CC BY
62
благоприятная экологическая среда) и СГ4 (подгруппа, проживавшая в благоприятной экологической и социальной среде)
В исследовании использовались тест «Кто Я?» по методике М. Куна и Т. Макпартленда в модификации Т.В. Румянцевой.
Полученные результаты. При обработке результатов теста были получены ответы по семи обобщенным показателям-компонентам идентичности («Социальное Я», «Коммуникативное Я», «Материальное Я», «Физическое Я», «Деятельное Я», «Перспективное Я», «Рефлексивное Я») и двум самостоятельным компонентам («Ситуативное состояние» и «Проблемная идентичность»).
Анализ полученных данных показал, что гендерная идентичность и учебная ролевая позиция преобладала в ответах учащихся средней школы, которое было связано с воспитательной деятельностью семьи и школы.
Семейная принадлежность имела также выраженность в ответах школьников. В основном они называли большое количество своих ролей в семье по отношению к разным родственникам, что показывает их осведомленность, и часто позитивную заинтересованность и энтузиазм в этом вопросе. Наблюдались эмоционально положительные отзывы о своих ролях в качестве братьев, сестер, сыновей, дочерей.
Этническая идентичность у учащихся была слабо выражена, что связано с не достаточно значимостью данной проблемы у многих школьников.
При анализе групповой принадлежности учащихся была выявлена высокая принадлежностью к коллективу подгруппы СГ4 по сравнению СГ1-СГ3, что связано чувством принадлежности к классу и высокой групповой сплоченности в подгруппе СГ4, который показывал о сформированности дружного коллектива.
«Коммуникативное Я» и «Физическое Я» имели средние показатели, но были более выражены в подгруппе СГ4 по сравнению с СГ1-СГ3. Для многих учащихся имело выраженное значение роли хорошего друга, что увеличило влияния коммуникативной сферы в подгруппе СГ4.
В «Физическом Я» все школьники отметили свой возраст, уделяя особое внимание своей внешности. Большое внимание предавалось физическим параметрам своего тела, лица.
«Материальное Я» в подгруппе СГ1-СГ3 было более выражено по сравнению с подгруппой СГ4 и было связано атрибутами собственничества и некого такого превосходства над другими одноклассниками.
Библиографический список
Высокий уровень «Деятельное Я» выразился в выделении учащимися большого количества ролей, которые они выполняют в школе (участие в различных секциях и кружках). Также в этом направлении была отмечена высокая значимость, которая была связана общением со сверстниками и разделение общих интересов.
«Деятельное Я» также было связано с «самооценкой умений, знаний, достижений» в жизнедеятельности учащихся. Здесь также были выявлены значимые различия (р<0,05) между подгруппой СГ1 и подгруппой СГ4. Отмечено, что показатели «Деятельного Я» в подгруппе СГ1-СГ3 были выше чем в подгруппе СГ4.
«Перспективное Я» у большинства учащихся было выражено ниже среднего, в силу того в этом возрасте их внимание в основном сконцентрировано на настоящем - своих увлечениях и учебе. Важно отметить, что учащиеся подгруппы СГ4, отметившие семейную перспективу были из семей, где превалировали семейные ценности.
Оценивая «Глобальное Я» было выявлено, что у большинства школьников данный показатель находился на уровне среднего и показывал, что в этом возрасте подростки не научились еще выстраивать перспективы развития будущего
Персональная идентичность в «Рефлексивном Я» в основном включала их имена, прозвища, то, как их называют в семье, и, по большому количеству таких ответов здесь можно наблюдать сильную взаимосвязь с мнением семьи.
Также необходимо подчеркнуть, что многие представленные идентичности у подростков еще глубоко не осмыслены и пока носят поверхностный характер.
Заключение. Таким образом, по нашему мнению, для формирования положительного мироощущения у учащихся и лучшей адаптации в школьной среде и в социуме важно на каждом этапе онтогенеза решать возникающие трудности и в первую очередь вопросы самоидентификации личности и социального окружения. Для подростков социальным окружением являются родители и учителя, в первую очередь. Для подростка интереснее узнать о чем-то конкретном, но не на уроке, а из рассказов других людей о своем опыте, в котором обычно естественным образом входит самоидентичность рассказчика. Также полезным будет и совместны просмотр фильма, с её последующим обсуждением в кругу семьи. Такие способы практически стимулирует процесс рефлексии на тему своего места в мире, жизненного пути.
1. Эриксон Э. Детство и общество. Санкт-Петербург: Ленати, 1996.
2. Шнейдер Л.Б. Личностная, гендерная и профессиональная идентичность: теория и методы диагностики. Москва: МПСИ, 2007.
3. Айзман РИ., Казин Э.М., Федоров А.И., Шинкаренко А.С. Проблемы и задачи здоровьесберегающей деятельности в системе образования на современном этапе. Вестник Новосибирского государственного педагогического университета. 2014; 1: 9 - 17.
