивидуальных характеристик, уровня самооценки, половой идентичности, дифференцированности, материального Я, деятельного Я, перспективного Я и рефлексивного Я. Группа В-1, по сравнению с группой О-2, обладает более высокими показателями по шкале социального Я.

В результате произведенного анализа можно сделать следующие выводы. По таким идентификационным характеристикам, как перспективное Я, рефлексивное Я, деятельное Я и материальное Я, лидерами оказываются группы В-2 (не входящие в состав общины узбеки с большим опытом пребывания) и О-2 (входящие в состав общины узбеки с большим опытом пребывания).

Составлявшиеся данными группами самоописания имеют явное преобладание показателей занятий, рода деятельности, интересов, не менее ярко выражены показатели отношения к материальным благам, показатели перспектив в разных сферах жизни (профессиональной, семейной и других) и показатели персональной и экзистенциальной идентичности, то есть личностные качества, особенности характера и утверждения глобального сущностного характера. Наибольшая выраженность показателей социального Я наблюдается в группе О-1 (входящие в состав общины узбеки с малым опытом пребывания) и чуть меньше в группе В-1 (не входящие в состав общины узбеки с малым опытом пребывания). К социальному Я относится обозначение семейной принадлежности, групповой принадлежности, этнической идентичности, прямое обозначение пола, а также родственные отношения. Допустим вывод, что главным для группы узбеков, проживающих менее пяти лет в России и участвующих в национальной общине, является осознание себя частью социальной группы (в данном случае именно этнической), и для этой категории испытуемых очень важны родственные отношения и ролевая позиция в обществе. Данные результаты подтверждают тот факт, что национальная община, давая мигрантам, с одной стороны, ощущение безопасности, чувство принадлежности к группе и чувство важности группового членства, с другой стороны, ограничивает идентификацию в других областях, делая процесс адаптации в новой культурной и этнической среде более затянутым, хотя и более плавным. Показатели уровня дифференцированности идентичности во всех группах практически одинаковы, и лишь в группе «В» данный показатель немного ниже, что является свидетельством кризиса идентичности,

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

замкнутости, тревожности. Для группы мигрантов, недавно проживающих на территории России и не участвующих в национальной общине, такие процессы вполне естественны, поскольку община не сглаживает своей поддержкой стрессовую ситуацию нахождения в иной этнической среде, да и само неучастие в национальной общинной организации зачастую вызвано тем, что мигранты не верят в ее помощь и разочаровались во многих представителях своего этноса. Лидером по показателю уровня самооценки является группа О-1, иными словами — данная группа дает наибольшее количество случаев завышенной самооценки испытуемых. Для остальных групп результаты по данному показателю сопоставимы: количество испытуемых, имеющих неадекватно завышенную, адекватную и неадекватно заниженную самооценку, приблизительно одинаково. Изучая соотношение социальных ролей и индивидуальных характеристик в самоописании, можно сделать вывод, что группы В-2 и О-2 отличаются чуть более сбалансированным сочетанием этих показателей, тогда как в остальных группах в самоописании встречается больше случаев преобладания социальных ролей. Показатель половой идентичности не имеет выраженных различий в исследуемых группах и незначительно выше только в группе О-1, что может быть свидетельством большей уверенности в себе представителей данной группы.

Таким образом, все выделенные группы обладают значимыми различиями по всем заявленным психологическим характеристикам, а именно: по типу этнической идентичности, стратегии аккультурации, а также по содержательным характеристикам самоидентификации.

Результаты подтверждают теоретические положения выдвинутой концепции относительно того, что стратегии адаптивного поведения мигрантов/визитеров отличаются в зависимости от социально-психологических характеристик принимающего этнокультурного сообщества, типа миграции (по намерению), типа проживания мигранта. Стратегия поведения «S-активная адаптация» возникает после появления у мигрантов/визитеров установки на пролонгированное присутствие в среде адаптации. Здесь возникает интенсивная трансформация социально-психологических, этнокультурных и конфессиональных характеристик субъектов и групп. Тем не менее существуют границы трансформации этнокультурных и социально-психологических характеристик, причем более стабильным компонентом оказывается этническая идентичность мигранта/визитера. Если трансформация социокультурной идентичности в среде адаптации слишком интенсивна, процесс ассимиляции становится, по сути, необратимым и завершается «растворением» мигранта/визитера среди принимающего сообщества. Суть стратегии поведения «S-пассивная адаптация» проявляется в отсутствии каких бы то ни было заметных изменений в процессе приспосабливания — не изменяются ни тип и образ поведения, ни ценностные ориентации, ни коммуникативные модели. В данном процессе не осваиваются глубоко ни образы, ни культурные нормы среды адаптации. Стратегия поведения «S-активный негативизм к местному населению и культуре» предполагает отрицание чужой культуры при сохранении идентификации со своей культурой. Представители недоминантной группы предпочитают большую или меньшую степень изоляции от доминантной культуры. Стратегия поведения «S-пассивная дезадаптация» представляет собой, с одной стороны, потерю идентичности с собственной культурой, с другой - отсутствие идентификации с культурой большинства. Данная ситуация возникает из-за невозможности поддерживать собственную идентичность (обычно в силу каких-то внешних причин) и отсутствия интереса к получению новой идентичности (возможно, из-за дискриминации или сегрегации со стороны культуры принимающего населения).

Библиографический список

Вершок А.Б. Культурный шок и проблемы аккультурации: учеб.-методич. пособие для педагогов-психологов. М.: МГППУ, 2013.

Габдрахманова Г.Ф. Этничность и миграция: становление исследовательских подходов в отечественной этносоциологии // Социологические исследования. 2007. №1. C. 15-22.

Гриценко В.В. Социально-психологическая адаптация переселенцев в России. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2002.

Ионин Л.Г. Социология культуры. М.: Логос, 1998.

Константинов В.В., Вершинина М.В. Роль общинных организаций в становлении этнической идентичности // Инновации в образовании. 2011. № 9. С. 70-76.

Лебедева Н.М., Татарко А.Н. Сравнительный анализ стратегий взаимодействия мигрантов и населения России в Москве и Ставропольском крае // Стратегии межкультурного взаимодействия мигрантов и населения России: сб. науч. ст. / под ред. Н.М. Лебедевой, А.Н. Татарко. М.: РУДН, 2009. С. 334-374.

Смирнова С.В. Особенности адаптации трудовых мигрантов из стран Средней Азии // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Психология. 2011. №42 (259). С. 94-100.

Berry J.W. et al. Cross-Cultural Psychology: Research and Applications. New York: Cambridge University Press, 2011.

Berry J.W. Global psychology: implications for cross-cultural research and management // Cross Cultural Management. 2015. Vol. 22. Issue 3. P. 342-355.

Cohen D. Cultural psychology // APA Handbook of Personality and Social Psychology. Vol. 1: Attitudes and Social Cognition / M. Mikulincer, P.R. Shaver, E. Bordiga, J.F. Bargh (Eds.). American Psychological Association, 2015. P. 415-456.

Cohen E.H. Impact of the Group of Co-migrants on Strategies of Acculturation: Towards an Expansion of the Berry Model // International Migration. 2011. Vol. 49. Issue 4. P. 1-22.

Reilly A. The Ethics of seasonal labor migration // Griffith Law Review. 2011. Vol. 20. № 1. P.127-152.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.