4. Литвинова Н.А. Роль психофизиологических показателей в механизме адаптации к умственной и физической деятельности: монография. Кемерово: КемГУ, 2012.
References
1. 'Erikson 'E. Detstvo i obschestvo. Sankt-Peterburg: Lenati, 1996.
2. Shnejder L.B. Lichnostnaya, gendernaya iprofessional'naya identichnost': teoriya imetody diagnostiki. Moskva: MPSI, 2007.
3. Ajzman R.I., Kazin 'E.M., Fedorov A.I., Shinkarenko A.S. Problemy i zadachi zdorov'esberegayuschej deyatel'nosti v sisteme obrazovaniya na sovremennom 'etape. Vestnik Novosibirskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta. 2014; 1: 9 - 17.
4. Litvinova N.A. Rol'psihofiziologicheskih pokazatelej vmehanizme adaptaciik umstvennoji fizicheskojdeyatel'nosti: monografiya. Kemerovo: KemGU, 2012.
Статья поступила в редакцию 10.04.18
УДК 159.9
Konstantinov V.V., Cand. of Sciences (Psychology), senior lecturer, Head of Department of General Psychology, Penza State University (Penza, Russia), E-mail: konstantinov_vse@mail.ru
STRATEGIES OF MIGRANT BEHAVIOR IN THE PROCESS OF THEIR SOCIAL-PSYCHOLOGICAL ADAPTATION TO NEW CONDITIONS OF LIFE. The paper presents the main results of the theoretical analysis of the phenomenon of adaptation of migrants to new living conditions and presents the results of an empirical study in which four basic strategies for the behavior of migrants in the host multicultural society are described. The paper gives interpretation to the following strategies of the migrants' behavior: "S-active adaptation", "S-passive adaptation", "S-active negativity towards the local population and culture" and the "S-passive disadaptation" behavior strategy.
Key words: migrants, behavior strategies, socio-psychological adaptation, adopting multicultural society.
В.В. Константинов, канд. психол. наук, доц., зав. каф. «Общая психология», Пензенский государственный университет, г. Пенза, E-mail: konstantinov_vse@mail.ru
СТРАТЕГИИ ПОВЕДЕНИЯ МИГРАНТОВ В ПРОЦЕССЕ ИХ СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ АДАПТАЦИИ К НОВЫМ УСЛОВИЯМ ЖИЗНИ
В статье приведены основные результаты проведенного автором теоретического анализа феномена адаптации мигрантов к новым условиям жизни и представлены результаты эмпирического исследования, в ходе которого были описаны четыре базовые стратегии поведения мигрантов в принимающем поликультурном обществе. Статья содержит интерпретацию следующих стратегий поведения мигрантов: «^-активная адаптация»,<^-пассивная адаптация»,<^-активный негативизм к местному населению и культуре» и стратегия поведения «^-пассивная дезадаптация».
Ключевые слова: мигранты, стратегии поведения, социально-психологическая адаптация, принимающее поликультурное общество.
В течение второй половины ХХ-го столетия проблема социально-психологической адаптации мигрантов к новым условиям жизнедеятельности обретала все большую актуальность и значимость в трудах отечественных [1; 2; 3; 4] и зарубежных [5; 6; 7; 8; 9] исследователей данного феномена, что в свою очередь было обусловлено интенсификацией миграционных процессов в мире и ростом проблем, связанных с взаимодействием мигрантов и принимающего коренного населения.
Дж. Берри, ввел научный обиход так называемые стратегии аккультурации: ассимиляцию, интеграцию, сепарацию и маргинализацию. В основе классификации Дж. Берри лежат два фактора: 1) развитие и поддержание этнического своеобразия индивида в социуме, и 2) стремление индивида взаимодействовать с представителями иных этнических групп [5].
E.H. Cohen развивая идеи Дж. Берри сформулировал трехмерную модель аккультурации, которая по его мнению, может быть использована как вариант интерпретации аккультураци-онного процесса у мигрантов. Данная модель объединяет ми-грантское сообщество как самобытную (отдельную) общность. В модели представлены многонаправленные и динамические отношения между разными сообществами и мигрантом, которые взаимодействуя друг с другом генерируют опыт аккультурации
[7].
E. Georgiadou с соавторами исследуя проявления посттравматического стресса, депрессии и тревоги у беженцев (мигрантов) из арабских стран, ныне проживающих на территории ФПГ с помощью опросников ETI (Essen Trauma-Inventory), PHQ -9 (Patient Health Questionnaire - depression module) и GAD-(Generalized Anxiety Disorder) диагностировал у 35,7% испытуемых симптомы посттравматического стрессового расстройства. Выраженная тяжелая депрессия (показатель PHQ - 9 > 20) была выявлена у 23,2% испытуемых мигрантов, что статистически значимо выше, чем у представителей принимающего немецкого населения, что, по мнению авторов, указывает на необходимость целенаправленного психологического вмешательства в адаптационный процесс мигрантов, чувствительных к новой культуре
[8].
В рамках эмпирического исследования адаптации мигрантов F. Petermann, уделяет внимание таким факторам как межкультурная компетентность, управление своими эмоциями, формулирование и достижение своих целей в коррекционных программах психологической помощи мигрантам. Развивается идея, что целенаправленное развитие межкультурной компетентности у мигрантов может способствовать их интеграции в новую социальную реальность, а управление эмоциями и развитие эмпатии может стимулировать переосмысление культурных различий, способствуя адаптации мигрантов [9].
Ф. Бок опираясь на полученые эмпирические данные описал ряд адаптационных стратегий: 1). Стратегия «Геттоизация», корректно описывает ситуации, когда мигранты будучи в новой социальной среде стремятся избегать взаимодействия с любыми проявлениями иной (чуждой им) культуры и детерминируемых такими контактами деструктивными симптомами культурного шока. Мигранты, в рамках такой модели формируют свой мир с жесткими границами, ориентированный на формирование коммуникаций только со «своей» этнокультурной средой. 2). Стратегия «Культурная колонизация», проявляется в этноцентризме совмещенном с интолерантностью мигрантов, неадекватно интерпретирующими новую для них социальную реальность. Культура принимающего коренного местного населения может обесцениваться, подвергаясь тотальной критике и отвержению. При этом, мигранты, осуществляющие культурную колонизацию переносят в новую для них среду атрибуты и символы своей культуры, со своими традициями и стереотипами, навязывая (ак-
тивно транслируя) свой образ жизни принимающему большинству. 3). Стратегия «Ассимиляция», характеризуется активной идентификацией мигрантов с новым этнокультурным окружением и добровольным (реже вынужденным) отказом от родной культуры. 4). Стратегия «Интеграция», предпологает сохранение мигрантами приверженности родной культуре, но при активизации процесса интериоризации инокультурных атрибутов. Такая стратегия может стимулировать гармонизированный межкультурный диалог между мигрантами и принимающим этническим большинством, а так же способствовать их взаимному приспособлению [цит. по 3].
Итогом проведенного нами эмпирического исследования в котором приняли участие 1103 испытуемых мигрантов в возрасте от 18 до 60 лет стало описание четырех стратегий поведения мигранта в принимающем обществе.
Стратегия поведения «S-активная адаптация» может формироваться после принятия мигрантами решения о том, что они останутся в новом для них месте жительства на длительный период. На этом этапе происходят структурные изменения психологических, социо-культурных установок индивидов и групп. Тем не менее, трансформация внешних этнокультурных и социолингвистических характеристик имеет определенные границы, в пределах которых исходная этническая (социокультурная) идентичность мигранта не меняется. Если же исходная этническая идентичность трансформируется (разрушается), мигрант включается в процесс «растворения» в принимающем социуме, ассимилируясь.
Стратегия поведения «S-активный негативизм к местному населению и культуре» связан с отрицанием чужой культуры, но при этом сохраняется тенденция на идентификацию с родной культурой. Представители недоминантной группы ориентированы на сохранение опреденной (в большей или меньшей степени) изоляции от доминантной культуры.
Стратегия поведения «S-пассивная адаптация» состоит в том, что в процессе адаптации не происходит существенных изменений характера поведения, ценностных ориентаций и коммуникативных моделей мигрантов в новых условиях жизни. Этот процесс не предполагает мощной трансформации мировосприятия и глобального освоения норм культуры принимающего общества.
Стратегия поведения «S-пассивная дезадаптация» предполагает потерю идентичности с родной культурой, но при этом наблюдается отсутствие идентификации с культурой принимающего общества. Такой поведенческий алгоритм формируется благодаря невозможности сохранять и поддерживать собственную идентичность и отсутствия явного интереса к получению новой идентичности.
В рамках этой публикации нами представлны данные различий в типах этнической идентичности, выбираемых стратегиях аккультурации и содержательных характеристиках идентичности мигрантов из Узбекистана. В исследовании принимали участие следующие группы: входящие в состав общины узбеки с большим опытом пребывания на территории РФ (далее - группа О-2), входящие в состав общины узбеки с малым опытом пребывания (далее - группа О-1), не входящие в состав общины узбеки с большим опытом пребывания (далее - группа В-2) и не входящие в состав общины узбеки с малым опытом пребывания (далее - группа В-1). Математико-статистическая обработка результатов эмпирического исследования проводилась с помощью статистического пакета «SPSS 17.0 for Windows», а также с помощью математических критериев Манна-Уитни, Крускала-Уоллеса и Спирмена.
Сравнивая с помощью критерия Манна-Уитни показатели этнической идентичности у представителей групп В-2 и О-1, уста-
новлено, что у мигрантов из группы В-2 показатели этнической идентичности являются более выраженными (иэмп = 106,5; при p = 0,001). В ходе сравнения групп В-2 и В-1 было установлено, что показатели этнической идентичности более выражены у мигрантов из группы В-2, в сравнении с испытуемыми из группы В-1 (иэмп = 173,5; при p = 0,001); аналогичное сравнение показателей этнической идентичности в группах О-1 и О-2 свидетельствует о большей выраженности показателей у испытуемых из группы О-2 (иэмп = 54,0; при p = 0,001), то же сравнение в группе О-2 и в группе В-1 обнаруживает значимо более высокие показатели у мигрантов из группы О-2 (иэмп = 108,0; при p = 0,001). При сравнении показателей этнической идентичности в группе О-1 и группе В-2 и в группах В-2 и О-2 статистически значимые различия не выявлены.
Максимальная выраженность показателей этнической идентичности у испытуемых мигрантов-узбеков наблюдается в группе В-2, в сравнении с испытуемыми из групп О-1 и В-1. В случае сравнения аналогичных данных по группам О-2, О-1 и В-1, выраженность показателей этнической идентичности существенно выше у испытуемых мигрантов из группы О-2. Более высокие показатели этнической идентичности свидетельствуют о выраженности этнической идентичности по типу этноиндифферентности, характеризующейся безразличием по отношению к проявлениям этничности. Узбеки-мигранты, проживающие в России в течение 5-10 лет и выше, обладают этнической идентичностью по типу этноиндифферентности, не зависимо от степени их участия в деятельности узбекской общины. В группе О-1, испытуемые из которой проживают на территории России менее 5 лет и активно участвуют в деятельности национальной общины, доминирует позитивная этническая идентичность, а среди испытуемых мигрантов из группы В-1, кроме позитивной этнической идентичностью, диагностируется и гиперидентичность.
Полученные эмпирические данные свидетельствуют о том, что наличие длительного опыта пребывания в принимающей этнокультурной среде стимулирует значительное преобладание процессов адаптации и ассимиляции над процессами консервации этнической идентичности, следствием чего является постепенное размывание исходной этнической идентичности и, происходит снижение значимости этнического фактора в обыденной жизни мигрантов. Включенность в жизнедеятельность национальной общины способствует приобретению и / или сохранению позитивной этнической идентичности лишь на начальном этапе пребывания в принимающем обществе, что ярко просматривается в сравнении по данному признаку группы с опытом пребывания в иной этнической среде за период менее пяти лет.
Были выявлены статистически значимые различия в выраженности стратегии поведения у представителей выделенных нами групп мигрантов в принимающем обществе. Так, были обнаружены значимые различия в выраженности у представителей групп мигрантов стратегии сепарации (H = 294,488; при p = 0,001), стратегии интеграции (H = 302,754; при p = 0,001), стратегии маргинализации (H = 161,158; при p = 0,001) и стратегии ассимиляции (H = 236,590; при p = 0,001).
Сравнивая группы по стратегии «S-активный негативизм к местному населению и культуре» с помощью критерия Манна-Уитни было установлен факт, что такая стратегия более выражена у мигрантов из группы О-1 по сравнению с мигрантами из групп В-2 и В-1. Стратегия «S-активный негативизм к местному населению и культуре» чаще выявляется в группе О-1, чем в группе О-2; в группе В-1 выше, чем в группе В-2, в группе О-1 выше, чем в группе О-2, в группе В-1 выше, чем в группе О-2, и в группе В-2 выше, чем в группе О-2. То есть, нами отмечается наибольшую выраженность стратегии «S-активный негативизм к местному населению и культуре» у мигрантов из группы О-1, то есть у испытуемых мигрантов, проживающих на территории России менее 5 лет и участвующих в деятельности национальной узбекской общины. Такие данные свидетельствуют о том, что в некоторых случаях участие в деятельности национальной общины на первых порах может тормозить сближение между разными культурами и препятствовать активному соприкосновению различных идентичностей.
При сравнении групп по стратегии «S-пассивная дезадаптация» с помощью критерия Манна-Уитни установлено, что такая стратегия более выражена у представителей группы мигрантов В-2, по сравнению с испытуемыми мигрантами из группы О-1, и у представителей группы В-1, по сравнению с респондентами группы В-2. У представителей групп О-1 и О-2 значимых различий в проявлении стратегии «S-пассивная дезадаптация» обнаружено
не было. Данная стратегия имеет большую выраженность в группе мигрантов В-1, по сравнению ее с группами О-2 и О-1, а также в большей степени проявляется у представителей группы В-2, чем у испытуемых мигрантов из группы О-2.
Стратегия «S-пассивная дезадаптация» наиболее ярко проявляется у испытуемых мигрантов из группы В-1, то есть у мигрантов, проживающих в России недавно и не имеющих активных контактов с национальной общиной. Полученные данные интерпретируются как следствие стрессовой ситуации, вынуждающей испытуемых к отказу от своей идентичности, и невозможностью её трансформации в другую идентичность, более приемлемую для новых культурных условий. Данная ситуация может обостряться при отсутствии контактов с соотечественниками и в условиях взаимодействия с национальной общиной, потому что в группе, где налажены контакты с национальной общиной, стратегия «S-пассивная дезадаптация» менее выражена.
Сравнении групп мигрантов по стратегии «S-активная адаптация» с помощью критерия Манна-Уитни позволяет сделать вывод о том, что данная стратегия более выражена у испытуемых мигрантов из группы В-2, по сравнению с испытуемыми мигрантами из групп О-1 и В-1. По итогам попарного анализа установлено, что стратегия «S-активная адаптация» обладает большей выраженностью в группе О-2, по сравнению с группами мигрантов О-1, В-1 и В-2, и в группе О-1, по сравнению с группой мигрантов В-1.
Наиболее ярко стратегия «S-активная адаптация» проявляется в группе мигрантов О-2, то есть у испытуемых, проживающих в России более 5 лет, а в основном более 10 лет, и участвующих деятельности национальной общины. Именно стратегия «S-активная адаптация» предполагает наибольшую адаптиро-ванность мигрантов к новым условиям жизни, способствуя более успешной адаптации недоминирующих групп в принимающем обществе.
Сравнение групп мигрантов по стратегии «S-пассивная адаптация» позволяет нам делать вывод о большей выраженности ее у представителей группы мигрантов В-2, по сравнению с испытуемыми мигрантами из групп О-1 и В-1, а также у представителей группы О-2, по сравнению с группой мигрантов О-1, группы В-1, в сравнении с группой мигрантов О-1, и группы О-2, в сравнении с группой В-1. У испытуемых мигрантов из групп В-2 и О-2 выраженных различий в стратегии «S-пассивная адаптация» не выявлено.
Стратегия «S-пассивная адаптация» наиболее ярко проявляется в группах мигрантов О-2 и В-2. В группе О-2 стратегия «S-пассивная адаптация» выражена наравне со стратегией интеграции, то есть имеет место выбор как той, так и другой стратегии аккультурации. Кроме того, стратегия «S-пассивная адаптация» наблюдается в группе мигрантов В-2, представители которой проживают в России более 5 лет и не принимают активного участия в деятельности своей национальной общины.
Для изучения содержательных характеристик идентичности мигрантов нами была использована методика Куна-Макпартлен-да «Кто Я?».
Были выявлены значимые различия в показателях испытуемых мигрантов по следующим шкалам: шкала уровня самооценки (H = 111,086; при p = 0,001), шкала соотношения социальных ролей и индивидуальных характеристик (H = 33,240; при p = 0,001), шкала социального Я (H = 237,707; при p = 0,001), шкала половой идентичности (H = 47,295; при p = 0,001), шкала уровня дифференцированности (H = 11,383; при p = 0,001), шкала материального Я (H = 101,109; при p = 0,001), шкала перспективного Я (H=20,801; при p = 0,001) шкала деятельного Я (н = 225,725; при p = 0,001) и шкала рефлексивного Я (H = 50,921; при p = 0,001). Нами не было выявлено значимых различий в показателях у испытуемых по следующим шкалам: шкала физического Я (H = 5,012; при p = 0,171) и шкала коммуникативного Я (H = 1,669; при p = 0,644).
Сравнивая данные полученные в группах О-1 и В-2, можно обнаружить, что мигранты из группы В-2 имеют более высокие показатели по шкале соотношения социальных ролей и индивидуальных характеристик, материального Я, деятельного Я, перспективного Я и рефлексивного Я. В группе мигрантов О-1 наблюдаются более высокие показатели по шкале уровня самооценки и шкале социального Я. Различия в показателях по шкале половой идентичности и по шкале дифференцированности нами не выявлены. Сравнение групп О-1 и В-1 позволило установить, что более высокие показатели по шкале уровня самооценки, дифференцированности социального Я, материального
Я и рефлексивного Я и половой идентичности диагностируются у мигрантов из группы О-1. Различий в показателях по шкале соотношения социальных ролей и индивидуальных характеристик, перспективного Я и деятельного Я нами не установлено. Мигранты из группы О-2, по сравнению с мигрантами из группы О-1, обладают более высокими показателями по шкале соотношения социальных ролей и индивидуальных характеристик, материального Я, деятельного Я, перспективного Я и рефлексивного Я, а мигранты из группы О-1, в сравнении с мигрантами из группы О-2, являются носителями более высоких показателей по шкале уровня самооценки и шкале социального Я. Нами не были выявлены значимые различия в показателях по шкале дифференци-рованности и по шкале половой идентичности.
Результаты анализа показателей по шкалам в группах мигрантов В-2 и В-1 позволяет нам сделать вывод о наличии более высоких показателей по шкалам соотношения социальных ролей и индивидуальных характеристик, уровня самооценки, половой идентичности, дифференцированности, перспективного Я, деятельного Я, материального Я и рефлексивного Я у мигрантов из группы В-2. У испытуемых мигрантов из группы В-1, в сравнении с мигрантами из группы В-2, диагностируются значимо более высокие показатели по шкале социального Я. Результаты сравнения группы В-2 с группой О-2 свидетельствуют об отсутствии значимых различий ни по одной из шкал опросника: уровня самооценки, соотношения социальных ролей и индивидуальных характеристик, половой идентичности, дифференцированности, деятельного Я, социального Я, перспективного Я, материального Я и рефлексивного Я. У испытуемых мигрантов из группы О-2, в сравнении с мигрантами из группы В-1, диагностированы более высокие показатели по шкале соотношения социальных ролей и индивидуальных характеристик, половой идентичности, уровня самооценки, дифференцированности, деятельного Я, перспективного Я, материального Я и рефлексивного Я. Группа мигрантов В-1, в сравнении с группой О-2, обладает значимо более высокими показателями по шкале социального Я.
По итогом произведенного анализа нами сделаны следующие выводы. По таким идентификационным характеристикам, как рефлексивное Я, перспективное Я, деятельное Я и материальное Я, лидерами оказываются группы В-2 (не входящие в состав общины узбеки-мигранты с большим опытом пребывания) и О-2 (входящие в состав общины узбеки-мигранты с большим опытом пребывания).
В составлявшихся представителями данных групп самоописаниях имелось явное преобладание показателей занятий, рода профессиональной (трудовой) деятельности, интересов, не менее ярко выражены показатели отношения к материальным благам, показатели перспектив в разных сферах жизни, а так же показатели идентичности, личностные качества и особенности характера. Наибольшая выраженность показателей социального Я наблюдается у испытуемых мигрантов из группы О-1 (входящие в состав общины узбеки с малым опытом пребывания в России) и чуть меньше в группе мигрантов В-1 (не входящие в состав общины узбеки с небольшим опытом пребывания в России). К социальному Я может быть отнесено обозначение семейной принадлежности, прямое обозначение пола, родственных отношений, групповой принадлежности и этнической идентичности. Таким образом, главным для группы узбеков, проживающих менее пяти лет в России и участвующих в деятельности национальной общины, является осознание себя частью данной социальной (этнической) группы, и для этой категории мигрантов важны родственные отношения и их ролевая позиция в общеБиблиографический список
стве. Полученные результаты свидетельствуют о том, что национальная община, дающая мигрантам, с одной стороны, ощущение безопасности, чувство принадлежности к группе, чувство собственной значимости и группового членства, с другой стороны, может существенно ограничивать идентификацию в других областях, делая процесс социально-психологической адаптации мигрантов в новой среде более пролонгированным во времени. Установлено, что показатели уровня дифференцированности идентичности у представителей всех групп мигрантов практически тождественны, и лишь в группе «В» данный показатель незначительно ниже, что может являть свидетельством кризиса идентичности, замкнутости и тревожности испытуемых мигрантов. Для группы мигрантов, недавно проживающих на территории Российской Федерации и не участвующих в деятельности национальной общины, данные процессы вполне органичны, так как национальная община не всегда способна сгладить стрессовую ситуацию у мигрантов находящихся в иной этнической среде, и само неучастие мигрантов в деятельности национальной общинной организации связано с тем, что мигранты не верят в её помощь. Лидером по показателю уровня самооценки являются испытуемые мигранты из группы О-1, у которых диагностировано наибольшее количество случаев завышенной самооценки. Для остальных групп мигрантов результаты по данному показателю вполне сопоставимы: количество испытуемых, имеющих неадекватно завышенную, неадекватно заниженную и адекватную самооценку, приблизительно равны. Анализируя соотношение социальных ролей и индивидуальных характеристик в самоописании, можно сделать вывод, что испытуемые мигранты из групп В-2 и О-2 отличаются чуть более сбалансированным сочетанием этих показателей, тогда как у испытуемых из остальных групп в самоописании чаще присутствуют указания на социальные роли.
Стратегия поведения «^-активная адаптация» возникает после появления у мигрантов установки на пролонгированное присутствие в среде адаптации, когда происходит интенсивная трансформация социально-психологических, конфессиональных и этнокультурных характеристик групп и субъектов. Однако существуют и границы трансформации социально-психологических и этнокультурных характеристик, при этом более стабильным компонентом оказывается этническая идентичность мигрантов. В случае когда трансформация социокультурной идентичности в среде адаптации слишком интенсивна, процесс ассимиляции становится, необратимым и завершается «растворением» мигранта внутри принимающего общества. Суть стратегии поведения «^-пассивная адаптация» проявляется в отсутствии заметных изменений в процессе приспосабливания к новым условиям жизни: не изменяются образ поведения, ценностные ориентации, коммуникативные модели. В этом процессе не осваиваются глубоко ни образы, ни культурные нормы среды адаптации. Стратегия поведения «^-активный негативизм к местному населению и культуре» строится на отрицании чужой культуры при сохранении идентификации со своей культурой. Представители недоминантной группы предпочитают большую или меньшую степень изоляции от доминантной культуры. Стратегия поведения «^-пассивная дезадаптация» представляет собой, с одной стороны, потерю идентичности с собственной культурой, а с другой - отсутствие идентификации с культурой принимающего большинства. Такая ситуация возникает из-за невозможности поддерживать собственную идентичность (обычно в силу каких-то внешних причин) и отсутствия интереса к получению новой идентичности (возможно, из-за дискриминации или сегрегации со стороны культуры принимающего населения).
1. Гриценко В.В. Социально-психологическая адаптация переселенцев в России. Москва: Изд-во Институт психологии РАН, 2002.
2. Иноземцев В.Л. Иммиграция: новая проблема нового столетия. Методологические аспекты. Социологические исследования. 2003; 6 (230): 29 - 38.
3. Ионин Л.Г. Социология культуры. Москва: Логос, 1998: 17 - 18.
4. Солдатова Г.У., Шайгерова Л.А. Психологическая адаптация вынужденных мигрантов. Психологический журнал. 2002; Т. 23; 4: 66 - 81.
5. Berry J.W. Cross-Cultural Psychology: Research and Applications. J.W. Berry, Y.H. Poortinga, S.M. Breugelmans, A. Chasiotis, D.L. Sam. New York: Cambridge University Press, 2011.
6. Berry J.W. «Global psychology: implications for cross-cultural research and management», Cross Cultural Management, 2015, Vol. 22 Issue: 3, pp. 342 - 355, https://doi.org/10.1108/CCM-03-2015-0031
7. Cohen E.H. Impact of the Group of Co-migrants on Strategies of Acculturation: Towards an Expansion of the Berry Model. International Migration. Volume 49, Issue 4, 2011, P. 1-22, DOI: 10.1111/j.1468-2435.2009.00589.x
8. Georgiadou E., Morawa E., Erim Y. High Manifestations of Mental Distress in Arabic Asylum Seekers Accommodated in Collective Centers for Refugees in Germany. Int. J. Environ. Res. Public Health 2017, 14, 612. doi:10.3390/ijerph14060612
9. El-Awad U., Fathi A., Petermann F., Reinelt T. Promoting Mental Health in Unaccompanied Refugee Minors: Recommendations for Primary Support Programs. Brain Sci. 2017, 7, 146. doi:10.3390/brainsci7110146
References
1. Gricenko V.V. Social'no-psihologicheskaya adaptaciya pereselencev v Rossii. Moskva: Izd-vo Institut psihologii RAN, 2002.
2. Inozemcev V.L. Immigraciya: novaya problema novogo stoletiya. Metodologicheskie aspekty. Sociologicheskie issledovaniya. 2003; 6 (230): 29 - 38.
3. lonin L.G. Sociologiya kul'tury. Moskva: Logos, 1998: 17 - 18.
4. Soldatova G.U., Shajgerova L.A. Psihologicheskaya adaptaciya vynuzhdennyh migrantov. Psihologicheskijzhurnal. 2002; T. 23; 4: 66 - 81.
5. Berry J.W. Cross-Cultural Psychology: Research and Applications. J.W. Berry, Y.H. Poortinga, S.M. Breugelmans, A. Chasiotis, D.L. Sam. New York: Cambridge University Press, 2011.
6. Berry J.W. «Global psychology: implications for cross-cultural research and management», Cross Cultural Management, 2015, Vol. 22 Issue: 3, pp. 342 - 355, https://doi.org/10.1108/CCM-03-2015-0031
7. Cohen E.H. Impact of the Group of Co-migrants on Strategies of Acculturation: Towards an Expansion of the Berry Model. International Migration. Volume 49, Issue 4, 2011, P. 1-22, DOI: 10.1111/j.1468-2435.2009.00589.x
8. Georgiadou E., Morawa E., Erim Y. High Manifestations of Mental Distress in Arabic Asylum Seekers Accommodated in Collective Centers for Refugees in Germany. Int. J. Environ. Res. Public Health 2017, 14, 612. doi:10.3390/ijerph14060612
9. El-Awad U., Fathi A., Petermann F., Reinelt T. Promoting Mental Health in Unaccompanied Refugee Minors: Recommendations for Primary Support Programs. Brain Sci. 2017, 7, 146. doi:10.3390/brainsci7110146
Статья поступила в редакцию 04.04.18
УДК 159.9.072
Mayorova Ya.V., postgraduate, Department of Judicial Ecology with a Course of Human Ecology, RUDN (Moscow, Russia),
E-mail: kuzmina.gtmost@mail.ru
Glebov V.V., Cand. of Sciences (Biology), teaching assistant, Department of Judicial Ecology with a Course of Human Ecology,
RUDN (Moscow, Russia), E-mail: vg44@mail.ru
INTERRELATION OF SOCIAL IDENTITY AND INDIVIDUAL PSYCHOLOGICAL SPECIFICS OF NONRESIDENT STUDENTS STUDYING IN A METROPOLITAN AREA. The article studies relationship between social identity and individual psychological characteristics of nonresident students studying in a metropolitan area. The research is conducted with 311 (56 boys and 155 girls) who are nonresident students and Muscovites of the first year of studies from 18.4 to 19.6 years of age. Nonresident students are represented by the Central, Volga, North Caucasus and Siberian Federal districts of the Russian Federation. The study used the test "Who Am I?" (M. Kun and T. Mcpartland in the modification of T. V. Rumyantseva), a test questionnaire H. Eysenck EPi in the adaptation of A.G. Shmelev. The results show regional differences. Thus, students from Moscow, the Center of Russia and Siberia show a high level of reflection in comparison with the low level of students from the Volga region and the North Caucasus. Ethnic differences were also noted from the position of "representative of a social group". Correlation between social identity and individual psychological characteristics of students, as well as between "active Self' and "cooperation", between "social Self' and dependence on encouragement are revealed.
Key words: nonresident students, social identity, adaptation, personal characteristics, metropolis.
Я.В. Майорова, соискатель каф. судебной экологии с курсом экологии человека, РУДН, г. Москва,
E-mail: kuzmina.gtmost@mail.ru
В.В. Глебов, канд. биол. наук, ассистент каф. судебной экологии с курсом экологии человека, РУДН, г. Москва,
E-mail: vg44@mail.ru
ВЗАИМОСВЯЗЬ СОЦИАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ И ИНДИВИДУАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЕЙ ИНОГОРОДНИХ СТУДЕНТОВ, ОБУЧАЮЩИХСЯ В СТОЛИЧНОМ МЕГАПОЛИСЕ
В статье изучена взаимосвязь социальной идентичности и индивидуально-психологическими особенностями иногородних студентов обучающихся в столичном мегаполисе. Исследования проводилось на 311 (56 юношей и 155 девушек) иногородних студентах и студентов москвичей первого курса возраста от 18,4 до 19,6 лет Иногородние студенты были представлены Центральным, Приволжским, Северокавказским и Сибирским федеральными округами РФ. В исследовании использовался тест «Кто Я?» (М. Кун и Т. Макпартленд в модификации Т.В. Румянцевой), тест - опросник Г. Айзенка EPi в адаптации А.Г. Шмелева. Полученные результаты показали региональные различия. Так у студентов из Москвы, Центра России и Сибири выявлен высокий уровень рефлексии по сравнению с низким уровнем у студентов из Приволжья и Северного Кавказа. Также этнические различия были отмечены с позиции «представителя социальной группы». Были выявлены корреляционные связи между социальной идентичностью и индивидуально-психологическими характеристиками обучающихся, а также между «деятельное Я» и «сотрудничество», между «социальное Я» и зависимости от поощрения.
Ключевые слова: иногородние студенты, социальная идентичность, адаптация, личностные особенности, мегаполис.
Важным аспектом в адаптации человека в обществе является с одной стороны общность и привязка личности к социуму, а с другой самоидентификация себя в обществе. Этот аспект является одним из значимых элементов целостности и самоидентификации личности. При этом изменения социальной системы, смена местожительства, работы, статуса в обществе и т. д. могут мощно влиять на глубину идентификационных процессов и адаптацию личности. Таким образом, социальная идентичность человека - это характеристика динамическая, выступающая как система ключевых социальных конструктов [1]. Индивид формирует ее в ситуации пересмотра своего места в социальной среде и в процессе социального взаимодействия. Одним из таких этапов может стать период поступления в вуз и получения профессии. Несмотря на достаточное количество работ посвященных социальная идентичность, вопрос изучения социальной иден-
тичности иногородних студентов является малоизученным [2]. С этой целью нами было проведено исследование по изучению соотношения структуры социальной идентичности и особенностей личности иногородних студентов, обучающихся в столичном мегаполисе России.
Объект и методы исследования. Исследование проводилось на выборке 311 (56 юношей и 155 девушек) практически здоровых иногородних студентов и московских студентов возраста от 18,4 до 19,6 лет первого года обучения. Студенты были из РУДН и МГУ имени М.В. Ломоносова. Иногородние студенты были представлены Центральным, Приволжским, Северокавказским и Сибирским федеральными округами РФ. Нами проводилось тестирование. В частности использовался тест 20-ти утверждений «Кто Я?» М. Куна и Т. Макпартленда (модификация Т.В. Румянцевой) [3], тест-опросник Г. Айзенка EPi в адаптации
